Текст книги "Рыжая кошка"

Автор книги: Питер Спигельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 35

За исключением огней на сцене, в крохотном театрике было темно и, за исключением Клавдия, Гамлета, Лаэрта и режиссера, – пусто. Они собрались в левом углу сцены, возле хлипкого стола. Я вошел тихо, и они не оглянулись, когда я занял место в последнем ряду. Было тепло, душновато, и пахло какой-то химией вроде антифриза.

Король:Авторитет за Гэмми пьет! Валяйте! На шухере шестерки, не лажать.

Гамлет:Готовься, парень.

Лаэрт:Ну, держись, чувак.

Джин Вернер наблюдал, как Гамлет и Лаэрт кружат по сцене, рапиры дрожали в неуверенных руках.

– Нет же, идиоты! – заорал он. – Вы должны фехтовать, а не прыгать. Вы бьетесь не на жизнь, а на смерть! – Рапира самого Вернера со свистом рассекла воздух и хлестнула Лаэрта по ноге.

Актер выронил оружие и повернулся.

– Чтоб тебя, Джин! Еще раз так сделаешь – и тебе самому придется биться не на жизнь, а на смерть!

Вернер надменно рассмеялся, за кулисами отозвалось эхо.

– Вот так, Шон, рассердись! А ты, Грег, черт тебя дери, не опускай руку. Ты держишь эту штуку, словно гребаный педик, смахивающий пыль метелкой из перьев. Ты ж, мать твою, принц, исполнитель главной роли! Вся пьеса вокруг тебя закручена!

Лицо Гамлета блестело, под мышками проступили пятна пота. Он вытер лоб и показал Вернеру средний палец. Клавдий подтянул мешковатые джинсы и засмеялся. Актеры заняли свои места, чтобы сыграть сцену снова. Вернер вышел на авансцену и вгляделся в темноту. Сомневаюсь, что он смог разглядеть меня в густой тени, но какой-то актерский радар в нем остро чувствовал присутствие зрителя. Я сидел тихо, Вернер снова повернулся к актерам. Репетиция продолжалась.

Почти все утро я провел в Бруклине – снова навестил соседа Холли, Хорхе Арруа. Потом вернулся домой, перечитывал заметки, сопоставлял даты. Несколько раз в течение дня звонил Майку Метцу, и каждый раз мне сообщали, что он все еще в Седьмом участке со Стефани.

Закончив с датами, я начал охотиться – в Сети и по телефону – на Джина Вернера. Я помнил его рассказ о грядущих постановках и нашел ссылку на один из этих проектов, интерпретацию «Гамлета» в стиле хип-хоп, на сайте театра «Словечко». Согласно информации на сайте, премьера должна была состояться через месяц. Я позвонил по указанному номеру и узнал, что репетиции проходят по вечерам в подвальном помещении на Тринадцатой Западной улице.

Неприятный смех Вернера прокатился над рядами сложенных кресел.

– Грег, какое слово в ремарке «меняются рапирами» тебе непонятно? Это означает, что Шон берет твою рапиру, а ты – его, а потом вы снова начинаете биться. Смотри.

Кончиком своей рапиры Вернер подцепил под гарду рапиру Гамлета и подхватил ее с нарочитой легкостью. Поймал в воздухе и подал – эфесом вперед – Гамлету. Тот, поколебавшись, взял. Вернер поднял свое оружие и, не успел Гамлет сделать то же самое, крикнул: «Ан гард!» Он отбил клинок Гамлета, подступил ближе и прижал гарду рапиры Гамлета своей. Схватил актера за грудки и ухмыльнулся, глядя на него сверху вниз. А потом поставил кроссовку позади пятки актера и толкнул. Гамлет с грохотом упал, и Вернер засмеялся.

На видео у Холли он не смеялся, да и вид у него был куда более помятый. Эта запись не имела названия, ее не отредактировали. Съемка велась в квартире Холли одной-единственной скрытой камерой, и нечаянной звездой на этот раз стал Вернер. Небритый, с засаленными волосами, в глазах – страх и гнев. Холли, в основном невидимая, предстала во всем своем инквизиторском блеске. В голосе звучали нотки вкрадчивости, сочувствия, обольстительности и терпения.

– Я рассердила тебя, да? – спросила Холли. – Тебе казалось, я лгу тебе.

– А что еще мне должно было казаться? Господи, Холли, я любил тебя. Как ты могла так поступить со мной?

– Это не твое дело, Джин.

– Как это не мое? Мы же с тобой были вместе, а ты трахалась со всякими типами, которых даже не знала. Ты снимала порнуху. А теперь говоришь, это не мое дело?

– Это был мой проект. Моя работа. Она касалась меня одной.

Вернер покачал головой:

– Тебя одной… И ты удивляешься, что я сержусь. Это, черт побери, невероятно.

– Гнев меня удивляет меньше, чем воровство, – произнесла Холли.

На лице Вернера заиграла наивная улыбка.

– О чем это ты? – Он попытался сыграть недоумение и возмущение, но ни то ни другое не сработало.

Холли казалась беззаботной, почти веселой.

– Да брось, дорогой, мы слишком давно знаем друг друга. Нам ли в игры играть?

– Как выяснилось, я ни черта о тебе не знал, – буркнул Вернер.

– Ты меня знал, – отозвалась Холли. – И теперь знаешь. – Голос Холли казался ленивым и вкрадчивым, и Вернер отреагировал на него, как собака на свист, – весь напрягся и словно устремился к ней.

– Мне казалось, что знаю, – проговорил он.

– Дело было просто в деньгах, дорогой, или в чем-то ином? Скажи, что дело было не только в деньгах.

Он надул губы.

– Я, Холли, сердился. Сердце мое было разбито.

Лязг клинков и грохот еще одного падения вернули меня в театр, к событиям на сцене. Лаэрт потирал запястье, Гамлет отряхивался, Клавдий хохотал.

– Да провались ты, – сказал Гамлет. – Чтоб я за какой-то занюханный разовый ангажемент тут для кого ни попадя боксерскую грушу изображал? Не дождетесь.

Вернер снова засмеялся и провел рукой по блестящим волосам.

– Выбирать тебе, Греджерс. Через час у меня тут соберется десяток парней для прослушивания на твою роль. Не лентяи и не неженки в отличие от некоторых. Уж они-то с радостью станут учиться сценическому бою. Впрочем, решай сам. Так что – ты остаешься или уходишь? – Вернер скрестил руки на груди и улыбнулся, глядя на Гамлета сверху вниз.

Греджерс смерил его ненавидящим взглядом.

– Да пошел ты, – пробормотал он, однако поднял рапиру и приготовился повторять сцену.

За следующий час они неоднократно проиграли бой из пятого действия – без энтузиазма или заметного улучшения техники. Только Вернер, кажется, получал удовольствие от процесса, предоставлявшего ему массу возможностей ругать и мучить коллег. Когда голоса актеров затихли и где-то открылась и закрылась тяжелая дверь, я глубоко вздохнул и встал.

Собиравший рапиры Вернер услышал мои шаги. Он прикрыл глаза от огней рампы и посмотрел в проход. Узнав меня, отступил.

– Что ты здесь делаешь? – В голосе я не услышал никакого высокомерия.

– Пришел повидать тебя. – Сердце колотилось, и я несколько раз вздохнул, стараясь успокоиться.

– Официально театр закрыт.

– Меня никто не остановил.

– Да? Знаешь, вообще-то я спешу, а надо еще прибраться.

Я поднялся на сцену. Вернер сделал еще шаг назад.

– Это ненадолго.

– Что ненадолго? – Он сжал губы и выпятил челюсть.

– Я пришел поговорить, Джин. О видеозаписи.

– Мы уже говорили о записях Холли, и я рассказал все, что знал. Мне нечего добавить. Я даже думать об этой мерзости не хочу.

– Я говорю не о порнофильмах.

Вернер сглотнул и пожал плечами. Словно невзначай подошел к столику и положил все рапиры, кроме своей.

– Тогда о чем ты, черт подери, говоришь?

– Брось, Джин, мы же взрослые люди, верно? Давай не будем ходить вокруг да около.

Вернер выдавил улыбку. Пригладил блестящие волосы и дернул себя за хвост. Потом взмахнул клинком, выписывая в воздухе размытые, гудящие арки, и вытянул руку, указывая рапирой на меня. По ходу дела с клинка слетел пластмассовый наконечник, и обнаженное, злое острие замерло на уровне моего глаза. Вернер улыбнулся шире и хмыкнул. Опустил рапиру.

– Ничто не сравнится с ощущением клинка в руке, – заметил он. Теперь нас разделяла пара шагов. Вернер указал рапирой на мои лубки и улыбнулся: – Что, руки повредил?

– Да. В стычке с твоим дружком Джейми Койлом, – ответил я. Вернер побледнел. Открыл было рот, но так ничего и не сказал. – Я видел запись, Джин.

Вернер нахмурился. Отступил на два шага и начал делать выпады в замедленном темпе. Каждое движение – точное, плавное, грациозное. И каждый раз кончик рапиры, чуть подрагивая, замирал в двенадцати дюймах от моей груди.

– Какую запись?

– Ты так и не ответил на вопрос Холли: дело было только в деньгах или же нет?

– Не знаю, о чем ты. – Вернер увеличил скорость. Клинок снова превратился в смазанную полосу.

– Холли сделала резервную копию, Джин. У меня есть диск, на котором ты признаешься ей, что забрал неотредактированные копии записей из ее квартиры и пытался шантажировать ими Митчелла Фенна.

Вернер замер. Чуть наклонил голову, словно прислушиваясь. Потом улыбнулся обворожительной, как ему, видимо, казалось, улыбкой и тихо произнес:

– Резервные копии. – Похлопал себя рапирой по ноге и медленно пошел к центру сцены. – Это была шутка. Вся эта история с записями и с Фенном – ну, шантаж, – это была просто шутка. – Я поднял бровь, и Вернер грустно хмыкнул. – Признаюсь, шутка глупая, но я тогда плохо соображал. Я… – Он потупил взгляд, потом посмотрел на меня. Нижняя губа едва не дрожала. – Господи, да она мне сердце разбила, понимаешь ты или нет? Я тогда чуть не рехнулся и хотел как-то сквитаться.

– И решил шантажировать Фенна?

– Это было не всерьез… Я бы ни за что не взял его деньги. Просто я… – Вернер снова уставился в пол, потом вскинул взгляд. – Может, я вел себя недостойно, но… мне хотелось, чтобы это аукнулось Холли. Чтобы она поняла: ее занятия – безумие. Что они чреваты.

Чреваты. Я кивнул, словно в этом был смысл.

– И что, ты рассчитывал, что Фенн найдет ее?

Вернер энергично кивнул:

– Точно. И он нашел. То-то Холли перетрусила.

– А потом Холли узнала, что все это устроил ты. Что у тебя остались ключи от ее квартиры и ты украл ее диски.

Снова кивок.

– Знаешь, как я радовался? Думал, наконец-то ты поняла, что сотворила со мной. Наконец-то до тебя дошло, какой это риск. Холли считала, у нее что-то вроде иммунитета. Говорит: «Я контролирую ситуацию». Ни черта она не контролировала.

– Похоже на то, – согласился я. – Значит, ты не удивился, когда Холли позвонила тебе и сказала, что хочет увидеться?

– Не удивился, – подтвердил Вернер. Он прекратил свои хождения и встал в стойку. Согнул ноги и поднял рапиру, с сосредоточенным лицом выводя в воздухе длинные фигуры.

– Я спрашиваю вот почему: на видео, услышав от Холли тему предполагаемого разговора, ты просто опешил.

Вернер нахмурился.

– Ничего я не опешил.

Я покачал головой:

– Опешил, Джин, да и напрягся изрядно – аж взмок и побледнел. Мне даже казалось, тебя тошнит.

Вернер наморщил лоб.

– Я не взмок.

– И ты утверждаешь, будто хотел, чтобы Холли узнала о твоем поступке? Ты лукавишь, Джин. Ты молчал как рыба. Холли пришлось повозиться, чтобы ты признался.

– Я нервничал. Глупая получилась выходка, и я знал это. Сначала мне было стыдно, я волновался. Но потом все рассказал.

– Разумеется, рассказал, – хмыкнул я, и Вернер прищурился. – Когда Холли сообщила тебе, что все записала? – спросил я.

Вернер нахмурился сильнее.

– О чем ты?

– Брось, Джин. Очень простой вопрос: когда Холли сказала тебе, что записала ваш разговор на видео? Сразу же или потом? Или, может, она ничего не говорила? Может, в какой-то момент до тебя и так дошло?

– Не знаю…

– Не юли, Джин. Когда ты узнал?

Вернер крутил правой рукой, словно взбивая тесто. Клинок свистел в воздухе.

– Я не юлю. И не понимаю, с какой стати должен перед тобой отчитываться.

Я улыбнулся про себя.

– Джин, передо мной ты отчитываться не должен. Другое дело – полиция. Думаю, тебя уже искали. Не исключено, что ты уже дал показания. А может, и нет. В таком случае я с удовольствием о тебе упомяну.

Он пошел на меня, продолжая орудовать рапирой. Остановился футов за шесть с мерзкой ухмылкой на лице.

– А ты хорошо знаешь копов?

Я поднял брови.

– Ты на что намекаешь, Джин?

Вернер покраснел и раздраженно махнул рукой.

– Ни на что.

– Зачем тогда говорить?

– Просто так, – буркнул он и отвернулся. – И если хочешь знать, Холли сама сказала мне, что записала наш разговор.

Я улыбнулся:

– Когда это было?

– Не помню… через неделю. Может, больше.

– Файл датирован двадцать седьмым декабря. Через неделю или позже – это уже январь. Холли рассказала тебе об этом в январе? – Вернер пожал плечами. – Она прокрутила тебе запись?

Вернер изобразил глубокое раздумье.

– Ага, прокрутила.

– Когда?

Он помедлил.

– После того, как позвонила. После Нового года, наверное.

– И именно тогда ты видел ее в последний раз? – Вернер кивнул. – Число помнишь?

Он нахмурился и со значением посмотрел на часы:

– Мне надо идти.

– Разумеется, надо. Только давай я еще раз пробегусь по фактам – для верности. Холли записала твое признание двадцать седьмого декабря. Через некоторое время… скажем, в начале января… она рассказала тебе о записи, после чего, в последнюю субботу перед ее смертью, ты явился к Холли домой, избил ее и ушел, забрав компьютер и видеооборудование. Правильно?

Вернер открыл рот, но не издал ни звука.

– Что… о чем ты, черт тебя подери? – выдавил он наконец.

Что и требовалось доказать. Я глубоко вздохнул и улыбнулся:

– Джин, у меня есть видеозапись, на которой ты признаешься в шантаже, а потом Холли тебя выгоняет. Видно, как ты был зол, когда наконец сообразил: Холли не хочет, чтобы ты вернулся. Могу себе представить, как ты психанул. Полагаю, когда ты узнал, что Холли записала весь эпизод, злости у тебя отнюдь не убавилось.

Вернер расправил плечи и встряхнул руками. Потер подбородок, словно желая убедиться, что тот все еще на месте. Натянул кривую улыбку.

– Можешь делать любые выводы, на сколько фантазии хватит. Я же знаю, что было на самом деле. А прочее – твои домыслы, совершенно бездоказательные. Так что можешь идти на хрен. Я Холли пальцем не…

– Тебе уже случалось бить ее. Она жаловалась.

– Кому? Кругу? Койлу? Я говорил, что у старого пидора на меня зуб, и у этого уголовника тоже. – Лицо Вернера горело. Он выписал рапирой размашистую восьмерку. Еще одну, поближе ко мне.

– Джин, на видео ты толкнул Холли.

– Я споткнулся. Споткнулся, упал и налетел на нее. – Мерзкая ухмылка стала шире, рапира со свистом разрезала воздух.

– Господи, да ведь Холли отлетела чуть ли не на другой конец комнаты.

– У тебя своя история, а у меня своя.

– Только у меня, Джин, есть еще и свидетель, который утверждает, что ты был в квартире Холли в субботу перед ее гибелью и там была шумная драка. – Вернер опустил рапиру. Губы сердито сжались, челюсть выпятилась. Я продолжал: – Более того, кое-кто видел, как ты выходил от Холли, неся что-то похожее на компьютер и видеооборудование.

Пальцы Вернера на эфесе побелели. Он оскалил крупные зубы и вскинул руку неуловимо быстрым движением. Клинок рассек воздух, и моего лица словно коснулся слабый ветерок. Еще бы дюйм…

Я улыбнулся:

– Хочешь посмотреть, Джин? Я тебе не актер-недоучка, да и дерусь получше Холли.

Он резко опустил рапиру.

– Мне нечего тебе сказать, кроме «Отвали».

Почти задел…

– Значит, придется поговорить в другом месте.

– Врешь ты все – ты не пойдешь к копам. Не сможешь.

– Не смогу? Это еще почему? – Вернер прикусил нижнюю губу, но не ответил. – Я и правда думал не о копах. Скорее, я хотел рассказать о нашей встрече Джейми Койлу.

– Сукин ты… – прошептал Вернер.

– Так что произошло после той субботы, Джин? Дома ты порылся в компьютере Холли, однако нужную запись не нашел, верно? Или, может, перепугался – все-таки женщину избил? Ты ведь действительно избил Холли до крови. Оставил следы.

Лицо Вернера из белого стало красным. Он сжал кулаки и поднял рапиру. Еще чуть-чуть…

– Ты боялся, что Холли пойдет в полицию. Или, скорее, что она обо всем расскажет Койлу. Три долгих ночи беспокойства. Когда Холли снова попалась тебе на глаза, ты, верно, уже плохо соображал. Не могу только понять, планировал ли ты закончить начатое или тебя внезапно осенило.

Вернер чуть отвел руку, клинок был нацелен на мою шею.

– Сволочь, – выплюнул он и сделал выпад.

Есть.

Клинок полоснул по руке, и, несмотря на подкладку пальто, меня обожгло болью. Я резко развернулся и ударил Вернера ногой – сильно ударил – в левое бедро. Я вложил в пинок все силы. Удар пришелся над коленом. Вернер рухнул, как марионетка.

По пустому театру раскатился вой. Я отпихнул рапиру подальше и некоторое время смотрел, как Вернер катается по сцене, крича и держась за ногу. Когда он перестал метаться, я вытащил из кобуры «глок». Я не мог держать его нормально, чтобы выстрелить, но Вернер об этом не знал, а я постарался дать ему разглядеть, что у меня в руке.

– Пройдет, – хмыкнул я. – Вопли не помогут.

Его красивое лицо покраснело и исказилось, но он сумел выдохнуть несколько проклятий. Я присел на корточки.

– Джин, ты еще не ответил на мой вопрос: ты собирался закончить начатое или ситуация вышла из-под контроля?

– Ты пси… – Ногу ему свела судорога, он задохнулся.

– Я задал вопрос, Джин.

– Ты говоришь, что я убил ее. Ты говоришь, что я убил Холли. – Обычно глубокий голос звучал надтреснуто.

Я рассмеялся:

– Ну разумеется.

– Но я не…

– Ты избил ее, Джин, и подумай хорошенько, прежде чем отрицать это.

– Я…

– Подумай хорошенько.

На лбу Вернера выступил пот. Волосы растрепались, темные пряди прилипли к лицу.

– Все… пошло не так. Холли сказала, что сняла меня на камеру – насчет Фенна и денег, и я хотел получить запись. Но Холли не отдавала. Только смеялась.

– И ты ударил ее.

Вернер поморщился и сжал ногу.

– Она не отдавала запись и все время смеялась.

Я встал и перевел дыхание.

– Ты избил ее.

– Ты не представляешь, каково это… Холли… она такая красивая. Я должен был получить запись! Но Холли – она же непробиваемая. Что бы ты к ней ни чувствовал, как бы ее ни хотел, для нее это не имело значения. Ничем ее не проймешь – она всегда контролировала ситуацию. Холли продолжала хохотать. Я не выдержал. И даже когда я ее бил, она все равно смеялась.

Я отошел от Вернера, скрипя зубами.

– Ты забрал ее компьютер?

– Компьютер, камеры, диски…

– И запись своего признания? – Вернер кивнул. – А еще ты нашел видео с моим братом и его женой. – Боль на лице Вернера сменилась страхом. Он приподнялся на локте и попытался отползти. – Подумай, Джин, – тихо сказал я. – Ты нашел видео с моим братом? – Он кивнул. – А что было после моего к тебе визита?

– Я… я испугался. Я знал твое имя и отыскал тебя. Понял, что ты его брат. Решил, что ты пытаешься отмазать его, ищешь другого подозреваемого.

– Вроде тебя.

Вернер покачал головой.

– Я боялся, что если полиция узнает, что я… если они узнают о Фенне и об избиении Холли, они подумают, что убийца – я.

– А этого нельзя было допустить, да? Поэтому ты сдал им моего брата и его жену. Ты послал им нужный диск. – Вернер попятился, как раненый краб. Я шагнул следом, и моя тень упала на него. – Ты послал им нужный диск, – повторил я. Вернер кивнул. Я вздохнул. – Расскажи, что было во вторник вечером.

– А что было?

– Мы уже почти закончили, так что без глупостей. Итак, что произошло?

Вернер выглядел озадаченным.

– Ничего… ничего не произошло.

Я шагнул ближе.

– Черт побери, Джин…

– Господи, да я правду говорю! В тот вечер ничего не произошло! – Он побелел, в глазах мелькнул панический ужас. – Я не виделся с Холли, не говорил с ней – ничего. Я не имею никакого отношения к убийству. Так я и сказал копам.

Я покачал головой.

– Что еще ты им наплел?

– Они спрашивали, где я был во вторник вечером. Я рассказал.

– Эту ерунду?

– Это не ерунда.

Я присел на корточки. Вернер попытался отодвинуться, но я схватил его за плечо. У меня вырвалось тихое рычание.

– Не нервируй меня, Джин.

– Да правда же! Я весь вечер был в театре – в «Лицей морнингсайд» при Колумбийском университете. Я поставил там спектакль, а исполнитель одной из главных ролей заболел. Мне пришлось выйти на замену. Я явился еще до шести и всю ночь провел либо на сцене, либо за кулисами с другими актерами, костюмерами, гримерами… Выбрались мы оттуда не раньше половины одиннадцатого, если не в одиннадцать, и пошли поесть всей компанией. Домой я попал во втором часу ночи – и не один. – Вернер сглотнул и зажмурился. Казалось, его сейчас вырвет.

– Ты, черт подери, избил Холли.

– Да, избил. Но, Богом клянусь, я не убивал ее.

– Кто же тогда, Джин? Кто убил Холли?

Вернер посмотрел на меня. Губы его дрожали, лицо исказилось.

– Не знаю, – сдавленно прошептал он. – Я посмотрел эти видео и решил… Богом клянусь, я решил, что это твой брат.

Глава 36

В юридической конторе «Пейли, Клей энд Куик» в пятницу вечером остались только самые стойкие, в коридоре было темно и тихо. Я чуть не ощупью пробирался к кабинету Майка Метца. Он устроился на диване, руки водрузил на журнальный столик. Рукава закатаны, галстук ослаблен, лицо бледное и унылое. На коленях у Майка лежали бумаги, однако смотрел он в окно, на ярко сияющие на фоне чернильного неба башни Мидтауна. Я повесил пальто и упал в кресло. Майк не поднял головы.

– Вы долго пробыли в полиции, – заметил я.

– Львиная доля этого времени ушла на пустое ожидание. – Голос звучал совсем по-стариковски.

– Как все прошло?

Майк потер глаза.

– Стефани нервничала, несмотря на лекарства, а копы – они и есть копы. Маккью выступал в обычной роли крутого парня, а Вайнс попыталась сыграть подружку, и это было почти забавно. Они заставили Стефани раз десять повторить рассказ о вечере вторника: когда ушла из дома, где гуляла, какая была погода, – даже задавали вопросы по содержанию фильма. И разумеется, хотели поговорить о поездках в Бруклин и беременности Холли. И все это самым неофициальным образом.

– Как Стефани держалась?

– Я бы поставил ей четверку, может, четверку с минусом. Немножко поплыла, говоря о вечере вторника, и рассердилась, когда ей показали запись ее разговора с Холли.

– Они же не показывали ей запись с Дэвидом?

– Пытались. Вайнс утверждала, что по ошибке открыла не тот файл, но я остановил их.

– Как Флорес?

Майк покачал головой:

– Поди пойми. Задала несколько вопросов, однако на ответы никак не отреагировала. В основном просто наблюдала.

– Должно быть, Флорес пыталась угадать, как Стефани будет выглядеть перед присяжными.

– Несомненно.

– А твое мнение?

Майк вздохнул:

– Ни Дэвид, ни Стефани не вызовут особенного сочувствия. Дэвид производит впечатление холодного, надменного типа, а Стефани слишком отстраненная. От одного взгляда на нее становится неловко. И потом, у четы Марч слишком много денег. – Майк провел рукой по лицу и посмотрел на меня. – Однако я по-прежнему надеюсь, что до суда присяжных не дойдет. Уверь меня, что я не занимаюсь самообманом.

Я рассказал, что смотрел видеозаписи Холли, не упоминая об их происхождении, а также поведал о разговоре с Джином Вернером. Майк не перебивал, только время от времени вздыхал и качал головой. Выслушав меня, встал и подошел к большому окну. Положил ладонь на стекло, сомкнув пальцы с собственным отражением.

– Ты проверил алиби?

– Сделал уже несколько звонков. Пока смог поговорить только с администратором «Лицея», и тот подтвердил главное: Вернер во вторник вечером заменял актера и пробыл в театре примерно с шести до одиннадцати. Он даже помнит, что Вернер потом уходил в большой компании.

– Ты ведь понимаешь: если копы устроят очную ставку, Вернер будет отрицать все. Особенно когда узнает, что у тебя нет свидетелей. Будет утверждать, что никогда ничего не говорил об избиении Холли. Или выдумает, будто это ты вырвал у него признание. Не удивлюсь, если Вернер сейчас избавляется от видеооборудования. А может, уже избавился.

– Второй вариант вероятнее. Он говорит, что выкинул все сразу же после того, как послал диск копам.

– Ты ему веришь?

– Не поверю, даже если он назовет черное черным. Однако оборудование на его месте выбросил бы всякий разумный человек.

Майк снова вздохнул:

– Жаль, что насчет свидетеля ты соврал.

Я кивнул.

– Я вытряс из Арруа все, что мог. Он помнит шум у Холли. Время так-сяк еще можно притянуть за уши, а вот в датах Арруа путается. И он клянется, что никого не видел.

Майк кивнул.

– Как ты узнал, что Вернер был у Холли именно в субботу?

– Догадался. По словам Стефани, в пятницу с Холли все было в порядке – никаких синяков, – а Койлу она позвонила в воскресенье утром и сказала не приезжать, ничего не объяснив. Думаю, Холли не хотела, чтобы Койл видел следы побоев. Ведь тогда бы он накинулся на Вернера и, возможно, снова оказался бы в тюрьме. Вот и получается суббота.

– Хорошая догадка, – заметил Майк.

– Ложка удачи в бочке дряни.

Майк снова замолчал, глядя в окно. Он стоял совершенно неподвижно, бледное лицо парило над городом, как призрак.

– Ты тоже это заметил, да?

Я сжал зубы.

– За последние двое суток два наших лучших кандидата сошли с дистанции, вот что я заметил, если ты об этом. Я также заметил, что других кандидатов у нас нет.

Майк обернулся.

– Что возвращает нас на исходную позицию – к Дэвиду и Стефани.

Я глубоко вздохнул. В пальцах пульсировала боль.

– Что сделает Флорес? – спросил я.

– Не знаю, – ответил Майк. – Причин, по которым дело против обоих супругов Марч будет неприятным для прокурора, полно: нет свидетелей, нет вещественных доказательств, образ жизни жертвы весьма сомнительный, не говоря уже о ее прошлом. Список можно продолжать. В обычных обстоятельствах умный помощник окружного прокурора вроде Флорес не стал бы торопиться бросать кости в таком деле. Но у нас нет «обычных» обстоятельств. У нас есть видеозаписи секса, супружеские измены, красивая белая жертва и богатые, известные, несимпатичные подозреваемые – мечта кабельного телевидения. Флорес амбициозна, и… – Он покачал головой. – Нет, не знаю.

– Тогда предположи.

– Я не занимаюсь гаданиями.

– В качестве дружеской услуги.

Майк посмотрел на меня налитыми кровью глазами.

– Предположение о том, что мы проваливаемся в выгребную яму, вряд ли тянет на дружескую услугу, – проговорил Майк.

Его слова звучали у меня в ушах, когда я ехал на такси домой, звучали, когда я сидел за столом, уставившись в свои заметки. Воспоминания о Питт-стрит и Рите Флорес – ее взгляды, движения, вопросы, кивки Вайнс и Маккью – казались все более зловещими, и трудно было стряхнуть ощущение обреченности. Еще нет никакой уверенности, что дело пахнет обвинением, сказал я себе, тем более судебным процессом, и нельзя быть уверенным в решении присяжных, даже если до этого дойдет. Но если дойдет, я знал, последствия будут вполне предсказуемыми: публичное унижение для Дэвида и Стефани, их профессиональный и личный крах. Я вспомнил слова Стефани: «В глубине души он ждал, когда его поймают с поличным и накажут». Неужели Дэвид, отвечая на объявления в Интернете, принимал во внимание судебный процесс?

Я открыл ноутбук. Можно недоумевать и беспокоиться всю ночь, но Дэвиду и Стефани от этого не будет никакого толку… хотя толку и до сих пор особого не было. Нужно звонить, проверять алиби Вернера, но попробуй найти кого-нибудь в пятницу вечером, особенно человека из театрального мира. В заметках оставались нестыковки, требующие прояснения. А еще на кухонном столе лежали резервные копии и диски, которые я забрал из секции 58 в «Крик селф-стор». Несколько часов отвратительного видео. Я знал, что должен просмотреть все, но в тот момент не мог себя заставить. «Проваливаемся в выгребную яму».

Я вздохнул, постучал пальцами в лубках по столу. На ум пришла другая фраза Майка: «Ты размышлял над вероятностью, что следствие все же на правильном пути?» Разумный, обоснованный вопрос. Я и сам им задавался в связи с другими клиентами. Однако теперь я крепко задумался: может, в данном случае я просто не желаю знать ответ?

– Черт, – сказал я громко и услышал, как поворачивается в замке ключ.

Клэр открыла дверь и остановилась на пороге, глядя на меня.

Потом покачала головой.

– Надевай пальто. Если тебя ждет долгая ночь, заполненная размышлениями, то по крайней мере сначала подыши воздухом и поешь.

Она повела меня на юго-запад, в «Доктор Вус», нью-йоркскую ипостась наимоднейшего лос-анджелесского кафе, любимое место модной тусовки. Обычно по вечерам там невозможно было достать столик, тем более в пятницу, но Клэр поколдовала, и через десять минут мы уже держали в руках меню.

Я заказал имбирный эль, а Клэр – вино, на столике горела свеча, невнятные разговоры накрыли нас, как шатром. Тепло, полумрак и шум создавали иллюзию уединения, и я чувствовал, как тону в собственных мыслях. Клэр взяла меня за руку. Я посмотрел на нее. Волосы рассыпались по плечам и на фоне черного свитера казались почти белыми. Лицо словно светилось, а пальцы были гладкими и прохладными.

Я ожидал, что Клэр будет задавать вопросы: где я был, как работа, что со мной происходит, – а у меня нет ни ответов, ни сил искать их. Но Клэр ничего не спросила. Наоборот, улыбнулась и заговорила – подумать только – о недвижимости: о двенадцати квартирах, которые посмотрела за день, о возмутительных ценах, об отвратительной меблировке, об эксцентричных хозяевах, о фашистских советах кооперативов и капризных агентах по недвижимости. Это был ироничный, непринужденный монолог, прерываемый официанткой и едой, и от меня ничего не требовалось – только смеяться, что я делал довольно часто, хотя и начал не сразу.

По дороге домой Клэр обняла меня и взяла за руку. В холодном воздухе ощущался аромат ее духов.

– Мне надо работать, – сказал я.

Она покачала головой:

– Работа подождет.

Проснулся я часа за два до рассвета. Мне снились Холли, Дэвид, Стефани и Джейми Койл, но сюжет ускользнул. Я стоял у окон, смотрел на замороженный город и пытался припомнить хоть что-то: голос Холли – умоляющий, смеющийся, жестокий и печальный, прячущиеся в тени глаза, голая спина; сердитый рот Дэвида, пальцы, пощипывающие кожу над кадыком; сжатые на коленях руки Стефани, склонившийся над раковиной Койл; зависшая над ними пелена печали. Я крутил осколки и так и сяк, но цельная картинка никак не собиралась. Натянул джинсы и свитер и открыл ноутбук.

Клэр проснулась в половине десятого и теперь медленно, но методично двигалась по квартире: завтрак, газета, душ. Я продолжал работать с дисками Холли. Клэр мимоходом трепала меня по волосам.

Я успел просмотреть три интервью: девятое, десятое и одиннадцатое, последние, еще не отредактированные варианты. Мужчины на них представали во всей красе, не прикрытые ничем, как и их имена, адреса и места работы. Героя девятого интервью я никогда раньше не видел, но номерами десять и одиннадцать оказались, соответственно, высокий лысый и бледный волосатый типы, записи с которыми я смотрел накануне. Чез Монро был прав: работы Холли становились все экстремальнее. Не мешало бы навестить каждого из этих мужчин.

Нет, как таковых оснований предположить, будто кто-то из «актеров» решил разыскать Холли через несколько месяцев после основных событий, не было. Однако незадачливых любителей жестокого секса могло что-то подтолкнуть – вот ведь Митчелл Фенн тоже отреагировал на толчок. Корчась на сцене театра «Словечко», Вернер клялся всем святым, что шантажировал только Фенна, однако не верить ему было очень легко. Я вздохнул. Сам себе я напоминал утопающего, который хватается за соломинку. Я потянулся за следующим диском, и тут загудел домофон.