Текст книги "Рыжая кошка"

Автор книги: Питер Спигельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Глава 12

Во вторник утром в небе толкались тяжелые тучи, а на новостных каналах – сообщения о буранах, примчавшихся из Канады, разворошивших восточное побережье и столкнувшихся над Нью-Йорком. Насчет времени уверенности не было: может, завтра, может, послезавтра – но прогнозы звучали зловеще.

– Ерунда, – пробормотала Клэр и разломила тост напополам. – Они устраивают истерики, но вечно ошибаются. – Она намазала на хлеб клубничный джем и вернулась к «Таймс».

Сегодня она пришла рано, когда я возвращался с пробежки, и с тех пор мы сидели в дружеском молчании. Клэр просматривала газету, а я писал отчет для Дэвида. Я выпил апельсинового сока и перечитал написанное.

Факты выглядели просто, хотя и странно: Холли снимала очередной фильм и, сам о том не ведая, мой брат был ее партнером. Большая часть уже была снята, и теперь Холли настраивалась на торжественный финал. Для этого ей требовалось, чтобы Дэвид появился снова.

Проблема заключалась в том, что делать с этими фактами. Можно игнорировать требования Холли, но это рискованно. Она доказала свою непреклонность в преследовании добычи, а предположительно имеющиеся у нее многочасовые видеозаписи кувырканий с Дэвидом обеспечивали хорошее средство для шантажа. Но шантаж мог быть обоюдоострым оружием. Орландо Круг сказал, что Кассандра ревностно оберегает свою частную жизнь, да и вид искусства, которым она занимается, требует анонимности… поэтому угроза разоблачения могла бы подействовать. Но еще Холли была явно ненормальной, отчего ее мотивы не поддавались пониманию, а реакции – прогнозированию. Я вздохнул и провел руками по волосам. Гадать бессмысленно… я просто играю в игру, чтобы не думать все время о самих фильмах.

Почти двенадцати часов оказалось достаточно, чтобы взглянуть на них как на уникальные, превосходно выполненные произведения. Еще я понял, что бывшие коллеги Холли Мойра Нил и Терри Грир не преуменьшали ее талант актрисы. Холли была удивительная, ее способность и готовность полностью погрузиться в роль просто пугали. Но вызванное фильмами тошнотворное, липкое ощущение не исчезло. Показанная в них безысходность угнетала, а презрение и продуманная жестокость бесили.

И разумеется, было невозможно не воспринимать Дэвида как одного из этих безликих, механических мужчин… невозможно не думать о том, что привело его к Холли, и о том, что она записала с ним на скрытые камеры. Невозможно не спрашивать себя, какие запасы ярости и жестокости она выпустила на волю и сколько времени ушло на поощрения. Чем больше я думал о Дэвиде, тем больше убеждался: я совсем не знаю своего брата. Силуэт расплывался, отступал в глубь темного коридора.

Может, память разбередил запах тостов. А может, зловещий предштормовой свет.

Это случилось промозглым февральским днем, в среду. Я был дома, а не в школе-интернате и не на каникулах, а потому, что меня поймали – в третий раз – с косяком в лесу за общежитием. Декан по работе с учащимися сказал, что, возможно, исключение на месяц чему-то меня научит, и не ошибся. Я узнал, что можно купить приличную марихуану по приличной цене у работающего в вечернюю смену швейцара в нашем доме и что ночной бармен в «Барритауне» на Первой авеню не потребует документов, если дать хорошие чаевые. В тот день я проспал до трех, и спал бы дальше, если бы не шум. Меня разбудили родители.

В тот год мать отложила зимнее паломничество на курорт, а отец – редкий случай – выбрался из кабинета, и они решили выяснить отношения прямо перед дверью моей спальни. Как часто случалось в то время, я стал удобным предлогом. Ничего нового в этом не было, и я попытался отключиться, но разговор оказался нетипично громким.

– Что он делает с собой?! – воскликнула мать.

Отец хмыкнул.

– Ищет свой путь. В конце концов, ему всего пятнадцать.

– Ему шестнадцать, и, насколько я знаю, он ни черта не ищет.

– Неужели все в этой семье должны становиться банкирами?

Тут в коридоре послышались шаги и голос Дэвида. Он уже учился в Колумбийском университете, но часто появлялся дома: то ему требовалось поесть, то чистое белье, то еще что. Он болтал о списке лучших студентов, о том, что попал на чей-то семинар для аспирантов, – и все это радостным, пронзительным голосом. Когда он замолчал, наступила пауза; впрочем, ненадолго. Потом родители продолжили с того места, на котором их прервали.

– Несомненно, не все должны быть банкирами, – сказала мать. – Но неужели эти не все должны быть недисциплинированными и незрелыми? Неужели они, черт побери, должны потакать своим прихотям?

Отец мрачно рассмеялся:

– О ком именно мы сейчас говорим? – Его слова, казалось, надолго зависли в воздухе. Потом я снова услышал шаги и решил, что все расползлись по своим углам. Но ошибся. В коридоре послышался судорожный вздох, невнятное бормотание и одно-единственное ругательство.

– Сволочь, – произнес Дэвид.

Некоторое время я таращился в потолок, а когда стало ясно, что заснуть уже не получится, побрел на кухню. Я читал газету и ел подгоревший тост, когда вошел Дэвид. В пальто и при галстуке, волосы недавно подстрижены – ни дать ни взять юноша с плаката, рекламирующего какой-нибудь колледж Библейского пояса. Дэвид демонстративно посмотрел на часы. И началось.

– Рано встал, я вижу. Трудный день, надо полагать. Приходится много смотреть телевизор, выкуривать килограммы травки? – Я не реагировал, и Дэвид ухмыльнулся. – Что, нечего сказать сегодня? Может, ты еще тепленький… еще не отошел от прошлой ночи?

– Ага, прямо в точку.

Дэвид сухо рассмеялся:

– Что поделаешь, именно этот победительный настрой сослужил тебе такую службу. Продолжай в том же духе, Джонни, это приведет тебя прямо на вершину. – Я показал ему средний палец, и он засмеялся. – И в этом духе тоже: это поможет, когда будешь устраиваться на работу, куда берут дебилов. – Я опять не отреагировал, но Дэвид не сдавался. – Сколько, по-твоему, они выдержат, прежде чем вышвырнут тебя из этой школы? Еще семестр? Меньше? И сколько средств на это уйдет? Я все время говорю маме, что она впустую тратит деньги на твое обучение, но…

– Но она, Дэвид, тебя просто не слушает. Никто не слушает ни единого твоего слова. А ты все равно болтаешь. А я-то считал тебя ушлым парнем.

Лицо Дэвида омрачилось, он оттянул кожу на шее.

– Достаточно ушлым, чтобы не попасться три раза.

Я засмеялся:

– На чем попасться? Ты был слишком занят – лизал задницы, бил в спину – вот времени ни на что другое и не оставалось.

– Ты бы удивился, – прошептал он, сжимая кулаки, и шагнул ко мне. Я встал. Дэвид тогда был на полдюйма выше и на двадцать фунтов тяжелее, но меня это не смущало. – Пидор, – прошипел он и занес руку. И тут же опустил, потому что в дверях появился отец.

Растрепанный, с рассеянной улыбкой малице. Все еще в пижаме.

– Я помешал? – спросил он. Лицо Дэвида напряглось, он резко развернулся и вышел в коридор.

Откуда оно взялось – то, что подтолкнуло Дэвида к этим свиданиям? Из какого – и где посаженного – зерна выросло? Мы все – Дэвид, я, Нед, Лиз и Лорен – спали под одной крышей, ели за одним столом. Неужели эти семена тайно прорастали уже тогда? Неужели мы были настолько эгоцентричны, настолько поглощены стремлением не попасть под перекрестный огонь между родителями, что не сумели заметить, как зло проникает в сердце Дэвида?

– Хочешь кофе? – спросила Клэр, резко оторвав меня от размышлений о бабниках и испорченных девчонках. – Или ты и так дерганый? – Она улыбнулась, но в глазах была тревога.

– Выпью.

– Ты нашел ту девушку?

– Вроде нашел.

– С ней все в порядке?

– Я бы так о ней не сказал, – отозвался я через некоторое время.

– Да? – Клэр бросила на меня вопросительный взгляд, и на мгновение мне захотелось рассказать ей обо всем: о Холли, о Дэвиде, о фильмах – и спросить, что она об этом думает. Взмолиться о помощи. Порыв меня сильно удивил, но я сумел промолчать, и Клэр нахмурилась. Она снова взялась за газету, а в полдень ушла, едва кивнув на прощание.

К часу на меня навалилась апатия, да еще и голова заболела. Я проглотил аспирин, прилег на софу и стал ждать, когда станет хоть немного легче, но тщетно. Вечер так и прошел – с дюжиной книг, в которых я не дочитал даже первую главу, и дюжиной дисков, в которых я не дослушал даже первую дорожку. Знакомая хандра, своего рода отходняк после работы, становившийся все мучительнее по мере того, как работы убывало. Расследование закончено… по крайней мере пока. Отчет написан, точки над «i» расставлены, осталось только встретиться с клиентом. Делать нечего. Идти некуда. Разве что напиться. Нет уж, спасибо. В какой-то момент я погрузился в бесполезный сон.

Телефон молчал до десяти, звонок застал меня в постели. Дэвид ехал из аэропорта. Голос был хриплый и усталый, но от моих отчетов оживился.

– Утро забито до отказа, – сказал брат, – но я постараюсь зайти после ленча.

Однако случилось так, что зашел он гораздо раньше.

Домофон зажужжал на рассвете, и сначала я решил, что это сон. В окно барабанил дождь, и под эти звуки больше всего хотелось натянуть одеяло на голову. Но только я закрыл глаза, домофон загудел снова. На маленьком видеоэкране был мой брат – серый и сгорбленный. Без шляпы, воротник поднят. К груди Дэвид прижимал газету.

– Впусти меня, – потребовал он прежде, чем я открыл рот.

Я нажал кнопку и через мгновение услышал шаги на лестнице. Дэвид шел, пригнув голову, неся с собой дуновение холода.

– Дэвид, что случилось?

– Я ехал на работу, – произнес он. Задыхающийся голос, кожа как у утопленника. И такие же глаза. – Я почти никогда не покупаю «Ньюс», но сегодня купил. Не знаю почему. – Он положил газету на кухонный стол.

– Что случилось?

Дэвид открыл газету на третьей полосе, провел дрожащим пальцем по колонкам. Сбоку статья под заголовком «Из реки вытащено тело женщины» и фотография – самым крупным планом: красная кошечка, стоящая на задних лапках и беззаботно улыбающаяся. Из-за увеличения изображение было зернистым, а цвета полинявшими, но все равно можно было сказать, что это татуировка на сероватой – у живых такой не бывает – коже.

Глава 13

В «Пост» ее называли Уильямсбергской Русалкой, потому что тело прибило к берегу под Уильямсбергским мостом, с западной стороны. Если отбросить поэзию, в статье не было ничего нового по сравнению с «Дейли ньюс». Тело нашел в воскресенье вечером человек, собиравший бутылки; утопленница до сих пор значилась как «неизвестная». Согласно полицейскому описанию, белая женщина, возраст – от двадцати пяти до тридцати пяти, стройная, с рыжевато-каштановыми волосами и характерной татуировкой на ноге. Насчет даты смерти уверенности еще не было, но в статье говорилось, что утопленница пробыла в воде «некоторое время». Что до обстоятельств и причины, они фигурировали как «подозрительные». Поиск в рапортах о пропавших без вести подходящей по описанию женщины шел полным ходом, но детективы из Седьмого округа просили всех, кто что-то знает, звонить по бесплатному номеру.

Я посмотрел на помещенный в «Пост» снимок с рыжей кошкой – тот же, что в «Ньюс». Копы еще не опубликовали фотографий лица, не было даже рисунка. Меня это удивляло. Сколько же тело плавало в Ист-Ривер? Я сложил газету и бросил ее на большой овальный стол. Дэвид посмотрел на меня и снова заходил по комнате. Я откинулся в мягком кожаном кресле и отпил газированной воды, которую нам оставил Майкл Метц, прежде чем попросить подождать его в комнате для совещаний.

Майк – старший партнер в «Пейли, Клей и Куик», очень хороший и дорогой адвокат в очень солидной и дорогой фирме. Благодаря заслуженной репутации толкового, упрямого, безжалостного и невозмутимого человека его ежедневник всегда заполнен. Однако Майк нашел время для нас с Дэвидом – не только потому, что часто бывал моим клиентом, но и потому, что он мой старый друг. Единственный, оставшийся со времен колледжа. А если я на звонки Майка не отвечал, так что с того?

Я чуть ли не силой затащил Дэвида в контору Майка, хотя потрясение и страх поубавили у моего брата боевого духа. Только в такси, застрявшем в пробке по дороге в Мидтаун, он пришел в себя настолько, что гнев закипел снова.

– К чертовой матери! – закричал он и стукнул по перегородке из оргстекла. Шофер оглянулся и покачал головой. – У меня нет времени на эту чушь! – Голос Дэвида дрожал. – Мне надо быть на работе.

– Работа подождет. Тебе надо с кем-то поговорить.

Он покачал головой:

– Ничего мне не надо, – и потянулся к дверце.

Я положил руку ему на плечо.

– Дэвид, тебе нужен адвокат.

– Ерунда. – Он стряхнул мою руку. Однако сел и до конца поездки молча смотрел в окно совершенно пустыми глазами.

В комнате для совещаний, не обращая внимания на окутанные тучами офисные центры, Дэвид снова закипел и забегал туда-сюда по дорогому ковру, протаптывая в ворсе дорожку.

– Она, черт ее подери, снимала кино? – По его тону можно было подумать, что ответственность целиком и полностью на мне.

Я три раза зачитал ему свой отчет и уже устал повторяться. В любом случае теперь добытая мной информация казалась не относящейся к делу.

– Видео, – вздохнул я. – Она снимала видео. Но нам надо думать о других вещах.

– Как скажешь. – Дэвид пожал плечами и снова прошелся по комнате. Я глубоко вздохнул. С того момента как я впервые увидел фотографию с татуировкой, в голове у меня гудели вопросы – вопросы, которые мне не хотелось задавать брату. Однако деваться было некуда.

– Когда ты в последний раз разговаривал с Рен?

Он резко остановился и прищурился. Сжал губы.

– Мы все обсудили на прошлой неделе. С тех пор ничего не изменилось.

– Изменилось все. Она звонила тебе после того, как ты нанял меня… Вы виделись?

Дэвид вцепился в край стола так, что побелели костяшки.

– На что, черт побери, ты намекаешь?

– Я ни на что не намекаю. Я…

– Не намекаешь? Ха! – Он хлопнул ладонью по столешнице. – Дальше ты захочешь знать, есть ли у меня алиби. Боже, а я-то думал, ты работаешь на меня.

– Я работаю на тебя. Но мне надо знать, что нас ждет. Майку тоже надо будет знать.

– Тогда нечего ходить вокруг да около. Ты полагаешь, что я имею к этому отношение?

– Я спрашивал о другом, – возразил я, но сам усомнился.

Дэвида сомнения не мучили.

– Ерунда, – ответил он. Ссутулился, словно из него выкачали воздух, и повернулся к окну. – Я не видел и не слышал Рен с тех пор, как нанял тебя. И не имею ко всему этому никакого отношения.

– Где ты был в минувшие выходные?

Дэвид кисло усмехнулся:

– Так и знал, что до этого дойдет.

– Я просто пытаюсь рассчитать время.

– Ладно, – фыркнул Дэвид. – Я был в Лондоне. Улетел в пятницу во второй половине дня, вернулся вчера и почти все время провел на совещаниях. Хватит? – Хватит, пока мы не узнаем, когда умерла Холли, но говорить это Дэвиду я не стал. Еще раз глубоко вздохнул.

– А что Стефани? – спросил я.

Он насторожился.

– А что Стефани?

– Что она знает о Рен? Что ты ей рассказал?

– Какое это имеет значение? – Я посмотрел на Дэвида и ничего не сказал. – Какого… Теперь ты решил, что и она замешана?

– Этот вопрос задаст полиция.

При упоминании о полиции Дэвид отступил на полшага. Провел рукой по серому лицу.

– Я ничего ей не рассказывал. Мы не говорили об этом. Не думаю, что она знает.

– Что-то она знала. Эго было ясно, когда она приходила ко мне. Как ты мог не…

– Мы не говорили об этом, – напряженно повторил Дэвид и снова отвернулся к окну.

От дальнейших расспросов меня спас Майк.

Он остановился в дверях: высокая, стройная фигура в безупречном сером, в полоску, костюме с винно-красным галстуком. Положение старшего партнера вытравило едва заметные морщинки на порозовевшем после бритья тонком лице, удивительным образом не изменившемся со студенческих времен: Майка легче было вообразить склонившимся над пыльным фолиантом, чем гипнотизирующим присяжных и пугающим других адвокатов. Майк пригладил редеющие черные волосы, перевел взгляд с меня на Дэвида и снова на меня. Улыбнулся.

– Простите, что заставил вас так долго ждать. – Он протянул Дэвиду руку. – Я много слышал о вас.

Дэвид бросил на него недоверчивый взгляд, но в голосе Майка не было иронии, а улыбка светилась искренностью. Он это умел.

– Я видел вас по телевизору несколько недель назад, – осторожно произнес Дэвид. – На судебном канале.

– Скучный был день. – Майк скромно улыбнулся. – А теперь, пожалуй, расскажите мне, что происходит.

И мы рассказали. Сначала Дэвид мялся, смотрел то на ковер, то на эстампы, однако взял себя в руки и изложил факты. Я повторил все, что знал; рефреном шли имена – Холли, Рен, Кассандра. Майк внимательно слушал, делая заметки в желтом блокноте. Вмешался всего несколько раз, чтобы уточнить даты и время. Дэвид с утомленным вздохом откинулся на спинку стула, глядя на Майка и ожидая света в конце тоннеля.

Майк постучал длинными пальцами по подбородку. И наконец заговорил – абсолютно бесстрастно:

– Мы еще не знаем обстоятельств смерти этой женщины. Полиция называет их подозрительными, что теоретически может означать самоубийство, однако… – Он посмотрел на меня.

– Полицейские высказываются весьма обтекаемо, – отозвался я, – просто умолкают, когда доходит до состояния тела и причины смерти. И, кроме татуировки, других фотографий нет. Я бы не ставил на самоубийство. Все же у меня есть кое-какой опыт.

Майк кивнул:

– Согласен. Так или иначе надо готовиться к худшему, что в данном случае означает убийство.

– Боже, – пробормотал Дэвид.

Майк бросил на него сочувственный взгляд и продолжал:

– Будь обстоятельства другими, можно было бы попытаться отсидеться в сторонке. В конце концов, раз внимание прессы к этой истории остается относительно низким, вполне правдоподобно, что вы не видели статей в газетах или не узнали жертву по описаниям или татуировке. В таком случае можно было бы просто подождать, пока полиция свяжется с вами. Это не принесло бы вам награды за сознательность, хотя подобный образ действий – отнюдь не нарушение закона. Вдобавок это безопасно. Полагаю, именно так сейчас и поступают другие мужчины из ее фильмов: затаили дыхание, опустили головы и молятся. Во всяком случае, те, кто видел газеты и узнал татуировку. Но к несчастью, нам это не подходит. У нас иная ситуация. – Майк вздохнул. – Наша ситуация такова: эта женщина активно преследовала вас: звонила, приходила домой, угрожала. И мы должны исходить вот из чего: полиция довольно быстро узнает о ваших приключениях, если – и когда – тело опознают.

– Откуда? – вмешался Дэвид. – Как, черт побери, они смогут связать меня с ней?

Дэвиду ответил я:

– Вероятно, достаточно будет распечатать отчет о телефонных звонках Холли, но копы еще и обыщут ее квартиру, и кто знает, что они там найдут. Наверняка ее видео и всю информацию, которую она собрала о тебе. – Не думал, что Дэвид может побледнеть еще больше, но ему как-то удалось.

– Для полиции это будет означать мотив, – продолжал Майк. – Следовательно, они очень захотят поговорить с вами. И с вашей женой. И они не станут к вам благосклоннее, когда узнают, что вы были настолько встревожены домогательствами, что наняли частного детектива. Копы решат, что раз вы настолько расстроились, то вполне могли решиться и на более отчаянный шаг. Им будет трудно поверить, что вы не заметили газеты с историей Уильямсбергской Русалки; они захотят знать, почему – если вам нечего скрывать – вы не отозвались сами.

– Все это выглядит некрасиво, Дэвид. По-моему, ты не можешь ждать, пока полиция найдет тебя. Тебе надо сыграть на опережение и явиться самому.

– Пойти в полицию? – Дэвид едва не подскочил. Приблизился к окну, сунул руки в карманы и стал переминаться с ноги на ногу. – О Господи, – пробормотал он.

– Этим вы продемонстрируете готовность к сотрудничеству, – убеждал Майк, – а также то обстоятельство, что вам нечего скрывать. Выложите все факты сами – и снимете массу подозрений.

Но Дэвид не слушал.

– Вы сказали: «Если и когда… если и когда тело опознают». Есть шанс, что его вообще не опознают.

– Шанс невелик, – возразил я. – У Холли были семья, друзья, люди, с которыми она работала. Пусть их отношения оставляли желать лучшего – однако же ее знало достаточно народу. Кто-нибудь да увидит статьи и сообщит в полицию. Или забеспокоится и обратится к копам с заявлением об исчезновении, и те сами установят связь. Не говоря уже о том, что отпечатки пальцев Холли или ДНК, вероятно, где-то зарегистрированы. В конце концов, на одежде мог быть ярлычок из химчистки. Вопрос времени.

Однако Дэвид будто ничего не слышал.

– Если я пойду к копам и об этом прознает пресса… Тогда всему конец.

– Разговор с полицией – не преступление, – заметил Майк.

– Быть втянутым в такое… погибшая девушка, секс-съемки… нет, об этом не может быть и речи. – Дэвид потер лоб. – Что, если окажется, что она совершила самоубийство? Что, если окажется, что девушка из газет вообще не она?

Майк говорил спокойно и мягко.

– У меня есть знакомые в управлении. Я прозондирую почву. Если окажется, что полиция считает ее смерть самоубийством, то, понятно, ничего не надо будет делать. А Рен это или нет… мы можем попытаться добыть более подробное описание тела: точное место татуировки, родинки – но сверх того… не знаю, сколько мы сможем узнать заранее.

Дэвид испустил долгий, дрожащий вздох. Ноги подкосились, он рухнул на стул и посмотрел на меня. Глаза его казались бездонными.

– В общем, вы оба утверждаете, что мне крышка. Полиция ее опознает, найдет видео, отследит звонки, и – бац – я главный подозреваемый. И вариантов только два: сразу со мной покончить или подождать.

Майк поджал губы.

– Полиция вами заинтересуется, но – судя потому, что сказал Джон, – не только вами. Прежде всего копы захотят поговорить со всеми остальными мужчинами с видеозаписей Рен. Сами по себе эти ребята вызывают массу обоснованных сомнений… и, по-видимому, один из них сумел-таки найти Рен. А еще есть парень, на которого Джон наткнулся в ее квартире, не говоря уже о так называемых обычных подозреваемых: приятели, родные, деловые партнеры.

– А кто гарантирует, что копы сумеют найти этих парней? – сказал Дэвид. – Я думал, все лица и голоса на видео были обработаны.

– Были, – подтвердил я, – но есть память телефона, а если они доберутся до неотредактированных видео или если Холли делала заметки, правильное направление будет задано.

– Слишком много «если». – Дэвид снова хлопнул по столу. – И сколько времени уйдет, пока все эти «если» случатся? А тем временем разговаривать копы будут со мной, и дежурить все эти съемочные группы будут перед моим домом. – Он покачал головой: – Нет уж. Я на такое не согласен.

– В данный момент в нашем распоряжении не так уж много рычагов, – заметил Майк. Он старался говорить спокойно, убедительно. – Мы не можем избавить вас от вероятного внимания полиции, зато можем воздействовать на знак и степень этого внимания.

– Вы опять свое гнете?

– Поверьте мне, – убеждал Майк, – прийти самому или быть вызванным повесткой не одно и то же.

– Охотно верю. Но вдруг я просто подношу себя на блюдечке? Кто гарантирует, что, когда копы возьмут на мушку меня, расследование не остановится? А если они решат, что легче возбудить дело против меня, чем гоняться за кучей безымянных мужиков? – Дэвид посмотрел на Майка, потом на меня. Мы оба молчали. – В любом случае, – продолжал Дэвид, – в меня вцепится пресса.

– Если вы придете в полицию сами, у вас будет возможность повлиять на это. Мы получим гарантии конфиденциальности от…

– Как же, – фыркнул Дэвид. – Это, конечно, имеет огромное значение. Кому мне жаловаться, когда какой-нибудь аноним позвонит в службу новостей?

Майк посмотрел на меня и поднял бровь.

– Такой риск существует, – тихо произнес он.

– Крах, вот что это такое. Если дело предадут огласке, мне, черт побери, конец. – Дэвид уткнулся лицом в ладони. Все молчали. Тяжелую тишину нарушал только шум воздуха в вентиляционных каналах.

– Ты не можешь ждать, – заговорил я через некоторое время. – Если за тобой придут…

Дэвид выпрямился. На его лицо начали возвращаться краски.

– Если я и пойду в полицию, то не один.

Майк кивнул:

– Разумеется. С вами пойду я, пойдет Джон, и все средства нашей фирмы будут в вашем распоряжении.

Дэвид нетерпеливо отмахнулся:

– Я говорю не об этом. Если я пойду в полицию, то не с пустыми руками. Я назову имена.

Майк посмотрел на меня. Виду него был озадаченный. У меня тоже.

– О каких именах ты говоришь? – спросил я.

– Если я сам явлюсь и других подозреваемых не обнаружится, есть вероятность, что на мне следствие и остановится. И даже если не остановится, пока у полиции в распоряжении мое имя, я буду единственным героем новостей. Но если я назову другие имена – имена людей с видео, типа, что нанимал адвоката, белобрысого парня, что вырубил тебя в подъезде, приятелей… всех, кого ты, Джон, сможешь найти, тогда я буду не один. Появятся еще люди, против которых копы смогут возбудить дела, которых сможет грызть пресса. – Дэвид посмотрел на Майка: – Как вы сказали, масса обоснованных сомнений.

Я открыл рот, но слова нашел далеко не сразу. А когда нашел, они прозвучали словно издали.

– Всех, кого я смогу найти? Ты просишь меня расследовать смерть Холли?

Дэвид снова махнул рукой.

– Ее смерть, ее жизнь – как угодно. Мне нужны имена. Для копов. Любые имена, которые заинтересуют копов больше, чем я.

Я посмотрел на Майка – тот постукивал себя по подбородку. В глазах его появился блеск – знакомый и нежелательный. Я покачал головой.

– Ты, вероятно, забыл, что это ведущееся полицейское расследование? – сказал я. – Управление полиции Нью-Йорка не слишком любит, когда чужаки гадят у них на участке. Особенно если чужак – частный детектив и брат возможного подозреваемого.

Майк медленно кивнул:

– Разумеется. Однако Дэвид дело говорит. Эта женщина вела рискованную жизнь – ее видео – тому доказательство, – и очень важно, чтобы полиция сознавала это, намечая пути расследования еще до выбора подозреваемого. У окружной прокуратуры также должна появиться пища для размышлений – когда они будут решать, какие дела кажутся выигрышными, а какие нет. – Я еще энергичнее замотал головой, но Майк не обратил на меня внимания. – И нельзя сказать, что ты никогда прежде не занимался ничем подобным: проверка утверждений, поиск новых свидетелей, установление противоречий… разработка альтернативных теорий.

– Но обычно это происходит после предъявления обвинения, когда уже есть подсудимый, процесс идет, а полиция расследование закончила… И ключевое слово здесь – «закончила». В данном случае расследование еще не началось.

– Но ты занимался этим прежде. Твое родство с клиентом – проблема, но не непреодолимая. Тебе придется быть особо щепетильным в отчетах и с системой охраны любых вещественных доказательств, какие сможешь найти… впрочем, ты и так всегда аккуратен. Полиция не обрадуется, однако и с этим можно справиться.

Дэвид, прищурившись, посмотрел на меня.

– Джон, помоги мне, черт тебя подери, – простонал он. – И с каких это пор тебя волнует, кого ты ищешь?

Около одиннадцати Дэвид наконец уехал на работу. Его по-прежнему трясло, однако галстук он поправил и по крайней мере хоть отчасти восстановил природную колючесть. Майк несколько раз повторил: позвоню, дескать, если что-нибудь узнаю об утопленнице от своих знакомых в управлении полиции Нью-Йорка, а впрочем, на бескровный исход дела особенно не рассчитывайте. И все же по выходе из комнаты для совещаний Дэвид демонстрировал необоснованный оптимизм. Майк вздохнул и налил себе газировки.

– С твоей стороны свинство не перезванивать в ответ на мои звонки, – вздохнул он, – но ты по крайней мере если уж объявляешься, то непременно с новым делом. Наверное, можно сказать, мы сравняли счет.

– Погоди. Еще несколько встреч с Дэвидом, и ты, пожалуй, пожалеешь, что я больше не числюсь пропавшим без вести.

– Он… напористый. – Майк улыбнулся. – Уж на кого, на кого, а на такого клиента я не рассчитывал – в памяти у меня до сих пор свежи твои рассказы о семье.

– Поверь, для меня дело Дэвида – не меньшая неожиданность.

– Так это не восстановление родственных отношений?

– Это работа.

Майк заглянул в стакан и почти сумел спрятать скептический взгляд.

– У тебя уже есть план?

– Я знаю, с чего начинать: посмотреть квартиру, поговорить с соседями, с родными, с Кругом и всеми, кого смогу найти, – обычная рутина. Потом – все обдумать и реагировать.

– А ее подруга-актриса?

– Джилл Нолан? Это трудный момент. Не знаю, насколько далеко я зашел в телефонном разговоре… Она тогда сильно ощетинилась… Может, она в своем Сиэтле еще не слышала историю о Русалке. Если так, пусть пока остается в счастливом неведении.

Майк кивнул и допил газировку.

– Полагаю, хобби братца застало тебя врасплох. – Я кивнул. – Думаешь, он нам все выложил?

– Конечно, нет, – ответил я. – Во-первых, он не желает говорить о Стефани.

– Дело только в Стефани?

– Если ты просишь меня поручиться за этого типа – извини. Я каждый день укрепляюсь в мысли, что совсем не знаю собственного брата.

– Мне просто интересно, какие еще гадости нас поджидают.

– Клиенты всегда лгут.

Майк нахмурился.

– У твоего брата многое на кону: брак, работа, не говоря уже о возможной испорченной репутации фирмы «Клен и сыновья». Его положение достаточно шаткое и без секретничания.

– Ты проповедуешь глухому, – хмыкнул я. – Будь я копом, которому поручено дело, и будь у меня выбор: потратить драгоценное время на типа, на которого Рен давила в одном из старых фильмов, или на типа, которого она обрабатывала перед смертью, – я знаю, кого бы выбрал.

Майк кивнул.

– И времени для работы у нас немного. Если Русалка действительно Рен, полиция скоро объявится.

– Полагаю, в нашем распоряжении неделя, от силы две.