Текст книги "Дело одинокой канарейки"
Автор книги: Полина Дельвиг
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Глава 17
Квартира Боба являла собой живой укор Элеонориному жилищу. Все предметы стояли на местах, предназначенных, казалось, самой природой. Во всем чувствовался тонкий вкус и несомненный оформительский талант хозяина.
Даша обернулась к Пилюгиной:
– Элеонора, ты бы брала пример с Боба, а то у тебя хлев, а не квартира.
Блондинка презрительно фыркнула:
– Когда у меня будет такая же работа: сидеть дома и ни черта не делать, то и я буду пыль с канделябров сдувать.
– Маленький, – Боб аж заискрился весь, – так ты мне только скажи, я к тебе каждое утро буду приходить убираться.
Пилюгина рассмеялась и осторожно, дабы не повредить свои роскошные двухсантиметровые ногти, завязала волосы узлом.
– Еще чего! Сначала каждое утро, потом каждый вечер, а потом и вовсе из дома не выгонишь. Нет уж – лучше беспорядок, чем мужчина.
Даша с подозрением покосилась в ее сторону. После беседы с Аней она стала настороженно относиться к подобным заявлениям. Но, видимо, надменная красотка не имела в виду ничего предосудительного, она спокойно устроилась на диване с бокалом вина, закинув длинные ноги на подлокотник.
– Рыжая, присоединишься?
– Давай. Боб, если можно, что-нибудь сухое и красное...
– Знамя пролетариата?
– Наливай...
Кузьмин, не переставая улыбаться, подкатил к дамам небольшой сервировочный столик, на котором довольно живописно были расставлены вино, сыр и фрукты. Даша удивленно приподняла брови. Боб принес салфетки, десертные тарелки и маленькие серебряные ножики. Ее глаза начали заметно округляться. К тому моменту, когда еле слышно зазвучал Фаусто Папетти, а под рукой оказались круглые бархатные подушки, Даша уже была готова коренным образом пересмотреть свое отношение к лысеющим мужчинам, а также к интимной близости со старыми друзьями.
– Боб, и на что тебе Элька сдалась? – Пригубив вино, она послала скульптору воздушный поцелуй. – Женись на мне, я уже свободная.
– Нет. – Кузьмин раскатисто рассмеялся. – Ты, Рыженький, слишком беспокойная, а у меня жизнь и так тяжелая. Вот от Маленького всегда знаешь, что ожидать. Пусть самого неприятного, но зато с завидным постоянством.
Блондинка смотрела на них сквозь стекло поднятого бокала.
– Хватит вам глупостями обмениваться. Лучше расскажи ему, что с Кокой произошло.
– А что с ним произошло? – Хозяин вопросительно посмотрел на Дашу. – Он наконец нашел то, что искал?
– Не знаю. Но вполне возможно. – Даша слегка растерялась: почему Элеонора сама не рассказала Бобу о смерти Макеева? – И думаю, теперь узнать это будет нелегко. Его застрелили.
– Что?! – Боб чуть не выронил тарелку с сыром. – В каком смысле? Где? Когда?
– В самом полном. Три дня назад, в Праге.
– Господи, да за что?
– Вот этого я не знаю. И не спрашивай. – Она отставила бокал. – Дело было так...
Боб не дал ей договорить.
– Подожди, он успел тебе что-нибудь сказать?
Даша неопределенно пожала плечами.
– Кока был в агонии, что-то бормотал... Но, к сожалению, я не смогла разобрать, что именно.
– Но как же так! – Вопреки своим деликатным манерам Кузьмин швырнул тарелку обратно на стол. – Ты просто обязана вспомнить! Он наверняка должен был сказать что-то очень важное. Если Кока действительно нашел то, что искал, то перед смертью обязательно сказал бы об этом. Рыженький, я очень тебя прошу, вспомни!
– А зачем тебе? – Элеонора, внимательно следя за их беседой, подпиливала ногти. – Пойдешь к нему на могилу каяться?
– Злая ты, Элька! – возмутилась Даша. – А что, если Кока действительно оказался прав? А вдруг он и в самом деле раскопал...
Пилюгина смерила ее долгим холодным взглядом.
– Не смеши народ, Рыжая. Чего Макеев мог раскопать? Зубной протез своей бабушки? Делать нечего было, вот и ездил по всей Европе, деньги только тратил. Я бы тоже так согласилась – за чужой счет по заграницам ездить... – И не без злорадства добавила: – Может, кто-нибудь из инвесторов его и прихлопнул.
В душе молодой женщины пронеслась буря негодования. Даже веснушки стали бледнее.
– Значит, ты заранее уверена, что он ничего не нашел? – воскликнула она.
Элеонора посмотрела на Дашу своими прекрасными голубыми глазами, полными нескрываемого сарказма:
– Ну я понимаю, что Боб в этом ни черта не смыслит, но ты-то! Скажи, когда в последний раз на территории Европы было раскопано хоть что-нибудь ценное?
Даша сначала пошла пятнами, но потом решила взять себя в руки. Она усмехнулась, неторопливо пригубила вино, отставила бокал в сторону и только после этого снизошла до ответа.
– Маленький, – сказала она, явно передразнивая Боба, – старость, конечно, не радость, да и обучение в МГИМО было коту под хвост, но я все-таки поспешу тебе напомнить кое-что из учебного материала. Если память мне не изменяет, то весьма ценные, как с культурной, так и с исторической точек зрения открытия были совершены не так давно. И в Европе, и на бескрайних просторах Азии. Кстати, совершенно случайно и кстати, абсолютно посторонними людьми. Просто шли, шли и провалились. А сколько еще таких пещер или захоронений до сих пор не обнаружено?
Блондинка помрачнела, и взгляд ее стал недружелюбным:
– Рыжая, мне наплевать на весь твой учебный материал. Неужели ты и в правду думаешь, что всю оставшуюся жизнь я буду вспоминать восторженные вопли пары недобитых археологов? И, тем не менее, хочу заметить, что твое «недавно» относится к периоду Второй мировой войны, ну или чуть более позднему. А европейская цивилизация с тех пор немного развилась, особенно в освоении новых земель. И провалиться ты теперь можешь только в угольную шахту или в канализацию. В самом лучшем случае это будет тоннель метро.
– Нет, я удивляюсь! – не выдержала светского тона бывшая искусствоведша. – Откуда у тебя такая категоричность? Ты что, можешь голову дать на отсечение, что все ценное на свете уже повыкапывали?
Лицо Элеоноры тоже преобразилось. Оно стало жестким и неприятным, казалось, еще чуть-чуть и из ее ноздрей повалит дым. Даша резко выпрямилась. Обстановка уютной гостиной накалилась до предела.
– Э-ге-гей, девчонки! – Боб развел руками словно рефери. – Мне тут только женского бокса не хватало! Вы бы в свое время на экзаменах так выступали. Всех проблем мира мы все равно сейчас не решим. Ты, Маленький, просто не любила Коку, царство ему небесное, вот и сердишься. А тебе, Рыженький, и вовсе не понятно, что надо. Могу только совет дать: если ты действительно хочешь узнать подробнее о последней Кокиной работе, свяжись с Максом.
– Это правильно, – согласилась Пилюгина, неожиданно успокаиваясь. – Еще один чокнутый тебе весьма кстати придется.
– С кем-с кем? – удивилась Даша, пропуская последнюю Элеонорину колкость мимо ушей.
– С Витей Максимовым.
Даша замерла. На веснушчатом лице читалось явное недоверие.
– Подожди, с каким Витей Максимовым? С Витей-доходягой? С Витей Рыбий глаз? Ты что, издеваешься? – она смотрела на Боба, явно ожидая объяснений. – Того самого Максимова, который все никак не мог научиться играть в теннис, потому что его сносило мячом вместе с ботинками и ракеткой? О чем мне с ним разговаривать, о плесени?
Элеонора рассмеялась, как гиена. Боб осуждающе покачал головой и огладил подбородок:
– Во-первых, он занимался не плесенью, а водорослями, а во-вторых, его теперь не узнать. Возмужал, заматерел...
– Разъелся, как боров, – бесцеремонно перебила блондинка. – Витя сейчас поперек себя шире.
– Допустим. Но что он может знать? – продолжала недоумевать Даша. – Он глаза-то не мог собрать в одну точку, не то что мысли...
Действительно, кроме выдающейся нелепости, Виктор Максимов, в миру Витя Рыбий глаз, был знаменит тем, что глаза у него были разного цвета, разной величины и упорно смотрели если не в прямо противоположные стороны света, то, однозначно, в разные. В связи с этим общаться с ним было очень тяжело, у собеседника создавалось впечатление, что разговариваешь с очень странной глубоководной рыбой.
Поняв, что Даша действительно ничего не знает, Кузьмин поспешил пояснить:
– Витя Максимов спонсировал несколько Кокиных экспедиций.
– В каком смысле?
– Эх, самое интересное-то прошло мимо тебя! – усмехнулся Боб и долил вина. – Пока в Университете средств хватало, у Макеева проблем не было – ездил во все экспедиции подряд. А потом проекты начали потихоньку сворачивать: то денег не хватает, то зона конфликтная...
Элеонора опять не выдержала:
– Да в него словно дьявол вселился, бегал с выпученными глазами и всем рассказывал, что уже почти накопал на Нобелевскую премию, нужно только еще немного денег и пару лопат.
Она смешно распахнула глаза, наклонила голову и принялась гундосить, явно подражая Кокиному голосу:
– «Палеолита нет только там, где его не ищут... Артур Эванс ясно объяснил... Артур Эванс четко сказал...» – после чего продолжила уже нормальным тоном: – Если бы я не знала, что Эванс умер задолго до его рождения, то до сих пор пребывала бы в уверенности, что он Коке об этом сам лично сказал! – Она помолчала. – Короче, каждый посылал его, Коку я имею в виду, куда только мог, и один лишь Макс всей этой бредятиной заинтересовался.
– Господи, да откуда у Рыбьего глаза деньги-то? Он всегда был такой... – Даша покрутила пальцем у виска.
Пилюгина рассмеялась и, обхватив снизу бокал своими длинными пальцами, откинулась на подушки.
– Представь, ему это, видимо, здорово помогло. Он открыл шоу с мужским стриптизом.
Даша весьма неэстетично разинула рот и долго не могла прийти в себя. Когда же вернулась способность говорить, голос неожиданно зазвучал фальцетом:
– Витя Рыбий глаз танцует в стриптизе?! Для кого, простите за любопытство? Благотворительные выступления для общества слепых? – Она возмущенно отставила бокал. – Да вы тут совсем от свободы обалдели! Одна в педика влюбилась, другой голый пляшет...
Боб с Элеонорой тут же заинтересовались:
– Кто это в педика влюбился?
– А! – Даша махнула рукой. – Не имеет значения. Со временем узнаете...
– Анька Петрова, что ли? – вскинула соболиные брови блондинка. – Я же говорю – все твои знакомые с придурью.
Хозяин развел руками:
– Хватит вам цепляться. Витя, как ты понимаешь, сам не пляшет. Ему фигура не позволяет. Он владеет этим клубом. И денег у него, судя по всему, достаточно, чтобы субсидировать макеевские экспедиции.
Даша слушала вполуха. Проблема с кладом как-то совсем неожиданно отошла на второй план, и ее разыгравшемуся воображению рисовались буйные картины стриптиз-шоу. Шеренга полуобнаженных мужчин, задорно повизгивая, вскидывала ноги в неистовом веселье канкана. В толпу летели плавки, из толпы деньги.
– Неужели кто-то за это платит? – спросила она и тут же добавила: – А сколько это стоит? Давайте сходим?
Элеонора вздохнула:
– Да, Рыжая, тяжело с тобой... Хочешь, иди сама. Тебя Макс по старой дружбе бесплатно запустит. Только смотри, сама на подиум не лезь. К тому же он кусается.
– Кто кусается?
– Макс, – блондинка демонстративно зевнула.
– В каком смысле? – Даша постепенно теряла способность удивляться. Она просто изо всех сил пыталась уяснить происшедшие со страной и людьми изменения.
В отличие от нее Пилюгина воспринимала этот мир совершенно спокойно, поэтому равнодушно пояснила:
– В прямом. Он пить стал, как лошадь. А алкоголь на него странно действует. Сначала все думали, что Витя придуривается, но потом поняли, что это вроде реакции на спиртное. Первые ласточки белой горячки.
– Подожди, я ничего не поняла. – Даша встряхнула кудрями. – Кого он кусает и за что?
Тут Пилюгина не выдержала. Переместившись на край дивана, она принялась оживленно жестикулировать. На это зрелище всегда стоило посмотреть: руки, как и все остальное, были слегка крупноваты, но Элеонору это скорее украшало. Идеальной формы ногти еще больше удлиняли ухоженные пальцы. Она никогда не была нежной и утонченной, она была эффектной, вызывающей, агрессивной, на большинство людей это действовало подавляюще. Даша завороженно следила за мелькающими ногтями.
– Слушай, потом спасибо скажешь. Так вот: на первой стадии Витя выпивает три рюмки водки, или чем он там пьет, и начинает кусать официанток.
– Гоняется за ними, что ли?
– Да нет же! Представь: бедная девушка приносит блюдо с едой и пытается поставить его стол, а в это время Рыбий глаз весьма проворно цапает ее за запястье. Знаешь, как варан – нападает на все, что движется рядом с левым или правым глазом.
– Вараны нападают на все, что движется? – удивленно переспросила Даша. – Не знала...
– Это не важно! – отмахнулась Пилюгина. – Может, вараны и не нападают. Но Витя в этот момент выглядит точь-в-точь как варан. Глаза смотрят в разные стороны и вращаются независимо друг от друга, морда тупая, окаменелая, и вдруг – молниеносный бросок! Цап! И очередная официантка бьется в судорогах. Говорю тебе: зрелище, достойное кинокамеры.
Даша ошарашенно помотала головой:
– Надеюсь, это шутка?
– Хочешь проверить? Давай. Только предупреждаю сразу – не надевай ничего коричневого...
Произнеся загадочную фразу, Элеонора откинулась на спинку дивана.
– Но почему?!
– Потому что на следующей стадии, а это приблизительно семь-восемь рюмок водки, Рыбий глаз начинает ненавидеть коричневые спины.
– Какие еще коричневые спины?!
– Обыкновенные, коричневые. Всех оттенков: от бежевого до темно-шоколадного. Но предпочтение отдает интенсивному, насыщенному коричневому цвету.
– Это еще почему? – Даша с облегчением отметила, что пара вечерних платьев, которые она захватила с собой, по счастью, иной цветовой гаммы.
Пилюгина с радостью поспешила объяснить:
– У него на кафедре когда-то был преподаватель, которого он ненавидел. Так вот, этот Борисов, фамилия его была Борисов, все время ходил в каких-то коричневых костюмах или пиджаках, короче, в некой верхней одежде коричневого цвета. И теперь, когда Витя доходит до второй стадии опьянения, он начинает гон на «коричневых».
– Он что, их в спину кусает? – Даша изо всех сил пыталась представить себе технику подобного укуса.
Элеонора на секунду задумалась, словно вспоминая эпизоды странной охоты.
– Тут зависит от настроения. Один раз просто пошел по залу, собирая в пакет рюмки, бокалы и прочий хрусталь. После этого подкрался к жертве и со всей силы навернул его этим пакетом по спине. Звону, говорят, было, как при заутренней.
– Я не пойму, ты шутишь?
– Какие уж тут шутки. В другой раз Рыбье око просто разломал стул и начал ножкой лупить посетителя по коричневой спине, еле-еле оттащили. Бухгалтера, который имел неосторожность прийти Восьмого марта за какими-то документами, да еще во всем коричневом, огрел новым факсом.
– Боже, – ужаснулась Даша, – а что же он делает на третьей стадии?
Элеонора эффектно прикурила сигарету и выпустила струю дыма в потолок.
– Как ни странно, но эта – самая безобидная. У него просто отнимаются ноги. Но зато просыпается жажда деятельности.
Некоторое время Даша лихорадочно соображала, как можно совместить два столь явно противоречивых факта.
– И что же он делает? Носится по стриптизу в инвалидном кресле?
Блондинка счастливо рассмеялась.
– Что ты! Он ползает на локтях и так в этом поднаторел, что на локтях бегает быстрее, чем другие ногами. У него ко всем пиджакам и свитерам специально пришиты кожаные заплатки. Чтобы вещи не портить.
Даша растерянно чесала кончик носа, даже вся злость на Элеонору у нее прошла.
– Да... Что же с ним такое произошло? Он ведь в Университете такой тихий был...
– Не знаю... Говорят, на почве агар-агара свихнулся.
– Того, из которого птичье молоко делают?
– Именно. Он все пытался эту несчастную водоросль искусственным способом вырастить, но безуспешно. Швейцарцы Витю даже на работу брали, но он на полпути, видно, свихнулся, и все выделенные для исследования деньги пустил на открытие стриптиз-клуба.
Даша сидела, потрясенная до глубины души. Рассказ Элеоноры произвел на нее столь сильное впечатление, что она залпом выпила целый бокал, подождала, пока Боб его опять наполнит, и снова выпила.
– И о чем вы предлагаете мне у Вити спрашивать? Он небось и не помнит, что Кока на свете жил.
Боб вздохнул:
– Это ты зря. Они подружились очень. Возможно, Максимов его полюбил и деньги давал именно потому, что Кока не бросил свою мечту, а шел за ней через тернии. Ты ведь знаешь, как это бывает...
– Не знаю, – честно призналась Даша, – даже понятия не имею. Ни малейшего. А то, что все мужики с придурью, так это точно. Извини. От вас чего хочешь ожидать можно. Особенно от тех, кто неожиданно разбогател. – Помолчала и спросила: – Значит, ты полагаешь, что Макеев мог Рыбьему глазу рассказать, чего он ищет или уже нашел?
Кузьмин задумчиво крутил серебряный нож. Морщины придавали его лицу усталость. Через небольшую паузу он негромко произнес:
– Думаю, если он успел кому-то об этом сказать, то именно Максу. Тот ведь у него был вроде святого патрона. Он даже с нами перестал общаться. – Боб помолчал.
– Это точно, – подтвердила Элеонора, – даже на свой день рождения не пригласил, пришлось к нему явочным порядком завалиться, со своей едой и музыкой.
– Грустно все это, – добавил Кузьмин.
Некоторое время все молчали.
– Так давайте вместе к Вите сходим. А? – наконец с надеждой протянула Даша. – Заодно и развеселимся?
Блондинка скрестила свои роскошные руки на груди:
– Рыжая, я еще пригожусь в этом мире, а ты иди куда хочешь.
Глава 18
1
Даже к своим тридцати годам Герман Лозенко никак не мог понять две вещи: каким образом его мама, утонченная, прекрасно образованная женщина из семьи известных музыкантов, могла выйти за такого неотесанного провинциала, как его отец. И второе – как его отец, Владимир Ефимович – отчество-то какое! – как этот грубый мужлан мог стать дипломатом? Как его могли взять на такую работу с его вульгарным совковым произношением? Сейчас даже бомжи в подворотне лучше разговаривают...
Принципиальный. Да просто плебей! Плебей, которому от жизни ничего не было надо, кроме возможности работать на благо такого же, как и он, плебейского государства. «Нам хлеба не надо – работу давай, нам солнце не надо – нам партия светит!».
Именно из-за его принципиальности, а вернее, ослиного идиотизма, Герман вылетел из МГИМО, со второго курса пришлось пойти в армию. Отец не хотел замять скандал, и все документы оказались в деканате...
2
Герман вошел в свой кабинет. Бывшее рабочее место отца теперь безраздельно принадлежало ему одному. В отличие от остальной квартиры, кабинет был выдержан в консервативном стиле: резные, красного дерева библиотечные шкафы, палисандровый стол, глубокие кресла, обитые кожей цвета махагон, пол устлан ручной работы ковром.
Полная реконструкция квартиры для Лозенко была вопросом принципа: не он, отец должен был уйти из этого дома.
Как ни странно, но Владимир Ефимович даже не сопротивлялся. Молча выслушал предложение сына переехать в купленную для него однокомнатную квартиру, собрал вещи, и больше Герман его никогда не видел.
3
...А ведь дело выеденного яйца не стоило. Герман со своим однокурсником, сыном первого секретаря одной из автономных республик, и двумя девчонками решили немного развлечься. Но вечеринка началась с непредвиденной трудности. Охранник в ведомственном гараже, ссылаясь на указание отца, отказался дать машину. Тогда, не долго думая, ребята угнали первую попавшуюся и всю ночь носились по подмосковным кабакам, пока, наконец, не разбили несчастный «Жигуленок» о пивной ларек.
В общем, все кончилось благополучно, никто не пострадал. Отец приятеля, конечно, пошумел по своей кавказской натуре, но тут же выложил круглую сумму за ларек и за машину. Можно было спокойно продолжать жить дальше, но Владимир Ефимович словно взбесился: обозвал сына подонком и категорически отказался давать взятку в милиции, чтобы дело не пошло дальше. В результате у Германа отобрали права и отчислили из института. А еще через месяц пришла повестка, и отец опять-таки пальцем не шевельнул, чтобы хоть как-то помочь. Совместных усилий зрелых обожательниц и мамы хватило лишь на то, чтобы служба у мальчика проходила в Москве.
4
После армии все изменилось. Обратно взять Германа на факультет международного права вежливо, но твердо отказались. Пришлось переводиться на юридический в Университет. Не Бог весть что, но все-таки...
А бывшие друзья-сокурсники уже готовились к распределению, они были заняты, и им не нужны были сомнительные знакомства: во имя карьеры каждая нежелательная связь решительно обрывалась, записные книжки выбрасывались – за ненадобностью. Бывшие поклонницы, увидев, что их маленький принц превратился в импозантного мужчину, стали недвусмысленно намекать на более близкие отношения, не смущаясь предлагали за это свою помощь. Для подросших и похорошевших сверстниц требовались средства, которых у него не было.
Кое-как дотянув до конца пятого курса, Лозенко оказался еще перед одной проблемой. Чтобы попасть на хорошее место, требовалась не только протекция, но и солидная взятка. С отцом они практически не разговаривали, тот при каждом удобном случае повторял: «Я всего добился сам». Еще бы, с такой внешностью и происхождением ни на что другое рассчитывать и не приходилось. Хорошо хоть, Герман в мать пошел. Вопрос стоял серьезно – или он на три года оказывается в какой-нибудь дыре, или надо срочно доставать деньги.
Интимную близость с постаревшими золушками Герман отверг сразу – не настолько он еще плох. Попытки занять у друзей и знакомых закончились провалом – все знали, что отдавать ему нечем. Все чаще отчаянный взор молодого человека обращался к материной шкатулке, и он уже был готов на этот шаг, как однажды вечером, вернувшись домой раньше обычного, услышал обрывок разговора отца с коллегой, тот собирался несколько недель провести в Индии и просил приглядеть за своей квартирой.
Герман без особых проблем снял отпечаток с ключа и, выждав неделю, отправился грабить чужую квартиру.
Поймали его быстро. Не имея связей в уголовном мире, Герман был задержан при попытке продать Кустодиева. Только врожденное презрение и ненависть к окружающим позволили Лозенко пережить дальнейший позор. Отец уволился с работы, мать в ногах валялась у вернувшихся досрочно из Индии приятелей. Дело замяли, но с этого момента вся жизнь их семьи покатилась под откос.
Денег не хватало на самое необходимое: продали машину, дачу, все более или менее ценное. Изо дня в день на одной, как-то моментально уменьшившейся жилой площади, встречались люди, смертельно ненавидящие друг друга. Мать постарела сразу и безвозвратно, но Герман не испытывал к ней жалости, он вообще не испытывал никаких чувств, кроме ненависти и зависти.
С мыслью о работе по специальности пришлось распрощаться, помочь уже никто не хотел даже за деньги – как можно рекомендовать человека, взявшего у своих! Ладно, если по глупости ограбили бы пьяненького, а то ведь у своих же! Нет, такие вещи в их среде не прощали.