Текст книги "Наблюдатели"

Автор книги: Питер Леранжис (Леренджис)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

15

Мы потеряли ее.

Мы потеряли его.

Кого?

Во сне я парю, я счастлива, и рыба плавает вокруг моего тела, и я ныряю в коралловых рифах – пурпурных и белых…

– Рейчел…

И кто-то зовет меня по имени, милее голоса нет на свете, мужественный и ласковый одновременно, и нет больше никого, у кого был бы такой голос, кроме…

– Рейчел!

…дедушки Чайлдерса. Но дедушки Чайлдерса нет в моем сне (а где же он?), потому что мама и папа и Сет плачут одни, и я вдруг понимаю что не только обо мне, они оплакивают и его, и это хуже всего, дальше некуда, это самое страшное, что можно себе представить.

– Аааах…

Я, это мой голос, что-то лежит у меня на животе (оставьте меня в покое!), и я чувствую, как какая-то сила вырывает меня из моего сна, а я хочу, чтобы он вернулся, та часть его, где о дедушке Чайлдерсе, который где-то в другом месте и там счастлив…

– Рейчел, все будет в порядке.

Сон развеялся, как пепел по ветру.

Я жива.

Я сижу на чем-то твердом.

Сильные руки укачивают меня, закутанную в непромокаемый плащ.

Я попыталась взглянуть на своего спасителя, но порыв ветра бросил мне в лицо пригоршню брызг.

Но я его и без того узнала.

Жесткая седая борода. Обветренное лицо. Холодные серо-голубые глаза.

– Дедушка Чайлдерс?

– Держись, малышка.

Он!

Нет. Не он.

Это только похоже на него. Говорит его голосом.

– Спасибо, – проговорила я, вся дрожа.

– Как тебя зовут? – спросил старик.

– Рейчел Чайлдерс. А тебя?

Он улыбнулся:

– Люди называют меня Шкипером.

Я отшатнулась:

– Ты Шкипер?

О, нет!

Только не это.

Я приготовилась прыгать.

Чтобы снова добраться до облачной стены.

Только у меня больше не было ни сил, ни желания.

Я не могла удержать слезы. Они текли по щекам, смешиваясь с холодным дождем.

Он получил меня. Они получили меня. Я одна из них. На всю жизнь.

Шкипер нагнулся и поднял стоявшую у него между ног сумку из мешковины.

– Будь добра, верни это владельцу. Ему это, полагаю, пригодится.

Он протянул мне сумку, и я взяла ее.

– Кто… где?..

– Шшшшш… – Старик ласково приложил палец к моим губам. – Иди. Лодка перевезет тебя на ту сторону.

– Но… остров… все тамошние жители…

– Я сам позабочусь о них. – Старик улыбнулся. – А всем скажи, что с Кламсоном Чайлдерсом все в порядке.

С Кламсоном Чайлдерсом?

Не сказав больше ни слова, Шкипер перевалил через борт.

– Подожди! – крикнула я. – Куда ты?

– Держи левее! – послышался голос Шкипера. – И ты пройдешь!

Он повернул вспять и, энергично взмахивая руками, поплыл в сторону Онирона.

И тут же исчез в обхватившем его тумане.

Я осталась одна.

Спасенная Кламсоном Чайлдерсом. Первым.

Моим прапрадедушкой.

Капитаном яхты, которая совершала тот круиз в день рождения дедушки Чайлдерса.

Шкипером.

Я открыла мешок.

Там лежал мокрый и помятый белый кролик.

Пушок.

Я сунула его обратно в мешок и аккуратно положила под скамейку.

А потом взялась за весла и стала грести.

Держась левее.

16

Еле душа в теле, а справился. Проплыл.

Кто?

Чайлдерс. Не такой уж он немощный, как кажется.

Но девочки все еще нет.

Нет.

Да.

Нет! Я видел ее! Она в лодке!

Я пыталась грести к берегу.

Но не могла.

Руки меня не слушались.

В предрассветных сумерках Несконсет выглядел как на старинной черно-белой фотографии – серебристый и безмятежный. Лодка двигалась вперед по инерции, разрезая стеклянную гладь моря. За спиной остатки облачной стены развеивались и уносились ввысь.

Дом.

Само слово звучало сладко, но не имело реального смысла. Подобно красивой песне на неведомом языке.

Еще совсем недавно я только о доме и мечтала.

Еще совсем недавно я только туда и рвалась. Чистый инстинкт самосохранения.

Но вот я спасена.

И теперь мне есть о чем подумать.

Они мертвы. Все до одного.

Вес. Мери-Элизабет. Карбо. Мой собственный предок.

Я убила их.

Послышался слабый звук мотора, переросший в рокот. Два катера морской полиции и службы спасения мчались ко мне, высвечивая дорожки яркими прожекторами.

Но я не чувствовала себя спасенной и счастливой.

Я почти ничего не соображала.

Через мгновение все кончится.

Как это? Что чувствуют в момент конца света?

Это что-то яростное и громоподобное. Как взрыв атомной бомбы? Или это происходит мгновенно и незаметно, подобно росе, исчезающей при первых лучах восходящего солнца?

Кричат ли они от ужаса? Услышу ли я их стоны?

Последние минуты я совсем не помню.

Брошенный канат. Какие-то люди перелезают в мою шлюпку.

Руки. Вопросы. Суета.

Когда мы прибыли к причалу, я увидела маму, папу и Сета. Глаза у всех были покрасневшие, лица осунувшиеся. Я упала в их объятия.

Мы стояли и обнимали друг друга.

Я пыталась вспомнить, когда мы все последний раз обнимались. Мне тогда было лет восемь, наверное. Повод не помню, только ощущение. Такое же, вероятно, замечательное, как и в тринадцать.

Это теплое чувство проникло в мою душу и растопило ледяную дамбу, которую я там выстроила. И из глубины сердца вырвались счастье и боль, вина и страх, и неподдельный ужас, соединяясь в потоке несдерживаемых слез.

Сет и мама тоже ревели.

Папа держался. Но когда слезы у меня стали высыхать, он крепче всего обнимал меня.

– А мы думали… – проговорил папа, и голос его пресекся.

– Простите, – сказала я.

Мама бросила взгляд на берег.

– А лодка?

– Потом.

Мама не настаивала.

Она понимала, что я еще не могу об этом говорить. Она это знала, ей было достаточно взглянуть на меня.

Ведь она мать.

Но, надеюсь, придет день, и я ей кое-что расскажу.

Но о чем? О том, что я уничтожила остров зомби? А уж о том, кто дал мне лодку, вам во веки вечные не догадаться…

Даже расскажи я ей об этом, она, скорее всего, решит, что это мои фантазии.

Только два человека на всем белом свете поверили бы мне.

И ни одного здесь нет.

– Пап, а где дедушка Чайлдерс? – спросила я его по дороге в яхт-клуб. – И тот парнишка-официант Колин?

Папа не успел ответить. Все, кто стоял рядом и держался на почтительном расстоянии, наконец не выдержали и бросились к нам – дядя Гарри, мистер Хейвершоу, весь Несконсет. Меня обступили со всех сторон толпы доброжелателей. Фоторепортер из «Несконсет инквайер и миррор» начал щелкать как из пулемета. Лоренс, шеф-повар несконсетского яхт-клуба, выспрашивал у меня, чего бы я хотела вкусненького.

Наконец, появился и наш домашний врач. Доктор Иванс всех растолкал и повел меня в тихий ярко освещенный уголок клубного зала.

Он засыпал меня тысячью вопросов. Не помню, что я ему отвечала, но, должно быть, ничего путного, поскольку он продолжал глубокомысленно хмыкать и потирать затылок; словом, обращался со мной как с ребенком.

Весь город сбежался к причалу. Я видела гудящую толпу из окна эркера. Все смотрели в море на подходящий к причалу полицейский катер.

Солнце уже встало. Залив светился ярко-синим до самого горизонта.

Горизонт был чист и прозрачен.

На нем ни облачка.

Никакого острова.

Все исчезло.

Навсегда.

Я разглядывала толпу, отыскивая дедушку Чайлдерса и Колина.

Он был там. В плавках. Мокрый.

Я готова была задушить его.

Я хотела было улизнуть, но доктор Иванс мягко остановил меня. Он сказал, что у меня травматический шок или что-то в этом роде и что мне следует посидеть в кресле, пока мама с папой не отвезут меня домой, и остаток дня провести в постели.

Спасибо.

Когда доктора Иванса позвали на причал, я вскочила на ноги.

Колин направлялся в клуб. Ко мне.

Кроме нас, в зале никого не было.

Я заметила мокрый мешок. Его вместе с другими вещами бросили у дверей. Я бросилась к куче и, подняв мешок, протянула его Колину.

Вот, возьми!

Из мешка выпал белый матерчатый кролик. У Колина челюсть отвисла.

– Пушок? Откуда?..

– Как ты мог так поступить со мной? – закричала я. – Как ты мог впутать меня во все это? Зачем ты явился сюда?

– Прости, Рейчел. Я явился не за тобой. Я имел в виду совсем не тебя.

– Кого же?

– Твоего дедушку.

– Дедушку Чайлдерса? Ты хотел его принести в жертву? Да как ты…

– Мы были лучшими друзьями! Его дедушка был на яхте. Я решил, что ему захотелось бы повидать его. А кроме того, в его возрасте, когда ему осталось не так-то много времени, отправиться на Онирон не так уж глупо.

– Но это же безумие!

Колин вздохнул:

– Он и сам так сказал. Но сказал, что очень тоскует о своих погибших друзьях, но все это в прошлом. Он примирился с этим. Он сказал, что, будь у него хоть одна минута жизни, он предпочел бы провести ее здесь.

Так вот отчего он был такой рассеянный?

Он встретил лицо из прошлого. Лицо, не изменившееся ни на йоту.

Вот уж воистину искушение.

Но предложение он отверг.

Из-за родных.

Из-за меня.

– «Лучше умереть среди людей, которых любишь, чем пережить их», – пробормотала я. – Так он мне говорил.

Колин кивнул.

– Я попал впросак. Но когда увидел тебя, решил, что ты идеальный кандидат для Онирона. Тебе осточертела жизнь здесь. И я подумал, что, удайся мне затащить тебя к нам, ты никогда не захочешь вернуться…

– Как тебе такое в голову пришло?

– Я пробыл там шестьдесят лет. Я мыслю как ониронянин.

– Но ведь Вес, Мери-Элизабет, Карбо – они все могли вернуться. Почему же они не сделали этого?

– Вначале кое-кто пытался. Но жившие до нас навалились на них как коршуны. Твердили им о законе Онирона. И со временем все мы как-то смирились… прижились. Привычка. Свобода.

– Но ты же решил, в конце концов, сбежать. Почему?

– Когда я узнал, что облачная стена возвращается, во мне проснулись уснувшие было чувства. Я посмотрел на друзей. На то, во что превратилась наша жизнь – ни тебе забот, ни проблем, что ни день, то сплошной праздник. Я представил на минуту, что останусь здесь навсегда. И… вдруг мне захотелось умереть. – Колин печально улыбнулся. – Но я-то знал, что это невозможно.

– И ты солгал мне, чтобы заманить туда. А они лгали, чтобы удержать меня там.

– Ложь во спасение, – пробормотал Колин.

– А как ты объяснил мое исчезновение родителям? Снова ложь во спасение? Небось сказал, что я бросилась в воду по собственному желанию, что ты пытался остановить меня, но я не послушалась?

Колин не ответил.

Ложь во спасение.

Чтобы добиться, чего хочешь.

Чтобы заставить меня сделать черную работу.

А теперь остров исчез.

И гибель его на моей совести.

Я чуть не бросилась на него с кулаками.

– Ну и как, ты теперь счастлив? Ты мог бы вернуться и без этого, Колин. Они твои друзья – друзья дедушки Чайлдерса. И ты убил их.

Колин сжал мою руку.

– Рейчел, но они не погибли!

– Не погибли? – Я отшатнулась от него. – Так… они и об этом мне солгали?

– Нет, – тихо проговорил Колин.

– Но ты же здесь, Колин. И я здесь. Больше ведь никого…

Я не договорила. Конец фразы застрял в горле.

Меня вдруг осенило. Я поняла.

Колин медленно кивнул.

– Но… почему?

– Чтобы освободить тебя, – ответил Колин. – И спасти других.

– Жертва.

– Душа за душу. Одна уходит, другая приходит. Таков закон Онирона.

Я выбежала на причал и взглянула на горизонт. Вдруг да хоть облачко! Вдруг связь еще не нарушена полностью и я успею хотя бы прошептать слова прощания!

Но небо чисто и прозрачно.

А до меня донеслись слова папы. Он говорил береговому полицейскому:

– Ему сегодня семьдесят пять стукнуло…

Дело № 7003

Имя: Рейчел Чайлдерс

Возраст: 13

Первый контакт: 58.65.07

Пропуск: НЕ ДАН

Дело № 7004

Имя: Кламсон Чайлдерс

Возраст: 75

Первый контакт: 58.65.07

Пропуск: ДАН

Лаборатория № 6

Дело № 7222

Имя: Сэмюэль Хьюз

Возраст: 13

Первый контакт: 41.33.02

Испытание прошел:

1

― Может, скажешь, что не заслужил, чтоб я тебе врезал?

Барт Рихтер едва цедил слова сквозь стиснутые зубы, напоминавшие захлопнувшуюся мышеловку.

Сэм Хьюз ощущал себя той самой мышкой, которая попалась.

Беги!

Он же взбесился.

Сэм должен был отдать Барту компьютерное домашнее задание – передать скопированную дискету без всякого подвоха, вот и все дела. Барт, как всегда, сплутует. Так уж повелось. Переставит слово тут, строчку там, чтоб слишком в глаза не бросалось, что он списал.

Но вводить в дискету вирус было, пожалуй, чересчур.

«И как мне такое в голову взбрело?»– спрашивал Сэм сам себя.

Хотя по замыслу все было предусмотрено, и даже защита от дурака. Это же не настоящий вирус-убийца. Его легко вычистить. Барту стоило только ввести дискету в свой компьютер, и все его файлы стираются. В отчаянии он звонит Сэму, и Сэм бросается ему на помощь как герой. Он готов восстановить файлы при условии, что Барт перестанет жульничать.

На деле оказалось, что защита от дурака – одно дело, а защита от Барта – это дело другое.

Барт даже не удосужился открыть дискету. Отдал ее как есть.

Так что открыл ее мистер Антонелли, ведущий компьютерный класс. И его файлы оказались стертыми. Все записи по классной работе, семейные финансовые дела, электронная почта и семь первых глав его «Великого американского романа», над которым он корпел, – все улетело в небытие в считанные секунды.

К концу дня вылетел и Барт. Из школы. Его вышибли с треском. Правда, предварительно на него выпустил весь свой заряд мистер Антонелли, он же провалил его по предмету и в довершение всех бед пригрозил, что подаст на него в суд.

Такова предыстория. А сейчас Сэм оказался на задах Блю-Маунтин-Молл в пятницу вечером лицом к лицу с живым воплощением страшного суда в образе готового взорваться от злости четырнадцатилетнего недоумка.

– Мистер Антонелли мужик ничего, – говорил Сэм, пятясь задом. – Это ерунда, а не вирус. Да он восстановит свои файлы в момент. Я скажу ему как, если ты…

Сэм уперся спиной в кирпичную стену. Он покосился направо, на вход в аллею, но его не было видно за неуклюжей фигурой Микки-Мауса.

Барт неумолимо надвигался:

– Что-то я не усеку. Это же надо быть идиотом, чтобы вводить вирус в собственное домашнее задание.

– Он же был не на моей дискете.

Черт! Кто тебя за язык тянул.

Сэм, ты кретин!

До Барта наконец дошло:

– Так ты сделал это нарочно?..

Барт развернулся с быстротой молнии.

Сэм попробовал увернуться, но оказался не таким проворным и был брошен на землю сильным ударом в челюсть. С глухим стуком он, как мешок, шмякнулся о бок Микки-Мауса.

– Впредь шевели мозгами, умник, – прорычал Барт и снова замахнулся.

Сэм уцепился за губу Мауса и подтянулся. Пальцы Барта ухватили его за ногу.

– Барт! – Голос Джейми Рихтер, сестры Барта. Они близнецы.

Джейми – солистка самой плохой гаражной группы, которую доводилось слышать Сэму: «Нечеловеческий феномен». «Голос кошки, издыхающей в дождливую ночь», – так он писал в школьной газете.

Может, он погорячился.

Ты умудрился оскорбить и брата и сестру.

Молодчага, Сэм!

Тебе и одного с лихвой хватит. Головы не унесешь.

– Аааа… – Сэм готов был позвать на помощь, но слова застряли в глотке. Он закатился в приступе кашля, брызгая юшкой.

Барт ослабил хватку:

– Что за?..

Он отшатнулся, стирая кровь с лица.

Все. Конец.

Ты труп.

– Барт, тупая башка!

Звук шагов Джейми становился громче. Барт обернулся.

– Чего тебе? – загудел он.

Сейчас или никогда.

Сэм сделал прыжок на асфальтовую дорожку. От резкого движения распухшую челюсть пронзила острая боль.

Барт снова круто повернулся и хотел было схватить его. Но Сэма и след простыл. Он уже бежал по аллее.

– Сэм? – послышался голос Джейми.

Сэм только пуще припустил.

– Сэм, мне надо тебе кое-что сказать.

Час от часу не легче. Они пустились за ним вдвоем.

Он мчался вниз под гору. К Рио-де-Ратас, то бишь «Крысиной реке» – речушке с мутной, как кофе, водой, огибающей город. У реки было и настоящее имя, только даже старожилы его не помнили. Отходы с предприятий на Блю-Маунтин давно уже погубили ее воды. Сейчас все эти заводы бездействовали и пустовали. Зловоние же и отвратительный вид реки остались как память о былом промышленном расцвете.

Перед самой водой высился забор. Сэм юркнул в дыру под покачнувшимся выжженным солнцем знаком, на котором можно было еще прочитать: «ПРОМЗОНА БЛЮ-МАУНТИН».

Заходящее солнце сгущало тени, отбрасываемые старыми кирпичными цехами в узких переулочках. Шаги Сэма гулко раздавались на асфальтовом покрытии. За ним следили усталые люди из времянок, сколоченных наспех из досок и картонок вдоль фабричных стен там, где кончалось уличное освещение.

Где это я?

Давненько он не бывал в лабораториях НИИ «Тюринг-Дуглас». Но лучшего места, где спрятаться, нельзя придумать.

По Передней улице, затем направо на Вторую.

Несмотря на охватившую его панику, память подсказывала дорогу. Он вспоминал, как каждый вечер приходил в эти края с родителями, когда был маленьким. В лабораторию, где всегда было душно и влажно. Там родители сажали его за уроки, пока сами работали. Всевозможное электронное оборудование, обступавшее его со всех сторон, гудело и звенело и мешало ему сосредоточиться, но главное – это чувство, это странное чувство…

Туда!

Он свернул за угол и увидел знакомый грязный двор для грузовиков. Покрытые сажей и копотью кирпичные стены.

Окна здания не светились. Мама с папой могли уже уйти домой.

Везет как утопленнику.

Обычно они засиживаются на работе допоздна. Сейчас они работают над очередным «специальным государственным заказом». Сэм давно стал подумывать, что никаких государственных проектов нет. Это просто отговорка, чтобы быть подальше от него. Что тут поделаешь? Учеными им быть интереснее, чем родителями.

Где они, когда они мне нужны?

Передняя дверь была заперта. Сэм обежал восточное крыло здания и нырнул в темный лестничный колодец нижнего этажа.

Что-то с шумом выскочило из-под лестницы и, промелькнув как тень, выскочило на улицу.

Сэм подпрыгнул от неожиданности и закусил губу, чтоб не вскрикнуть, и при этом сильно ударился головой о бетонную балку.

В глазах у него почернело, и он покатился на пол. Затем выпрямился и медленно зашагал вниз по ступеням. Добравшись до самого низа в полуподвальное помещение, он притаился около закопченного оконца и стал ждать.

– Хьюз! Я тебя из-под земли достану!

Барт.

Совсем рядом. Шагов пятьдесят отсюда.

Шаги приближались. Барт, видно, обходил здание. И вдруг остановился.

– АААААА! – завизжала Джейми. – Крысы!

Сиди, не рыпайся!

Главное, не высовываться.

– Что крысы? Животные. Вот и все, – насмешливо протянул Барт.

Но Джейми уже и след простыл.

Через минуту за ней последовал и Барт-Храбрец.

В тишине еще долго звучал топот их ног. Наконец в наступившей тишине слышны были только шелест листьев и хриплое дыхание Сэма.

Уф!

Спасен.

Может, ненадолго, но спасен.

Сэм потрогал подбородок. Боль адская. И все еще немного шла кровь.

Сэм поднялся, ухватившись за перила. Приложился он, кажется, сильнее, чем показалось сначала.

Голова ныла и словно росла во все стороны, и ее надо было держать обеими руками, чтоб не раскололась.

И он вспомнил:

– Мам, пошлииии!

– А ты уроки сделал, милый?

– У меня голова болит.

– Странно, Сэм, но у тебя всегда болит голова, когда надо готовить уроки.

Когда он был маленький, голова у него болела часто. И сильно. Совсем как сейчас – словно вот-вот расколется.

Это такое место. Здесь мне плохо.

Сэм поднимался по лестнице, а в черепе у него что-то начало колотить.

Колени у него стали подгибаться. Он с силой вцепился в ржавые перила.

Не вздумай шуметь.

Двигай ногами.

Кривясь от боли, он сделал еще шаг.

Тьму вдруг пронзили вспышки белого, зеленого и красного. Словно весь мир взлетел на воздух.

Он понял, что до дома ему не дойти. Без посторонней помощи.

Даже по лестнице не подняться.

Помогите!

– Помогите…

Сэм встрепенулся.

На миг боль отступила. Голос раздавался откуда-то снизу.

Из окна нижнего этажа.

2

Я отключаюсь.

Ты же всегда знал, что это случится снова.

Ты готов?

К чему?

К возвращению?

― Хелло, – чуть слышно проговорил Сэм.

Сердце у него бешено колотилось в груди. Но головная боль прошла. Может, ненадолго, но прошла.

Он знал почему.

Шок. Естественная защита. Организм вырабатывает эпинефрин, который сужает кровеносные сосуды, снимает боль, стимулирует активную сердечную деятельность, способствует прохождению электросигналов по нервным окончаниям. Получаемая в лабораторных условиях форма эпинефрина – адреналин.

Он все это знал. Он был вскормлен наукой. Папой, гением искусственного интеллекта, и мамой – выдающимся профессором нейробиофизики.

Благодаря этому он мог объяснить, что происходит с его телом.

Но это не могло объяснить то, что он слышал голос.

Спокойствие.

Возьми себя в руки.

Это все воображение.

Твои собственные мысли.

А теперь воспользуйся притоком адреналина и беги.

Он помчался вверх через три ступеньки. Сердце заколотилось сильнее.

Сэм остановился наверху, держась за голову. Он обманывал себя, полагая, что сможет добраться до дома самостоятельно.

Надо найти родителей.

Будьте здесь. Будьте у себя в лаборатории.

Он, спотыкаясь, побежал по пологому холму к заднему входу в здание, где ярко горело освещение запасного выхода.

Дверь была приоткрыта и придерживалась вставленным клином. Никто не подумал закрывать ее. Сэм открыл ее шире и проскочил внутрь.

Он постарался осмотреться в смутном мертвенно-зеленоватом неоновом освещении. Он находился в коридоре нижнего этажа. Сверкающие отполированные полы и хорошо покрашенные сероватые стены резко контрастировали с внешней запущенностью здания.

«ЛАБ № 10» значилось на табличке над ближайшей дверью.

В какой комнате мама и папа? Сэм никак не мог вспомнить. Он двинулся наобум по коридору, ловя признаки жизни.

– Помогиииите…

Сэм застыл на месте.

Голос.

Настоящий.

И громкий.

Глаза невольно стали искать источник звука. Дверь налево в центре коридора.

Лаборатория № 6.

Сэм пошел к двери и остановился, услышав шаги.

Двое. В дальнем конце коридора. Идут сюда.

Он инстинктивно отпрянул к стене.

У стены, около лестницы, стояло какое-то громоздкое электронное оборудование, накрытое брезентом. Кажется, старый спектрофотометр.

Забежав за него, он присел.

Шаги приближались. Быстрые. Почти бегом.

– Я слышала его с того конца здания, – раздался голос миссис Хьюз.

– Мне очень жаль, – ответил голос мистера Хьюза.

Мама? Папа?

Сэм затаил дыхание.

Не было счастья, да несчастье помогло. Они хоть здесь.

И на том спасибо.

Хорошо, что они тоже услышали голос. Должно быть, бедняга из лаборатории № 6 захлопнулся.

Сэм встал. Через верх прибора ему было видно, как отец подошел к двери лаборатории № 6, сунув руку в карман в поисках магнитной карты.

Родители настолько спешили попасть в лабораторию, что не обращали внимания на него.

– Но этого не должно быть, – раздраженно бросила миссис Хьюз. – Я же говорила тебе, что он слишком чувствительный.

– Это моя ошибка, – ответил отец Сэма, вставляя карту в щель замка. – Я об этом позабочусь.

Они открыли дверь и скрылись в лаборатории.

Сэм, не торопясь, вышел из своего укрытия и подошел поближе.

«Он слишком чувствительный?»

Из-за двери послышался приглушенный голос мистера Хьюза:

– Все в порядке?

– Да, – ответил голос, который звал на помощь.

Голос был совсем юный. Его ровесника.

Сэм почти приник к двери, но голоса было трудно разобрать.

– Что случилось? – спросила миссис Хьюз.

– Кто-то… пытался проникнуть… в окно, – ответил тот же голос.

Я знаю этот голос.

– Никого в окне нет, – сказал мистер Хьюз.

Миссис Хьюз вздохнула:

– Это, наверно, воробей. Такое уже бывало.

– Может, сделать так, чтоб он молчал?

Сэм оцепенел.

– Я тебе уже об этом говорила, – все тем же раздраженным голосом проговорила миссис Хьюз. – Но ты же не слушаешь.

– Ладно. Я все сделаю. Он больше не произнесет ни звука, пока нам не понадобится.

Что?

Сэм согнулся в три погибели, превратившись в шар. В голове у него все смешалось, и ему стало страшно. На сей раз это была не головная боль и не распухшая челюсть. Это был глухой звук, словно что-то пробили.

А потом полная тишина после того, как родители удалились из лаборатории.