Текст книги "Ошибка, которую я совершила (ЛП)"

Автор книги: Пола Дейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Но это же правда. Это существует, – сказала я, оправдываясь.

Надин наклонилась ко мне. На ее лице появилось выражение искреннего интереса, как если бы она хотела казаться непредубежденной и пыталась лучше понять мою точку зрения.

– Почему вы так считаете? – спросила она с легкой улыбкой. – Вы знаете таких людей?

– Нет, – сказала я. – Конечно, нет. Просто после того, как шалости Уинстона всплыли на поверхность, один бедняга, его звали Джайлс, и мой муж спал с его женой, сказал мне: «Было бы проще, если бы Уинстон имел дело с профессионалками».

Петра запаниковала. Как я могла говорить такое ее благовоспитанным гостям?

– И в тот момент я поняла его точку зрения, – сказала я. – Если бы Уинстон вместо того, чтобы спать с замужними женщинами, обратился к проституткам, половина семей в нашей деревне не оказалась бы разрушенной.

Петра ахнула:

– Не могу поверить! Ты же не серьезно?

– Нет. Но, честно говоря, ты не представляешь, каково мне было, когда все эти обманутые мужчины смотрела на меня так, словно это моя вина. Мол, если бы я лучше следила за Уинстоном, он не прыгнул бы в постель к их женам. Даже я думаю, что если бы Уинстон удовлетворял свои потребности, не разрушая при этом чужие жизни, я, вероятно, уважала бы его больше.

– Боже мой, – сказала Петра, вставая. – Зачем он вообще это делал, Роз? Зачем ты его оправдываешь?

– Я его не оправдываю.

– Не смотри на меня, Петра, – вмешался Винс. – Я получаю все необходимое дома.

Петра выглядела взволнованной. Она подняла руки, словно пытаясь отразить удар. Затем посмотрела на меня, на Скотта, на Надин, на Винса.

Я испортила ей вечер.

Я всегда все портила.

Ее глаза наполнились слезами, она встала и поспешила в дом.

*

ГЛАВА 5

Одежда скрывает множество недостатков. Вы уже поняли, что живые люди мало похожи на отредактированные снимки в журналах и на рекламных плакатах. Я недавно прочитала потрясающую цитату Синди Кроуфорд, которая на вопрос, что она думает о своих изображениях, ответила: «Хотела бы я быть похожей на Синди Кроуфорд». Благослови ее Господь за это. Потому что вы не поверите, сколько людей (включая мужчин) стыдятся своего тела, раздеваясь в моем кабинете.

Обратимся к следующим фактам.

За двадцать лет моей практики я лечила всего двух худых женщин, у которых от природы была большая грудь. Я лечила (по моим очень тщательным подсчетам) ноль пациентов старше сорока пяти лет, у которых хоть где-то не провисала кожа. Даже у самых худых. Я просила их перевернуться, и их кожа удивительным образом переползала на другое место.

Самые фигуристые женщины изуродованы шрамами от кесарева сечения, полосками растяжек и вмятинами от бюстгальтеров на косточках. Бодибилдеры отличаются багровыми спинами с келоидными шрамами и угрями от приема стероидов. Икры пожилых, жилистых и хорошо тренированных бегунов украшают выпуклые варикозные вены, напоминающие гроздья винограда, а так же лоскуты лишней кожи на груди и плечах. Привлекательные молодые женщины обрастают жесткими черными волосами от пупка и до колен из-за жестокого поликистоза яичников. Встречаются некрасивые татуировки, отсутствие пальцев на ногах, недостающие фрагменты мышц или груди.

Таково человеческое тело.

Это не похоже на кино. Но это не делает его менее удивительным, менее подготовленным для всех ваших нужд. Если дать ему шанс, тело само себя вылечит. После некоторого отдыха и правильного ухода оно восстановится, создаст новые ткани и даже новые нервные окончания. Оно постоянно стремится вернуться к состоянию равновесия.

Но если тело не справляется? Тогда обращайтесь ко мне.

Физиотерапия – это лечение тела физическим воздействием. Если тело вышло из равновесия, я накладываю на него руки, чтобы начать процесс заживления. Никаких лекарственных препаратов. Однако, я должна отметить, что физиотерапия наименее точная область медицины. Вы применяете одно средство за другим и смотрите, какое из них срабатывает.

В моем процедурном кабинете висела табличка: «Я не Иисус». Хотя мне всегда было интересно, каков у него был показатель попаданий. Я имею ввиду, излечил ли он всех, кто к нему обращался? Я подозревала, что нет. Я подозревала, что даже он мало чем мог помочь моему следующему клиенту, одной из моих неудач. Я не могла улучшить состояние этой женщины, как ни пыталась.

На первой же консультации Розмари Джонс приветствовала меня новостью, что побывала у всех терапевтов в округе, и ни один не смог понять, что с ней не так. Такого рода дебют ведет по одному из двух путей. Либо я осматриваю пациента, и меня пронзает удар тока, когда я замечаю скрытый симптом, который пропустили другие клиницисты. Либо мое сердце падает, когда понимаю, что пациент просто не хочет быть здоровым.

В случае с Розмари – второй вариант.

Не по теме: но такие пациенты, и не умирают так просто. Работая в свое время в интенсивной терапии, я с тошнотворным страхом читала аббревиатуру ДНП на полях заметок пациента – долго не протянет. На самом деле, они могли задержаться на больничной койке много лет.

Как бы то ни было, у меня на сердце не пели птицы, когда в понедельник утром я вызвала на прием Розмари Джонс. Уик-энд выдался адски тяжелым. После моего сольного выступления вечером в пятницу Петра почти не разговаривала со мной, так она была расстроена впечатлением, которое я произвела на Скотта и Надин. Однако, без ее ведома Винс заскочил ко мне домой в субботу и предложил пятьдесят фунтов наличными, два старых кресла, стол и покрытую многолетним слоем жира плиту. Его друг выкинул старую мебель, и Винс справедливо решил, что я могу воспользоваться ею, пока не встану на ноги.

Большую часть воскресенья я потратила на оформление очередной пачки кредитных карт. Оставалось надеяться, что банки не слишком тщательно проверят мои явно завышенные доходы, и это даст мне возможность заменить часть мебели, которую забрали судебные приставы. Придется ждать целую неделю, чтобы узнать, одобрены ли они.

Так что сегодня утром мне было трудно скрыть удивление, и даже облегчение, когда в дверном проеме возникла не скорбная фигура Розмари Джонс, а вполне довольный жизнью Скотт Элиас.

– Надеюсь, вы не против, – сказал он. – Я позвонил записаться на прием, и мне сказали, что у вас появилось окно. Или вы надеялись на перерыв?

– Перерыв? – Я на секунду смутилась. – Вообще-то, у меня не бывает перерывов. Уэйн заменяет отмены пациентами из списка ожидания. Просто я удивлена, что вы здесь. Как вы проскочили без очереди?

Теперь смутился Скотт.

– Ну, я предложил вашему Уэйну маленькую конфетку.

Я улыбнулась.

– Не буду спрашивать, какую. Заходите. Чем могу помочь?

– Мой локоть? Помните?

Я кивнула.

– Присаживайтесь, я запишу ваши данные.

Пока я была занята, он вынул свой телефон и ключи от машины и положил их на стол. Я не стала комментировать брелок от Феррари, но, признаюсь, он вызвал у меня интерес.

Но вот что вам следует знать о богатых людях, если вы окажетесь с ними рядом: они не собираются давать вам свои деньги. Они платят вам ровно столько же, сколько все остальные, и вероятность того, что вас упомянут в завещании, стремится к нулю. Я много лет назад перестала отличать их от остальных пациентов, разве что лечить их зачастую было труднее. Они считали, что богатство гарантирует им особые привилегии, но забывали о благодарности сразу после выздоровления.

Я записала прошлую историю Скотта Элиаса, подробности его травмы и спросила о работе. Он владел большой фирмой по производству электроники недалеко от Престона. Затем я попросила его снять рубашку и спросила, где именно болит.

– Здесь больно? – спросила я, прекрасно зная, что это так, потому что нащупала утолщение в месте прикрепления сухожилия разгибателя.

Просто хотелось нарушить молчание.

– Да, – ответила я, – как вы узнаете, где нажимать?

– Шестое чувство.

– Вы сможете что-то сделать с этим?

– Это не сложный случай, – небрежно сказала я. – Много времени не займет.

– Что вы будете делать?

– Проведу сложную медицинскую процедуру, – начала я, и он вопросительно поднял брови. – Сначала поверну вот так. А потом нажму так.

– И все?

– Все.

– Хорошо, – ответил он, явно не убежденный.

Следующие несколько минут я разбивала рубцовую ткань вокруг его сухожилия. Что касается лечения, это была довольно простая задача, не требующая большой концентрации. После многих лет работы мои большие пальцы двигались сами собой, интуитивно перемещаясь от здоровых участков к пораженным тканям почти без осмысленной команды мозга.

– Я предложил вашему секретарю прокатиться на моем Феррари, – признался Скотт.

– Уэйну? – удивилась я. – Не называйте его секретарем, он обидится. Хотя, впрочем, – сказала я с лукавой улыбкой, – называйте.

– Он вам не нравится?

– Нравится. Но давайте скажем так: он мог бы немного облегчить мне жизнь, если бы захотел.

Скотт кивнул.

– А вот сейчас очень больно, – он кивнул на свой локоть, и я ослабила давление большого пальца.

– Уэйн действительно любит машины, – сказала я, – так что у вас есть общая тема.

– А вы не любите?

– Нет, – рассмеялась я. – У них у всех одна и та же функция. И один и тот же вид через лобовое стекло. Даже плохая машина привезет вас туда, куда вам нужно. Мне этого достаточно.

Скотт Элиас мягко улыбнулся моей оценке.

Конечно, то, что я сказало, было не совсем правдой. Я хотела бы ездить на дорогой машине. А кто бы не захотел? Но я не собиралась льстить его самолюбию. Я еще сохранила немного достоинства.

В разговоре наступила пауза, и я слышала приглушенные звуки радио из приемной.

Честно говоря, Скотт был в довольно хорошей форме для своих пятидесяти четырех лет. Он совершенно очевидно заботился о себе и тренировался со штангой, так как обладал хорошо развитой мускулатурой, более типичной для тридцатилетнего. Весь его облик излучал животную силу. Конечно, его кожа потеряла прежнюю эластичность, и живот слегка выпирал, что не удивительно на шестом десятке, но если такой мужчина пройдет мимо вас по кромке бассейна, вы обязательно поднимете глаза от книги и проводите его заинтересованным взглядом.

– Я зафиксирую ваш локоть, – сказала я, доставая с полки пятидюймовый липкий бандаж. – Он не будет вам мешать. Его можно мочить, просто потом промокните насухо. Он воздухопроницаемый, так что чесаться не будет.

Накладывая ленту ему на локоть, я чувствовала, что Скотт внимательно меня рассматривает. Это сильно нервировало, поскольку обычно пациенты больше интересовались не мной, а тем, что я делаю (почему-то всем нравятся бинты).

– В вас есть что-то особенное, – пробормотал он.

Я не подняла глаз.

– Вы очень привлекательная женщина, – сказал он.

– А вы женатый мужчина, Скотт.

– Я не пристаю к вам.

– Вот и хорошо.

– Ладно, немножко пристаю, – сказал он. – Но не так, как вы думаете.

– А что, есть разные степени приставания? – спросила я, и подчеркнуто звонко щелкнула ножницами.

– А как далеко вы разрешите мне зайти?

Я закатила глаза и убрала ленту.

– Подвигайте рукой и посмотрите, все ли в порядке. Повязка не тянет кожу?

– Все хорошо.

– Тогда одевайтесь.

Он не пошевелился.

– С того вечера, – сказал он, – как я…

Я подняла ладонь:

– Пожалуйста, не надо.

– Выслушайте меня.

– Нет, Скотт. Я здесь работаю. У меня хорошие отношения с коллегами и пациентами. Пожалуйста, не осложняйте мне жизнь. Когда мужчины начинают…

– И часто они начинают?

Внезапная тень упала на его лицо, и я поняла, что он расстроен.

– Бывает, – тихо сказала я.

Честно говоря, это происходило регулярно. И не потому, что я какая-то Афродита, совсем нет. У меня крепкое телосложение гольфистки, прямые каштановые волосы и ничем не примечательное лицо. Но мужчины почему-то этого не замечали.

Помните, как все восхищались Сарой Джессикой Паркер? Ее стиль, яркость завораживали женщин во всем мире. Мужчины этого не понимали. Они чесали подбородки и пожимали плечами, как бы говоря: «И что вы в ней находите?».

У меня что-то вроде того.

Я не красивая. Мою фигуру нельзя назвать безумно сексуальной или изящной, но по совершенно непонятной причине мужчины тянутся ко мне. Может быть, потому что мне все равно? Может быть, после Уинстона и всего того, что было потом, от меня исходят волны безразличия, и мужчин это интригует? Кто знает?

– Одевайтесь, Скотт, – повторила я. – Меня ждет следующий пациент.

Он соскользнул с кушетки. Просунул руку в рукав и начал сгибать и разгибать локоть.

– Стало гораздо лучше, – отметил он. – Просто замечательно. И всего лишь после одного сеанса.

Я пошевелила пальцами и невозмутимо сказала:

– Магия.

Он печально улыбнулся.

– Извините, – сказал он, не сводя с меня взгляда. – Не хотел беспокоить вас. Это было глупо с моей стороны. Прошу прощения.

– Все в порядке, – ответила я.

Я сделала несколько коротких заметок о лечении – перекрестное трение, наложение бандажа, посоветовала использовать лед и при нагрузке давать опору локтю – и пока Скотт приводил себя в порядок, убрала стол. Вернула на место ножницы и ленту, придвинула табурет к стене, чтобы не споткнуться. Постелила свежую простыню на массажный стол.

Наконец, я быстрым движением сдернула резинку с волос, заново собрала их в хвост и улыбнулась Скотту, давая понять, что ему пора идти.

– Думаю, ваш муж полный идиот, – сказал он, когда я двинулась к двери.

– Можно и так сказать.

А потом он протянул руку и коснулся моих пальцев. Он сделал это так, словно просил задержаться на мгновение. Словно собирался сказать что-то важное.

Мой пульс участился.

– Давайте сходим выпить, – сказал он. – Всего по глоточку.

ГЛАВА 6

Могу поделиться с вами подробностями крушения моего брака. В том, что случилось, не было ничего экстраординарного – обычный распад отношений, который наступает после невыполненных обещаний, разбитых сердец, разбитой посуды.

Можно с полной уверенностью сказать, что мы не были одной из тех пар, который сохранили хорошие отношения ради детей. Мы не устраивали совместных праздников и вежливых посиделок с общими друзьями.

Нет, мы расстались, громко хлопнув дверью.

Было много публичных скандалов с оскорблениями и криками, много предательств и иррациональных поступков. Однажды пьяной ночью мы столкнулись в баре и занялись сексом в туалете. Это было некрасиво. Но опять же, когда расставание бывает красивым?

Я относилась к категории женщин, называвших своего бывшего «этим подонком». И все понимали, о ком я говорю.

Мы расстались два года назад, но все еще были женаты, потому что не могли себе позволить роскошь развода. Уинстон был настолько безрассуден, что попытки заставить его подписать любую бумагу, хоть что-нибудь, сделать хоть что-то, требовали от меня такого выброса энергии, что я оставила все надежды.

И да, конечно, Петра была права, когда говорила, что мне нужно разорвать все связи с этим человеком. Я вычеркнула свое имя из всего, что когда-то у нас было общим, потому что не смогла бы получить свою законную долю и жить своей жизнью. Единственное, чего я этим добилась – отказ от ответственности за его ошибки. Единственное, что это мне дало – огромное количество рабочих часов и возможность кое-как держаться на плаву.

«Делай в первую очередь самое неприятное, Роз, – неоднократно просила Петра. – Ты будешь функционировать намного эффективнее, если не будешь бояться целый день». Я представила, что произойдет, если я расскажу Петре о приглашении Скотта. «Печаль во благо»! У нее кукушка слетит.

Петра считала, что у всех людей такой же моральный компас, как у нее. Она искренне удивлялась, когда они оказывались не такими, как она ожидала. Она воспринимала это, как личное оскорбление.

Конечно, я отказала Скотту.

– Я не встречаюсь с женатыми мужчинами, – сказала я ему.

– Я не прошу о свидании, – ответил он, – просто приглашаю выпить. Разве это незаконно? Посидим, поболтаем по-дружески.

– Извините, Скотт, но нет.

– Могу я задать один вопрос? – Теперь он улыбался.

– Пожалуйста.

– Если бы я не был женат, вы бы согласились?

– Но вы женаты.

– А если бы нет?

– Вы женаты.

Он ушел, удивленный. Словно ему понравилось мое упрямство. Я спрашивала себя, было ли такое предложение привычным для него делом? Изменял ли он жене на регулярной основе, и получал ли удовольствия от своих побед над женщинами? И, наверное, я продолжала бы думать о нем все утро, если бы не звонок из школы.

У меня был третий за день ишиас, когда я услышала звонок телефона на стойке регистрации. Я старалась не отвлекаться, так как этот пациент был в плохом состоянии и нуждался в моем полном внимании. Полноценный радикулит встречается довольно редко. Это происходит, когда мягкий студень межпозвоночного диска под большой нагрузкой выдавливается наружу. Это желе попадает на седалищный нерв, вызывая сильную боль и зачастую парализуя ногу пациента. Как только желе потечет, пути назад не будет. Это похоже на попытку вернуть зубную пасту в тюбик. Хирургия – единственное средство. Так что, если врач говорит, что он вставляет ваш межпозвоночный диск на место, можете быть полностью уверены – он идиот.

Но как я уже сказала, стопроцентный радикулит встречается редко. Гораздо чаще пациент растягивает фасцию вокруг нижних позвонков. Я разработала изящный трюк, с помощью которого заставляла пациента наклоняться вперед, а затем приступала к жесткому массажу кончиками пальцев. Зачастую пациенту приходилось полностью сгибаться без возможности манипулировать суставами, а это было больно.

Я была на полпути к успеху, когда Уэйн громко постучал в дверь и сообщил, что у меня срочный телефонный звонок.

– Я перезвоню, – крикнула я.

Старая хиппи, стоявшая передо мной без бюстгальтера, вздрогнула, и ее мышцы рефлекторно сжались. В результате она застряла в позе «зю» и не могла двигаться.

– Это учительница Джорджа, – сквозь зубы процедил Уэйн.

Я не могла оставить пациентку в таком положении – морщинистые груди висят, как уши спаниеля, спина согнута под опасным углом между сорока и пятьюдесятью градусами. Я обещала Уэйну, что перезвоню через две минуты.

Следующие девяносто секунд мой мозг лихорадочно перебирал список травм, которые Джордж мог получить в школе. После неудачной попытки облегчить мышечный спазм пациентки, я временно сдалась, опустила массажный стол на минимальную высоту (двенадцать дюймов от пола), и поддерживала ее под живот, пока она с жалобным кряхтеньем заползала на матрас.

– Идите, милая. Узнайте, что там с вашим сыном.

Я поблагодарила ее и накрыла большим полотенцем, чтобы сохранить ее скромность (или что от той скромности осталось). Затем я бросилась к стойке регистрации, где Уэйн ждал меня с выражением «никаких личный звонков в рабочее время».

Пока я дозванивалась в школу, он делал вид, что полностью занят пачкой одноразовых салфеток, а затем вытиранием своего подбородка.

– Миссис Туви, это Хилари Слейтер.

Хилари Слейтер была директрисой.

– Все в порядке? – спросила я.

– Вообще-то не очень, если честно, – она тяжело вздохнула. – У нас проблема… с Джорджем.

– Он заболел?

Месяцев шесть назад мне начали регулярно звонить из школы с сообщениями, что Джордж плохо себя чувствует, и его надо забрать. Его внезапно начинало тошнить, возникала головная боль или хромота. Как и следовало ожидать, школа серьезно отнеслась к этим симптомам. Как и я поначалу.

Отпрашиваться посреди рабочего дня, чтобы забрать Джорджа из Хоксхеда и отвезти домой или в клинику, не нравилось ни Уэйну ни мне. Особенно потому, что ни один из случаев этого внезапного заболевания не подтвердился. Через двадцать минут внезапная бледность Джорджа исчезала, и он начинать болтать, счастливый и довольный. Я поговорила с учительницей Джорджа. Объяснила, что считаю болезни моего сына следствием потребности во внимании, обещала разобраться, но, «пожалуйста, не могли бы вы в будущем дважды убедиться, прежде чем предположить, что он нездоров».

Через неделю мне снова позвонили, и на этот раз у Джорджа нашлись свидетели его публичной рвоты, так что тут я не могла спорить. Я бросилась спасать сына, оставив пациента с фибромиалгией в неловких руках Гэри, весь репертуар которого состоял из УЗИ, электротерапии и приятной беседы о правильной осанке. Дерьмо, которое избавляет вас от денег, но оставляет с хронической болью.

Само собой разумеется, с Джорджем все было в порядке. Его свидетелем оказался один из его приятелей, который, я уверена, при правильном допросе признал бы, что наблюдал извержение слюны, а не рвоты. Джордж снова заработал себе день без испанского. Или Войны роз. Или чего-нибудь еще.

– Джордж не болен, миссис Туви, – сказала Хилари Слейтер.

– Нет? Какое облегчение, – я нервно рассмеялась.

Ответом мне была тишина.

– Не могли бы вы зайти ко мне около половины четвертого, – спросила она тоном, исключающим знак вопроса.

Я колебалась.

– Джордж сегодня после уроков в клубе. Боюсь, что освобожусь не раньше пяти. О чем конкретно речь?

В этот момент Уэйн пялился на меня в упор, и я попыталась отойти от стойки. Однако, телефонный шнур был слишком коротким, чтобы я могла выйти из зоны слышимости.

– Я бы предпочла поговорить с вами лично, – осторожно сказала она.

– Понимаю, но… – я сделала паузу. Как бы объяснить ей, чтобы это не выглядело грубо или пренебрежительно. Невозможно. – Миссис Слейтер, я не могу переносить пациентов без крайней необходимости.

Уэйн принялся жестикулировать. «Нет, – беззвучно произносили его губы. – Ни за что».

– Я бы не стала просить вас приехать, если бы это не было необходимо. Крайне.

– Тогда, может быть, вы немного задержитесь? – предложила я с надеждой. – Мы могли бы поговорить часов, скажем, в пять. Я отпрошусь пораньше и…

Она прервала меня:

– Невозможно, миссис Туви. Джордж ворует.

– Ч-ч-то?

– Ворует.

– Ворует? – ошеломленно повторила я.

Уэйн уже, не скрываясь, пялился на меня во все глаза.

– Именно.

– Я… я полагаю, у вас есть доказательства? – пролепетала я. – Полагаю, вы не стали бы обвинять его, если бы не были абсолютно уверены, потому что…

– Я не сомневаюсь, миссис Туви.

– Дерьмо, – прошептала я. – Извините. Хорошо. Я приеду.

*

Вы, скорее всего, опоздаете, если запланируете встречу без учета расписания переправы. Необычным для меня было то, что в этот раз я приехала раньше. Я сидела в машине перед школой, чтобы избежать других матерей, потому что Джордж не мог уехать вместе со всеми детьми. Фактически, его отстранили от общих классов, и он занимался с ассистентом преподавателя в одной из IT-лабораторий.

Я возилась с радио, пытаясь добиться приличного приема. Не в каждую точку Хоксхеда радиоволны доходили без помех. Между тем, для небесного электричества никаких преград не существовало, и резисторы были насущной необходимостью для защиты бытовых приборов. Я уже лишилась морозильника и двух телефонов после переезда сюда.

В конце концов я сдалась и предпочла сидеть в тишине. Я наблюдала, как женщины собираются группами в три-четыре человека на детской площадке, чтобы обсудить текущие вопросы. О чем они могли говорить? «Нет, я наверное, плохая мать, потому что…» Конечно, ни одна из них не говорила всерьез. Ничего из этого не могло быть правдой. Мужчины были избавлены от этих публичных актов самоуничижения, им было позволено стоять с независимым видом в одиночестве. Вы должны вести себя в соответствии со своей гендерной ролью, иначе это будет отмечено.

Когда горизонт очистился, я вошла внутрь. Я решила не защищать Джорджа. Я собиралась выслушать все, что скажет Хилари Слейтер. Сказать, что я обязательно разберусь. Сделаю все необходимое. И как можно быстрее. Но когда секретарь проводила меня в кабинет директора, и я увидела Джорджа сидящим на слишком высоком для его роста стуле, его не достающие до пола тонкие ноги и опущенную голову, я почувствовала, мое сердце болезненно сжалось.

Я бросилась к нему.

– Джордж, – я опустилась на корточки перед его стулом, – с тобой все в порядке?

Он кивнул, не поднимая глаз.

Через несколько секунд к нам присоединились Хилари Слейтер, классная руководительница Джорджа и учительница шестого класса, от которой исходил болезненный, приторный запах. Меня сразу затошнило.

– Миссис Туви, – начала классная, – спасибо, что приехали так быстро.

– Да, конечно, – ответила я.

– Может быть, присядете? – Она указала на стул в двух футах от Джорджа.

Прежде чем выпрямиться, я посмотрела на сына; попыталась встретить его взгляд, но не смогла. Я даже приподняла его подбородок пальцем, но он прижался ко мне всем телом и еще ниже опустил голову.

Я села и посмотрела на трех женщин передо мной. Все они имели сочувственное выражение, означающее: «Мы никого не осуждаем».

– Итак, – начала классная, – я уверена, что мистер Туви уже сообщил вам о проблеме, с которой мы столкнулись на прошлой неделе, так что сейчас мы хотели бы обсудить дальнейший план наших действий. Джордж… Мы предлагаем вам…

– Подождите, – перебила я, – вы говорили с Уинстоном?

Хилари Слейтер нахмурилась.

– Да, – сказала она. – А вы не знали?

– Впервые слышу.

– О, – встревоженно воскликнула она. – О… очень жаль. Я просто предполагала, что…

Ее голос затих, и она в поисках вдохновения посмотрела на других учителей.

Классная руководительница Джорджа откашлялась. Это была симпатичная добрая женщина лет пятидесяти, очень любезная, но с неприятной привычкой не видеть вас в упор в нерабочее время.

– На самом деле, мы пытались пригласить на сегодняшнюю встречу и мистера Туви, но мужчина, ответивший на звонок, сообщил нам, что мистер Туви уехал из графства по делам.

Я бросила взгляд на Джорджа, он поднял голову, а затем быстро ее опустил. Колени его брюк были запачканы травой, а шнурок на одном кроссовке порвался так, что невозможно было его завязать.

– Сожалею, – сказала я, прекрасно понимаю, что Уинстон никуда не уезжал. – Но вы говорите, что он уже в курсе?

– Да, – заявила Хилари Слейтер. – мы разговаривали с ним дважды. Сначала в прошлую пятницу, а потом во вторник на этой неделе, когда мистер Туви приехал забрать Джорджа из школы. Вещи уже исчезают довольно давно…

– Какие вещи?

– Канцелярские товары и всякая мелочь, ничего особенного, но не в этом дело. Воровство есть воровство, миссис Туви.

– И вы рассказали об этом Уинстону?

– Да, – она прикусила губу, прежде чем продолжить. – Кажется, мистер Туви не воспринял ситуацию всерьез. Кажется, он решил, что это нормально для маленьких мальчиков. Он даже пошутил, что его мать зашивала ему карманы, когда он был ровесником Джорджа. Прошу прощения, что вам не сообщили, но я была уверена, что мистер Туви передаст вам наш разговор.

Я посмотрела на Джорджа.

– Сынок, – тихо сказала я, – ты должен был поговорить со мной.

– Боюсь, мы не сможем заставить Джорджа говорить, – подала голос Хилари Слейтер. – Он не признается, и мы не понимаем, почему он это делает. И, кроме того, у него нет проблем с успеваемостью. И у него много друзей. Он добрый и отзывчивый мальчик.

– Джордж? – подсказала я, но он только пожал плечами.

Вернувшись к причине разговора, я спросила:

– Итак, канцелярские принадлежности? Их надо вернуть?

– Не в этом дело. Мы не можем разобраться в проблеме, потому что Джордж пытался продать все эти вещи детям.

– О, – сказала я.

– У одного из второклассников в рюкзаке обнаружили украденный степлер.

Я поморщилась.

– А сегодня, – продолжала директриса, – мы застали Джорджа в учительской, когда он рылся в сумках. У него в карманах было сорок фунтов, и мы уверены, что он делал это не в первый раз.

Я встала со стула.

– Господи, Джордж, – я присела перед ним, – о чем, черт возьми, ты думал?

Он заплакал.

– Миссис Туви, мы знаем, что дома у Джорджа уже некоторое время не все в порядке. Может быть, вы могли бы поговорить с сыном и выяснить, не беспокоит ли его что-нибудь? – сказала Хилари Слейтер.

– Вы его накажете? – спросила я.

Она покачала головой.

– Мы считаем, что наказанием проблемы не решить. Но если это случится снова, придется принять меры. Мы уверены, что Джордж уже понял серьезность всего этого, и инцидентов больше не будет. Так, Джордж?

Он поднял заплаканное лицо.

– Нет, – прошептал он.

Несколько минут спустя, когда мы сидели в коридоре, я сказала:

– Посмотри на меня, Джордж. Что происходит?

– Ничего.

– Джордж, – повторила я.

Он вытер глаза.

– Я не знаю.

– Все ты знаешь. Зачем ты взял деньги?

И он зарыдал. Глубокие мучительные рыдания сотрясали его маленькое тело.

– Потому что у тебя нет денег, – плакал он.

– У меня есть деньги. На жизнь нам хватает, – сказала я.

Он перевел дыхание.

– Я хотел выкупить Цезаря. Я хотел забрать мою собаку.

*