Текст книги "Детектив перед сном"

Автор книги: Петтер Аддамс

Соавторы: Эллиот Уэст,Эльсе Фишер,Михаэль Гюстен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

6

– Вы что тут, все с цепи сорвались! – прошипела Афродита. – Для таких шуточек я не гожусь!

На толстого лакея это заявление не произвело никакого впечатления. Дуло армейского пистолета по-прежнему взирало на Афродиту.

– Сожалею, любезнейшая, но я совсем не шучу. Мне велено придержать вас здесь. И я буду вынужден стрелять при малейшем сопротивлении.

– Смотрите, не перестарайтесь, – презрительно ответила Афродита. Она огляделась. Ну и дела! Почти камера: железная кровать, два стула, убогий стол. – Я, пожалуй, сяду. Предпочитаю говорить сидя. Если со мной кто-то собирается объясняться. – Не дожидаясь ответа, она плюхнулась на кровать, подложила под бок подушку, устроилась поудобнее. – Вот так, пожалуй, еще сойдет, хотя в Европе, видно, не найти худшей кровати. Это что, ваши апартаменты, монсиньор? – Как вас, собственно, зовут? Или это государственная тайна?

– Я Валентин Кальбе, – сказал толстяк, – и если мне позволено будет дать вам совет, мадемуазель, то скажу, что в вашем положении лучше не шутить…

– А я не шучу. Но кровать препаршивая, герр Кальбе, уверяю вас. Намек на мое положение мне непонятен. Может быть, вы кое-что разъясните?

Кальбе осторожно потащил к себе один стул, не опуская пистолета и следя за Афродитой. Та сочувственно покачала головой. Наконец он уселся.

– Итак, вам было велено схватить меня и держать здесь. А зачем? Будет ли мне позволено узнать об этом, черт возьми?!

– Это вне моей компетенции, – ответил Кальбе. – Я только выполняю приказ, любезнейшая. Но вы, наверняка, скоро узнаете причину этого, так я, во всяком случае, полагаю, если мне будет позволено…

– Вам это позволено, – сказала Афродита, потешаясь над своим вежливым похитителем. – И часто вам приходится заниматься такими делами?

– Как вы сказали?

– Вы часто занимаетесь похищением людей?

– Да вы что, милейшая! Что вы позволяете? – возмутился Кальбе. – За кого вы нас принимаете! В данном случае имеет место… исключение. Мы, любезнейшая, не бандиты!

Афродита рассмеялась:

– Ах, что вы, что вы! Ведь вы всего-навсего невинный миленький шутник…

– Я, в конце концов, требую, мадемуазель, не изощряться насчет нашей вынужденной акции…

– Не валяйте дурака, герр Кальбе! Отвечайте: держите вы меня тут силой или нет?

– Конечно, уважаемая, – Кальбе продолжал быть вежливым.

– И вы думаете, я бы пошла за вами, если б знала, что вы собираетесь сделать?

– Разумеется, нет, уважаемая… Но полагаю, что вы скорее согласитесь быть здесь, чем встретиться с полицией.

– Это еще вопрос, – сказала Афродита. Однако толстяк обнаруживает признаки сообразительности. – Дело еще в том, какие у вас намерения. Что вы устроили это пиратство не для того, чтобы со мной переспать – это для меня ясно…

– Я прошу вас, мадемуазель! – вознегодовал Кальбе и даже опустил было пистолет, но тут же взял себя в руки.

– Ах, бога ради, успокойтесь, невинный герр Кальбе, – издевалась Афродита. – Я ведь знаю, что похожа на богиню любви столько же, сколько вы на Аполлона. Ну, так какого же дьявола вы меня сюда притащили? Где ваш шеф, или хозяин, или как его? Если вы не будете мне отвечать, то я вам устрою веселую жизнь… Кто этот мерзавец, отвечайте, герр недоделанный Аполлон!

– Оставьте Валентина, мадемуазель! Я к вашим услугам.

Афродита резко обернулась к двери. Там стоял полковник Эдуард Трутц фон Гофманзау, потомок Вительсбергов.

– Бог мой, – сказала Афродита, – скарабей!

Полковник не понял или не принял на свой счет это сравнение. Он посопел, затем сказал Кальбе:

– Спасибо, Валентин! Ты хорошо выполнил поручение. Подожди в коридоре.

– Как прикажет герр полковник! – щелкнул каблуками Кальбе, стоявший навытяжку, круто повернулся и промаршировал к выходу.

Полковник подождал, когда за ним закроется дверь. Он успел переодеться в гражданское платье, отчего, по мнению критически разглядывавшей его Афродиты, стал теперь похож на пожилого франтоватого приказчика. Для устроителя операции «Похищение» он, пожалуй, выглядел слишком безобидно. Вот только мрачность, сопровождаемая сопением… Впрочем, это мелочи. А главное, Афродита увидела на плече полковника свою кожаную куртку. Интересно, как там Август…

Полковник щелкнул каблуками и слегка поклонился.

– Прошу прощения, уважаемая. Но мне ничего другого не оставалось. Я должен с вами срочно поговорить, любезнейшая.

«Ага, вот откуда у Кальбе эти словечки», – подумала Афродита.

– Странно. Ведь вы без малого часа три сидели почти рядом со мной. Могли бы там и поговорить.

– К сожалению, мы были не одни.

– Верно, я ослышалась? – оживилась Афродита. – Как романтично! Вы сгораете от желания поболтать со мной наедине… и поэтому похищаете. О, полковник, вы хорошо подумали, когда решились на такое?!

– Вам не следует шутить надо мной, – сказал мрачно и вежливо полковник. – Не забудьте, пожалуйста, что вас ищет полиция.

– Фью! – присвистнула Афродита, показывая тем самым, что она думает о Баллере и его гвардии.

– А у меня впечатление, что вашей особой интересуются больше, чем вам хотелось бы. Во всяком случае, речь шла об аресте, и я убежден, что завтра ваша фотография будет в газетах.

– Ну и что ж, – проворчала Афродита. – Меня бы здорово удивило, если бы мне не попытались подсунуть дело с графом. Он, разумеется, отравлен.

– Вы… вы утверждаете это, уважаемая? – в голосе полковника послышалась растерянность. – Впрочем, конечно же… боже… мой… быстродействующим ядом…

– Я так и подумала. Сброд собачий. Подонки.

– Как вы сказали?.. Я не совсем понимаю… – полковник почти заикался.

– Ах, да и не нужно, чтобы вы понимали. Я хочу сказать, что убийца, или убийцы не отличаются изобретательностью. Это заставляет предполагать в них рахитичную психику. Но что я вижу, полковник, вы, кажется, принесли мою куртку?

– Да, действительно, – сказал полковник, пребывавший в растерянности. – Извините, пожалуйста. – Он осторожно положил куртку на кровать.

– Полицейские не пытались оставить ее себе на память? – невинно спросила Афродита.

– Ну что вы, уважаемая… Насколько я понял, полиции и в голову не пришло, что вы могли, э-э, убегая, что-нибудь оставить. Они убеждены, что вы скрылись без чьей-либо помощи.

– Странно… – задумчиво сказала Афродита, – но ведь вы, конечно, все были опрошены? И никто не вспомнил о моей куртке?

– Никто, насколько я знаю, – уверил ее полковник, – а почему это вас так интересует?

– Неважно, полковник, – уклонилась Афродита, – я просто немножко удивлена… А как она к вам попала?

Полковник смущенно откашлялся.

– Честно говоря, она была у меня в машине, еще до того, как вы с Валентином скрылись.

– Смотри-ка, – одобрительно заметила Афродита. – И как это вам удалось?

– Валентин знаком с гардеробщицей, – не без гордости ответил полковник.

– Так, так, – Афродита становилась все задумчивее, – что-то слишком много подготовки. Слишком много, не так ли?

– Так точно, уважаемая, – отвечал полковник. – Но мне ничего другого не оставалось. У меня не было выбора.

Значит, Август преспокойно мог дрыхнуть в кармане, если, конечно… И Афродита изложила мысль вслух:

– Конечно, вы обшарили карманы куртки?

Полковник мгновенно побагровел.

– Ну, хорошо, хорошо, я вам верю. Хотя не понимаю, почему для прусского офицера чужие карманы менее интересны, чем, скажем, для ревнивой жены…

«Представляю, как бы ты себя почувствовал, если бы наткнулся на Августа», – подумала Афродита.

– Мадемуазель! – встопорщился скарабей. – Об этом не вам судить. Вы, в конце концов, иностранка. А иностранцы до сих пор не понимают прусского характера.

– Гм-м, да… – неопределенно отреагировала Афродита. – Не присесть ли вам, герр полковник?

– Благодарю вас, любезнейшая, но я предпочитаю стоять.

– Я вовсе не хотела вас обидеть!

– Я вовсе и не обижен. Может быть, немного озабочен, признаюсь… Когда вновь и вновь сталкиваешься с подобным предубеждением… Но я твердо верю, что мы придем к приемлемому для нас обоих соглашению. Ничего другого мне не надо. Я хочу предложить вам некую сделку.

Афродита вытащила из джинсов голубой платок, звучно высморкалась, затем скомкала и словно нечаянно сунула его в карман куртки. К своей радости, она нащупала Августа, мирно лежащего в справке. Полковник не заметил этой разведки.

– Ладно, слушаю вас, – сказала она, – хотя предупреждаю, что не питаю к вам особого доверия.

– Мадемуазель, вы ни о чем не пожалеете, – облегченно вздохнул полковник, не ожидавший, что так легко договорится. – Уважаемая разрешает? – И он, наконец, пододвинул себе стул и сел – так же прямо и деревянно, как стоял.

Афродита молчала, пусть инициатива остается у полковника.

– Видите ли, уважаемая, – заговорил тот после некоторой паузы, в течение которой, очевидно, подыскивал лучшее начало. – Я не знаю, убийца вы или нет. И, по правде говоря, меня это не очень интересует…

– Рада за вас, – не удержалась Афродита.

– Повторяю, – продолжал полковник, не сбиваясь с курса, – мне не нужно никаких доказательств того, имеете вы отношение к убийству своей тети, ее секретаря и несчастного Хазенталя или не имеете. Минутку!.. В моем к вам деле это не имеет ровным счетом никакого значения. Но фактом остается то, что вас считают убийцей, независимо от того, являетесь вы ею в действительности или нет, и то, что вас разыскивает полиция. Минутку, любезнейшая! А теперь моя идея. Я предлагаю вам защиту от полиции и пристанище. Здесь вас никто искать не будет. Понятно я выразился?

– Мое почтение, уж чего понятнее. Но откуда вдруг такое бескорыстие и благородство?

– Если вы невиновны, то я, значит, сделаю доброе дело…

– Ну, а если нет? – Афродита вызывающе поправила свои очки.

– В этом случае… как вам… В этом случае, мягко говоря, я должен получить гарантии… или, вернее, компенсацию.

– Что вы разумеете под компенсацией? – Афродита заинтересованно уставилась на него во все глаза. Она прекрасно понимала, что без очень серьезной причины полковник никогда бы не затеял ничего подобного, но никак не могла заставить себя серьезно отнестись к этому жуку. Однако, следующая фраза заставила ее насторожиться.

– Для вас это не имеет никакого значения, – в голосе полковника возникла вдруг молящая нотка, – но для меня от этого зависит очень многое, если не все. Одним словом, вы передаете мне все бумаги, касающиеся лично меня, все фотографии, документы и копии с них. За это я укрою вас от полиции и по мере возможности помогу перебраться за границу. Ответьте мне честно: разве это не деловое предложение?

У нее мелькнула мысль, что полковник сошел с ума. Но внимательно вглядевшись в его лицо, она констатировала, что на нем имеются следы вековой прусской глупости, а также некой душевной возни, близкой к панике, но никак не сумасшествия. Трутц фон Гофманзау мог быть человеком странным, принимающим воображаемое за действительное, но к душевнобольным таких пока что не относят.

– Безусловно, это деловое предложение, и вы меня просто воодушевили. Но есть тут одна мелочь: о каких, собственно, бумагах вы говорите?

Полковник возмутился:

– Никаких уверток, мадемуазель. Будем честно, с открытым забралом, вести переговоры! Я говорю о бумагах, которые были у вашей тетушки и которые она использовала, чтобы меня, мягко выражаясь, шантажировать.

Полковник снова был красен, на сей раз от негодования. Другого цвета лицо его, наверное, не выносило.

– Да, шантажировать, – повторил он, сверкая светлыми глазками. – Бессовестно, нагло, беспощадно! И многие годы. Я уверен, что названные бумаги находятся у вас!

Оскорбительное заявление в адрес покойной тети Афродиту не задело, конечно. От вознесшейся в дворянство субретки можно было ожидать чего угодно. Но так же далека была ее племянница и от сочувствия полковнику. Скорее, это могло лишь позабавить. Оба фрукта были, очевидно, хороши и стоили друг друга. Но недурно все же проверить обоснованность выдвинутых против тетушки обвинений. Кто знает, может, где-то здесь лежит разгадка таинственных убийств? Поэтому Афродита ужасно обиделась и контратаковала гвардейского кирасира:

– Попридержите-ка свой язык, герр полковник. Я никому не позволю в моем присутствии оскорблять мою тетю. Это неслыханно! Да вы с ума сошли, как вы смеете!..

Багровый полковник тотчас ринулся в ловушку.

– Я не знаю, мадемуазель, – отвечал он с тевтонским рыком, – насколько вы посвящены в дела вашей проклятой тетушки. Я никогда не утверждаю того, что не сумел бы доказать. А я могу по всем правилам юриспруденции доказать, что ваша суперблагородная баронесса была самой беззастенчивой и наглой шантажисткой…

– Ха-ха! – гневалась Афродита. – Он может доказать! Да кто поверит в этот бред, хотела бы я знать!

– Ваш смех, уважаемая!.. Боюсь, как бы вы не стали плакать! – Полковник свирепо посопел, затем, уже несколько спокойнее, продолжал: – В конце концов, возможно, что вы еще не знакомы с наследством вашей тети… Но я твердо решил раз и навсегда с этим делом покончить. И вы мне в этом поможете, хотите вы этого или нет. Даже если придется покончить с вами.

– Не берите на себя слишком много, – сказала Афродита спокойно, хотя ей стало немного не по себе. Бог его знает, не тронулся ли все-таки этот полковник.

– Мне мало что осталось терять, – с мрачной решимостью проговорил кирасир. – И вы, уважаемая, если отсюда вообще выйдете, то лишь в наручниках. Если мы не придем к соглашению, удовлетворяющему обе стороны. Конечно, я обязан, и это вопрос дворянской чести, если, конечно, вы не притворяетесь незнайкой… Итак, я вам расскажу одну историю, историю шантажа. Всю эту отвратительную, с позволения сказать, операцию придумала, организовала и осуществила ваша тетушка.

– Я люблю слушать истории, – продолжала Афродита свою игру, поскольку все шло на лад.

– К сожалению, то, что я вам расскажу, чистейшая правда, – начал Трутц фон Гофманзау. – А впрочем, судите сами. Бульварные листки каждый день полны сообщений из жизни света. Сватовство, свадьба, крещение, любовные приключения – излюбленные темы. Разумеется, само по себе это неплохо. Таким путем чернь нас скоро не забудет.

– А по-моему, это для дурачков, – вставила Афродита.

Полковник резко взмахнул рукой:

– Оставим это. Я не расположен сейчас к политическому спору. Я говорю о себе, и только. Наше сословие так или иначе спасло толику своих достояний, а кое-кто и весьма внушительные средства. Но часто такими способами, какие прежде считались непристойными. Одни вложили свои средства в индустрию, другие сочетались браками с богатыми буржуа… Если, например, такой, как я, теряет все одним махом, то приходится, хочешь или не хочешь, идти на компромисс. В этом случае, как я сказал, нас опередили наиболее видные фамилии. Положим, Гофманзау никогда не были особенно богаты. А после второй мировой войны мы потеряли и то немногое, чем располагали. Так, была национализирована моя усадьба в Макленбурге.

– Неужто вам пришлось наниматься на работу? – посочувствовала Афродита.

– Нет, что вы! – не уловив насмешки, продолжал полковник. – Разумеется, я получил какую-то компенсацию. Конечно же, не от тех, кто там, на той стороне, не думайте.

– Увы, такое и не приснится, – вздохнула Афродита. – Коммунисты ведь беспощадны, это все знают…

– Да, это так, – продолжал обездоленный полковник. – Компенсация была хилая, ни туда ни сюда, и я вынужден был пойти на компромисс, мадемуазель…

– О, интересно, что за компромисс?

– Увы, я просто обязан был пойти на это ради всех нас, Гофманзау. Короче, я переборол себя и женился на ней. – Полковник на секунду замолчал, весь печаль, вина и беспросветность.

– На ком? – задала Афродита вопрос, нормальный для любой женщины.

– На самой некрасивой из дочерей торговца… м-м…

– Чем? – вытаскивала Афродита из страдающего полковника.

– Он тогда скупал и перепродавал кости… животных, разумеется. Но теперь он видный фабрикант пластических изделий.

– Не понимаю ваших огорчений. Ведь таким путем вы вылезли из петли.

– Пожалуй, во всяком случае, материально. Но не спрашивайте меня о жене или деле, которое ведет тесть.

Афродита пожала плечами:

– Ну что уж тут такого! Вы принесли в семью имя, а ваша жена деньги. Разве это ново в вашей среде?

– К сожалению… – горько покивал полковник.

– И я, наверное, не очень ошибусь, предположив, что в вашей семье не могло быть и речи о любви. Но разве для такого случая недостаточно брачного контракта?

– О, мадемуазель! – простонал полковник. – Но как это противно и унизительно…

– Не понимаю, – настаивала Афродита.

– Да и как вам это понять! – Эдуард Трутц фон Гофманзау измученно ощерился в попытке улыбнуться. – Как вы можете себе представить, что значит для такого, как я, быть женатым на постоянно ворчащей и бранящейся женщине, которую к тому же звать Берта… Как бывшую нашу повариху… Берта фон Гофманзау! С ума сойти!..

– Да, это уж слишком. И еще Берта! Кошмар.

– Вот видите! – качал головой исстрадавшийся полковник. – А это семья! О! Толпа неотесанных, некультурных людей. В голове у них только одно: поднять производительность фабрики. А знаете ли вы, что на этой фабрике производят?! Кастрюли, мусорные корзины и ночные горшки. Вы только представьте себе: ночные горшки!

Афродита еле сдерживала смех.

– Действительно, – выдавила она. – Смешно до чертиков. Но, надеюсь, фабрика приносит доход. Я хочу сказать, производство ночных горшков – дело прибыльное?

– Я не компетентен в этом вопросе, – затопорщились вдруг усы у полковника. – Я, вообще, стараюсь не касаться этого… предприятия.

– Понимаю, – согласилась Афродита. – Оставим эту тему. Скажите-ка мне лучше, для чего вы все это рассказываете и какая тут связь с моей тетей?

– Непосредственно никакой, – согласился полковник. – Но я должен был пояснить вам сначала свое положение, чтобы вы поняли, что дальше так продолжаться не может.

– Развод? – удивилась Афродита.

– О чем вы говорите? – выпрямился полковник. – Я ведь объяснил вам, что…

– Верно, полковник! Ну и простофиля же я… вы ведь женились на деньгах, а не на женщине.

– Я обязан был это сделать ради моего дома и ради моего рода.

– Это похвально! – отметила Афродита; она давно уже так не веселилась.

– Но я должен был определить и самого себя, – продолжил полковник свою исповедь. – Я должен был себе доказать, что я не только имя, которое купил богатый проходимец для своей дочери. Я должен был ощутить, что я есть Эдуард Трутц фон Гофманзау. Человек! Понимаете? С помощью человека.

– Вот оно что, – догадалась, наконец, Афродита. – Вы обзавелись любовницей. Балериночка на выходах или в этом духе. В общем, что-нибудь по карману. Но не надо же так расстраиваться! Конечно, есть затруднение… ваш возраст…

– Попрошу вас, мадемуазель! Вы себе позволяете!..

– Да ну же, полковник, неужели я ошиблась?

– Да… нет, в какой-то степени вы правы. У меня появилась подруга… Но это вовсе не то, что вы думаете! – зауверял полковник. – Мыслящая подруга, все понимающая, умеющая разделить… И, конечно же, это дама из моей среды.

– Плюс ко всему! – Афродита всплеснула руками. – Можете не продолжать, полковник. Я поняла, то есть могу представить… Благородная баронесса напала на ваш след, застала, так сказать, вас и вашу даму, ну, когда вы украдкой пожимали друг другу ручки, не так ли?

– Она установила, что мы с нею встречались здесь в квартире моего доброго Валентина.

– И пригрозила поломать вам чудную идиллию, если вы не заплатите некую сумму. Не так ли?

– Точно так!

– И какую?

– Двенадцать тысяч марок. Ежегодно.

– Ощутимо! А зачем вы, собственно, вообще платили?

– Она держала меня в руках! – опять заныл полковник. – Что мне было делать? Она сфотографировала меня и даму, о которой идет речь. Она сумела заполучить, до сих пор не пойму каким образом, мои письма этой даме. Наконец, она потребовала от меня письменное признание о том, что у меня роман с этой дамой.

– И вы согласились?

– Иначе баронесса послала бы фотографии и письма моей жене и… с такими жертвами добытые средства полетели бы в тартарары. Не смейтесь, мадемуазель! Конечно, не только это, но я не мог ставить под удар и мою даму. Не буду скрывать, она замужем. Баронесса ее тоже шантажировала.

– Бодренькая, однако, была у меня тетушка, – резюмировала Афродита. – Простите, не будет ли нескромным, если я поинтересуюсь именем дамы?

– В обычных обстоятельствах – конечно, но в данных… С наследством вы получите, естественно, много документов. В них найдете имя дамы, если вы вообще не разыгрываете комедии и действительно ничего не знаете. Речь идет о графине фон Хазенталь.

– Пс-с-с! – покачала головой Афродита, едва скрывая игривую улыбку. Она представила себе Эрентраут Марию и Эдуарда Трутца, лобызающимися при тайной встрече.

– Трогательная история, – сказала она. – И, конечно, ужасная, – быстро добавила она, заметив движение на лице полковника. – Я, правда, слабая женщина, а не боевой прусский гвардеец, но я бы никому не спустила таких штучек. Думаю, от тетушки полетели бы клочья…

– Я бы тоже сделал что-нибудь такое, – сказал полковник, принимая воинственную позу. – Но прежде надо было до нее добраться.

– То есть как?

– Именно так, я никогда в жизни не видел вашу тетушку.

– Да не может быть!

– Но это факт!

– Значит, вас шантажировал некто, кого вы никогда не видели?

– Понимаю, что это звучит дико, но это правда.

– Значит, она, моя тетушка… баронесса, вам писала?

– Ну что вы, для этого она слишком хитра. Она подсылала ко мне своих марионеток.

– Марионеток?

– Да. Своего секретаря, благородного Ганса фон Гиммельройта. Иногда виконта де Бассакура.

– Виконт тоже замешан?

– Я имел с ним три беседы. Если здесь вообще может идти речь о беседе. Он действовал, как сам говорил, от имени и по поручению баронессы.

– Звучит убедительно. У меня с самого начала было такое чувство, что этот блеющий господин весьма прожженный тип.

– К сожалению.

– Послушайте, но ведь бывали же вы на заседаниях этого вашего движения? Вы член правления?

– Да. Но баронессу всегда кто-нибудь замещал. Тот же секретарь, который, слава богу, дал, наконец, дуба. Или ее заместитель виконт. Вот так, уважаемая.

– Странно, – недоумевала Афродита. – Может быть, и другие члены правления не знали моей тетушки?

– Не могу утверждать. Говорю только о себе. Никогда ее не встречал, ни на заседаниях, ни при других обстоятельствах.

– А графиня Хазенталь? Уж вы-то должны знать.

– Да. Эрентраут Мария… я хотел сказать, графиня Хазенталь тоже никогда не видела вашу тетю и с нею не разговаривала.

– А вы считали нормальным такое странное обстоятельство? У меня бы это вызвало недоверие. Я бы не смогла состоять в организации, руководитель которой никогда не показывается на людях.

– Нехорошо, в самом деле… – полковник смущенно потирал руки. – Но как-то не приходило в голову. Я не находил это странным. Кроме того, было известно, что баронесса нелюдима и своенравна.

– Откуда же было известно?

– М-м, просто известно и все.

– Ясно, – сказала Афродита и задумалась.

Полковник тоже молчал. Минуты через три он зашевелился:

– Я жду ответа, уважаемая! Вы подумали над моим предложением?

– Нет! – честно отвечала Афродита. – Мне, собственно, не над чем думать. Я понятия не имела о проделках моей тетушки и не располагаю бумагами, которых вы требуете.

– Но вы наследница!

– Так говорит виконт, – уточнила Афродита. – Сама я об этом ничего пока не знаю.

– Разве вы приехали в Кельн не для того, чтобы вступить во владение наследством баронессы?

– Нет. Я даже не знала, что тетушка, пока я сюда ехала, удалилась к праотцам.

– То есть, вы утверждаете, что у вас нет документов, дискредитирующих меня и графиню?

– Рада видеть, что, несмотря на тяжкие страдания, вы сохранили ясность ума.

Полковник вскочил со стула и начал багроветь.

– Вы не лучше своей тетки, – зарычал он, весь сотрясаясь. – Но вы меня не проведете. Я обещал Эрентраут Марии и я сдержу свое слово. Я положу конец этой истории!

– В таком виде вы должны больше нравиться вашей даме, герр полковник, – сказала Афродита. – Вы не по адресу расходуете свою запоздалую решительность. Повторяю, что я никаких дел не имела с моей тетей и не отвечаю за ее безобразия. Будь у меня бумаги, которыми вы так страстно хотите завладеть, я бы вам тут же отдала. Не собираюсь идти по стопам баронессы.

– Не верю ни единому вашему слову, – гневно топтался перед ней Эдуард Трутц. – Даю вам срок до завтра. Хорошенько подумайте, любезная. Иначе я без всякой жалости сдам вас полиции. Но еще до того так вас отделаю, что вы навеки меня запомните!

– Вы несете чепуху, полковник. Завтра утром вы воспитанно распрощаетесь со мной, как и полагается дворянину.

– Не дождетесь! Я вас завтра вышвырну на съедение полиции или отправлю на тот свет.

– Дело хозяйское, – холодно отвечала Афродита. – На вашем месте я бы еще раз все взвесила. Представляю, в какой восторг придет полиция и особенно бульварная пресса, когда узнает, что Эрентраут Мария графиня фон Хазенталь была, а, вероятно, и теперь еще ваша любовница. Бедный фон Хазенталь… К сожалению, он не может полюбоваться своими рогами. Кто-то поторопился его ухлопать, а, полковник? Не заблуждайтесь, я не из тех, с кем можно легко справиться. Можете быть свободны.

Раскаленный полковник тупо глядел на Афродиту, не в силах издать ни звука. Наконец, он круто повернулся и с топотом вылетел вон, сопровождаемый хихиканьем Афродиты. Она тотчас повалилась на кровать, с наслаждением вытянулась и мгновенно задремала. До нее едва успело долететь неясное бормотание – это полковник приказал Кальбе быть настороже, затем в дверях дважды повернулся ключ. И наступил великий покой.