Текст книги "Ошибка, которую я совершила (ЛП)"

Автор книги: Пола Дейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 7

На следующий день после первого сеанса терапии Скотт вернулся за продолжением. Я не спрашивала, как ему удалось убедить Уэйна переназначить моего третьего в расписании пациента, потому как начала понимать, что Скотт не признает общих правил. После школы у меня было плохое настроение, осознание того, как отражается на Джордже мое трудное финансовое положение, давило каменной плитой. Мне совсем не хотелось участвовать в очередной битве мнений, но Скотт очень настойчиво просил выслушать его предложение, поэтому после сеанса лечения я позволила ему высказаться.

– Я знаю, что у вас финансовые проблемы, – начал он, и я не стала его прерывать.

Да, я собиралась выслушать его, потому что если у вас восемнадцать тысяч долгу, а ваш сын ворует в школе, потому что даже он понимает, как плохо обстоят дела, вы охотно прислушаетесь к деловому предложению. На протяжении многих лет я переживала нашествие продавцов финансовых пирамид, а так же пациентов, которые пытались вовлечь меня в продажу всякой дребедени, от пищевых добавок из водорослей до фильтров для воды. Я не умру, если выслушаю еще одного.

– Вас может шокировать то, что я собираюсь сказать, – предупредил Скотт.

– Я работала в интенсивной терапии, – ответила я, – меня не так легко шокировать.

– Я хочу заплатить за ночь с вами, – сказал Скотт.

Я моргнула. Потом засмеялась.

– Я думала, вы собираетесь обсудить что-то реальное, – сказала я. – Вы приняли всерьез мои слова о проституции? Я не это имела ввиду. Это было просто наблюдение. К тому же, я тогда много выпила.

– Я совершенно серьезно.

– Да ладно вам.

Но по выражению его лица было понятно, что Скотт не шутит.

– Черт, – прошептала я.

Меня много раз просили о странных вещах. Только на прошлой неделе мой постоянный пациент – страдающий диабетом и подагрой на обеих ногах алкоголик – спросил, поможет ли массаж простаты поддержать эрекцию. На что я ответила, что не могу отрицать положительного эффекта, но не знаю специалиста, согласного оказать ему такую помощь. Разговор закончился, не получив развития.

– Послушайте, – сказал Скотт, – это выгодно нам обоим. Вы отказались от моего предложения выпить…

– Потому что вы женаты.

– Но я хотел бы провести с вами немного времени. Ваш юмор, отношение к жизни, искренность заставляют меня… Ну, скажем, это приятное отвлечение от рутины.

Он сделал паузу, ожидая моей реакции.

– И, – продолжал он, – как я уже сказал, я понял, что вы остро нуждаетесь в деньгах. И вы понимаете, Роз, – тут его тон внезапно стал серьезным, – я рискую больше вас. Так что, если вам мое предложение действительно не интересно, скажите сразу. Я не хочу, чтобы этот разговор дошел до чужих ушей.

– Я никому ничего не скажу, – твердо сказала я, и он кивнул.

Я ответила так не потому, что собиралась согласиться на это возмутительное предложение, а из-за его жены. По своему опыту могу сказать, что боль от измены близкого человека, никуда не девается. Конечно, со временем она притупляется и начинает казаться не такой острой, но остается навсегда. Я не собиралась участвовать в унижении Надин.

– Вы подумаете об этом? – спросил Скотт.

– Уже подумала. Мой ответ – нет.

– Но вы даже не спросили, сколько я готов заплатить.

– Мне не нужно спрашивать. Я не продаюсь, Скотт.

– Все продаются.

– А вот сейчас вы действительно говорите, как придурок, – сказала я.

Он улыбнулся и поднял обе руки, словно признавая поражение.

Наверное, я должна была сердиться сильнее. Он что, действительно собирался платить мне? За секс? Цирк с конями.

Потом я поймала себя на мысли, а не эту ли теорию я развивала в пятницу вечером? В памяти всплыло ошеломленное лицо Петры.

– Если передумаете, – сказал он, – предложение все еще в силе.

– Не передумаю.

*

На конвейере потных тел и под бесконечные разговоры о жаре и глобальном потеплении утро пролетело незаметно. К обеду я почти выкинула Скотта из головы. Но у меня осталось неприятное ощущение, будто я слегка замаралась, и мне нужно принять душ.

Я пошла в ванную для персонала, наполнила раковину холодной водой, сняла тунику и хорошенько намылилась. Мне не хотелось пользоваться общим полотенцем для рук, но шансы, что Гэри и Уэйн моют руки после писсуара, были невелики, так что я вытерлась.

Я поправила волосы и закрепила их старыми зажимами Кирби, что валялись на дне сумочки. К подкладке приклеился выскочивший из обертки вишневый леденец. Я изучила свое отражение в зеркале и попыталась понять, могла ли я каким-то образом спровоцировать Скотта. Конечно, моя откровенность могла немного поощрить его, но я не помнила, чтобы намекала на подобный способ заработка. Моя мысль заключалась в том, что раз уж у некоторых мужчин существует не поощряемая обществом потребность (а она была, есть и будет), то пусть уж решают ее с минимальным ущербом для окружающих. Без романов, которые могут повлечь скандал, разрыв отношений и крушение брака.

Теперь я понимала: то, что казалось мне относительно клинически простой и разумной идеей, могло быть воспринято в ином свете. Петра отреагировала так, словно я дала ей пощечину. Ее муж Винс – как будто это был белый шум, которого он не заметил. А Скотт… ну, Скотт воспринял идею и перевел ее на совершенно другой уровень.

Или нет.

Возможно, Скотт уже некоторое время находился в поиске и решил, что я могу отнестись к его предложению по-деловому, так зачем время терять? Чем больше я размышляла над ситуацией, тем больше убеждалась в том, что понятия не имею, что творится у некоторых людей в голове.

Я вышла из офиса, собираясь выпить кофе и съесть банан на солнышке. Перед главным входом стояла деревянная скамья, которую я обычно избегала. Дело в том, что на ней как правило находили убежище старики, пришедшие на сеанс терапии заранее. Заметить не успеете, как окажетесь вовлеченными в беседы, которые вели с самого утра: жара, иммиграция, легкомысленные траты невестки, переваренная свинина на свадебном приеме в прошлые выходные. Поэтому я взяла рюкзак и решила выйти на задний двор, чтобы пообедать в одиночестве на пыльных ступенях. Зато вне поля зрения.

Однако, у Уэйна были другие планы.

– На пару слов, Роз, – сказал он, когда я шла мимо стойки регистрации.

Он не поднял головы. Его глаза были прикованы к монитору.

– Я собиралась…

– Всего на минуту, – он встретил мой взляд и сочувственно улыбнулся. – У нас проблемы с выручкой.

Уэйн Геддес был невзрачным человеком. Его кожа, глаза, волосы, даже десны были странно бесцветны. Его можно было забыть после первого взгляда, и не вспомнить никогда. Самой заметной его чертой была повышенная потливость. Если на некоторое время вынуть из холодильника кусок пармезана, на его поверхности образуется россыпь жирных капелек. Именно так выглядел лоб Уэйна. Независимо от погоды. Оставалось только пожалеть этого парня.

– Проблемы? – повторила я.

Он нахмурился на экран компьютера, словно пытался что-то понять. Потом посмотрел на меня.

– Сборы не всегда совпадают с графиком приема, – сказал он. – Есть некоторые несоответствия.

– А я тут при чем?

Он колебался.

– Выкладывай, Уэйн.

Я посмотрела в сторону открытой двери. У нас так мало солнечных дней в году, что этот яркий прямоугольник тянул меня с непреодолимой силой. Я стояла и смотрела на Уэйна, нетерпеливо постукивая носком обуви.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – осторожно спросил он.

– Нет.

– Уверена? Потому что я могу помочь, Роз. Тебе просто нужно довериться мне, и я обещаю, что помогу.

Я пристально смотрела на него.

– Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь. А теперь мне нужно…

– Хорошо, – сказал он. – Хорошо. – Он бросил на меня грустный взгляд, как будто я действительно подвела его. – Еще один момент. Сократи сегодня обеденный перерыв. Я договорился с Генри Пичи на 13:00.

– С кем? – спросила я.

– Страховой агент, которому ты должна была позвонить, но не позвонила.

Ой, точно.

– Так дальше нельзя, Роз, – сказал Уэйн. – Тебе нужна эта оценка. Без нее наша страховка не покрывается полностью.

– Ты всегда так говоришь. Но обязательно это делать сегодня? – спросила я, взглянув на часы.

У меня оставалось всего пятнадцать минут.

– Генри работает только по вторникам и средам.

– Хорошо устроился.

Уэйн тяжело вздохнул.

– Просто сделай это, ладно? Помоги мне помочь тебе. Это не займет много времени.

*

ГЛАВА 8

– Давайте начнем с даты рождения, – сказал страховой агент.

– Двадцать пятое декабря тысяча девятьсот семьдесят первого года.

Он поднял голову:

– Рождество.

Я кивнула. Обычно люди говорят одно из двух: «Значит, вы получаете в два раза больше подарков?» или «Сочувствую людям, родившимся в праздник».

Он не сказал ни того ни другого.

– Я не фанат Рождества, – ответил он и улыбнулся.

Его улыбка была одновременно теплой и сексуальной. И я была совершенно сбита с толку.

Мы заняли кабинет диетолога. Для штатного диетолога в клинике не хватало работы, поэтому Хелен Миллер делила свое время между четырьмя или пятью другими учреждениями на северо-западе. А это значило, что на ее столе не скапливались бумажки с заметками, карандаши и прочий мусор, потому что свои файлы и все такое она уносила с собой. Я закрыла жалюзи, потому что полуденное солнце вовсю жарило в расположенные на запад окна, и вентилятор работал на полную мощность.

Генри Пичи был одет в рубашку-поло с выцветшим воротником и оливкового цвета холщовые брюки, которые в некоторых заведениях приравнивались к джинсам и потому были под запретом. Я чувствовала запах его лосьона после бритья.

– Полное имя? – спросил он.

– Розалинда Вероника Туви.

Он быстро печатал. Лицо его было расслабленным, чувствовал себя он совершенно непринужденно, и я без смущения рассматривала его. Единственные мужчины, кроме пациентов, с которыми мы имели дело в клинике, были медицинскими представителями, и они смахивали скорее на андроидов, чем на людей. Они входили, обманывая нас своей гладкой кожей, прямой осанкой, безупречными рубашками и заинтересованными глазами. В первый момент встречи создавалось впечатление максимальной фиксации на ваших интересах и потребностях. А затем их фасад обрушивался, внезапно и без предупреждения. Представитель открывал свой портфель, очарование исчезало, и вы понимали: ах, продавец.

Легкий флирт и подшучивание прекращались, и вы превращались в объект для бизнеса. С этого момента вы могли использовать чувство юмора только для облегчения дискомфорта, но все ваши попытки спастись встречались пустым и мертвым взглядом. Этот взгляд говорил: «врешь, не уйдешь».

Генри Пичи был совсем не таким. И когда он поднял голову и сказал:

– Место рождения? – его глаза смотрели прямо на меня.

Как будто он попросил меня раздеться. Прогоняя ощущение взаимного притяжения, я пробормотала:

– Кендал. – После чего спросила: – Чем же вам не угодило Рождество? Вы против религии?

– Я не против Рождества как такового, – ответил он, не прекращая печатать. – Просто мне не нравится обычай тратить непомерно большие деньги, чтобы доказать, будто мы любим друг друга. Так же как не нравятся навязчивые советы индустрии рекламы. – Он поднял глаза: – Квалификация?

– Назвать все?

– Достаточно последней.

– Бакалавр физиотерапии. Я поступала в магистратуру, но, знаете, как это бывает, жизнь помешала. А что насчет дней рождения?

В его глазах мелькнула озорная искра, и он сделал паузу, прежде чем ответить. Я отвернулась, чтобы отдышаться.

– На прошлой неделе я получил дружеский совет от Apple, – сказал он. – Я должен подарить отцу iPad на день отца. Было такое чувство, что если я не готов потратить триста фунтов, моя любовь неубедительна. Вы курите?

Я поколебалась, затем твердо сказала:

– Нет.

– Никогда?

– Ладно, иногда. Когда напьюсь, – смущенно призналась я. – Или когда мне становится грустно. Но не часто.

– Значит, курите.

– Серьезно?

Он мрачно кивнул.

– В этом году у нас было несколько случаев. Семьи людей, погибших в автомобильных авариях, не получили компенсации. Держатели полиса заявляли, что они не курят, но так как в их волосах обнаружили следы никотина… – он пожал плечами.

– Довольно сурово.

– Боюсь, таков наш мир. Иногда курит, – пробормотал он, печатая.

– Для чего это все? – спросила я.

Уэйн что-то говорил, но я слушала в пол-уха. Администраторы все время пытались заставить нас делать что-то нелепое. Магдалена, австрийская физиотерапевт, утверждала, что таким образом они просто пытаются оправдать свое существование. Если бы я делала то, что требовал Уэйн, я принимала бы на четырех пациентов в день меньше.

– Чтобы снизить выплаты по страхованию гражданской ответственности.

– Но мы все застрахованы профсоюзом на сумму до ста миллионов.

– Это ваша индивидуальная страховка, – пояснил он. – Компания-владелец клиники так же несет ответственность на предмет несчастного случая с пациентом. Дополнительные оценки сотрудников помогут им сократить их взносы. Можно провести аналогию с курсом экстремального автовождения: вы повышаете навыки безопасного вождения, и страховка для вашего автомобиля снижается.

Я кивнула.

– Забыл спросить. Вы замужем, мисс Туви?

– Раздельное проживание, – слишком быстро ответила я. – Можно просто Роз.

У него была чистая гладкая кожа. И такие мягкие губы, что когда я взглянула на них, теплая волна прокатилась по моему телу до самой…

– Хорошо, Роз, – сказал он. – Какие-нибудь операции, медицинские процедуры?

– Четыре года назад я попала в автокатастрофу и перенесла пневмоторакс.

– Пневмо…?

– Извините, я думала, вы медик. Коллапс легкого, – пояснила я. – Так же была сломана рука, но, наверное, это не важно.

– Любые операции, включая проведенные вне Великобритании?

Я молчала.

Он поднял голову и с беспокойством посмотрел на меня.

Так как я продолжала молчать, он поморщился и сказал:

– Мне очень жаль, но здесь требуется полная прозрачность. Это действительно важно.

Я выдохнула. Не хотела, чтобы он знал. До этого момента мне удавалось существовать в некоем прекрасном, туманном, похожем на сон состоянии, надежно отгороженном от действительности дверью клиники. Теперь заклинание забвения было нарушено.

– Я потеряла ребенка. Это случилось во время отпуска на Гран-Канарии, – сказала я. – Я была на двадцать шестой неделе, довольно большой срок.

Он наклонил голову и грустно улыбнулся:

– Очень жаль, – мягко сказал он.

– Этого не должно было случиться, – ответила я.

Я не сказала, что это было началом конца для нас с Уинстоном. Он тогда уже начал изменять мне. Я еще не знала об этом, но видела, что мы уже не те, кем были друг для друга когда-то. Я не видела, что творится у меня под носом, и наивно считала, что второй ребенок сблизит нас. Глупо, конечно, но я не первая женщина, верившая, что младенец на руках изменит мужчину. Если бы женщины перестали тешиться подобными фантазиями, думаю, человечество просто вымерло бы.

Я заметила первое пятнышко крови, когда села на самолет в Манчестере, и к тому времени, когда мы прибыли на Гран-Канарию, стало ясно, что что-то не так. Мы сразу поехали в больницу, где меня подключили к капельнице, быстро осмотрели и обещали просканировать на следующее утро. Уинстону сказали, что он ничем не может мне помочь, а так как я лежала в палате с другой женщиной, остаться ему не разрешили.

Около десяти вечера произошли изменения в расписании. Грубая акушер-гинеколог провела сканирование и сообщила мне на своем ограниченном английском:

– Нет ничего.

Когда я спросила, что она имеет в виду, она ответила:

– Нет ребенка.

Медсестра сказала, что в семь утра мне сделают укол, чтобы спровоцировать принудительные роды. Наполовину испуганная, наполовину охваченная горем, я умоляла о кесаревом сечении, но мне отказали.

После этого я изменилась. Думаю, я просто сдалась. У меня не было ни сил, ни решимости управлять нашей жизнью, и, в конце концов, все начало рушиться. Уинстон спал с другими женщинами. Я махнула рукой на наши финансовые проблемы. И мы все потеряли.

– Мне нужно взять у вас немного крови, – извиняющимся тоном сказал Генри Пичи.

– Анализ? Зачем?

– Любое хирургическое вмешательство, проведенное за пределами Великобритании, сопряжено с повышенным риском СПИДа. Вам делали кесарево сечение?

Я покачала головой:

– Нет. Естественные роды.

– Боюсь, они приравниваются к операции. Несколько капель из большого пальца. Мне только нужно… – он порылся в портфеле в поисках, как оказалось, двух полиэтиленовых конвертов, в каждом из которых был небольшой пластиковый флакон.

– Приступим, – сказал он.

Он протер мой большой палец спиртовой салфеткой. Я чувствовала, как он осторожен, почти бережен. Прежняя игривость между нами исчезла.

– Ваша работа дает вам сильную позицию при общении с людьми, – прокомментировала я, когда игла проткнула мою кожу. – Не все признаются о таких вещах даже на третьем свидании.

Он сжал мой палец и подставил пузырек.

– Ваша тоже, – ответил он, закручивая колпачок. – Вы видите все.

Он был прав. Я знала больше людских секретов, чем хотела бы. Отношения врача и пациента странно интимны. Они невозможны ни в какой другой ситуации. Раньше я думала, что людей заставляет раскрываться сама ситуация – физическая боль, необходимость раздеваться перед посторонним человеком. Но с тех пор я изменила мнение. Не думаю, что мои пациенты когда-либо чувствовали себя уязвимыми. Я изо всех сил старалась успокоить их, создавала фасад приветливого, знающего врача, который разберется с их проблемами с минимум суеты. Так что нет, дело было не в этом. Закрытая дверь. Звукоизолированный кабинет. Возможность снять с себя бремя физической и душевной боли в разговоре с человеком, соблюдающим врачебную тайну. То, что они не смогут сделать больше ни с кем, за исключением, разве что, священника. Но кто сегодня доверяет духовнику?

Закончив, Генри Пичи дал мне клочок ваты и велел прижать к месту укола. Он был очень эффективным.

– Вы обслуживаете весь север Англии? – спросила я, поддерживая светскую беседу. – Поэтому вы здесь только по вторникам и средам?

– Нет. Я работаю только два дня в неделю.

Должно быть, я уставилась на него, потому что он спросил:

– Это странно?

Я подняла брови:

– Просто завидую. Как вам это удается? Наследство? Трастовый фонд?

Он засмеялся, и его глаза снова заискрились:

– Нет.

– Тогда как это возможно?

– Просто немного самоконтроля и решение не поддаваться всеобщему убеждению о пользе тяжелого труда. Что мы все должны работать до потери сил и тратить как можно больше денег на всякую ерунду.

– А, – сказала я, ухмыляясь, – вы из этих.

Он остановился и вопросительно посмотрел на меня:

– Из каких?

– Ну, глиняные чашки, самодельные корзинки, самодостаточность… Старые ботинки вместо горшков для растений.

Генри Пичи рассмеялся:

– Нет.

– Я знала одного такого парня. Он постоянно строил ветряные турбины из переработанных материалов, пытался жить за счет огорода и вечно сидел без гроша. У него было бы больше свободного времени, если бы он устроился работать на полставки.

Он смотрел на меня, подняв бровь. Ждал объяснений.

– Вы на него похожи, – призналась я. – Видимо, можете себе позволить. Но те, у кого есть обязанности, вынуждены работать полную неделю.

– Хорошая речь, – одобрил он, передавая мне пластырь. – Вдохновляющая.

– Спасибо.

Мгновение тишины, затем:

– У вас остались дети? Я имею ввиду. После того, что случилось с вами за границей? – мягко спросил он.

– У меня уже был ребенок. Сын. Но больше мы не пытались, потому что не могли себе позволить. – И когда он нахмурился, словно ставил мои слова под сомнение, объяснила: – У нас не было туристической страховки. Мой бывший обещал оформить ее, но не сделал. Пришлось заплатить за больницу кредиткой, и я все еще погашаю долги. Ну, и были другие причины. Итак, – сказала я решительно, пытаясь изменить настрой беседы, – за несколько минут вы узнали обо мне все, что вам было необходимо.

Он задержал на мне свой взгляд, и вот оно снова – толчок взаимного притяжения.

– Надеюсь, не все.

*

ГЛАВА 9

Вечером того же дня мы с Джорджем устроили пикник в саду. Я купила кое-что из закусок: банку хумуса по сниженной цене, немного вяленого мяса местного производства (со скидкой), огурец и багет, немного помятый, но зато всего за десять пенсов.

Со стороны все выглядело идеально. Дневная жара спадала. Довольный Джордж жевал острую говядину, его школьная рубашка-поло была испачкана пятнами травы, а на воротнике возле шеи красовалось желтое пятно от солнцезащитного крема.

Я слушала, как Селия с Деннисом возятся в своем саду. Деннис что-то тихо насвистывал, а Селия болтала за двоих, периодически говоря: «А теперь, Деннис, послушай меня внимательно», когда ей нужно было донести до него что-то важное.

Коттедж напротив на неделю арендовали тихие молодожены из Биллерикей. Они были из тех людей, кто вечно извиняется по любому поводу, и приятно отличались от шумных и необузданных компаний, с которыми приходилось иметь дело в последнее время. На прошлой неделе я вежливо попросила джентльмена в майке Leeds United переставить гриль чуть дальше от дома, чтобы боковой ветер на переносил густой дым в наш дворик, на что он обозвал меня гребаной лесбиянкой.

Я смотрела, как Джордж жует; на солнце его волосы казались соломенными, а выстриженное над ухом пятно уже не так бросалось в глаза. «Надо как-то исправить его стрижку», – лениво думала я, хотя знала, что ничего не сделаю. Петра говорила, что у меня была привычка поддерживать безответственные выходки Джорджа, считая их милыми и ребяческими. Она часто упрекала меня, что я не исправляю его речь, но мне нравилось, когда мой сын путает буквы и говорит «тубаретка» вместо «табуретка», а силикатный клей для поделок называет деликатным. Я знала, что эти признаки детства скоро пройдут, и не торопила их.

Я выдернула из травы ромашку и бросила ее Джорджу. Он закатил глаза. Почти как девчонка.

– Что было сегодня в школе?

– Наука, – сказал он.

– Вы проводили опыты?

– Мы бросали белые кубики в разные бутылки и смотрели. Что с ними будет.

– Что за бутылки?

Он пожал плечами:

– Молоко, кока-кола и все такое.

Я вспомнила этот эксперимент. Его использовали для демонстрации скорости разрушения зубов, так как предполагалось, что после такой убедительной агитации дети будут более ответственно выбирать напитки. Кажется, на Джорджа это не произвело никакого впечатления.

Джордж прекратил жевать:

– Финн Гибсон-Морри говорит, что мы тоже были бы богатыми, если бы у нас был ресторан, как у его родителей.

– Думаешь, они богатые?

– У него столько всего есть, мама. У его родителей так много денег. Что они…

– У них нет своего дома. Они арендуют.

Джордж нахмурился:

– А разве мы не арендуем?

– Да, но мы не считаем всех вокруг хуже нас, потому что у них мало денег.

Я часто слышала о Финне Гибсоне-Моррисе. Не только от Джорджа, но и от его школьных друзей. Эта тема поднималась примерно раз в неделю, и обычно у меня хватало терпения держать язык за зубами. Но не сегодня.

– Ты закончил? – спросила я Джорджа, показывая на его тарелку, и он кивнул. – Тогда пойди и возьми себе яблоко.

Я смотрела на его худую спину, на тощие загорелые ноги. Джордж унаследовал гипермобильность суставов от Уинстона. Он мог отвести назад большой палец так, чтобы коснуться предплечья – совсем как его отец.

Я никогда не встречала такого подвижного и гибкого человека, как Уинстон Туви. Собственно, так мы и познакомились. Его левая коленная чашечка часто смещалась в сторону, и я стабилизировала ее, чтобы он снова мог ходить. После второго сеанса лечения я согласилась на свидание (в разрез с директивой профсоюза, запрещающего личные отношения физиотерапевта с пациентами).

Они оказались правы, но не по перечисленным в директиве причинам.

Я видела, как Джордж с силой укусил яблоко и вздрогнул. Один из его молочных зубов упорно не желал выпадать, и Джордж забывал о нем, пока тот не напоминал о себе болью в челюсти.

– Все в порядке? – крикнула я.

Он вынул яблоко изо рта, и пальцем вставил зуб обратно в десну.

– Ага.

Внимание Джорджа привлек ягненок, который бесстрашно отделился от стада и приблизился к каменной стене нашего садика. От того, как мой сын смотрел на ягненка – печально и задумчиво – у меня перехватило дыхание. Может быть, он понимал, что жизнь этого малыша будет слишком короткой, потому что он родился не того пола. Джордж резко мотнул головой, словно выбрасывая какую-то мысль из головы и спросил, можно ли ему пойти проведать Фокси.

– Только не путайся у Селии под ногами, – предупредила я.

Когда он ушел, в дверь постучали. На пороге стоял почтальон с письмом.

– Заказное, – сказал он. – Нужна ваша подпись.

Я взяла письмо, поблагодарила его и вышла в задний дворик. Сидя на ступеньках, я распечатала конверт, уже зная, что внутри.

Уведомление о выселении. У меня было всего две недели. Я на три месяца задержала оплату аренды, и мне совершенно нечем было заплатить.

Достаточно было одного незапланированного счета, и весь мой бюджет пошел наперекосяк. Моей машине потребовались две новые шины и ремень ГРМ. Это составило почти восемьсот фунтов. Отец почти год уговаривал меня поменять ремень, пугая, что если я это не сделаю, он может лопнуть в самый неожиданный момент, и моя машина будет разбита. В конце концов, я решилась на ремонт. Я знала, что вынимаю эти деньги из арендной платы, но без машины я не могла добраться до работы. Плюс неоплаченный вовремя счет за отопление, и я провалилась в финансовую дыру.

А теперь у меня были настоящие неприятности. И дело было не в мелких повседневных проблемах, которые можно решить с помощью новых кредитных карт, писем с извинениями и обещаниями минимальных ежемесячных платежей.

Я могла потерять дом.

Я могла потерять все.

*