Текст книги "Вариация (ЛП)"

Автор книги: Ребекка Яррос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Она встала и поцеловала меня в губы. Я едва удержался, чтобы не поцеловать ее в ответ со всей страстью, но тогда я размазал бы ей помаду, а Алли еще предстояло фотографироваться. И вообще, сейчас дело было не в том, чего хотелось мне.

– На этот раз они не из продуктового, – сказал я, когда она отстранилась, и протянул ей цветы.

– Какие красивые! – Алли взяла букет, поднесла к носу и понюхала. Ее улыбка засияла ярче света софитов. – Они нравятся мне не меньше тех, что ты подарил в прошлый раз. Спасибо.

– Да как же ты могла?! – рявкнула Ева.

Она с безумным взглядом выбежала в коридор. Следом за ней вышли Гэвин с Кэролайн и несколько солистов «Метрополитена», улыбающиеся до ушей.

Я выпустил Алли, и она повернулась к сестре:

– Как я могла что, Ева? Исполнить созданную для меня роль?

– Ты сделала это только ради того, чтобы затмить меня! – Лицо Евы стало таким же пунцовым, как блузка. – Ты и с Линой поступила так же! Ты станцевала вариацию Жизели до того, как ее исполнила она.

У Алли округлились глаза.

– Лина сама велела мне станцевать вариацию Жизели. Мы с ней никогда не соперничали и уж точно ни разу не крали друг у друга роли.

– Так это и есть твоя месть? Выставить меня идиоткой перед Василием? Боже, Алли, нельзя хоть раз в жизни просто уйти с дороги, чтобы и мне досталось место под солнцем? – вопила Ева, потрясая кулаками.

Эверетт прислонился к стене слева от меня и набирал что-то на своем телефоне – нет, стоп, на телефоне Алли, – с таким видом, будто ничего не происходило.

– Так вот чем ты занималась, когда тайком снимала меня, а затем выставляла на всеобщее обозрение самые уязвимые моменты? Значит, ты убрала меня с дороги, потому что нигде, кроме Нью-Йорка, тебе не найти ни одного лучика солнца? – Алли шагнула к Еве, но та отступила. – Ты выложила видео со мной и позволила всем считать меня лгуньей. Мама гордилась бы тобой.

Ева захлопнула рот. В зале заиграла музыка. На сцену вышел первый новичок.

– Хуже всего то, что я бы и так тебе помогла. – Голос Алли дрогнул, и она крепко сжала букет. – Если бы ты со мной поговорила, если бы рассказала, что чувствуешь, я бы попросила Айзека поработать с тобой, создать идеальную роль, подчеркивающую твой талант, чтобы ты сама блистала и росла. Тогда тебе не пришлось бы вечно подпитывать сплетни, и никто бы не гадал, как это ты умудрилась обойти всех остальных танцоров «Метрополитена». Я бы заботилась о тебе, как заботилась всегда, с самого твоего рождения. Я затмила тебя своим па-де-де? Это тебе еще повезло, что я не исполнила вариацию.

– Было бы любопытно посмотреть, – сказал Василий.

В сером костюме с расстегнутым воротничком он прошел мимо Гэвина с Кэролайн и, подняв бровь, посмотрел на других танцоров труппы. Затем повернулся к Алли и поцеловал ей руку.

– Как всегда, совершенно восхищен тобой, Алессандра. – Он улыбнулся, и в уголках его губ появились ямочки. – Осмелюсь сказать, что сегодня на сцене ты превзошла свою мать. Естественно, твоя роль остается за тобой.

Алли расправила плечи и присела в реверансе:

– Спасибо, Василий.

Я едва удержался от победного жеста. Она справилась – восстановилась после травмы, из-за которой большинство танцоров ушли бы со сцены, и подтвердила звание лучшей.

– Но состав уже объявлен! – возразила Ева.

Взгляд Василия стал жестче. Он посмотрел мимо нее на других членов труппы:

– Ну-ка быстро по местам.

Все разбежались, жалостливо косясь на Еву. У некоторых в руках, отметил я, были телефоны.

– Ева, я отдал тебе эту роль из-за доброго отношения к твоей матери, а ты в ответ солгала мне об Алессандре. О чем еще ты лгала?

Кровь отхлынула от лица Евы.

– Ни о чем. Я достаточно хороша для этой роли. Я могу выполнить все элементы хореографии…

– Достаточно хороша – ничто по сравнению с совершенством. Поговорим об этом после конкурса. Мне нужно подышать свежим воздухом.

Он поправил галстук и вышел за двойные стеклянные двери.

Ева вцепилась Алли в плечи.

– Алли, прошу тебя. Пожалуйста, не поступай так со мной! Скажи ему, что я должна получить эту роль. Он тебя послушает. Ты же не в «Метрополитене» выступала – мы же в Хэйвен-Коув! Все можно исправить. Просто скажи ему, что тебе эта роль не нужна…

Алли молчала. Лицо у Евы вытянулось.

– Боже мой… Она ведь тебе не нужна, правда?

Я слегка прищурился, заметив, как Алли едва заметно поджала губы. Музыка в зале стихла.

– Может, она и не выступала в «Метрополитене», зато прямо сейчас миллион четыреста тысяч подписчиков смотрят, как она надрала тебе задницу на этой сцене, – сказал Эверетт.

Он развернул телефон Алли и показал экран с видео, выложенным в «Секондз».

Глава тридцатая. Хадсон

– Нет, – прошептала Ева.

Она руками зажала рот и, распахнув глаза, уставилась на экран, где танцевали Алли и Эверетт.

– А что? – пожал плечами Эверетт. – Я отчетливо помню, как ты сама жаловалась, что Алли вообще не помогает тебе с записью контента. Даже Энн поучаствовала – отправила мне видео, как только мы закончили. А новый пароль оказалось не так уж трудно угадать: «Равноденствие» и дата твоего рождения.

Мои брови взлетели. Такого я не ожидал.

На пару неловких секунд Ева опустила глаза в пол, но, как только началось следующее выступление, убежала обратно в зал, столкнувшись по пути с Кэролайн, которая читала программку и Еву даже не заметила.

О нет… Я потянулся к Алли. Кэролайн распахнула глаза, и я приготовился к удару.

– Это что такое?! – воскликнула Кэролайн, обводя взглядом нас троих. – Скажите, что это шутка!

Гэвин театрально взмахнул руками:

– Сюрприз?

– Нет. – Она покачала головой и смяла программку в кулаке. – Нет. Ей нельзя. – Она сверкнула на меня глазами. – Иди и приведи ее. Она не будет выступать.

– Будет, – тихо сказал я.

Паника Кэролайн задела меня за живое.

– Мы подумали, ты отменишь свое дурацкое правило, если увидишь, как она хороша, – сказал Гэвин. – Непохоже было, что ты дашь ей шанс, и вот мы здесь.

– Алли, фотограф? – сказал Эверетт, кивая на дверь.

– Еще минутку, – ответила она дрожащим голосом.

Он кивнул, бросил ей телефон, и она поймала его одной рукой, балансируя букетом в другой. Кэролайн повернулась к ней.

– Выходит, все из-за тебя? – спросила она и потрясла программкой перед Алли.

– Эй! – рявкнул я и шагнул ближе, прикрывая Алли плечом. – Не из-за нее, а из-за меня.

– Вообще-то, началось все с меня, – расправил грудь Гэвин. – Джун попросила возить ее на занятия. Как по-твоему, чем мы занимались по утрам в воскресенье? Подожди, пока не увидишь, насколько она хороша, – Кэролайн, ты заплачешь. Серьезно, я знаю, что ты терпеть не можешь балет. Но разве не все равно, что́ тебе не нравится, если это нравится ей?

– Вы не понимаете. – Кэролайн затрясла головой и попятилась. В ее глазах промелькнул страх. – Никто не понимает! Думаете, мне нравится видеть ее несчастной? Думаете, мне так нравится снова и снова спорить с ней об одном и том же? – Она бросила взгляд на Алли. – Неужели ты думаешь, что я настолько никудышная мать, что лишу ее радости лишь из-за того, что с детства затаила обиду на избалованных богатых девчонок?

– А я так и думал, – вставил Гэвин. – Кроме того, что ты никудышная мать.

Я покачал головой:

– Ты не помогаешь.

– Нет, – тихо сказала Алли.

Она в тревоге нахмурила лоб. И посмотрела на Кэролайн:

– Ты прекрасная мама, Кэролайн. Но я думала, ты боишься, что она окажется недостаточно хороша, и это разобьет ей сердце. А она более чем хороша, и мы решили, что лучше тебе это показать, чем сказать.

– Да, мы все провернули без твоего ведома, – добавил я. – Прости меня. Прости нас. Мы просто хотели дать ей шанс. Кэролайн, она потрясающая.

– Да вы идиоты!

Слезы навернулись на глаза Кэролайн. Она по-прежнему мяла программку. – Я не хотела, чтобы она влюбилась в танцы, потому что, если бы ей пришлось перестать танцевать, это разбило бы ей сердце. Нам с Шоном пришлось дать два письменных обязательства, чтобы ее отдали нам. Неожиданно позвонили из агентства и сказали, что появилась прекрасная малышка и биологические родители выбрали для удочерения нас, но, если мы хотим, придется дать письменное согласие на их условия.

– Вы не рассказывали. – Внутри у меня кольнуло: как будто сердце прежде меня догадалось, что сейчас все рухнет и сгорит.

– Конечно, не рассказывали, – огрызнулась она. – Мы его подписали на условиях неразглашения.

– И что там было? – Алли напряглась и шагнула вперед. – Какие условия?

– Помимо секретности? Во-первых, ей нельзя заниматься балетом, – ответила Кэролайн, смаргивая слезы.

– Не может быть, – покачала головой Алли. – Это просто невозможно.

Она посмотрела на меня снизу вверх. Отрицание в ее глазах было как ножом по сердцу.

– Хадсон, она бы ни за что так не поступила.

Я взял ее за руку и сжал:

– Когда людям страшно, они действуют против логики. Ты не знаешь, что было у нее на уме.

– Она так не поступила бы. – Алли повернулась к Кэролайн, у той на лице нарисовался ужас, и у меня замерло сердце. – Лина не стала бы так поступать! Она любила танцевать. Она жила ради сцены, она этим дышала. Она ни за что не запретила бы это собственной…

Алли поджала губы и широко открыла глаза. Папиросная бумага в ее руках хрустнула.

– Собственной кому? – спросила Кэролайн обманчиво мягким голосом. – Кому, Алли?

Черт, как быстро все пошло наперекосяк.

– Дочери, – наконец произнесла Алли. – Лина не поступила бы так с собственной дочерью.

– О боже мой…

Кэролайн отшатнулась, пронзила обвиняющим взглядом Гэвина, а затем и меня, после чего переключилась на Алли:

– Ты ее тетя. Как же я не заметила? Она же вылитая вы. Ты ее тетя… и вы все об этом знали. – Она скрестила руки на груди, словно пытаясь защититься. – С самого ее рождения?

– Нет. Никто не знал ни о Джунипер, ни о том, что Лина отдала ее вам, – покачала головой Алли. – Мы узнали в мае. Джунипер догадалась задолго до нас. Сперва она думала, что ее мать я, но оказалось, что Лина.

– Это… – Кэролайн часто задышала. – Это и было вторым условием – чтобы она не искала свою биологическую семью и кровные родители сохранили полную анонимность. Что ты наделала? – набросилась она на Алли.

Я перехватил Кэролайн, сжал ее плечи, наклонился к ее лицу:

– Алли ни в чем не виновата. Джунипер сама ее отыскала. Сама сдала анализ ДНК. Если хочешь на кого-то злиться, выскажи все мне или Гэвину. Алли всю дорогу была на твоей стороне. Помнишь, что я сказал на озере? Правда бывает разной в зависимости от того, кто ее скажет. Дай ей шанс и посмотри с ее точки зрения, потому что она только и делала, что пыталась смотреть с твоей.

Кэролайн поникла.

– То, что она выступает для тебя на «Классике», – моя вина, – возразила Алли. – Я понимаю, тебе хотелось, чтобы удочерение осталось закрытым, и сейчас происходит твой самый страшный кошмар. Мне жаль, что мы тебе не сказали. Ты всегда ненавидела нашу семью, и мы думали, что ты запретишь нам видеться с Джун. Мы в любом случае собирались тебе рассказать, просто надеялись, что сначала сможем понравиться тебе и ты поймешь, что мы не представляем угрозы, и позволишь нам остаться в жизни Джунипер. Но все вышло из-под контроля, и мне ужасно жаль.

– Я не хотела закрытого удочерения, – поправила ее Кэролайн, музыка смолкла. – Меня всегда утешала мысль о том, что в восемнадцать лет ей по закону можно будет отыскать свои документы, и я была бы только за, если бы они были открыты, но я подписала…

– Лина умерла, – перебила ее Алли. – А законным отцом Джунипер записан Эверетт. Вы в безопасности. Никто не заставит тебя соблюдать эти условия. Никто не будет судиться за опеку или встречи и вообще не тронет вашу семью. И никого из нас не волнует, танцует она или нет. Мы просто желаем ей счастья.

– Законным отцом? – Челюсть Кэролайн отвисла, а в глазах заплескался страх. – Не биологическим?

– Его мы не знаем, – ответила Алли.

– Боже мой… – Кэролайн отступила, качая головой: – Раз биологическому отцу не сообщили о ее рождении и удочерении, он может его оспорить. А если он узнает о ней и о том, что я не выполнила наши обещания… мы в опасности. Он может в любой момент пойти в окружной суд и подать прошение о том, чтобы забрать ее из единственного дома, который она знает. Что вы наделали?

Она смерила нас всех убийственным взглядом.

Мы погрузились в ошеломленное молчание. В душе я сражался с тяжестью собственного невежества. Об этом никто из нас не подумал.

– Кэролайн, мне так жаль, – прошептала Алли. – Лина сказала Эверетту, что это была мимолетная связь. Значит, шансы на то, что отец узнает о ней, стремятся к нулю.

– Но не равны нулю, – возразила Кэролайн. – Иначе зачем было требовать, чтобы мы согласились на эти условия?

– Я думаю, чтобы защитить Лину, – сказала Алли. – Никто не ищет Джунипер. Мы бы знали, потому что искали ее отца сами.

Зазвучала другая мелодия, и я сразу ее узнал:

– На сцене Джунипер.

Кэролайн уставилась на нас всех. По щеке у нее скатилась первая слезинка.

– Если с ней что-нибудь случится, я никогда вас не прощу. Никого из вас.

Она вытерла щеку и пошла в зрительный зал.

Мы втроем молча последовали за ней и встали рядом у задней стены. Кэролайн стояла, обхватив себя руками и сжимая в руке программку.

– Мы облажались, – прошептала мне Алли.

– Да, по всем фронтам.

Джунипер танцевала, а я наблюдал за племянницей с грустной улыбкой. Теперь я знал, чего это выступление могло стоить ей – и всем нам. Но, черт возьми, она казалась такой счастливой. Счастливой, грациозной и совершенно очаровательной.

Кэролайн наблюдала с благоговением. Алли покачивала головой в такт музыке. Лицо ее тревожно кривилось, как будто на сцене была она сама. Она улыбнулась, когда Джунипер безукоризненно выполнила какой-то элемент, а когда другой не получился, улыбнулась еще шире, подбадривая ее.

– Сразу видно, что она Руссо, – прошептал Гэвин через голову Алли.

– Это точно, – прошептал я в ответ.

– Она Руссо.

Лицо Алли вытянулось, и она перевела взгляд на публику. К тому времени, как музыка закончилась, ее взгляд панически метался по залу.

– Что случилось? – спросил я Алли, когда мы зааплодировали Джунипер.

– Мир профессионального балета очень тесен, – прошептала она. – И в зале по меньшей мере двадцать скаутов. Вот Бостон. – Она посмотрела направо, затем налево. – Хьюстон. Атланта. Сан-Франциско.

Краска отхлынула от ее лица.

– Она прекрасна, – сказала Кэролайн с натянутой улыбкой, то хлопая в ладоши, то смахивая слезы. – Она такая красивая. И прекрасно танцует. – Она оглянулась на Алли. – Она же хороша? Или во мне говорит мама? Я предвзята?

– Она необыкновенная, – сказала Алли дрогнувшим голосом, но с улыбкой. – И если ты позволишь ей танцевать, тебе не придется беспокоиться о том, как оплатить обучение. Если ты позволишь, мы возьмем ее под крыло.

Улыбка Кэролайн исчезла. Алли шагнула к ней и взяла ее за руку:

– Джунипер никуда не денется, обещаю. Я все исправлю. – Она разжала пальцы и отступила.

– Алли?

Я потянулся к ее руке, но Алли ее отдернула.

– Ты не хочешь поговорить с Джунипер?

– Хочу, но сейчас гораздо важнее, чтобы она поговорила с Кэролайн. Мне пора. Кажется, я знаю, как все исправить. – Прижимая к груди цветы и телефон, она попятилась. – Позволь мне все исправить, Хадсон.

Я понятия не имел, на что соглашаюсь, но в ответ на мольбу в ее глазах только кивнул.

– Спасибо.

Она повернулась и убежала.

Глава тридцать первая. Алли

РейганХуан: Я же говорила, что Алессандра не лгунья. Наверняка новый актерский состав скоро опубликуют.

Я должна все исправить. Если из-за нас с Хадсоном Джунипер может грозить опасность или хоть малейшая неопределенность, я должна это исправить. Мне нужен был единственный человек, знавший Лину лучше меня, – Энн.

Я переоделась, упаковала костюм и поставила пионы в раковину с водой в гримерной. После чего отправилась на поиски Энн и нашла ее за кулисами у занавеса.

Она бросила на меня всего один взгляд, передала микрофон ассистенту и пошла ко мне, вежливо улыбаясь всем, кто попадался на пути.

– Что случилось?

Я потащила ее по коридору в кладовку, щелкнула выключателем и закрыла дверь.

– Чересчур таинственно, тебе не кажется? – Она окинула взглядом флаконы чистящих средств и заправила за ухо выбившийся локон.

Дверь распахнулась.

– Вот мне и показалось, я вас увидела. Что вы делаете вдвоем в кладовке? – спросила Кенна, приподняв брови. – Мам, они здесь.

Вот дерьмо.

– Просто…

Времени на раздумья не было. Я тряхнула головой и прибегла к проверенному методу Хадсона – стремительному натиску:

– Заходите.

Мы с Энн отошли в дальний угол. Элоиза с Кенной втиснулись внутрь и закрыли дверь.

– Подумать только… – Элоиза огляделась и скрестила руки на заказном брендовом платье. – Ты решила отпраздновать свою самую решительную победу здесь?

– Мы к этому еще вернемся, – заверила я. – Значит, слушайте: перед удочерением Джунипер Лина заставила Кэролайн втайне взять два обязательства, – выпалила я, чем тут же привлекла всеобщее внимание. – О том, что Джун не будет заниматься балетом и искать свою биологическую семью.

– Не может быть, – покачала головой Энн.

Элоиза моргнула и наклонила голову. Кенна последовала ее примеру. Копия матери.

– Да, – подтвердила я. – Естественно, второе условие действует до тех пор, пока Джунипер не исполнится восемнадцать, но Лина все оформила в письменном виде…

Энн запротестовала:

– Не заниматься балетом? Совсем не похоже на Лину. Все, что мы делали этим летом, было потому, что Лина ни за что не запретила бы своей дочери танцевать.

– А мне кажется, она запретила, – сказала я, понизив голос до шепота.

От дурного предчувствия по спине пробежал холодок. Если я права, все может обернуться очень плохо.

– Сама подумай. Джунипер очень похожа на нас…

– Лина не могла этого знать, – возразила Энн.

– Перестань спорить и послушай, – огрызнулась я.

– Разумно, – заметила Кенна.

Энн заморгала:

– Ладно. Пожалуйста, продолжай.

– У мамы сильные гены. А мы вчетвером были так похожи, что на это всегда обращали внимание. Если у Лины было хоть малейшее подозрение, что Джунипер окажется такой же, и ей не хотелось, чтобы о ней узнали, она должна была позаботиться о том, чтобы никто в округе не наткнулся на девочку, которая выглядит и танцует точь-в-точь как Руссо. Отсюда запрет.

Я скрестила руки на груди, надеясь, что это не прозвучало так, будто я окончательно выжила из ума.

– О, тут все стало ясно, едва она вышла на сцену. Сразу видно, что она настоящая Руссо, – вставила Элоиза. – Особенно в зале, полном зрителей, которые уже лет пятьдесят наблюдают оба поколения вашей семьи и ходят на «Классику», организованную вами же. Сегодня вечером на каждом корпоративном приеме вам будут перемывать косточки.

– Этого я и боюсь.

У меня перехватило горло.

– Допустим, я соглашусь, – кивнула Энн. – Случаи тайного усыновления удручающе распространены. И ладно, скажем, Лина ни в коем случае не хотела, чтобы ребенка обнаружили. Почему?

– Может, Лине было стыдно? – спросила Кенна.

– Лина не знала такого слова. – Я покачала головой, и внутри все сжалось. – Я думала о трех возможных причинах. Во-первых, Лина знала, что мы вмешаемся, если узнаем о Джунипер… что мы и сделали.

– Виноваты, – поморщилась Энн.

– Во-вторых, чтобы оставить удочерение тайным. Мы поняли, что Эверетт не ее отец, как только увидели свидетельство, но… Может ли биологический отец Джунипер и правда оспорить удочерение? Этого сейчас и боится Кэролайн.

Все головы повернулись к Энн.

– Хм… – Между ее бровями пролегла морщинка. – В Массачусетсе? Мне немного не хватает практики, но, насколько я знаю, здесь не регистрируют отцовство. Если отец не знал о рождении Джунипер, а затем установил отцовство, он может подать в суд. Формально поступок Лины – мошенничество. Эверетт не имел права подписывать документы как отец Джунипер.

У меня перехватило дыхание. Тогда у Кэролайн есть все основания бояться.

– Хорошо, но, если бы Лине удалось помешать Джунипер отыскать родных, об Эверетте никто бы и не узнал. Никто не подал бы в суд. А как только Джунипер исполнится восемнадцать, никто не сможет требовать опекунства.

– Обе причины вполне логичны, – согласилась Кенна. – А третья причина?

Сердце у меня упало. Я открыла рот, потом еще раз, но так и не смогла произнести это, высказать свое самое низкое предположение.

– Алли? – Энн взяла меня за руку.

Я перевела взгляд на единственного человека в этой комнатушке, который не отмахнулся бы от моей гипотезы лишь потому, что любил Лину, и мог бы со мной согласиться, потому что прекрасно понимал еще одну переменную в этом уравнении, – нашу мать.

Я посмотрела на Элоизу. Она выгнула бровь, задумчиво прищурилась, но направление этих мыслей ей, судя по всему, не понравилось.

– Говори, – велела она. – Раз уж я торчу в этом чулане, выскажись вслух, Алессандра.

Я уже не смогу забрать свои слова обратно, если их произнесу. Но если я этого не сделаю, шансы подставить под удар Джунипер возрастут. Прости, Лина.

– Я думаю, она использовала Джунипер как средство шантажа.

Эти слова, спотыкаясь друг о друга, все-таки сорвались с моих губ.

Брови Кенны взлетели на лоб.

Энн ахнула и выдернула руку из моей ладони.

– Она бы не стала.

Элоиза бросила на Энн понимающий взгляд:

– У Лины было много прекрасных качеств, но ты что, забыла, чья она дочь?

Энн побледнела и поднесла руку к животу:

– Кажется, меня сейчас стошнит.

– Мама знала, – мягко напомнила я ей. – Мама договорилась с Эвереттом. Список составляла не только Лина. Ей помогала мама. По-моему, Лина все-таки постаралась защитить Джунипер. Она отдала ее в семью, где вырастили двух сыновей, в которых мы влюбились. Она знала, что там Джун будет в безопасности. Может, она и не ладила с Кэролайн, но наверняка понимала, что Кэролайн станет заботливой матерью. И понимала, что за Джунипер будут приглядывать Гэвин и Хадсон, но, Энн… Я прямо уверена, что она использовала Джунипер в своих интересах. – Я сопоставила наиболее правдоподобные фрагменты, и сердце упало. – И по-моему, не она одна.

Энн побледнела.

– Ты знаешь, кто ее отец, да? – спросила она, посмотрев мне в глаза. – Это же Джейкоб, да? Он был с Линой в Сан-Франциско, и в совете директоров заседает его мать. Ей бы точно не хотелось ставить под угрозу его карьеру.

– Твой сертификат на практику в Массачусетсе еще действителен? – спросила я, пропустив ее вопрос мимо ушей.

Она наморщила лоб:

– Да, а что?

В моем заднем кармане завибрировал телефон.

– Мы должны сделать то, что упустила Лина, и защитить Джунипер на законных основаниях.

Я достала телефон и открыла сообщение.

РЕЙГАН:

Ты была ВЕЛИКОЛЕПНА. Ты же придешь на яхту?

– Надо, чтобы Джейкоб подписал заявление об отказе от родительских прав, – сказала Энн. – Чтобы убедить его, нам не помешала бы парочка документов о неразглашении.

– И выписка из медкарты, – прибавила Кенна.

– Хорошая идея, – кивнула Энн.

– Оставь графу с именем отца пустой, – сказала я Энн. – На всякий случай.

Она кивнула:

– Хорошо. Я получу их сегодня днем, если Элоиза не возражает взять на себя обязанности ведущей.

– Конечно. Никогда не откажусь от микрофона, – ответила с улыбкой Элоиза. – И я сделаю что угодно, лишь бы выбраться из этого чулана.

И мы друг за другом вышли в коридор со всей невозмутимостью, на какую способны четыре взрослые женщины, выходящие из хозяйственного чулана.

Энн и Кенна пошли на парковку, Элоиза – на сцену, а я напечатала ответ Рейган.

АЛЕССАНДРА:

Спасибо! Увидимся на борту.

Затем я открыла переписку с Хадсоном и отправила ему сообщение.

Алли:

Ты не против составить мне компанию сегодня вечером?

Шантаж требовалось подкрепить.

Он тут же ответил.

Хадсон:

Я бы предпочел каждый вечер.

– Алли, – позвала Элоиза.

Подняв голову, я обнаружила, что она наблюдает за мной.

– Не думаю, что ты ошибаешься, а это может быть опасно. Но думаю, тебе стоит приглядеть за сестрой.

Я кивнула, не уточняя, которую из сестер она имеет в виду.

* * *

Я нашла ее за полчаса, но дала ей еще несколько часов подуться, а затем поднялась к ней.

– Перестань реветь и вставай, – приказала я.

Ева свернулась калачиком на дне шкафа Лины.

– Как ты узнала, что я здесь? – Рукавом малиновой блузки она отерла заплаканное лицо.

– Ты всегда тут прячешься, когда что-то случается. – Я переступила порог и вошла в комнату Лины. – Как будто забываешь, что Лины больше нет и она тебя не прикроет. А теперь вставай. Тебе нужно собраться, чтобы идти на прием.

– С каких это пор тебя интересуют мероприятия труппы?

Она встала и вернула на вешалку то, что осталось из одежды Лины.

– С незапамятных времен. Я в труппе гораздо дольше, чем ты, забыла?

Я огляделась и вспомнила, почему избегала этой комнаты любой ценой. В этой комнате жило горе. Оно вонзило когти поглубже, обосновалось тут и обустроило себе дом, расположившись на фотографиях и запыленных наградах.

Я подумала о том, что она натворила – или, по крайней мере, в чем стала соучастницей, – и во рту появился кислый привкус. Я напомнила себе то, что столько раз повторял Хадсон: когда людям страшно, они действуют против логики.

А может, правда в том, что Лина, которую я вроде бы знала, была не той Линой, которую любила мама, и не той Линой, по которой горевала Энн, и не той Линой, за которой пряталась Ева. Может, для разных людей у нее были десятки личин, и она меняла маски по мере необходимости.

Может, по-настоящему знала Лину лишь она сама.

И пока я сюда не вернулась, пока Джунипер с энтузиазмом не втолкнула Хадсона обратно в мою жизнь обеими руками, я была до ужаса близка к тому, чтобы сказать то же самое о себе.

– Ты же ненавидишь труппу, – всхлипнула Ева, выходя из туалета.

– Я не… ненавижу, – тихо сказала я, рассматривая фотографии Лины. – Просто не уверена, что нравлюсь себе такой, какой становлюсь в труппе. – Я посмотрела на нее и увидела, что в руке у нее телефон. – И знаю, что мне не нравится, какая в труппе ты. Что там у тебя?

– Меня отменяют, – призналась Ева, присаживаясь на край кровати Лины, и положила телефон на колени. – Там уже не меньше пятидесяти видео, и я уверена, ты скажешь, что я это заслужила.

Я села рядом на просевший старый матрас.

– Да, это отстой. Главное – ни за что не открывай комментарии.

– Я тебя вроде как ненавижу, – прошептала она, закрыв приложение.

– Это я поняла, примерно когда ты устроила мою отмену. К счастью для нас, мне кажется, твой здравый смысл изъеден завистью, а не ненавистью.

Взгляд упал на рамку с фотографией, сделанной в тот единственный раз, когда папа тайком повел нас четырех в парк аттракционов.

– Каково это – быть избранной? – спросила Ева и снова рукавом отерла щеку.

– А каково это – быть плаксой? – парировала я. – Серьезно, Ева. Тебе двадцать пять, а не пятнадцать. Никто тебя не бросал. Никто не танцует на пуантах, пока ты с тоской смотришь из-за кулис. Я понимаю, что ты хочешь выйти из тени. Но, возможно, проблема решится, когда ты найдешь другой источник света.

– Для меня это труппа, – прошептала она. – Мамина труппа.

Я вздохнула:

– Опираясь на собственный опыт, скажу тебе так: одобрения, которого ты жаждешь, не жди ни от нее…

Она съежилась.

– Ни оттуда, – договорила я, указывая на телефон. – Мы же с тобой обе знаем: мама не способна сказать, что нами гордится. Это полная хрень, беспредельно несправедливая, и на то, чтобы с ней разобраться, уйдет несколько лет и много часов терапии.

– А сколько времени ушло у тебя? – спросила она.

– Если учесть, что я сейчас едва не сломалась, лишь бы доказать Василию, что он по-прежнему может на меня рассчитывать? Дам тебе знать, когда добьюсь успеха. – Я взглянула на ее телефон. – И я скажу тебе новый пароль, чтобы ты хотя бы удалила видео.

– Ты на меня не злишься? – нахмурилась она.

– Я ужасно на тебя зла, – пожала плечами я. – Но, к сожалению, я все равно тебя люблю. Ты моя сестра. Ты привозишь мне рогалики из Нью-Йорка и хранишь мои вещи, когда Шарлотта выбрасывает их из шкафчика, так что я дам тебе пароль и один-единственный шанс все исправить.

– Удалять видео бесполезно. Оно уже разошлось. – Плечи Евы поникли. – И ты там просто танцуешь. Ты не сделала ничего плохого. А я сделала. – Она медленно подняла на меня опухшие красные глаза. – Это ужасно.

– Да. Это больно. – Я потянулась к Еве и сжала ее руку. – Это, понимаешь ли, реальная жизнь – то, что с нами происходит. Со мной, с Энн, с твоими друзьями, у станка, на сцене. А это… – Я многозначительно посмотрела на ее телефон. – Это сверкающий зеркальный зал, и, если слишком долго смотреть на то, как тебя воспринимают другие, твое представление о себе неизбежно начнет искажаться. Удали аккаунт, ну или отключи на время. Хотя бы затем, чтобы не жить на полу в шкафу у Лины.

– Но там же столько подписчиков, – прошептала она и прикрыла от меня телефон.

– Я просто предложила. – Я встала и отпустила ее руку. Скрипнул паркет. – Но, в отличие от меня, ты не можешь спрятаться и отлежаться. Соберись на прием, пока я схожу в душ и тоже соберусь, потому что мы должны помочь племяннице. Извинения – это гораздо больше, чем просто слова, Ева. Я дам тебе один шанс исправить то, что ты испортила, или, честное слово, разорву с тобой все связи. Поняла?

Она кивнула:

– Что от меня требуется?

Я взяла нашу фотографию и вздохнула:

– К сожалению, ничего для тебя нового.