Текст книги "Книга шипов и огня"

Автор книги: Рэй Карсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Я бормочу непонятные слова вежливости, пока он удаляется, потом наблюдаю, как он уходит, переступая длинными ногами. Дверь в комнату Алехандро закрывается, и замок щелкает прежде, чем до меня доходит смысл его слов.

Помолвка.

Он не собирается сообщать жителям Джойи Д'Арена, что мы уже женаты.

Сегодня я трижды проявляла силу воли – на заседании Совета, с Розарио и с Косме. Но с Алехандро я превращаюсь в беспомощное желе. Он хороший человек, я не сомневаюсь. И ослепительно красивый. Но мне не нравится, в кого я превращаюсь рядом с ним.

Мне надоело, что со мной обращаются как с ребенком. Я устала от секретов. Все произошедшее вызывает у меня отвращение. Злость закипает во мне, и я чувствую себя смелой. Достаточно смелой, чтобы крикнуть: «Химена!»

С растрепанными волосами она бежит через атриум.

– Что случилось? Ты в порядке?

– Химена, почему я в опасности? Почему здесь мне находиться безопаснее, чем в Оровалле?

С поникшими плечами она прислоняется к арке. Я вижу борьбу на ее лице – морщины бороздят лоб, губы сжаты в ниточку. Ее верования, воспитанные Виа-Реформа, мешают ей обсуждать со мной Божественный камень. Но она этого хочет. Я знаю.

Я мягко говорю:

– Разве ты не думаешь, что для моей безопасности лучше, чтобы я знала, с чем мне предстоит столкнуться?

На ее лице возникает выражение покорности, она вздыхает.

– Имели место некоторые… инциденты. Совсем недавно твоего дегустатора отравили.

– Дегустатора? Когда?

– За несколько месяцев до того, как ты вышла замуж за короля.

– У меня был дегустатор?

Она ничего не отвечает.

Мое сердце дико стучит. Кто-то пытался убить меня.

– Потому что я принцесса? Или потому что я Носитель?

– Ничего нельзя достичь, убив вторую принцессу. Только если кто-то хотел оставить путь к власти открытым. Но на твою сестру никто не покушался.

– У меня был дегустатор.

Какая-то женщина ежедневно рисковала своей жизнью ради меня. Умерла за меня. А я ее не знала.

– Тогда неудивительно, что вы с Аньяхи так переполошились, когда я сбежала в кухню.

– Да. Наверное, ты обратила внимание, что она всегда сама приносила и сервировала тебе еду? Потому что она должна была пробовать ее во время этих ночных набегов.

Внезапная тяжесть наваливается на грудь. Химена подбегает к кровати и обнимает меня.

– Мне так жаль, солнышко. Мы старались оградить тебя от этого, чтобы у тебя было совершенно нормальное детство. Здесь ты в безопасности, потому что лишь немногие следуют пути Господа, а большинство никогда не узнает имя Носителя.

– Но почему? Почему кто-то хочет убить меня из-за того, что я ношу Божественный камень?

Она гладит меня по плечам.

– Ох, есть множество причин. Потому что ты политический символ, даже для тех, кто не верит в силу Господа. Потому что религиозный фанатизм заставляет некоторых людей делать странные вещи.

Кому знать, как не ей.

– И будем откровенными до конца, твой камень, вырезанный из тела, стоил бы баснословных денег на черном рынке.

У меня перехватывает дыхание от ее прямоты, от простой мысли о том, что мой Божественный камень может быть обычным предметом торговли.

– Ох, солнышко, я не хотела тебя пугать, но теперь ты видишь, почему тебе следует быть осторожной? Пожалуйста, скажи мне, что ты все поняла.

– Я поняла. – Мне приходится выдавливать из себя слова.

Проходит много времени, прежде чем я задуваю свечи и закрываю глаза.

Не знаю, что меня будит. По моей просьбе Химена оставила дверь на балкон открытой, и легкий ветерок колышет занавеси. Но этот шелест очень тих и никогда прежде не мешал мне спать. Очень темно, потому что луны нет. Я смутно вижу очертания моего туалетного столика и столбиков для балдахина, подсвеченных медным сиянием, проникающим с балкона из города, который никогда не спит.

Я чувствую стойкий сладкий запах корицы. Он достаточно силен, чтобы мой нос зачесался. В темноте я ощущаю присутствие человека и думаю, что это Химена, пока мой рот не затыкает кусок ткани. Я пытаюсь повернуть голову набок, но ткань тяжелая и закрывает все мое лицо. Вот от чего предостерегала меня Химена, чего все боялись. Я должна закричать, чтобы предупредить мою няню.

– МНННГГГ! – Это все, что мне удается произнести. На эту попытку я трачу весь воздух, что был в легких, и сердцебиение заполняет образовавшуюся пустоту. В уголках глаз выступают слезы, голова начинает кружиться от необходимости сделать вдох. Я всасываю воздух через ткань, несмотря на придерживающую ее руку. Я ощущаю момент триумфа: попытка удушения не увенчалась успехом. Может, если я столкну столбики или перевернусь… но запах корицы уже щекочет мне глотку. Голова кружится; я проваливаюсь глубже и глубже в матрас. Что-то накрывает меня, темнее, чем просто ночная тьма, и жарче, чем пустынное лето. Медное сияние исчезает с моего балкона.

Меня мягко качает из стороны в сторону. Руки прижаты к телу, как будто меня спеленали. А может, я в гробу. Мои веки трепещут, но они крепко слиплись. Я не могу заставить их открыться. Через миг я уже и не пытаюсь, потому что понимаю, что свет ударил бы по глазам слишком больно. Я всегда воображала, что загробный мир – это яркое место, но без пустынной жары. И без привкуса скисшего мяса во рту.

Я слышу разговор. Спокойный, неспешный, мирской. Что-то насчет привала, провианта, какая-то шутка про верблюда, которую я не понимаю, но все смеются. Один из голосов – женский, и очень знакомый. Я не могу вспомнить его, но смутное узнавание заставляет меня крепко сжать челюсти.

– Принцесса скоро проснется, – говорит кто-то.

– Мы уже слишком далеко, чтобы переживать об этом, – отвечает знакомый голос.

Я пытаюсь вывернуться, крикнуть или пнуть что-нибудь, но тело мне не повинуется. Горячее отчаяние сжимает легкие. «Вы не можете забрать меня, – всхлипываю я где-то в глубине своего неподатливого тела. – Не можете! Алехандро собирается жениться на мне!»

Кто-то бормочет что-то насчет оазиса, и голоса снова взрываются смехом. В нем есть головокружительная нотка, нотка триумфа.

Часть 2

Глава 13

Я не знаю, сколько времени прошло. Я в странном состоянии, полном жара и мерцания, и не могу сказать, сплю я или бодрствую. Возможно, я плыву по реке, разделяющей сон и явь.

Тьма окутывает меня, словно занавес, прикасаясь благословенной прохладой к моим векам. Вдруг мягкое покачивание прекращается. Я слышу бормотание. Постепенно оно выкристаллизовывается в голоса: женский и два мужских.

– Уже скоро надо будет ее кормить. Я не знаю, когда она ела последний раз. Да, ты прав, сначала вода.

Мой желудок болезненно пуст, но мысль о еде оказывается тошнотворной, и слизь наполняет мое горло.

Рука гладит меня по щеке, большая и теплая. Нежная.

– Вы голодны, принцесса? – Голос молодого мужчины звучит очень близко. Слоги словно прячутся у него в горле, растекаясь вдруг песенным выговором людей пустыни. Я пытаюсь раскрыть глаза, но что-то мне мешает.

– Бедняжка. Дай я… – Прохладная плотная ткань соскальзывает с моих глаз. Внезапно я ощущаю, что ужасно хочу пить. Я медленно раскрываю дрожащие веки.

Я вздыхаю от неожиданности – его лицо оказывается над моим очень близко, примерно на расстоянии ладони. Сначала я замечаю только его большие глаза, блестящие, коричневые, как отполированный каштан. Их обрамляют не по-мальчишески длинные волосы, темными волнами спускающиеся ниже плеч. Мягкая щетина не может скрыть юности этого приятного лица.

Это лицо моего похитителя, напоминаю я себе.

– Что вам нужно? – спрашиваю я, язык еле ворочается во рту, словно сухарь, и слова звучат приглушенно.

– Нам нужны вы, принцесса.

Он отходит, и я больше не могу его видеть, но замечаю над собой навес из странной ткани, держащейся на деревянных кольях. Ткань плотная, похожая на шерсть, но грубая и неровная, словно недоделанный пергамент.

Человек возвращается с деревянной кружкой. Взяв меня за плечо одной рукой, он с легкостью приподнимает меня. Другой рукой он подносит к моим губам чашку.

– Выпейте это. Если не станет плохо, мы принесем еды.

Вода теплая и горькая, но я с энтузиазмом ее глотаю. Чашка очень быстро пустеет, и человек кладет меня обратно.

– Теперь немного подождем. – Он усаживается, словно сторожевая собака на посту, и с интересом разглядывает меня.

– Кто вы? – На этот раз голос звучит гораздо лучше, хоть и немного испуганно. Я надеюсь, что с Хименой все в порядке и что Алехандро ищет меня.

Мой похититель скромно улыбается, и его зубы оказываются неожиданно белыми на фоне загорелого лица.

– Меня зовут Умберто. Я проводник.

Я пытаюсь повернуться на бок, чтобы лучше видеть его, но тело не слушается меня, крепко стиснутое чем-то.

– Умберто, почему я не могу двигаться?

– Это из-за сон-травы. Вы довольно много вдохнули. Скоро это пройдет, через день или два.

– День или два? И сколько времени я… то есть как давно вы меня похитили?

Улыбка исчезает с его лица, приятно заметить, как он вздрогнул.

– Достаточно давно, принцесса.

– Король найдет меня.

– Он будет искать, – говорит Умберто торжественно и меняет тему. – У вас красивые глаза. Очень.

Я закрываю свои красивые глаза, но слезы все равно проскальзывают наружу и струятся по щекам.

– О, принцесса! Простите меня. Я сказал что-то не то? Но к вам будут хорошо относиться, я клянусь!

Я открываю глаза. На его лице отчетливо читается участие, даже несмотря на то, что из-за слез все видится немного размытым.

– Что вам нужно? Зачем вы похитили меня?

– Поговорим об этом позже. – Он поеживается от неудобного вопроса. – Все все еще голодны?

– Немного.

– Отлично! – Он поднимается на ноги. – Я скоро вернусь.

Я остаюсь одна глазеть на этот странный потолок и наконец догадываюсь, что я в палатке. Мои руки прижаты к телу толстыми простынями. По запаху я понимаю, что сделаны они из козьей шерсти. Слезы высыхают на моем мерзнущем лице.

До меня доносятся приглушенные голоса, как минимум три. Мой враг, должно быть, очень умен или очень могуществен, раз такая многочисленная группа смогла прокрасться в королевские покои дворца Алехандро и улизнуть оттуда со мной.

Мой враг. Я вспоминаю слова из Гомерова «Откровения», касающиеся вражеских ворот. О царстве колдовства.

Я слышу шорох тяжелой ткани и шаркающие шаги. Умберто вновь появляется надо мной. Он подносит к моим губам плошку с мясной похлебкой темного цвета, и я с подозрением вдыхаю густой запах.

– Не отравлено. Если бы мы хотели вас отравить, мы бы дали вам вдохнуть чуть больше сон-травы.

– Попробуйте сначала вы.

Он пожимает плечами и отпивает немного. Я внимательно слежу за тем, чтобы он попробовал достаточно супа.

Когда он возвращает плошку к моему рту, я жадно отпиваю из нее. Похлебка оказывается вкусной и горячей, она сварена из незнакомого мяса дичи, приправлена чесноком и зеленым луком. Умберто дает мне прожевать и перевести дух.

– Спасибо. Что это?

– Моя сестра делает лучший суп из тушканчиков во всей Джойе.

– Тушканчиков?

– Маленький грызун, примерно такой. – Он показывает мне сжатый кулак.

– Я ем крысиный суп?

Он смеется.

– Тушканчики совсем не похожи на крыс. Для начала, они чистоплотнее. И на вид приятнее, у них маленькие лапки и мягкая шерстка.

Его слова меня не убеждают.

– Ну что, готовы продолжать?

Хотя он сказал, что со мной будут хорошо обращаться, я не могу быть уверена ни в чем и не знаю, когда смогу поесть в следующий раз. Я заставляю себя проглотить оставшееся.

Когда я доедаю суп, Умберто выпрямляется.

– Попробуйте поспать, принцесса. Мы отправимся утром.

Отправимся куда? Но он уже ушел и унес с собой фонарь, и я не успеваю задать ему вопрос, оставшись в холодной темноте.

Никогда еще я не чувствовала себя такой беспомощной, никогда еще мне не было так страшно. Закрыть глаза было облегчением. Несмотря ни на что, я погружаюсь в естественный сон.

Меня будит сильный позыв тела. Золотой свет и мягкое тепло прокрались в мою палатку, но давление внизу живота нарастает. Я потягиваю пальцы ног и пробую согнуть колени. Тяжелые и слабые, они все же повинуются. Я тихонько высвобождаю руки из пледа.

Легкий ветер колышет стены палатки, но я не слышу ни голосов, ни признаков какого-либо движения снаружи. Возможно, они не ожидают, что эффект от сон-травы так быстро кончится. Вдруг я смогу сбежать?

Я выбираюсь из козьих простыней и неуверенно встаю на ноги. Замираю на мгновение, прислушиваясь. Ничего. На цыпочках я прокрадываюсь к занавеси, закрывающей вход в палатку, и высовываю руку в светящуюся щель. Я мешкаю, вспомнив, что на мне все еще ночная рубашка и туфли. Но у меня нет времени на смущение. Мое сердце грохочет, когда я выхожу наружу.

Свет слепит мне глаза. Я отворачиваюсь, чтобы дать себе время привыкнуть. Постепенно зрение возвращается. Горячий ветер треплет волосы, выбившиеся из-под заколки Химены. Я делаю шаг, и горячий мягкий песок согревает мои ноги даже сквозь комнатные тапочки.

Еще один шаг, и я отчетливо понимаю, что выхода нет. Я обхватываю себя руками, напуганная безнадежностью. Я чувствую себя очень маленькой. Резко очерченные дюны Джойи простираются во всех направлениях и повсюду встречают мой взгляд, красноватые в тени и сияющие золотом в лучах солнца. Ветерок сдувает песок с вершин дюн, и становится ясно, насколько это место изменчиво, насколько оно непредсказуемо и опасно. Солнце светит за моей спиной, уже беспощадное. Я стою на подъеме, и моя тень растягивается длинной лентой, извиваясь на зубчатом песке.

– Куда-то собрались, ваше высочество?

Я вздрагиваю от ее насмешливого голоса. Этот голос я никак не могла узнать, пока длилась моя сонная кома, хотя он был мне знаком. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, чтобы собраться с силами.

– Здравствуй, Косме.

Она стоит, выпрямившись и скрестив руки, а ее волосы извиваются на ветру. Черные глаза и тонкие черты лица остаются все теми же, но без передника горничной она выглядит совсем иначе. А может, она изменилась потому, что ее стойкость сменилась открытой враждебностью.

– Как приятно видеть тебя, – лгу я. – Надеюсь, у тебя все хорошо.

– Как я вижу, эффект сон-травы быстро прошел.

– Что вы сделали с Хименой? Вы убили ее, когда похищали меня?

Она поворачивается на песке, и ее грубая манера держаться как будто дает трещину.

– С твоей нянькой все в порядке. Я добавила ей сон-травы в чай, так что она просто будет крепко спать.

Я испытываю всепоглощающе облегчение, но позволить себе заплакать перед Косме я не могу. Единственное оружие, каким я располагаю в данный момент, это непредсказуемость, так что я отвечаю ей с вежливым уважением.

– Спасибо. И я очень благодарна тебе за суп, которым меня кормили вчера.

– Не стоит благодарности. – Она раздраженно хмурит брови. – Ты почему-то понравилась моему брату, и он настаивает на хорошем отношении к тебе, так что его благодари.

– Умберто – твой брат?

Я не могу даже представить, что двое настолько разных людей могли произойти из одной семьи. Хотя, глядя теперь на нее, я замечаю сходство носа и бровей, вьющиеся черные волосы.

Она не удостаивает меня ответом.

– Я принесла тебе дорожный костюм. Мы должны отправляться в путь прямо сейчас. Умберто научит тебя складывать тент. С этого момента ты отвечаешь за него. И еще, – она бросает на меня полный отвращения взгляд, – я убью тебя, если увижу, что ты крадешь еду или воду, поняла?

Кровь пульсирует у меня в висках, но я холодно киваю ей в ответ и говорю:

– Тебе не о чем беспокоиться. Я не из тех, кто берет то, что им не принадлежит.

– Одевайся, – говорит она, вздрогнув, и уходит прежде, чем я успеваю спросить ее, куда мы отправляемся.

С моей стороны глупо раздражать человека, только что угрожавшего убить меня. Я должна стать гораздо умнее, чтобы выжить, с чем бы мне ни предстояло столкнуться.

Необходимость облегчиться усиливается. Я глубоко вздыхаю, чтобы успокоить бешено нарастающую панику в сердце, и тащусь через пески в поисках Умберто.

Мы быстро собираем лагерь. Помимо меня, Косме и Умберто, в группу входят три мальчика примерно моего возраста, бросающие в мою сторону виноватые взгляды каждый раз, как проходят мимо. Моя горничная – бывшая горничная – выдает мне одежду, а Умберто объясняет, как ее носить. Светлая, грубо сотканная шаль защищает голову от солнца. Тесемки царапают мне щеку, и я еле сдерживаюсь, чтобы не почесать ее. Умберто объясняет, что я могу закрывать шалью лицо, когда поднимается ветер, чтобы уберечься от песка.

Самым важным предметом является пара суровых ботинок.

– Обычными ботинками очень быстро нахватаешь песка и глины, – объясняет Умберто. Эти же с голенищем до колена, на жесткой подошве и с ремешками из верблюжьего волоса, которые несколько раз обматываются вокруг ноги. Умберто показывает мне, как подвернуть их под коленями, и затягивает шнурки.

– Сейчас сезон песчаных бурь, – говорит он. – А чем ближе к земле, тем коварнее песок. Я знаю, в них жарко, но зато твои ноги в безопасности.

Песчаные бури. Я вспоминаю, как Гектор говорил о них, когда, будучи в безопасности, мы смотрели на дюны вдалеке. Он тогда сказал, что ветер и песок могут ободрать человека до костей.

Что сделало этих людей такими отчаянными, что они рискнули пересекать пустыню в сезон бурь?

Мы оставляем груженую лошадь позади, с одним из юношей, и отправляемся пешком, а два верблюда везут наши палатки и провизию. Я засматриваюсь на человека, движущегося в противоположном направлении. Для знающих людей в пустыне есть дорога.

– С ним все будет в порядке, – говорит Умберто. – Он проводник, как и я.

– Почему мы не едем верхом? – Лошади меня всегда пугали, но ехать было бы гораздо проще, чем вязнуть ногами в песке. Умберто почти задыхается.

– Ох, принцесса. Лошадям нужно слишком много воды, чтобы идти по пустыне. Мы используем их только до определенного места, откуда можно вернуться назад. А отсюда – только верблюды. До следующего источника много дней.

Мой желудок подпрыгивает. Хотя моя надежда сбежать улетучилась уже утром, я все же лелеяла мысль о том, что Алехандро спасет меня. Сейчас он наверняка обыскивает дворец в поисках своей пропавшей жены. Может, даже послал охрану в ближайшие пески. Но чем дальше мы будем уходить, тем сложнее ему будет нас найти.

– Куда вы ведете меня?

– Далеко отсюда, принцесса. – Он поднимает руку в знак того, что дальнейшие вопросы бессмысленны. – Не утруждай себя спрашивать больше. Я не скажу тебе. Сейчас – точно.

– Просто я… видишь ли, я не спортсмен. Я буду идти столько, сколько смогу, но…

– О, это мы уже поняли. – На его лице появляется улыбка, как будто он сейчас рассмеется. – Мы доставили тебя сюда на волокушах. Или ты думала, мы тебя всю дорогу на руках несли?

Конечно, я так не думала. Даже самый сильный человек на свете не смог бы пронести меня хоть сколько-нибудь значимое расстояние.

– Я хочу сказать, ты можешь двигаться в волокушах, но попробуй идти сама какое-то время, ладно? Это нагрузка на верблюдов, им понадобится больше воды, понимаешь, и моя сестра… – его голос затихает.

Что он хотел сказать? «Моя сестра ждет повода, чтобы убить тебя»?

– Я сделаю все, что в моих силах.

– Я знаю, – кивает он.

Шагать сквозь песок пустыни оказывается самым трудным делом из всех, что я когда-либо делала. Мои лодыжки и икры горят от напряжения, дыхание становится сухим и горячим, пот пропитывает одежду. Но я двигаюсь вперед, чуть не крича от облегчения, когда наша группа преодолевает вершину дюны. Разумеется, я плетусь позади всех.

Меня весьма успокаивает, что одета я с большим вниманием к комфорту. Для моих похитителей важно, чтобы я добралась до места в целости и сохранности. Но остаться в этой пустыне одному было бы смертельно. Косме время от времени оборачивается посмотреть на меня, словно бы ожидая, что я сдалась или потеряла сознание посреди песка, и после каждого ее взгляда жизнь вскипает во мне, и я ставлю ногу впереди другой, выражая этим свой мрачный мятеж.

Пока я бреду по пескам, у меня есть масса времени подумать о причинах моего похищения. Украв меня, они украли и Божественный камень, и я в ужасе ожидаю момента, когда они поймут, насколько я бесполезна. Что они тогда сделают?

Моей единственной надеждой остается мысль о том, что Алехандро ищет меня. Что, несмотря на столь малые шансы найти меня в этом пустом месте, он привязан ко мне достаточно сильно, чтобы не прекращать попытки.

Наконец мы останавливаемся, чтобы передохнуть и выпить воды. Косме передает бурдюк по кругу. Я внимательно смотрю, сколько пьет каждый из них, чтобы выпить ровно мою порцию. Бурдюк проходит по рукам дважды, и Косме собирается повесить его обратно к мешку.

– Косме. – Умберто кивает подбородком в мою сторону. – Еще немного для принцессы.

Она пристально смотрит на него, но брат только улыбается ей в ответ:

– Она не приспособлена к такому и теряет очень много влаги. Пожалуйста.

Косме хмыкает, но бросает ему бурдюк. Он с легкостью ловит его и передает мне.

– Пей, сколько нужно, принцесса.

Я теряюсь, не зная, что делать. Один из мальчиков, мрачный и тихий, смотрит на меня. Другой – с горбинкой на носу, стройный, словно дерево, что заметно даже в пустынной одежде, – подмигивает. Я поднимаю бурдюк, как бы благодаря их, и делаю один глубокий глоток. Этого недостаточно, но я отдаю воду Умберто.

Мы снова отправляемся, и мои ноги напоминают желе. Я отстаю ото всех еще больше, чем в первый раз, но продолжаю идти, решительно стиснув зубы. Жара невыносима, мои легкие горят, и воздух искрится перед глазами. Вскоре я перестаю даже пытаться держать моих спутников в поле зрения, решив, что удобнее будет смотреть под ноги и идти по их следам.

Постепенно моя походка превращается в скольжение, а потом в бесконечное спотыкание. Я натыкаюсь прямо на верблюжий зад. Вздохнув от удивления, я смотрю по сторонам. Группа дожидалась меня. Они все смотрят на меня, но я не могу разглядеть выражения их лиц из-за утомления.

– Умберто, – раздается голос Косме, неожиданно мягкий. – Разворачивай волокуши.

Я чуть не кидаюсь обнимать ее.

Умберто суетится вокруг меня, пока я покачиваюсь, стоя на уставших ногах. Наконец он за руку подводит меня к самодельным санкам для пустыни. Я ложусь на них, закрыв лицо шалью, и мы продолжаем путь. Походка верблюда странная и резкая, но постепенно я привыкаю к необычному ритму. Я истощена, и мои глаза закрываются сами собой, но я не засыпаю, слушая обрывки разговоров и легкий смех. Становится ясно, что мои похитители больше не чувствуют опасности быть настигнутыми.