Текст книги "Детектив перед сном"

Автор книги: Петтер Аддамс

Соавторы: Эллиот Уэст,Эльсе Фишер,Михаэль Гюстен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

– Инспектора Абернати? Может быть, действительно будет лучше всего, если вы тотчас отправитесь к нему. Инспектор – ваш хороший друг, и он нам поможет. Только не забудьте, что дорогой доктор Моррис – да благослови господь его душу и открой ему врата рая! – что дорогой доктор Моррис в свое время подозревал о насильственной смерти миссис Шекли. – И, немного подумав, добавила, – я люблю жизнь и, надеюсь, вы тоже. Поэтому нам нужно выяснить все до конца.

Она поднялась, потрогала пальцами мертвого кота и бросила взгляд в сад, освещенный весенним солнцем.

– Я похороню его там, у стены. Меня утешает лишь одно: его смерть была быстрой, и он почти не страдал. Если б мы, люди, могли покидать этот мир с такой легкостью!

3

Полицейский участок в Крайстчерче находился на одной из центральных улиц в старом, увитом плющом двухэтажном здании. Если бы не вывеска у ворот, ни одному приезжему не пришло бы и в голову, что именно за этими стенами скрываются местные блюстители порядка. За домом находился сад, а немного дальше – Оук-ривер, небольшая речушка. В былые времена, когда Крайстчерч был окружен крепостными стенами и башнями, эта речушка имела немаловажное значение: не один рыцарь, облаченный в тяжелые железные доспехи, нашел смерть в ее водах. С тех пор прошло добрых полтысячи лет, и речушка вновь обрела назначение, данное ей природой. Она мирно извивалась среди лугов и полей и славилась во всем графстве своими рыбными богатствами.

Джордж Абернати два года назад получил назначение на должность начальника полицейского участка в Крайстчерче и вскоре после этого был избран председателем союза «Форель». И это он внес предложение очистить Оук-ривер от тины и грязи и запустить несколько десятков килограммов мальков. На соревнованиях рыболовов в прошлом году Джордж Абернати занял первое место.

Кроме того, Джордж Абернати усердно занимался изучением родного края и многие часы проводил в городском архиве, роясь в старых рукописях и письменах. И не так давно он сделал великое открытие, установив, что в шестнадцатом веке Крайстчерч оказался рекордсменом по уничтожению ведьм. Ровно двести двадцать семь ведьм различного возраста были или сожжены на костре, или утоплены в Оук-ривер – показатель, которым не мог похвастаться ни один город в графстве.

Естественно, каждый приезжий мог с полным правом спросить: откуда же инспектор берет время для своих исследований и занятий спортом? Но местные жители над этим вопросом голову не ломали. Они знали, что в их родном городке преступления совершаться не могут. Помнили, конечно, о краже велосипеда в прошлом году и о разбитом стекле в церкви. Но это в счет не шло. Велосипед украл какой-то бродяга, а стекло разбил подвыпивший кузнец – этим актом он пытался отомстить сварливой, как Ксантиппа, жене, но с пьяных глаз перепутал церковь со своим домом. На следующее утро он сам явился в полицейский участок и чистосердечно покаялся в содеянном.

Поэтому неудивительно, что Чэд, переступив порог служебного помещения, не нашел там ни одной живой души. Зато он заметил на полу большой лист бумаги, на котором было написано: «Я – на реке».

Выйдя через заднюю дверь, Чэд прошел по саду к реке. Полицейский инспектор сидел на берегу на раскладном стульчике с удочкой в руке и с философским спокойствием следил за поплавком. Чэд тихо подкрался и с такой силой ударил инспектора по плечу, что тот едва не свалился в воду.

С Джорджем Абернати Чэд был знаком с самого начала войны. Они вместе служили в одном подразделении и были хорошими друзьями. По совету Джорджа Чэд и арендовал Касл-Хоум.

Инспектор был толстощекий, упитанный и добродушный человек лет сорока Расстегнутый воротничок форменной рубашки позволял предположить, что, несмотря на свою профессию, Джордж был совершенно лишен воинствующей жилки, и это предположение было верным в любом отношении.

Свою карьеру Джордж Абернати начал чиновником уголовной полиции в Глазго, и из него, возможно, получился бы со временем знаменитый сыщик, если бы не пуля гангстера, которая чуть было не отправила его к праотцам. После этого случая Джордж попросил своего дядюшку, начальника полиции в Глазго, о переводе в более спокойное место, где нет никаких гангстеров. Дядюшка, не лишенный юмора человек, запросил в архиве данные о количестве преступлений в различных уголках Шотландии и к своему собственному удивлению констатировал, что Крайстчерч остался в стороне от всех пороков, присущих двадцатому столетию.

Вот какими судьбами Джордж Абернати очутился в Крайстчерче; глубокий покой и гармония, царившие в местечке, были именно тем, чего он так страстно желал.

А теперь вот перед ним очутился Чэд и, держа в руке серебряный молочник, говорил с удивительным спокойствием:

– В эти сливки насыпан яд, дружище, кто-то хотел спровадить меня на тот свет.

– В Крайстчерче такого не бывает, – равнодушно ответил Джордж Абернати.

– Сегодня, среди ночи, когда я спал, – Чэд вынул из портфеля фарфоровую фигурку с красной шеей, – кто-то проскользнул в мою комнату и поснимал головы со всех таких фигурок.

Джордж ненадолго задумался, а потом снова отрицательно помотал головой:

– Ты заблуждаешься, Чэд. Клиники для душевнобольных нет ни в Крайстчерче, ни в его окрестностях, поэтому в твою спальню забраться никто не мог, – ловким движением, позволявшим судить о его богатой практике, он подсек рыбу и самодовольно заметил: – Ерш! Думаю, граммов на двести.

У Чэда наконец лопнуло терпение, и он рассказал своему другу все, что приключилось с ним в Касл-Хоуме.

Джордж Абернати словно застыл на своем стульчике, потом протяжно и смиренно вздохнул, застегнул воротник форменной рубашки и поднялся с таким огорченным видом, какой может быть только у человека, чувствующего, что скоро в корне изменится весь размеренный уклад его жизни.

– Рано или поздно это должно было случиться, – заметил он. – Злое предчувствие уже давно нашептывает мне об этом.

– Что за злое предчувствие?

– Пойдем выпьем по стаканчику портера, а потом я тебе расскажу, почему я больше не доверяю спокойствию, царящему в нашем мирном и добром Крайстчерче. Это спокойствие просто противоестественно. Так же противоестественно, как если бы красноперка, выпущенная в пруд со щуками, подохла лет через десять естественной смертью. Подобных казусов не бывает.

За стаканчиком инспектор рассказал, почему его грызет злое предчувствие.

– Представь себе, когда два года назад меня перевели в Крайстчерч, я был счастлив до невозможности. Был рад, что удалось улизнуть из Глазго. Я не мог забыть, как один из гангстеров продырявил меня насквозь. Вот сюда пуля вошла, – он показал на грудь, – а отсюда вышла, – он показал на спину. – В Крайстчерче таких вещей не случалось. В худшем случае какой-нибудь турист попадет в автомобильную аварию или произойдет безобидная потасовка. На этом все и оканчивалось. И тогда я сказал себе: «Это место словно создано для тебя, Джордж; охранять закон в таком городке – сплошное удовольствие». Собственно говоря, мне и жалование-то получать было не за что. Но потом мне стало страшно.

– Почему?

– Представь себе, – все более распалялся Джордж, – что в то время, когда мы играем атомными бомбами, словно пасхальными яичками, а подлые грабители чистят банки и водят за нос весь Скотланд-Ярд, в то время, когда у наших квалифицированных стражей закона дел не меньше, чем у их заокеанских коллег, в Крайстчерче царит такой мир и покой, словно здесь целый год рождественские праздники. Наш городской комитет представлен шестью зажиточными гражданами, и, естественно, можно было бы предположить, что в первую очередь они позаботятся о себе и о своих ближних. Так нет, ничего подобного! Они с таким завидным бескорыстием пекутся о благе всей общины, словно это их личное дело! У нас имеются ясли, дом для престарелых, школа, спортивный зал, бассейн, стадион, музыкальная школа, и все это в таком отменном состоянии, что не веришь глазам своим. У Бредбери, владельца универсального магазина, люди могут брать товары в кредит, даже если они в состоянии расплатиться лишь через несколько месяцев. Стерджен, наш пастор, играет в футбол и руководит джаз-оркестром. Фенвик, крупнейший строительный подрядчик в городе, – сама благотворительность. Подобных примеров бесконечно много, и я спрашиваю тебя: разве это нормально?

– Конечно, нет, – лаконично ответил Чэд.

– Я рад, что ты такого же мнения. Это не нормально, не может быть нормальным. За всем этим кроется какая-то тайна, такая же страшная, как темная камера для пыток, могу тебя заверить в этом хоть сейчас, – он глубокомысленно помолчал, а потом добавил без видимой связи: – Таковы уж традиции в Крайстчерче. Вспомни хотя бы о двухстах двадцати семи сожженных ведьмах.

Чэд поднял глаза.

– Не думаю, чтоб яд в сливках и вот эти фигурки, – он поставил фарфорового ангелочка на стол и приставил к нему головку, – имеют что-либо общее с нечистой силой.

– Я тоже не думаю, – согласился Джордж. – Человек не зол по природе, злым его делает общество, в котором он живет. Это старая истина. К этому еще можно добавить, что человек от природы и не добр. Здесь тоже решающую роль играет общество. И если ты видишь, что в условиях, которые никак нельзя назвать подходящими, в людях вдруг вспыхивает необъяснимая любовь к ближнему, значит, нужно быть начеку. Первое подозрение возникло во мне сразу после смерти миссис Шекли. Ты, наверное, уже слышал, что она была необычной личностью. Одни считали ее злобной, другие – капризной, но добросердечной женщиной. Тем не менее все, и в особенности самые уважаемые граждане Крайстчерча, были по отношению к ней так предупредительны, словно она – супруга архиепископа Кентерберийского. И вот однажды ее нашли в постели с посиневшим лицом. Всякие ходили слухи, но потом ее все-таки похоронили. И что ты думаешь? Положение в Крайстчерче нормализовалось за одну ночь. Бредбери перестал отпускать товары в кредит, на подрядчика Фенвика посыпались жалобы – он стал вдруг затягивать ремонт квартир, люди стали обвинять друг друга в злонамеренной клевете, – короче говоря, этой проклятой райской гармонии в Крайстчерче неожиданно пришел конец. Словно тяжкий груз свалился с моих плеч, я понял, что заживу теперь нормальной жизнью. Так продолжалось около трех недель.

– Около трех недель? А потом?

Лицо Джорджа помрачнело. Горькие морщины появились на его лбу.

– Потом? Потом все опять пошло по-старому. Фенвик снова перестал быть бессовестным дельцом, пастор Стерджен – ограниченной самодовольной обезьяной, а Бредбери – торговцем, который в первую очередь печется о собственной выгоде. Все они снова превратились в благодушных людей, всегда готовых прийти на помощь, а мне снова стало нечего делать. На Крайстчерч вновь легла печать неестественной добродетели.

– Отдай это сегодня же на исследование, – постучал Чэд пальцем по молочнику с отравленными сливками, – я думаю, что кошмарная для тебя гармония во второй раз переживает свой кризис, и на этот раз мы с тобой уже позаботимся, чтобы она убралась ко всем чертям.

Джордж понюхал сливки.

– Меня больше беспокоят обезглавленные ангелочки.

– Не понимаю, – Чэд выпрямился на стуле. – Их головки снова можно поставить на место, а вот если бы я сделал несколько глотков этого чаю, то отправился бы к праотцам.

– Послушай, а ты не мог бы мне помочь? – в голове Джорджа родилась идея. – Свяжись с адвокатом Хаббардом, он управляющий Касл-Хоума и душеприказчик покойной миссис Шекли. Посети его под каким-нибудь предлогом и посмотри, что он из себя представляет. Может, он познакомит тебя с кое-какими фактами, касающимися миссис Шекли.

– Вообще, адвокаты не любят распространяться насчет своих клиентов, – с сомнением заметил Чэд. – Из них каждое слово нужно вытягивать. Или Хаббард исключение?

– У него есть слабость – красивые женщины. Значит, кое-что человеческое и ему не чуждо. Попытку, во всяком случае, сделать не мешает.

– Я не совсем еще разобрался во всем этом, – Чэд находился в нерешительности. – Из твоих слов явствует, что в Крайстчерче под маской благочестивой любви к ближнему происходят такие вещи, в которых наверняка замешана преисподняя. Ну, а так как преисподняя без чертей не бывает, нам остается узнать, кто этот черт. Может быть, сам Хаббард? А может, миссис Порджес?

– Если в этом замешана миссис Порджес, то лучшего наблюдательного пункта, чем у тебя, и желать не надо. Ведь она наверняка сделает еще попытку спровадить тебя на тот свет…

– Благодарю покорно, – ядовито ответил Чэд. – Мне всего тридцать семь, я хочу еще пожить и вовсе не собираюсь потакать желаниям этой дамы. – Он поднялся, собираясь идти, но у двери обернулся. – Помнишь артиллерийский обстрел в Тобруке?

– Еще бы! Конечно, помню!

– Так вот! Я вспоминаю ту воронку, в которой мы сидели, согнувшись в три погибели, и она по сравнению с Касл-Хоумом кажется мне довольно надежным местечком. Там я хоть знал, с какой стороны мне грозит опасность и когда она приблизительно кончится, а здесь… – Он посмотрел в окно на тихий, освещенный лучами солнца, сад. – Здесь мной владеет такое чувство, будто я должен опасаться каждой пчелы, которая с жужжанием пролетает мимо.

4

Чэд не спешил возвращаться в Касл-Хоум. Он медленно прошел по узким переулкам, по неровной, с выбоинами улице, тянувшейся вдоль Оук-ривер, вышел на шоссе, вдоль которого стояли одиночные виллы, и лишь затем повернул к дому. Совершенно неожиданно перед ним выросла каменная стена, он поднял глаза и в нескольких десятках метров от себя увидел часовню. Он вышел к крайстчерчскому кладбищу.

Скорее машинально, чем с какой-то определенной целью, Чэд открыл калитку. Неподалеку от часовни стояли пятеро мужчин. Одетые в черные костюмы, они со скучающим видом смотрели куда-то перед собой. Чэд обратился к одному из них с вопросом, не знает ли он, где похоронена миссис Шекли. Мужчина объяснил, и Чэд, пройдя меж рядами могил, вскоре очутился в южной части кладбища.

Семейный склеп Шекли – дешевая миниатюрная копия греческого храма с двумя колоннами – был построен лишь в 1940 году и находился в той части кладбища, где не было больше никаких могил и которая скорее напоминала парк. Не далее чем в ста метрах виднелась черепичная крыша Касл-Хоума.

Вход в склеп закрывала ржавая решетчатая дверь. Чэд уже собрался было повернуться и уйти, но толкнул дверь, не ожидая, что она отворится. Однако дверь отворилась. Бросая взгляд на замок и петли двери, Чэд увидел, что их недавно смазывали. Полный любопытства, он спустился вниз. Маленькая сводчатая дверь в глубине склепа была заперта. Чэд предположил, что эта дверь ведет в другое помещение, вероятно, находящееся под склепом. Он в задумчивости отправился обратно, к выходу с кладбища.

Пятеро одетых в черное мужчин, стоявших ранее неподалеку от часовни, уже исчезли. Из отдаленного конца кладбища доносились звуки церковных песнопений. Потом в конце аллеи появились люди, одетые в траур. Они спешили покинуть кладбище по возможности быстрее, так как все небо заволокли дождевые тучи и было видно, что с минуты на минуту хлынет проливной дождь. Плотной толпой они шли к выходу, где их ждали несколько экипажей и три автомашины.

Пастор Стерджен, естественно, должен был показать, что он считает непристойной ту поспешность, с которой прихожане покидали кладбище, и шествовал последним. Когда он проходил мимо Чэда, тот заговорил с ним. Обратив на пастора простодушный взор, он сказал ему, что имеет намерение поселиться в Крайстчерче, но так как он человек верующий, то не хотел бы жить без благословения церкви. Он хочет принимать деятельное участие в жизни общины и постоянно встречаться с людьми, которые не могут жить без веры в эти грешные времена.

У пастора Стерджена было узкое лицо. Седые жидкие волосы свисали почти до воротничка. В общем Стерджен производил впечатление добропорядочного человека.

Пастор Стерджен захотел подробно ознакомиться с жизнью и общественным положением своего нового опекаемого, и Чэд рассказал ему о Касл-Хоуме, о миссис Порджес и о покойной Шекли, которую он в мгновение ока превратил в свою дальнюю родственницу. Тут же, не сходя с места, он познакомил пастора с целым рядом несуществующих братьев и сестер, дядюшек и тетушек и наворотил еще целый ворох небылиц относительно своих благочестивых деяний, которые он якобы совершил во славу святой церкви. Большую службу сослужил ему в этом репортаж о фарисействе в англиканской церкви, написанный им два года назад и позволивший ему познакомиться и с самой церковью, и с ее организацией.

Но на Стерджена самое большое впечатление произвели слова Чэда о том, что миссис Шекли приходится ему якобы двоюродной тетушкой и что он в будущем намерен окончательно обосноваться в Касл-Хоуме. Его невеста, дочь состоятельного купца, торгующего импортным табаком и кофе, спит и видит, чтобы жить на лоне шотландской природы. Она, так же как и он, Чэд, твердо убеждена, что старые добрые британские обычаи можно теперь найти только в таких местечках, как Крайстчерч. Поэтому в ближайшие дни он намерен нанести визит и адвокату Хаббарду, чтобы договориться с ним о покупке дома.

Потом, словно невзначай, Чэд перевел разговор на завещание умершей. Он лично сомневается в том, что таковое существует, так как в последние годы старая дама стала очень забывчивой. Разумеется, он не питает никаких надежд получить что-либо в наследство – ни в коем случае! – но ведь у старой миссис Шекли были и другие более близкие родственники, а они-то не так легко смирятся с отсутствием завещания.

– Вы говорите – стала забывчивой? – глаза Стерджена с нависшими над ними густыми бровями сверкнули. – Если у кого в возрасте семидесяти лет и была безупречная память, так это у вашей тетушки, можете мне поверить.

– Лично я не могу сказать ничего определенного по этому поводу, – заметил Чэд. – Но мой дядюшка Ричард, навестивший ее последний раз четыре года назад, нашел ее несколько рассеянной. Семьдесят лет – это в конце концов возраст!

– Возможно, по какой-нибудь причине она специально хотела вызвать в вашем дядюшке такое чувство, – нетерпеливо возразил Стерджен. – А я могу лишь повторить: в памяти вашей покойной тетушки все запечатлевалось не хуже, чем на кинопленке.

Стерджен собрался было идти, но потом вспомнил:

– Вы, кажется, говорили, что собираетесь купить и привести в порядок Касл-Хоум?

– Да, да, – подтвердил Чэд. – Моя невеста хочет обзавестись кучей ребятишек, а Касл-Хоум в теперешнем состоянии не сможет вместить большую семью. Знаете, я – человек, который все делает фундаментально. И уж если я поселюсь в Касл-Хоуме, то хотел бы иметь покой, а не наблюдать, как по моему дому постоянно разгуливают мастеровые.

– Я полностью с вами согласен, – заверил Стерджен. – К тому же и мастеровые сегодня – проблема. Я знаю лишь одно исключение – наш строительный подрядчик Фенвик. Он начал с самых низов, работал сперва простым каменщиком. И уж если он берет заказ, то выполняет его так добротно, что никто не имеет к нему никаких претензий. Не так давно он ремонтировал находящийся под опекой церкви дом для престарелых, и я остался очень доволен.

– У вас в Крайстчерче есть дом для престарелых?

– Когда вы узнаете, что наша община вообще делает для людей, чтобы спасти их души от разложения, вы еще не так удивитесь, мистер Оливье. Мы содержим не только дом для престарелых – у нас есть и молодежный клуб, и собственная библиотека. Кто хочет завоевать души человеческие, тот должен идти в ногу со временем. Мы не можем позволить, чтоб нас опутали всякими пережитками и предрассудками.

«Если б твоя воля, ты пообрывал бы у школьников все уши и бил бы их по пальцам линейкой», – подумал Чэд, но вслух произнес:

– Я навещу вас в самом скором времени, ваше преподобие. Меня чрезвычайно радует, что я буду иметь возможность принимать деятельное участие в такой образцовой общине.

– Да сохранит тебя господь, сын мой! – зычным голосом распрощался пастор и направился к своему дому, расположенному напротив кладбища.

5

Крашеный забор приусадебного участка имел такой свежий вид, словно его каждое утро обтирали мокрой тряпкой. Автомашина, стоящая перед гаражом, блестела безупречной полировкой. На усыпанной гравием дорожке, ведущей к дому, не было видно ни одной травинки, кусты роз были подвязаны к лакированным деревянным палочкам, а по внешнему виду сарая никак нельзя было предположить, что там хранятся асбестовые плиты, черепица и мешки с цементом. Кирпичи, сложенные у сарая, были накрыты брезентом.

Под миндальным деревом стояла скамейка, на ней сидел человек. Волосы его были взлохмачены, щеки покрыты густой щетиной. У него было узкое симпатичное лицо, с уголка рта свисала сигарета. Вытянув вперед ноги и подставив лицо солнечным лучам, он, казалось, был доволен и собой, и окружавшим его миром.

На приветствие Чэда человек протяжно зевнул, потом кивнул головой и лишь затем по-настоящему раскрыл глаза, чтобы получше рассмотреть посетителя.

– Вот те раз! Откуда вы взялись? Разве вы не…

– Ну, ну, договаривайте!

Ах, нет, я просто обознался, – он выплюнул окурок прямо на дорожку, то есть совершил поступок, казавшийся богохульным по отношению к чистоте, в которой содержался сад. По виду незнакомца было заметно, что появление Чэда произвело на него большое впечатление.

Когда Чэд осведомился, не сможет ли он переговорить с мистером Фенвиком, человек жестом указал на дом и язвительно заметил:

– Он будет несказанно рад вас видеть.

– Он же меня совсем не знает?

Незнакомец ничего не ответил.

На звонок Чэда вышла молоденькая девушка и, после того как он назвал ей свое имя, попросила минутку обождать и поспешила в дом. Вскоре она вернулась и провела его в бюро подрядчика Фенвика.

Чэд и Фенвику сразу наплел множество всяких небылиц относительно своих планов в Касл-Хоуме.

Реакция, с которой Фенвик воспринял слова Чэда, никак не походила на реакцию делового человека – предполагаемый заказ его скорее озадачил, чем обрадовал.

– Вы навсегда хотите поселиться в Касл-Хоуме? – он беспомощно уставился на Чэда. – Но ведь… ведь это же чудесно. Значит, в будущем мы станем соседями. Я искренне рад этому!

«И совсем ты не рад, скорее наоборот», – Чэд вспомнил о высокой каменной стене с осколками стекла, о странном поведении пастора, о высказываниях Джорджа и отношении уважаемых людей города – и ему вдруг стало совершенно ясно, что все они – и пастор Стерджен, и Фенвик, и – не в последнюю очередь – незнакомец на скамейке – по неизвестным причинам были против его пребывания в Касл-Хоуме.

Он уже хотел было распрощаться, как миссис Фенвик ввела в бюро бедно одетую женщину с мелкими чертами лица.

– С тобой хочет поговорить миссис Мерчисон, – сказала она своему супругу, а когда зазвонил телефон, сняла трубку, некоторое время слушала, а потом ответила довольно сухо, что ее муж сейчас занят и надо позвонить попозже. С тех пор как миссис Фенвик появилась в комнате, Чэд не спускал с нее глаз. У нее, несомненно, было какое-то сходство с человеком, что сидел на скамейке. Он, должно быть, приходился ей родственником.

Но в следующую минуту у Чэда появились и другие причины для удивления. Когда миссис Мерчисон попросила перекрыть ей крышу на средства общины, лицо Фенвика сразу помрачнело. Чэд даже решил, что подрядчик сейчас укажет просительнице на дверь. Но женщину не испугал мрачный вид Фенвика. Не сказав ни слова, она открыла свою сумочку – так, чтобы Фенвик мог видеть ее содержимое.

И Фенвик сразу же превратился в человека предупредительного, готового в любую минуту прийти на помощь. Желание миссис Мерчисон он выполнит завтра же и сам проследит, чтобы работа была сделана доброкачественно.

Миссис Мерчисон поблагодарила подрядчика, поспешил раскланяться и Чэд. Некоторое время он следовал за миссис Мерчисон, а потом быстрым шагом догнал ее, сделал вид, что споткнулся, выбил у нее из рук сумочку и все содержимое сумочки вывалилось на тротуар.

Рядом с портмоне, носовым платком и футляром для очков лежала отбитая рука какой-то фарфоровой фигурки, которая тотчас же заставила его вспомнить об ангелочках на этажерке. Он сделал вид, будто не расслышал ядовитого упрека миссис Мерчисон, сунул отбитую фарфоровую руку себе в карман, извинился и направился к дому – с твердым намерением не довольствоваться больше уклончивыми ответами миссис Порджес, а устроить ей настоящий допрос.