Текст книги "Книга шипов и огня"

Автор книги: Рэй Карсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 17

Потолок нашей хижины сияет яркой охрой в свете свечей. Я гляжу на него, не способная заснуть из-за идей, пульсирующих в моей голове. Дыхание Умберто ровное и ритмичное. Он, наверное, уже спит.

– Я хочу собрать людей, – пробалтываюсь я. – Всю деревню.

Умберто вздрагивает, переворачивается на бок и, зевая, спрашивает:

– Правда?

– Правда. – Я изучаю его лицо, пытаясь найти знаки одобрения или осуждения. Он очень симпатичный, вдруг понимаю я, у него красивые скулы и блестящие волосы.

Он моргает, глаза сонно слипаются, он потирает щетину на подбородке.

– По какому поводу?

– Поговорить о войне, у меня есть кое-какие идеи.

– Обратись к отцу Алентину. Он собирался провести молебен для всех нас. Дети во все глаза смотрят на него.

– Хорошая мысль.

Умберто снова зевает, затем переворачивается на спину и закрывает глаза рукой.

– Ты думаешь, они прислушаются ко мне? – спрашиваю я.

– Да, принцесса. – Он смотрит на меня снизу вверх. – Ты – Носитель, и они точно к тебе прислушаются.

Он закрывает глаза.

– Ты все еще думаешь, что кто-нибудь попробует вырезать камень из моего тела?

– Я сам могу, – бубнит он.

– Что?

– Если ты не дашь мне поспать, я вырежу его сам.

К счастью, на его лице появляется ухмылка, и я облегченно вздыхаю.

– Спокойной ночи, принцесса.

– Зови меня Элиза.

– Прости. Спокойной ночи.

Алентин соглашается созвать собрание, но просит нас подождать.

– Мы только что отправили разведчиков, вдруг есть еще выжившие, – объясняет он. – Подождем их возвращения.

Я не могу спорить, хотя меня не радует перспектива провести несколько следующих дней в состоянии постоянно растущей нервозности. При дворе ко всем обращалась только Алодия. За исключением нескольких тостов я предпочитала прятаться где-нибудь сзади. Это должно было быть чем-то другим. Почти пятьдесят сирот не должны меня напутать. Это ведь совсем не то же самое, что стоять перед Золотой знатью Оровалле, пока она изучает сморщившуюся на моей талии ткань или шепчется о том, как много я ем.

Я – Носитель, напоминаю я себе. Я представляю надежду этих людей.

Я понимаю, что не могу сидеть спокойно так долго, поэтому прошу Косме научить меня обращаться с сон-травой. Она недоверчиво щурит глаза, обдумывая мою просьбу. На мгновение я вспоминаю лорда Гектора, как за его спокойным выражением лица скрывалось кипение мыслей. Мне грустно думать о нем и Алехандро с Хименой, ищущих меня, озабоченных тем, что со мной случилось. Я бы хотела, чтобы у меня был способ послать сообщение в Бризадульче.

– Я научу тебя.

– Спасибо. – Ее ответ удивляет меня.

Она ведет меня через северный холм в небольшую долину. Сегодня очень жарко, и ветер каждым резким порывом заносит песок в рот.

– Сон-трава растет в тени, – говорит Косме, – обычно в мягкой почве, но не всегда. Ищи ее около валунов, с восточной стороны.

Она показывает на небольшой кустарник с широкими бархатистыми листьями цвета морской волны.

– Дважды год она дает маленькие желтые ягоды. Они ядовитые, но листья полезные. Я даю слабый отвар раненым, чтобы они могли поспать.

Она срывает несколько листьев мягким точным движением.

– Не вытягивай корень. Листья вырастут на следующий год.

Я повторяю ее движение и собираю несколько листьев, влажных на месте отрыва от ветки. Они слабо пахнут корицей.

– Чем ты усыпила меня? Это был не чай, и сработало быстро.

Косме кивает.

– Сон-трава содержит очень много влаги. Если возьмешь самые толстые листья, – она срывает большой лист и машет им у меня перед носом, – выдавишь из них влагу, а потом высушишь – получишь порошок, и если человек его вдохнет, то заснет на несколько дней.

– Как я.

– Как ты.

– От этого можно умереть?

– Бывало. Очень концентрированная доза может и убить. Если мы соберем ягоды, то, я думаю, я смогла бы приготовить сильный яд. А иногда люди просто странно реагируют.

– То есть была возможность того, что я умру.

Она улыбается, и я пугаюсь ее странному юмору.

– Вероятность была очень мала. Ты тогда была довольно огромной, так что потребовалось бы очень много сон-травы, чтобы убить тебя.

Я сердито смотрю на нее, хотя не имею этого в виду.

– Как ты думаешь, какой эффект был от чая, которым ты напоила Химену?

– Скорее всего, она проснулась поздно утром с тяжелой головой.

– Очень интересно.

Я оглядываю маленькую долину. Она совсем сухая, поросшая кактусами, но сон-трава жмется к мескитовым деревцам на тенистых участках.

– Ее много тут растет?

Косме поднимает лицо.

– Что именно ты планируешь… Элиза?

– Пока сложно сказать. Но нам может понадобиться много сон-травы. И, – я подняла бровь, – пронырливых людей.

Полупещера быстро заполняется. Обычно мы не зажигаем факелы, боимся быть обнаруженными, но сегодняшний вечер исключение. Пришли все до одного, даже хромые. Один из разведчиков – вряд ли старше семнадцати лет – привел пятерых выживших, изголодавшихся, но не покалеченных, поэтому в беседах людей то и дело проскакивают слова о празднике. Мы ждем, когда отец Алентин начнет службу. Пока я смотрю на собирающихся людей, мои ладони начинают потеть, и я жалею, что съела столько зайчатины за ужином. Общее количество присутствующих приближается к шестидесяти, и я стараюсь думать о чем-нибудь другом.

Сегодня я помогала готовить ужин и под бдительным присмотром даже освежевала кролика. Оказывается, кроличья кожа отделяется от плоти с пугающей легкостью. Мой неуклюжий нож сделал несколько необязательных дыр, но я уверена, что смогу повторить это, если возникнет необходимость.

Алентин встает на булыжник и держит здоровую руку на уровне плеча, пока все не затихают, внимательно глядя на него. В руке он сжимает розу. Надеюсь, у него есть еще одна где-нибудь, потому что если он собирается отправлять службу о священной боли, то шипы одной розы недолго будут оставаться острыми.

Вместе мы читаем благодарственную молитву, потом он начинает петь. Я узнаю слова, хотя мелодия немного другая, более минорная и навязчивая, чем я привыкла, но хор детских голосов напоминает своей чистотой колокола. Я быстро подхватываю и пою надежду Богу.

Мы заканчиваем гимн и выстраиваемся для таинства. В Бризадульче, когда отец Никандро вел службу, только некоторые искали боль преданности. Но здесь, в этих суровых условиях, все до единого хотят быть уколотыми розой и получить благословение.

Отец Алентин молится, прося божьего благословения для церемонии, а затем цитирует Священный текст: Разве не избрал Бог тех, кто испытает боль в жизни, чтобы унаследовать Рай? Ведь именно через страдание мы осознаем необходимость его Праведной Правой Руки. Действительно, наши духовные потребности превышают физические. Да будет благословенно имя Бога.Один за другим все получают укол шипом розы и благословение. Белен выступает помощником священника, смазывая крохотные раны мазью, перевязывая их и обнимая неожиданно заплакавших.

Когда очередь доходит до меня, отец Алентин грустно улыбается, кладет руку мне на шею и притягивает к себе.

– О чем ты просишь, дитя?

Последний раз я молила даровать мне мудрость. Должно быть, Господь услышал меня, потому что сейчас я чувствую себя гораздо мудрее. Старше. Изменившейся. Но я до сих пор не понимаю, чего Бог хочет от меня.

– Отец Алентин, – говорю я, вздохнув. – Я прошу о вере. У меня так много сомнений относительно Бога и его воли.

Его губы, влажные и теплые, прижимаются к моему лбу.

– У каждого есть сомнения, – шепчет он. – Молись, несмотря на них. Господь покажет тебе, что делать, когда настанет время.

Он легко колет мой палец, и палец слабо пульсирует. Он держит мою руку над очагом, на котором мы готовим пищу – никакого прекрасного алтаря в этом удаленном месте, – пока капелька крови не падает на шипящие угли. Он подталкивает меня к Белену, который протирает и перевязывает мой палец с благоговейной аккуратностью. Затем я сажусь около стены, закрываю глаза и глубоко дышу, чтобы успокоить бурлящий желудок.

Таинство заканчивается слишком быстро. Чья-то рука сжимает мое плечо. Я поднимаю глаза и вижу доброе лицо отца Алентина.

– Время, Элиза.

А я не могу пошевелиться.

– Если ты хочешь обратиться ко всем, тебе надо сделать это сейчас.

– А что, если они не послушают?

Он не отвечает. Я кладу пальцы на Божественный камень и делаю судорожный вдох. «Господи», – шепчу я. Но я не могу закончить молитву из-за внезапного прилива силы, поднимающейся из моего живота по позвоночнику и расходящейся по рукам, словно мягкий свет. Мои глаза раскрываются шире, челюсть отпадает, пальцы нервно дергаются.

– Элиза?

Я оглядываю собрание. Они сидят, скрестив ноги, их в основном молодые лица сияют в свете огня факелов и надежды. Они смотрят на меня в ожидании. «Я должна сделать именно это», – бормочу я удивленно. Ужас все еще здесь. Мои ноги подобны каменным колоннам, Алентин помогает мне подняться. Но в животе со страхом смешивается и сознание правоты. Отец Алентин ведет меня к булыжнику. Я не поднимаюсь на него, зная, что не смогу удержать равновесие.

Алентин садится передо мной, и я оказываюсь единственной, кто стоит.

– Что же, привет, – говорю я выразительно.

Несколько приветствий и кивков.

– Меня зовут Лючера-Элиза де Рикеза, принцесса Оровалле. И я… м-м-м… Носитель Божественного камня.

Кто-то поднимает брови и удивленно охает – видимо, из новоприбывших.

– Я гостила некоторое время у короля Алехандро де Вега, в его столице Бризадульче.

Вдруг я понимаю, что провела в пустыне больше времени, чем с королем.

– Там я присутствовала на Совете Пяти, созванном по поводу войны. Я знаю, что нас ждет впереди, и знаю, каков план короля, и могу вам сказать, что этого будет недостаточно. Алехандро не собирается присылать помощь. Мы должны защищать эти земли самостоятельно.

Я не решаюсь просвещать их, какую роль сыграла в этом решении, но мое лицо горит, потому что я знаю правду.

– Ты уверена? – спрашивает кто-то.

Я поворачиваю голову в сторону, откуда донесся голос.

– Я уверена. Впрочем, он может послать небольшой отряд для помощи в эвакуации.

Помещение взрывается паникой. Желчь заполняет мое горло, я вижу боль на их лицах, они чувствуют себя преданными. Но мне надо, чтобы они разозлились. Я складываю руки за спиной и жду, когда они успокоятся и снова станет тихо.

– Мы не можем искать помощи у короля, – говорю я, когда они вновь слушают меня. – И мы не можем рассчитывать на защиту со стороны князя Тревиньо. Как я понимаю, две огромные армии готовятся выступить на Джойю Д'Арена. Король Алехандро, возможно, сможет отразить нападение одной армии, но вряд ли двух. И я не знаю никакой защиты от огня анимага. – Я качаю головой. – Их много, нас мало. Мы измождены и изранены. Они взрослые мужчины и женщины, а мы, в основном, дети. Нам неоткуда ждать помощи. Короче, мы не можем воевать с Инвьернами и выжить.

Я репетировала эти слова несколько дней, но боюсь, что они звучат слишком рано.

– Тогда мы погибнем благородной смертью! – восклицает кто-то. Следует рокот одобрения, хотя некоторые смотрят на пол пещеры в молчании.

– Благородная смерть – это миф, – заявляю я. – Его изобрели пострадавшие от войны, чтобы как-то объяснить ужасное. Если мы умрем, то только так, чтобы дать кому-то жить. Единственная благородная смерть – та, что дает возможность продолжаться жизни.

– Ты предлагаешь отступать? – Это мягкий голос Умберто. Даже в свете огня я могу разглядеть разочарование на его лице.

– Не совсем. – Я улыбаюсь ему, его присутствие меня успокаивает. Мой личный охранник, как лорд Гектор при Алехандро. Умберто не может справиться с собой, он улыбается мне в ответ.

Люди волнуются. Я должна изложить им свои мысли прежде, чем они утратят доверие ко мне.

– Последние несколько дней я много и долго думала о том, как мы можем нанести поражение Инвьернам. Но, разумеется, поразить их здесь, в Стране Холмов, невозможно. Мы не можем победить Инвьернов, значит, нам не надо пытаться это сделать. Но это не значит… – Я поднимаю руку, чтобы остановить ворчание несогласных. – Это не значит, что мы не будем сражаться. Я верю, что мы можем и что мы должны это делать.

Мои слова правильные и правдивые, и я шагаю туда-сюда, потому что мои руки и ноги полны энергии.

– Но мы не должны участвовать в битве! Наша цель – обеспокоить их. Изнурить. Запугать. Мы станем духом смерти, приходящим к ним по ночам, мы будем гадюками, спрятавшимися на их пути. Мы будем Мальфицио, проклятием их жизни. Да, в конечном итоге они преодолеют огромный путь через наши холмы и достигнут Алехандро и прибрежных владений. Но к тому моменту, как они это сделают, они будут измотаны тройным надзором, истощены из-за прекращения поставок, они будут бояться за свои жизни, потому что не будут знать, когда Мальфицио ударит вновь.

Я хулигански и искренно улыбаюсь, говоря:

– Если мы будем умны и осторожны, я думаю, мы сможем дать королю большое преимущество. Я думаю, мы можем помочь ему в этой войне. Но не может быть героев, не может быть благородства в бессмысленных смертях. Наша задача – ужалить их и жить, чтобы ужалить вновь.

Они кивают друг другу, шепча слова одобрения. Я почти убедила их.

– Но нас только пятьдесят! – кричит юноша. Это Хакиан, безмолвный компаньон нашего пустынного путешествия. – И многие из нас ранены. Кто-то даже хромой. А многие – слишком малы, чтобы держать оружие.

– Да, и те, кто не может сражаться, получат еще более важные задания.

На этих словах несколько голов вскидываются, глаза широко раскрываются. Я внезапно понимаю, что самые маленькие, страдавшие больше других, могут стать моими самыми преданными последователями. Мне надо лишь убедить их, что они нужны.

– Я уверена, многие из вас могут быть искусными сплетниками. Вам надо будет распространять в деревнях слухи о Мальфицио, духе мести, поднимающемся против Инвьернов. Вы должны поощрять слухи, хотя у вас не будет непосредственного знания. Но слухи эти должны добраться до противника очень быстро. Тогда вы и вернетесь. Другие будут собирать сон-траву. Столько, сколько мы сможем найти. Третьи будут готовить оружие, сравнимое с оружием врага. Впереди так много работы, что каждая рука, каждый рот, каждый ум будет необходим.

Я осматриваю толпу, оценивая реакцию. Большинство сидит прямо, внимательно слушая. Другие сузили глаза, размышляя над моими словами. Даже Хакиан кивает в каком-то недовольном согласии.

– Раз там две армии, – подает голос Белен со своего места позади Косме, – они должны как-то переговариваться. Если мы сможем понять, как разорвать связь между ними…

– Да! – Я почти подпрыгиваю от восторга. Я не думала об этом еще. – Белен, это как раз тот ход мыслей, который нам необходим.

– Ты говорила что-то насчет гадюк? – Тихий женский голос. Это Мара, молодая женщина с поврежденным ухом, благодарившая меня за приезд несколько дней назад. – Я понимаю, что ты не имела в виду настоящих змей, но у моего кузена в деревне Альтавилла есть несколько.

– Это очень хорошо, – отвечаю я, кивая и думая о возможностях.

И вдруг идеи посыпались на меня со всех сторон. Многие из них смешные, но многие и нет. Я поощряю их все. Так продолжается довольно долго, пока кто-то не кричит:

– Почему мы должны помогать королю в этой войне? Он ни разу не помог нам!

Я качаю головой:

– Мы не помогаем королю, мы используем его, чтобы вести свою войну.

– Но это владения короля. – Это снова Хакиан. – Скажем, война окончена. Джойя Д'Арена победила. И мы возвращаемся обратно к налогам, которые платим человеку, которому плевать на нас. Если мы поможем ему, мы должны быть как-то вознаграждены.

И вот теперь мы подходим к сути дела. Я не могу сдержать улыбку, расползающуюся по лицу.

– Вы хотите быть свободными от Джойи Д'Арена? Править сами своей землей?

Это радикальная мысль. Предательская. Я вижу потрясенные лица, и на них написан интерес.

– Потому что если вы хотите этого, то, я думаю, мы вполне можем этого добиться. Мы можем уговорить короля отдать эти земли нам. Никаких восстаний, никакой крамолы. Если вы помогаете ему в этой войне, вы можете быть свободным народом.

Все замолкают. Это до нелепости смелое заявление. Но я должна еще разыграть свою последнюю карту.

– Как? – Это Косме. Она выходит из тени, и ее глаза полны слез. – Как ты собираешься это сделать?

Я глубоко вдыхаю. Я собираюсь предать доверие, предать Алехандро, но правота все еще искрится в моей груди.

– Вообще-то я не гость Алехандро. Я его тайная супруга. И он все еще не сделал мне свадебного подарка.

Я слышу пораженные вздохи. У Косме челюсть падает вниз. Краем глаза я замечаю какое-то движение, поворачиваю голову и вижу спину Умберто, спешащего уйти в темноту.

– Его супруга, – шепчет Косме. – Но он не знает, что с тобой сталось! А что, если он женился на ком-то еще?

На краткий миг я задаю себе этот вопрос: что, если он женился на ком-то еще?

И отбрасываю эту мысль.

– Мой отец согласился предоставить солдат в качестве условия брачного контракта. Армия Джойи не оправилась после последней войны. Алехандро хочет пополнить строй, и он не разорвет договор. Он будет ждать.

– Твой отец откажет в предоставлении войск, если узнает, что ты пропала? – спрашивает отец Алентин.

– Вполне возможно, – признаю я. – И если он так поступил, то наш план разваливается. Может, нам послать Алехандро весточку? – Я стараюсь, чтобы мои слова не звучали нетерпеливо. – Сказать ему, что со мной все в порядке.

Хакиан мотает головой:

– Нас всех повесят!

– Тогда не ему. Я напишу своей служанке, не говоря ей, кто вы и где мы находимся. Просто записка, свидетельствующая о том, что я жива. Химена скажет моему супругу лишь то, что ему нужно знать, и она может поручиться за мою безопасность перед папенькой, если необходимо. Химена служит нашей семье очень долго, и ее слово в глазах моего отца обладает даже большим весом, чем слово Алехандро.

С неохотой все соглашаются. Утром я напишу записку, и кто-нибудь отнесет ее на голубиную почту в Басахуан. Хотя доставка письма в Бризадульче может занять несколько недель, я ощущаю облегчение. Надеюсь, Химена напишет в ответ.

Я задумываюсь, не должна ли я скучать по своему супругу сильнее. В последние дни я много думала о нем, но только в контексте планов этой войны. По обществу Химены я скучаю гораздо больше, чем по супругу.

– Только скажи нам, что ты можешь сделать так, как ты обещаешь, – говорит Косме. – Что после окончания войны ты уговоришь своего мужа отдать нам эти земли.

Одеяло тишины укрывает аудиторию. Они смотрят на меня с надеждой на будущее.

– Я сделаю это, – отвечаю я убежденно.

Они взрываются возбужденным гомоном. Мы ютимся в полупещере до поздней ночи, строим планы. Теперь они вместе со мной, умами и сердцами. Я до сих пор не знаю назначения Божественного камня, помещенного в меня. Я не знаю, как бороться с анимагами. Но я дала им надежду. Что-то, за что можно сражаться. Пока этого достаточно.

Когда я, измотанная, добираюсь до хижины, Умберто там нет. Очень странно закрывать глаза, не пожелав ему спокойной ночи. Я долго не сплю, изучая пустоту около моего порога.

Глава 18

Утром на последнем в деревне куске пергамента я пишу записку Химене, используя классический язык. Я подписываюсь Tuciela – «твое небо». И отдаю записку мальчику, назначенному курьером.

Отец Алентин и я проводим остаток утра на самых крутых уровнях деревни, расспрашивая каждого жителя. Я записываю их имена на грубой овечьей шкуре. Мои запястья болят, меня удручает, что приходится прикладывать столько усилий, чтобы четко написать букву. Мы опрашиваем всех тщательно, и я записываю, откуда каждый из них родом и какие навыки у них есть. Даже самые маленькие удивительно самостоятельны и способны готовить пищу, шить одежду, пасти овец и даже вырезать из дерева.

Они смотрят на меня широко раскрытыми глазами, полными обожания и нервозности. Алентин очень мне помогает, он способен задать такие вопросы, какие мне бы и в голову не пришли, и с каждым, даже с малышами, находит общий язык, потому что держится легко и с участием. Вскоре в моих руках уже список из пятидесяти шести имен, и я поговорила с каждым, за исключением Умберто. Косме говорит мне, что он устал от диеты из баранины и отправился ранним утром на охоту.

Позже, днем, Косме и Белен приходят в мою хижину. Мы сидим на полу, обсуждаем список и обедаем ножкой ягненка, фаршированной белой фасолью и грибами.

– Только пятнадцать могут держать лук и стрелы, – замечает Белен.

– Как быстро мы можем натренировать остальных? – спрашиваю я.

– Довольно быстро, но проблема не в этом. У нас недостаточно оружия.

– Мы можем достать?

– Мы можем сделать, – он пожимает плечами, – но это займет время. В нашей долине недостаточно древесины.

– Девять умеют пользоваться пращой и рогаткой, – говорит Косме. – Чтобы сделать больше пращей, нам нужна только кожа. И камни. Мальчики любят швырять камни.

– Да! – Белен поднимает кулак в победном жесте. – Мы спасем мир от Инвьернов при помощи пращей!

– Любой, кто может убить зайца с двадцати шагов, способен убить Инвьерна с десяти, – отвечает Косме.

– Хорошо. – Я делаю глубокий вдох. Все это звучит забавно и глупо, словно мы дети, играющие в войну. Впрочем, так оно и есть. – В таком случае каждый должен учиться кидать камни пращой, пока мы придумываем, как нам сделать больше луков.

Согласно нашему списку, среди нас имеется кузнец, но нет металла. Есть швеи, но мы не знаем, как одевается противник. Есть акушерка, которая помогала Косме зашивать раненых, и охотники, чьи искусные силки и капканы извивались глубоко в предгорьях еще до прихода Инвьернов. Мара – повар, довольно известный. Все остальные просто дети, обладающие полезными общими знаниями, но мало кто из них владеет какими-то конкретными навыками. Так много людей, так много возможностей. Я просто не знаю, что с ними делать.

Головная боль ударяет позади моих глазниц. Я берусь за переносицу и бормочу, что мне нужно больше информации.

– О людях? – спрашивает Косме. – Тебе надо только спросить!

– Нет. Об Инвьернах. Об их армии. Как близко кто-нибудь может к ним подобраться, не будучи замеченным?

Косме засмеялась.

– Если этот кто-нибудь – я, или Белен, или даже мой брат, то очень близко.

– Достаточно близко, чтобы наблюдать за ними несколько дней?

Косме и Белен обмениваются взглядами. Это спокойный взгляд людей, знающих друг друга очень давно.

– Мы могли бы. Здесь есть пещера неподалеку. Очень высоко. Это был… – Белен опускает глаза на миг. – Наш любимый тайник, когда мы были маленькие.

Если это правда, то это может быть как раз то, что нам нужно.

– Мне понадобится карта их расположения, – говорю я. – Мы должны знать, где они едят и где спят, как организовано это место. Живут ли анимаги со всеми или отдельно? Что они носят? Как через горы приходит подкрепление? Как…

– Элиза, – Косме прерывает меня. – Мы все это узнаем. Завтра впятером мы отправляемся.

– Впятером?

Она кивает:

– Ты, я, Белен, Хакиан и Умберто. Мы успешно пересекли пустыню во время сезона бурь. Я уверена, ты не станешь разбивать такую божественно благословенную группу!

И отвели его, как свинью на убой, в царство колдовства.Я слабо улыбаюсь.

– Я думала, моя функция будет, скорее, организационной.

– Поешь хорошенько, принцесса, – отвечает Косме, фыркнув. – Завтрашнее путешествие заставит тебя вспомнить о тушканчиковом супе.

Она встает и потягивается.

Белен хватает меня за руку.

– Элиза, у тебя мощный ум. Если кто и должен осматривать эту армию, так это ты. – Его улыбка не может отвлечь от серьезных глаз. – Только постарайся не задерживать нас.

Они уходят, чтобы подготовиться к походу. Я сижу неподвижно, мой желудок где-то на уровне горла, а руки покрываются липким потом. Они правы, конечно, я сама должна посмотреть на лагерь. Меня немного успокаивает, что Служение можно выполнить и не зная об этом. И я знаю, что это необходимо. Воля Бога. Потому что, может быть, я как раз тот человек, о котором говорится в пророчестве – который должен войти во вражеские врата.

Но я хочу жить. Я хочу снова увидеть Химену. И Алехандро. Я хочу, чтобы у меня было время разобраться, что я чувствую к своему супругу.

У каждого будет чем заняться в наше отсутствие. Одни отправятся в княжеские владения распространять слухи о Мальфицио. Другим поручено заняться нашим арсеналом и обучать других пользоваться пращами, луками и стрелами. Третьи будут рыть ямы около всех главных подходов к деревне – их потом накроют тентами и тонким слоем грязи. Самые маленькие будут собирать сон-траву.

Меня пугает перспектива путешествия. Жара, боль в ногах, безвкусная еда маленькими порциями. Так как мы в разведке, мы не можем брать с собой верблюдов и должны нести свой скарб сами.

Нас провожает вся деревня. Они машут руками, пока мы поднимаемся по скале. На их полных надежд лицах широкие улыбки поверх рваной одежды. Нас снова ведет Умберто, тихий и серьезный. Он выставляет плечи вперед, как будто пробивает наш путь сквозь воздух. Почти два дня он не разговаривал со мной.

В мои плечи врезаются лямки рюкзака, в котором лежит спальник, сухая еда, бурдюк с водой, чернила и шкура – чтобы нарисовать с их помощью карту.

Умберто задает энергичный темп. Как и прежде, я прикладываю усилия, чтобы не отставать. Я уже не та толстая принцесса, похищенная из постели в Бризадульче, но по сравнению с моими проворными компаньонами я ужасно медленная и неуклюжая. Дорога через пустыню была стремительная, но равномерная и прямая. Здесь, в холмах, мои лодыжки болят из-за необходимости маневрировать между валунами и кустарниками, из-за подъема, нужного только для того, чтобы спуститься с другой стороны. Я, конечно, произвожу больше шума, чем вся группа, так что не знаю, как мне удастся подкрасться к Инвьернам незамеченной.

Ко времени обеденного привала моя одежда липнет к груди, а кожа под лямками горит, как от ожога. Я бросаю свою ношу на землю и сажусь на валун рядом с Умберто. Он продолжает смотреть прямо перед собой, пережевывая сухарь.

– Умберто?

– Хм-м? – отвечает он.

– Почему ты злишься на меня? – спрашиваю я, понизив голос.

– Я не злюсь. – Он бросает на меня быстрый взгляд.

– Но ты меня игнорируешь.

– Да.

Я раздраженно вздыхаю.

– У меня никогда раньше не было друзей. Только учителя, няньки, служанки, ну и сестра. Так что я не очень хорошо умею дружить. Я не знаю, чем я тебя расстроила, и не знаю, как это исправить.

– Его Величество тебе не друг? – Его голос пронзительный и дрожащий.

Друг ли мне Алехандро? Я качаю головой.

– Право, я не знаю. Он говорил, что хотел бы им стать, но теперь я думаю, что это были ничего не значащие слова, просто чтобы меня успокоить. Мы никогда не проводили вместе время. У него был личный охранник, лорд Гектор, я думаю, мы дружили с ним в то время.

– Ты не говорила мне, что ты замужем.

– Знаешь, у меня нет такой привычки: раскрывать государственные тайны похитителям, – резко отвечаю я. – Конечно, я ничего не сказала. И видишь? Ты разозлился.

– Нет. Я просто чувствую себя дураком.

Я смотрю на его профиль.

– Почему? Я не думаю, что ты дурак.

Наконец он смотрит на меня.

– Просто я думал, что, может, потом… когда все это кончится… после всего ты и я… ну, это глупо, потому что ты – принцесса, а я – проводник. Видишь? Я глупец.

Он спрыгивает с нашего валуна и ссыпает остатки сухарей в сумку на поясе.

Я слишком потрясена, чтобы последовать за ним. Жар поднимается по моим рукам и обнимает мою шею. Дураком из нас двоих оказалась я, неспособная понять его желание защитить меня, его болтовню, его взгляд, всегда задерживающийся на моем лице. Первая связная мысль в моей голове: «Хотела бы я, чтобы Алехандро испытывал такие чувства ко мне». Но следом идет другая: «Я рада, что это Умберто», и я хочу сохранить в памяти его образ свежим и уникальным, отдельно от Алехандро.

До конца дня я не замечаю боли в плечах. Я скольжу в изумлении, пораженная тем, что кто-то беспокоится обо мне таким образом. Вечером, когда мы разбиваем лагерь на выступе, Умберто снова меня игнорирует. Но я подбираюсь к нему близко-близко, когда он разводит огонь, и шепчу ему:

– Я по-прежнему не думаю, что ты дурак.

Температура снижается, и запах земли меняется. Цитрусовый и влажный, он покалывает мне нос. Кактусы и перекати-поле постепенно сменяются на пинии и можжевельник. Время от времени мы пересекаем неглубокие ручьи, и Умберто пополняет наши запасы пищи радужной форелью. Через несколько дней опасность быть замеченными возрастает, так что мы оставляем хребты и переходим в ущелья и долины. Еженощно я изможденно заползаю в свой спальник, но это измождение не такое, как было в пустыне. На этот раз болят даже кости.

Мои товарищи периодически тревожно посматривают на меня. Даже упряжка лошадей не смогла бы сломать столько веток и выбить из земли столько камней, сколько я. Чем тише я стараюсь быть, тем более неуклюжей я становлюсь. Белен отстает от других, чтобы объяснить мне, как и куда лучше ставить ногу, но очень скоро бросает это дело, взрываясь нетерпением. Я никогда не была грациозной, и мои ступни топают, куда бы я их не ставила. Однако здесь этого недостаточно даже для того, чтобы избежать растяжения лодыжки.

Я почти плачу, когда Белен раздраженно кричит Умберто, чтобы он помог мне. Тот кивает впереди. Косме и Хакиан в привычном молчании наблюдают, как юноши меняются местами.

Умберто гораздо терпеливее Белена. Он показывает мне, как надо ставить ноги, объясняет, как напрягать бедра и икры, чтобы поддерживать каждый шаг. Он старается не касаться меня, хотя я бы этого хотела.

Это похоже на урок танцев – в чем я никогда не преуспевала – все основано на точности и скрытой энергии. К концу дня мои мышцы гудят, и я практически ничего не чувствую. Но я наступила на гораздо меньше веток, чем раньше, и этот успех радует меня не меньше, чем время, проведенное с Умберто.

Этим вечером мы разводим небольшой огонь без дыма, чтобы разогреть суп, и тушим его, как только садится солнце. Мои компаньоны еще более молчаливы, чем обычно. Любой звук, любая тень приводят их в состояние боевой готовности. Они устанавливают ночное дежурство. Я предлагаю заступить на пост, но Косме говорит, что мне надо выспаться.

– Ты и без этого нас достаточно замедляешь, – говорит она.

Конечно, она права. Мне нужен особый уход, но я надеюсь, что смогу доказать свою небесполезность, если только нам удастся проследить за армией Инвьернов.

Следующим утром мы собираем лагерь быстро и молча. Умберто ведет нас с обычной безошибочной уверенностью, хотя я не вижу и признаков тропинки. Мы идем по оврагу, устланному гравием, по краям его синеет чахлый можжевельник и сухая гречиха. Солнце стоит высоко и печет нещадно. Я заматываю шаль вокруг головы, когда Божественный камень вдруг становится ледяным. Я вздыхаю в морозном шоке. Такой холодный. Такой пронизывающий.