Текст книги "Дело одинокой канарейки"

Автор книги: Полина Дельвиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)

Полина Дельвиг
Дело одинокой канарейки

Глава 1
1

Осень выдалась на редкость теплой. После холодного, но бурного лета тихое спокойствие сентября создавало ощущение потусторонности, разрыва жизни. Даша устроилась в кресле поудобнее, поправила плед и подставила веснушчатое лицо ласковым лучам заходящего солнца. В приоткрытое окно залетел теплый ветерок, лениво донося грустный аромат опадающих листьев. Даша приоткрыла глаза и глубоко вздохнула. Этот запах желтеющих кленов безотчетно напоминал ей Москву и те далекие счастливые времена, когда после летней разлуки студенческая братия собиралась в «Альма-матер» – маленьком кафе на территории университетского городка и по давней традиции с шумом и гамом праздновала начало нового учебного года…

Как давно это было!..

2

Даша придерживалась древней студенческой мудрости: лучше иметь красную морду и синий диплом, чем наоборот. Ровно через пять лет после сдачи вступительных экзаменов она благополучно закончила факультет истории искусств: очаровательной рыжеволосой выпускнице с прекрасным цветом лица был торжественно вручен тисненый синий диплом.

Новоиспеченного искусствоведа более чем устраивала работа в Доме художников, два с лишним года Даша не покладая рук трудилась на ниве прекрасного и успела сделать себе маленькое имя. Перед ней открылись весьма привлекательные перспективы, но все карты смешало неожиданное замужество и скоропалительный отъезд за границу. Все произошло так быстро, что бедная девушка даже не успела понять: а нравится ли ей ее муж?

Но через некоторое время, вполне достаточное, чтобы ознакомиться хотя бы с основными фактами биографии супруга, Даша пришла к выводу, что Сергей ей все-таки нравится. Он был умен, уверен в себе, а его папа – крупный государственный чиновник – подарил им к свадьбе прекрасный дом в красивейшем городе Европы. За пять лет размеренной пражской жизни Даша мало-помалу оставила мысли о неудавшейся карьере, остепенилась и почти смирилась со своим немного скучным, но благополучным статусом домохозяйки. Все закончилось почти так же неожиданно и стремительно, как и началось.

Однажды весной прозвучал телефонный звонок, а вслед за этим на нее обрушились все несчастья мира: убийства, интриги, пристальное внимание европейской полиции и нашей родной ФСБ. Финал: развод, переезд в крошечную мрачную двушку, неусыпное внимание правоохранительных органов.

3

Некогда беззаботная и веселая жизнь, превратилась в один бесконечный, до отчаянья унылый день. Даша просыпалась поздно, нехотя умывалась, чистила зубы и надевала первое, что попадалось под руку. Приведя себя в относительный порядок, она спускалась в соседний магазин, покупала с десяток рогаликов, сосиски, сыр или копченые куриные ножки. По мере надобности докупались кукурузные хлопья, молоко и конфеты. Наскоро приготовив завтрак, она усаживалась в единственное и уже основательно продавленное кресло, включала телевизор и без всякого интереса просматривала утренний телеблок для домохозяек.

В пределах досягаемости правой руки располагался журнальный столик, на котором поверх журналов, каких-то тетрадок, программ телевидения, громоздились тарелки с бутербродами, конфеты, огромная, в пол-литра, чашка чая, сигареты. Нащупав очередной кусок, Даша кидала его в рот и вяло пережевывала, почти не различая вкуса потребляемых продуктов. Обед, по сути, был продолжением завтрака. Потом она выключала телевизор, перемещалась на кровать, брала с тумбочки книжку и, наугад раскрыв ее, благополучно засыпала на второй или третьей странице.

Сон обычно бывал коротким и тревожным. После него настроение портилось окончательно, но чем заменить послеобеденную дрему, Даша все равно не знала. Она лишь протирала ладонями лицо, словно пытаясь стряхнуть остатки дурных сновидений, и шла на кухню. Залив хлопья молоком, молодая женщина снова усаживалась в кресло и брала в руки пульт. Досмотрев телевизор до победного конца, она отправляла в рот последнюю конфету, чистила зубы и ложилась спать.

Так прошло все лето.

Через три месяца полувегетативного существования одежда затрещала по всем швам. Даша почти не удивилась и без лишних эмоций перебралась в спортивный костюм. Есть хотелось все больше, денег на счете оставалось все меньше, холодильник пустел, а лицо расплывалось вместе с представлением о том, как жить дальше. Назревал кризис.

4

Нехотя выбравшись из мягкого нагретого кресла, Даша прошла на кухню. Рыжие кудри были небрежно схвачены заколкой и топорщились во все стороны. Она подошла к холодильнику и резко распахнула дверцу, словно пытаясь поймать врасплох врага. Однако убедившись, что в холодильнике, кроме початой бутылки кетчупа и любимой кремжской горчицы, ничего не осталось, сердито захлопнула дверцу. После чего почесала затылок и зорким, даже каким-то хищным взглядом, окинула кухню в поисках съестного. Осмотр не занял много времени.

Крошечный закуток, который и кухней-то назвать можно было, лишь обладая немалой долей оптимизма, отгораживали от комнаты две тяжелые занавески. Он с трудом вмещал двухконфорочную плиту, мойку и вышеупомянутый холодильник. Объектов еды в нем не наблюдалось.

Вздохнув, хозяйка поставила чайник на плиту. Все в этой квартире было неправдоподобно маленьким, каким-то нежилым. Ванна была стоячей – точнее, ее заменяла тесная душевая кабинка, туалет, правда, сидячий, но сидеть можно было только очень прямо – свободное пространство измерялось миллиметрами. В двух лилипутских комнатах с трудом поместился необходимый минимум: кровать, шкаф, журнальный столик, он же обеденный, и кресло с подставкой для ног. Даша чуть не расплакалась, когда впервые переступила порог своего нового жилья: заморенное помещение в глубине унылой панельной застройки на окраине Праги ничем не напоминало ее прекрасный, просторный дом в зеленом районе неподалеку от королевского дворца. Однако жаловаться было некому – этот путь она выбрала сама.

Не найдя ничего съестного, Даша вытащила кошелек и без особой надежды заглянула внутрь: ни одной бумажки, только мелочь всех цветов радуги. В лучшем случае хватит на пару булок. Кошелек полетел в сторону. Решено, сегодня она продаст что-нибудь из украшений, а в понедельник пойдет искать работу.

Даша вернулась в комнату и сняла с полки красивую, тисненную золотом, кожаную шкатулку. На самом дне сиротливо лежали изумрудные серьги, тоненькая цепочка и два кольца, одно из которых было обручальным. Почти не раздумывая, Даша взяла обручальное кольцо, украшенное тремя небольшими бриллиантиками.

«Вот и все, что осталось от пяти лет семейной жизни, – промелькнула в рыжей голове невеселая мысль, – а через пару часов и этого не останется. Что ж, значит, такова судьба».

Даша сунула кольцо в карман спортивной куртки и направилась к выходу.

5

В коридоре она быстро натянула кроссовки и потянулась было к дверной ручке, но в последнюю секунду сообразила, что неплохо бы и причесаться – не дай Бог, в скупке ее примут за воровку. Даша взяла щетку, включила свет и повернулась к большому зеркалу.

Несколько секунд молодая женщина стояла, не в силах произнести ни звука, – вид собственного отражения в полный рост заставил ее буквально обомлеть от ужаса. Не веря своим глазам, она медленно приблизилась к зеркалу и снова осмотрела себя с ног до головы. Лучше бы она этого не делала – вблизи все выглядело еще ужаснее.

Даша почувствовала, как по лицу текут слезы.

Всего за три месяца, три летних благодатных месяца, когда люди, в полном соответствии с законами природы и здравого смысла, хорошеют, теряют в весе и обгорают до нежно-шоколадного цвета, она, Дарья Быстрова, словно Золушка под бой часов, превратилась из элегантной молодой дамы во второразрядную лыжницу на пенсии.

Словно очнувшись, она принялась сдирать с себя застиранный и растянутый во всех местах спортивный костюм, швырнула его на пол и бросилась в спальню. Рывком распахнув высокий скрипучий шкаф, она замерла. Аккуратно развешенная на плечиках одежда выглядела умиротворяюще. Дорогие, со вкусом подобранные платья, блузы, пиджаки и брюки всем своим видом словно демонстрировали незыблемость вселенских устоев: мир по-прежнему стоит на трех китах, киты на большой черепахе, а все остальное – нервы и неправильное питание.

Даша пробежала взглядом по вешалкам. Узкие и облегающие вещи были забракованы сразу: облегаемое было заведомо больше облегающего. В результате естественного отбора из шкафа были извлечены широкий белый свитер крупной вязки, а к нему светло-бежевые, свободного полукроя, брюки. Свитер сидел почти идеально, а вот брюки заметно уменьшились. Подтянув живот, Даша с трудом застегнула пуговицу и невольно подумала, что худеть ей все-таки придется – на новую одежду денег просто не было.

Она подкрасила глаза и взглянула в зеркало еще раз. Отражение уже не было таким облезлым. На всякий случай накрасив и губы, молодая женщина заставила себя улыбнуться – возможно, жизнь не закончилась, возможно, она еще только начинается.

6

Привычную тишину одинокой квартиры внезапно прервал телефонный звонок.

Даша замерла с помадой в руке. Те десятые доли секунды, которые отделяли первый звонок от другого, показались ей вечностью. Но факт оставался фактом – телефон действительно звонил. Она растерянно посмотрела на аппарат: ей никто звонить не мог. Новый номер знали только родители и два человека из полиции. Мама звонила всегда в понедельник вечером, а полиция… Даша помрачнела. Значит опять что-то произошло.

Дрогнувшей рукой взяв трубку, женщина осторожно поднесла ее к уху и остановила на некотором расстоянии, словно та могла укусить.

– Алло? – осторожно спросила молодая женщина и вся внутри сжалась, готовясь к очередным неприятностям.

– Ружичка*, добрый день. Пани Быстрову, пожалуйста, – скороговоркой проговорил высокий мужской голос.

– У телефона. – Даша пыталась сообразить, кто такой Ружичка, и чего он может от нее хотеть.

– Еще раз добрый день. На ваше имя поступил денежный вклад, но мы не можем его зачислить, потому что написание вашего имени не совсем совпадает с тем, что зафиксировано у нас. Вы можете подойти и принести какой-нибудь документ с иной транскрипцией?

– Что? – недоуменно переспросила Даша. – Простите, кто звонит?

– Это банк. – Голос зазвучал раздраженно. – У вас есть документ, в котором ваше имя пишется через «j»? Иначе мы не сможем зачислить поступление.

– Ах, да… – Даша поняла, в чем дело, и у нее от волнения перехватило дыхание. – Так вы из банка! Конечно, конечно! У меня есть водительские права с «j». Этого будет достаточно?

– Да. Вы сегодня можете подъехать?

– Разумеется. Я буду у вас через полчаса…

– Всего хорошего, – буркнул банковский клерк и бросил трубку.

Окрыленная молодая женщина разыскала свои права, сунула их в сумку и буквально выпорхнула на лестничную площадку.

_____________

*Розочка (чешск.)

7

Сколько раз Даша зарекалась выходить из квартиры, предварительно не посмотрев в глазок!

Пять мерзких афганских борзых с тонким повизгиванием скакнули на нее, оставляя на старательно выбранном костюме следы всех своих двадцати поганых лап.

Смущенная соседка закудахтала, как курица:

– Ах, простите, пани Быстрова! Мы не успели в квартиру зайти. Я думала, вы слышите нас… Тряпочкой, тряпочкой ототрите…

Даша, не говоря ни слова, развернулась и зашла обратно в квартиру. «Рожу себе ототри тряпочкой. Твари мохнатые! Чтоб вас скрутило в один узел!» Швырнув испорченную одежду в бельевую корзину, натянула дрожащими от злости руками старенькие джинсы и первый попавшийся свитер. Наплевать, пусть думают, что хотят.

Уже отойдя на значительное расстояние от дома, она вдруг подумала, что надо было бы посмотреться в зеркало, а то дороги не будет. Хотя настроение и так было испорчено. Куда уж хуже…

8

Через полчаса она растерянно изучала приказ о зачислении на счет ста долларов. В голове с мучительной настойчивостью билась одна-единственная мысль: кто мог послать ей такую странную сумму? Не то чтобы она надеялась на чудо, но разочарование было слишком сильным. Эти деньги ничего не меняют в существующем положении дел. Какая-то злая шутка. Даша поспешно прикрыла глаза, чтобы не расплакаться. Интересно, успеет ли она найти работу, прежде чем закончатся крошки в хлебнице?

Упитанный клерк по фамилии Ружичка, о чем свидетельствовала табличка на кармане, с плохо скрываемым раздражением, барабанил толстыми розовыми пальчиками по столу. Весь его высокомерный вид говорил о том, что пани с таким жалким счетом вообще не должна жить на этом свете. Даша подумала, что для него, каждый день ворочающего миллионами, пусть даже чужими, она навсегда останется лишь противной жалкой козявкой, отвлекающей Его Засраное Величество от действительно важной работы.

– Так вы будете снимать деньги или оставите их на счету? – В тонковатом голосе прозвучала откровенная издевка.

Несолидная клиентка, вздохнув в очередной раз, наконец промямлила:

– Пожалуй, я сниму 700 крон*.

– Угу, – мрачно хмыкнул счетовод и застучал розовыми сосисками по клавишам.

_____________

*700 чешских крон – около 20 долларов.

9

Дожидаясь конца операции, Даша в задумчивости рассматривала городской пейзаж за окном. Прямо над правым плечом ненавистного банковского служащего возвышался изломанный силуэт старого каменного моста. По мосту сновали машины, по тротуару шли люди. Люди куда-то спешили и прятались под зонтиками, они были кому-то нужны, их где-то ждали…

Робко накрапывал первый осенний дождь.

«Наверняка похолодает…» Молодая женщина поежилась и оглядела кассовый зал. Здесь было так тепло и уютно – пиликали позывные у окошек, бежали на электронном табло курсы валют, и тихие голоса посетителей сливались в убаюкивающий монотонный шум. Ей вдруг страшно захотелось остаться тут навсегда. Не возвращаться в свою пустую одинокую квартиру, где ее никто не ждет, где…

Не успела она передумать о всех страданиях, которые ее ожидают по возвращении домой, как со стороны двери послышался резкий хлопок и сразу же вслед за ним пронзительный женский крик.

Даша удивленно обернулась. Люди падали на пол, как перезрелые груши.

Надо заметить, что телевидение внесло существенную лепту в повышение выживаемости среди населения. Благодаря ему практически каждый цивилизованный человек до тонкостей знает, как именно надо вести себя при разбойном нападении.

Из всех посетителей, видимо, только Даша и толстый клерк смотрели другие передачи, ибо продолжали как ни в чем не бывало восседать на своих местах. Существенная разница между ними заключалась лишь в том, что толстяк замер в той позе, в какой его застигли выстрелы, а молодая женщина принялась недоуменно крутить головой, не понимая, что за хлопки прозвучали у нее над ухом, и куда это в одну секунду исчезли все окружающие.

Она даже привстала со стула, чтобы осмотреться. Откуда-то сбоку раздался истошный вопль на русском языке:

– Да ляг же ты на пол, курица!

Клерк рухнул как подкошенный.

Даша, напротив, медленно встала и пошла по направлению крика.

10

Позже, вспоминая этот эпизод, она предположила, что у нее просто такая нестандартная реакция на опасность. Еще в Москве, в бытность свою искусствоведом, она как-то допоздна задержалась на работе. День был предпраздничный, дружным коллективом долго отмечали предстоящее событие, а потом распределяли заказы. (Для тех, кто не в курсе: заказом называли волшебный мешочек с дефицитными продуктами, выдаваемый по талонам.) Кстати, следует заметить, что это был последний в Дашиной жизни заказ – вскоре из магазинов пропало все, за исключением разве что прилавков и самих продавщиц. А тогда, слякотной осенью восемьдесят девятого года, в жарко натопленном кабинете, все были счастливы: в заказе оказались икра, печень трески, гречка и сгущенное молоко (цены, в связи со своей незначительностью, затеряны во мраке веков). Некоторым повезло еще больше – удалось выиграть талоны в ГУМ, – и подруга Ирка, несмотря на жару и черную зависть менее удачливых коллег, гордо щеголяла целый вечер в новеньких финских сапогах.

Отгуляв на работе, девушки двинулись по направлению к Садовому кольцу ловить такси. Мимо них на большой скорости пронеслись три белые «девятки» и с диким визгом затормозили метрах в тридцати. Из машин повыскакивали молодые люди с пистолетами и, размахивая оружием, начали выяснять между собой отношения. Ирка, с недостойным работника искусств воплем: «Сапоги снимут, икру отнимут!», как по сигналу стартового пистолета бросилась прочь с дороги. Даша же, влекомая неведомой силой, подошла к машинам вплотную и доверчиво уставилась на разъяренных мужчин.

Заметив возле себя трогательную рыжеволосую девушку, бандиты разом притихли, недоуменно переглянулись, сели в машины и быстро уехали. На следующий день газеты сообщили, что в районе Медведкова были расстреляны две белые «девятки» и убито три человека.

11

Итак, Даша повернулась на крик. В первую секунду ей показалось, что это просто галлюцинация, она даже помахала рукой перед глазами. Однако мираж не рассеялся: прямо на нее шел мужчина с пистолетом. Даша как завороженная вглядывалась в лицо приближающегося человека. Внезапно свет померк у нее в глазах. В незнакомце шокированная женщина неожиданно узнала своего старого приятеля Колю Макеева, по прозвищу Кока, которого не встречала лет семь.

– Привет, Коля, как поживаешь? – автоматически спросила она, и волосы зашевелились на ее голове от собственной глупости.

Тот с трудом выдавил улыбку:

– Нормально. А ты как?

В этот момент другой человек, стоящий в проеме дверей, поднял руку и сделал несколько выстрелов в их сторону, после чего бросился бежать вниз по лестнице.

Николай качнулся вперед, словно его толкнули, и со всего маху грудью рухнул на разделяющий их столб. В голубых глазах застыла боль. Продержавшись так несколько секунд, Макеев вдруг обмяк и начал медленно сползать на пол. Из побелевших пальцев с тихим стуком выпал пистолет. Даша вскрикнула и бросилась к раненому. Оживший клерк, словно ящерица, по-пластунски, прошмыгнул под столом и накрыл пистолет своим жирным телом. Круглыми глазками злого поросенка следил он за умирающим.

– Глупо, как глупо, – еле слышно прошептал Николай, и его серые глаза подернулись дымкой. – Ты знаешь… миллион долларов… весит почти восемь килограммов… – Он вдруг открыл глаза и схватил Дашину руку. – Твои дневники… дай мне твои дневники…

– Господи, Кока, какие дневники? – со слезами в глазах переспросила молодая женщина. – Успокойся, тебе нельзя разговаривать, сейчас приедет врач и все будет хорошо…

Но раненый упрямо мотнул головой:

– Послушай, в дневнике… – глаза его начали закатываться, – ты писала там… вспомни… – Он сложил губы трубочкой, словно хотел свистнуть, но внезапно в его груди что-то заклокотало.

– Что писала? – Даша никак не могла понять, бредит он или действительно пытается что-то сказать.

Умирающий приподнялся и из последних сил выдавил:

– Возьми… меньше миллиона не бери… надо продолжить раскопки… возьми…

Дальше слова звучали все менее разборчиво, и Даше пришлось буквально прижаться ухом к его губам, чтобы хоть что-нибудь расслышать.

– Коленька, какая пальма? – в отчаянье переспросила она. – Говори погромче, я ничего не слышу…

Последние слова Макеев почти выдохнул. Невнятная фраза умирающего перешла в хрип, и кровь хлынула у него горлом. Кока забился в судорогах, глаза его закатились, он сделал последнюю попытку приподняться, но тут же рухнул на пол бездыханным.

Глава 2
1

Николай Макеев, в кругу друзей просто Кока, худой, вечно взъерошенный, с выгоревшими до невозможности волосами и лицом цвета глинозема (то ли от солнца, то ли от намертво въевшейся в поры пыли веков) слыл фанатиком своего дела и среди коллег пользовался непререкаемым авторитетом. Он бы не просто археологом, он был одержим археологией. В этом мог убедиться каждый, кому хоть раз довелось перешагнуть порог его священной обители – некогда весьма приличной квартирки на Ленинском. Вместо привычных глазу обывателя столов и сервантов пятьдесят на шестидесяти квадратных метров были от пола до потолка заставлены полками с разнокалиберными и до невозможности затрепанными книгами, неказистыми стеклянными витринами, в которых в одном ему, Коке, известном порядке размещались загадочные предметы, созданные в те благословенные времена, когда солнце светило в два раза ярче, а в Америку не требовались визы.

Недостаток у Макеева был всего один, однако для нормального человека просто убийственный. В любых обстоятельствах, хоть на похоронах, хоть за праздничным столом, без всякого перехода, к месту и не к месту, Макеев заводил разговор о раскопках, ибо был свято уверен, что эта тема никого не может оставить равнодушным.

Выглядело это приблизительно так. Кока вставал и вместо традиционных поздравлений и пожелания многих лет жизни заявлял, что живи именинник на пару тысячелетий раньше, то и вовсе бы не дожил до такого преклонного возраста, но вот зато его могила могла бы стать ценным источником информации.

Особо сильное впечатление рассуждения Макеева производили на людей, недавно похоронивших близких. Убитые горем родственники моментально переставали плакать и с оцепенением выслушивали рассказ о чудненьких, прекрасно сохранившихся костях, которые прошлым летом удалось откопать дружному отряду студентов-археологов. Явно не замечая произведенного эффекта, Кока плавно переходил на более ранние времена, и комната постепенно начинала наполняться жутковатыми тенями всего того, что некогда жило и шевелилось на нашей планете. Особо впечатлительные уверяли, что даже чувствуют запахи.

По счастью, случались такие инциденты не часто, так как основную часть своей беспокойной жизни Макеев проводил либо в экспедициях, либо в кропотливом изучении добытого. Кроме того, ему не давала покоя проблема происхождения жизни на Земле. Он не спал ночами, внимательно исследовал каждую окаменелую пакость, до которой ему удавалось добраться, и, к вящему ужасу фундаментальной науки, выдвигал теорию одну безумнее другой. Спорить или дискутировать с Макеевым было бесполезно, да, по правде говоря, ответная реакция ему не требовалась – на темы происхождения земной цивилизации Кока мог беседовать вполне автономно. Когда же его собеседник вдруг начинал безмолвно сползать со стула, теряя терпение или сознание, Кока радовался как ребенок и, нависая над несчастным, тыкал костлявым пальцем:

– Молчишь? Это потому, что тебе нечего возразить…

– Нет! – взрывался полуобморочный. – Это потому, что возражать нечему! Если вся эта нечисть и жила на белом свете, то, слава Богу, что от нее даже следов не осталось!

Это была самая большая ошибка, которую мог допустить спорящий. Археолог бледнел и немедленно извлекал из кармана черную пластмассовую коробочку. Как правило, все опасающиеся болезни фараонов или малярии в этот момент немедленно исчезали, оставшиеся с недоумением разглядывали нечто бесформенное, окаменелое и нормальному человеку абсолютно ничего не доказывающее.

Макеев подносил corpus delicti* под нос осмелившемуся усомниться и громовым голосом вопрошал:

– Да? А это что, по-твоему?!

Вечер оказывался безнадежно испорченным.

_______________

*Cd – доказательства (лат.)