Текст книги "Детектив перед сном"

Автор книги: Петтер Аддамс

Соавторы: Эллиот Уэст,Эльсе Фишер,Михаэль Гюстен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

5

– Вот как, милая Лотта потеряла свой золотой браслет, и теперь довольно трудно объяснить, почему он валялся в спальне убитого Петерсена, – повторил вкрадчивый голос.

Лотта медленно обернулась.

– Как же ты ненавидишь меня, Фрэнсис, как ненавидишь и как ты любишь подкрадываться и пугать людей!

Ее кузина Фрэнсис бросилась в ближайшее кресло и задумчиво вынула пачку сигарет из кармана куртки. Она была одета в модный зеленый лыжный костюм. Светлые волосы были уложены назад в большой узел. Эту прическу она сохранила с тех времен, когда была одной из популярнейших фотомоделей Скандинавии.

Автомобильная катастрофа изуродовала правую сторону ее лица и быстро покончила с ее карьерой, но никто не мог отрицать, что эта тридцатилетняя женщина еще сохранила некоторую гротескную красоту. Но Фрэнсис болезненно и извращенно подчеркивала свое уродство. Всегда эффектно одетая, она проделывала неизменный трюк: сначала старалась повернуться так, чтобы была видна лишь красивая сторона лица, и вдруг, резко обернувшись, демонстрировала всем изуродованную щеку и уже сидела так до конца вечера.

Злые языки утверждали, что Фрэнсис унесла из прошлой блистательной светской жизни так много сомнительных чужих секретов, что могла теперь жить вполне безбедно.

Фрэнсис постучала сигаретой по длинному серебряному ногтю.

– Ненавижу тебя? – воскликнула она своим вкрадчивым голосом. – Боже мой, дорогая Лотта, почему же я должна тебя ненавидеть? Не потому ли, что у меня изуродовано лицо? Ты ведь не хочешь сказать, что я с моим безобразием конченный человек, тогда как перед тобой открыта вся жизнь?

Она прищурила глаза и злорадно наблюдала из-под длинных ресниц, как Лотта корежится под ее взглядом.

– Фрэнсис, ты хорошо знаешь, что я совсем не это хотела сказать, – начала Лотта.

– Почему же я должна это знать? – сухо прервала ее Фрэнсис. – Почему я вообще должна пытаться понять, о чем ты думаешь. Сейчас я только хочу знать, каким образом твой браслет попал в ту комнату?

– Почему ты вообразила, что это мой браслет? – воскликнула Лотта в отчаянной попытке атаковать вражеский лагерь.

Фрэнсис рассмеялась.

– Милая Лотта верно забывает, что Фрэнсис бывает везде. Недавно я случайно увидела его на письменном столе Георга. Естественно, я спросила, кому он предназначается. Таким образом, нам троим известно, что браслет твой. Вы с Георгом, я полагаю, намерены молчать, но не следует рассчитывать на кузину Фрэнсис, которая считает, что закон есть закон.

– Замолчи, – прервала ее Лотта. – Ради бога перестань, или ты заставишь меня поверить слухам, которые о тебе ходят.

– Слухи о том, что я зарабатываю не только на собаках, – Фрэнсис сдержанно рассмеялась. – Шантаж – некрасивое слово. Слово, которое мы не должны употреблять, дорогая Лотта. Подумай, как это может повредить фамильной чести.

– На свете сотни людей по фамилии Эскильдсен, – пробормотала Лотта, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– Верно, но мы обе знаем только тех Эскильдсенов, которые жили в Розенбринке целых четыреста лет, – Фрэнсис улыбнулась. – Об этом не так-то легко забыть. Я не могу забыть твою ярость, когда поместье несколько лет тому назад было продано Петерсену. Как ты тогда сказала? «Не страшно, что наша семья не владела поместьем в последние семь-десять лет, оно принадлежало порядочным людям, но я бы могла хладнокровно убить мошенника, который присвоил его теперь». – Да, – продолжала Фрэнсис с триумфом, – ты так и сказала: «Я бы могла хладнокровно убить», – она подалась вперед. – Скажи мне, Лотта, ты убила хладнокровно или в состоянии аффекта?

Лотта встала.

– Перестань, Фрэнсис. Отдохни от своих выходок. Ты знаешь не хуже меня, что я никого не убивала. Могу тебе сообщить, что когда ты появилась, я как раз собиралась позвонить в полицию и признаться, что браслет принадлежит мне. К сожалению, телефон не работает, но утром я надену лыжи и сбегаю в деревню, чтобы выложить все начистоту.

– Странно, я почти готова тебе поверить, – процедила Фрэнсис. – Пожалуй, тебе трудно убить человека, но именно потому мне очень интересно, как же туда попал твой браслет? Впрочем, ты не отделаешься от меня сейчас, потому что в такую погоду не выгоняют и собаку. Знай я, что метель разыграется, никогда бы не пришла к тебе; не может быть и речи, что я в такую погоду отправлюсь обратно. Если ты ничего не имеешь против, я займу, как обычно, голубую комнату для гостей, и тебе придется одолжить мне пижаму и халат, потому что у меня с собой только то, что на мне.

– Можешь взять все, что тебе нужно, в моей комнате, – устало сказала Лотта. – Вещи, которыми я сама не пользуюсь, висят в шкафу рядом с зеркалом.

– Ну, тогда я пойду наверх, – поднимаясь, сказала Фрэнсис. – Не ожидай, что я спущусь, если тебя вдруг навестит убийца – никакие силы не заставят меня открыть дверь, как только я запрусь в комнате для гостей. Мне кажется, тут могут быть два случая: ты убила Петерсена, и я не могу чувствовать себя в безопасности в одном доме с тобой; или, что более вероятно, его убил кто-нибудь из твоих замечательных друзей. Я знаю, что все вы были в Розенбринке вчера вечером. И я знаю также, – добавила она со злорадным смехом, – что никто из посторонних не может проникнуть в дом, когда его охраняют собаки. Не забудь, что я сама дрессировала этих псов, пока они не стали такими злыми, что я едва с ними справлялась.

Она сильно хлопнула дверью, предоставив Лотту собственным мыслям.

Минуту Лотта, как потерянная, смотрела на закрытую дверь. Она чувствовала, что после разговора с Фрэнсис последние силы оставили ее. Бедная Фрэнсис, конечно, и наполовину не была такой ужасной, какой хотела казаться, но выносить ее было тяжело. Лотта давно бы порвала с ней, но не так-то просто выставить несчастную девушку, лишив ее привычного круга знакомых именно теперь, когда ей уже трудно найти новых друзей.

Лотта вздохнула. Фрэнсис была наказанием. Она вечно сеяла раздор. Делала ядовитые замечания, которым сначала не придавала значения, но которые впоследствии оказывались гораздо опаснее ее прямых и злобных высказываний.

Что она сказала на этот раз? – «Никто из посторонних не может проникнуть в дом».

Никто из посторонних не может проникнуть в дом… Фрэнсис хотела этим сказать, что убийство совершил один из них. К Лотте вдруг снова пришло то ощущение чего-то неясного, но хорошо знакомого ей, которое было у нее вчера, когда она упала в темноте с лестницы.

Боже мой, и телефон не работает! Единственно правильным было бы передать все это дело в руки полиции. Лотта безнадежно уставилась на безмолвный телефон. Связь едва ли наладится раньше завтрашнего дня, а это значит, что ей придется сидеть отрезанной от окружающего мира с кузиной Фрэнсис, не слишком-то приятным компаньоном. Часы показывали только одиннадцать, и стрелки ползли как улитки. Она протянула руку за чайником и налила себе чашку чая. Медленно и внимательно прочитала газетную статью еще раз. Никуда не денешься. Господин Петерсен был застрелен примерно в то время, когда она вошла в Розенбринк, а револьвер теперь лежал в ее кармане. Конечно, это не говорило в ее пользу, но ведь должно же быть этому какое-то объяснение?

Она подошла к своему пальто, которое все еще валялось на стуле, там, где она его бросила. Вынула из кармана револьвер, внимательно рассмотрела его и заперла в угловой шкаф. Положила ключ в карман и повесила пальто в передней.

Когда она снова вошла в комнату, у нее возникло странное ощущение, что мир, несмотря на вьюгу за окнами, стал беззвучным, только тиканье больших настенных часов нарушало мертвую тишину дома.

Лотта подбросила в камин несколько поленьев. Ярче вспыхнул огонь и затрещали дрова. Чтобы прогнать зловещую тишину, она подошла к проигрывателю и поставила на него пластинку.

Но даже любимые мелодии не могли избавить ее от беспокойства, которое заставляло напряженно прислушиваться к незнакомым звукам. Она почти ненавидела Фрэнсис за то, что та заразила ее своими подозрениями.

А ведь Фрэнсис еще не знала самого худшего. Она не знала, что золотой браслет был подброшен в комнату Петерсена, чтобы навлечь подозрение на нее, Лотту, а револьвер лежал здесь в угловом шкафу. Но кто бы мог с уверенностью сказать, что Фрэнсис не знала этого? С тем же успехом Фрэнсис сама могла прийти в Розенбринк, ей было легче всех пройти мимо собак.

Лотта быстро встала. Она решила подняться к кузине и прямо спросить, что ей известно о случившемся. Очень часто Фрэнсис знала гораздо больше, чем рассказывала.

Проигрыватель вдруг со скрипом остановился, и в наступившей тишине Лотта вдруг услышала, как хлопает дверь черного хода. Дул восточный ветер, а Фрэнсис, очевидно, забыла закрыть дверь на крюк. Лотта почувствовала, что ее охватывает ужас. Ей чудилось, что в каждом темном закоулке кто-то притаился и следит за каждым ее шагом.

Казалось, что дом, который только что был таким тихим, внезапно наполнился самыми странными, незнакомыми звуками. Может быть, это скрипят ступени или кто-то стучит в окно?

Лотта стремительно взлетела по лестнице и постучала в комнату Фрэнсис.

– Фрэнсис, проснись. Ты должна сойти вниз и закрыть черный ход. Ты оставила дверь открытой, я боюсь идти туда одна, – почти кричала она.

За дверью послышался издевательский смех.

– Вот как, спокойная Лотта начинает поддаваться панике? Если это тебя утешит, я сама на грани истерики. Этот дом наполнен самыми невероятными шорохами, к тому же я предполагаю, что убийца уже находится на пути сюда, если, конечно, это не ты, поэтому никакая сила не заставит меня выйти из комнаты до завтрашнего утра. Могу сообщить тебе, что я взяла в комнату Ролло для пущей безопасности.

Лотта снова побежала вниз. Она должна любой ценой закрыть дверь. Глухой звук хлопающей двери заставлял бешено стучать ее сердце. Она укусила себя за руку, чтобы не зареветь в голос. Наконец, она добралась до темного короткого коридора, который вел в прачечную.

Дверь была распахнута настежь, и снег намел перед ней сугробы Лотта схватилась за дверную ручку и выглянула в бушующую снежную стихию.

В нескольких шагах от нее с распростертыми руками стоял огромный снеговик, и не успела она закричать, как он начал медленно приближаться к ней.

6

Георг в сердцах громко выругался.

Он собирался выбежать на улицу, когда телефонный звонок вернул его обратно, и это во второй раз.

Сначала это был деловой разговор, от которого он никак не мог увильнуть, он болтал, не спуская глаз с часов, битых двадцать минут, хотя мысли его давно уже были с Лоттой.

Его большой «Мерседес» должен был доставить его загород гораздо раньше, чем Петер одолеет полпути на своем маленьком «Фольксвагене», поэтому Георг опять поднял трубку – на этот раз с весьма нелюбезным и грубым «алло».

– Алло, Георг, – это Ютта. Знаешь, наша машина, к несчастью, совершенно замерзла, мы бились четверть часа, чтобы ее отогреть, но у нас ничего не вышло, и Енс спрашивает, не можешь ли ты сделать крюк и прихватить нас. Не сердись, мы ведь должны помогать друг другу в этой ситуации.

Мелодичный задушевный голос Ютты просто не допускал отказа, и Георг против воли согласился, и теперь исчезла возможность первым поговорить с Лоттой.

Георг натянул свитер и спортивную куртку. Теперь, как и предлагала Ютта, он был похож на спортсмена, который выехал за город только для того, чтобы наслаждаться лыжами.

Георг затолкал в машину лыжи и чемодан с необходимыми вещами, и чтобы поддержать свою репутацию предусмотрительного холостяка, пошел на кухню и наполнил ящик консервами, бутылками шерри и красного вина, чтобы Лотте не пришлось беспокоиться о продуктах при таком нашествии гостей.

Енс, одетый в лыжный костюм и нагруженный чемоданами, ждал на лестнице. При первом гудке машины из дверей виллы вышла Ютта, более очаровательная, чем когда бы то ни было, в ослепительном белом лыжном костюме и куртке из меха оцелота. Серо-голубой мохеровый платок закрывал темные волосы. Друзья предусмотрительно подготовились к поездке в холодной машине.

Георг включил радио, но танцевальная музыка не развлекала, а скорее усиливала мрачное настроение. Ютта пыталась вторить мелодиям, чтобы немного развеселить своих спутников, но скоро и она предалась унынию, умолкла.

Почти час звуки радио и метели были единственными признаками жизни в машине. Наконец Ютта сказала:

– Хотела бы я знать, чего так испугалась Лотта и почему она сбежала. Интересно все-таки, что она видела в Розенбринке? Давайте, я поговорю с ней первая. Едва ли Лотта расскажет о своих заботах вам, если, конечно, они не настолько серьезны, что ей пришлось давным-давно рассказать о них полиции.

– Возможно, Лотта предпочтет рассказать обо всем полиции, – заявил Георг. – Лотта не глупа и едва ли станет скрывать обстоятельства, которые могут помочь раскрыть преступление, даже если при этом сама окажется в щекотливом положении.

Впрочем, признаться, я буду рад, если мы приедем раньше полиции. Может быть, Лотта видела что-то совсем не имеющее значения для дела, но что может нас скомпрометировать, если мы вовремя ее не предупредим. Я уверен, что Лотта никогда не станет подслушивать, но представьте, что она хотела войти в комнату, но была остановлена запальчивыми голосами, доносившимися из-за двери. Должен напомнить, что мы все наговорили много лишнего и едва ли будет приятно услышать это в зале суда. Зная ваши отношения с Петерсеном, я полагаю, что и вам не очень бы этого хотелось.

– Не впутывай нас в это дело, – робко прервал его Енс. – Насколько мне известно, между нами и Петерсеном не было произнесено необдуманных слов.

– О, нет, – Георг пытался скрыть свое раздражение оттого, что его положение было более шатким. – Однако я припоминаю жестокие и обидные замечания с обеих сторон. Даже наша маленькая Ютта в ярости кричала, что Петерсен – ростовщик, когда тот заявил, что ссудные проценты надо бы повысить. Давайте лучше признаемся, что влипли в эту историю и нам нужно держаться вместе. И, конечно, следует уговорить Лотту молчать, если она видела или слышала что-то компрометирующее кого-нибудь из нас.

– Не думаешь ли ты всерьез, что убийцей может оказаться один из нас, пятерых, – запальчиво начала Ютта.

– Я ничего не думаю и ничего не знаю. Мои уши не слышат, глаза не видят, уста безмолвствуют, – заявил Георг. – Ясно одно: если убийца среди нас пятерых (или даже шестерых, так как Лотта тоже там была), разумнее всего держать наши подозрения при себе, пока мы не сможем уличить преступника. Человек, совершивший одно ловкое убийство, страшась разоблачения, легко совершит и следующее, и об этом надо помнить.

– Звучит угрожающе, – начал Енс, но внезапно умолк и уставился в стекло, за которым снежные хлопья неузнаваемо преображали ландшафт.

Они немного помолчали, затем Ютта сказала:

– Не мог бы ты ехать побыстрее? Так мы никуда не доедем. Мы двигаемся со скоростью улитки, а бедная Лотта сейчас совсем одна в доме. Пусть Енс сядет за руль, если ты боишься ехать быстрее при гололеде.

– Спасибо, я еду так, как позволяет дорога, и дальше намерен ехать так же. Кажется, не я просил вас ехать со мной, – огрызнулся Георг.

– Ну, послушай, так не годится. Мы не должны распускаться из-за того, что влипли в эту проклятую аферу, – воскликнул всегда уравновешенный Енс. – Давайте не будем браниться. Глупо, что три взрослых человека так распустились, что взрываются от любого слова.

– Извини меня. Я очень люблю Лотту и сам нервничаю из-за этой черепашьей скорости, но ведь мне приходится объезжать все сугробы, – ответил Георг. – Теперь мы скоро приедем. По-моему, на краю дороги стоит машина Петера.

Он, видно, пошел в обход пешком через поле, но я думаю, что моя машина достаточно сильна, чтобы проехать по боковой дороге, и мы сможем добраться до самого дома с сухими ногами.

– Спасибо, все-таки ты милый, – сказала Ютта и поцеловала его в щеку. – Я сама погорячилась, ведь Лотта моя самая близкая и старая подруга.

Ютта плотнее запахнула воротник меховой куртки, крепче завязала платок на голове и приготовилась вылезти из машины, которая завернула на боковую дорогу, ведущую к дому Лотты.

В сумерках под падающим снегом дом казался очень уютным и гостеприимным. Все окна были освещены, но Лотта не открыла дверь, когда машина с гудками остановилась перед окном. Было пустынно и тихо, так подозрительно тихо, что они выскочили из машины, забыв про багаж и чемодан. Георг бросился первым, и в ответ на его звонки в передней послышались быстрые, но тяжелые шаги.

7

Когда Лотта очнулась, оказалось, что она лежит на собственном диване перед камином. Заботливая рука подложила ей под голову пару подушек и кто-то наливал в стакан какое-то питье. Несколько мгновений она лежала тихо с закрытыми глазами. Кошмарное ощущение, что она бегает по пустому дому, начало покидать ее. Ощущение какого-то зла, не поддающегося определению, зла, которому она должна воспрепятствовать, но над которым она не властна.

Она медленно открыла глаза. Поодаль стола стояли Петер и Бент и, оживленно перешептываясь, наливали в большой стакан ее лучший коньяк. Их, видимо, совсем запорошило снегом. Даже сейчас на волосах и одежде все еще не растаяли комки снега.

Лотта почувствовала себя неловко. Закричала, как в самых низкопробных фильмах, и брякнулась в обморок без всякой причины только потому, что они были похожи на угрожающих снеговиков.

– Что произошло? – спросила она со смущенным смехом.

Бент поднес к ее губам стакан с коньяком и, заботливо поддерживая ее затылок, ответил:

– У тебя, очевидно, был нервный припадок. Это не удивительно, когда живешь так уединенно. У тебя был такой вид, будто ты подумала, что я собираюсь тебя убить; я подошел к двери черного хода, но, прежде, чем успел сказать хоть слово, ты тихо повалилась. Разумеется, меня было трудно узнать, но при виде меня потерять сознание – это уже слишком. Но я тебя понимаю. Ты чем-то травмирована и теперь тебе нужно отдохнуть. Мы здесь позаботимся о тебе. Очень удачно, что Петер подошел в тот момент, когда я поднял тебя на руки, и мы вместе внесли тебя в дом.

Он сделал небольшую паузу.

– Мне кажется, что нам обоим пришла в голову мысль сделать тебе сюрприз, но приходится сознаться, что сюрприз получился неудачным, если мы напугали тебя до потери сознания.

Лотта переводила взгляд с одного на другого. Петер и Бент всегда были хорошими друзьями, но теперь они будто подстерегали друг друга. Они разговаривали преувеличенно вежливо, но в их голосах слышалась враждебность. Несомненно, они мешали друг другу, и она видела, что Петер открыл было рот, чтобы сказать резкость, но в этот момент яростно позвонили в дверь.

Петер и Бент вопросительно переглянулись, и пока Лотта не спустила ноги на пол, чтобы пойти открыть, никто из них не двинулся с места. Поскольку Петер находился ближе к двери, открывать пришлось ему, но, судя по тому, как он посмотрел на Бента, он сделал это без всякого желания.

– Лотта, скажи мне… – Бент одним прыжком очутился рядом с ней, но в этот момент сзади раздался приглушенный смешок.

– Что должна сказать тебе Лотта и почему ты не спрашивал ее, когда Петер был в комнате?

Фрэнсис проскользнула в комнату из двери кабинета. Она была одета в лучший халат Лотты, длинные волосы падали ей на плечи.

– Что должна сказать тебе Лотта? – повторила она. – Если, это государственная тайна, я охотно уйду. Если же Лотта должна поведать тебе интимные секреты, связанные с убийством, я останусь. Ты ведь знаешь, что я люблю секреты, дорогой Бент.

– О, дьявол! – прорычал Бент и залпом выпил свой стакан. – Если ты тоже здесь, то…

В этот момент дверь распахнулась.

Ютта, Енс и Георг ввалились в комнату, в один голос спрашивая, не больна ли она. Лотта, которая только полчаса тому назад желала быть окруженной людьми, вдруг почувствовала, что нежные друзья готовы задушить ее своими заботами.

Она встала с достоинством, плохо гармонировавшим с ее растерзанным видом.

– Могу я узнать, зачем вы все сюда приехали?

Последовало долгое молчание, наконец заговорил Георг:

– Сказать по правде, Лотта, мы приехали, чтобы узнать, была ли ты в Розенбринке в ночь убийства и не видела ли чего-нибудь, что помогло бы раскрыть преступление. Мы все попали в щекотливое положение, и если ты, к примеру, видела постороннего около усадьбы, для всех нас это было бы большим облегчением, потому что ты сняла бы с нас подозрение одним махом.

Лотта переводила взгляд с одного на другого. Ее друзья пришли к ней за помощью. Как же она могла хоть на секунду вообразить, что один из них убийца! Они были так озабочены своими собственными бедами и все же беспокоились и тревожились и о ней! Если бы она могла им помочь!

– Я не видела ничего, – вздохнула она. – Я совершенно ничего не видела, потому что свет был погашен, когда я дошла до середины лестницы. Я почти дошла до площадки, когда сильный толчок свалил меня вниз. Нет, я не споткнулась! – воскликнула она, заметив их изумленные лица. – Меня кто-то сильно толкнул, и поэтому я сбежала в панике, как только пришла в себя. Зато я знаю, что как раз перед толчком меня что-то удивило. Это было что-то такое странно неопределенное, что мне следовало бы помнить. Это было что-то напомнившее мне об осени, но не спрашивайте меня, что это было и какое отношение имеет к делу. Я думала, как одержимая, целый вечер, потому что у меня есть смутное ощущение, что это очень важно понять. Но, право же, я ничего не могу вспомнить.

Ютта пришла к ней на помощь.

– Бог мой! Дадим Лотте немного опомниться от нашего вторжения. Предлагаю обсудить это дело за ужином, а потом разойдемся по нашим комнатам. Если Лотта боится спать одна, я охотно останусь с ней, если нет – займем наши обычные комнаты.

– Это становится интересным, – растягивая слова, произнесла Фрэнсис и, обхватив руками колено, уселась на край кресла.

– Что становится интересным? – резко спросил Георг.

– Прежде всего признание Лотты, что она была в Розенбринке. Мне-то она не сказала этого, и еще интересно послушать, как ее браслет попал в спальню Петерсена.

– Значит, полиция показывала нам твой браслет? – воскликнула Ютта, со страхом уставившись на Лотту.

– Да, это мой браслет, – нервно сказала Лотта. – Мне его недавно подарил Георг, но я ума не приложу, как он очутился в комнате у Петерсена.

Ожидая поддержки, она посмотрела на Георга, но он в этот момент, казалось, был поглощен своим коньяком.

После паузы, показавшейся бесконечной, он поднял голову и посмотрел на нее странно холодным и отчужденным взглядом.

– Если ты уверяешь, что это тот браслет, который я подарил тебе, видимо, так оно и есть, но я бы затруднился сразу определить, мой это браслет или чужой. По-моему, все браслеты выглядят совершенно одинаково, и должен сказать, что, когда полиция показала мне браслет, я его решительно не узнал.

– Но, Георг, ты же сам говорил, что этот браслет исключителен по своему рисунку. Помнишь, ты еще сказал, что купил его, когда в последний раз был в Швеции. И просто не мог его не купить, потому что каждое звено было выполнено, как настоящий дубовый лист.

– Я ничего этого не помню, – Георг сделал глоток и откинулся на спинку стула.

– Будущий адвокат суда первой инстанции дает ложные показания полиции, спасая свою возлюбленную. Забавно, но ужасно неоригинально, – пробормотала Фрэнсис.

– Ради бога, давайте поедим и пойдем спать, – сказала Ютта и отправилась на кухню.

Стол был накрыт в несколько минут, и за ужином они рассказали Лотте, как прошел злосчастный вечер в Розенбринке.

– Ты понимаешь, его легко могли убить, когда мы еще были там, – начал Петер, – и именно это и делает ситуацию такой невыносимой. Если мы не найдем убийцу немедленно, мы сами быстро превратимся в обвиняемых. И действительно, заподозрить нас легко. Насколько я понял со слов полиции, со всех слуг снимается подозрение, потому что они всей компанией поехали на ночной праздник в трактир.

Праздник начался в 10.30, и они отправились туда все вместе, как только подали нам вино. Посетители трактира могли дать им алиби почти до 4 часов утра, когда вся компания направилась домой.

– Когда утром нагрянула полиция, мне позвонил дворецкий и рассказал обо всем. И я позвонил вам, чтобы мы придерживались одной и той же версии: Петерсен был жив, когда мы уезжали из Розенбринка. Разумеется, его убил посторонний человек, проникший в дом. У Петерсена было много врагов, и наша задача выяснить, кто в тот вечер был в поместье кроме нас.

Резко выпрямившись, Фрэнсис пристально посмотрела на Петера.

– Ты сам не веришь истории, которую сочинил, – воскликнула она. – Я хотела подразнить Лотту, но шутка зашла слишком далеко. Я уже говорила Лотте, что закон есть закон. Тогда я смеялась, но сейчас не шучу. Я считаю, что версия, за которую вы уцепились – незнакомец, проникший в дом, – абсолютно несостоятельна. Я сама выдрессировала этих трех зверей – овчарок Петерсена, и знаю: ни один посторонний не смог бы пройти мимо них после наступления темноты. Лотта единственная могла бы миновать их, потому что помогала мне в дрессировке, и, конечно, еще я сама. Но я-то не убивала Петерсена.