Текст книги "Игры Сатурна. Наперекор властителям"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

Тут и там среди развалин были видны мертвецы в синих балахонах. Около полудюжины оставшихся в живых со все ног неслись к кораблю. Лучники выпустили несколько стрел. Они ударили в корму корабля и упали на землю, не нанеся никому особого вреда, однако эсперы встали как вкопанные. Пехотинцы начали торопливо пробираться через обломки здания, чтобы взять эсперов в плен.

Макензи придержал своего коня. Рядом с непонятной машиной распростерлось мертвое тело, никогда не принадлежащее к человеческому роду. Кровь существа была темно-фиолетовой. «Господи, когда люди увидят это, орден прикажет долго жить…» – подумал Макензи. Он не испытывал никакого триумфа. В коммуне Сэйнт-Хелена ему довелось убедиться, насколько все же изначально добры и прямодушны были истинно верующие.

Но сейчас было не время для сожалений или терзаний себя вопросом – насколько ужасным будет будущее человечества, сбросившего с себя последние рабские оковы. Здание на соседнем холме все еще оставалось нетронутым. Макензи нужно было укрепить свои позиции здесь, а затем, если понадобится, поддержать Фила, ведущего своих воинов на штурм второго небоскреба.

Однако тут из миникома раздался голос Спайера:

– Давай присоединяйся ко мне, Джимбо. Штурм завершен.

В одиночку, безо всякого сопровождения направившись в сторону спайеровского небоскреба, Макензи увидел, что на флагштоке, расположенном на крыше башни, уже гордо реет флаг Тихоокеанских Штатов.

У часовых, стоявших на посту при входе в здание, был напряженный, нервный вид. Макензи спешился и вошел внутрь. Вестибюль был сказочным хитросплетением фантастических цветов и красок с лабиринтом ажурных арок, через которые суетливо входили и выходили люди, словно тролли в своих пещерах-сокровищницах. Капрал провел его через зал. Это здание явно было местом расположения апартаментов, офисов, складов и помещений менее понятного предназначения… Дверь одного из кабинетов была вскрыта при помощи динамита. Потрясающие абстрактные настенные фрески, ранее плавно переливающиеся и двигавшиеся, теперь замерли, покрывшись сетью трещин и слоем копоти. Четверка угрюмых артиллеристов держала на прицеле двух существ, которых допрашивал Спайер.

Одно из созданий тяжело навалилось на нечто, что могло, по всей видимости, быть подобием письменного стола. Оно уткнулось своим птичьим лицом в семипалье ладони, и его зачаточные крылышки подрагивали от рыданий. «Значит, они могут плакать?» – ошарашенно подумал Макензи и поймал себя на внезапно возникшем желании обнять это существо и подарить ему всю ласку и нежность, на которые только был способен.

Второй чужак стоял гордо выпрямившись, облаченный в свободный балахон, вытканный из металла. Огромные глаза, цвета драгоценного топаза, смотрели прямо в глаза Спайера с семифутовой высоты, а голос с непередаваемым акцентом превращал грубую английскую речь в прекрасную мелодию:

–…звезда класса G в пятидесяти световых годах отсюда. Она едва различима невооруженным глазом, правда, не в этом полушарии планеты.

Бледное осунувшееся лицо майора напряглось, словно он собирался напасть на чужака:

– Когда вы ожидаете прибытия подкрепления?

– Следующий корабль прибудет только спустя столетие и на нем прилетит всего лишь сменная команда исследователей. Мы находимся в изоляции, отрезанные пространством и временем. Очень немногие могут быть отправлены работать здесь, пытаться построить мост между нашими разумами, разделенными такой колоссальной пропастью…

– Да, – будничным тоном произнес Спайер, кивнув. – Световой предел. Так я и думал. Если, конечно, вы говорите правду.

Чужак содрогнулся.

– Нам не остается ничего другого, кроме как говорить правду и надеяться на ваше понимание и помощь. Удар отмщения, завоевание, любая форма массового насилия невозможна, когда между нами пролегает такая огромная пропасть в пространстве и времени. Мы вложили в свой труд весь свой разум и сердце. Еще не поздно, даже теперь. Самые критические факты все еще возможно скрыть… Внемлите же мне, ради ваших же еще не родившихся потомков!

Спайер кивком приветствовал Макензи.

– У вас все о’кей? – спросил он. – У нас здесь полный комплект. Этих выжило около двадцати, этот парень, похоже, у них за боссмена. Вроде бы они единственные на Земле.

– Мы ведь и не думали, что их будет много, – сказал полковник. Его тон был столь же безжизненным, как и его чувства, – Еще тогда, обсуждая между собой, что бы могло следовать из всех примет и улик, мы с тобой решили, что их не может быть слишком много. Иначе они действовали бы в открытую…

– Послушайте, послушайте! – взмолилось существо. – Мы же пришли с любовью. Нашей мечтой было – вести вас, заставить вас самих вести себя к миру, к завершенности… О, разумеется, мы также многое приобрели бы для себя… Мы получили бы еще одну расу, с которой когда-нибудь смогли бы общаться, как братья. Но во Вселенной множество рас. Мы пытались направлять ваше будущее в основном ради несчастных страждущих вас самих.

– Этот научный контроль над историей – вовсе не ваше изобретение, – проворчал Спайер. – Мы сами время от времени пытались проделать нечто подобное на Земле. Последний раз это привело к Адским Бомбам. Нет уж, благодарим покорно!

– Но мы-то знаем точно! Великая Наука предопределяет с абсолютной непогрешимостью…

– Она предопределила вот это все? – Спайер обвел рукой обгоревшие стены.

– Случаются и флуктуации. Нас слишком мало, чтобы контролировать такое множество дикарей в мелочах. Но неужели вы не желаете прекращения войны и всех ваших многовековых страданий? Я предлагаю вам избавление от них в обмен на вашу помощь сегодня!

– Вам удалось самим развязать довольно грязную войну, – сказал Спайер.

Существо заломило руки.

– Это было ошибкой. План остается в силе, он – единственный способ привести ваш народ к миру. Я, который проделал путь меж тысячи солнц, готов пасть ниц у ваших ног и молить вас…

– Оставайтесь стоять, где стоите, – отрезал Спайер. – Если бы вы пришли в открытую, как честные люди, вам удалось бы найти среди нас слушателей. Возможно, их даже было бы более чем достаточно. Но нет, ваши благодеяния обязательно должны были быть хитрыми и коварными. Вы всегда знали, что для нас лучше. Вы ни разу не снизошли до того, чтобы спросить об этом у нас… Боже милосердный, в жизни не сталкивался с подобной наглостью!

Существо задрало голову.

– А вы говорите всю правду неразумным детям?

– Настолько, насколько они готовы к ней.

– Ваша младенческая культура еще не готова к восприятию истин.

– Кто же уполномочил вас называть нас детьми… кроме вас самих, разумеется?

– Как вы узнаете, что вы уже повзрослели?

– Я попытаюсь взяться за взрослую работу и узнаю, смогу ли я с ней справиться. Разумеется, мы совершаем непоправимые ошибки… Мы – люди. Но это наши собственные ошибки. Мы учимся на них. Вы-то как раз не извлечете никакого урока, вы с вашей пресловутой психологической наукой, о которой вы тут столько распинались. Да-да, наукой, пытающейся загнать каждый живой разум в единственные понятные для нее рамки.

Вам хотелось возродить централизованное государство, не правда ли? А вам не пришло в голову остановиться и спросить себя: быть может, феодализм более подходит человеку? Одно-единственное место, называемое родиной, которой ты принадлежишь, чьей неотъемлемой частью являешься… Сообщество со своими традициями и собственным кодексом чести… Возможность для каждого человека принимать важные решения, от которых зависит вся его жизнь… Оплот свободы, бастион независимости на пути алчных сверхправителей, которым всегда все мало, вечно жаждущих еще больше власти… Тысячи различных самобытных жизненных укладов. Здесь, на Земле, мы все время создавали сверхдержавы и неизменно их в конце концов вновь разрушали. Я думаю, что быть может, сама их концепция неверна. И, возможно, на этот раз мы попробуем создать что-нибудь получше. Почему бы и не мир, полный маленьких государств, имеющих слишком глубокие корни, чтобы слиться в единую нацию, и слишком небольшие, чтобы причинить чрезмерный вред. Они бы постепенно поднялись выше мелочных междоусобиц и вражды, но при этом сохранив собственную индивидуальность и самобытность – тысячи различных подходов к решению одной проблемы. Тогда, вполне возможно, нам и удалось бы решить ее… самостоятельно!

– Вам никогда этого не добиться, – возразило существо. – Вы снова и снова будете разваливаться на части.

– Это вы так считаете. У меня другое мнение. Но кто бы ни оказался прав, – а я готов поспорить на что угодно, что эта Вселенная слишком велика, чтобы любой из нас мог что-либо в ней предсказать, – как бы ни вышло в конечном счете, мы на Земле имели бы право на совершение свободного выбора. Я скорее умру, чем стану ручной зверушкой!

Люди будут знать о вас, как только арбитр Бродский вновь возьмет бразды правления в свои руки. Нет, даже раньше! Полк услышит о вас сегодня, завтра о вас будет знать весь город – просто на тот случай, если у кого-то еще вдруг появятся какие-либо идеи насчет того, чтобы заткнуть правде рот еще раз. К тому времени, как прилетит ваш следующий корабль, мы будем уже наготове, успев приготовиться нашим собственным способом – каким бы уж он там ни оказался.

Существо обернуло складки своего балахона вокруг своей головы жестом отчаяния. Спайер повернулся к Макензи. Лицо его было мокрым.

– Что-нибудь… хотел бы добавить… Джимбо?

– Нет, – пробормотал Макензи, – Ничего не приходит в голову. Давай-ка наведем порядок среди наших ребят. Хотя не думаю, что нам придется еще сражаться. Здесь мы, похоже, все закончили.

– Точно. – Спайер тяжело вздохнул. – Неприятельские войска в других местах скорее всего будут вынуждены капитулировать. Им больше не за что сражаться. Очень скоро нам предстоит начать залатывать дыры…

Дом с маленьким внутренним двориком был окружен стеной, покрытой розами. Улица снаружи еще не вернулась к нормальной жизни, так что в доме, залитом оранжевым светом заката, царила тишина. Служанка впустила Макензи через черный ход и удалилась. Он направился к Лоре, сидевшей на скамейке под ивой. Она наблюдала за его приближением, но не поднялась. Рука ее покоилась на краю колыбели.

Он остановился, не зная что сказать. Господи, до чего же она худа!

Наконец она произнесла голосом настолько тихим, что он едва расслышал ее слова:

– Том погиб.

– О нет. – На секунду темнота подступила к его глазам.

– Я узнала позавчера, когда несколько его парней добрались домой. Его убили в Сан-Бруно.

Макензи не смел сесть с ней рядом, но ноги отказывались держать его. Он присел прямо на плиты, которыми был вымощен дворик, и начал изучать странный узор, образованный ими. Больше смотреть было не на что.

Ее безжизненный голос над ним продолжал:

– Стоило оно того? Не только смерти Тома, но и многих, многих других, отдавших жизнь ради политических разногласий?

– Ставка была куда крупнее, – сказал он.

– Да, я слышала по радио. Я все равно не понимаю, как это могло того стоить. Я очень сильно старалась, но так и не могу этого понять.

У него не оставалось сил защищать себя.

– Может, ты и права, родная. Мне уже этого не узнать…

– Мне не жаль себя, – сказала она. – У меня остался Джимми. Но у Тома украли так много…

В этот миг он понял, что есть еще ребенок и что ему обязательно надо взять на руки его – своего внука – прижать его к груди и думать о грядущем, которое их ждет.

Но он не чувствовал ничего, кроме безмерной пустоты внутри.

– Том хотел, чтобы его назвали в твою честь, – сказала она.

«А ты, Лора?» – мысленно спросил он. Но вслух произнес:

– Что же ты собираешься делать теперь?

– Что-нибудь найдется…

Он заставил себя посмотреть на нее. Закат золотил ивовые листья и ее лицо, склоненное нал ребенком, которого ему не было видно снизу.

– Возвращайся в форт Накамура, – сказал он.

– Нет. Только не туда.

– Ты же всегда любила горы, – Попытался он нащупать дорогу к ней, – Мы…

– Нет, – Она встретилась с ним взглядом, – Дело не в тебе, папа. Ты ни в чем не виноват. Никогда не был виноват… Но Джимми не будет солдатом. – Она заколебалась. – Мне кажется, кое-кто из эсперов продолжит начатое, пусть на другом основании, но для достижения тех же целей. Я думаю, нам следует присоединиться к ним. Ему необходима вера, отличная от той, что убила его отца, и он будет работать, чтобы превратить ее в реальность. Ты не согласен?

Макензи с трудом поднялся на ноги, превозмогая ставшее вдруг невероятно сильным земное тяготение.

– Не знаю, – ответил он, – Никогда не был особенным мыслителем… Можно ли мне будет его видеть?

– О-о, папа…

Он подошел к колыбели и посмотрел на крохотную спящую фигурку.

– Если ты выйдешь замуж еще раз и у тебя родится дочь, назовешь ли ты ее в честь матери? – Он увидел, как Лора опустила голову и стиснула руки. Он торопливо сказал:

– Я, пожалуй, пойду. Я бы хотел прийти еще, завтра или в другой раз, если ты, конечно, меня впустишь.

Она наконец обняла его и разрыдалась. Он гладил ее волосы и тихонько шептал, как делал это не раз еще в те времена, когда она была ребенком:

– Ты ведь хочешь вернуться в горы, правда? Это ведь твой родной край, там твой народ. Это место для тебя…

– Ты даже не представляешь, как бы мне этого хотелось!

– Тогда почему нет? – воскликнул он.

Его дочь выпрямила спину.

– Я не имею права, – сказала она, – Твоя война уже окончена. Моя еще только началась.

Так как он был приучен отвечать на такие слова, он смог лишь произнести:

– Надеюсь, что ты в ней победишь.

– Быть может, через тысячу лет… – Она не смогла продолжить.

Когда он ушел, уже опустилась ночь. В городе все еще не было электроэнергии, поэтому фонари не горели, и над крышами во всем своем великолепии сияли звезды. Взвод солдат, дожидавшийся, чтобы проводить своего полковника в казармы, выглядел устрашающе в свете факелов. Они отдали ему честь и ехали следом с ружьями наготове, в ожидании какой-нибудь беды. Но тишину ночи нарушал лишь цокот копыт их лошадей.