Текст книги "Наблюдатели"

Автор книги: Питер Леранжис (Леренджис)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

14

Джейк рухнул на землю, закашлял.

Грязь набилась в рот, острый сук дерева расцарапал щеку, и кругом стоял тяжелый, кислый запах пороха.

Вкус. Ощущение прикосновения. Запах.

Я жив.

Бежать!

Не оглядываясь.

Джейк вскочил на ноги и помчался.

– ЭЙ!

Беги!

Промахнувшись один раз, он не промахнется во второй.

Джейк бросился к полянке, к какому-то строению, которое теперь уже явственно проступало сквозь ветви деревьев.

Лачуга. Как две капли воды похожая на ту, что он видел в тот день на гребне.

– Не туда!

БЛААААМ!

Джейк снова увернулся. И бросился дальше, не разбирая дороги.

– Налево!

Уэймут мчался по пятам.

Думай!

Джейк метнулся вправо.

– Я же сказал, не туда!

Движение. Около лачуги. Фигура в тени. Человеческая.

Соратники Уэймута. Конфедераты. В засаде. Забудь о лачуге.

Осталось только одно направление.

Прямиком в гору.

Позади послышался топот ног. Там не один Уэймут.

– Стоп!

– Туда нельзя!

– Хватайте его!

Голоса. Множество голосов.

– Ты попадешь в перекрестный огонь.

БЕГИ!

Джейк шарахнулся в сторону и побежал к подножию горы.

Прочь от голосов. Прочь от безумия и убийства, и крови, и вины…

Он кубарем катился вниз.

Что-то зацепилось за лодыжку.

Он рухнул на землю. Перевернулся. Сел.

Протянул руку.

Это было не корневище.

Что-то длинное и черное. Пластиковое покрытие.

Кабель.

Что за?..

Некогда ломать голову.

Краем глаза он видел их.

Они продирались через чащобу по направлению к нему.

Уэймут. Солдаты. Миссис Стафтон.

Беги!

Джейк вскочил на ноги и бросился дальше. Лодыжка побаливала, но перелома явно нет.

Не обращай внимания.

Только беги.

Позади раздался чей-то голос.

Громкий. Очень громкий. Неестественно громкий. Усиленный.

Горное эхо?

Джейк карабкался вверх. Он нашел опору для левой ноги и подтянулся за ветку. Затем для правой…

Лодыжка подвернулась. Джейк упал.

Он не мог пошевелиться.

Его пронзила острая боль. Невыносимая. Слепая.

Они уже близко.

Впереди всех бежал Уэймут. Задыхаясь.

Ну вот и все.

Конец.

За век с четвертью до собственного рождения.

И ничего, ничего нельзя поделать.

В чем же смысл, Джейк?

Ты этого хотел?

Сражение, кровь, смерть – это и есть то самое? Чувство? Настрой?

Он стиснул зубы и отвернулся.

– Ну как? – раздался голос Уэймута. – Ты что, не слышал, что он сказал?

Джейк искоса посмотрел на Уэймута. Тот смотрел на него недоверчиво. Ружье висело у него на плече. Он быстро обернулся и помахал другим, чтобы остановились.

– Что? Кто? – ошеломленно переспросил Джейк.

– Ты не слышал мистера Козаара? Он же говорил по громкоговорителю, – пояснил Уэймут. – Он же дал сигнал прекратить съемку!

15

Найдите его!

Остановить съемку?

Из-за спины Уэймута появились солдаты. Лес буквально кишел им. Одни с любопытством смотрели на Джейка. Другие чистили ружья.

Все явно радовались передышке и смеялись между собой.

Прекратить съемку?

Вдали из-за деревьев выступили две знакомые фигуры. У того, что слева, на груди было большое красное пятно. А у того, что справа, в голове была большая рана.

Эдмондс. Радемахер.

Прекратить съемку?

Джейк поглубже забрался в кусты. Все перед глазами рябило, и ему казалось, что он плывет.

Кино.

Человек в черном стирал грим с миссис Стафтон. На нем была бейсболка с надписью: «Гражданское неповиновение».

Позади него женщина склонилась над проводом, о который он споткнулся.

– Повреждение электропроводки, – проговорила она в мобильник. – Пришлите Герба, как только он закончит с чипом памяти.

Кровь.

Смерти.

Все театр.

Но как?..

В голове у Джейка словно прокрутили пленку с событиями последних суток – со всей сумятицей и шумной ружейной и орудийной пальбой.

А ведь я ни разу их не видел. Ни пуль, ни ядер. Только последствия.

Каменная стена. Гибель людей Эдмондса.

Все хитроумно разработано!

Специальная управляемая пиротехника.

Все делалось с пульта. Все по сценарию.

Вот почему Эдмондс оттолкнул меня за миг до того, как это случилось. Он заранее знал.

– Отличная работа, малыш!

Эдмондс.

Да нет, это же не его фамилия. Он актер.

– Чуть не лишились тебя там, – сказал актер. – В чем дело, потерял свою сценическую карту?

– Сценическую карту? – переспросил Джейк.

У того вытянулось лицо:

– Они что, тебе ее не дали?

Нет, не дали.

Он не дал.

Гидеон Козаар.

Джейк бросил взгляд вдаль. За спину актеру. За беспечно болтающих и покуривающих актеров, за воскресших мертвецов.

За ними высилась лачуга, чуть покосившаяся, обшитая досками.

Дверь в ней на миг приоткрылась, и Джейк разглядел в глубине в темно-красном свете силуэт человека с наушниками на голове.

Джейк не спеша поднялся. Лодыжку прострелила острая боль.

Кое-как проковыляв пару шагов, он остановился.

– С тобой все в порядке?

Джейк словно не слышал вопроса. Раздвигая локтями толпу актеров, он поплелся дальше к лачуге.

Дверь была на замке.

Он схватил замок и потянул.

Дверь раскрылась.

Внутри было красное освещение, и казалось, все там плавает в крови. Вдоль стены стоял ряд мониторов, на которых светились знакомые картинки: лагерь, лес, гребень горы, сама лачуга снаружи.

– Я все ждал, когда же ты разыщешь меня. – Гидеон Козаар стоял к Джейку спиной и смотрел на экраны.

– Это… это так… – чуть не плача, выкрикнул Джейк.

– Нечестно? – повернулся к нему Козаар, пряча в бороде беглую улыбку.

– Но меня же могли убить!

– Ни в коем случае. Труппа настолько отлично подготовлена, что об опасности не может быть и речи. Они знали, где и когда что должно взорваться и охраняли тебя от всяких случайностей. У них были спрятаны наушники, по которым им сообщали о времени и прочем. Некоторых, правда, понесло. Джеймс Никкерсон – тот парень, что играл Радемахера, – будет оштрафован за то, что порезал тебе щеку. А если тебе понадобится пластическая операция, я все оплачу. Но такова цена искусства, Джейк. Не каждая четырнадцатилетняя звезда играет в фильме, построенном полностью на нем.

– Построенном на мне? Но вы же меня не знаете!

– А зачем мне тебя знать? Ты сам создал рассказ, как я видел, сказку о бредящем войной мальчике по имени Джейк, который силой воображения перемещается в прошлое и узнает на личном опыте, что такое настоящая война.

– Но как… как вам все это удалось сделать? Старое селение Гобсонс-Корнер?..

– Копия. Выстроенная моей командой декораторов. Они расчистили участок в лесу, даже почву в точности восстановили. В тот день, когда мы встретились, ты видел троих из них. Они занимались топографией окрестностей Гобсонс-Корнера, доводили все до совершенства. Правда ведь – впечатляюще?

– А если бы я не нашел площадку? Ведь я и так чуть было…

– Я верил в тебя.

– А где вы были, когда я добрался туда? Почему вы не сказали мне, что это кино?

– Но это лишило бы тебя всякой искренности. Знай ты, что это съемки, ты б никогда не сыграл так, как сыграл. Это было потрясающе.

Потрясающе?

Я сдался.

Сбежал.

Проявил слабость.

И весь мир это увидит.

– Еще чего не хватало… – пробормотал Джейк.

– Конфликт храбрости и благоразумия, – парировал Козаар. – Взлеты и падения человеческого «я». Самонадеянность и уничижение. Тактика, которая ни к черту не годится. Жизнь и Смерть. И все это в модной обертке «экшн». Быть тебе номером первым в списке голливудских звезд.

– Да плевать мне на это! Вы не имеете права это показывать!

– Как? Тебе не нравится, как мы сняли? Будем переснимать?

Нет!

Никогда!

Ни за что и никогда!

Не слушай его!

– Я… мне надо идти, – пробормотал Джейк. – Мой брат там, наверное, уже с ума сошел.

– Он знает, – бросил Гидеон Козаар, пожимая плечами. – Я сказал ему. Он дал мне телефон ваших родителей в Чикаго. Они очень гордятся тобой. Насколько помню, твоя мама сказала: «Он в своей стихии». И могу только согласиться с ней. Хотя я и был несколько удивлен той концовкой, которую ты придумал…

– Ничего я не придумывал! Я просто…

– Но это и есть суть истинной импровизации. Ты и думать не думаешь о том, что случится через секунду, так ведь? Хотя тебе кажется все наоборот. Даже если ты тысячи раз проиграл все в голове. Дома. В полном уединении.

Гидеон Козаар улыбнулся, а у Джейка было такое чувство, будто его погладили ножом для колки льда.

Глаза Козаара беспрерывно меняли цвет. Темная бездна превращалась в небесную синь, пламя обращалось в хлад.

Он знал.

Все.

Он видел меня на чердаке. Он читал дневник. Он читал мои мысли.

Но как?

– Кто… вы… такой? – спросил Джейк.

– Ты сам, Джейк. Только ты этого еще не знаешь.

– Как это следует понимать?

– Сам узнаешь, когда будешь готов. Тогда вспомни обо мне. Меня, может, тогда уже не будет. Я и так говорю тебе больше, чем имею право, и могу за это поплатиться. – Козаар вздохнул. – Но я всегда был не в ладах с правилами. Только когда их нарушают, происходит что-то новое, ты не думал так? Иногда мятежники действительно побеждают. Ну а теперь, извини меня…

Резко повернувшись, Козаар направился к двери в противоположной стене.

– Подождите! – закричал Джейк.

Над головой он заметил движение на экране одного из мониторов. Вид снаружи от внешней видеокамеры. Той камеры, что следила за лачугой.

Когда Козаар открыл дверь, на картинке тоже открылась дверь.

Когда Козаар вышел наружу и захлопнул за собой дверь, на экране дверь тоже захлопнулась.

Но никто из нее не выходил.

– Это что за?..

Джейк ринулся к задней двери и резким движением распахнул ее.

Перед ним стоял стол, накрытый для актеров и всех участников съемок.

Джейк осмотрел местность и заметил то, чего не видел раньше – микрофоны, громкоговорители, камеры, – крошечные черные предметы, спрятанные на деревьях и кустах. Одни были беспроволочными, от других тянулись провода.

Разве они были здесь раньше?

Как я мог их не заметить?

В голове у Джейка теснились тысячи вопросов.

Но Гидеон Козаар исчез.

16

Сейчас он у нас в поле зрения.

Но мальчик – он знает.

Может, нам вернуть его?

Не думаю. У него свой путь.

Но мальчик. Он единственный, кто сумел вступить в контакт.

Он опять нарушил правила. Его следует изгнать.

Еще ни один Наблюдатель не был…

Но как же быть с мальчиком?

– И как это меня угораздило так войти в роль. Что я за идиот. Ты хоть когда-нибудь простишь меня?

Джеймс Никкерсон сидел на краешке дивана в гостиной Бранфордов. Рыжие волосы у него были гладко зачесаны назад и блестели от бриолина. Подбородок был тщательно выбрит, и грязи на лице не было. Лицо все такое же красное, но на сей раз не от гнева, а смущения.

Джейк осторожно провел пальцем по щеке. Рана еще побаливала, хотя уже образовался довольно плотный шов.

– Ничего, до свадьбы заживет.

– Я бы увернулся, – хмуро вставил Байрон, – если б он взял меня.

– Знаешь, что Козаар сказал нам? – Никкерсон чуть ссутулил плечи и понизил голос для полноты эффекта: – «Можете не играть. Будьте сами собой, пока я не скажу: «Стоп, камеры!», но не секундой раньше, будет ли это продолжаться несколько часов, день, неделю». Мы знали только, что должен появиться мальчишка, и нам полагалось делать две вещи: реагировать на его поведение и охранять его от взрывов. Плюс, когда он запросится домой, мы должны были отвести его в декорации Гобсонс-Корнера. За ушами у нас были такие крохотные чипсы на случай, если Козаару понадобится дать нам какие-то указания, чего практически ни разу не было.

– Не пойму, как он умудрился выстроить целое селение так, что ни одна живая душа ничего не заметила, – буркнул Байрон.

– Полиция была в курсе, – пояснил Никкерсон. – Торговая палата Гобсонс-Корнера тоже. Еще местные власти. Они заверили, что в это время над нашими головами не пролетит ни один самолет и все такое прочее, и обещали держать все в секрете. Так мы и очутились в этом военном лагере – огромной студии на открытом воздухе. Камеры и микрофоны запрятали так, что ничего не видно, да и все беспроволочное – это просто магия какая-то. Будто мы на самой что ни на есть настоящей войне. И проходит не день, не неделя – целых две недели, когда наконец объявляется Джейк.

– И вы все это время торчали там? – спросил Байрон.

– А куда денешься. Мы же профессионалы. Нам нельзя мыться, причесываться, чистить зубы, смотреть телик или говорить что-нибудь такое, что выходит за рамки наших персонажей. Но вот что поразительно – никто не жаловался. Потому что мы уже были не мы. Постепенно мы полностью превратились в свои персонажи. Только персонажами их не назовешь. Это что-то другое. – Физиономия Никкерсона потемнела. – Они часть нас самих. Как бы запрятанные где-то в глубине души. Мы, может, и сами ничего не знали об этой своей части. В общем, я это все говорю к тому, что мне страшно стыдно за то, что я вытворял. Джейк выказал чудеса храбрости.

Храбрости.

Джейк уже и сам не знал, что значит это слово.

В данный момент он, пожалуй, мог бы сказать, что оно ничего не означает.

Это не стратегия. И не тактика. Не оружие и не военная выучка.

В конечном итоге все это не стоит и выеденного яйца.

Все это столь же хрупко, как и мысль.

В конечном итоге ты остаешься один на один с хаосом.

И со смертью.

Если только тебе повезет и все это не окажется бутафорией.

Попрощавшись с Джеймсом Никкерсоном, Джейк поднялся на чердак.

Он достал из заднего кармана джинсов свою зеленую записную книжку.

Но желания писать не было.

Настрой исчез.

Осталась одна немота.

Немота и смущение.

Джейк щелкнул старинной лампой и присел у матросского сундучка. Его охватила глубокая печаль. Возбуждение и ужас киносъемки отвлекли его от мыслей о кепи и мундире. Он забыл спросить о них.

Теперь уже поздно. Гидеон Козаар исчез. Уже пришел чек за «антикварные вещи». Без обратного адреса.

Джейк открыл крышку сундука. В ноздри ударил застоявшийся запах прошлого.

Что?

Там поверх груды одежды лежала синяя форма северян.

И кепи.

И кинжал.

Джейк улыбнулся.

Он сунул руку под тряпье и потянул веревочку тайника.

Там лежала книга. Вся пожелтевшая, ветхая, переплетенная шелковой ниткой.

Джейк аккуратно извлек ее из тайника. Это был скорее альбом, набитый фотографиями, письмами и газетными вырезками.

На мягкой матерчатой обложке можно было нащупать вышитую надпись.

Он поднес альбом к свету и прочел:

Памяти

Джедедия Самуэльсона

1845–1930

Джейк открыл книгу и быстро пролистал фотографии, газетные вырезки, странички дневника…

Там.

Под заголовком «Битва на Тропе мертвецов»:

«Мне и сейчас трудно постичь этот роковой день, это сражение, которое мы неминуемо бы проиграли, если бы не действия юного солдата, которого мне никогда не забыть…»

Джейк огляделся по сторонам.

Никаких камер.

Чуть помедлив, он продолжил чтение.

Дело № 6955

Имя: Джейкоб Бранфорд

Возраст: 14

Первый контакт: 57.34.43

Испытание прошел: ДА

Остров

Пролог

15 июля

Он закрывает глаза.

Сотни глаз уставились на него. Сияющих. Словно в черных окулярах.

Маленькая раковина защелкивается. Глаза исчезают в ее глубине.

Он узнает ее. Раковина моллюска. Гребешка.

Он один. Солнце уже поднялось, но ему холодно.

Он поднимает ракушку и бросает в воду.

Морское – морю. Она должна вернуться.

Не то что он. Ему это не суждено.

Он смотрит в даль, за горизонт. На стену белых облаков, пышных, как вата, сгрудившихся на краю залива.

У него времени в обрез. За бегство придется расплачиваться.

Внезапные голоса заставляют его вскочить.

На тропинке между дюнами появились двое незнакомцев.

Не останавливаясь, они приветливо помахали руками и скрылись.

Он улыбается по-детски глупо, бессмысленно.

Он знает, что наделал.

Он знает, дни его сочтены.

И он очень, очень счастлив.

Сунув руку в карман штанов, он достает складной нож. Открывает его. Из-за песка, водорослей и морской соли он с трудом открывается.

На краю пляжа, за дюнами, около автостоянки он усматривает железный ящик высотой до пояса с прозрачной пластмассовой дверцей. На ней надпись: «НЕСКОНСЕТ ИНКВАЙЕР И МИРРОР» – БЕСПЛАТНО». Подойдя к ящику, он кладет нож наверх, чтоб тот высох на солнышке, потом достает газету.

Смотрит на число.

Пробегает глазами первую страницу, и сердце у него начинает биться с ускоренной силой. Фотографии и прыгающие слова производят странное впечатление чего-то невероятно чуждого и фальшивого.

В разделе светской хроники в глаза ему бросается объявление:

БОЛЬШОЙ ПРИЕМ В ЯХТ-КЛУБЕ

В СВЯЗИ С 75-ЛЕТИЕМ

КЛАМСОНА ЧАЙЛДЕРСА ТРЕТЬЕГО.

Он смотрит налево. На большое серое здание на границе с пляжем. Над входной дверью – герб. В окне – объявление:

Нужна помощь.

Опыт работы не обязателен.

С сегодняшнего дня.

К дому подъезжает машина.

Он наблюдает, как из машины выходит человек, позвякивая связкой ключей, и идет к двери. Теперь он знает, что делать.

Он берет нож.

И направляется к человеку с ключами.

Дело № 7003

Имя: Рейчел Чайлдерс

Возраст: 13

Первый контакт: 58.65.07

Испытание прошел:

1

Он отдает себе отчет в том, что делает?

Должен.

А мы?

Он не спускал с меня глаз. Ну, не то чтобы так уж не спускал. Но стоило мне посмотреть в его сторону, и наши глаза встречались.

Только все это не как в старом фильме «Доктор Живаго». Помните? Парень и девушка встречаются взглядами в трамвае, и – дззззз! – замыкание и искры над крышей. Потрясная сцена.

А тут все было как-то чудно. Он и сам был какой-то чудной. А почему, я и сама не знаю.

Он вовсе не втирался в доверие и не молол чушь. И глаза у него не были пустыми, и он не был бледен, как мертвец с провалившимися щеками.

Напротив, весь из себя он был ничего – загорелый и здоровый на вид, волосы черные как смоль, собранные в хвост на затылке, слипшиеся от влаги и соленой воды. На нем темно-синие брюки и белая рубашка. Как на любом парне, работающем в ресторане местного яхт-клуба помощником официанта или на кухне.

Все вроде бы на месте, да что-то не так.

Ну, первым делом ботинки у него были сбиты донельзя и на пару размеров больше, будто он вытащил их из помойного контейнера. Но и это пустяки.

Главное, пожалуй, то, как он держался. Он был явно не в своей тарелке. Движения скованные. Очень уж нервничал. Все время оглядывался. Будто чего-то забыл. Или боялся, что его схватят за руку.

Рейчел, не принимай близко к сердцу, – говорила я себе.

Иногда со мной так бывает. Спросите моего младшего братишку Сета. Он говорит, что я веду себя так, будто с утра до ночи играю в фильме и всех превращаю в персонажи этого фильма. А если послушать моего отца, то мне надо повзрослеть и вести себя соответственно своему возрасту.

Сет прав. Папа – нет. Но это особая история.

Одно могу сказать точно: этот мальчишка-официант высасывал воздух из зала.

Но только я это заметила.

Все слушали зануду дядю Гарри, который разразился, как и полагается, речью:

– Итак, в нашем живописном местечке Несконсет, столь близком и дорогом каждому из нас, мы празднуем день рождения пионера. Великого человека. Моего отца Клама Чайлдерса Третьего…

Кламсона, а не Клама. Дедушка терпеть не может, когда его называют Кламом. Это звучит как Хлам. Тебе бы надо знать это, дядя Гарри.

Парень в это время тащился через весь зал с подносом, заставленным грязными тарелками. Сразу было видно, что он не очень-то привык к работе официанта.

– …чья жизнь отмечена героизмом и утратой, – бубнил дядя Гарри, – в тот трагический день шестьдесят лет назад, когда он спасся вплавь – единственный живой свидетель той ужасной катастрофы…

Я в него чуть креветкой не запустила.

Ну разве можно перед всей этой толпой, дядя Гарри?

Я ушам своим не могла поверить. Дедушка Чайлдерс никогда не говорил о том несчастном случае. Это была прогулка на корабле в день рождения, вроде того круиза, что предстоит всем нам сегодня. Он потерял своих лучших друзей. Он потерял своего дедушку.

Я оглянулась, чтобы найти дедушку Чайлдерса. Я увидела его в дверях, что ведут к причалу. Он не очень-то внимал речам дяди Гарри, а развлекал гостей фокусами, вынимая у одного из них из уха шарик.

(В этом весь дедушка Чайлдерс. В свои семьдесят пять ведет себя как пятнадцатилетний.)

Когда я посмотрела в зал, мальчишки не было.

– …и вследствие этого он посвятил свою жизнь мечтам и чаяниям детей…

Нет. Вон он где! Пробирается на кухню. Все еще сражается со своим подносом. Сейчас наткнется на… мистера Хейвершоу.

Вот будет цирк!

Но мистер Хейвершоу оказался парень не промах, хоть бери его в шоу. В последний миг как отпрыгнет, и парнишка со своим подносом без лишних приключений умудрился прошмыгнуть во вращающуюся дверь на кухню.

Жаль. А то сцена была бы весьма эффектной.

Этот самый мистер Икс явился специально из-за меня. Он – директор школы-интерната под названием «Фелпс». Мои мама и папа спят и видят, чтоб я поступила туда через год, вот они его и пригласили.

Это в их духе. Мои мамочка и папочка – это полный отпад. Я еще даже не в восьмом классе, а они уже расписали всю мою жизнь: подготовительная школа, Йельский университет, потом карьера типа кричать целый день по телефону – это у них называется «коммуницировать». Они сами преуспели в этом. Они коммуницируют на пляже. Они коммуницируют за завтраком. (А мне при этом твердят, что я слишком много болтаю по телефону. Ха!) Я однажды сказала папе, что ему следовало бы вживить его сотовый в ухо, но он как-то вяло на это отреагировал.

Вообще-то мне следовало бы вовсю развлекаться. Школьные занятия кончились. Сейчас июль. Красота! Только меня вырядили в тяжеленное жесткое платье, и пот с меня льет как из ведра, и тут еще изволь ломать голову над своим будущим.

Чего же удивляться, что у меня бзик насчет мальчишек-официантов? Это же стресс.

Только я об этом подумала, вижу, мистер Хейвершоу тяжело навис надо мной со своими дурацкими вопросами и дурным запахом изо рта. А я отвечаю ему как пай-девочка:

– Тринадцать лет… сплошные пятерки, кроме математики… Что я очень хочу, так это стать врачом или юристом… было бы замечательно посетить «Фелпс» осенью…

Да я лучше умру, чем пойду в вашу школу – вот что хотела бы я ему сказать на самом деле. А если начистоту, то вот что я вам скажу: единственное, чего мне хочется в жизни, – это прыгнуть в залив и плыть, плыть… Подальше от этого светского приема, подальше от вас, плыть, пока не растворюсь вон в тех облаках на горизонте, а потом воспарю в тумане и выстрою замок, куда взрослым вход воспрещен, и если прием, то принимать я буду только таких, как я, жаждущих наслаждаться жизнью, радоваться от души, что ты РЕБЕНОК, как говорит дедушка Чайлдерс, а посему почему бы вам не отвалить?.. Ступайте-ка и возьмите интервью вон у того психа-официантика.

Который тут как тут, выходит из кухни. Без подноса. Лавирует между гостями.

– Рейчел? – обращается ко мне мистер Хейвершоу.

Ответь же ему!

– А? Что?

Я снова увидела дедушку Чайлдерса. Он одиноко стоял у стола с закусками. На углу.

Паренек шел к нему.

Быстрым шагом.

Он что-то вынимал из кармана.

Нож.

Деревянная ручка. Складной.

– Простите, – извинилась я.

Я даже не подождала, пока мистер Хейвершоу удостоит меня ответом. Я бежала через весь зал. Выбивая тарелки из рук гостей.

Туда. Скорее к ним!

Дедушка Чайлдерс обернулся. Посмотрел на мальчишку.

Улыбку словно сдуло у него с лица. Оно вдруг стало белым как мел.

А я вскрикнула.