Текст книги "Дело одинокой канарейки"

Автор книги: Полина Дельвиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

5

Элеонора грела свои длинные пальцы о чашку с горячим кофе и курила очередную сигарету.

– Рыжая, может, ты мне все-таки расскажешь, что происходит?

– Что ты имеешь в виду? – Дашу окончательно покинули силы, и потому вопрос прозвучал на редкость безразлично.

– Я имею в виду смерть Коки и Максимова. Ты говорила, что Кока разговаривал с тобой перед смертью. О чем? – Голубые глаза рассматривали Дашу словно букашку под микроскопом.

– Элеонора, отвали, ты же видишь, я спать хочу. Еще с этим юным пионером что-то делать надо... Может, он у тебя поживет? – В ее голосе звучала откровенная надежда.

Пилюгина немедленно вскинулась:

– Еще чего! У меня без него грязи хватает. Вон Боба попроси.

– Боба? – Даша оживилась. – А ты молодец, это идея. Он же здесь совсем рядом живет, на Краснопресненской. Какой у него номер телефона?

Вместо ответа Элеонора сама набрала номер. На красивом лице появилось недоуменное выражение.

– Алло, Боб, ты там? – Она несколько секунд молчала. – Если появишься в ближайшее время, перезвони Аньке Петровой, я у нее. – И повесила трубку. – Странно, его нет. А мне сказал, что будет работать все выходные дома... Да ладно, Бог с ним. Так о чем вы с Кокой разговаривали?

Даша усмехнулась:

– Нет, моя дорогая. Ничего у тебя не выйдет. Я отвечу тебе то же самое, что и Бобу: Кока не успел мне ни о чем сказать. К сожалению.

– Ну-ну. – Блондинка чуть прикрыла ресницы. – Только мне кажется... Хотя нет, ерунда – это не важно.

Элеонора хранила молчание и загадочно улыбалась. Даша начала ерзать. Через минуту она не выдержала:

– Хорошо, твоя взяла. Что ты хотела мне рассказать?

– Рассказать? – Брови Пилюгиной удивленно приподнялись вверх. – Ничего я не хотела тебе рассказывать. Я думала, что это ты хочешь со мной чем-нибудь поделиться...

– Ну и что будем делать? – раздраженно осведомилась Даша. – Напишем на бумажках и быстро передадим друг другу?

– Не знаю, не знаю. Очевидно только одно: у меня начало этой истории, у тебя конец. Выбирай. Или каждая из нас останется при своем, или...

– При своем, – усмехнулась Даша. – Ишь ты какая хитрая... А где гарантия, что...

– Гарантия в сберегательном банке. Рыжая, я сюда с тобой не торговаться пришла. Хочешь верь, а если не хочешь... – Тут блондинка недобро усмехнулась. – Лично я найду способ решить свои проблемы.

Даша постукивала ложкой о край блюдца. Блефует Пилюгина или действительно собирается с ней сотрудничать? Как бы то ни было, но Кока дружил с Бобом, а Боб, как последний осел, влюблен в Элеонору и готов ради нее уши слону крестом вышить. Вполне вероятно, что блондинка и впрямь знает нечто важное.

Ей вспомнилась привычка Макеева рассказывать о своих открытиях первому встречному-поперечному. А Пилюгина – это не Лелька, этой только намекни, живо палец оттяпает... И Анька, как назло, на работе. Может, позвонить ей?

– Чего вздыхаешь? – перебила ее размышления Элеонора.

– Давай завтра об этом поговорим...

– Зачем? Хочешь у Петровой совета спросить? – Пилюгина презрительно хмыкнула. – Ты что, уже не в состоянии решать свои проблемы самостоятельно? Да, опустилась ты, Рыжая...

Пилюгина явно провоцировала, Даша это прекрасно понимала, но ей смертельно, просто до безумия хотелось узнать, что же такое Элеонора от нее скрывает.

«Пусть подавится», – наконец решилась она.

– Хорошо. – Даша выпрямилась. – Кока, царство ему небесное, действительно успел мне кое-что сказать. Но я, честно говоря, до сих пор не могу найти в его словах смысл...

– Неудивительно. – Пилюгина снисходительно пожала плечами. – Ты не видела Макеева несколько лет и не можешь быть в курсе всех его дел. Ты мне расскажи, а я разберусь что к чему.

Теперь пришла Дашина очередь усмехаться.

– Элеонора, дорогая, уж не думаешь ли ты, что я вот так, запросто, возьму и все тебе выложу? А?

Красивое лицо Пилюгиной исказила мимолетная судорога, но она сдержалась. Даша, поняв, что перевес временно оказался на ее стороне, продолжила:

– Мы поступим очень просто: я называю тебе слова, а ты рассказываешь, с чем они у тебя ассоциируются. Согласна? Одно слово – одно объяснение.

Блондинка недобро сверкнула глазами.

– И почему рыжие такие хитромудрые? Ладно, давай твое слово.

– Пальма.

Элеонора выдержала долгую паузу.

– Я не пойму, ты что, решила со мной в кошки-мышки сыграть? Какая еще пальма?

– Фиговая! – рассердилась Даша. – Если бы знала, не спрашивала. Сама подумай, какой мне смысл тебя спрашивать о том, что не имеет никакого значения?

– Ну, допустим. А что мы будем делать, если твои волшебные слова у меня ни с чем ассоциироваться не будут?

– А ты подумай. Получше.

Блондинка хотела выругаться, но, увидев непримиримость во взгляде собеседницы, опять промолчала.

Прошло минут пять.

– Нет. – Элеонора покачала головой. – Даже близко ничего нет.

Тогда Даша решила зайти с другой стороны.

– А если я тебе скажу, что он перед смертью был в Испании?

– В Испании? – Элеонора задумалась. – В Испании растут пальмы. Я знаю испанский язык. Дальше что?

– Вот и я думаю – странное совпадение. – Даша скрестила руки. – Кока ездил в Испанию, а ты знаешь испанский.

Пилюгина саркастически рассмеялась.

– А еще я знаю русский, а он жил в России, а еще знаю английский, и у моей бабушки когда-то был английский коккер-спаниель. Ну и что из этого? Я испанский знаю потому, что выросла в Америке. Там люди разговаривают на двух языках. Английском и испанском – Латинская Америка рядом. Ну и что?

– Ничего. – Даша насупилась и замолчала.

– Скажи, Кока успел произнести только одно слово – «пальма»? Может, это с чем-то сочеталось?

Даша пожала плечами:

– Я его переспросила, а он ответил: «Пальма, мать твою». С твоей матерью это сочетается. Стало тебе от этого легче?

Блондинка демонстративно зевнула и потянулась. Даша невольно залюбовалась ее длинными, потрясающе красивыми руками.

– Слушай, как ты умудряешься ногти не ломать?

– Не убираюсь и не стираю. Не отвлекайся. Еще хоть что-нибудь полезное ты запомнила?

Но на Дашу напала меланхолия. Ей было уже все равно. Никогда в жизни она не сможет понять, о чем хотел сообщить ей Кока, и, следовательно, не сможет выполнить свой долг перед ним. Никогда она не найдет клада, никогда не сможет устроить свою жизнь, завести семью...

Слезы хлынули у нее из глаз. Элеонора растерялась.

– Эй, ты чего, с ума сошла? Ты чего разрыдалась?

– Коку жалко... И себя жалко... – продолжала громко всхлипывать молодая женщина.

На пороге появился перепуганный чех.

– Пани Даша, что случилось?

– О Боже, и этот туда же, – проворчала Пилюгина и замахала руками. – Спать, спать, go home*.

– Он еще какого-то зубатого Муссу упоминал. Наверное, того, кто его убил. – Она вытерла слезы. – И про Ворона.

– Ворон – его приятель с кафедры, – начала было Элеонора, и тут же осеклась. – Что ты сказала перед этим – зубатый Мусса? А бородатой женщины там не было? Ладно, все ясно. Более идиотского места, чем рядом с тобой, для смерти трудно придумать.

Даша оторвала кусок бумажного полотенца и высморкалась.

– Он сказал, что все находится там, где я написала.

– Что писала? Где писала? – не поняла блондинка.

– Ну в дневниках моих. Он их прочитал. А Анька сказала, что он закопал свой клад либо у тебя на даче, либо у Боба.

Элеонора несколько секунд сидела, не издавая ни звука.

– Да она совсем чокнутая, твоя Петрова... Чтобы я Коке позволила в моем саду рыться?

– Да не в саду, а где-нибудь поблизости. Хотя вероятнее всего, клад Макеев спрятал все-таки у Боба.

Пилюгина, прикрыв глаза, о чем-то усиленно размышляла. Наступившую тишину нарушил звонок в дверь.

Чех испуганно подпрыгнул на табуретке:

– Это, наверное, пан Димитрий, – быстро забормотал он. – Не открывайте ему. Я машину разбил.

Даша охнула и прикрыла ладошкой рот.

– Что еще? – властно поинтересовалась Элеонора.

– Он Димкину машину разбил.

– Ту, которую тот тебе дал?

– Да.

Блондинка принялась смеяться так, что посыпалась штукатурка со стен.

– Господи, какое счастье, что ты никогда не была моей близкой подругой и ни о чем не можешь меня попросить. Ну иди, открывай. Умираю от любопытства узнать, чем все это закончится. Только если с ним будет Татьяна, лучше не открывай – или она тебя убьет, или я ее.

Даша была готова к самому худшему, но то, что она увидела, превзошло все ожидания.

На лестничной площадке стоял оборванный, невероятно грязный и пропахший дымом Боб. Руки его ходили ходуном.

– Здравствуй, Маленький... – произнес Кузьмин, не обращая внимания ни на онемевшую Дашу, ни на дрожащего за ее спиной чеха. – Я... Я домой приехал, а на автоответчике твое сообщение. Видишь, Маленький, вот и нет у меня больше хвоста. – Он провел грязной рукой по опаленному затылку. – Тебе так больше нравится?

Увидев Кузьмина, Элеонора замерла в той позе, в которой ее застал приход приятеля: одна рука на бедре, другая локтем опирается о косяк двери, длинная кисть изящно опущена вниз. Услышав его последние слова, Пилюгина моментально пришла в себя.

– Что... что... Господи, что случилось?! Тебя... на тебя напали? Тебя пытали? Что произошло?!

– Нету у меня больше дачи, Маленький, нету больших моих Пенат. – Кузьмин присел на пороге и заплакал, размазывая сажу по лицу.

Элеонора побелела, как стена. Потом бросилась к Даше и принялась трясти ее за шиворот:

– Кому ты еще рассказала про наши дачи? Кому? – Но тут же отпустила и кинулась к двери.

На пороге Пилюгина остановилась, обернулась и вытянула в сторону дрожащей женщины длинный красивый палец:

– Мой тебе совет: мойся и одевай во все чистое. Если и с моей дачей что-то произошло, клянусь – это твоя последняя ночь в жизни.

Глава 31
1

Состояние было ужасным. Не было сил ни краситься, ни хотя бы выбрать другую одежду. Даша механически, не ощущая даже вкуса пасты, почистила зубы, влезла в джинсы и, с видом побитой собаки, села на табуретку дожидаться прихода хозяйки.

Аня появилась на кухне минут через пять, умытая, свежая, словно не было бессонной ночи, и вместо приветствия рассмеялась:

– Скоро на тебя табличку повесят: «Осторожно, ядерная зона». – Не дождавшись ответной реакции, продолжила: – Сумма нанесенного тобой ущерба растет просто в геометрической прогрессии. Санек, тот, что снизу, сначала очень разозлился по поводу своего диктофона, но как только услышал про Бобову дачу, сразу сказал, что все убытки тебе прощает. Жалко, не Пилюгину подпалили. Хотя в этом случае ты бы, наверное, уже не жила на этом свете. Завтракать будешь?

Даша отрицательно покачала головой. Губы ее дрожали.

– Аппетита нет.

– Аппетита у нее нет! – Аня снова рассмеялась. – У тебя мозгов нет. Ты зачем этой белохвостой кобыле про дневник рассказала? Представь на секунду, если бы и правда сгорела ее дача? Да она бы не только тебя, но и меня заодно убила бы.

– Я думала, она что-нибудь вспомнит... Или поможет...

– Кто? Пилюгина-то? – Петрова презрительно хмыкнула и достала из холодильника пластиковые коробки с сыром и ветчиной. – Эта лживая, бесчувственная тварь пришла с одной-единственной целью: вытянуть из тебя нужную информацию. И скажи спасибо, что Боб своим появлением помешал ей это сделать. О чем ты успела ей рассказать?

– Про Муссу... и про пальму.

Аня перестала обнюхивать сыр, обернулась и внимательно посмотрела на подругу.

– Странно... – не докончив фразу, она продолжила ревизию продуктов на предмет свежести.

– Что странно? – Даша кинула в ее сторону быстрый взгляд.

– Мне кажется, ты недостаточно красива, чтобы быть такой дурой. Иногда складывается такое впечатление, что Бог тебя решил всем обделить. Ладно...

Даша возражать не решилась, только потерла плечи.

– А тебе удалось из Элеоноры что-нибудь вытянуть? – на всякий случай спросила Аня.

– Удалось. – В голосе молодой женщины вопреки обыкновению не прозвучало ни гордости, ни радости – одна лишь бесконечная усталость и тоска.

– Да? И что же?

– Я узнала, кто такой Ворон.

Рука с ножом повисла в воздухе.

– Ворон? – Аня не обернулась, но было видно, как напряглась ее спина. – Ну и кто же такой Ворон?

– Это один его знакомый, доцент с кафедры археологии – некто Воронов.

– И Элеонора сказала тебе об этом добровольно?

– Да. – Даша помолчала. – А может, и нет. То есть мне показалось, что это у нее просто вырвалось. Автоматически.

– А что еще она сказала об этом Воронове?

– Ничего. Только то, что он работает на кафедре...

Аня проворно расставила на столе чашки и тарелки с бутербродами:

– Давай, быстро завтракаем и едем.

– Куда?

– В Университет, конечно. Если нас и там кто-то опередит, боюсь, этого ты уже не переживешь.

2

Через час, подгоняемая суровыми окриками подруги, Даша подошла к первому гуманитарному корпусу Московского Университета.

Пыльный шум проспекта Вернадского, карканье наглых откормленных ворон – все осталось таким же, как и двенадцать лет назад, в тот день, когда она впервые дотронулась до нагретых летним солнцем чугунных прутьев высокой ограды. Даша почувствовала, как к глазам подступают слезы.

Весь университетский городок в тот незабываемый июнь тонул в дурманящем, томном аромате цветущих яблонь. Ночи были такими короткими, что их не хватало даже на один поцелуй... Экзаменационная лихорадка переплеталась с любовной, руки дрожали, сердце не помещалось в груди, а она никак не могла понять – это от страха перед первым экзаменом или из-за упоительного, нежного тепла его губ... Сквозь зыбкий туман чувственных треволнений все тогда казалось призрачным и нереальным: и учеба в этом прекрасном здании, и его нервная, красивая любовь...

3

Даша остановилась перед лестницей и окинула знакомые места взглядом, полным печали и нежности. Сероватый свет хмурого сентябрьского утра безрадостно освещал несовременное, некрасивое здание. Даша посмотрела вверх: длинный лозунг о советских ученых исчез. Пропахшие выхлопными газами яблони поникли, склонив свои ветви к самой земле. Она грустно усмехнулась: как всегда, ни одного яблочка. По традиции их обрывали вьетнамцы на ежегодный самогон. Боже, как они пили, как они пили! Не вьетнамцы, конечно...

– Анька, а ты помнишь «Альма матер»? – Даша кивнула в сторону невысокого здания напротив первого корпуса. – Помнишь, как там было здорово? Кока тогда...

По лицу подруги пробежала тень:

– Ничего здорового там не было, – грубо осадила она подругу. – Вы просто напивались, как свиньи, и всякую чушь несли... Лишь бы на лекции не ходить.

– А пицца? – Даша сделала еще одну попытку пробудить в подруге хоть какие-то ностальгические чувства. – Помнишь, какая там пицца была?

– Отвратительная. Чего ты, как пенсионерка, развздыхалась? Опять свои похождения начнешь вспоминать? Давай, давай топай...

Петрова толкнула стеклянную дверь, и они оказались в главном холле, прозванным почему-то Большим сачком. Очевидно, в честь десятков поколений сачкующих здесь студентов.

4

Внутри здания особых изменений также не произошло. Пожалуй, за исключением одежды и выражения лиц у современных студентов. А также легкого запаха марихуаны, повисшего в районе лестниц.

Даша подошла к лифтам и нажала все кнопки. Лифты по-прежнему исправно не работали. Как всегда, пришлось подниматься пешком. На каждом лестничном пролете под объявлением о категорическом запрете курения стояли группы студентов и преподавателей и курили так, что на подходе к пятому этажу у Даши начали слезиться глаза.

– Как ты здесь могла учиться, – чихнула некурящая Аня.

– Ты лучше расскажи, как ты умудрилась не начать курить.

– В нашем корпусе просто приличнее все было. Особенно люди.

Между первым гуманитарным корпусом, где подруги находились сейчас, и вторым гуманитарным корпусом, в котором когда-то обучалась Аня, всегда существовало некое противостояние.

– Да ладно тебе! – запальчиво парировала Даша. – Все были абсолютно одинаковыми.

Встреча с прошлым подействовала на нее благотворно, она оживилась, щеки порозовели, в глазах появилось озорство.

– На первом курсе начинали курить, на втором пить, на третьем спать с особями противоположного пола, на четвертом своего, на пятом все уцелевшие приходили в себя и в результате из этих стен, – она обвела руками серые стены, – выходили умудренные жизненным опытом и фундаментальными научными знаниями достойные члены социалистического общества!

Аня с ужасом посмотрела на подругу:

– Чего ты несешь?

– Так оно и было. Ну почти так, – пожала плечами Даша и осмотрелась. – Представляешь, не помню номер кафедры. По-моему, сюда...

5

На кафедре археологии, несмотря на субботу, царило шумное оживление. Учебный год только начался, соскучившиеся за лето друг по другу археологи всех возрастов и званий оживленно обменивались новостями.

– Простите... – Даша безуспешно пыталась привлечь к себе внимание. – Извините...

Осознав тщетность своих попыток, она довольно бесцеремонно ухватила пробегавшего мимо молодого человека за рукав, изо всей силы дернула его. Тот остановился и вытаращил свои бесцветные археоложьи глаза.

– Вы ко мне?

– Если вы Воронов, то да.

– Нет, я... – Молодой человек явно обрадовался и взмахнул рукой. – Вон там у окна, в черной водолазке, с завкафедрой разговаривает...

Даша продралась к окну и робко постучала предполагаемого доцента Воронова по плечу.

Мужчина обернулся, недовольно блеснув очками.

– Простите, вы Воронов?

– Да. Слушаю вас.

– Нам нужно поговорить.

Доцент удивленно оглядел Дашу.

– Вы кто, новая стажерка?

– Нет, нет... Я когда-то давно училась здесь. Вернее, на искусстве... – Она смутилась. – Да это не важно, я не по этому поводу. Я знакомая Николая Макеева.

Воронов снял очки и помассировал переносицу:

– Что-то случилось? Никак не могу ему дозвониться.

– Он умер. Убит.

Мужчина приоткрыл рот, его собеседница изменилась в лице и охнула, на них начинали обращать внимание. Даша нервно огляделась, было шумно и слишком много людей, чтобы разговаривать спокойно. Она просительно сложила руки.

– Я вас очень прошу, давайте выйдем, нам надо поговорить.

– Да, да, конечно, – пробормотал доцент и подхватил со стола свой пиджак.

6

На лестнице Воронов достал сигареты.

– Желаете?

– Нет, нет, спасибо...

– Так как же это произошло? Где? Когда?

Даша набрала воздуха и осторожно начала:

– Ко... Николая застрелили в Праге. Он, по всей вероятности, хотел мне что-то сказать или передать, но не успел. Вернее, я не совсем поняла его слова. Мне показалось, что он хочет сообщить о некоем своем открытии. Вы не знаете, что это может быть?

Воронов задумчиво постукивал носком ботинка о стену. Весь его облик свидетельствовал о крайнем потрясении. С минуту он молчал, потом отрицательно покачал головой:

– Даже не знаю, что и предположить. При каждой возможности Николай ездил в экспедиции, но именно этим летом буквально в самый последний момент он отказался. Это произошло так неожиданно... Последний раз я разговаривал с ним в его день рождения, поздравил, спросил, как дела, он ответил, что все в порядке и что через две недели собирается в район Старой Рязани. А потом мне рассказали, что Николай вдруг появился на факультете и стал искать документы на одного нашего бывшего стажера, кажется, испанца, медиевиста...

– Кого? – переспросила Аня.

– Специалиста по истории средних веков, – быстро ответила Даша и снова обратилась к Воронову: – А зачем он его искал?

– Понятия не имею. – Археолог пожал плечами. – Меня к тому времени в Москве уже не было. Знаю только, что Николай в запланированную экспедицию не поехал, но это было просто из ряда вон…

– Но он же должен был как-то объяснить перемену планов? Это же не в магазин сходить! – Даша всплеснула руками.

– Вы правы. Но Николай пользуется... пользовался на факультете такой репутацией, что никому в голову не пришло сомневаться в том, что так надо. Насколько я понял, он хотел решить какой-то денежный вопрос, что-то связанное со спонсированием или благотворительностью. Не могу поручиться за точность его слов, но он выразился в том смысле, что больше не хочет ни от кого зависеть и если удачно все пройдет, то будет сам организовывать экспедиции. Но подробностей я не знаю. Хотя я, честно говоря, не очень поверил. Знаете, как сейчас относятся к науке... Да на чем он мог заработать?

– Например, что-то продать, – подала голос Аня.

Археолог удивленно воззрился на нее:

– Продать? Что продать? Библиотеку? Костюм, в котором еще его дед ходил?

– А если предположить, что он нечто раскопал? Раскопал и продал?

Воронов рассмеялся, но тут же сердито оборвал себя:

– Да вы что? Как вы можете такое говорить о человеке, который уже не в состоянии выступить в свою защиту? Николай был ученым с большой буквы, фанатиком своего дела! В самом высоком смысле этого слова. Ему нужны были деньги, чтобы копать, а не копать, чтобы делать деньги... Если не секрет, почему вы решили, что он сделал некое открытие?

– Он умер у меня на руках... – Даша с трудом сдерживала слезы. – Он пытался мне что-то сказать. Видимо, хотел назвать своих преследователей. Или объяснить, где можно искать то, что он нашел... Поэтому мы и пришли к вам.

– Ко мне? – непритворно удивился мужчина. – Но почему именно ко мне?

– Потому что под конец он упомянул ваше имя и сказал, что вы поможете взять Муссу.

– Муссу? – Брови археолога взлетели вверх. – Простите, я не очень понял, какого Муссу?

– Зубатого, – растерянно добавила Даша. – Я полагала, что вы знаете, о ком идет речь.

Аня пристально следила за Вороновым. Но тот лишь недоуменно покрутил головой:

– В каком контексте он об этом сказал? Вы можете уточнить?

– Дословно я, конечно, не вспомню, но приблизительно так: «Ворон... пусть возьмет... зубатый Мусса». Я думала, вы сразу поймете, о ком идет речь. Мусса – имя достаточно редкое, а зубатый...

Доцент потер лоб и нахмурился. Прошла минута, другая. Подруги напряженно замерли. Неожиданно лицо археолога прояснилось, он поднял глаза на Дашу, несколько секунд внимательно смотрел на нее и вдруг начал смеяться. Он хохотал так громко, что курящие по соседству студенты и преподаватели начали непонимающе оглядываться на всегда сдержанного, серьезного доцента. А тот никак не мог остановиться. Прислонившись к стене, археолог просто сотрясался от смеха, вытирая слезы. Под конец он закашлялся и стал стучать себя ладонью по груди.

Женщины молча взирали на него.

– На какой кафедре вы учились? – Он с трудом перевел дыхание. – А впрочем, это не важно... Извините мой смех – это от неожиданности. Так вот, милые барышни, боюсь, что ничем не смогу вам помочь. Дело в том, что Николай имел неплохую коллекцию каменных орудий труда. Особую гордость и мою нескрываемую зависть вызывал один образчик времен палеолита. Ваш зубатый Мусса на самом деле не кто иной, как зубчатый мустье. Именно так называлась культура, к которой относилось данное орудие.