Текст книги "Рыжая кошка"

Автор книги: Питер Спигельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 14

К вечеру снег сменился хлещущим ледяным дождем, и обледеневшие тротуары в Бруклине стали попросту опасны. Талая вода капала с парки и собиралась в лужу на полу подъезда в доме Холли Кейд. Там все так же воняло – хотя теперь скорее хлорной известью, чем гнилью. Домофон никто и не подумал чинить, и, если я не спутал, с кнопок исчезло еще несколько фамилий.

Я нажал кнопку 3Г – квартира Холли, – без ответа. Неудивительно. Попробуем кнопку 3Ф – квартиру сердитого любопытного соседа, мистера Арруа. И там тишина. Я нажал еще шесть кнопок, отозвались три голоса – один на английском языке, два на испанском, – но, прежде чем впустить меня, все хотели знать, кто я, черт меня побери, такой. Внутренняя дверь была заперта, и хотя в кармане у меня лежали виниловые перчатки, отвертка и небольшая монтировка, я еще не дозрел до того, чтобы пустить их в ход. Я вышел на улицу.

Под крыльцом обнаружилась короткая металлическая лесенка, заканчивающаяся у металлической двери. Тяжелой, внушительной двери, снабженной массивным засовом, который, несомненно, защищал бы подвал от любого пришельца, если бы не складной бумажный стаканчик, который кто-то подсунул в щель. Я прошел мимо погруженной в темноту прачечной к лифту.

Дверь в квартиру 3Г была по-прежнему заперта, царапин на ней с прошлого раза не прибавилось. Слава Богу, она хотя бы не опечатана. Я постучал, особенно не надеясь на ответ. Мои ожидания оправдались. Потом я повернулся к 3Ф. Стукнул пару раз и услышал шарканье и скрежет металла возле глазка.

– Да? – произнес гнусавый голос за дверью.

– Мистер Арруа? Я был здесь на прошлой неделе – искал вашу соседку, и я…

– Я вас помню. Вы дали мне свою карточку, а я сказал оставить меня в покое.

– Верно. Простите, мы можем поговорить?

– Мне нечего было сказать тогда и нечего сказать теперь.

– Вы видели Холли в последние дни?

– Вы помните номер? 911.

– Мистер Арруа, я не отниму у вас много времени. И могу заплатить за отнятое.

– Очевидно, вы все еще плохо слышите, – заметил Арруа, но не пригрозил вызвать копов. – Так вы что, частный детектив, что ли?

– Да.

Арруа хмыкнул:

– Ну и сколько стоит мое время?

– Сами скажите.

Он надолго замолчал. Я уже решил, что упустил его… но нет.

– Какая на улице погода? – спросил он.

– Паршивая, – ответил я. – Снег с дождем, тротуары как каток.

– Подождите, – сказал Арруа. Судя по шарканью, он ушел, через минуту вернулся, и у меня под ногами появился листок из блокнота. – Магазин за углом, – сказал он.

Я набрал две сумки продуктов: кофе, сгущенное молоко, яйца, пакет риса, банка вареной сгущенки, две папайи, батон хлеба и бумажные салфетки. Арруа открыл дверь квартиры 3Ф, взял у меня сумки, и я прошел за ним по короткому коридору в гостиную.

Арруа – невысокий, потрепанный жизнью, но ухоженный – носил брюки защитного цвета, серый кардиган и белую рубашку. Квартира была под стать хозяину. Узкий прямоугольник гостиной, белые, с бежевой отделкой, стены и деревянный пол, видавший виды, однако свеженатертый. Два окна, выходившие на пожарную лестницу, защищались металлическими складными ставнями. Перед окнами стояла накрытая серым покрывалом софа с сильно потертыми, но заботливо подремонтированными подлокотниками. В углу этажерка с книгами на испанском, над ней несколько картинок. Под стеклом – вырезанная из газеты пожелтевшая фотография: аргентинские футболисты в бело-голубом и печально знаменитый гол в ворота англичан, который Марадона забил с помощью «руки Божьей». Рядом приветственно-прощальная дощечка в честь двадцати пяти лет службы в управлении городского пассажирского транспорта инженера по эксплуатации Хорхе Арруа. Рядом еще одна черно-белая фотография хорошенькой, но бледной, болезненной женщины в закрытом платье. Кем бы она ни приходилась Арруа – матерью, женой, сестрой или дочерью, – я решил, что недуг оказался смертельным, а срок – давним.

Арруа указал мне на софу, а сам ушел на импровизированную кухню, расположенную в нише. Я сел и стал смотреть, как он убирает продукты в маленький холодильник и ставит кофейник на маленькую плиту. Пока запах кофе заполнял комнату, Арруа поджарил толстые ломти хлеба и от крыл банку вареной сгущенки. Откуда-то появилась полосатая кошка и начала вылизывать себя под хвостом, искоса поглядывая на меня.

Арруа было лет семьдесят. Худой, с военной выправкой, но неровной походкой. Седые, с металлическим отливом, короткие волосы гладко зачесаны, землистая кожа как пергамент. Чисто выбрит. Глубокие морщины вокруг рта и бледных глаз придают лицу упрямое выражение записного спорщика; оно не исчезло, даже когда Арруа разливал кофе. Он поставил поднос на дубовый журнальный столик и сел в кресло напротив меня. Добавил себе в кофе сгущенного молока, сделал глоток и вздохнул.

– Теперь я могу себе позволить только завтраки, – заметил он, – вот и завтракаю по нескольку раз в день. – Он намазал на тост вареную сгущенку. – Угощайтесь.

Я долил в кружку сгущенного молока и отпил. Кофе получился густой, сладкий и крепкий. Я тоже вздохнул.

– Когда вы в последний раз видели Холли, мистер Арруа?

– Полагаю, вы можете называть меня Джорджем. Видел ее в коридоре, наверное, пару недель назад. Точно не помню.

– Обычно вы видите ее чаще?

Он пожал плечами:

– Я вижу ее раза три-четыре в месяц. Я рано ложусь и рано встаю, а у нее, полагаю, другое расписание. Когда-то я знал весь дом – всех соседей, – но не теперь. – Он снова пожал плечами.

– Значит, вы с Холли не знакомы?

– Мы здоровались.

– Она хорошая соседка?

Арруа посмотрел на меня и отпил кофе.

– Конечно.

Я поднял бровь.

– Когда я был здесь в прошлый раз, вы жаловались на шум.

– Вы сильно шумели у моей двери.

– Вы говорили так, будто в подъезде шумят постоянно.

Арруа чуть наклонил голову.

– С Холли у меня проблем нет, – сказал он. – Она женщина скрытная и тихая. Проблемы возникают из-за людей, которых она приглашает. Кричат, стучат, хлопают дверьми… иногда кажется, что они проходят сквозь стены.

– Это ссоры или вечеринки?

– Никаких вечеринок, – ответил Арруа. Кошка, громко замурлыкав, потерлась о его брюки.

– Во время ссор кричат или дерутся?

– Кричат и кидаются тяжелыми предметами. Бывает ли что-то еще – не знаю.

– Много было таких ссор?

Арруа задумался.

– В общей сложности, возможно, десять.

– Последнее время?

Он пожал плечами:

– В последний раз, по-моему, пару недель назад. Перед этим довольно долго ничего не было – с лета или начала осени.

– С кем она ссорилась?

Он откусил тост и покачал головой:

– Я слишком стар, чтобы лезть в чужую жизнь.

– Но я не заставляю вас никуда лезть, Джордж… я бы ни за что не поступил так с человеком, который варит такой замечательный кофе. – Сквозь скепсис мелькнула улыбка. – Все останется между нами.

Арруа медленно кивнул, словно решив не прислушиваться к голосу разума.

– В основном со своим молодым человеком – теперь уже, полагаю, бывшим. Они были довольно энергичны.

– Не знаете, из-за чего?

Арруа покачал головой.

– Я слышал, как он орет и что-то швыряет, но не знаю, что он говорил.

Я глотнул кофе и задумался.

– Вы жаловались? – Арруа кивнул. – И?

– Я стучу в дверь, она извиняется, на время затихает… но обычно ненадолго.

– Вы никогда не обращались, например, в полицию?

Арруа немного покраснел.

– Ради Бога, мне семьдесят девять лет. Оно мне надо, впутываться?

– Во что впутываться, Джордж?

Он поерзал в кресле и провел тонким пальцем по краю кружки.

– В последний раз, когда я пошел на шум, ответил приятель Холли. Не лезь, говорит, не в свое дело, а не отстанешь… – Старик покраснел еще больше и посмотрел на уснувшую у него на ноге кошку. – Не знаю… он говорил какие-то гадости о том, что сделает с «этим Диего». – Арруа покачал головой. – Холли пыталась остановить его, но он оттолкнул ее. После этого я перестал жаловаться. Повторяю, я слишком стар.

Я глубоко вздохнул.

– Вы знаете, как зовут этого типа? – Арруа покачал головой. – Как он выглядит?

– Белый, темноволосый, за тридцать, наверное. Высокий… думаю, выше вас.

– Когда он перестал заходить?

– Не знаю. Где-то в июле или августе.

Я поразмыслил.

– Вы сказали, что ссоры были в основном с бывшим парнем. Означает ли это, что у нее были и другие шумные посетители?

– С месяц назад какой-то человек очень громко колотил в ее дверь.

– Чего он хотел?

– Не знаю. И не знаю, открыла ли она ему.

– Вы видели его раньше – или после?

Арруа хмыкнул и покачал головой:

– Люди такого типа редко появляются в этих местах.

– Какого типа?

– С моей точки зрения, похож на банкира или, может быть, юриста: белые волосы, темный костюм, белая сорочка, при галстуке. Таких в местном клубе не увидишь.

Я кивнул.

– Кто-нибудь еще заходил?

– Пару недель назад появилась какая-то женщина, внесла свой вклад криками и слезами. Темноволосая, лет тридцати пяти – сорока… я не присматривался.

– Кто-нибудь еще?

– Новый приятель.

– Насколько новый?

– Пожалуй, несколько месяцев.

– С этим она тоже ссорится?

– Лично я не слышал.

– Вы знаете, как его зовут? – Арруа покачал головой. – Знаете, как он выглядит?

– Конечно… вы тоже знаете. – Я поднял бровь, и он улыбнулся. – Это тот парень, который врезал вам в коридоре.

У меня больше не было вопросов к Хорхе Арруа, поэтому я допил кофе, поблагодарил его и послушал, как он запирает за мной дверь. Потом пошел по лестнице наверх.

Табличка на металлической чердачной двери предупреждала о сигнализации, однако свисавшие из щитка провода лишали это предупреждение убедительности. Дверь открылась, коротко взвизгнув петлями. На улице снег с дождем превратился в просто снег, самый воздух, казалось, побелел.

– Прекрасно, – прошептал я. Подошел к краю крыши и посмотрел на узкий проход между домом Холли и соседним.

Пожарная лестница была покрыта коркой льда и грязи, а под ними – многолетней ржавчиной. Маленькая дверца на стыке с крышей завизжала, как поезд в подземке, когда я потянул за нее, но ни одно окно внизу не открылось, ни одна голова не высунулась. По пути вниз я поскальзывался раз пять и до окон Холли добрался с побитыми локтями и промокшими коленями.

Окна были заперты и, как и у соседа, забраны складной решеткой. Я заглянул в квартиру сквозь прутья. Еще меньше, чем у Арруа: квадратная комнатка, кухонная ниша с одной стороны, ванная комната с другой, в углу диван, а по полу раскиданы, похоже, все вещи хозяина квартиры. Я убрал монтировку. Кто-то опередил меня.

Глава 15

– Кража со взломом? – спросил Майк Метц.

– Сомневаюсь. – Я прижал телефонную трубку плечом и переложил йогурт в чашку. – По крайней мере не традиционная. Окна в полном порядке, дверь тоже, значит, у этого человека был ключ… и его не интересовали ни телевизор, ни айпод, ни три довольно дорогих монитора с плоским экраном.

– Ты все это видел?

– Квартира невелика. Зато я не видел ни компьютеров, ни оборудования для видео.

– А ты считаешь, что изначально все это там было?

– Модем, принтер и все мониторы стояли на столе, сбоку болталась масса неприсоединенных кабелей. А на полу валялись три коробки от цифровых видеокамер. Две из них – открытые и пустые. Заглянуть в третью я не смог.

Майк щелкнул языком.

– Чего еще не хватало?

– Шкаф для документов был опрокинут на бок. Оттуда, где я стоял, ящики казались пустыми, папок я в комнате не заметил. Нигде не было видно ни дисков, ни видеокассет.

– Значит, некто искал… что?

– Я бы сказал, ее работы.

Майк тихонько выругался.

– Некто интересующийся ее работами и имеющий ключ.

– Полагаю, Холли не могла никого впустить… Следовательно, в квартире орудовал ее знакомый.

– Вроде нового дружка. Или, может быть, старого.

– Многообещающий ответ, – сказал я. – Разговор с этими гражданами числится в моем списке.

– Сосед не знал их имен?

– Нет, но я надеюсь, что сестра или зять в курсе. Попробую еще раз завтра утром.

Майк пробурчал что-то одобрительное.

– А другие ее посетители: женщина и мужчина в костюме? О них соседу что-нибудь известно?

– Он дал весьма расплывчатые описания.

– Зацепки есть?

– Тип в костюме мог быть адвокатом, о котором мне говорил помощник Круга. Конечно, никаких гарантий. Женщина могла быть кем угодно.

Майк некоторое время молчал, и я почти слышал, как у него в голове трутся шестеренки.

– Ты в самой квартире не был? – наконец спросил он.

– Мне пришлось бы выдавить окно и сломать решетку, а это привело бы только к геморрою с копами. Не дай Бог наследить на возможном месте преступления. Попробуй потом убеди полицию, что не подтасовал улики. Кстати о копах: как у тебя с твоими знакомыми?

– Завтра поведу парня на ленч, – ответил Майк.

– Грубо работаешь.

– Ты не видел, как он ест.

Майк повесил трубку, и я занялся йогуртом. На улице замерзала слякоть, ночное небо затягивали тучи. Сегодняшний снег оказался отвлекающим маневром, не обещанным натиском, а просто вылазкой разведгруппы. Однако у дикторов местных теленовостей головы кружились от предвкушения. Они без устали болтали о снегоочистителях и соли, пробках и отмене рейсов; больше радости им принесла бы разве что война. Буря была на руку и Дэвиду – как любая история, занимающая эфирное время и место в газетах и отвлекающая внимание публики от Уильямсбергской Русалки. А если брату очень повезет, за снегопадом последует скандальный развод какой-нибудь знаменитости.

На экране женщина с налаченными волосами указала на метеорологическую карту, белую от Мэриленда до Массачусетса и на запад до долины реки Огайо. Я включил звук. Прогноз обещал, что буря ударит по Нью-Йорку завтра во второй половине дня. Я только надеялся, что она подождет моего возвращения из Уилтона.

По словам Герберта Диринга, сильно обозленная Николь Кейд была в Торонто – застряла в аэропорту из-за еще не достигшей нас бури. Вот почему в свой второй визит я все-таки попал в дом.

– Никто не может сказать, когда расчистят взлетные полосы, – объяснил Диринг. – И кто знает, во что превратятся к тому времени наши аэропорты. Николь, пожалуй, еще несколько дней в Торонто проторчит. – Кажется, подобная перспектива Диринга ничуть не огорчала.

Он провел меня в заставленный книгами кабинет с обитыми полосатым шелком софой и креслами и небольшим кирпичным камином. За стеклянными дверцами беззвучно плясал огонь, давая свет, но не тепло. Я сел на софу, а Диринг плюхнулся в низкое кресло – как гиппопотам в опере. Он покосился на меня и нервно оглядел комнату, словно обычно его сюда не пускали, да и теперь в любой момент могут выгнать. Провел рукой по растрепанным редким волосам.

– Я думал, Никки дала вам адрес Холли.

Я кивнул:

– Дала, но я Холли так и не нашел. Я надеялся, вдруг у вас есть еще соображения.

Диринг потер подбородок тыльной стороной руки. Он сегодня брился и порезался в нескольких местах. На шее сбоку жалко лепился клочок туалетной бумаги с капелькой крови. Глаза его покраснели, а сипел он так, что я подумал, не похмелье ли это.

– Не знаю, – сказал он. – Как я вам говорил в прошлый раз, мы не общаемся.

– Но вы, вероятно, знаете каких-нибудь ее друзей. Может быть, ее парня…

Диринг покачал головой и пригладил ворс своих вельветовых брюк.

– Правда, ничего не знаем. Даже раньше, когда хоть иногда общались, понятия не имели, где Холли и с кем.

– Вот как? – Я улыбнулся. Надеюсь, поощрительно. – И когда же это было?

Диринг растерянно прищурился.

– Что?..

– Когда вы общались с Холли – несколько месяцев назад? Несколько лет назад? Как давно?

– Холли и Никки никогда не были близки, и Холли почти перестала звонить уже после первого года в колледже. А потом в город переехала и вовсе от родных оторвалась.

– Вы знали кого-нибудь из театра «Гимлет»?

Это название удивило его.

– Это ее театральная труппа? – Я кивнул. – Мы ни разу не видели этих спектаклей… мы вообще не видели Холли на сцене.

– А были знакомы с кем-нибудь из актеров?

– Один парень приезжал сюда.

– Какой парень?

– Актер из труппы. Приезжал пару раз, они забирали кое-какие ее вещи. По-моему, у него с Холли был роман.

– Парня звали Джин Вернер?

Диринг пожал плечами:

– Может быть. Не помню.

– Когда это было?

– В первый раз? Где-то пару лет назад. А еще прошлым летом.

– В прошлом году? – Он кивнул. – Вы помните, как выглядел этот парень?

Диринг задумался, затеребил манжеты фланелевой рубашки.

– Высокий, с длинными каштановыми волосами и, кажется, с бородкой. Красивый. Актеров обычно такими и представляешь.

Джин Вернер.

– Он и есть парень вашей свояченицы?

– Похоже на то.

– Вы видели его с тех пор?

– Нет, только эти два раза.

– Холли когда-нибудь приводила других парней?

В камине с треском рассыпалось бревно, и Диринг вздрогнул. Покачал головой.

– Она и сама-то почти не приезжала.

– Даже на праздники и дни рождения? – Диринг снова покачал головой. – Когда Холли была здесь последний раз?

Он снова посмотрел на меня, прищурившись, потом пожал плечами:

– Наверное, летом, с тем парнем, ну, может, еще разок после. В любом случае довольно давно. Несколько месяцев.

– Может быть, у вашей жены память получше?

При мысли, что я могу спросить Николь, Диринг всполошился.

– Летом – в последний раз… совершенно точно.

– А друзья в городе? Холли с кем-нибудь общается?

Диринг снял очки и протер их подолом рубашки.

– Понятия не имею.

– Кто-нибудь из колледжа?

Диринг неопределенно пожал плечами:

– Увы.

Я кивнул.

– И Холли не ездит в Брукфилд навестить отца?

Диринг побледнел.

– Нет, – сказал он.

– Почему вы так уверены? – спросил я. Он уставился на меня. – Допустим, Холли заглянула к отцу – вам-то ведь никто об этом не сообщит?

Диринг покачал головой:

– Она бы не заглянула. Ей нечего ему сказать.

Еще одно полено рассыпалось в камине, мы с Дирингом смотрели, как разлетаются пепел и угли.

– Почему Холли не общается с родными? Что с ней произошло? – спросил я немного погодя.

Диринг снова окинул комнату настороженным взглядом, словно кто-то – может быть, Никки – мог появиться в дверях. Большим и указательным пальцами вцепился в запачканный подбородок.

– Самая в общем-то обычная история, – тихо сказал он. – Родители много ссорились, и девочки разделились: Никки за папу, Холли за маму… а потом мама умерла. Холли как раз пошла в старшие классы. Это трудное время для ребенка, и Холли с тех пор всегда была сердита – на Фредерика, на Никки, даже на маму. Сколько я ее знал, она злилась чуть ли не на весь свет.

Диринг снова уставился на угасающий огонь. Пошел снег.

Глава 16

Буря начиналась медленно, без ветра, и хотя дороги были забиты людьми, спешившими по домам или совершавшими последние отчаянные вылазки в супермаркеты, я добрался до города без приключений и вернул прокатную машину в целости и сохранности. Дома я выслушал на автоответчике сообщение Клэр: «Приду позже. Снегоступы и тому подобное», – потом налил себе воды и открыл ноутбук.

В прошлой жизни, когда я просто пытался найти Холли Кейд, Джин Вернер так и не перезвонил мне. В конце концов, нужного результата я сумел добиться и без его помощи, а давить мне не требовалось. Но то было тогда. Теперь же я знал, Вернер и Холли виделись не далее как прошлым летом и неопределенное описание драчливого приятеля Холли, данное Хорхе Арруа: «Белый, темноволосый, лет тридцати… высокий», – звучало уже менее неопределенно. Я листал свои заметки, пока не нашел номер телефона и адрес Вернера.

В трубке зазвучал низкий дикторский голос, но это был автоответчик, видимо, снова заработавший. Я оставил еще одно сообщение. Посмотрел адрес: Западная Сто восьмая улица. Выглянул в окно на затягивающийся белой пеленой город и подумал: «Какого черта!» Надел джинсы, водолазку, ботинки и парку. Оставил Клэр записку и направился к дверям.

Когда я вышел на улицу, снег усилился. Не успел я пройти квартал, волосы у меня побелели, а в подземку на Четырнадцатой улице я спускался уже весь обледеневший. Когда я вышел из подземки – на углу Хэт-стрит и Сентрал-парк-уэст, – дул ветер и зажигались фонари. Я направился на юго-запад.

Квартал Вернера состоял из контрастов: несколько с любовью восстановленных дорогих особняков и несколько особняков обветшавших и заколоченных; уродливый жилой муниципальный комплекс семидесятых годов и еще более уродливый дом престарелых, построенный в восьмидесятые, плюс кирпичные доходные дома. На одном конце улицы находилось кафе, а на другом – пиццерия. Дом Вернера стоял посередине – четырехэтажный старый особняк, не заколоченный, но и не отреставрированный. Весь в полосках сажи, парадная дверь из армированного стекла и металлических прутьев. Домофон установлен снаружи, в нише.

На каждом этаже располагалось по три квартиры; Вернер жил в 2В. Я нажал на кнопку, но ответа не получил. Позвонил соседям – то же самое. Чуть отошел от дома и посмотрел вверх. Ни в одном из видимых мне окон свет не горел. Между домом Вернера и соседним был узкий проход, а примерно футах в двадцати в ту сторону я заметил боковую дверь под лампочкой сигнализации. Однако проход перегораживали высокие металлические ворота, которые никто бы не подумал пытаться удержать открытыми при помощи бумажного стаканчика. Я вытащил сотовый и снова позвонил Вернеру. Снова автоответчик. Я сунул телефон в карман и пошел в пиццерию.

Внутри, справа от входа, стояло с полдюжины столиков – все пустые, а слева тянулась барная стойка. Парень за стойкой раскатывал тесто, слушая музыку из радиоприемника, и едва поднял глаза, когда я вошел. Я заказал пиццу и «пепси», он сунул большой кусок пиццы в печь и налил в высокий стакан газировки со льдом. Я забрал стакан, сел за столик у окна и стал ждать пиццу, поглядывая сквозь снег на вход в дом Вернера.

Я изо всех сил тянул с пиццей и газировкой, но за все время, что я ел, в дом зашла только невысокая полная женщина в длинном пуховике и с вьющимися волосами, выбивающимися из-под белой вязаной шапочки. Она исчезла за дверью раньше, чем я успел сдвинуться с места. Через минуту на верхнем этаже зажегся свет. Я выбрасывал грязные салфетки, когда появился второй человек. В красной парке, высокий и, насколько можно было разглядеть за усыпавшим голову снегом, темноволосый. Он поставил на тротуар два пакета с продуктами и начал рыться в кармане. Я выскочил из пиццерии, на ходу застегивая куртку.

– Джин, – окликнул я, переходя улицу. Он не оглянулся. – Эй, Джин, – повторил я, подойдя ближе.

Он вытащил из кармана тяжелую связку ключей и наклонился за сумками. С любопытством посмотрел на меня:

– А?

Если только Вернер уже после фотографий Терри Грира не приобрел неправильный прикус и постугревые рубцы, это был не он.

– Простите, – сказал я. – Обознался. Я должен был встретиться с Джином, но он еще не пришел. С Джином Вернером… знаете такого?

На лице мужчины отразилась неприязнь.

– Знаю, кто это.

– Я должен был встретиться с ним полчаса назад. Вы его не видели?

– Последнее время – нет, – ответил мужчина. Он вставил ключ в замок и распахнул наружную дверь. Я шагнул следом и остановился в проеме. Он толкнул дверь локтем. Я подставил ногу, не давая ей закрыться.

– Вы не возражаете, если я подожду в подъезде? А то на улице холодно.

Он покачал головой:

– Нельзя. Не по правилам. Простите, дружище. – Он прислонился к двери.

Играть в «кто кого перетолкает» смысла не было, и я убрал ногу.

– Не помните, когда видели его в последний раз? – крикнул я в захлопывающуюся дверь.

Мужчина пожал плечами и покачал головой.

– Простите, – повторил он. Занес сумки в лифт и наблюдая за мной сквозь стекло – ждал, пока я уйду.

Было уже совсем темно, снег повалил еще сильнее. Ветер тоже усилился, кружил между домами и гонял снежные воронки. Острые коготки ледяного воздуха лезли за ворот и в рукава. В пиццерии погас свет, в кафе уже опустили решетки. Я направился на восток, к подземке.

Его я заметил, не дойдя и до конца квартала: он вышел из тени дома престарелых и потащился следом. Это называется «хвост»! Только что в барабан не бил. Вдобавок я сразу узнал его по серой парке и байкерским ботинкам, а еще по широким плечам и широкому лицу с мелкими чертами: Пупс, новый парень Холли.

Вряд ли он пас меня по дороге на Сто восьмую улицу – я не мог бы не заметить его. Значит, он подцепил меня у дома Вернера. А это, в свою очередь, значит, что он следил за ним. Надо будет спросить почему. Я остановился на углу Сто восьмой и Сентрал-парк-уэст и сделал вид, что смотрю на часы. Пупс спрятался за фургоном. Ну совсем несерьезно.

Транспорта на Сентрал-парк-уэст почти не было: несколько такси ползли на юг, время от времени вспыхивая стоп-сигналами, на Сто шестой улице стоял грузовик «Федерал экспресс», бог знает что доставивший в такую метель, автобус номер 10 громыхал в сторону центра, другой тащился ему навстречу. Центральный парк через дорогу являл собой совершенно неподвижный пейзаж: голые деревья, дорожки, фонари и каменные стены – серые, шероховатые, растворяющиеся в снежной круговерти. Я перебежал улицу перед автобусом. Я уже был в парке, а водитель все еще сигналил.

Дорожка оказалась скользкой, я покатился вниз, но сумел затормозить на развилке. Остановился убедиться, что Пупс меня не упустил. Нет, он стоял у входа, в свете фонаря клубился шедший от него пар. Я шагнул под фонарь, чтобы показаться ему, потом пошел по дорожке на юг. Тропинка, петляя, поднималась на холм, от летящего снега ее укрывали выступающие камни и полог ветвей. Я шагнул в щель между двумя большими валунами и стал ждать.

Пупса я услышал – сорванное дыхание и скользящие ботинки – раньше, чем увидел, а потом на свет выплыл обширный кусок серого нейлона, похожий на борт грузового корабля. Я дал Пупсу пройти еще футов пятьдесят и вышел на тропинку.

– Холодно ждать-то, – сказал я.

Пупс развернулся и с обескураживающей ловкостью встал в боевую стойку.

– Какого черта тебе надо?

– Думаю, того же, что и тебе: Джина Вернера. Ты его не встречал?

– Я встречаю только тебя, и мне это уже начинает, блин, надоедать.

– Холли тебе уже тоже надоела? Так вот что с ней случилось?

При упоминании этого имени Пупс напрягся и шагнул ко мне… и остановился как вкопанный, когда из-за спины у него вылетел самоед. Пес тащил за собой на красном нейлоновом поводке хорошо укутанную женщину, но при виде Пупса застыл и злобно зарычал.

Пупс посмотрел на собаку, на женщину, потом снова на меня. Казалось, он сам сейчас зарычит. Однако он бросил только:

– К черту, – повернулся, пробежал по тропинке мимо женщины и исчез за углом. Самоед гавкнул и щелкнул зубами, но Пупс даже не оглянулся. Женщина начала наматывать поводок, подтягивая собаку к себе, и ее губы сложились в абсолютно правильную букву «О», когда я проскочил мимо.

Далеко я не убежал. Пупс рванул, как спринтер, изо всех сил работая локтями, и на новой развилке резко повернул налево. Я кинулся за ним и на следующем повороте уже почти достиг своей цели, но попал на широкий ледяной полумесяц. Ботинки взлетели, ноги, как в мультиках, еще бежали в воздухе, и я тяжело рухнул, приложившись задом, локтями и затылком.

Сквозь шум в ушах я услышал, как затихают вдали шаги Пупса, и подумал, что надо бы подняться и пойти следом. Однако ноги словно стали полыми, в голову как песок набился – сил хватало только на то, чтобы лежать на земле. На лицо падал снег, ветер срывал с губ дыхание.