Текст книги "Рыжая кошка"

Автор книги: Питер Спигельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 39

– Вы мне уже надоели, – сказал Лео Маккью, провел большим пальцем по усам и закрыл дверь комнаты для допросов. Я попытался что-то вякнуть, но Майк пнул меня ногой под столом. Маккью собрал кворум: я, Майк Метц, Рита Флорес, Тина Вайнс и сам толстяк снова сидели в Седьмом участке. Дело было в четверг, ранним утром, и все мы пили кофе и протирали заспанные глаза. Маккью был прав: последнее время мы с ним виделись слишком часто.

Все началось в воскресенье в кирпичном бункере на шоссе номер 7, где размещалось Уилтонское полицейское управление. Я провел там весь день в окружении предсказуемо враждебных людей из правоохранительных органов Коннектикута: пары уилтонских детективов, начальника уилтонского ПУ и типа из прокуратуры штата. Я либо сидел и ждал, либо отвечал на вопросы и давал показания.

История моя была проста и почти правдива. Я приехал в Уилтон, рассчитывая увязать кое-какие нити в моем расследовании (а конкретнее, хотел обсудить с Дирингом его очевидно ложные утверждения, будто Холли никогда не навещала отца, и спросить, что такое «Красный ястреб»). Я не стал упоминать, что хотел поговорить о видеозаписи, которую смотрел накануне вечером и на которой Диринг и его свояченица трахались, как кролики. Все, что произошло в доме Кейдов – с момента моего появления и до момента, когда подъехали первые машины после моего звонка в службу 911, – я постарался изложить как можно полнее и точнее. И к счастью, мой рассказ совпадал с историей, которую Николь повторила – с заметным отсутствием раскаяния и несмотря на решительные протесты ее адвокатов – несколько раз за день.

После полудня ко мне присоединился Майк Метц, а еще через некоторое время коннектикутцы смягчились настолько, что предложили мне заправиться плохим кофе. У нас с Майком даже сложилось обманчивое впечатление, что мы сможем освободиться до темноты. Мы сидели в комнате отдыха за высоким, как в кафетерии, столом под жужжащими лампами дневного света, когда ввалились Маккью и Вайнс, и из помещения мгновенно словно выкачали весь воздух.

Вайнс присела на письменный стол, сбив фотографии чьих-то детей. Маккью открыл пасть и вывалил массу приказов и высокомерия. Коннектикутцы со своей стороны были на удивление терпеливы. Маккью объяснили, что пройдет некоторое время, прежде чем они с Вайнс смогут допросить Николь, и еще некоторое время, прежде чем он сможет взглянуть на место преступления. Разбор личных вещей Герберта Диринга займет куда больше времени. Требование передать пистолет Николь в полицейское управление Нью-Йорка для исследования было встречено удивленным смехом. Возможно, просто чтобы отделаться от Маккью, начальник уилтонского управления согласился позволить ему поговорить со мной.

Мы четверо – я, Майк, Маккью и Вайнс – ушли в маленькую душную комнату, где двое последних протащили меня по тому же самому маршруту, который я уже прошел с уилтонскими копами. Я слово в слово повторил свою историю, однако давление продолжалось.

– Кто дал вам право расспрашивать Диринга?

– С кем еще вы разговаривали?

– Что мы говорили о вмешательстве в ведущееся расследование?

Но несмотря на рычание и ор, даже Маккью и Вайнс понимали, что игра пошла совсем другая. Их Большое Дело, хоть и по-прежнему весьма сенсационное, было, в сущности, закрыто. О чем им напомнил Майк.

– Мы все знаем, как иногда бывает с расследованиями, детектив, – улыбнулся он. – Решение напрашивается, и – правильное оно или ошибочное – средства направляются в соответствующую сторону. И чем больше человеко-часов потрачено, тем больше вероятность найти мнимые улики, которые оправдают будущие и уже имевшие место затраты. В итоге другим версиям уделяется меньше внимания. Никто не говорит об умысле, детектив, или презумпции виновности, или даже плохом управлении… никто не употребляет эти слова… просто такое иногда случается. Назовите это эхо-камерой или групповым мышлением. Всем просто повезло, что у Джона достаточно независимое мышление. Оно спасло нас от большого конфуза.

Вайнс скрипнула зубами, а Маккью покраснел так, что, казалось, его хватит удар, но через некоторое время они отстали от меня. Впрочем, ненадолго.

Облом с громким процессом и всеми связанными с ним карьерными иллюзиями вызвал злость и разочарование у Маккью, Вайнс и Флорес, а меня превратил в перспективную мишень. Поэтому мы провели на Питт-стрит и понедельник, и вторник, и, наконец, среду. Формально копы все еще расследовали смерть Холли Кейд, но на самом деле они выворачивали наизнанку меня. С кем я разговаривал; что я нашел; что и когда я узнал – они искали любой, хоть самый слабый намек на препятствование свершению правосудия.

Я старался говорить как можно меньше, предоставив отдуваться Майку, – в этом деле ему равных не было. Когда понадобилось, Майк сослался на конфиденциальность работы адвоката и вызвал перед нашей троицей призрак общественного замешательства. В результате я не сказал ни слова о Джейми Койле, резервных копиях, дисках и секции 58 в «Крик селф-стор», которую, насколько я знал, они так и не обнаружили. Когда Маккью бестактно намекнул, что записи с Дэвидом, Холли и Стефани могут каким-то образом попасть в Интернет, Майк засмеялся и легко отбрил его.

– Лучше сейчас же продайте кондоминиум во Флориде, детектив, и обналичьте пенсию. И пусть мэру скажут, что управление собирается перерасходовать бюджет на гражданские выплаты за этот год.

К концу недели стало очевидно, что наши копы выдыхаются. Майк объяснял это отчасти ростом количества улик, подтверждающих признание Диринга: видеозапись его машины, пересекающей мост Трайборо в ночь гибели Холли; результаты баллистической экспертизы пистолета Николь Кейд, к которому подошли пули; а также сувениры, найденные под запасным колесом «универсала» Диринга: бюстгальтер и трусики Холли и ключи от ее квартиры, сложенные в мешок для мусора. Убийцей оказался Диринг. Мы понимали, что у копов все меньше и меньше предлогов терзать меня.

Правда, бо́льшую часть их слабеющего энтузиазма Майк приписывал прессе. Поскольку в окрестностях Уилтона происходит не так много убийств, смерть Диринга превратилась в сенсацию. Сенсация обрастала подробностями и, когда местные репортеры вспомнили о произошедшем несколько лет назад в этом же самом доме самоубийстве матери Николь, приобрела готический оттенок. Когда же выяснилось, что погибший признался в убийстве своей свояченицы, Холли Кейд, знаменитой Уильямсбергской Русалки, сенсация достигла статуса местной легенды. Вот как Майк объяснил обстановку:

– Чем громче становится история, тем меньше Флорес и компания хотят афишировать тот факт, что их расследование шло в неверном направлении. Им нужно объявить дело Холли закрытым и избавиться от тебя. – Что меня вполне устраивало, однако сначала пришлось выслушать нотацию.

Под конец оной в голосе Маккью слышалось рычание, а лицо было мрачно.

– Резюме: вам чертовски повезло. Все сложилось по-вашему. Но помоги вам Господь, если вы думаете, будто мы вам поверили. По-вашему, мы не знаем, что вы натворили? Не знаем, что вы были у Койла или отделали Вернера? Мы вам не верим, и, Богом клянусь, если я еще раз увижу эту ухмылку, я не поленюсь, обойду стол и сотру ее с вашего лица. – Маккью ткнул в меня пальцем, и я привстал, но Майк придержал меня за плечо. Рита Флорес кивнула и добавила предостережение от себя:

– Правильно, адвокат, удержите мистера Марча. И объясните ему, что в следующий раз – если ему хватит глупости довести до следующего раза – он для начала лишится лицензии. Последуют обвинения – и административные, и уголовные, – если прокуратуре хоть что-то не понравится. Я же лично не вступлюсь, даже поймай он самого Джека Потрошителя. – Флорес смотрела на меня, и глаза ее превратились в булавочные головки. – Вам понятно, Марч? – Я кивнул. – Прекрасно. А теперь выметайтесь отсюда, а я поговорю с вашим боссом.

Я встал и пристально посмотрел на Маккью, надеясь, что вижу его в последний раз. Несомненно, он надеялся на то же самое. Так случилось, что нас обоих постигло разочарование.

Я ждал Майка на Питт-стрит – под серыми, как камень, небесами, на пронизывающем холоде. Он вышел и с улыбкой похлопал себя по карману пальто.

– Ты таки его раздобыл? – спросил я.

Майк кивнул, вынул диск из кармана и отдал мне.

– Флорес поклялась, что копий нет.

– Ты веришь?

– Я верю, что, если мы сдержим слово: сидеть тихо и давать интервью, – нам не придется это выяснять.

– А как насчет Вернера? – спросил я. – Ему предъявят иск за нападение?

Майк покачал головой.

– Я пытался их убедить, – сказал он. – Но ведь нет ни свидетелей, ни доказательств – только твое вынужденное признание. От него пользы никакой.

– Вернер избил…

– Бесполезно, Джон.

Я со вздохом кивнул.

– Значит, мы закончили?

– С этими типами. В будущем тебе предстоят поездки в Нью-Хейвен.

– Что, по-твоему, будет с Николь?

Майк пожал плечами:

– Полагаю, ее адвокат обмозговывает доводы в пользу ограниченной дееспособности, а прокурор штата вынашивает те же мысли. Почти не сомневаюсь: они заключат сделку, но какую именно – понятия не имею.

– Мне Николь совсем не показалась недееспособной, – заметил я. – Скорее, она выглядела взбешенной.

– И ее можно понять. Женщина узнала, что муж трахнул, а потом пристрелил ее сестру.

– Вряд ли ей не понравилось последнее обстоятельство.

Глава 40

Когда я вернулся домой, Клэр сидела за столом, заканчивая завтрак и просматривая газету с объявлениями о продаже и найме жилья. Последние несколько дней мы мало виделись – она все время пропадала в Сити или в Бруклине, искала квартиру, – но в воскресенье вечером дождалась меня.

– По телевизору передавали, в новостях, – сказала Клэр. – В Уилтоне застрелили человека. – Она засунула руки мне под рубашку. Они были гладкие и замерзшие. – Имени не назвали.

– Это был не я.

– Но человек твой? – Я кивнул. – Я чувствовала, не знаю почему. А ты?..

– Я – свидетель. – Я уткнулся лицом в светлые волосы. Мыло, духи и что-то еще, что-то более теплое. – Надо было позвонить тебе.

– Я не просила, – прошептала она.

– И все же…

Клэр постучала пальцем по газете – полоса из «Метро» – и подтолкнула ее ко мне.

– Снова о твоей истории.

Я бегло проглядел статью. Уже пятая за неделю. Пересказывает предыдущие. Еще одно фото Уильямсбергской Русалки – неугомонной молодой неформалки, актрисы и неудавшегося драматурга. Обилие слухов о видео с садомазохистским сексом. Очередное упоминание о Кассандре 3. Я покосился на валявшийся в углу рюкзак, набитый дисками и резервными копиями.

– Хочешь поехать в Бруклин? – спросила Клэр. – Посмотреть квартиры?

Я покачал головой:

– Есть работа.

Весь день я стирал резервные копии Холли и ломал диски – нелегкое дело, если руки в лубках. И отвечал на звонки. Первым позвонил Нед.

– Я следил за этой историей по газетам, – сказал он.

– Там в основном полуправда.

– Похоже, эта Холли была довольно неуравновешенной особой.

– Она была разной, – ответил я. – В том числе и неуравновешенной.

– Дэвиду повезло, что все так получилось. Повезло, что ты помогал ему. Он просто обязан отблагодарить тебя.

Я засмеялся:

– Уверен, он найдет для этого время.

– Он не…

– Не беспокойся об этом. Он уже вернулся к работе?

Нед помолчал.

– Дэвид разве тебе не говорил?

Я вздохнул.

– О чем?

– Он берет отпуск. На шесть месяцев.

– Чье это было решение?

– Я решил, отпуск Дэвиду не повредит, и Стефани согласилась.

– А Дэвид?

– Со временем до него дойдет, – хмыкнул Нед, и я снова засмеялся. – Кстати, я надеюсь, ты тоже дойдешь, в смысле до нас. Племянники соскучились по тебе, и мы с Джанин тоже.

– Конечно, Нед, когда все устаканится, мы увидимся.

– Я хочу не просто увидеться, Джон. Я хочу, чтобы ты пришел.

Я глубоко вздохнул:

– Конечно, – и повесил трубку.

Вскоре позвонил Чез Монро. Он тоже читал газеты. – В дребезжащем голосе звучало лукавство.

– Я и не верил, что вы покупатель, – сказал он. – Но не беспокойтесь, я прощаю ложь. И по крайней мере вы были, так сказать, при исполнении.

– Гора с плеч.

– Да уж. – Монро хмыкнул. – Итак, Холли, оказывается, была актрисой. Что ж, ничего удивительного. Впрочем, меня и ее талант драматурга не удивляет. Странно только, что она так и не добилась успеха на более благородном поприще. Замечательная была женщина.

– Наверное, ее занимало другое.

– Очевидно. Меня, разумеется, тоже. Эти истории растормошили покупателей, и, полагаю, дон Орландо не может – или не хочет – справиться с бумом. Мой телефон просто разрывается. Так что если услышите, что кто-то хочет продать…

– Я думал, вы знаете всех владельцев работ Кассандры.

Монро поколебался.

– Я больше думал о незарегистрированных работах… может быть, вам что-нибудь попалось. Цены растут.

Я едва не засмеялся.

– Буду смотреть в оба. – Я положил трубку и сломал еще один диск.

Я стирал последнюю резервную копию, когда позвонил Орландо Круг. Он казался старым и усталым, и акцент звучал отчетливее.

– Убийца действительно был ее зять? – спросил он.

– Да.

– Полиция уверена? Это точно не Вернер?

– Это Герберт Диринг, мистер Круг.

– Но почему? Газеты намекают на роман… – Я не ответил, и Круг понял намек. – Конечно, вы не можете говорить об этом. Просто я читал газеты. Женщина, которую они описывают, – совсем другая, новая Холли.

– Просто газетчикам надо заполнить колонку, вот они и пишут что в голову взбредет.

Круг что-то проглотил.

– Последнее время я пытался понять, насколько хорошо я сам знал Холли.

– Это вы рассказали мне, что ее нелегко было понять. Она была сложным человеком.

– Она была очень несчастная, – вздохнул Круг.

– И агрессивная, и заблудшая.

– И жестокая, мистер Марч. Нет, не ко мне… Но что она делала с другими…

– А еще Холли была талантливая… может быть, выдающаяся. И целеустремленная.

Круг горько рассмеялся:

– Правильнее сказать «одержимая» или, возможно, «сумасшедшая». Холли просто не могла остановиться.

– Холли говорила Джейми Койлу, что ей хочется рассказать истории, получить ответы на свои вопросы.

– Думаете, она нашла ответы?

– Вряд ли стоит спрашивать меня о катарсисе, мистер Круг. Но мне кажется, иногда для некоторых людей значение вопросов уменьшается. И ответы уже не так важны.

Круг снова что-то пригубил.

– Хотел бы я знать, достигла ли Холли этой стадии, – сказал он.

– Мне кажется, она была счастлива с Джейми. Не исключено, что она приближалась к этому этапу. – Как еще я мог утешить Круга? Мы простились.

Я не знал, подействовали ли на меня печаль и усталость Круга, череда бессонных ночей или просто тусклый свет в низком, сером небе, но волна утомления накрыла меня словно свинцом. Я слушал жужжание дисковода – работа Холли быстро исчезала – и смотрел на блестящие пластиковые обломки в мусорном ведре. Холли, Рен, Кассандра… гнев и печаль, жестокость и контроль, искания – ради чего все это? Я лег на софу, закрыл глаза и вспомнил еще одну фразу Джейми Койла: «Каждому свое и в свое время».

Как и каждый день начиная с воскресенья, мне снилось тело Диринга, неуклюже и криво завалившееся на кирпичи, похожее на соломенное чучело. В звуке падения мне слышалось что-то ужасно интимное. Лицо казалось пустым; страх, удивление и все остальные чувства иссякли, улетучились. «Это тянется слишком долго» – слова были произнесены Николь, но голос, звучавший у меня в голове, принадлежал Холли.

Меня разбудил голос Клэр. Она была на кухне: разговаривала по мобильному телефону и ставила что-то в духовку. Клэр говорила тихо, но твердо.

– Эми, я сказала, что подумаю, и именно этим сейчас и занимаюсь.

Я зашел в ванную, плеснул в лицо воды, а когда я вышел, разговор уже закончился.

– Твоя сестра? – Она кивнула. – Как бруклинская квартира?

Клэр пожала плечами:

– Далековато. Завтра посмотрю в Трибеке.

– Не торопись, – сказал я, и Клэр снова кивнула.

Джейми Койл позвонил после ужина. Я сразу же узнал мягкий голос, хотя причина звонка застала меня врасплох.

– Я хотел сказать спасибо, – начал Джейми.

– За что?

– Я читал газеты, причем между строк. Похоже, этот гад никогда бы не получил свое, если бы не ты.

– Мне повезло, – ответил я. – Копы со временем нашли бы его. Просто они задали поискам неверное направление. Я, кстати, тоже.

Койл фыркнул.

– Но работал-то ты. Так что спасибо.

– И тебе тоже – за информацию. Без нее…

– Ладно, проехали, – фыркнул Койл.

– Чем сейчас занимаешься? – спросил я.

– Никто меня не ищет, так что я халтурю у Кенни… не знаю, надолго ли. Один знакомец из Вегаса уверяет, что там есть работа, и я могу приткнуться у него на диване. Я просто жду панихиды… по Холли. У нее была кузина в Виргинии, которая все организует. Я вчера с ней говорил.

Я глянул на стол, на диск, который записал перед тем, как стер резервные копии: снятые скрытой камерой интервью с Койлом.

– У меня тут кое-что есть. Я подумал, может, ты захочешь взять на память.

Койл спросил, что это, и я объяснил. Он ответил не сразу.

– Не знаю. Я все время думаю о Холли. Иногда сержусь, а иногда так больно… в груди. Словно кто-то кусок вырезал. Не знаю, смогу ли я слушать ее голос.

Я подумал о пустоте у себя в груди, не прошедшей за пять лет, и о судорожном, удушающем ощущении, которое до сих пор иногда накатывает на меня. Я не мог обещать Койлу, что боль утихнет.

– Ладно, подумай пока.

– Я возьму, – тихо сказал Койл.

Я в тот же вечер отправил диск по почте.

В пятницу в бульварных газетах появились еще две заметки о Русалке, обе с соблазнительным фото Холли, которое отрыл какой-то журналюга. В одной статье, основываясь на утечке информации, сообщали, что незадолго до смерти Русалку избили, а также что она была беременна. В другой пересказывали слухи, будто среди людей, запечатленных в ее сексуальных видео, есть известные в городе деятели в сфере недвижимости и финансов. Никаких имен названо не было, но, несомненно, занервничало немало народу.

Я как раз закончил читать статьи, а Клэр как раз отправилась в Трибеку, когда ожил домофон. На экране появилось лицо Стефани, позади нее мялся Дэвид. Я нажал кнопку и впустил их.

Стефани, в свитере и брюках для йоги, держала на сгибе руки мутоновый жакет. Макияж сделан опытным визажистом, темные волосы перехвачены бархатной лентой. Бледный Дэвид явно побывал у парикмахера. У него был беззащитный, пугливый взгляд свежеостриженного барана. Причем мечтающего выпить.

– Вот по пути в аэропорт решили заскочить, – объявила Стефани напряженным голосом. – Уезжаем на время.

– Нед говорил.

Дэвид нахмурился и уставился на меня:

– Что тебе говорил Нед?

– Что ты берешь отпуск. Вроде неплохая мысль.

– Знаток, – буркнул Дэвид и оттянул кожу над кадыком.

Стефани покраснела и покачала головой. Потом нервно сжала мне плечо.

– Мы хотели попрощаться, а еще поблагодарить тебя.

Я кивнул, и мы выжали по неловкой улыбке.

Стефани посмотрела на Дэвида. Тот нахмурился и сунул руки в карманы, продолжая разглядывать пол.

– Ага, спасибо, – пробормотал он и дернул уголком рта. Стефани поджала губы.

– Куда вы едете? – спросил я.

– На несколько недель в Колорадо – покатаемся на горных лыжах, – а потом на острова.

– Звучит прекрасно.

Дэвид фыркнул.

– Мы бы никуда не поехали, если бы…

Стефани быстро схватила Дэвида за запястье. Пальцы у нее были белые, с острыми ногтями, и Дэвид отдернул руку, будто от огня. Бросил на нее сердитый взгляд, но когда заговорил, голос прозвучал тихо и устало.

– Я буду в машине. – Он вышел.

Стефани покачала головой и вздохнула.

– Он не имел в виду ничего такого. И он все еще сильно расстроен. Можно сказать, в шоке.

– Ему надо с кем-нибудь поговорить, Стефани. Ему нужна помощь.

Она снова покраснела и напряглась. И кивнула – слишком быстро.

– И он ее получит. Отдых, перемена обстановки, свежий воздух и физическая нагрузка – поездка пойдет ему на пользу.

Я покачал головой:

– Ему нужно больше, чем поездка.

– И он все получит, Джон, не беспокойся. С Дэвидом все будет хорошо.

– А с тобой?

Стефани нахмурилась и посмотрела на свои руки. Прекрасный маникюр, жемчужно-розовый лак.

– Со мной? Я еще немного нервничаю, но лыжи и обертывания морскими водорослями приведут меня в норму. – Она посмотрела на меня огромными сияющими глазами. Снова сжала мою руку. – Не беспокойся о нас, Джон, с нами все будет хорошо. Все устаканится.

Я открыл было рот, но промолчал, и Стефани вздохнула с облегчением. А потом она исчезла: нервный смешок, робкая улыбка и быстрые шаги за дверью. Я подошел кокну, посмотрел вниз и возле черной машины увидел Дэвида. Появилась Стефани. Она подошла к нему и положила руку ему на спину. Он наклонил к ней голову, обвил рукой ее талию, и они на мгновение замерли. Потом сели в машину и отъехали. Я смотрел, как автомобиль сворачивает за угол, и снова слышал голос Джейми Койла: «Каждому свое и в свое время».