Текст книги "Игры Сатурна. Наперекор властителям"
Автор книги: Пол Уильям Андерсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
«Ребенок Лоры уже родился, – думал он, – А меня даже не было рядом! Хотя мне еще повезло, – напомнил он себе, – Я по крайней мере цел и невредим». Он вспомнил Джакобсена, умиравшего у него на руках под Марикопой. Он никогда не думал, что у человека может быть столько крови. Хотя, возможно, когда твоя боль так велика, что тебе не остается ничего, кроме дикого крика вплоть до последнего момента, когда наконец опускается окончательная мгла, ты уже перестаешь быть человеком…
«Господи, а ведь когда-то я видел в войне какую-то привлекательность! Голод, жажда, ужас, увечья, смерть и вечное однообразие и скука, постепенно превращающие людей в скот… Все, с меня довольно! После войны займусь бизнесом. Экономическая интеграция, которая обязательно последует за развалом боссменской системы, даст человеку множество возможностей для выдвижения, но достойного, а не с оружием в руках…» Дэниэлис сообразил, что его внутренний монолог полностью повторяет мысли месячной давности. Впрочем, о чем еще, черт возьми, здесь оставалось думать?
Его путь пролегал рядом с большой палаткой, где обычно велся допрос военнопленных. Сейчас двое рядовых вели туда очередного пленника. Этот парень был плотного телосложения, светловолосый и с угрюмым выражением лица. Помимо сержантских нашивок, единственным знаком его армейской принадлежности была бляха с гербом Уордена Эчеварри – боссмена, которому принадлежала эта часть прибрежных гор. «Судя по внешности, – наверняка вчерашний мирный лесоруб, – догадался Дэниэлис, – и солдат личной армии в любое время, когда что-то угрожает интересам Эчеварри…» Его взяли в плен во время вчерашней стычки.
Подчинившись внезапному импульсу, Дэниэлис направился вслед за ними. Он вошел в палатку, как раз когда капитан Лэмберт, грузно восседавший за переносным столиком, покончил с вступительными формальностями и начал потихоньку зеленеть от злости.
– Гм, сэр? – Он попытался подняться из-за неудобного стола.
– Вольно, – сказал Дэниэлис, – Просто решил зайти послушать…
– Ну, постараюсь устроить вам хорошее шоу. – Лэмберт вновь уселся и посмотрел на пленного, который стоял между двумя конвоирами, набычившись и широко расставив ноги, – Так, а теперь, сержант, мы хотели бы узнать несколько интересных вещей.
– Ничего я не обязан говорить, кроме своего имени, звания и названия родного города! – прорычал сержант, – Я их вам уже назвал.
– Гм-м. Тут можно поспорить… Ты ведь не солдат иностранной державы. Ты – участник мятежа против правительства собственной страны.
– Черта с два! Я человек Эчеварри.
– Ну и что?
– А то, что мой арбитр – тот, кого назовет Эчеварри. Он сказал – Бродский. А, значит, мятежники – вы.
– Законы поменялись.
– У твоего вонючего Фэллона нет никакого права менять законы. Тем более раздел Конституции. Я не какой-то там темный горец, капитан. Я отходил свое в школу. Да и хозяин наш каждый год читает народу выдержки из Конституции.
– Времена меняются. Многое изменилось с момента, когда она была написана, – сказал Лэмберт, – Но я не буду разводить с тобой юридических споров. Итак, сколько стрелков и лучников в твоей роте?
Тишина.
– Ты можешь здорово облегчить себе жизнь, – продолжал Лэмберт, – Мы же не требуем, чтобы ты кого-то предавал! Мы лишь хотим, чтобы ты подтвердил кое-какие сведения, которые у нас уже есть и так.
Парень сердито помотал головой.
Лэмберт сделал знак одному из конвоиров. Тот шагнул пленнику за спину и начал заворачивать ему руку.
– Эчеварри бы так со мной не поступил, – пробормотал парень побелевшими губами.
– Еще бы, – отозвался Лэмберт. – Ты же его человек.
– А ты думал, что мне хотелось бы быть просто каким-то номером в дурацком списке в Сан-Франциско? Да, черт побери, я – человек моего боссмена!
Лэмберт снова сделал условный жест, и конвоир еще сильнее заломил пленнику руку.
– Отставить! – взорвался Дэниэлис, – Прекратите это немедленно!
Рядовой отпустил руку пленника с удивленным видом. Пленный втянул воздух с приглушенным всхлипом.
– Я вам поражаюсь, капитан Лэмберт! – произнес Дэниэлис. Он почувствовал, что краснеет. – Если это – обычная для вас практика, то обещаю вам трибунал.
– Да что вы, конечно же, нет, сэр! – тонким голосом начал Лэмберт, – Клянусь! Просто… они не желают разговаривать. Почти каждый. Что же мне делать?
– Придерживаться правил и военных законов!
– С мятежниками?!
– Уведите этого человека! – коротко приказал Дэниэлис, и конвоиры поспешили выполнить его приказ.
– Мне очень жаль, сэр, – промямлил Лэмберт, – Наверное… Ну, должно быть, я просто потерял слишком много товарищей. Я ужас до чего не хочу потерять еще больше, просто из-за отсутствия информации!
– Я тоже, – В Дэниэлисе поднялась волна сочувствия. Он присел на краешек столика и начал скручивать сигарету, – Но, видите ли, это не обычная война. И поэтому, как ни парадоксально, нам следует придерживаться конвенций еще более тщательно, чем когда-либо раньше.
– Я не совсем понимаю, сэр.
Дэниэлис закончил скручивать сигарету и отдал ее Лэмберту – символический жест, вроде оливковой ветви… Он начал тут же скручивать для себя другую.
– Мятежники вовсе не считают себя мятежниками, и если посмотреть на это с их точки зрения, то они совершенно правы, – сказал он, – Они верны традиции, которую мы пытаемся обуздать, а в конечном итоге искоренить вовсе. Давайте смотреть в глаза правде: типичный боссмен – неплохой руководитель. Может, он и потомок какого-то разбойника, захватившего власть при помощи грубой силы во времена хаоса, но к сегодняшнему дню этот род уже успел связать себя множеством уз с краем, которым владеет. Он знает этот край и этот народ. Он является живым олицетворением этого сообщества и всех его достижений, его обычаев и жизненных устоев. Если у кого-то неприятности, ему не надо обращаться к безликому бюрократу. Ему нужно идти прямиком к своему боссмену. Его обязанности точно так же четко определены, как и твои собственные, и они куда обременительней твоих, чтобы скомпенсировать разницу в привилегиях. Он – боссмен – ведет тебя в битву и возглавляет любую церемонию, придающую смысл и значение твоей жизни. Ваши родители работали и развлекались вместе, так же как и их предки на протяжении двухтрех сотен лет. Земля живет памятью о них. Ты и боссмен – свои люди…
Конечно, это должно быть искоренено, чтобы мы могли продвинуться на следующую, более высокую ступень. Но мы не добьемся этого, отчуждаясь от всех и каждого. Мы – не армия завоевателей, мы – скорее нечто вроде Службы правопорядка, утихомиривающей народные волнения в каком-нибудь городе. Оппозиция – неотъемлемая часть и порождение нашего собственного общества.
Лэмберт зажег для него спичку и дал ему прикурить. Он глубоко затянулся и закончил:
– Возвращаясь к действительности, я также хотел бы напомнить вам, капитан, что федеральные войска, как фэллониты, так и бродскисты, не так уж велики. Мы – лишь немногочисленный срез населения. Кучка отпрысков военных династий, незадачливые крестьяне, беднота из городков, авантюристы и парни, которые привыкли видеть в своем полку тот символ духовного родства, который они не нашли на гражданке.
– Боюсь, ваши слова выше моего разумения, сэр, – сказал Лэмберт.
– Черт с ними, – вздохнул Дэниэлис. – Просто постарайтесь усвоить, что вне сражающихся армий существует куда больше бойцов, чем в них. Если только боссменам удалось бы организовать централизованное руководство, это был бы конец армии Фэллона. К счастью, этому препятствует избыток провинциального самомнения и слишком обширная география, разделяющая их между собой, если, конечно, мы не вызовем волны народного гнева своей жестокостью. Вот, что мы должны стремиться вложить в голову простого землевладельца да и обычного боссмена, если уж на то пошло: «Да эти фэллониты – не такие уж плохие ребята, и если мне удастся занять правильную позицию в отношении их, я ничего не рискую потерять, а напротив, возможно, смогу кое-что приобрести за счет тех, кто ведет с ними непримиримую борьбу…» Неужели не понимаете?
– Гм, да… Думаю, понимаю.
– Вы не глупы, Лэмберт. Вам ни к чему выбивать информацию из пленников. Вам следует вытягивать ее хитростью.
– Я буду стараться, сэр.
– Отлично! – Дэниэлис глянул на свои часы, врученные ему, согласно давней традиции, вместе с личным оружием при производстве в офицеры. (Такие вещи были недоступны из-за своей цены обычному человеку. Похоже, так было не всегда в век массового производства, возможно, в будущем…) – Что ж, мне пора. До встречи.
Он покинул палатку в несколько лучшем расположении духа, чем был прежде. «Сомневаюсь, чтобы у меня был врожденный дар проповедника, – мысленно признался он самому себе, – и мне никогда не удавалось внести свою лепту в застольный офицерский треп, да и многие шутки до меня доходят позже, чем до других, но уж если мне под силу донести до кого-то идею, действительно имеющую значение – и на том спасибо!» До него донеслись звуки музыки от круга людей, обступивших солдата, играющего на банджо, и он поймал себя на том, что начал насвистывать мелодию. Здорово все-таки, что остался хоть какой-то моральный дух после Марикопы и марш-броска на север, о цели которого так никто и не был поставлен в известность.
Штабная палатка была достаточно велика, чтобы называться павильоном. При входе стояла пара часовых. Дэниэлис был в числе последних, пришедших на совещание, и потому оказался за дальним краем стола, лицом к лицу с бригадным генералом Перезом. В воздухе клубился сигаретный дым и слышался приглушенный гомон, но лица у всех были напряженными.
Когда в палатку вошел человек в синем балахоне с эмблемой «Инь и Янь» на груди, все разговоры мгновенно прекратились, и в палатке воцарилась гнетущая тишина. Дэниэлис поразился, узнав в вошедшем философа Вудворта. Последний раз он видел его в Лос-Анджелесе и полагал, что тот останется в тамошнем Централе эсперов.
Не иначе, как он прибыл спецтранспортом со спецпоручением…
Перез представил его присутствующим. Они оба остались стоять, находясь в центре внимания офицеров.
– У меня для вас очень важная новость, джентльмены, – тихо произнес Перез. – Вы можете рассматривать свое присутствие здесь, как особо оказанную вам честь. Оно означает, что, согласно моему суждению, вам можно доверить, во-первых, абсолютно секретную информацию, которую вы сейчас услышите, а, во-вторых, выполнение жизненно важной операции невероятной сложности.
Дэниэлис только сейчас с изумлением заметил, что несколько человек, чей ранг обязывал их присутствовать на совещании, отсутствовали.
– Повторяю, – подчеркнул Перез, – любая утечка информации – и весь план будет загублен. В этом случае война будет тянуться многие месяцы или даже годы. Вы знаете, насколько тяжело наше теперешнее положение. Вы также в курсе того, насколько оно ухудшится, когда подойдут к концу те запасы, в пополнении которых нам отказано благодаря усилиям неприятеля. Мы даже можем потерпеть поражение. Я не паникер, говоря это, я просто стараюсь быть реалистом. Мы запросто можем проиграть эту войну! С другой стороны, если предложенная схема сработает, то мы могли бы сломить хребет врагу уже в этом месяце.
Он сделал паузу, позволяя сказанному дойти до каждого, и лишь затем продолжил:
– План был выработан генеральным штабом в тесном сотрудничестве с Централом эсперов из Сан-Франциско несколько недель назад. Именно поэтому мы были направлены на север… – Он подождал, пока утихнут удивленные восклицания. – Да-да, вы все знаете, что орден эсперов сохраняет нейтралитет в политических диспутах. Но вам также известно, что он защищается в случае нападения на себя. Повстанцы захватили долину Напа и с тех пор распространяют об ордене гнусные клеветнические слухи. Вы хотели бы это прокомментировать, философ Вудворт?
Человек в синем балахоне кивнул и холодно сказал:
– У нас есть немало собственных способов получения информации – разведывательная служба, если хотите, – так что я могу предоставить вам полный перечень имеющихся на сегодня фактов. Коммуна Сэйнт-Хелена подверглась нападению в момент, когда большинство ее адептов отсутствовало, оказывая помощь в организации новой коммуны в Монтане.
– Как это им удалось проделать такой огромный путь? – удивился Дэниэлис. – Телепортация или что-нибудь в этом духе?..
– Мне самому неизвестно, знал ли враг об этом, или ему просто выпал счастливый билет. Как бы там ни было, когда двое или трое из оставшихся в коммуне адептов вышли и попросили неприятеля одуматься, их предательски зарубили, прежде чем они решились предпринять решительные меры, – Тут он улыбнулся. – Мы ведь не утверждаем, что бессмертны, кроме как в той же мере, что и любая другая живая материя. Мы также никогда не утверждали, что непогрешимы. Итак, теперь Сэйнт-Хелена оккупирована. Мы не намерены предпринимать немедленных решительных мер по этому поводу, потому что многие невинные люди в коммуне могут пострадать.
Что же до того вранья, что распространяет вражеское командование… Ну, что ж, полагаю, на их месте я поступал бы точно так же, выпади мне такая счастливая возможность. Всякому известно, что адепты могут делать вещи, недоступные другим людям. Войска, понимающие, что нанесли урон ордену, будут деморализованы страхом перед ожидающей их карой с использованием сверхъестественных сил. Вы все здесь образованные люди и понимаете, что никаких сверхъестественных сил нет и в помине – есть лишь способ использования сил, скрытых в нас самих. Вы также знаете, что орден не опускается до мести. Однако обычный рядовой думает несколько иначе, чем мы с вами. Поэтому его командирам требуется каким-либо образом поднять его боевой дух. Что же в таком случае остается делать? Они попросту слепили несколько подделок в виде приборов, якобы, непонятного предназначения и объявили, что это – то, чем пользуются адепты. Всего лишь достижения науки – да, передовая технология – ну конечно! Не более чем машина, которую легко можно вывести из строя как и любую другую машину, если ты смел. Вот что случилось!
Однако, угроза для ордена по-прежнему остается реальной, да мы и не можем оставить без наказания нападение на наших братьев. Поэтому Централ эсперов принял решение выступить на вашей стороне. Чем быстрее будет закончена эта война – тем лучше для всех…
Вдоль стола прокатилась волна облегченных вздохов, и раздалось несколько возбужденных восклицаний. Дэниэлис почувствовал, что у него самого зашевелились волосы. Перез поднял руку.
– Пожалуйста, не стоит обольщаться! – сказал генерал. – Не думайте, что адепты будут колесить по стране, уничтожая врага вместо нас. Это и без того было ужасно трудное для них решение – пойти на то, на что они посчитали для себя приемлемым пойти. Как я, гм… понял… гм, личное развитие каждого эспера, э-э… будет отброшено на многие десятки лет в результате такого недопустимого насилия. Так что, это огромная жертва с их стороны.
Согласно своему уставу они могут использовать псионику для защиты своих учреждений, подвергшихся нападению. Ладно… Атака на Сан-Франциско, таким образом, может рассматриваться как нападение на Централ эсперов – их всемирную штаб-квартиру.
Дэниэлиса внезапно озарило, и он абсолютно ясно мысленно представил, что последует дальше. Поэтому он едва слушал то, что продолжал говорить Перез сухим сдержанным тоном:
– Давайте еще раз рассмотрим стратегическую картину. Итак, на сегодня враг удерживает большую часть Калифорнии, целиком Орегон и Айдахо и значительную часть Вашингтона. Мы – наша армия – используем последний оставшийся в нашем распоряжении наземный доступ к Сан-Франциско. Враг пока не отрезал нам его из-за того, что войска, переброшенные нами с севера, – я не имею в виду нас, мы – исключение – создали в городе мощный гарнизон, который сумеет дать отпор неприятельской атаке на город. Мятежникам куда проще снимать сливки с более легкой добычи, чем лезть на рожон, сражаясь с сильным противником.
Он также не в состоянии осадить город с какой-либо перспективой на успех. Мы по-прежнему удерживаем в своих руках Пьюджет Саунд и южно-калифорнийские порты. Морем мы можем обеспечивать туда неограниченную доставку провианта и боеприпасов. Собственный флот мятежников сильно уступает нашему – в основном это рыбацкие шхуны, пожертвованные сочувствующими мятежникам боссменами с побережья, и действует этот флот по большей части из Портланда. Они могли бы перехватить какой-нибудь случайный конвой, но пока не предпринимали подобных попыток. Ясно почему. Овчинка не стоила бы выделки – следующий же конвой сопровождался бы усиленным эскортом. И еще, этот их флот, разумеется, ни под каким видом не может проникнуть в залив, учитывая все наши артиллерийские и ракетные укрепления по обе стороны залива Голден Гэйт. Единственное, что под силу вражеским кораблям – поддерживать не очень оживленное морское сообщение с Гавайами и Аляской.
И все же, несмотря ни на что, их конечная цель – Сан-Франциско. Они просто обязаны будут рано или поздно избрать его мишенью. Ведь там столица правительства и промышленности, сердце всей нации.
Итак, план таков. Наша армия должна снова войти в соприкосновение с горным подразделением Сьерры и их местными приспешниками, нанеся удар из Сан-Хосе. Этот маневр совершенно логичен. В случае успеха силы мятежников будут расколоты надвое. По правде говоря, у нас есть сведения, что неприятель концентрирует свои силы именно в ожидании такого удара.
Поэтому успеха мы не добьемся. Мы выдержим упорную тяжелую схватку, затем оттянемся назад. Это самая трудная часть плана – притвориться, что мы потерпели настоящее поражение, при этом убедив в этом даже собственные войска, однако суметь сохранить ясную голову и следовать плану.
Уверен, нам еще придется сломать немало копий из-за всех деталей этого маневра.
Мы отступим на север, «взбираясь» по полуострову в сторону Сан-Франциско. Враг должен начать преследование. Все это должно будет казаться просто подаренным шансом одновременно уничтожить нас и взять приступом городские стены.
Когда он углубится на значительное расстояние внутрь полуострова, оставляя слева от себя океан, а справа – залив… Тут мы обойдем его с фланга и начнем атаку с тыла. Тут уже с нами будут адепты эсперов. Внезапно неприятель окажется зажатым между нашей армией и самыми укрепленными линиями обороны нашей столицы. Ту мелочь, которая останется недоделанной эсперами, доделаем мы. От горных подразделений Сьерры останутся на плаву лишь несколько жалких разрозненных гарнизонов. Оставшиеся дни войны будут лишь заключительной подчисткой.
Это блестящая стратегия. И как любое произведение искусства, ее довольно трудно претворить в жизнь! Готовы ли вы выполнить такую работу?
Дэниэлис не присоединился к хору согласных голосов. Он был слишком занят мыслями о несчастной Лоре.
К северу и справа драка все еще продожалась. Изредка раздавались орудийные залпы, слышались серии ружейных выстрелов. Тонкая пелена дыма покрывала траву и согнутые ветром дубы, которыми заросли эти холмы. Но внизу у линии прибоя воздух был чист, и свежий ветер с шорохом проносился над песчаными дюнами.
Макензи ехал по берегу, где коню было проще идти, и открывался наиболее широкий обзор. Основная часть полка продвигалась в глубине материка. Но это была настоящая пытка – неровная почва, буераки, дикие лесные заросли, развалины древних строений и провалы в земле делали путешествие нелегким и долгим. Когда-то эта область была густо заселена, но огненная буря, пронесшаяся здесь после Адской Бомбы, не оставила после себя ничего живого, а сегодняшее малочисленное население не могло найти здесь приюта и пустить новые корни в такой неблагодатной почве. Даже левому крылу армии, казалось, не было никакой угрозы со стороны противника.
Правда, для «Роллинг стоунз» это не имело особого значения. Они без колебаний согласились бы поменяться местами с ребятами из другого полка, которые были сейчас на острие атаки и принимали на себя основную тяжесть удара, тесня противника в сторону Сан-Франциско. На долю этих парней выпало немало испытаний, когда их полк, используя Калистогу в качестве основной базы для операций, помогал гнать фэллонитов из Северной Калифорнии. Они так успешно справились со своей задачей, что теперь на передовой требовалось сохранение лишь основной ударной группы для продолжения наступления. Горные подразделения Сьерры почти в полном составе сконцентрировались заранее под Модесто, встретили в лоб двигавшуюся на север из Сан-Хосе армию противника и обратили ее в бегство. Еще пара-тройка дней, и должны уже показаться стены Сан-Франциско.
«И уж там-то неприятель непременно займет оборону, причем его будет поддерживать городской гарнизон… – думал Макензи. – Нам придется разнести его линии защиты артиллерийским огнем… Возможно, дело дойдет даже до уличных боев! Лора, детка, останешься ли ты в живых, когда все наконец закончится?.. Конечно, может все будет иначе. Дай Бог, чтобы моя схема сработала, и победа нам досталась не слишком большой ценой… О Господи, как ужасны слова «возможно» и «может быть»!» Он с силой стукнул кулаком о ладонь, и получился звук похожий на выстрел.
Спайер покосился на полковника. С семьей майора было все в порядке, он даже сумел повидаться с ними в форте Лассен после окончания северной кампании.
– Нелегко… – сказал он.
– Всем нелегко, – сердито отозвался Макензи. – Это грязная война.
Спайер пожал плечами.
– Такая же, как и все остальные… С той лишь разницей, что в этой войне тихоокеанцы – по обе стороны баррикад.
– Ты прекрасно знаешь, что мне это дело всегда было не по душе в любом обличии.
– А у какого нормального человека может быть иначе?
– В следующий раз, когда мне понадобится проповедь, я прямо к тебе и обращусь.
– Извини, мне жаль, – сказал Спайер на полном серьезе.
– Мне тоже, – сказал Макензи, почувствовав раскаяние. – Нервы на пределе. Проклятье! Я был бы чуть ли не благодарен, если бы хоть что-нибудь происходило!
– Ничуть не удивлюсь, если так оно и будет. Все это дело, на мой взгляд, с неприятным душком.
Макензи оглянулся вокруг себя. Справа горизонт упирался в линию холмов, за которыми начинался невысокий, но обширный горный массив Сан-Бруно. Повсюду вокруг он видел своих ребят, идущих отдельными отрядами конным и пешим строем. Над головой барражировал аэроплан. Но оснований для опасений оставалось предостаточно. Светопреставление по-прежнему могло разразиться в любую минуту. Правда, это было бы небольшим таким светопреставленьицем, которое быстро свели бы на нет гаубицами и штыками с минимальным количеством людских потерь. («Черт побери! Зачем лицемерить. Ведь каждый человек, подпадающий под это удобное определение – «людские потери» – был бы очередным убитым, по которому справляли бы траур родные и близкие… Или беднягой, лишившимся руки… Или человеком, чье лицо превратилось бы в одну секунду в кровавую кашу после прямого попадания из ружья… Да и вообще, что за мысли лезут в голову в такие минуты! Ты же солдат!..»)
Не находя себе покоя, Макензи посмотрел налево. Там раскинулся бескрайний зеленовато-серый океан, рябивший тысячью блесток вдалеке и накатывающийся белыми барашками на берег. От него пахло солью и водорослями. Над песчаными дюнами с тревожным криком носилось несколько чаек. Нигде на всей его водной шири не было ни пятнышка далекого паруса, ни облачка дыма – лишь безмерная пустота. Караваны судов из Пьюд-жет Саунд в Сан-Франциско и юркие, стремительные корабли боссменов с побережья находились в милях за линией горизонта.
И так оно и должно было быть. Дай Бог, чтобы и у них в океане все складывалось о’кей. Тут уж ничего не оставалось другого, как попытаться и надеяться на лучшее. Да и… ведь это было именно его предложением. Он сам, Джеймс Макензи, выдвинул эту идею на совещании, устроенном генералом Круйкшэнком в промежутке между битвами при Марипозе и Сан-Хосе. Тот самый Джеймс Макензи, который первым предложил подразделениям Сьерры спуститься с гор. Тот самый, который разоблачил гигантский обман, ордена эсперов и сумел продемонстрировать своим людям тот факт, что это невероятное надувательство покоилось на тайне, которую немногие осмелились бы даже предположить в былые дни. Он, несомненно, войдет в летописи, этот удивительный полковник, и через тысячи лет его имя будет упоминаться в балладах и преданиях…
Вот только сам он ничего подобного не испытывал. Джеймс Макензи знал, что он даже при лучших обстоятельствах не блистал особым умом, что уж говорить о теперешнем его состоянии, когда он был измотан усталостью и доведен до отчаяния тревожными мыслями о судьбе собственной дочери! Ему не давали покоя также и опасения получить самому тяжелые ранения, которые могли бы навсегда оставить его беспомощным. И потому ему частенько приходилось прибегать к алкоголю, чтобы наконец погрузиться в сон. Сейчас он был гладко выбрит, так как офицер должен своей внешностью быть примером для своих людей, однако он прекрасно понимал, что не будь у него денщика, чтобы позаботиться о его бритье, он был бы таким же жутким зрелищем, что и его солдаты, давно не утруждающие себя заботами о внешнем виде. Его мундир был помят и заношен, он чувствовал, как чешется все тело и распространяет вокруг неприятный запах, он многое бы отдал за одну-единственную сигарету… Но с этим возникли проблемы, и оставалось только утешаться тем, что они, по крайней мере, не испытывают недостатка в пище. Максимум того, на что его с грехом пополам хватало теперь – так это командовать операциями по подавлению мелких очагов сопротивления, все еще встречавшихся тут и там время от времени, или просто двигаться вперед, как сейчас, мечтая лишь о том, чтобы все это поскорее закончилось. Однажды его организм неминуемо предаст его… Он чувствовал, как изнашивается его внутренний механизм, скручиваемый приступами артрита и астмы, он ловил себя на том, что подчас засыпает не вовремя и в голове временами путаются мысли. Он понимал, что конец, ожидающий его, будет таким же жалким и одиноким, как и у любого измученного неудачника. Герой! О Господи – вот смеху-то!..
Он заставил себя вернуться мыслями к сиюминутной ситуации. Следом за ним по берегу двигалась тысяча отборных бойцов, представлявших ядро его полка. За ними тянулись орудия, запряженные мулами фургоны с боеприпасами, несколько грузовиков и единственный драгоценный броневик, который берегли как зеницу ока. Люди представлялись серовато-коричневой однородной массой, пупырящейся пузырьками шлемов. Они не сохраняли никакого строя, вышагивая не в ногу, с ружьями, болтавшимися на ходу. Песок приглушал звуки их шагов, поэтому единственным шумом был шум прибоя и шелест ветра. Но, как только ветер немного стихал, до Макензи долетали обрывки глухого бормотания шедшего отдельно подразделения колдунов. В нем была дюжина немолодых мужчин с жесткими лицами, по большей части индейского происхождения, которые несли магические жезлы силы и напевали тягучую Песнь заклинания против ведьм. Сам он не слишком был склонен полагаться на колдовство, но каждый раз, когда ветер доносил до него эти заунывные звуки, он чувствовал, как по спине у него начинают бежать мурашки.
«Все идет превосходно, – внушал он самому себе, – У нас все складывается лучше, чем можно было надеяться…»
Но затем приходила мысль: «Фил был прав! Это явно гнилое дело… Враг должен был с боем пробиваться на юг, а не отступать, позволяя загнать себя в угол…»
К полковнику приблизился капитан Халс. Из-под копыт его коня брызнул песок, когда тот резко осадил его.
– Донесение от передовых дозоров, сэр.
– Ну? – Макензи спохватился, поняв, что чуть ли не выкрикнул эти слова. – Давайте продолжайте.
– Наблюдается заметная активность примерно милях в пяти к северо-востоку. Похоже, какие-то войска направляются в нашу сторону.
Макензи напрягся.
– У вас есть что-нибудь более определенное?
– Пока нет, учитывая насколько диким является здешний рельеф местности…
– Ну так организуйте воздушное наблюдение, черт побери!
– Слушаюсь, сэр. Я также вышлю вперед еще разведчиков.
– Подмени меня здесь, Фил. – Макензи направился к машине связи. Конечно, в седельной сумке у него имелся миникоммуникатор, но Сан-Франциско не переставало забивать эфир помехами на всех частотах, так что для того, чтобы послать сигнал хотя бы на несколько миль, требовалась мощная передающая станция. Патрулям же для связи вообще приходилось использовать гонцов.
Он заметил, что перестрелка в глубине полуострова начала идти на убыль. Там, подальше от береговой линии, дороги были поприличнее, и кое-какие участки были даже обжиты. Неприятель, все еще удерживающий эту область, мог воспользоваться этими дорогами для быстрого перемещения.
«Если они только свернут свой центр и ударят по нашим флангам, где мы слабее всего…»
Едва различимый сквозь вой и треск помех голос офицера из полевого штаба принял его донесение и передал ему сведения о том, что наблюдалось на других участках. Значительное движение справа и слева. Так что, похоже, фэллониты и впрямь собирались попробовать организовать прорыв. Хотя оставалась также вероятность обманного маневра. Основные части армии Сьерры должны сохранять свои позиции неизменными, пока ситуация не прояснится. «Роллинг стоунз» придется какое-то время рассчитывать только на себя.
– Что ж, надо – так надо. – Макензи возвратился во главу колонны. Спайер мрачно кивнул, услышав новость.
– Нам бы лучше приготовиться, не так ли?
– Ага.
Макензи погрузился с головой в приготовления, отдавая множество приказаний офицерам, одному за другим подъезжавшим к нему. Всем рассредоточенным подразделениям было велено стянуться к берегу. Именно здесь должна была быть налажена оборона, захватывая непосредственно примыкающий к побережью участок возвышенности.
Люди засуетились, воздух наполнился конским ржанием и бряцаньем оружия. Возвратился самолет-разведчик, сумев опуститься достаточно низко для того, чтобы сообщение могло быть принято. «Да, со всей определенностью намечается атака. Трудно судить о количестве задействованных в ней неприятельских сил. Основательной разведке препятствует густая лесная растительность и множество извилистых оврагов, но можно ожидать, что численность врага будет не менее бригады».
Макензи устроился со своим штабом и подразделением гонцов на вершине холма. На берегу вдоль подножья холма расположилась артиллерия. За ней построилась кавалерия, с оружием наголо и пехота из соединения поддержки. Остальные пехотинцы рассредоточились на простиравшейся впереди равнине, укрывшись в складках местности. В воздухе висел рокот прибоя, словно звуки, предварявшие канонаду, которая вот-вот должна была начаться, и чайки заполнили все небо над берегом, оглашая окрестности истошными криками, будто предвкушая скорое появление обильной пищи.
