Текст книги "Наблюдатели"

Автор книги: Питер Леранжис (Леренджис)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

4

Она путает нам карты.

Он ушел.

– Ты выглядел ужасно по телику, – сказала Хитер.

– Спасибо, – буркнул я.

Пальцы Хитер быстро бегали по клавиатуре компьютера. На экране медленно возникали слова: «ПОДЗЕМКА», «ФРАНКЛИН-СИТИ». Хитер кликнула «поиск» и откинулась на спинку стула.

«Соединение» – вспыхнуло сообщение.

За окном комнаты Хитер любители шестичасовой утренней прогулки направлялись в парк с собаками. Глаза у них слипались, как и у меня. Родители Хитер спали в другой комнате. Ее маленький брат тоже. Я и сам отсыпался бы после шоу Софи Карп. Только не тут-то было. Хитер разбудила меня по телефону, извинилась и настояла, чтоб я немедленно зашел к ней.

И я как последний идиот поплелся.

– Что мы здесь делаем? – спрашиваю я.

Хитер и ухом не повела, будто не слышала.

– Я понимаю, как ты возбужден. Если бы кто-то сказал мне, что я вижу параллельные миры…

– Да я и этот-то с трудом различаю в такую рань.

– Брось, Дэвид. Гардения, как-то бишь ее – знаменитость. А что, если она права? Ты что, не читал научную фантастику?

– Это все литература, Хитер. А здесь реальная жизнь. Эта женщина много на себя берет и всех дурит. У нее нет ни лицензии, ни научного звания или чего там еще.

– Откуда же тогда она узнала имя твоего папы?

– Могла посмотреть в справочнике.

– А откуда она узнала, что ты видел его на станции в метро?

– Да она и не знала! Она только сказала…

Но Хитер не слушала. На дисплее появился список сайтов. Хитер перелистала и кликнула на одном из названий: «Брошенные сокровища: станции прошлого».

Статья выплыла почти сразу. Хитер пробежала ее и остановилась.

– Вот, слушай. – Она начала читать: – «Тридцать лет тому назад в самый разгар финансовых трудностей в городском хозяйстве несколько станций были закрыты… В один прекрасный день пассажиры, привыкшие выходить на станции «Гранит-стрит», увидели зацементированную стену». Ага, вот оно!

– О чем ты?

– Как о чем? Не улавливаешь? Тридцать лет тому назад. Это разрыв во времени. Ты заглянул в прошлое, Дэвид!

Я взвыл и уткнулся носом в подушку Хитер. Поделом тебе, дурачине.

– Ты звонишь мне ни свет ни заря в субботу, будишь меня, когда мне снится последний сон, и заставляешь идти к себе, и все ради чего? Ради твоих научно-фантастических бредней?

– «Сейчас станция закрыта, – продолжала читать Хитер, – и используется в качестве складских помещений и для киносъемок».

– Вот точно! – воскликнул я. – Для киносъемок. Вот что я видел.

– Брось, Дэвид. Декорации для съемки фильма, который видел только ты.

В который раз перед глазами у меня встала картина. Только что-то тут не вязалось. Что-то здесь было такое, на что я раньше не обратил внимания.

Я резко сел.

– Это была не «Гранит-стрит».

– Что ты несешь, Дэвид?

– Правда. На стене было другое название. С номером какой-то улицы.

Хитер подозрительно посмотрела на меня:

– Но это же курам на смех, Дэвид. Откуда там взяться улице с номером?

– Спроси чего полегче. Там всё курам на смех – это же была галлюцинация, мне все померещилось.

– Если только… если только когда-то станция не называлась по-другому. – Хитер снова закликала мышью. – Скажем, когда город только строился…

– Но тогда еще не было подземки!

Зазвонил телефон – как раз вовремя. Хитер подбежала и подняла трубку.

– Алло… Ну и что?.. Катитесь отсюда!.. – Хитер нервно бросала взгляды в мою сторону. – Вы оба? Что вы там делали? О, бог ты мой!.. Ну ладно. Сейчас будем.

Хитер бросила трубку и направилась к двери.

– Пошевеливайся! Пошли!

Я подошел к ней:

– Это еще куда?

– В подземку, – бросила Хитер, срывая пальто с вешалки в передней. – Кажется, не ты один обладаешь способностью видеть, Дэвид. Кларенс тоже видел.

5

Кларенс?

Странно…

– Ты уверена, что они это серьезно? – с трудом переводя дыхание, спросил я, пока мы бежали по Виггинс-стрит.

– Я бы все на свете отдала, чтоб иметь способность такое увидеть, – процедила Хитер сквозь зубы.

– Но что они там потеряли в такую рань? – не сдавался я.

– Нет, ты только подумай. Судя по всему, я одна из всех ничего не вижу…

– И с какой это стати они позвонили тебе? А там они что делают?

Хитер уставилась на меня такими глазами, будто только что заметила, что я вообще существую на белом свете.

– Кларенс совсем забалдел и мечется по платформе. Он все рвется снова поехать туда и убедиться во всем еще раз. Макс вспомнил, что ты видел…

– То есть как это он вспомнил? Я ему ни о чем не говорил!

– Я сказала.

Я остановился как вкопанный. У меня было такое ощущение, будто мне врезали под дых.

– Но я же просил тебя держать язык за зубами, Хитер.

Ну прости, Дэвид, – проговорила она, поворачиваясь ко мне. – Я только Максу сказала. А о твоем отце я ничего не говорила.

– Но ты же слово дала!

– Не будь ребенком, Дэвид. Это ведь все очень серьезно.

– А слово ничего не значит?

Хитер закатила глаза:

– Речь идет о таком важном психическом явлении, разве не так? Уверяю тебя, такая тайна скоро всплывет. Тебе еще агент понадобится, попомни мое слово.

– Уж не ты ли сама метишь на это место?

– Пока оставим это. А вот на твой вопрос я отвечу как истинный друг. Да будет тебе известно, что Макс первым делом позвонил тебе. Твоя мама нашла записку и сказала, что ты у меня. Макс с Кларенсом и остальными возвращались с тренировки. Еще вопросы есть?

– Хитер, не нравится мне все это.

– Отлично. Всего хорошего.

И она скрылась в метро. Я смотрел ей вслед, раздумывая. Потом, плюнув, нехотя поплелся следом.

Макс и Кларенс ждали нас у турникетов. С ними были еще трое из нашего класса – Черил Говард, Род Скиннер и Ленни Фелдман. Все были в тренировочных костюмах. И у всех был потрясенный вид.

– Здорово, – промямлил я, догнав Хитер. – Тут, похоже, целая компания. Скоро вся школа будет знать.

– Я же извинилась, – прошипела Хитер.

Я сунул жетон и прошел через турникет.

– Послушайте, ребята, если вы собрались приколоться…

– Вы все этовидели? – перебила меня Хитер.

Макс покачал головой:

– Нет, только Кларенс.

– Он хочет вернуться туда, – стал объяснять Ленни, – чтобы были свидетели. И как можно больше.

Род Скиннер покрутил пальцем у виска. Макс пихнул его рукой в бок.

– Ах, не обижайся, Мур, – заговорил Род.

– Дэвид, может, ты с ним переговоришь, – обратился ко мне Макс. – С нами он говорить не хочет. Молчит, будто воды в рот набрал.

– Поговори с ним, – зашептала мне на ухо Хитер.

Теперь все смотрели на меня. Я подошел к Кларенсу. Он явно не замечал меня. Он ходил по перрону, глядя в тоннель, и бормотал:

– Ну давай… давай… малыш.

Из тоннеля доносился грохот приближающегося поезда.

– Кларенс, – обратился я к нему.

– Да отстаньте вы от меня! – Он сердито оглянулся, но, заметив меня, тут же сменил пластинку: – Ах, это ты…

Это дурацкая шутка. Он валяет дурака.

– Эй, Кларенс, ты не скажешь, чего ты там увидел?

Он снова весь ушел в себя, глядя в тоннель.

– Этот свет… Мне кажется, это был свет… но как?..

У меня за спиной выросла Черил:

– Он говорил, что на перроне было светло как днем, а в вагоне темно, хоть глаза выколи.

Откуда ему было знать это? Разве я рассказывал Хитер?

– Кларенс, а люди на перроне были? – не отставал я.

Он кивнул:

– Дверь открылась. И кто-то из вагона – мальчишка, кажется, – вышел. И все там были так счастливы, что он появился.

Я через силу задал вопрос, который не мог не задать!

– Ты видел кого-нибудь… знакомого?

Гут с громким свистом к платформе подлетел поезд. Мы все повернулись друг к другу.

– Э, Кларенс, – сказал Ленни, – может, домой вернемся?..

– Малость передохнуть, – подхватил Род.

Поезд замедлял ход, визжа тормозами.

– Ты чего? – возразил Кларенс. – Надо ехать.

Хитер посмотрела на меня странным взглядом. В нем так и читалось: «Я же говорила тебе».

Она вошла в вагон вслед за Кларенсом. За ними потянулись Макс, Род, Черил и Ленни.

Я попытался последовать за ними, но ноги не слушались меня. Одна мысль о том, что придется совершить повторное путешествие, буквально парализовала меня.

Хитер остановилась в дверях, чтобы они не закрылись:

– Ну?

– Мне… мне надо подумать, – пробормотал я.

Хитер втащила меня за руку.

Двери со свистом захлопнулись. Вагон был пуст, если не считать типа в плаще, дремлющего на одной из скамеек. Ленни, Черил, Макс и Род взобрались коленями на сиденья и уставились в окно.

Кларенс стоял у двери, вцепившись рукой в поручни. Он сжал губы и хмуро смотрел перед собой. Хитер встала рядом с ним.

– Скажи, когда увидишь, – прошептала она.

Мы проехали станцию «Диэфилд». У меня начали дрожать колени.

И тут показалась станция «Гранит-стрит». Неосвещенная, замызганная и безлюдная. Но поезд не замедлял хода. Мы уже проносились мимо.

ИИИИИИИИИИИ…

Визг тормозов. Поезд яростно дернулся и остановился. Я полетел на пол. А потом – тьма. Ни зги не видать. Рядом на полу была Хитер.

И тут Кларенс начал вопить как резаный.

6

Нам же не велено вмешиваться.

Но если мы не вмешаемся, может произойти все что угодно.

Я пытался подняться, но мы сцепились ногами с Хитер, и мне никак было не выпутаться.

– Пусти! – орал я.

– Это ты пусти! – вторила мне Хитер.

– АААААААААААА! – дурным голосом выл Кларенс.

Хитер схватила меня за плечи, я ее, и мы стали бороться, пытаясь встать.

У меня кровь в жилах стыла от страха, что сейчас я увижу лицо отца. От страха, что не увижу. От страха, что не смогу сообразить, что делать. Что поезд поедет дальше прежде, чем я решу, как быть.

Усилием воли я заставил себя выглянуть в окно. Сердце у меня перестало биться. Его как льдом сковало. Замызганный пол. Несколько редких лампочек. Разбитые плитки. И ничего больше.

– Что за?.. – выдавил я.

Не помню, кто засмеялся первым. Кажется, Макс. Затем Черил так и прыснула. И тут все, кроме Хитер, заржали как лошади. Чуть не покатились со смеху. В темноте мне были видны их силуэты. Они все согнулись в три погибели и умирали от неудержимого хохота.

– А первый приз за лучшее исполнение получает Кларенс Митчел! – голосом конферансье провозгласил Макс.

– Вы что, ребята, сдурели? – возмутилась Хитер.

– А что? Ведь недурно, правда? – отозвался сквозь смех Кларенс.

Этого быть не может!

Они все подстроили. Они все сговорились и все подстроили.

А кто последний дурак? Я. Я все это предчувствовал. И все же попался на удочку. Так дать себя подловить. Вся горечь, злость и отчаяние подступили к самому горлу. Я в бешенстве набросился на Кларенса.

– Эй! – закричал он, падая на сиденье. – Ты что, шуток не понимаешь?

– Еще одна такая шутка, и я убью тебя! – заорал я.

ШМММАК!

Дверь между вагонами раскрылась. Глаза у меня уже свыклись с темнотой, и я увидел, что к нам направляется охранник подземки.

– Кто повернул тормозной кран?

Так вот как они остановили поезд.

– Это он, – заверещал Кларенс, кивая на Макса.

– Это не я, – замахал руками Макс. – Я стоял здесь. Это Ленни!

Они все отнекивались один за другим. Я прислонился спиной к ближайшей двери, чтобы не сползти на пол. Хитер подбежала ко мне.

– Что за придурки! – сказала она.

– Чья бы корова мычала, – бросил я. – Не болтала бы языком попусту, ничего б не было.

– Но я их не просила весь этот цирк устраивать, – оправдывалась Хитер. – Я просила Макса никому ничего не говорить.

– Ничего умнее не придумала? Это все равно что просить пса не лаять.

– Но, Дэвид, разве такое удержишь? Как ты не понимаешь, ведь у тебя такой… такой дар. Если б ты не был такой скрытный, ничего бы не произошло.

– Перестань молоть чушь.

– Дэвид, ну как ты так можешь. Подумай, ведь это… это как открытие нового измерения…

– Тебе подавай новое измерение? Вон, посмотри в окно! Посмотри, Хитер! Ты видишь то же, что и я. Ни одной души. Ни знака. Ни огней. Ничего!

– Но вчера…

– Вчера мне привиделось! Вагон был битком набит. Я думал о своем отце. Это стресс, ясно? Все у меня смешалось. А ты сейчас хочешь из всего этого сделать большую…

Слово застряло у меня в горле. Слева от меня мои дружки препирались с охранником.

Но глаза мои неотрывно смотрели на нечто за окном. На нечто, лежавшее на полу бывшей станции.

На небесно-голубую визитку.

7

О!

Нет!

– Ну ладно, прости, – говорила Хитер. – Я виновата…

– Хитер, – прошептал я.

– Но я не со зла, Дэвид, правда. Просто…

– Хитер, посмотри в окно!

Хитер сначала отреагировала как-то вяло.

– Что? О боже, Дэвид, у тебя… видение?

– Да нет. Туда! – показал я пальцем за окно.

– Визитка?

– Ну да!

Хитер непонимающе посмотрела на меня:

– И что?

– Как что. Забыла? Я говорил тебе о мужике в моей… галлюцинации. Ну о том, что вышел из поезда? У него была в руке такая же голубая визитка. И он выронил ее!

Даже в полумраке я увидел, как заблестели глаза Хитер.

– О, Дэвид. Вот это здорово! Вот это да!

– Но, может, это просто мусор, и ничего более, – проговорил я. – Сколько людей выбрасывает всякую дрянь за окно…

– Дэвид, ты должен достать эту визитку.

– И как ты это себе представляешь?

– Не знаю. Может, попросить охранника?

– Да он нас всех в кутузку отведет.

– А… а что, если длинный шест со жвачкой на конце?

– Бредятина.

Слева охранник все еще спорил с ребятами. Справа из-за раскрытой двери между вагонами выглядывали раздосадованные физиономии пассажиров соседнего вагона. Справа в глаза бросилась надпись, которая гласила: «Не выходить на открытую площадку между вагонами».

Открытая площадка.

Ура!

Я поднялся.

– Прикрой меня, – шепотом бросил я Хитер.

Я побежал в конец вагона, и Хитер побежала вслед за мной. Она вроде что-то мне говорила, но от волнения я не мог ничего понять.

Уцепившись за металлическую ручку, я повернул ее. Дверь с глухим звуком поддалась. В вагон ворвался сырой холодный воздух. Снаружи шел узкий карниз, достаточно широкий для одного человека. Он шел полукругом, и за ним чернела пропасть – там было полотно.

– Я подожду здесь, – прошептала Хитер.

– Благодарю за службу, – бросил я через плечо.

Когда глаза чуть привыкли к темноте, я осмотрел платформу. Пыль и сажа покрывали бетонную поверхность. Еле заметные следы вели к разрисованной граффити стене. Повсюду виднелись кучи мусора, черные от осевшего слоя пыли.

Не могу.

– Что ты тянешь? – послышался свистящий шепот Хитер.

– Там омерзительно, – откликнулся я.

– Но ты же в ботинках!

– Не дури! А что, если поезд тронется?

– Куда он тронется? Стоп-кран замыкает всю линию. Нужна целая вечность, чтобы восстановить электричество.

Я высмотрел визитку. Она валялась слева от меня у середины вагона. Не так далеко. Раз-два – и готово.

Я перешагнул через пропасть. Аккуратно поставил ногу на платформу. Она была скользкой. Вторую ногу. Я уже вышел из вагона. Повернувшись, я осторожно шагнул.

Раздался визг. Что-то метнулось в темноте.

Я замер.

Крысы. Ненавижу крыс.

Держись.

До визитки было уже рукой подать. Я нагнулся и схватил ее.

– Дэвид! – раздался голос Хитер.

ШМММАК!

Послышался металлический звук распахнувшейся двери.

– Эй! Парнишка!

Я обернулся. В глаза ударил свет фонаря, и я скорее ощутил, чем увидел силуэт охранника. Он спрыгнул на платформу и направился ко мне.

– Что это тебе вздумалось делать?

Я и сам бы хотел знать.

Я повернул назад.

Правая нога заскользила по зловонной грязи. Отчаянно взмахнув руками, я грохнулся лицом вниз, набрав полный рот мерзкой каши. У меня чуть глаза из орбит не выскочили, и я закашлялся, совсем одурев от отвращения и ужаса.

Краем глаза я заметил, что мои дружки уткнулись носами в окно и смотрят на меня с немым ужасом.

Тяжелая рука схватила меня за плечо и развернула. Я уткнулся лицом в кобуру.

– Молодой человек, – услышал я голос охранника, – вы арестованы.

8

Мы теряем его.

– Я должен четко и ясно заявить, – говорил начальник службы охраны метро, меряя шагами кабинет, – что пользование экстренным стоп-краном не по назначению и посягательство на собственность департамента путей сообщения являются в равной мере противоправными действиями…

Я так и подскочил:

– Но я не открывал стоп-кран…

– …и в равной мере караются законом! – громогласно закончил начальник.

Мама смотрела на меня во все глаза. Смотрела сердито, но в глазах у нее стояли слезы, и губы начинали подрагивать.

– Я понимаю, – промямлил я.

Итак, я преступник. Грязный преступник.

Это мерзкое сало, в которое я влез, было похоже на жирный грим. Сколько ни три, только больше размазывается. Начальнику охраны даже пришлось постелить на стул пленку, чтоб я его не запачкал.

Мое мрачное будущее прокрутилось у меня в голове: крошечная камера… каторжные цепи на ногах… начертанные на каменной стене палочки, отсчитывающие скорбные дни несчастного узника…

– Что… что ему будет? – спросила мама.

– Суд для малолетних – вот обычная процедура, – ответил начальник.

– Но он никогда ничего не нарушал! – воскликнула мама.

Начальник сел за свой стол и тяжело вздохнул.

– Сынок, я знал твоего отца. Его департамент сотрудничал с нашим. Он был славным человеком. Тебе, конечно, его не хватает.

Я нагнул голову как можно ниже. Мама вздохнула еще тяжелее.

– Я отпущу тебя, – продолжал начальник охраны. – Но с очень серьезным предостережением. То, что ты сотворил, не только противозаконно, но и крайне опасно.

Я кивнул.

– Спасибо, – сказала мама.

Теперь кивнул начальник.

– А теперь отправляйся домой, молодой человек, и первым делом прими ванну.

Мама была не в лучшем расположении духа, когда мы, наконец, вышли из конторы службы охраны подземки.

– Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Не вздумай выкинуть еще раз что-нибудь столь же глупое. И почему ты вообще оказался в этом поезде? Кто разрешил тебе уходить из дома?

– Мам, мне уже тринадцать…

– Разве это значит, что ты можешь идти куда угодно и ставить под угрозу всю систему поземного сообщения? – Мама произнесла это на повышенных тонах.

– Но я же говорил, что не делал этого!

– Тебя могло убить!

– Знаю.

– Я уже потеряла одного. Не хватало мне потерять еще и тебя. По твоей собственной глупости.

Все. Хватит. Сыт по горло. Сколько можно ругать меня? Смеяться надо мной. Бичевать за то, что я делал и чего не делал.

– Я не идиот! – закричал я. – Я вышел из-за него!

Дурак. Идиот. Трепло.

– Из-за кого?

Не собирался я болтать об этом. Только Хитер знала. И мои закадычные дружки были в курсе.

И мама рано или поздно докопается.

Тяжело вздохнув, я брякнул:

– Из-за папы.

– Ты был с папой?

– Нет. Видишь ли, я думал, что видел папу. На платформе.

Мама застыла, глядя на меня.

– Ты хочешь сказать… как бездомного бродягу, из тех, что живут в подземке? О, Дэвид, почему же ты раньше не сказал?

– Да нет же. Это был не он, мам. Вообще никого не было. Мне… почудилось. Это была галлюцинация.

Мама вся сжалась:

– Дэвид Мур, что все это значит? Ты хочешь меня провести?

– Да нет, мам!

– Ты говоришь неправду, будто тебе показалось, что ты видел папу, чтобы я простила тебя за эту дурацкую вылазку на платформу. Дескать, это все стресс и все такое прочее. Так, что ли?

– Выкинь все из головы…

– Не дури, Дэвид. Я месяцами не сплю. Я вскакиваю от телефонных звонков. У меня такое ощущение, будто мои внутренности вывернули наизнанку и разбросали по всей земле. Я люблю тебя и пытаюсь понять, что ты переживаешь, и я не позволю пользоваться именем отца как прикрытием для чудовищных поступков.

Мама выкладывала все это в ярости, но глаза говорили совсем о другом. Они словно молили: «Ну скажи мне, что все это правда». Никакие страхи и отчаяние не могли уничтожить надежду, брезжащую, подобно слабому предутреннему свету.

У меня перед глазами возникли фотографии – старые карточки, висевшие у нас в передней. Папа – мускулистый, в обтягивающей майке, с длинными волосами, завязанными в хвостик. Вот он с притворным ужасом тычет пальцем в свою команду, когда вступил в службу охраны. Вот он целует маму на их свадьбе. Все снимки папы до моего рождения. Какой-то незнакомец.

Для меня отец остался совсем другим. Старше, с поседевшими волосами, массивный. Я потерял такогоотца.

А мама? Она ведь потеряла всех этих мужчин на стене. Всех до единого. И я вдруг понял, что она испытывает боль, которая мне и не снилась.

А сейчас она впилась в меня глазами, умоляя об ответе, который был бы надеждой. Теперь я, кажется, понял, что такое настоящая надежда. Она нас преображает. Она подобна миражу в пустыне. Ты видишь его там, где на самом деле ничего нет. По телику. В холодном взгляде детектива. На гнусном перроне подземки. Но, подобно миражу, все исчезает и безжалостно оставляет тебя ни с чем.

Нет, такую надежду я не вправе дать маме. Это было бы подло. Если я сам начинаю сходить с ума, я не вправе заражать и ее.

– Но это же глупо, мам, – сказал я, отводя глаза. – Это… это было что-то вроде галлюцинации. Больше это не возвращалось. Вот и все…

Я замолчал. Мама тоже молчала. Долго. Потом я почувствовал, как она обняла меня.

– Дэвид, – ласково проговорила она. – Нам обоим пора отдохнуть.

Сейчас мне больше всего нужно было одно – принять душ. Что я незамедлительно и сделал, как только мы переступили порог дома.

А потом я помчался прямо к себе в комнату. Тщательно прикрыв за собой дверь, я вывалил на стол содержимое карманов – обертку от жвачки, жетоны на метро, ключи, пару резинок…

Небесно-голубая визитка спряталась в сложенной бумажке с домашним заданием. У меня засосало под ложечкой.

Надежда.

Дудки.

Выбрось ее. И глядеть нечего.

Я бросился в ванную комнату, поднял крышку унитаза и бросил карточку в унитаз.

Но успел прочесть слова.