Текст книги "Ты меня бесишь (СИ)"
Автор книги: Полли Еленова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
#40. Знать своё место
Соня идёт к своему шкафчику и достаёт оттуда пакет с вещами. После того случая она решила, что сменка не помешает.
– У тебя есть что-нибудь под рубашкой? – принимается растягивать пуговицы Мака с сосредоточенным видом.
Уже отзвенел звонок, в коридоре ошиваются лишь несколько придурков.
– Н-нет, – внезапно краснеет он и отводит взгляд. – А что?
– Ну, она же мокрая… Тебе будет холодно.
Соня смазано касается его бледной кожи и задумывается.
– Батареи уже тёплые, повесь где-нибудь пока… Или нет, рядом с туалетом на третьем этаже есть каморка для уборщицы. Там раньше какая-то знакомая моей одноклассницы работала, в общем, там есть утюг, идём. У тебя же два урока ещё, будет подозрительно, если пропадешь.
Мак, слушая её, успевает снять с себя рубашку. И согласно кивает ей, собираясь идти к каморке в полуголом виде.
– Идём.
Она качает головой и всё же окидывает его оценивающим взглядом:
– Ты специально?! И почему такой худой?!
– Специально? – не понимает он, а в следующую секунду пугается, вспоминая о своих синяках.
Но сила, которая дремлет в нём, видимо постепенно просыпается, потому что руки у Мака внезапно оказываются чистыми. И он переводит дыхание.
– Худой, – зачем-то повторяет он глупым голосом.
Соня вздыхает и подводит его к каморке.
– Вот. Если кто-то зайдёт, скажи, что учитель послал прогладить, что с тебя вода на парту капает! А я пойду переодеться.
Мак кивает, но вдруг хватает её за руку.
– Сонь, а можешь здесь? Не уходи…
– Что здесь, переодеваться?
– Да. Я отвернусь или зажмурюсь, обещаю!
– Ты что боишься? Чего?
– Не знаю, просто не уходи, пожалуйста!
Она вздыхает, чувствуя, что попала в какую-то параллельную реальность с мальчиками-зайчиками.
– Ладно. Но ты отвернись.
Она распускается волосы и протряхивает их от воды, затем начинает расстёгивать пуговицы на блузке.
– Представь, если нас кто-нибудь здесь застанет.
Мак, спешно отворачиваясь, ещё и зажмуривается, правда, слегка помедлив, потому что обнаруживает, что Соня отражается на подошве утюга.
– Я бы врезал тому, кто нас застал, и он побоялся бы распускать слухи, – заверяет он довольным голосом.
– Как ты можешь производить впечатление отморозка и мокрого щенка одновременно?
Соня замыкает дверь, натягивает на себя белую водолазку и уютную жилетку из розовых ниток с вязанными же ромашками, подумав, она переодевает и юбку с колготками, теперь чувствуя себя гораздо лучше.
За ручку несколько раз дергают, Соня уже напрягается и готовиться сочинять историю, но страждущие в каморку отступают быстро. Видимо, знают ещё место, где можно совокупиться. Если бы это была техничка, она бы уж не молчала.
Или она немая?
Соня округляет глаза, но решает не сосредотачиваться на этой мысли и не пугать Мака.
– Мне всё ещё нужно умыться.
– Ты красивая, – невпопад отвечает Мак, и оборачивается.
И, сам от себя не ожидая, начинает смеяться.
– Боевой окрас тебе тоже идёт!
Соня, сейчас похожая на панду, закатывает глаза. И на мгновение чувствует неловкость, не хотелось бы, чтобы Мак видел её такой в будущем…
Хотя о чём это она, скоро она исчезнет, а он забудет про неё.
– Получилось? – Соня трогает рубашку. – К раковине со мной тоже пойдёшь? Мы сейчас должны будем разойтись, ты в курсе?
– Почему? – рубашка его и правда уже почти сухая, но выглядит просто ужасно из-за того, что гладить Мак не умеет и просто придавливал скомканную ткань утюгом.
Она смеётся как-то то ли нервно, то ли фальшиво.
– Чёрт, ты же беспомощный совсем! Её нельзя надевать такой!
Мак теряется и не совсем понимает, о чём она.
– Я дырку сделал?
Соня берётся за утюг и начинает разглаживать ужасные складки.
– Нет, просто натужная помятость давно вышла из моды.
И через пять минут протягивает ему более ли менее отглаженную рубашку.
– Иди на урок, не нервничай, просто занимайся, ты же сюда за знаниями приходишь. Ни на кого не обращай внимания.
– Спасибо, – улыбается он, и правда успокоенный, то ли её словами, то ли просто голосом. – Увидимся, – не выдерживает, и спешит выйти, боясь, что Соня ему возразит и разозлится.
Но через час он застаёт её у стены напротив двери из класса. Она стоит в синей юбке в гармошку, с белыми колготками и распущенными волнистыми волосами, будто с примесью золота. У лба с двух сторон розовые заколки, вместе со всем делающее её окончательно милым… ребёнком.
Но взгляд, прямой и требовательный, её выдаёт.
Мак подходит опасливо, но внешне уверенно и даже как-то нагло. Взъерошенный и мрачный, с блестящими, дикими глазами.
Он останавливается, вопросительно глядя на неё, и в глазах его начинает плескаться обожание.
Кто-то замечает их вместе и шарахается от Мака в сторону.
– Я придумала, – говорит Соня совсем тихо. – Нам нужно выяснить, что произошло. Я заберусь к нему в дом. Ты со мной?
– А если нет, всё равно пойдёшь?
– Да, – отвечает и отходит от него. – Забудь о том, что я сказала.
Он хватает её за локоть.
– Я не отказался, просто не хочу способствовать! В смысле, если бы ты не пошла без меня, я отказался бы. Чтобы у тебя не было ещё больше неприятностей. А так идём вместе!
– Отпусти, – она шипит на него, как британская кошка.
– Сначала скажи, когда и где?
– Я же сказала, забудь! Не хочу тебя втягивать в неприятности!
– А я сказал, – кричит он, но резко обрывает себя и понижает голос до шёпота, – сказал, что пойду.
Но она вырывается и теряется в толпе школьников.
– Значит я сам! – упрямо кричит он, надеясь, что Соня услышит и вернётся.
Но её нигде нет. А у него скоро будет ещё один урок.
***
Маркус встречает её вопросом, где лучше обустроить детскую комнату, что заставляет Соню застыть на месте и опустить глаза в пол. Не смотря на всё, что происходит вокруг, горячее довольство сочится сквозь его холодность, и её передёргивает.
– Я не знаю, – отвечает она, а затем до неё доходит, на глазах выступают слёзы, дрожат губы и приходится приложить усилие, чтобы не заплакать в голос.
Она может. Пусть и переучивала себя годами, ведь это не подходит таким, как они.
Никаких слёз.
– Подумай. Малышу нужно будет большое, светлое пространство.
Соня поднимает глаза и сглатывает рыдания, плохо притворяясь, что всё в порядке, но тем не менее, притворяясь.
– Моя башня подойдёт.
Маркус кивает.
– Думаешь?
И подходит ближе, берёт Соню за прядь волос и рассматривает её, золотистую, шёлковую, влажную от всё ещё моросящего на улице дождя.
– Ты сегодня какая-то растрепанная, разве вам позволяют носить такую свободную одежду?
Она сдерживается, чтобы не отступить на шаг, потому что прекрасно знает, что тогда случится.
– Нет. Но я промокла под дождём, а при себе было только это.
Маркус едва заметно качает головой.
– Когда я уходил, ты должна была пойти в школу, ведь уже опаздывала на урок. Дождь был лишь спустя десять минут, что ты делала на улице? Ты пропускаешь учебу? И почему ты носишь с собой в школу такого рода одежду, когда у тебя несколько комплектов школьной формы?
Соня молчит, стиснув зубы.
Маркус едва заметно, как и всё, что он делает, сужает глаза.
– Не знаешь, что сказать? Тогда не говори глупости.
Она может предугадать каждое движение отца, каждое его слово и каждую интонацию. Она выучила это наизусть. И сотню раз замечала в собственном отражении.
– Полагаю, – наконец, подаёт она голос, и в нём слышится звон разбившегося стекла, – всё произошедшее на меня повлияло не лучшим образом.
От нервов дёргается угол губ, и это принимают за усмешку.
Или не принимают. Главное, что есть повод.
Соня получает хлёсткую, тяжёлую пощечину, и если бы это было в первый раз, она бы отлетела на пол. Но теперь стоит, лишь пошатываясь, не держась за щеку, с покрасневшими глазами, влажными, но не более.
Только всё же отступает, и её тут же тянут за волосы на себя.
– Что ты должна знать? – голос отца срабатывает как палец, жмущий на кнопку дверного звонка, Соня тут же открывает рот:
– Знать своё место.
Он выдыхает и, наконец, отстраняется. Поправляет ворот её водолазки, проходится сильной, горячей рукой по талии и ведёт ниже, по бедру.
– Тебе пора, в восемь я жду тебя в своём кабинете с выполненным домашним заданием.
Айрин заходит, и он улыбается ей, а затем щипает щёку Сони с той стороны, где ударил.
– И не забудь поужинать, Айри отлично готовит.
Соня уходит к себе, ни проронив не слова.
#41. Задержать мгновение
Айри лежит в тёмной комнате, которая несмотря на задёрнутые шторы время от времени озаряется ослепительно белыми вспышками молний.
Ещё не слишком поздно, но из-за надвигающейся грозы, очень темно. А открыть окно Айрин не решается, сейчас ей спокойнее было бы находиться и в полном мраке, лишь бы не видеть и не слышать…
Раскат грома сотрясает воздух, и у Айри перехватывает дыхание.
Она терпит ещё какое то время и, наконец, не выдерживает. Босиком, в одной широкой и длинной футболке, кутаясь в плед, Айри бесшумно выбегает из комнаты, вздрагивает по пути от очередного рокота неба, и врывается к Маркусу, едва ли осознавая свои действия в этот момент.
Она ныряет с головой под его одеяло и замирает рядом с ним испуганным зверьком.
Маркус приподнимается на локте и усмехается.
– Мышка боится грозы?
Голос его такой ровный и громкий, словно он даже и не думал о том, чтобы спать.
Айри в очередной раз вздрагивает от грома и прижимается к Маркусу.
– Прости, – зажимает она ладонями уши.
Он запускает горячие пальцы в её волосы и выправляет их.
– Что, – усмехается и предполагает первое, что находит самым очевидным и логичным, из того что лезет в голову, – у тебя кто-то погиб в грозу?
Айрин замирает, затаив дыхание.
«Ночь, и вой ветра. Тёплый дом на отшибе. Грохот в дверь, и выстрелы созвучные громовым раскатам.
Дверь слетает с петель, пламя слишком быстро распространяется по деревянным стенам. Белая до этого постель кажется красной под его жаркими отблесками.
Женский крик, обрывающийся выстрелом. И безмолвный застывший взгляд младшего брата, тело которого падает на пороге комнаты Айри…»
Она отнимает ладони от ушей и шепчет совсем тихо:
– Не думала раньше, что это связано… Это были оборотни. Мстили моей матери за, как они считали, предательство. Отец не смог ничего предпринять, и не спас моего брата. Он его спрятал, но тот выбежал, когда нашу мать… Зато меня отец чудом вывел из дома. Я думала, мы уйдём вместе, но он оказался ранен.
Она не видит, но Маркус слушает её с удовольствием, эта история прекрасна вписывается в его картину мира и воспринимается более чем благосклонно.
Помолчав, будто обдумывая всё, что услышал, он касается губами её волос.
– Мне очень жаль.
И прижимает её к себе теснее.
Айри выдыхает, чувствуя, как страх уступает место спокойствию и благодарности.
– Это мой самый большой минус, – признаётся она смущённо, – как и боязнь темноты. Но там, так, просто фобия, а когда гроза… С грозой другое, я не могу себя контролировать.
Маркус гладит её по спине и мягко меняет тему:
– Ты можешь расслабиться рядом со мной, здесь ты в безопасности. Хочешь, съездим завтра в торговый центр, купим вещи для ребёнка?
– Мм? – она поднимает на него блестящий в темноте взгляд. – Не думаю, что стоит, благодарю за заботу. И… спасибо, мне и правда с тобой как-то… надёжно.
– Почему не стоит? Это настроит тебя на позитивный лад. Это твой первый ребенок?
Айри смущается под его взглядом и медленно прячется под одеялом, вздрагивая под очередной раскат грома.
– Я думала… сходить к врачу. Если ты понимаешь, о чём я.
– Но почему? – он будто действительно не понимает, поглаживая её по спине, перебирая волосы, целуя куда попало.
Айрин, сама от себя не ожидая, обнимает его и жмётся к нему сильней.
– Разумно ли? И ведь… это была случайность.
– Я, наверное, старых правил, – он усмехается, это слышно по голосу, – но это твой ребенок. Его нельзя убивать. Как бы там ни было, это неправильно.
Айрин тяжело обсуждать это и как то не по себе. Но она снова поднимает на него взгляд.
– Но… Мне даже некуда идти. Совсем… И я не знаю, в безопасности ли уже, закончились ли проблемы, не возникнут ли новые. Как я буду, если появится ребёнок?
Она смущается и отводит глаза.
– Прости, я не должна грузить всем этим тебя.
– Но разве ты не останешься здесь?
Маркус убирает прядь её волос с лица, стискивает пальцы на подбородке, чтобы приподнять голову и целует её в щёку.
И у Айри замирает сердце.
– Разве… не странно? Разве… тебе не… не надоест, что здесь долго… кто-то чужой?
– Ну, ты можешь попробовать стать ближе.
И он с ухмылкой подминает её под себя и целует с нежностью и страстью, сжав её руку, переплетя пальцы.
– Или я хотя бы могу отвлечь тебя от грозы. Что ты на это скажешь?
– Ближе, – выдыхает она, глядя на него то ли завороженно, то ли испуганно, – мне нравится «ближе»…
***
Соня слышит стоны, спускаясь на первый этаж и стискивает зубы, не зная, что чувствовать и думать.
Больше с Маркусом они не говорили, он проследил, чтобы она выполнила домашнее задание, проверил каждую тетрадь молча, заставив её стоять рядом и ждать.
Уже поздно, только что закончился дождь, и она собирается исполнить задуманное с рюкзаком наперевес, в удобных джинсах и камуфляжной куртке. Для маскировки цепляет из прихожей кепку и накрывает ей волосы.
Может быть, она узнает что-нибудь новое. Или хотя бы отвлечется.
От мыслей об отце.
Или от мыслей о клочке ткани, обугленном по краям, что она нашла недалеко от дома. Сейчас он свёрнутый лежит в её кармане.
Ей кажется, она видела что-то подобной расцветки в гардеробе Тома.
***
Конечно, Мак пропускает урок. Вместо этого он идёт домой, выкуривает там, что находит, пытаясь успокоиться, но помогает это плохо.
Однако он дожидается вечера и караулит Соню недалеко от дома Тома, то и дело оглядываясь по сторонам и пытаясь скрыться за кустарниками у фонарного столба.
Но её нет слишком долго, Мак уже решает, что Соня передумала или исполнит свой план в другой день. Но позволить себе уйти он не может. Вдруг всё же они разминутся?
И вот он сидит, сжавшись в комок, у кустарника в тени, обхватив свои плечи руками, и трясётся от холода. На нём футболка и тоненькая ветровка, в которой не было настолько холодно, когда Мак выходил. И тем более он не подумал, что может попасть под дождь!
Хочется есть. И спать. И курить. И мышцы ломит…
Он шмыгает носом, чешет его об рукав и громко чихает.
А по тёмным примятым волосам его ручейками стекает вода.
Соня идёт в наушниках без музыки, незаметно наблюдая за улицей по обе стороны от себя. Не хотелось бы, чтобы её кто-то заметил. Она обходит лужи и замирает в нескольких метрах от дома Тома. На первом этаже горит свет, а она так надеялась, что его родители ещё не вернулись командировки.
– Сонь, – сонно звучит со стороны. – Соня!
Она вздрагивает и оборачивается. Почему-то не сомневаясь, что это Мак. Помедлив, она всё же спешит к нему.
– Ты что здесь делаешь?
Он поднимает на неё покрасневшие отчего-то глаза.
– Тебя жду, – отвечает просто, с ноткой недоумения.
Она вздыхает от бессилия.
– Я же тебе говорила не ходить за мной! Мак, сколько можно? Что ты хочешь от меня? Убить? Или изнасиловать?!
Соня толкает его в грудь.
И Мак, не удержавшись, падает в мокрую траву.
– Что? Что ты такое говоришь? – шепчет он и вскакивает на ноги. – Такого ты обо мне мнения?! – выкрикивает Мак, но с места не двигается, пусть и кажется, будто вот-вот уйдёт.
Она всхлипывает, но не плачет.
– Тогда зачем ты ходишь за мной? Мне и без этого хватает проблем! Прости, что я рассказала тебе о своём плане! Но я же попросила забыть…
– Да как я мог?
Может, рассказать ей?
– Думаешь, мне плевать на тебя?
Но вдруг она не знает… Не знает ни о чём, и знание навредит ей?
– Думаешь, – Мак стирает с лица то ли дождевые капли, то ли слёзы, – я врал тебе?! Сложно поверить, что ты просто стала мне дорога? Я могу вообще тебя не касаться, Соня, лишь бы… – он замолкает и опускает глаза. – Лишь бы можно было… быть с тобой.
Она качает головой но подходит к нему, холодному, мокрому и всё ещё опасному для неё, и обнимает.
– Ты просто помешался на мне, как Том, – шепчет она без упрека. – Просто нашел во мне… что-то.
Мак лбом утыкается в её плечо.
– Нет, Соня. Правда, это не так. Но для тебя… благодаря тебе, я хочу многое изменить. А ведь проще плюнуть на всё. Правда, проще. И очень хочется. Но ты мне дороже… Возможно, потом ты узнаешь, насколько, и поверишь мне.
«Если твой отец охотник или какой-нибудь псих, мне бы держаться подальше… А я просто дурак».
Она запускает руку в его волосы и гладит их, а затем отстраняется, чтобы заглянуть в его глаза.
– Давно ты здесь? Тебя ведь могли заметить…
Он качает головой.
– Я прятался. Как со школы пришёл.
– Что? – она замирает. – Ты серьезно?
И касается его щеки теплой ладошкой.
– Ты же замерз совсем!
– Ничего, – шепчет он, тихо клацая зубами, надеясь, что Соня не заметит этого. – Что мне станется? – и улыбается ей, правда выходит у него жалко.
Соня, в попытке сделать для него хоть что-то, снова отослав все опасения насчёт него подальше, приникает поцелуем к его губам.
Губам психа, который ждал её тут весь день и вечер. Под дождем.
Мак застывает на месте и перестаёт дрожать.
У него коротко и резко дёргаются руки, будто он собирается обнять её, но он сдерживает себя, опасаясь напугать её.
И аккуратно, совсем легонько, отвечает на поцелуй, на мгновение забывая обо всём и вся…
Соня обнимает его за шею теснее, не спеша отстраняться, она продолжает неловко касаться его губ, пытаясь изо всех сил продлить момент.
И Мак не выдерживает, обнимает её за талию и ведёт второй рукой… неожиданно, выше. Так удобнее – обхватить её за спину, мягко прижать к себе, и углубить поцелуй. Чувствуя, как становится теплее, а дождь надвигается ледяной стеной, ударяя с новой силой.
Соня позволяет ему всё это и улыбается сквозь поцелуй. Волнительное, щекочущее чувство начинает учащаться вместе с биением сердца.
Она не будет думать о том, что творит. Еще хотя бы несколько секунд…
Мак теснит её в тень, не отстраняясь, обнимая Соню теплее, и спиной прижимает к ограде за кустарником.
Ограда оказывается сухой, над ней небольшой навес, а с другой стороны ветви кустарника.
Он целует Соню смелее, ладонью касаясь её щеки, запуская пальцы в её волосы, сбивая с неё кепку. А собственное сердце норовит вырваться из груди. И земля уходит из-под ног…
Он улыбается, чувствуя себя последним дураком, но улыбается счастливо. И улыбка мешает целоваться.
– Я люблю тебя…
Соня тонко стонет и сама же пугается этого звука. Она широко распахивает глаза, отворачивается и тяжело дышит, пытаясь успокоиться.
Мак медленно отступает, не зная, как реагировать, и пугаясь, что сделал что-то не так. Но не спрашивать же? Не хочется смутить…
Он поднимает кепку, отряхивает её и протягивает Соне.
– Окна дома погасли, вроде.
Она бросает её в рюкзак и сжимает его руку.
– У тебя есть деньги?
#42. Свитер покойника
– В смысле?
– Ну, нам же теперь надо на что-то жить! – Соня усмехается.
– А, – выдыхает Мак, успокаиваясь, и как-то по глупому шепчет: – Хорошо…
– Что? – она совсем перестает его понимать.
– Я бы с радостью, – поясняет он с довольной улыбкой.
– С тобой даже не пошутить нормально…
И Соня вдруг чмокает его в щеку, будто чтобы проверить, сможет ли еще раз оказаться к нему так близко.
– Я имела ввиду с собой. Сейчас.
– Немного, – шарит он по карманам. – А зачем?
– Такси тебе вызывать, дурень.
– А, – снова тянет он, – да, на это хватит. Ну, что, идём?
– Сейчас. Тебе нужно отогреться и поесть. И сделать уроки!
– Ты невозможна! Идём, – с уверенностью берёт он её за руку и подводит ближе к дому, вглядываясь в окна.
– Я не хочу, чтобы ты заболел. И что с твоей успеваемостью?
– Если я уйду, то только с тобой.
Она тычет пальцем Маку в грудь.
– Я вопрос задала. Со всей этой Мексикой ты пропустил занятия, и вообще, у тебя в семье чёрти что творится, и вот сегодня… Ты сосредотачиваешься не на том. Тебе нужно думать об учебе.
Он чихает, и снова начинает дрожать.
– Соня, я не знаю, – признаётся он убитым голосом. – Я не знаю ответ ни на один из твоих вопросов. Пожалуйста, давай уже решим что нибудь. Дождь!
– Уезжай, хорошо? Поговорим потом. Я… вернусь домой.
– Тогда я провожу тебя.
Она закатывает глаза и идёт к дому Тома. Кусок ткани будто жжётся через карман. Ей нужны ответы. Что-нибудь о том, куда одноклассник мог уехать, если с ним всё в порядке. Глупо, вряд ли полиция могла что-то упустить, но всё же…
А, может, Соня просто хочет попрощаться.
– Ты знаешь, где окно его комнаты? Я умею открывать.
– Да, идём.
Хорошо, что у них нет собаки…
Соня прокручивает в голове всю эту затею, включая все возможные последствия и в который раз винит себя за то, что свалила это на Мака.
Они пробираются во двор. Соня находит нужную сторону дома, построенного будто бы из разного размера камней, что им очень кстати. А вот дождь – нет.
Но она в хорошей форме, с отличными реакциями тела, а потому без тени сомнений собирается лезть вверх, опираясь на мелкие выступы, чтобы добраться до навеса над крыльцом, а по нему дойти до окна Тома.
А вот Мак медлит, прикидывая свои возможности. И для надёжности решает снять кеды, после чего дрожит ещё сильнее.
Соня взбирается наверх и замирает, уловив какие-то звуки в доме. Внизу снова включается свет, она подаёт Маку руку, надеясь, что их не заметили.
Он чудом успевает взобраться и застывает на месте, боясь шелохнуться. И в этот момент радуется дождю, ведь если они чем-то привлекли внимание хозяев, те могут списать всё на шум грозы.
– Мы с ним дружили когда-то, – вдруг говорит Соня, подойдя к окну Томаса. – В детстве.
– А потом перестали общаться?
– У отца иногда бывают дела в других местах, и если он уезжает надолго, то берёт с собой меня. Я была в Шотландии, наверное, года два. Это большой срок для детей. Мы выросли оба и изменились. Он стал странно себя вести, так что да… Может быть, если бы мы общались это время… Но у меня лишь недавно появился телефон. Отец против того, чтобы давать интернет в руки неокрепших умов, думаю, это правильно…
Она понимает, что снова начинает много говорить из-за охватившего её волнения, и замолкает.
Мак тем временем приникает к стеклу и, убедившись, что в комнате точно никого нет, начинает возиться с окном.
– Понятно… У тебя очень строгий отец. Мой не такой, мне кажется… Меня то отчим воспитывал, но чисто, так, под себя, понимаешь? Заставлял делать… всякое. И смотрел на меня… странно. Долбанный извращенец. Но ничего такого не было. Наверное, он просто хотел, чтобы мне было ещё хуже и я ни о ком больше не думал, и никого так не боялся.
– Он до сих пор живёт с твоей матерью?
– Нет, – усмехается Мак, а в окне что-то щёлкает, – иначе она бы от меня не избавилась. Я только ему нужен был. Матери со мной… тяжело.
– Надеюсь, он скоро загнётся, если уже этого не сделал, – отвечает Соня с удивительно простой, даже очаровательной жестокостью, не задумываясь.
– Помоги мне, – Мак пытается поднять раму. – Сомневаюсь, что мой отчим мёртв… Скорее всего просто нашёл себе новое развлечение и уехал.
– И ты не скучаешь?
Она прикладывает усилие, и рама поддаётся.
– Нисколько, – шипит Мак. – Разве что по матери, и то чуть-чуть.
Он начинает лезть в окно, молясь про себя, чтобы в комнату никто не вошёл.
Надо было спешить, так как из-за ветра и дождя при открытом окне в помещении становилось шумно.
Соня следует за ним.
Она наконец попадает в комнату бывшего друга, где не была уже много лет. Ей требуется секунда, чтобы сбросить оцепенение и закрыть окно.
– Просто, так бывает, – шепчет она, объясняя свой предыдущий вопрос. – Стокгольмский синдром. Рада, что у тебя его нет.
– Ну, я не сбежал от него из-за матери. Но если быть более честным, я не уверен, что только из-за неё. Не могу объяснить.
«А ещё наркотики. Он давал мне их. Специально. Где бы я, сам, без денег. Без всего…»
– Всё уже позади, – напоминает ему Соня, бесшумно подходит к двери и замыкает дверь.
Будет ужасно, если кто-то из его родителей попытаются её открыть, но у них хотя бы будет фора.
И тогда они точно поймут, что в доме кто-то был, свяжут это с исчезновением Тома, сообщать в полицию, те найдут частички ДНК, и привет колония для несовершеннолетних…
Своими мрачными мыслями она не делится с Маком, чтобы тот снова не начал дрожать и едва ли не заикаться, а достаёт фонарик и оглядывает комнату.
Тут мало что изменилось – в углу кровать рядом с тумбочкой, компьютерный стол, кресло ещё со времён его бабушки, громоздкий шкаф, на дверце которого… её распечатанные фото.
Мак замечает их и мрачнеет.
– Как-то… не по себе становится, – делится он.
– Да, – шепчет Соня, – чужая маниакальность – одно из немного, что меня пугает.
Она открывает шкаф, одежда там сложена как попало, хотя Том всегда ей представлялся педантичным.
– Хм… – Она вытягивает его старый свитер. – Слишком будет плохо и странно? Если ты наденешь его? Тебе холодно, и никто не заметит.
Она протягивает вещь ему.
Мака колотит от холода, но он чувствует, как по спине пробегает холодок иного плана.
В воспоминаниях слишком живо всплывает картина волка, которого тащат куда-то, оставляя позади дорожку из крови и грязи…
Но свитер Мак берёт.
– Странно, – натягивает он его на себя и тихо чихает в локоть. – Сама то не очень замёрзла?
– Я же не стояла целый день на улице… Я… нашла кое что, – она достаёт из кармана кусок ткани и подаёт Маку, – хочу взглянуть на его фотографии, может, найду доказательства, что у него была такая рубашка? Нашла это недалеко от дома, – признаётся и садится за стол, чтобы включить массивный компьютер и сразу же отключить колонки. – Наверное, из-за того, что он у него размером с коня, его решили не изымать, а просто скопировали все файлы… Как думаешь?
Мак тихо смеётся.
– Размером с коня, – повторяет он, и забирает у Сони фонарик, чтобы осмотреться получше.
И вскоре находит рисунки в ящике на полу.
Мак замирает, разглядывая портрет Сони в обнажённом виде, и спешно прячет его, чтобы не заметила она.
– Что у тебя там?
Соня оборачивается. За её плечем на экране высвечивается просьба ввести пароль.
Мак прячет рисунок за спину.
– А у тебя?
– Не представляю, какой у него может быть пароль. Я сейчас понимаю, что вообще плохо знаю, каким он стал.
– «Соня…», эм, как тебя там, – выдаёт Мак. – Или просто: «Соня». «Сонечка». «Моя любимая Сонечка». Не знаю, что-то такое, короче.
– Как тебя там? – переспрашивает со строгостью, вздёрнув бровь и возвращает внимание монитору, вбивая предложенные Маком варианты.
– Я фамилию твою всегда забываю… – виновато роняет он, и пытается спрятать рисунок под книги.
«Соня» подходит, она оборачивается на Мака, чтобы сказать об этом, и хмурится:
– Что ты там делаешь?
Он роняет рисунок и резко оборачивается, наступая на него.
– Ничего.
Но Соня замечает это и протягивает руку.
– Отдай.
Он вздыхает, но подчиняется и протягивает рисунок ей.
Она отводит взгляд очень скоро и возвращает листок Маку.
– Не знала, что он умеет рисовать… Но я не так выгляжу. И это видели полицейские… Положи, где взял.
Она со вздохом возвращается к компьютеру и начинает исследовать файлы.
Мак отчего то смущается и кладёт рисунок на место.
– Я понял, что не такая. Тебе не идёт такое тело.
Он замолкает, соображая, что сморозил чушь, и чихает. Уже громче.
– Прости, – шепчет он, вжимая голову в плечи. – Прости…
Она застывает, потому что на первом этаже слышится шум.
– Это какой-то бред, Колин! Не надо меня успокаивать, они говорят, что он светит кредиткой направо и налево, что он в чёртовых южных штатах, а ты предлагаешь мне успокоиться?!
Соня вдруг садится на пол и приникает ухом к паркету.
– Но это же хорошо, – возражает отец Томаса, – лучше знать, что он сбежал, но… жив…
– Он бы не поступил так с нами!
У Мака в ушах оглушительно колотится сердце.
Ему никогда не было настолько жаль незнакомых ему людей…
Он садится на кровать Тома, которая издаёт протяжный, но тихий скрип, и закрывает лицо руками.
Страх быть замеченным добавляется к иным переживаниям, и Мака начинает трясти.
Соня же выдыхает от облегчения и возвращается к компьютеру.
– Ты слышал? – шепчет, не оборачиваясь на Мака, – он мог просто уехать. Он был очень мрачный в последнее время. Может, дело не во мне.
– Я думаю… Думаю, нам стоит уйти.
– Почему? Я нашла папку с фотографиями. Мне нужно ещё немного времени. Ты… в порядке?
Мак отнимает от лица ладони и смотрит на неё покрасневшими глазами.
– Нет смысла. Прости.
Голос у него совершенно убитый.
Среди фотографий на мониторе есть одна, где Том задувает пятнадцать свечей на торте в той самой рубашке, кусок которой так взволновал Соню. Видно, что у него недовольный вид, скорее всего, его фотографируют родители, которые хотят, чтобы их чадо радовалось и было… нормальным.
Но Соня отвлекается и отходит от стола, чтобы подойти к Маку, как вдруг замирает, услышав шаги на втором этаже.
Мак бледнеет и это, кажется, заметно даже в темноте.
– Ну перестань, – доносится голос Колина, – иди ко мне. Всё будет в порядке, слышишь? Он найдётся. Его найдут. Скоро. Не ходи туда, не трави душу.
– Я останусь спать у него, – голос матери Тома совсем убитый.
Слышатся шаги и тихий вздох.
– Идём, – Соня едва разбирает слова Колина, – дорогая, пожалуйста.
Маку становится дурно, кажется, вот-вот и вывернет наизнанку.
Он в комнате убитого парня, в его свитере, с дочерью его убийцы, слушает, как за дверью родители Тома всё ещё ждут его и надеются на лучшее.