Текст книги "Ошибка, которую я совершила (ЛП)"

Автор книги: Пола Дейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 28

В понедельник утром на стоянке перед клиникой меня ждал черный «форд», принадлежавший двум детективам. Уэйн уже неделю не выходил на работу.

Похоже, собирался дождь. Воздух был таким тяжелым и вязким, что было трудно дышать. Я закрыла люк в крыше, вышла из машины и направилась к водительской двери «форда». Сержант Эспинелл опустила окно.

– Доброе утро, – сказала она.

Ее партнер доедал булочку с сосиской, царапая бумажную обертку усами. В машине пахло масляным тестом и шалфеем.

– Доброе утро, – ответила я.

– У вас есть немного времени? – спросила сержант Эспинелл.

– Да, только позвольте мне открыть клинику. Две минуты, хорошо?

– Спасибо, – ответила она и подняла окно.

Они задержались в машине еще ненадолго, и когда вошли в клинику, я уже поставила чайник и открыла окно, чтобы проветрить затхлое помещение. Теперь я была более или менее готова.

– Есть новости? – спросила я.

– Уэйн Геддес официально признан пропавшим.

– А раньше расследование было неофициальным?

– Не совсем. Мистера Геддеса обвинили в краже у его работодателей. Владельцы клиники подали заявление в полицию, и мы расследовали это дело.

Судя по ее тону, она не ожидала, что недостача небольшой суммы денег превратится в дело о пропаже человека.

– Значит, денег вы не нашли? – неуверенно спросила я.

– Нет. И Уэйна Геддеса тоже.

– Его действительно нигде нет? – глупо переспросила я.

Черт возьми, куда он мог деться? Конечно, я ожидала, что после нашего неудачного свидания Уэйн на несколько дней заляжет на дно. Преодолеет смущение, разберется с мыслями и все такое, но теперь сержант полиции говорила мне, что его нигде не могут найти.

Он не мог бросить свой дом и сбежать, я была почти уверена в этом. В этот дом было вложен слишком много денег. Он бросил все, что имел. Свою безопасность, свое обеспеченное будущее. Бессмысленный поступок.

– Его мобильный телефон не использовался, – сказала сержант Эспинелл.

– А кредитки? – спросила я.

Она покачала головой.

– Хотя для человека, желающего исчезнуть, это частая практика. Люди знают, что над банкоматами и кассами в магазинах обычно стоят камеры. Обычно в таких случаях затишье длится около месяца. Особенно, если у беглеца есть достаточная сумма наличных, как у мистера Геддеса.

Но у него ничего не было. Эти деньги были давно потрачены. Не им.

– Между прочим, ваши упражнения помогли, – сказала она.

– Что?

Собака мордой вверх, – пояснила она. – Упражнение йоги. Моя шея уже так не болит. Я сразу почувствовала разницу. Теперь я без проблем могу развернуть машину задним ходом.

– О, хорошо, – побормотала я. – Приятно слышать. А вы проверяли дом Уэйна?

– Конечно. Сразу после нашего с вами разговора.

До сих пор молчавший сержант Куигли, поднял блокнот на расстояние вытянутой руки, как делают все дальнозоркие люди, и подтвердил, что дом осматривали.

– И раз вы здесь, то его там не было, – заключила я. – Но хоть что-нибудь нашли?

– Насколько я могу судить, дома никто не бывал и…

– То есть вы не заходили внутрь? – удивилась я.

– На тот момент у нас не было полномочий. Для осмотра чужой собственности нужен ордер, миссис Туви. Мы не можем ломать двери.

– А его машина была на месте?

– Кажется, да.

И снова быстрый взгляд на напарника, который через секунду подтвердил ее слова.

– Итак, мы хотели бы осмотреться здесь, миссис Туви. Возможно, что-то подскажет нам, в каком направлении искать. Это был его стол, так?

– Да, он сидел здесь большую часть дня.

– Какие еще помещения могут быть актуальны?

– Кухня, – сказала я. – Он часто варил кофе. И он отвечал за расходные материалы и хозяйственные принадлежности. Честно говоря, он бывал везде.

Куда подевался Уэйн после того, как я уехала от него в субботу? Мои воспоминания были в лучшем случае обрывочными. Оставались провалы в памяти, которые я просто не могла заполнить. Могла я что-то сказать или сделать Уэйну? Я помнила, как проснулась в пустом доме. Но что, если это было не так? Что, если мое сознание просто исключило его, как источник стресса?

Господи Иисусе.

– Во сколько приходят клиенты? – спросила сержант Эспинелл.

– Пациенты. Мой первый будет через пятнадцать минут.

Детективы приступили к осмотру. Я подозревала, что ничего интересного они не обнаружат, но спорить не стала. Они задали еще несколько вопросов: упоминал ли Уэйн о каких-либо финансовых трудностях? Собирался ли встретиться с кем-либо в пятницу? Видел ли его кто-нибудь в выходные? Он говорил, что хочет уехать из округа?

Нет, нет и нет.

Когда я решила, что они закончили, то спросила, почему Уэйн официально объявлен пропавшим без вести только сейчас, а не раньше. Что изменилось?

– Его кузен подал заявление, – ответила сержант Эспинелл. – Он не мог связаться с мистером Геддесом и потому вошел в его дом. Он осмотрелся и забеспокоился. Он сказал, что такое поведение очень не характерно для мистера Геддеса.

– Значит, кузен считает, что Уэйн не мог уехать, никому ничего не сказав? – спросила я.

– Он говорит, что это исключено. Он говорит, что мистер Геддес ни за что не уехал бы, не предупредив его. Его рыбки требуют постоянного ухода.

– Ой, – сказала я. – Конечно. Рыбки.

– Да, – ответила она, пристально глядя на меня. – Они сдохли.

*

ГЛАВА 29

Исчезновение Уэйна выбило меня из колеи, вот почему, хоть я действительно хотела позвонить Генри, я много раз брала свой телефон, переходила к списку контактов, а затем отключалась. Я просто боялась. И не могла подобрать нужные слова.

Генри тоже не выходил на связь после нашего свидания на прошлой неделе. Возможно, он неверно истолковал мою растерянность после его обличительно речи как отсутствие интереса. И когда я говорю, «возможно», я имею ввиду: «определенно».

Должно быть, у Генри сложилось впечатление, что он мне не понравился. Но я не могла отказаться от него. Даже сейчас.

Он снял трубку на десятом гудке.

– Генри, – сказала я.

– Роз, – ответил он.

– Я уже не думала, что ты ответишь.

– А я уже не думал, что ты позвонишь.

– Генри… – начала я и остановился.

– Что случилось, Роз?

Я перевела дыхание.

– Петра рассказала мне о твоем сыне, – сказала я, – и я хочу извиниться. Мне очень жаль. В четверг я вела себя грубо и бесчувственно. Я бы не сказала тебе, что ты не должен давать советы по воспитанию детей, если бы…

– Ты не знала, – прервал он меня резко, но без обиды. – Не вини себя.

– И все же я ужасно себя чувствую.

– Я не хотел, чтобы ты узнала. Во всяком случае, не сразу. И это случилось шесть лет назад, так что ты ни в чем не виновата.

Наступила тишина. Я слышала тяжелое дыхание Генри, как будто он быстро идет.

– Каким он был? – тихо спросила я.

Генри молчал еще несколько секунд, но затем невесело рассмеялся, и я тут же пожалела о своем вопросе.

– Извини еще раз, – сказала я. – Генри, прости, я не должна была…

– Нет, – ответил он, потом вздохнул. – Не в этом дело. Просто никто никогда не спрашивает меня о нем. Всех интересует, как я себя чувствую. Как я справляюсь. Все хотят знать обо мне, но никто не интересуется Эллиотом.

– Это потому, что им страшно, Генри.

– Я знаю.

– Эллиот… – сказала я. – Расскажи мне об Эллиоте.

– Я любил его.

Его дыхание стало тише, и я поняла, что он остановился. Остановился прямо посреди улицы, чтобы подумать о своем сыне. Я молчала. Ждала.

– Слушай, – сказал он, – не хочешь встретиться? Потому что я действительно хочу рассказать тебе о нем. Черт, – решительно заявил он, – мне очень хочется о нем поговорить. Обо всем. Я больше не могу молчать. И, наверное, это никого не касается, но иногда мне кажется, что… Я не могу говорить о нем с Надин. Она сразу начинает плакать.

– Конечно, – мягко сказала я. – Я хочу поговорить о нем с тобой, Генри.

*

Мы встретились через два дня. Мне не с кем было оставить Джорджа. Уинстон был в Ньюквее, его мать делала вид, будто не знает, где он, пока я не сказала, что звоню не ради денег. Тогда она призналась, что он уехал с какой-то блондинкой с грязными спутанными волосами (подозреваю, она имела ввиду дреды), с которой работал в летнем лагере.

– Он вернется в пятницу, – заверила она меня.

Одним словом, это было не совсем то свидание, которое я планировала с Генри, и поэтому он зашел в дом, а затем мы вместе с Джорджем и его другом Олли пошли на качели.

Мальчики играли в футбол, а мы с Генри сели на одну из скамеек для пикника. Я спросила Генри, правильно ли я сделала, что взяла с собой Джорджа, и он удивился:

– Ну, конечно. А как же иначе?

Некоторое время мы наблюдали за детьми. Джордж двигался неловко и плохо контролировал мяч. Женщина лет сорока бросала на него обеспокоенные взгляды всякий раз, как он приближался к ее малышу. Я сделала вид, будто ничего не замечаю, и повернулась к Генри.

– Не знаю, с чего начать, – признался он.

Я предложила вообще ничего не говорить, если ему не хочется. Мне было просто приятно посидеть с ним рядом. Обычно я приходила сюда одна.

– Он хороший парнишка, – заметил Генри и кивнул на Джорджа, который как раз в этот момент промахнулся по мячу.

– Ага… Эллиот играл?

– Я пытался заинтересовать его футболом, но не вышло.

– С Джорджем та же история, – сказала я.

– Его деда это просто убивало, – Генри улыбнулся этому воспоминанию.

– И нашего тоже, – повторила я. – Мой отец фанат Bolton Wanderers, а до него его отец. Он просто не понимает, как можно не любить футбол.

– Да, мой отец был таким же…

Каким-то образом при подаче углового Джордж умудрился закинуть мяч за спину.

– Осторожнее! – раздался пронзительный голос престарелой матери. Она двинулась к нам, чтобы высказать свое мнение: – Не могли бы вы сказать своим детям, чтобы они…

– Ребята, – крикнула я Джорджу и Олли, – играйте на другом конце поля.

Они подчинились без возражения, и я, не обращая внимания на женщину, повернулась к Генри:

– Так о чем ты говорил?

– Отличный маневр, – сказал он.

– Постоянная практика, – ответила я. – Здесь многие родители не прочь поскандалить. Они просто еще не знают, что их детям тоже когда-нибудь исполнится девять лет.

– Это еще цветочки, – сказал Генри. – Я помню настоящих родителей, которые верили, что парки устроены только для них. Они бесили меня своими колясками поперек дорожек и постоянными разговорами с младенцами. Как будто играли роль в пьесе «Фантастический родитель».

Я согласно кивнула:

– Они всегда пытаются развить в вас комплекс неполноценности за то, что вы читаете газету вместо того, чтобы ворковать над своим чадом.

– То есть, ты не считаешь, что родители должны всю свою жизнь посвятить детям?

– Нет, конечно.

– Тогда ты очень странная мать, – улыбнулся он. – Так о чем мы говорили? О футболе?

– О твоем отце, – напомнила я.

– О, да, – сказал он, и его лицо снова стало задумчивым.

– Как он пережил потерю внука?

– Лучше, чем родители Хелены.

– Хелена твоя жена?

Он кивнула:

– Была.

– Ты поддерживаешь с ними связь? С родителями Хелены?

– Звоню раз в две недели, просто, чтобы проверить их. Хелена не знает. Она все еще лечится, поэтому за ней присматривают. Я пытался помочь, но, в конце концов, она сама не захотела, чтобы я был рядом.

– Она винит тебя?

– Она винит себя. Она не виновата, но это не имеет значения. Она винит себя, и, в конце концов, я не совсем понимаю, что с нами случилось. Я не знал, что делать, а она не хотела меня видеть, поэтому ее родители попросили меня переехать. Хотя переезд – это было последнее средство. Я говорю людям, что не хочу быть среди тех, кто знает о несчастном случае, но все не так. Просто моя жена больше не выносит меня. Я старался сделать, как лучше для нее, но ничего не получилось.

Я кивнула.

На самом деле, мне нечего было сказать. С Генри случилось самое страшное, после чего его брак распался. Не было слов утешения.

– Спасибо, что спросила об Эллиоте, – тихо сказал он.

– Нам всем нужно говорить о наших детях.

– Большинство людей, даже друзья, считают, что я не хочу разговаривать. На самом деле, я хочу, только не знаю, как.

Я заколебалась, не зная, что ответить.

– Я не эксперт, – сказала я. – Но по моему опыту, люди, пережившие потерю, хотят говорить. Кажется, это не причиняет боль, а приносит некоторое утешение.

Он сцепил пальцы и кивнул.

Я сказала:

– Жаль, что ты не видишь себя, когда говоришь о нем. Ты становишься другим человеком. Твое лицо сияет.

– Прямо таки сияет?

– Ага, – сказала я. – Именно сияет.

Мальчики постепенно приближались к нашей стороне поля. Я взглянула на женщину с малышом, которая уже ждала их в боевой стойке.

– У меня было ощущение, что в четверг вечером я сказал что-то не то, – заметил Генри. – Я думал, что рассердил тебя, и ты больше не захочешь со мной говорить. Но мне очень хотелось позвонить.

– Ты меня не разозлил.

– Нет? – Он явно сомневался.

– Последние несколько недель были довольно тяжелыми. Наверное, я просто устала.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил он.

– Спасибо, но уже все хорошо.

Он хотел что-то еще сказать, но передумал. Может быть, решил, что я пока не готова делиться своими проблемами.

– Думаю, меня именно поэтому потянуло к тебе, – сказал он через мгновение и взял меня за руку. – Помнишь, как мы встретились?

– Во время страховой оценки? – удивилась я.

Он улыбнулся:

– Я медленно схожусь с людьми, – сказал он. – Но я почти сразу понял, что ты не будешь пытаться исправить меня. У тебя были свои проблемы, но ты приняла их и строила свою жизнь заново. И ты не задавала дурацкие вопросы, как я себя чувствую и все такое… Мне это понравилось.

Я улыбнулась ему:

– И как же ты себя чувствуешь, Генри?

– На самом деле, не так уж и плохо.

*

Мы проводили Олли домой и пошли ко мне. Джордж больше нес мяч в руках, чем вел его по тротуару.

Винс оставил в холодильнике бутылку белого португальского, я открыла ее и налила два бокала. Генри выпил и пошел в сад погонять мяч вместе с Джорджем.

Я смотрела на них через открытое окно.

Генри быстро и легко сошелся с моим мальчиком. Он не пытался понравиться и не собирался производить впечатление. Он был естественным и беззаботным. Примерно через минуту Генри взял мяч и сказал Джорджу:

– Может, займемся чем-нибудь другим?

И Джордж кивнул. Генри признался, что тоже не очень любит футбол, и я видела, как мой сын застенчиво улыбнулся в ответ.

Затем они плечом к плечу сидели на заднем крыльце, и я на секунду увидела, какой может быть наша жизнь.

Я увидела проблеск надежды.

*

ГЛАВА 30

Скотт: Ты свободна?

Я:?

Скотт: Как обычно?

Я: мне до сих пор не заплатили за последний раз.

И тогда он позвонил.

Было утро четверга, и я избегала Скотта отчасти из-за Генри, отчасти из-за его странного появления на стоянке перед отелем, но главным образом, потому, что мне нужно было прекратить наше соглашение, а я трусила встретиться с ним лицом к лицу.

Я отправила Скотту пару безобидных текстов, чтобы напомнить о деньгах. Сначала он ответил, что займется этим вопросом лично, а затем сообщил, что у них были проблемы с бухгалтерской программой. Теперь все улажено, деньги уже в пути и все такое.

Но денег все не было.

– Роз, я ужасно извиняюсь, – задыхаясь, произнес Скотт, когда я взяла трубку, – я понятия не имел, что ты еще ждешь эту сумму. Я достану наличные. Ненавижу эти денежные проблемы.

– Ничего страшного, – спокойно ответила я, – у меня все уже не так плохо, как раньше.

– Да, – засмеялся он. – Скоро я тебе совсем буду не нужен. Придется придумать новый способ заманить тебя обратно.

Я рассмеялась вместе с ним, но мое отражение в зеркале даже не улыбнулось.

– Итак, как поживаешь? – спросил он. – Наверное, много работаешь?

– Как всегда, ты же знаешь. Но, вообще-то, у меня появился шанс вернуться в одиночное плавание.

– Да?

– Да. Один пациент, которого я знаю много лет, предложил мне помещение. Доступная цена, хорошее место. И он не требует депозита, так что я ничем не рискую.

Скотт молчал.

– Скотт?

– Извини, извини, я отвлекся на минуту. Это отличная новость, Роз. Я рад за тебя. – Его слова казались пустыми. – Когда начинаешь?

– Думаю, через несколько недель. Там надо закончить ремонт, но это не займет много времени.

– Отлично. А что у тебя с Генри? Как дела на личном фронте?

– Не плохо, – ответила я уклончиво.

– То есть, у вас что-то вытанцовывается?

Странно, почему люди считают, что имеют право совать нос в чужую личную жизнь? Мне бы и в голову не пришло спрашивать, как у человека складывается брак или отношения с матерью. Хотя я подозревала, что Скотт не столько заботится о моем счастье, сколько желает выяснить, не спала ли я с его зятем.

– Почему ты не упомянул, что он потерял сына? – осторожно спросила я.

Скотт откашлялся:

– Должно быть, выскочило из головы. – Я уже собиралась ответить, когда он сказал: – Значит, он снова разыгрывает козырь сочувствия?

Это было похоже на удар в живот, я чуть не выронила телефон.

– Я думал, он уже покончил с этой драмой, – продолжал Скотт. – Я думал, что он вернулся сюда именно для того, чтобы оставить все позади. Во всяком случае, совсем недавно все так и было. И он не любит, когда люди об этом заговаривают. Так что…

Я не знала, как ответить. В конце концов, мне удалось взять себя в руки, чтобы сказать:

– Так что насчет денег, Скотт?

– Ах, да… деньги.

– Что ты предлагаешь?

И он ответил:

– Как насчет того, чтобы я привез их в клинику через час?

*

Я включила дворники. Погода резко изменилась. Южный ветер принес тучи, хлынул ливень, и все разбежались по домам.

Стрелка стеклоочистителя на водительской стороне джипа была немного повреждена. С каждым ударом она издавала тихий стон, а затем дергалась, оставляя неочищенным небольшой участок стекла как раз перед моим лицом. Мне приходилось вытягиваться и немного наклоняться вперед, чтобы разглядеть дорогу.

Я ехала в коттедж, который Скотт арендовал для нашего удобства. Я отклонила его предложение приехать в клинику, посчитав разумным встретиться там, где нас никто не застукает. И когда мы обсуждали эту встречу, я вдруг подумала, что мы используем коттедж не совсем так, как он, вероятно, надеялся. Интересно, раздражало ли это Скотта? Даже если так, он ничем не выдавал своего разочарования. Фактически, он отмахнулся от моего замечания, заявив, что жизнь ломает даже самые продуманные планы.

Заметила ли я в его тоне небольшой надлом? Я не была уверена. Я миновала деревушку Хоксхед-Хилл с ее баптистской часовней, встроенной в ряд аккуратных белых домиков. Дорога медленно поднималась к перекрестку на вершине холма. Поворот направо привел бы меня на Тарн Хоус, где я смотрела закат и пила пиво вместе с Генри. Прямо – к Скотту в Конистон.

Я спускалась медленно по двум причинам. Во-первых, машину бил боковой ветер. Во-вторых, я репетировала речь, с которой собиралась обратиться к Скотту.

Я собиралась сказать, что наш договор не был бессрочным, мы оба это знали, и пора было его прекратить. Что это не может продолжаться. Что мы оба слишком рискуем. Судьба сама ставит препятствия на нашем пути, и Генри только одно из них. Это были приятные (и прибыльные) несколько недель, но теперь все кончено.

Все пройдет хорошо, думала я. Я скажу это, возьму деньги и уеду.

Час назад Скотт намекнул, что пришел к такому же решению. Перед тем, как положить трубку, он со смехом сказал, что наша сделка была, вероятно, самой успешной в его жизни. Он хотел бы, чтобы все они были такими простыми. Каждый получает, что ему нужно, без взаимных претензий и дальнейших обязательств.

Через десять минут я свернула с дороги. Ветер сорвал большую ветку с ближайшего дуба и швырнул ее поперек дороги. Не успев сориентироваться, я наехала на нее и вместо того, чтобы выйти из машины и забросить ее за изгородь, решила просто переехать.

Под осью раздался резкий лязг, затем что-то заскребло под днищем. Еще через несколько ярдов это «что-то», видимо отвалилось, так как дальше я ехала свободно. Я не вышла, чтобы проверить. С годами я убедилась, что иногда лучше не знать о размерах очередной неприятности.

В конце трассы возник коттедж. Он уже не казался мне таким живописным, как в первый раз, и выглядел таким, каким был на самом деле: уединенный, суровый и немного дрянной домишко.

Света в окнах не было. Я осталась ждать Скотта в машине. Ветровое стекло вскоре запотело, поэтому я снова запустила двигатель и часть теплого воздуха направила вверх. Тут же стало душно.

Опустив окно на дюйм, я услышала слабый звонок. Источник этого звукового сигнала находился либо на вершине мачты лодки либо на буйке, довольно далеко от берега. Его прерывистый звук казался жутким и вызывал в памяти образ одинокого пловца из первых сцен «Челюстей».

Я вздрогнула. А затем увидела фары.

Луч упал на зеркало заднего вида и на мгновение ослепил меня. Затем послышался хруст гравия. Автомобиль двигался слишком быстро и после частичного заноса остановился почти у бампера моего джипа.

Я оглянулась. Скотт помахал рукой и вышел из машины.

Я надеялась, что он передаст деньги, и мы разъедемся, но нет. Он зашагал ко входной двери, звякнул ключами, и когда я позвала его по имени, даже не повернул головы. Я вошла вслед за ним.

Сразу за порогом я оказалась прижата спиной к стене, а его рот завладел моими губами. Что-то неудобно впивалось мне в спину.

– Слава Богу, – сказал он, тяжело дыша.

– Скотт, подожди.

– Я не могу больше ждать.

Я попыталась создать между нами какое-то пространство.

– Пожалуйста, – сказала я, отталкивая его обеими руками. – Пожалуйста, дай мне минутку.

Он отступил на шаг и смотрел на меня. Выражение его лицо было обеспокоенным и неуверенным. В чем-то даже детским. Он казался маленьким мальчиком, ожидающим, когда взрослый объяснит, что он сделал не так.

– Просто это слишком неожиданно, – сказала я.

– Неожиданно? – искренне удивился он.

– Я просто… – я замолчала, пытаясь ухватить нить своей заранее заготовленной речи.

Это был другой сценарий, к которому я не успела подготовиться. После телефонного разговора у меня сложилось впечатление, что нас ожидает вежливое и цивилизованное расставание. Мы попрощаемся. Возможно, даже поцелуем друг друга в последний раз. Но это будет нежный и дружеский поцелуй. Поцелуй на удачу, так сказать.

Тот, что он только что навязал мне, был совсем другим. И выражение полного уныния на лице Скотта не внушало мне надежд на легкий финал.

Он сглотнул.

Когда я не ответила, он спросил:

– Тогда зачем мы вообще здесь?

Я выпрямилась:

– Я приехала за деньгами, Скотт.

– Ой, – сказал он.

– Я думала, ты знаешь.

Он грустно рассмеялся и покачал головой:

– Я не правильно тебя понял. Когда ты предложила встретиться здесь, я подумал, что ты хочешь… – он позволил концу фразы повиснуть в воздухе.

Я сделала маленький шаг к нему:

– Я не хотела, чтобы нас видели вместе, – попыталась объяснить я. – Я подумала, что здесь мы сможем спокойно все обсудить.

Он протянул руку, но я не позволила ему коснуться моего лица и взяла его ладонь в свои.

– Ты расстроился, – сказала я.

– Разве мы не можем просто…?

– Прости, не можем.

– Звучит довольно категорично, – ответил он.

Я вздохнула:

– Скотт, ты же не предлагаешь продолжать? Это слишком большой риск.

– Из-за Генри. – Категорично заявил он.

– Нет, не из-за Генри.

– Он тебя уже трахнул?

– Нет. Но вообще-то, это не твое дело.

Желвак на его челюсти дрогнул, глаза медленно моргнули. Я инстинктивно отпрянула, и через мгновение он снова прижал меня к стене и тяжело навалился сверху.

– Не связывайся с Генри, – прошипел он мне на ухо. – Я не хочу, чтобы он тебя трахал.

Он уже целовал меня, а его руки тянули вверх подол моей юбки.

– Скотт, не надо.

Он проигнорировал мои слова.

Его руки были торопливыми и грубыми, а дыхание прерывистым. Он задрал мою юбку и дернул в трусики. Я вскрикнула. Затем он отстранился, чтобы расстегнуть джинсы. Я смотрела ему в лицо.

– Что ты творишь? – холодно спросила я. – Что, черт побери, ты творишь?

И он замер.

Скотт смотрел на меня со странным выражением на лице. Он казался почти оглушенным. Как-будто внезапно очнулся.

– Не знаю, – прошептал он.

Я опустила юбку. Поправила блузку.

– Сам не знаю, что я делаю, – повторил он.

Мы стояли молча, слишком потрясенные, чтобы говорить.

Мне отчаянно хотелось выбраться отсюда. Из этого дома. От Скотта. Никто не знал, куда я поехала. Ни одна живая душа не найдет меня, если я исчезну.

– Прости, это было некрасиво, – сказал он в конце концов.

– О чем ты вообще думал?

– О вас двоих, – сказал он. – О том, что мне все время придется видеть вас вместе.

Ненависть в его глазах противоречила словам извинения. Я тяжело сглотнула и посмотрела в сторону входной двери.

– Скотт, именно поэтому мы не можем продолжать, – сказала я. – Мы не можем встречаться на глазах наших близких.

– Это единственная причина?

– А разве этого мало, Скотт? – резко ответила я. – Ты просто подумай, почему я не хочу это делать. Наше соглашение почти вытащило меня из долгов. Я почти потеряла свой дом. Мы с сыном могли стать бездомными. И если бы я продолжила… Господи, у меня были бы сбережения. Я снова чувствовала бы себя в безопасности. Но так продолжаться не может.

– Почему?

Я выдержала его взгляд, но не ответила.

– Это хороший договор, Роз, – возразил он. – Никто не узнает. Никто не пострадает.

– Ситуация изменилась. Мы больше не два почти незнакомых человека. Теперь вовлечены и другие люди, а это несправедливо.

– Кто? Почему это несправедливо?

– Твоя жена. Моя сестра. И вот теперь Генри.

Он снова дернулся при звуке имени Генри.

– Я не хочу, чтобы они узнали, – сказала я. – Надо закончить все это, пока мы не нанесли ущерб нашим близким.

Он опустил голову.

Я попыталась подробнее изложить свою позицию, но Скотт перебил меня.

– Хорошо, – сказал он. – Я понимаю. Когда ты сидела без гроша, то готова была рискнуть. А теперь я тебе не нужен. Я понял тебя.

Он протянул мне конверт с деньгами, а потом сунул руку во внутренний карман и достал темно-синий бархатный мешочек.

– Я купил это для тебя.

Когда я не взяла, он сказал:

– Пожалуйста. Это для тебя.

Я ослабила шнурок и вынула коробочку. В ней лежала пара сережек. Маленькие бриллианты в оправе из белого золота.

– Они очень красивые, Скотт, но я действительно не могу…

– Возьми! – рявкнул он. – Надень их сейчас.

Испугавшись, я повиновалась, затем заправила волосы за уши.

Он некоторое время смотрел на меня, затем улыбнулся и покачал головой:

– Я ведь действительно верил, что у нас все сложится, Роз.

– Прости, – ответила я.

Я старалась говорить, как можно серьезнее, чтобы не раздражать его.

– Я не думал, что это кончится так быстро, – продолжил он. – Наверное, я ожидал, что мы будем встречаться, пока я сам этого хочу.

– А ты действительно этого хочешь?

– Да, – сказал он. – Хочу.

Я попыталась улыбнуться. Немного смягчить конфликт.

– Ты говоришь так, словно покупал меня на всю жизнь, – сказала я.

Скотт хотел что-то ответить, но колебался. Затем он сказал:

– Помни, я сделал это ради тебя. Только ради тебя.

Я опустила голову, смущенная его словами:

– Не понимаю.

Он протянул руку и схватил меня за лицо. Крепко сжав пальцы, он приподнял мой подбородок. Наклонился совсем близко.

– Я бы заботился о тебе всю жизнь, – прошептал он. – Только бы ты позволила.

*