Текст книги "Растерзанное сердце"

Автор книги: Питер Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Чедвик подошел и подобрал его, стоя над Гривзом, он спросил:

– Кто она? Вы ее знаете?

– Вроде того, – отозвался Гривз. – Слушай, мне чего-то не того, Роб. Башка у меня… как будто в ней змеи… такие штуки вспоминаются, дружище… мне надо бы… – Он отвернулся.

Мёрчент сделал шаг вперед.

– Вик плохо себя чувствует, – объявил он. – Доктор говорит, что он страдает переутомлением и эмоциональное состояние у него сейчас очень хрупкое. Для него это, наверное, ужасное потрясение.

– Почему? – осведомился Чедвик, снова усаживаясь.

Мёрчент повел рукой в сторону фото:

– Та девушка. Это Линда. Линда Лофтхаус. Она двоюродная сестра Вика.

Двоюродная сестра. Миссис Лофтхаус об этом и словом не обмолвилась. Но зачем бы ей? Он не расспрашивал ее о «Мэд Хэттерс», к тому же она явно пребывала в состоянии шока. Тем не менее это любопытная ниточка, за нее стоит потянуть. Чедвик взглянул на Вика Гривза с новым интересом. Самый неряшливый из всей компании, он выглядел так, будто несколько дней не брился, кожа у него была мертвенно-бледная, словно он никогда не видел солнца, а лицо было усеяно воспаленными красными точками. Волосы свалялись, как будто он с неделю не мыл голову и не причесывался. Спал он, судя по состоянию его одежды, не раздеваясь. Рядом с ним на диване валялась затрепанная книжка в бумажной обложке – «Встречи с замечательными людьми».

– Они были в каких-то особенно близких отношениях? – спросил Чедвик у Робина Мёрчента.

– Да нет, не думаю. Ну, просто двоюродные. Она выросла в Лидсе, а семья Вика жила в Рочдейле.

– Линда, насколько нам известно, жила в Лондоне, – заметил Чедвик. – Там ведь сейчас живете и все вы?

– Лондон большой.

Чедвик набрал в грудь побольше воздуха.

– Мистер Мёрчент, – заговорил он, – я понимаю, что все вы – люди занятые, не говоря уж о том, что все вы знамениты и, несомненно, богаты. Но на фестивале, в котором вы принимали участие, жестоко убили молодую девушку. Ее видели за сценой с двумя из вас, а теперь один из вас еще и оказался ее двоюродным братом. Существует ли какая-то определенная причина, по которой вот этот мистер Гривз страдает от переутомления и депрессии? Если человек кого-то убил, он иногда может чувствовать себя именно так.

После тщательно выстроенной тирады Чедвика воцарилась ошеломленная тишина. Гривз заворочался на диване, и его книжка свалилась на пол. Он сжал голову руками и простонал:

– Поговори с ним, Роб, скажи ему. Я с этим не справлюсь на хрен.

– Послушайте, – произнес Мёрчент. – Почему бы нам с вами не прогуляться, инспектор? Я постараюсь ответить на все ваши вопросы. Разве вы не видите, как это происшествие расстраивает Вика?

Расстройства Вика не особенно заботили Чедвика, но он решил, что если выполнит просьбу, то, возможно, ему удастся получить немного больше информации от Робина Мёрчента, который казался самым вменяемым в этой компании. Он дал знак Эндерби, чтобы тот побыл с остальными, и вышел вместе с Мёрчентом в вымощенное камнем патио. Они прошли вниз по склону, спустившись к бассейну.

– Когда-нибудь им пользуетесь? – полюбопытствовал Чедвик.

– Иногда, – с улыбкой ответил Мёрчент. – Для полуночных оргий, в те два дня в августе, когда достаточно тепло. Джесс пытается поддерживать его в чистоте, но это трудно.

– Лорд Джессоп вам не родственник?

– Джесс? Господи помилуй, конечно нет. Он меценат. И наш друг.

Они стояли на краю бассейна, глядя вдаль, на долину. Чедвик разглядел красный трактор, пробиравшийся через поле к крошечной ферме. Склон холма был усеян белыми пушистыми клубками – овцами. Он опустил взгляд и посмотрел на бассейн. В мутноватой воде плавали несколько первых осенних листьев, а также, кажется, дохлый воробей.

– Итак, мистер Мёрчент, – вздохнул Чедвик, – как я понимаю, вы – лидер группы?

– Публичный представитель. В лидеров мы не верим.

– Очень хорошо. Представитель. Значит, вы представляете других, выступаете от их имени?

– В каком-то смысле. Да. Не то чтобы они сами не могли… Но вот Вик, вы видели, не такая уж душа общества, хотя у него огромный творческий потенциал. С Эдрианом и Рэгом все в порядке, но у них не очень хорошо подвешен язык, а Терри – чересчур хиппи, чтобы общаться с легавыми.

– Вы говорите как образованный человек.

– У меня ученая степень, если вы об этом. По английской литературе.

– Впечатляет.

– Тут нечем впечатляться. Это просто бумажка. – Мёрчент пнул ногой два заблудившихся камешка. Они плюхнулись в бассейн. – Можно мы побыстрее все это провернем? Знаете, не хочу показаться грубым, но у нас правда скоро гастроли, нам надо репетировать. Несмотря на общепринятое мнение, рок-группа – это не просто сборище шалопаев с минимальными музыкальными способностями и мощными усилителями. Мы серьезно относимся к своей музыке и трудимся над ней как следует.

– Уверен, что так оно и есть. Думаю, если я вам задам прямые, простые вопросы и вы на них прямо и просто ответите, мы совсем скоро закончим. Подходит?

– Отлично. Приступайте. – Мёрчент закурил.

– Это мистер Гривз достал пропуск за сцену для Линды Лофтхаус?

– Его достал я, – ответил Мёрчент.

– Почему именно вы?

– Вик не… ну, вы же сами видите, он не очень-то умеет взаимодействовать с законом, властями и прочим. Они его пугают. Она была его кузина, но он попросил меня достать ей пропуск.

– И вы это сделали?

– Да.

– И где она должна была забрать пропуск?

– На входе за сцену.

– Видимо, взять у охраны?

– Да.

Следовательно, они плохо допросили охранника, который, как выясняется, дал Линде пропуск, а может быть, он забыл или солгал. Что ж, подумал Чедвик, люди довольно часто лгут полиции. Они не хотят ни во что ввязываться. К тому же в каждом всегда отыщется хоть капелька вины.

– Она могла входить и выходить когда захочет?

– Да.

– О чем вы разговаривали, когда с ней фотографировались?

– Просто спрашивали, весело ли ей и прочее в том же роде. Обычный треп. Мы болтали всего минуты две. Я даже не знал, что нас кто-то снял.

– И ей было весело?

– По ее словам – да.

– Ее ничто не беспокоило, не пугало?

– Ничего об этом не знаю.

– Вы потом еще говорили с ней в тот вечер, после того как вас сфотографировали?

– Нет.

– Видели ее позже?

– Ну разве где-то там, вдали.

– Тогда, позже, у нее на щеке был нарисован цветок?

Мёрчент помолчал, задумавшись, и ответил:

– Знаете, был. Во всяком случае, мне кажется, это была она. Там за кулисами одна девчонка занималась боди-артом.

Что ж, подумал Чедвик, вот и конец одной гипотезе. Впрочем, полезно будет разыскать эту «девчонку», если это возможно, и точно узнать, она ли нарисовала цветок на щеке Линды.

– Вы хорошо знали Линду?

– Почти не знал. Раза два встречал ее в Лондоне. Один раз, когда мы писали альбом, она связалась с Виком через его родителей и попросила разрешения посидеть на студийных сессиях – в качестве друга группы. Она интересовалась музыкой, мы ей, кстати, даже дали немного поиграть на акустической гитаре на одном треке, и еще они с подружкой кое-где подпели. Получилось очень даже неплохо.

– Что за подружка?

– А, какая-то цыпочка. Я с ней толком не общался.

– У Линды когда-нибудь были близкие отношения с кем-нибудь из группы?

– Нет.

– Бросьте, мистер Мёрчент. Линда Лофтхаус была необыкновенно привлекательная девушка, разве вы не заметили?

– В нашем деле хватает привлекательных девушек. И потом, мне как-то не казалось, что она из тех, кто замутит с рок-музыкантом.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, она была приличная, хорошо воспитанная, да и просто поумнее и поначитаннее, чем большинство ее подружек.

– У нее был ребенок.

– И что же?

– Чтобы забеременеть, надо с кем-то переспать. Она проделала это, когда ей было пятнадцать, и теперь вы меня уверяете после двух встреч с ней, что она была «не из таких»?

– Нутром чую, скажем так. Не знаю. Может, я ошибаюсь. Она казалась милой девчонкой, вот и все. Не испускала тех самых флюидов. Их умеешь чуять, особенно когда работаешь в нашей сфере. Возьмите хотя бы тех трех девчонок, которых вы видели, когда вошли.

– Значит, у Линды ничего не было ни с кем из группы?

– Точно нет.

– А как насчет парней из других групп, которые были на фестивале?

– Возможно, она с кем-то и болтала, но я не видел, чтобы она с кем-нибудь общалась особенно долго.

– А как насчет Рика Хейса?

– Организатора? Ну да, я видел ее с ним. Она говорила, что знает его по Лондону.

– Они были близки?

– Сомневаюсь. Они вели себя друг с другом совсем не так. И еще: не поймите меня неправильно, Рик славный малый, просто у него не клеится по этой части.

Чедвик мысленно отметил это. Те, кому не везет в любви, часто находят интересные пути, чтобы выразить свою неудовлетворенность, и пути эти бывают сопряжены с насилием.

– Вы не знаете, был ли у нее дружок? Она ни о ком не упоминала?

– Не помню… Слушайте, неужели вы догадались, что здесь что-то еще?

– О чем вы?

– Они могли думать, что это не просто убийство.

– «Они»?

– Такая фигура речи. Кто-нибудь…

– Вы меня запутали.

– Вижу. Не знаю… Я подумал… Не все видят мир одинаково.

– Начинаю это понимать.

– Ну… знаете… я хотел сказать, убийство – это же просто слово.

– Смею вас уверить, для меня это нечто большее, «что-то еще».

– Простите. Простите. Не хотел вас обидеть. Но вы – это вы. Я всего лишь хотел вам сказать, что другие люди мыслят иначе.

Чедвику стало неуютно в этих философических дебрях. Отчаянно пытаясь выбраться на более надежную почву, он спросил:

– Вы знаете, где она жила?

Мысли Мёрчента, похоже, витали где-то далеко, наконец, словно очнувшись, он усталым голосом ответил:

– У нее была комната на Пауис-террас. Ноттингхилл-Гейт. Во всяком случае, так она сказала, когда заходила к нам в студию.

– Вы, случайно, не знаете номер дома?

– Нет. Я и улицу-то знаю только потому, что, когда она упомянула Ноттингхилл, я стал ее расспрашивать, потому что это отличный район. Все знают Ноттингхилл, Портобелло-роуд, Пауис-сквер и прочее в том же роде.

Чедвик помнил лондонскую Портобелло-роуд: в войну он как-то побывал там в увольнении.

– Дорогой район?

– Черт возьми, да нет же. По крайней мере, для Лондона. Там сплошь такие дешевые комнатенки – спальня, она же гостиная.

– Вы сказали, что встречались с ней в Лондоне пару раз. Когда был второй?

– В прошлом году, на концерте в Раундхаусе. По-моему, в октябре. Во время одного из туров, которые устраивал Рик Хейс. Она тогда опять попросила Вика провести ее с подружкой за сцену, а он это опять поручил мне.

– Та же подружка, которая была с ней на звукозаписи?

– Да. Извините, но я уже сказал: я с ней не общался. Не помню, как ее зовут.

Чедвик посмотрел вдаль, на долину. Трактор уже исчез. Поднялся ветерок, тени облаков бежали по полю и по светлым пятнам известковых обнажений.

– Не очень-то у вас хорошая память, дружище, – заметил он.

– Слушайте, если вам кажется, что от меня никакой пользы, то простите, – пожал плечами Мёрчент. – Но я говорю правду. Линда никогда не была частью нашего окружения, она не была фанаткой. За последние два года она связывалась с Виком только три раза, просто чтобы попросить о небольших одолжениях. Нам это было нетрудно. Никаких проблем. В конце концов, она была родственница. Но больше ничего не было. Никто из нас с ней не сближался, никто из нас ее хорошо не знал.

– И это все?

– Да, сэр.

– Вернемся к прошлому воскресенью. Где все вы были между часом и часом двадцатью ночи?

Мёрчент кинул окурок в бассейн:

– Разве упомнишь!

– Вы вместе с остальными слушали «Лед Зеппелин»?

– Какое-то время да, но вообще я от них не в восторге. Видимо, я читал в вагончике или был в пивной палатке.

– Это не очень-то хорошее алиби, верно?

– Я не знал, что оно мне понадобится.

– А остальные?

– Они околачивались где-то рядом.

– А ваш менеджер, мистер Адамс? Он там был?

– Крис? Да, он тоже был где-то неподалеку.

– Но вы его не видели?

– Не могу точно сказать, в какое время я его видел, но он иногда мелькал у меня перед глазами.

– Значит, любой из вас мог выбраться в лес с Линдой Лофтхаус и заколоть ее там?

– Ни у кого не было для этого никаких причин, – возразил Мёрчент. – Ни у кого не было с ней близости, мы ее толком не знали. Я просто сделал для нее два пропуска, вот и все.

– Вы не говорили, что их было два.

– А вы не спрашивали.

– Для кого был второй пропуск?

– Для ее подружки. С Линдой была одна девушка.

– Та же, которую вы видели в Раундхаусе и на записи? Имя которой вы не помните?

– Та самая.

– Почему вы не сказали раньше?

Мёрчент как-то неопределенно махнул рукой.

– Если вы делали ей пропуск, вы должны знать ее имя, – настаивал Чедвик.

– Я на него не смотрел.

– Вы видели эту девушку на фестивале позже?

– Раз или два.

– Она была вместе с Линдой?

– В первый раз да. Потом – нет.

– Что вы знаете об этой девушке?

– Ничего. Она была Линдина подружка, они вместе пели по клубам. По-моему, они жили вместе, или были соседями, или еще что-нибудь в этом роде.

– Как она выглядит?

– Выглядит классно. Лет ей примерно столько же, сколько Линде. Длинные темные волосы, южный тип. Славная фигурка.

– В котором часу вы видели ее в последний раз?

– Не помню. Играли «Пинк Флойд». Значит, где-то около полуночи.

– И тогда они были вместе?

– Нет, Линду я тогда не видел.

– Что в тот момент делала эта ее подружка?

– Просто стояла вместе с кучкой каких-то ребят, пила, болтала. Никого из них не знаю.

Кто же это? – задал себе вопрос Чедвик. И почему не сообщила о пропаже подруги? Уже не в первый раз он задумался об умственных способностях того мирка, с которым ему приходится иметь дело. Получается, этим людям все равно, если кто-то украдет у них спальный мешок и, более того, если кто-то из близких попросту исчезнет? Он не рассчитывал, что они будут смотреть на мир так же, как он, ожидая опасности за каждым углом, но ведь, чтобы беспокоиться за кого-то, достаточно обычного здравого смысла. Если только что-нибудь не случилось и с этой девушкой. Он решил, что не сумеет это выяснить, если будет продолжать болтаться в Свейнсвью-лодж, а мысль о том, чтобы снова попытаться разговорить остальных музыкантов, вызывала у него головную боль.

Чедвик поблагодарил Робина Мёрчента за то, что тот уделил ему время, заметив, что с Виком Гривзом им тоже придется побеседовать, когда Гривз будет чувствовать себя лучше, и потом они вернулись в дом. Гордый собой Эндерби держал в руках пластинку «Мэд Хэттерс», он попросил у Мёрчента автограф. Тот подписал диск. Остальные, развалившись в креслах, курили и потягивали напитки, Рэг Купер тихонько наигрывал на гитаре, Вик Гривз, очевидно, уснул на своем диване. Где-то на заднем плане жужжала аудиосистема. Крис Адамс проводил их к выходу, извинившись за Гривза и сообщив, что, если им потребуется что-то еще, они могут просто связаться с ним, дал им свой телефон и простился у дверей.

– Как ты ее заполучил? – спросил Чедвик в машине, указывая на пластинку.

– Он мне ее дал. Менеджер. Они все ее подписали.

– Лучше сдай ее мне, – заметил Чедвик. – Ты же не хочешь, чтобы подумали, будто ты берешь взятки, верно?

– Но… сэр!

Чедвик протянул руку:

– Ну-ка, парень. Давай сюда.

Эндерби неохотно отдал ему диск. Чедвик сунул его в портфель, пряча улыбку, когда Эндерби чуть не сорвал сцепление, выезжая обратно на дорогу.

Глава девятая

Редакция «Мохо» представляла собой квадратное помещение открытой планировки на том же этаже, на котором располагались редакции журналов «Кью» и «Керранг!». Здесь работало около двадцати человек. Возле двух довольно больших окон стояли длинные столы, заставленные компьютерами «Макинтош» всевозможных расцветок и заваленные стопками компакт-дисков, справочников и папок. Беспорядок, но довольно живописный беспорядок. Шкафчики для документов размещались под столами. Стены увешаны плакатами – в основном увеличенными обложками «Мохо». Сотрудники, как отметил Бэнкс, тоже являли собой пеструю картину: короткие стрижки, длинные гривы, седина, бритые головы; одежда на журналистах была в основном непарадная, однако наличествовало даже несколько галстуков.

Никто не обратил на Бэнкса никакого внимания, когда Джон Батлер, редактор, к которому он пришел, провел его к секции стола, расположенной поближе к окну. На его рабочем месте среди бумаг лежал пустой пакет из закусочной «Prêt a Manger», в воздухе чувствовался запах бекона, напомнивший Бэнксу, что уже середина дня и он помирает с голоду. Садясь, он уловил урчание в желудке.

Джону Батлеру было под сорок, и он был одним из самых буднично одетых людей в офисе: джинсы, старая футболка с логотипом группы «Хоуквинд». Его бритая голова поблескивала под лампами искусственного света. Играла музыка, что-то в стиле шестидесятых, с бренчащими гитарами и аккордеонами. Бэнкс не узнавал эту вещь, но она ему понравилась. Кроме того, откуда-то из-за угла доносились бухающие басы танцевального микса. Он подумал: нелегко, должно быть, сосредоточиться на писании, когда вокруг так шумно.

– Я по поводу Ника Барбера, – сообщил Бэнкс. – Как я понимаю, он работал над заданием по вашему заказу?

– Да, это так. Бедняга Ник. – Батлер наморщил лоб. – Один из лучших. Никто, абсолютно никто не знал больше Ника о музыке конца шестидесятых – начала семидесятых, особенно о «Мэд Хэттерс». Огромная потеря для всего музыкального мира.

– Я постараюсь выяснить, кто его убил. Это моя работа, – сказал Бэнкс.

– Понимаю. Разумеется, любую помощь, какую я только в силах… хотя я не представляю, чем могу помочь.

– В чем состояло задание, которое выполнял Ник Барбер?

– Он делал большой материал о «Мэд Хэттерс», – ответил Батлер. – В основном о Вике Гривзе, их клавишнике. В следующем году исполнится сорок лет со дня образования группы, и они собираются снова, хотят устроить большое мемориальное турне.

Бэнкс уже слышал о «Мэд Хэттерс». Да и мало кто не слышал. Прогремев в шестидесятые, они спустя долгое время сумели восстать из праха, как воскресали очень немногие – скажем, как «Флитвуд Мак» без Питера Грина или «Пинк Флойд» без Сида Барретта. Но это обошлось им очень дорого, вспомнил Бэнкс.

– Где они теперь? – поинтересовался он.

– Рассеялись по миру. Большинство сейчас живет в Лос-Анджелесе.

– Вик Гривз много лет назад исчез, верно? – спросил Бэнкс.

– Верно. Ник его нашел.

– Как ему это удалось?

– Ник неплохо скрывал свои источники, но, скорее всего, он отыскал его через службу найма жилья или агента по продаже недвижимости. У него повсюду были контакты. Вик Гривз не очень-то старался сохранить инкогнито, он просто отшельник, не афиширует своего присутствия. Я хочу сказать, что его нашли первым. Проблема в том, что никто, видимо, не сумел его разговорить, поэтому все оставили его в покое, кроме, может быть, каких-нибудь сумасбродов, которые считают его своего рода культовой фигурой, вот почему он все же охраняет свою частную жизнь, точнее, ее охраняет Крис Адамс. Короче говоря, как бы Ник до Гривза ни добрался, но только не через Адамса, их менеджера.

– Почему вы так думаете?

– Адамс усиленно защищает Гривза, с тех пор как группа распалась. Они с Гривзом старые друзья, еще со школы.

– Где Ник Барбер нашел Гривза?

– В Северном Йоркшире. У «Хэттерс» всегда были прочные связи с Йоркширом – через лорда Джессопа и Свейнсвью-лодж. А кроме того, Вик и Рэг Купер, соло-гитарист, оба родом из тех мест. С остальными они познакомились в университете Лидса.

– Северный Йоркшир? Сколько Гривз там прожил?

– Понятия не имею, – ответил Батлер. – Ник не говорил.

Итак, цель паломничества Ника Барбера все время находилась у Бэнкса под носом, а он и не догадывался. Да и как он мог догадаться? Впрочем… тут у Бэнкса мелькнуло одно воспоминание. Кажется, он все же и раньше чуял, что привело Ника Барбера в Свейнсдейл.

– Вы мне не поможете? – попросил он. – Я вырос в других краях, но, насколько я помню, те места еще как-то связаны с группой, верно?

– Там погиб Робин Мёрчент, басист.

– Он ведь утонул?

– Да, действительно. Утонул в бассейне примерно через год после того, как то же самое произошло с Брайаном Джонсом. В июне семидесятого. Рок-музыкант – профессия группы риска.

– И этот бассейн находится в Свейнсвью-лодж, – добавил Бэнкс. – Теперь я вспомнил.

Он-то вспомнил только теперь, а Ник Барбер наверняка знал об этом – как спортивные фанаты знают наизусть, когда и с каким счетом сыграла их команда, помнят статистику матчей и величайших игроков за многие годы.

– Этот дом, Свейнсвью-лодж, уже несколько лет стоит пустой, – сообщил Бэнкс. – С тех пор, как в апреле девяносто седьмого умер лорд Джессоп. Наследников не оказалось.

И никому не оказалась нужна эта куча камня, припоминал Бэнкс. Начать с того, что требовались слишком большие средства, чтобы поддерживать ее в приличном состоянии, к тому же дом нуждался в серьезном ремонте. Одна-две гостиничные сети проявили было интерес к этой недвижимости, но вскоре их отпугнула история с ящуром; одно время поговаривали о том, чтобы превратить дом в общественный центр, но и из этого ничего не вышло.

– Расскажите мне еще о Нике Барбере, – попросил он.

– Да в общем-то нечего рассказывать, – признался Батлер.

– Как он попал в вашу сферу? Его родители говорят, что он не учился на журналиста, у него не было практики.

– Вам это может показаться странным, но обучение журналистике редко поощряется в нашей области: порождает слишком много вредных привычек. Разумеется, мы требуем, чтобы человек умел писать, но важнее всего любовь к музыке.

Это полностью соответствовало тем сведениям о Нике, которые имелись у Бэнкса, – если только Ник умел писать.

– И у Ника Барбера была эта любовь?

– В избытке. Кроме того, он отлично разбирался в самых разных музыкальных жанрах, в том числе в джазе и классике. Замечательный, оригинальный ум. Какая трагическая потеря!

– Сколько времени он для вас писал?

– Семь-восемь лет, периодически.

– А когда он заинтересовался «Мэд Хэттерс»?

– Лет пять назад или около того.

– Насколько я понимаю, он жил довольно экономно.

– Музыкальным критикам платят не такие уж шикарные гонорары, однако у них есть множество дополнительных преимуществ.

– Возможность без риска приобретать наркотики?

– Я не это имел в виду. Пропуска, позволяющие проникнуть за кулисы, похлопать по плечу рок-аристократию, произвести впечатление на девиц – такого рода вещи.

– Думаю, я бы предпочел получать лишнюю сотню фунтов в неделю, – признался Бэнкс.

– Вероятно, это одна из причин, почему эта профессия – не для вас.

– Согласен. Почему он не поступил к вам в штат?

– Не хотел. Мы бы его не раздумывая приняли, на этом рынке большая конкуренция. Но Ник желал сохранять независимость, ему нравилось быть свободным художником. Откровенно говоря, не всякий человек может как следует работать в офисной обстановке, и я думаю, что Ник – как раз из таких. Ему нравилось быть в свободном полете, но его материалы всегда были готовы к сроку.

Бэнкс понимал, о чем говорит Батлер. Не далее как сегодня утром суперинтендант Жервез говорила с ним в общем-то о том же самом: можешь не показываться в офисе, главное – доставляй мне результаты.

– Как он получил последнее задание?

– Сам напросился. На ежемесячном совещании мы решили сделать что-нибудь по «Хэттерс». Годовщины, мемориальные туры и прочие подобные вещи – обычно хороший повод, для того чтобы по-новому взглянуть на явление или открыть в нем что-то необычное.

– И он вам позвонил?

– Да. Как раз когда мы сами собирались к нему обратиться. Он писал о них раньше – заметки и обзоры, коротенькие, но с большим пониманием. Если хотите, могу дать вам несколько оттисков, чтобы вы представляли себе, как он работал.

– Буду признателен, – ответил Бэнкс. Он помнил, что когда-то давно, кажется, читал какие-то тексты Барбера. Но он не хранил номеров «Мохо». У него и так скопилось слишком много старых журналов. – Что было потом?

– Мы несколько раз встречались, чтобы обговорить детали, и провели еще одно краткое совещание, где сосредоточились на главной теме.

– То есть на Вике Гривзе?

– Да. В «Хэттерс» он всегда был ключевой фигурой. Загадочный человек. Безумный гений и все такое прочее. И он выбрал самое неподходящее время, чтобы уйти из группы. Робин Мёрчент тогда только что утонул, группа распадалась. Если бы не Крис Адамс, с ними было бы покончено. Ник надеялся получить эксклюзивное интервью. Это была бы настоящая сенсация – если бы он разговорил Гривза. Еще он хотел сделать материал о первом этапе истории группы, об их выступлениях и записях до того, как умер Мёрчент и ушел Гривз: показать контраст между их ранним и позднейшим стилями.

– Сколько времени понадобилось бы Барберу на такую статью?

– От двух до пяти месяцев. Начнем с того, что нужно было изучить историю вопроса, переворошить всю информацию, касающуюся прошлого, со многими пообщаться, а это не всегда легко. При этом нужно суметь отделить правду от мифов, а это еще труднее. Знаете ведь, что говорят о воспоминаниях: если люди не могут вспомнить, то они выдумывают. Хотя Ник всегда работал очень тщательно. Он проверял и перепроверял все факты и источники. Он не оставил без внимания ни одного концерта «Мэд Хэттерс», ни одного обзора в университетской газетке. Не было ни одной редкой песни, не вошедшей в альбомы, которую он бы не послушал сто раз.

– Он много успел сделать?

– Только-только начал. Неделю-две он просто разъезжал по разным местам, звонил разным людям, проверял всякие старые адреса и явки и тому подобное. Надо сказать, что многие из тех площадок, где играл первый состав «Хэттерс», теперь уже не существуют. И он, кажется, провел масштабные исторические изыскания, изучал старые обзоры в газетных архивах Британской библиотеки. Но начать работать над главной темой он планировал в Йоркшире. Он пробыл там всего неделю, когда… ну, вы сами знаете, что произошло.

– Он присылал вам какие-нибудь отчеты?

– Нет. Раза два я с ним говорил по телефону – и все. Кажется, когда он был в Йоркшире, ему приходилось звонить из автомата, через дорогу от того места, где он жил. Мобильный телефон там не ловил.

– Это мне известно, – отозвался Бэнкс. – В каком он был состоянии, если судить по голосу?

– В возбужденном. Но при этом разговаривал очень осторожно. Подобная история… я имею в виду, если бы Нику действительно удалось добиться, чтобы Вик Гривз откровенно рассказал о прошлом… если бы кто-нибудь пронюхал об этом… сами можете себе представить, к чему это могло привести. В нашем деле запросто перегрызают друг другу глотки.

– Нам необходимо выяснить, где живет Вик Гривз, – сказал Бэнкс.

– Понимаю, и, если бы я знал его адрес, я бы вам его сообщил. Ник упомянул о деревне Линдгарт, где-то в Северном Йоркшире. Я никогда о ней не слышал, но, кажется, это где-то возле Иствейла, если это вам хоть чем-то поможет. Это все, что я знаю.

Бэнкс решил, что в Линдгарте он наверняка легко сумеет отыскать Вика Гривза.

– Я знаю эту деревню, – ответил он. – Она совсем близко от того места, где останавливался Ник. Можно дойти пешком. Вы, случайно, не в курсе, успел ли Ник встретиться с Гривзом?

– Один раз.

– И что же?

– Разговора у них не получилось. По словам Ника, Гривз взбесился – как обычно, отказался общаться, послал его на все четыре стороны. Откровенно говоря, я очень сомневаюсь, что вам удастся добиться от него чего-то путного.

– Что с ним такое?

– Никто не знает. Он просто стал странным, вот и все. И это тянется уже много лет.

– Когда Ник с ним встречался?

– Он не сказал. Когда-то на прошлой неделе.

– В какой день недели он вам звонил?

– В пятницу. В пятницу утром.

– Что он собирался делать?

– Поговорить с Виком еще раз. Применить иной подход. Ник был мастер своего дела. Первый раз – это был пробный заход. Он мог найти что-то, что привлечет интерес Гривза, некую общую для них обоих почву и потом уже начать действовать.

– У вас есть какие-нибудь предположения, почему эта история могла стоить Нику Барберу жизни? – спросил Бэнкс.

– Совершенно никаких, – ответил Батлер, разводя руками. – Мне по-прежнему не верится, что это действительно произошло. А может, то, что случилось, и не имеет никакого отношения к «Хэттерс»? Вы не рассматривали такую возможность? Вдруг там действовал чей-нибудь разгневанный муж? Наш Ник был большой ходок.

– Какой-нибудь конкретный супруг мог в последнее время желать его смерти?

– Ничего об этом не знаю. Мне кажется, он никогда ни с кем не был долго, особенно если к нему начинали слишком липнуть. Прочным связям всегда мешала его любовь к независимости – и к музыке. Если уж на то пошло, большинство наших ребят живут без подружек. Они скорее станут выслеживать старые виниловые пластинки в магазинчиках на Бервик-стрит, чем ходить куда-нибудь с девушкой. Они у нас – одиночки, помешанные на своем увлечении.

– Значит, Ник Барбер придерживался принципа «поматросил и бросил»?

– Что-то в этом роде.

– Тогда, может быть, это сделала разгневанная подружка?

Батлер принужденно рассмеялся.

Бэнкс вспомнил о Келли Сомс, но он не верил, что это она убила Ника Барбера, – и не только из-за расхождений во времени. Впрочем, оставался еще ее отец – Келвин Сомс. Он уходил из паба на пятнадцать минут, и никто не видел, чтобы он возвращался на свою ферму в Линдгарте проверить газовую конфорку. Понятно, что погода в тот вечер стояла ненастная, к тому же его ферма расположена вдалеке от основных дорог, однако об этом стоило подумать. Бэнкса мучил вопрос: скрывает ли Сомс тот факт, что он знает об отношениях Барбера и Келли? И если это сделал Сомс, зачем ему понадобилось уносить все вещи Барбера?

Однако, честно говоря, в глубине души Бэнкс чувствовал, что Барбера убили из-за его материала о «Мэд Хэттерс». Но почему, по какой причине? Если не брать в расчет кровожадных рэперов, профессия музыканта не вяжется с убийствами, и требуется весьма живое воображение, чтобы представить себе стареющих хиппи, которые шляются по окрестностям и колошматят людей кочергой по голове. Но факт остается фактом. Ник Барбер отправился в Йоркшир на поиски бывшей рок-звезды, ведущей отшельнический образ жизни, и через несколько дней его нашли мертвым, причем пропали все его заметки, мобильный телефон и ноутбук.

Бэнкс поблагодарил Батлера за то, что тот уделил ему время, и предупредил, что, возможно, еще вернется задать какие-то вопросы. Батлер проводил его до лифта, по пути захватив обещанные оттиски. Бэнкс вышел на оживленную Оксфорд-стрит несколько более осведомленным, чем когда входил в Мэппин-хаус. Он обнаружил, что стоит у музыкального магазина «Эйч-Эм-Ви» и вошел в него.

15 сентября 1969 года, понедельник

Вечером в этот понедельник настроение в «Роще» было подавленное. Кто-то погасил весь свет и поставил на каждый столик свечи. Ивонна сидела в задней части небольшого зальчика, возле дверей, вместе со Стивом, Джули и остальными. Мак-Гэррити тоже тут был, но, к счастью, сидел он не с ними. Один раз он вышел на сцену и прочел несколько строф Элиота. Типично для него, подумала Ивонна. Отвергает стихи, которые пишут другие, но способностей сочинить собственные у него не хватает. Поболтали о субботнем концерте в Торонто, на котором, как выяснилось, Джон Леннон и Йоко выступали с некоторыми звездами рок-н-ролла; кто-то завел довольно бессвязный разговор о тех убийствах в Лос-Анджелесе, но остальные не подхватили тему и разговор увял. Ребята, казалось, были погружены в себя. Конечно, они и до этого знали, что в прошлый понедельник что-то случилось в Бримли, однако теперь известие об убийстве разнеслось по всей округе, имя жертвы напечатали в утренних газетах и сообщили в вечерних новостях. Многие ее знали – хотя бы по имени или в лицо.