Текст книги "Детектив перед сном"

Автор книги: Петтер Аддамс

Соавторы: Эллиот Уэст,Эльсе Фишер,Михаэль Гюстен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Герцогиня надулась:

– Вместо благодарности, что я не скрыла, где документы…

– Да, после того, как стриптиз не сработал, – пробурчал князь Червенков.

– Вас это удивляет, князь? – спросила Герлинда фон Шнепфенфус.

– У кого есть, тот имеет, – парировала Изабелла, смерив богаделку презрительным взглядом.

Афродита сочла необходимым положить конец задымившейся междоусобице.

– Герцогиня сделала, что могла, – сказала она, чуть подчеркнув последнее слово и глянув на пышную грудь владелицы салона красоты. – Теперь мы наверняка знаем, что бумаги, о которых речь, находятся у виконта. Но почему не знал этого полковник?

– Увы, – произнес вдруг барон Филипп и неожиданно фыркнул, ударив себя по ляжкам. Гулко хмыкнула борода князя. Граф делла Скала хихикнул, прикрыв рот ладонью. Богаделка Герлинда еще более поджала тонкие губы. Герцогиня открыто улыбнулась Афродите. Не покинула печаль лишь Валентина Кальбе да графиню Хазенталь, которая и прекратила странное оживление, обратись к Афродите:

– Видите ли, любезнейшая, Трутц, я хочу сказать, полковник фон Гофманзау был чрезвычайно прямолинейным человеком.

– Светлая душа, – вставил Кальбе.

– Да, Валентин, – сказала графиня. – Лучше вас, в конце концов, его никто не знал…

– Вы в этом уверены, дорогая? – Герлинда фон Шнепфенфус злобно уставилась на графиню.

Но тут вмешался Конде делла Скала, к которому вернулась тоскливая озабоченность:

– К сожалению, мы не могли посвятить полковника в эту тайну, – пояснил он. – Именно в подобных вопросах он был излишне э-э… эмоционален, он был, так сказать, вот именно простая душа, если графиня позволит мне так выразиться…

Эрентраут Мария слегка кивнула.

– Простая или светлая, – сказала Афродита раздраженно. – Он был убежден, что бумаги находятся у меня. И это, по собственному его признанию, сообщил ему виконт. Значит, перед тем они встретились.

Кальбе попросил слова, подняв по-школярски руку:

– Это верно, – начал он. – Господин полковник в самом деле имел с господином виконтом разговор и в результате получил сведения о том, что мадемуазель является наследницей баронессы, что она приехала сюда, чтобы вступить в наследство, и что бумаги теперь у нее. Он всю вторую половину дня, перед поминальным ужином, обсуждал со мной этот вопрос. Полковник решил действовать самостоятельно, и мы пришли к заключению, что похищение мадемуазель – кратчайший путь к цели.

Итак, среди своих полковник слыл просто-напросто дураком, что вполне справедливо. Но понятие «свои» для такой компании явно не подходит. Здесь каждый хочет варить кашу только для себя, наплевав при первой же возможности на других. Как плюет на них на всех виконт. Так как же поживает виконт, видел ли его кто-нибудь после тех злосчастных поминок?

Оказалось, что кое-что может сообщить герр Кальбе. Запинаясь, он принялся рассказывать, что примерно через час после бегства Афродиты появился виконт де Бассакур и, узнав что произошло, буквально взбесился. Обругав всячески Валентина за то, что он выпустил из рук опасную преступницу, виконт тут же позвонил полковнику фон Гофманзау и заявил, что вследствие сложившейся критической ситуации должен с ним лично переговорить. Ввиду щекотливости вопроса лучше всего встретиться где-нибудь подальше от свидетелей, ну хотя бы в прирейнском лесопарке. После некоторого колебания полковник согласился. «А наутро, – всхлипнул Кальбе, – наутро господина полковника нашли там убитым на одной из скамей». Ему, Кальбе, несвойственна излишняя подозрительность, но он ничего не может поделать с собой, не может избавиться от мысли, что между свиданием, назначенным виконтом, и смертью полковника существует определенная связь. С этими словами верный Валентин поник головой в своем кресле.

– Так, – констатировала Афродита. – Следовательно, милый виконт любыми средствами стремится направить полицию в мою сторону.

– Все говорит за то, – подтвердил барон Филипп.

– Виконт, как мне известно, человек быстрых решений, – сообщил граф Конде.

– Бог накажет его, – пообещал монсиньор Барлини.

– От этого мне ни холодно ни жарко! – сказала Афродита. – Не виконта, а меня преследует полиция. Не его, а меня подозревают во всех этих убийствах.

– К сожалению, к сожалению, – посочувствовала княжеская борода.

– Однако я не понимаю, господа, чего вы еще ждете! – продолжала Афродита. – Вы должны немедленно вызвать полицию и зафиксировать все, что вы знаете. Давно надо было это сделать.

Конде делла Скала покачал головой.

– Боюсь, синьора, что это невозможно.

– Весьма сожалеем, – добавил князь.

– Каждый должен нести свой крест, – посоветовал монсиньор Барлини.

Афродита смотрела на них в напряженной и ясной сосредоточенности.

– Что невозможно? – сухо спросила она. – Не означает ли это, что вы не хотите уведомить полицию?

– Видите ли, – попытался объяснить граф делла Скала участливо-спокойным тоном, – мы с удовольствием хотели бы вам помочь, но мы не можем. Мы сами в отчаянном положении…

– Продолжайте, – потребовала Афродита. – И не заставляйте тянуть из вас каждое слово.

– Подумайте сами, – сказал граф, – как мы можем заявить на виконта де Бассакура в полицию, даже если он и отъявленный негодяй?

– На его счету шантаж и, наверное, убийство, – сказала Афродита. – Этого, по-вашему, мало?

– В том-то и дело, – зажурчал монсиньор Барлини. – Во имя нашего сословия, нашего положения в обществе и умах необходимо, чтобы известные бумаги были крепко-накрепко заперты в сейфе, неважно каком. Но они станут достоянием гласности, едва только мы укажем полиции на виконта. Вы должны это понять, дитя мое, и предоставить господу праведному наказывать свои создания.

– За кого же вы меня принимаете? Нет, я пока не выжила из ума. Значит, я должна бегать по городу от полиции как убийца, и только потому, что мои дамы и господа трусы и тряпки? Только потому, что у каждого из вас рыльце в пушку, вы и не хотите отдать вашего благородного виконта полиции!

– Фи, вы отвратительны! – возмутилась Герлинда фон Шнепфенфус.

– А чего еще ждать от этих плебеев? – сказала вдова фон Хазенталь.

– Я попросил бы вас, мадемуазель, не переступать границ приличия, – надул щеки граф делла Скала.

– Приберегите ваши эмоции для себя, – отвечала Афродита. – Я-то знаю, что мне делать. Не думайте, что я так все и оставлю. Не хотите сообщить полиции? Тогда это сделаю я.

С этими словами Афродита поднялась. Но тут ожил толстяк, стоявший у дверей. Он буркнул что-то невнятное и наставил на нее автомат.

– Сядьте, мадемуазель, так будет лучше, – сказал граф. – Видимо, я не совсем четко выразился. Хочу повторить, чтобы наша позиция стала абсолютно ясной. Мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы виконт попал в руки полиции, будучи даже виновным в убийстве. Еще раз напоминаю, что никакая огласка для нас неприемлема. Публичное порицание виконта де Бассакура может очень и очень повредить всем нам. Мы решили избегать этого при любых обстоятельствах.

– Хотела бы я знать, как вы собираетесь избегать?

В ответ делла Скала показал на толстяка с автоматом.

– Вы меня здесь поселите? – спросила Афродита, возвращаясь в свое привычное спокойно-язвительное состояние.

– Угадали, – сказал князь Червенков, – вы погостите…

– Я уже говорил, что мы находимся в исключительно тяжелом положении, которое нас вынуждает… Не забывайте, синьора, что мы имеем дело с решительным и беспощадным противником. Мы, конечно, неспроста здесь собрались. Мой дом довольно надежно защищен. А после того, что произошло с графом Хазенталем и беднягой полковником, у нас всех есть основания опасаться за свою жизнь. Но сидеть здесь вечно мы тоже не можем. Я считаю подарком судьбы, что вы посетили мой дом.

– Воистину вас послало небо, – возвел очи горе монсиньор Барлини.

– В самом деле, милочка, – промурлыкала герцогиня де Mумо.

– Ах, вы меня растрогали, – отвечала Афродита. – Так что вы тут родили?

– Ну что ж, – начал граф делла Скала тоном человека, решившегося на крайность. – Хотя вам не очень приятно будет слышать, но мы ничего не можем поделать. Выбора нет.

– Господь да простит нас! – пробормотал монсиньор Барлини, благочестиво сложив жирные ручки. Он раздражал Афродиту даже больше, чем делла Скала.

– Итак, граф, я жду, – потребовала она.

– В сущности все довольно просто, – с кривой усмешкой продолжал делла Скала. – Вы находитесь под подозрением и вас будут считать убийцей до тех пор, пока мы не откроем полиции глаза. Или пока вы сами не доберетесь до виконта. То есть вы для него опасны. Чрезвычайно опасны. И он это хорошо понимает. Как и мы. Так вот, мы предлагаем виконту маленький бизнес: он отдает нам интересующие нас документы, а взамен получает вашу особу. Надеемся, он не откажется от такого предложения.

Афродита ожидала что-то в этом духе. Она зло рассмеялась.

– Ах, господа, господа, но как быть с такими вещами, как честь, совесть, порядочность? Или это для вас слишком элементарно? Слишком примитивно, а? Или, напротив, чрезмерно сложно?

Конде делла Скала пожал плечами. Барон Филипп с наслаждением затянулся сигарой. Монсиньор Барлини с постной миной глядел на стену. Молчали и остальные. Тишину нарушало лишь глухое сопение бороды князя.

– Мне жаль вас, господа, – продолжала Афродита. – Вы не в силах додумать до конца даже такую простую штуку. Виконт, конечно, не оставит меня в живых, но он не оставит и вас в покое. Представьте себя на его месте (ведь вам это не трудно сделать) – разве кто из вас отказался бы от столь удобного способа существования, от такого дешевого источника доходов, каким для него являетесь вы? Но даже если он отдаст документы… Ведь вы не слишком много о нем знаете, и он все равно пристукнет вас одного за другим.

– Ну, это предоставьте нам, – усмехнулся граф делла Скала. – Разумеется, мы учли… Без письменного обязательства, подтвержденного двумя нейтральными свидетелями, виконт от нас не отделается. Как видите, мы все взвесили, и едва ли де Бассакур… Бассакур… Бассакур…

Причиной, заставившей графа уподобиться заезженной патефонной пластинке, был истошный вопль, раздавшийся где-то рядом. Вопль человека, с которого начали сдирать скальп. Все оцепенели в своих креслах, а толстяк у дверей. Второй вопль, еще истошнее, раздался ближе и сопроводился грохотом. Граф шмыгнул за спинку кресла и там пропал. Барон Филипп в ужасе заметался по дивану. Монсиньор Барлини сполз на пол и, закрыв лицо руками, забормотал молитву, а князь Червенков, обладавший, как видно, немалой силой, поднял свое кресло и выставил щитом перед собой. «Виконт!» – страшно завизжали, наконец, дамы, не обладавшие столь быстрой реакцией. Но вместо чудовища в образе виконта в кабинет с топотом влетела служанка со скалкой.

Толстяк поворачивался, когда она врезалась в него. Они рухнули в кресло с бесчувственной вдовой Хазенталь. Оно отлетело к креслу герцогини де Мумо и оба опрокинулись. Вырвавшаяся скалка угодила в богаделку Герлинду и, повалив ее, отскочила с деревянным стуком. В этом грохоте и крике какая-то сила вырвала Афродиту из кресла и вынесла в вестибюль. Еще плохо соображая, она схватила в охапку свою кожанку, по которой взволнованно расхаживал ее дружище, ее голодный Август, насмерть перепугавший служанку, и убралась восвояси.

Почти вслед за нею к воротам выскочил, очухавшись, толстяк. Он тут же ринулся назад и примчался обратно со сворой своих догов. Те, однако, не решились двинуться дальше ворот.

9

Кабинет виконта де Бассакура был обставлен скромно, но с изысканным вкусом. Пол устилал персидский ковер. Афродита не обратила бы на него внимания, но Рыжий Змей пригляделся с профессиональным интересом и удивился ценности. Посреди кабинета стоял старинный письменный стол на львиных ножках. На столе – массивный мраморный прибор. Стульев было четыре, тоже старинные, с высокими спинками, – один за письменным столом, остальные возле подставки с телефоном. «Портьеры и гардины из дорогого лилового бархата, оконные шторы из первосортного шелка», – констатировал Рыжий Змей. На обоях парили в голубых небесах розовые ангелочки. На одной стене под бархатом прятался полупустой платяной шкаф. На другой висело подлинное венецианское зеркало.

Афродита расхаживала по комнате с нахальной деловитостью, как розовый жук по муравейнику. Совесть ее не мучила. Виконт – хищник, шантажист и, скорее всего, убийца. Необходимы доказательства. В первую очередь следует завладеть документами, которые видела здесь герцогиня де Мумо. А до того дорога в полицию закрыта.

Трясунок был далеко не в восторге, узнав, что вторжение в дом виконта намечено провести средь бела дня. Он успокоился, лишь когда ему поручили самое легкое: бродить возле дома и, завидев издали большой кадиллак виконта, предупредить остальных. Для этого он должен был запеть новый гимн республики, притворяясь пьяным, что при его постоянных градусах было не трудно. Подстилка НАТО с утра прогуливалась возле дома, чтобы засечь отбытие виконта. Грызун, Рыжий Змей и Афродита ждали ее неподалеку, в забегаловке. Наконец, где-то в середине дня, примчалась, запыхавшись, Подстилка. Минут через десять Змей уже скрылся в одном из окон подвала, и вскоре двери были открыты изнутри. Грызун и Афродита вошли без опаски, потому что Трясунок еще раньше установил, что в доме не держат слуг, они приходят только по вызову.

Грызун остановился перед венецианским зеркалом, секунду подумал, пригляделся, что-то где-то нажал; внезапно зеркало открылось, как дверь, и они увидели сейф. Презрительно фыркнув и бормоча под нос: «Неостроумно… электрические пошлости», – Грызун достал из своей рабочей сумки инструменты, перерезал какие-то провода, поковырялся одновременно в двух замочных скважинах, и Афродита с восхищением увидела, как, нажав на ручку, он мягко открыл дверцу сейфа. Вынув две стянутые резинкой толстенькие папки, Грызун повертел их в руках и вручил Афродите. Затем последовали две толстые пачки стомарочных купюр. Одну Грызун кинул Рыжему Змею, другую опустил в свой карман, сказал: «До свиданья!» – и удалился.

Змей оказался джентльменом и не покинул Афродиту. Он обнаружил транзистор, поймал джаз и, отойдя к окну, стал слушать, подергиваясь в такт. Афродита уселась за стол и принялась за папки.

Сразу же увидела она серию порнографических открыток. Надо признать, что герцогиня де Мумо недурно смотрелась. В профиль, в фас, в три четверти, с партнером и без. Секс на профессиональном уровне. Словом, двадцать лет назад виконт, возможно, по-другому оценил бы эту миловидную, едва прикрытую диву – чуть видная полоска купальника и наклейки на сосках. Итак, Изабелла перед унаследованием имения в Бретани зарабатывала себе на хлеб и сигареты в качестве фотонатурщицы. Теперь это трудовое прошлое обходилось ей в двадцать пять процентов дохода от салона «Секс» в пользу движения баронессы фон унд цу Гуммерланг унд Беллерзин, о чем говорила приложенная к серии справочка. Не менее доходным был князь Червенков, который, оказывается, владел собственной таксобазой. Он тоже платил четверть всех своих доходов. И здесь были старые фотографии – более чем двадцатилетней давности: князь Червенков в окружении офицеров СС, с которыми, видно, был на короткой ноге. Для шантажа маловато. Но баронесса, или кто там, завладела старым дневником князя, в котором чуть ли не по часам расписывалась его деятельность в качестве провокатора в гитлеровских концлагерях. Любая страница дневника, будучи опубликована, наградила бы князюшку виселицей.

Узнав, что граф Конде делла Скала был еще совсем недавно именитым хореографом и владельцем так называемой Зеленой труппы, Афродита пожала плечами: за что же драть тридцать процентов? Но бумажки далее сообщили ей, что Зеленая труппа была не чем иным, как публичным домом, где вместо девиц работали мальчики. Граф владел домом под чужим именем. На счету же барона Филиппа де Чинфуего да Миердадиоса был один-единственный грех. Ровно двадцать лет назад он одним махом поправил свои весьма шаткие финансовые дела за счет государственной казны. Подделав документы, он присвоил солидную сумму и вложил ее в крупное предприятие. Операция прошла гладко, и никто про нее не дознался, исключая, конечно, баронессу. Далее Афродита узнала, что монсиньор Барлини питал слабость к послушницам одного известного монастыря. В стенах богоугодного заведения и были сделаны снимки, прочно приколовшие этого жирненького жука. Неожиданной оказалась история Герлинды фон Шнепфенфус. Афродита потешалась над повестью о том, как молодая графиня согрешила с конюхом. Плод греха – сын – вырос в провинциальном городке, в семье почтальона. Сейчас молодой человек занимается распространением народных акций и немало гордится тем, что так ловко выбился в люди. Этот тысячелетней давности грех стоил Герлиндефон Шнепфенфус пятисот марок ежемесячно. Вот уж, действительно – с паршивой овцы хоть шерсти клок.

Что касается графини фон Хазенталь, то она радовала своей благосклонностью не одного глупого графа фон Гофманзау, а еще добрую половину офицерского корпуса полка. В то время, как ее блаженной памяти супруг развлекался с девицами в кабаре, что тоже требовало изрядных затрат и, как следствие, денежных махинаций. И в этом случае прилагались различные фотографии, на которых граф и его супруга были изображены со своими партнерами в таком виде, какой невозможно квалифицировать как духовное общение. Эта пара платила баронессе увесистую сумму.

Единственная наследница баронессы ф. у. ц. Г. у. Б. аккуратно разместила все эти документы в широких карманах своей куртки. После чего обратилась к другой папке, которая содержала, что явствовало из надписи, документы, непосредственно касающиеся Европейского движения за монархию. В большинстве это были письма-заявления с просьбами учесть при будущей реставрации Бурбонов, или других династий, бедственное положение и породистость просителей и вернуть им наследие предков, утраченное из-за всяких смут и революции. Кроме того, были письма, полные завываний насчет величия задач, стоящих перед ЕДМ, сетований на связанные с этой деятельностью трудности и, главным образом, недостаток средств. Афродита узнала, что ЕДМ поддерживают и государственные учреждения, и частные лица и порой весьма существенными суммами. Заинтересовало ее извещение о недавнем пожертвовании ЕДМ 75 000 марок богословской семинарией Нордрейн-Вёстфален. Подписан был документ достопочтенным доктором Крафтом. Эта бумажка тоже исчезла в кармане кожаной куртки. Оставшаяся часть представляла собой копии к частным сыскным агентствам Европы. В каждом была просьба установить слежку за тем или иным лицом знатного происхождения, не считаясь с его званием и титулом. Афродита усмехнулась, заметив несколько обращений во французское агентство «Тайна», в котором, как известно, она подрабатывала на жизнь.

Просмотрев все до конца, она решила оставить эту папку, взяв лишь несколько бумаг, в том числе одну на удивление интересную. Едва она успела закрыть сейф и вернуть на место зеркало, как Рыжий Змей метнулся от окна, прошипел: «Смываемся!» и исчез, не поставив на место транзистор. Афродита услышала с улицы невнятный рев Трясунка, в котором с трудом улавливалась знакомая мелодия. Значит, виконт приближается. Она выглянула в окно и увидела, что кадиллак въезжает в ворота. Хлопнули дверцы, затем на первом этаже раздался стук, шаги, голоса. Козлиный тенор виконта и чей-то жирный баритон. Афродита успела бы исчезнуть, если б виконт и его гость застряли на первом этаже – в салоне, библиотеке, спальне или, на худой конец, в кухне. Но нет, дьявол понес их наверх. Ясно, что они направляются в кабинет… Долго не раздумывая, она нырнула за тяжелый лиловый бархат и с трудом втиснулась в платяной шкаф. Еле успела остановить колебания занавеса, как они вошли. Гостем был доктор Крафт, бургомистр, член провинциального комитета Христианско-демократического союза, тот самый носитель небесно-голубого галстука. Сейчас галстука не было и не было ни следа приветливости и расположения на лице Крафта. Афродита заметила это, наблюдая через щель между несошедшимися половинами бархата.

Тон доктора Непомука Крафта был сух и резок:

– Я требую немедленного объяснения, виконт! И если вы не сможете его дать, то черт побери… у вас есть что выпить?

– Разумеется. Коньяк, виски, джин?

– Джин, если можно.

После недолгой паузы Афродита опять услышала жирный уверенный баритон:

– Так как же с объяснением, виконт?

– Объяснение, объяснение, – уклонился виконт. – Откуда мне знать, где эти деньги? Я ни гроша не видел.

– Допускаю, хотя именно это трудно допустить. Как-никак, вы делопроизводитель ЕДМ.

– Всего несколько дней, – уточнил тенор. – А до меня, как вам известно, этим занимался Ганс фон Гиммельройт. Ну и, конечно, баронесса.

– Мне это безразлично. Мы давали деньги не баронессе и не ее секретарю, а организации, выполняющей определенные функции, не так ли? И я требую отчета в том, как они были использованы.

– Не сходить ли нам на кладбище? – с явной издевкой отвечал тенор. – Только баронесса и Гиммельройт знали, куда идут деньги. Оба они, к сожалению, мертвы. Погибли во имя блага стран истинно западного духа, как вы сами тонко заметили.

– Послушайте, виконт, – в баритоне возникла просительная нотка, – с меня хватит. Что я скажу совету семинарии? Что деньги растворились в воздухе?

– Это ваше дело, что вам говорить. А вообще, хотел бы я знать, какое отношение имеет к деньгам семинария? Бросьте, Крафт, будто вы не знаете, что это субсидии из некоего секретного фонда.

– Я попрошу вас, господин виконт!

– А так называемая богословская семинария – обыкновенная ширма.

«Вот не думала, что можно так легко добывать деньги. Здорово, однако, тетушка насобачилась», – вздохнула в душном шкафу Афродита.

– Давайте прекратим болтовню! – энергично потребовал доктор. – Невозможно, да и не следует выяснять происхождение этих денег. Не это главное. От меня требуют отчета, потому что именно я, понимая перспективность и идейную ценность движения, рекомендовал его как заслуживающее внимания и финансовой поддержки. Может быть, у вас есть какие-нибудь соображения?

– Откуда мне взять их? – холодно отвечал виконт, которого явно не трогали заботы собеседника. – Ничем не могу вам помочь.

– Но должны же быть книги! – вскричал доктор. – Можно ведь проверить!

– Да, конечно. Что касается документации, то баронесса была исключительно аккуратна. Но я никаких книг не обнаружил.

– Что?!

– Если я говорю…

– Послушайте, виконт, вы слишком далеко зашли в своих шутках!

– Я еще никогда не был так серьезен, уважаемый доктор. Для меня это тоже загадка, но книг нигде найти не удалось. Увы, если бы мертвые могли говорить…

– Не говорите глупости.

До шкафа донесся торопливый шелест бумаг, затем голос Крафта:

– У меня здесь перечень сумм, выданных ЕДМ через семинарию за два года. Вот эти тридцать тысяч – они предназначались для создания пансионата детей обедневших дворян и беженцев с Востока. Мы наводили справки, виконт. Такого пансионата не существует.

– Да, да, припоминаю… Баронесса чрезвычайно много занималась этим делом.

– Ну и?..

– Зряшные старания, дорогой доктор. Абсолютно зряшные. Средств не хватило. Неужели вы думаете, что на подобную сумму в наше время можно построить детский пансионат?

– Нет, дорогой виконт, не думаю. Но у нас есть письмо от 25 января 1967 года, в котором ваше правление сообщает, что на строительство выделено сто тысяч. Только потому мы и решили внести вот эту, недостающую, так было оговорено, сумму.

– Возможно, – безразлично ответил тенор. – Но, очевидно, изменились каким-то образом обстоятельства. Такое случается.

– А как насчет шестидесяти тысяч, которые были выданы через полгода на издание журнала?

– Вы имеете в виду «Вечный курьер монархии»? – тенор высокомерно задребезжал. – Это, правда, не входило в круг моих обязанностей, но, насколько мне известно, журнал ведь вышел в свет.

– Вышел один раз. Жалкая фитюлька на четырех страницах. Вы уверены, что она стоила шестидесяти тысяч?

– Я в таких делах не сведущ, но, в общем, считаю вполне возможным. Надо же было купить бумагу, а это совсем не дешево. Наконец, нужен был хотя бы один редактор. Все это стоит денег, не правда ли?

– Я уже слышал это «редактор». В единственном номере редактором значился небезызвестный вам Ганс фон Гиммельройт. Видимо, этот господин мог работать лишь при фантастическом жалованьи. Ну хотя бы это должно было остаться в книгах!

– Безусловно, если б я только знал, где они?

– Отговорки, пустые отговорки, – вскипел Крафт. – В конце концов, я не с неба свалился и могу представить, почему исчезли документы!

– Они вовсе не исчезли, – сказал виконт, – только я не могу их найти.

– Какая же, черт возьми, разница!

– В логике вы, боюсь, не сильны, – спокойно издевался виконт.

– Чтобы понять, почему «Курьер» вышел только раз, у меня логики хватит. Деньги кончились, не так ли?

– Понятия не имею, мой дорогой… или, нет, подождите-ка, ну, конечно, припоминаю, что-то было там с рекламой. А что такое журнал без рекламы? Но ведь она стоит сумасшедших денег.

– Да ну! – с иронией произнес доктор.

– Не забывайте про накладные расходы…

– Не забуду. Думаю, что основная часть денег ушла на разнообразные расходы.

– Для бургомистра вы весьма сообразительны, господин Крафт, – со смешком заметил виконт.

– Так, а не будете ли вы добры объяснить, куда делись вот эти семьдесят пять тысяч марок? Что предназначались для поддержания духа дворян, находящихся на территориях, подвластных коммунистам.

– Блестяще сформулировано, – веселился виконт. – Насколько я понимаю, эти деньги должны были не столько укрепить дух субъектов, по разным причинам застрявших на той стороне, сколько укрепить там очаги с западной ориентацией.

– Это к делу не относится.

– Относится, уважаемый доктор. Ваши побудительные мотивы далеко не так возвышенны, как вы хотите представить их.

– До сих пор предполагалось, что у нас и у Европейского движения за монархию те же цели и те же идеалы.

– О, конечно, конечно! – с воодушевлением откликнулся виконт.

– До недавнего времени я тоже так думал, невзирая на возникавшие сомнения.

– Ну, а теперь?

– Мы все более затрудняемся вас понимать.

– Уж не подозревают ли нас в связях с коммунистами?

– Глупости. Политическая ориентация ведущих деятелей движения, в том числе ваша, никогда не вызывала сомнений. Но существуют другого рода подозрения…

– Чрезвычайно любопытно.

– … что наши политические цели кое-кем используются для наполнения своих карманов.

– Это клевета! – заблеял виконт. – Как вы смеете!

– Я говорю лишь о подозрениях, – Крафт сразу сбавил тон. – И вы легко можете их развеять, показав книги учета.

– В данный момент у меня нет этих книг, – сухо ответил оскорбленный виконт. – Но постараюсь, чтобы они были. Это я вам обещаю.

– Вы очень любезны, но, к сожалению, – развел руками Крафт, – мне недостаточно обещания. Необходима твердая гарантия, что я получу все сведения завтра же.

– Но почему так срочно?

– На днях мне самому предстоит отчитываться перед вышестоящими учреждениями. А затем, с соответствующими гарантиями на руках, я думаю, мы сможем подождать реализации хотя бы части выделенных вам средств.

– Понимаю, но….

– К сожалению, больше ждать не могу, – перебил доктор. – Вы должны оценить мое долготерпение. Хотя вас это и не интересует, но для меня вопрос связан с продвижением по службе и, соответственно, членством в бундестаге. Потому я должен действовать только наверняка.

– И это значит?

– Это значит, что завтра в полдень вы передаете мне книги учета. От всей души желаю вам их найти. Если не найдете, то я буду вынужден обратиться в местную прокуратуру и просить, чтобы дела правления ЕДМ были тщательно проверены.

– Вы серьезно?

– Абсолютно.

– Дайте мне хотя бы три дня.

– Невозможно, я сожалею…

– Два дня!

– Исключено! С удовольствием пошел бы вам навстречу, хотя, признаться, тут явно нечисто. Но, дорогой мой виконт, не могу же я из-за вас рисковать карьерой!

– Ну, если так, то… герр доктор, а вы подумали о том, что если нас, то и вас?..

– Не понимаю.

– Вообразите на минуту, что искомой документации не существует в природе. А между тем именно вы были рекомендателем ЕДМ и его политическим гарантом, как вы сами признаете. Значит, ответственность…

– Заблуждаетесь, виконт, – отвечал доктор с превосходством и даже иронией. – Во-первых, я всего-навсего выполнял свои обязанности, поскольку мне поручается выявлять и поддерживать отдельных людей, организации или общественные объединения, которые твердо верят в идеалы Запада и тем самым противостоят и противодействуют распространению коммунистической опасности. Не станете же вы отрицать, что Европейское движение за монархию стоит именно на таких позициях. О том же, между прочим, заявил на первых страницах и пресловутый «Курьер монархии», не говоря уж об Уставе ЕДМ.

– Против этого трудно что-либо возразить, – сказал виконт.

– Во-вторых, я никогда не скрывал своих сомнений относительно политической эффективности Движения, но и не считал их настолько серьезными, чтобы отказать Движению в финансовой помощи. И, наконец, третье. В случае необходимости, дорогой виконт, я могу сослаться на то, что именно от меня исходит требование проверки ваших дел – в связи с тем, что мои сомнения в значительной мере усилились. Как видите, мой дорогой, мне бояться нечего. Или я доказываю с помощью ваших отчетов, что отпущенные вам средства пошли на серьезное дело, и расходы, таким образом, вполне законны, или я разоблачаю все это жульничество. Так или иначе, но моя карьера не пострадает.

– Так, – произнес после паузы виконт. – Так. И вам… м-м… не стыдно?

– Нет. Теперь, надеюсь, все ясно. Даю срок до утра. Чтобы книги отчетов были.

– Ну, а если я признаюсь, что таких книг вообще не существует?

– Но ведь вы только что уверяли…

– Это вранье. Мы никогда никакого учета не вели.

«И это вранье, – проворчала Афродита в своем гардеробе. – Побочные доходы, например, очень даже хорошо учтены, и документация хоть куда».

– Дело в том, – вещал далее виконт, – что все пожертвования, которые к нам поступали, баронесса расходовала по своему усмотрению. И главным образом на себя. Что вы на это скажете?

– Скандал, – выдавил из себя Крафт после потрясенного молчания. – Ведь я же чувствовал, что здесь нечисто. Ну, это вам дорого обойдется, виконт.

– Сомневаюсь, – холодно ответил виконт.

– Вы что, – задохнулся доктор, – вы думаете, что я так просто все это проглочу?

– Так будет лучше для вас и для нас, – совсем заледенел виконт.