Текст книги "Детектив перед сном"

Автор книги: Петтер Аддамс

Соавторы: Эллиот Уэст,Эльсе Фишер,Михаэль Гюстен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

– И этой басне я должен верить? – спросил железный Баллер.

– Можете не верить, – ответила Афродита, сняла очки и полезла в карман за платком. – Я вижу, мне не удастся вас разубедить. Очень жаль.

– А теперь ответьте вот на какой вопрос: почему вы не удрали сразу после совершения преступления?

– Потому что я его не совершала.

– Потому, скажу я вам, что вы не знали: полиция уже предупреждена. Вы были спокойны и позволили себе небольшую передышку. Станете и это отрицать?

– Бог мой, да я бы сразу убежала, чуть завидела трупы. Но я не могла…

– Что? То есть вам помешали?

– Да, Август.

– Кто это? Ну, конечно, сообщник. И как я сразу не подумал! – Гельмут Баллер шлепнул себя ладонью по лбу. – Выкладывайте немедленно, кто этот сообщник. Фамилия. Адрес. Ну!..

– Август не человек, это всего-навсего скорпион.

– Что за дьявольщина! Какой скорпион?

– Видите ли, Август всегда со мной, в маленькой коробочке. Я его вырастила, он очень привык ко мне. Когда я вошла в контору и увидела убитых, я испугалась и выронила коробочку. Август, конечно, удрал.

– И вы… вы сидели и ждали его, а?

– А что оставалось? Это не первый раз. Он и раньше удирал, но долго оставаться в одиночестве не может, он очень привязан ко мне.

– Но это же опасно! Ведь скорпионы ядовиты, как будто, а?

– Конечно, но мой Август умница. Если его не дразнить…

– Мне бы ваши нервы, – простонал Гельмут Баллер. – Где же теперь эта пакость?

– Скорее всего там, в конторе. Бедняга, наверное, ужасно нервничает и готов кусаться…

Бедняга оберинспектор подскочил как ужаленный.

– Идите к чертям! – завопил он. – Вместе со своим Августом. Увести, Шмидхен… уберите эту особу с моих глаз…

– Бог мой, – заметила Афродита, провожаемая обермейстером к двери, – не понимаю, как можно так распускаться.

2

Едва войдя в камеру, Афродита кинулась к своим сигаретам и с огромным наслаждением закурила. Какое счастье, что у нее забыли их отобрать, и газовую зажигалку к тому же. Выкурив стоя несколько сигарет, она немного взбодрилась, села на жесткую железную койку и попыталась собраться с мыслями. А мысли эти сильно удивили бы инспектора. Впрочем, может, и не сильно, ведь недаром чутье что-то ему подсказывало.

Итак, вот как все это началось. Афродита приехала отдохнуть домой, в Сенз, что в Шампани. Так бывало и прежде, когда ей слишком надоедал Париж. Отцу принадлежал небольшой домик на краю городка. Здесь он жил и преподавал в местном лицее многие годы.

Едва отец и дочь оказались вместе, как между ними вновь возникла маленькая семейная война. Она вела начало с той поры, как Афродита осознала дурацкое несоответствие между своей внешностью и именем, которым ее наградил папá. При всем том отец и дочь вполне ладили друг с другом.

Стычки обычно возникали по какому-нибудь пустяковому поводу. На сей раз повод был необычный.

– Э, нет, дорогой мой, ради этой каракатицы я и пальцем не шевельну.

– Но, Афродита, твоя тетя Маргарет все-таки моя родная сестра и таким образом…

– …достойна всяческого уважения. Бог мой, я это миллион раз слышала.

– Но это святая истина! – воскликнул месье Багарре как можно более убедительно. – Ни в какие рамки пристойности… – И старый лицейский учитель разразился трескучей тирадой о старой как мир морали, украшая свою ветхую риторику надежной бронзой античных афоризмов.

Афродита еле сдерживала смех. В руках она держала шланг, из которого поливала цветы на клумбе перед домом.

– Изволь хотя бы обернуться, когда с тобой говорит отец!

Дочь продолжала поливать, никак не реагируя.

– Ты что, не слышишь, что я говорю! – возмутился месье Багарре.

– Но, папá, ты не в своем любимом лицее, – сказала Афродита и направила шланг на грядку с капустой, рядом с клумбой. Месье Багарре смутился, ощутив, как всегда, интеллектуальное превосходство дочери. Когда жена была жива, он пытался еще как-то утвердить свое влияние на дочь, но, увы, все его попытки не принесли успеха. В конце концов получилось наоборот. Афродита каждый раз обнаруживала больше здравого смысла, чем он.

– Давай спокойно и разумно поговорим обо всем, – обернулась, наконец, Афродита.

– Но именно этого я и добиваюсь! – всплеснул руками ее папá.

– Более чем странно добиваешься. Едва я появляюсь здесь, как ты налетаешь на меня и категорически требуешь, чтобы я немедленно ехала в Кельн. Их сиятельство, видите ли, за мной послали. Ты, верно, думал, что от столь великой чести я пущусь в пляс?.. С тех пор как я себя помню, эта так называемая аристократка нас и знать не хотела. Потому, оказывается, что мы для нее недостаточно утончены. Бога ради! Тогда пусть она оставит нас в покое, не правда ли. Но нет, ей приходит в голову, что мы все же как будто существуем на свете. И когда я протестую против ее «немедленного» требования, ты становишься в позу и поучаешь меня. Это ты считаешь разумным?..

– Но, дитя мое, умоляю… дело мне кажется очень серьезным. Этот человек, я имею в виду господина Хафермана, он же не придумал все это. Маргарет в опасности!.. Я ни секунды не сомневаюсь.

– Может быть, – спокойно отвечала Афродита, – но какое это имеет отношение к нам?

– Но она же все-таки моя сестра, – тихо сказал отец.

Дочь пытливо посмотрела на него. Видно, подействовало сильнее, чем она предполагала.

– Да, конечно, оба вы единоутробные чада фабриканта бульонов и мелкого торговца Пьера Багарре. На этом все и кончается. Больше ничего общего не вижу.

– Ты права, мы с Маргарет никогда друг друга не понимали, мы очень разные с нею… И тем не менее… – он замолчал, устало и беспомощно разведя руками.

В такие моменты ей всегда становилось жалко отца, и она сдалась.

– Ну, я все же могу поглядеть на этого господина Хафермана. Это не повредит. Но ничего не обещаю. Не могу и не хочу обещать. Так кто же этот господин и где ты должен с ним встретиться?

Месье Багарре облегченно вздохнул. Через два часа он и Афродита сидели в небольшом кафе. Против них сидел Якоб Хаферман. Он говорил торопливо и не совсем вразумительно, то замолкал, то углублялся в свои семейные дела, сообщил, что он супруг, так и сказал «я супруг», Арманды Хаферман, которая имеет честь служить экономкой в доме баронессы фон унд цу Гуммерланг унд Беллерзин, и что она больше друг этого дома, чем распорядительница, и что, как он полагает, эта дружба распространяется и на него, поскольку баронесса нет-нет да и поручает ему небольшие, но важные дела, оказывая только ему эту честь, и он всегда успешно справляется с поручениями. На этом месте по толстощекому пьяному лицу Хафермана пробежала многозначительная ухмылка, что, видимо, намекало на некий особый характер поручений. Однако в этот раз у него поручение совсем особенное, поскольку речь идет о самой жизни баронессы фон унд цу и так далее. Дело в том, что последнее время уважаемая мадам стали получать странные письма, в которых им обещают ужасный конец. Он, правда, не видел ни одного из этих писем, не знает, за что им угрожают и не хочет знать. Но он ни минуты не колебался, когда Арманда, его супруга, попросила его поехать во Францию к родственникам мадам, и вот он здесь. Франция!.. Чудесная страна! А… к-какое здесь вино! Ему поручено передать, что баронесса ждут у себя в Кельне своего брата или хотя бы племянницу тридцатого мая сего года. Дело оч-чень важное и оч-чень срочное. Мадам просят ехать немедленно, а чтобы им не пришлось тратить из своих средств, передают… эт… тысьчу немцких мрк… Нечленораздельно бормоча, Хаферман с трудом выудил откуда-то из кармана толстенький конверт и шлепнул его на стол. Афродита не удостоила конверта взглядом. Она сердито смотрела на отца, который смущенно прятал лицо за стаканом минеральной воды.

– Скажите на милость, – протянула Афродита, – баронесса изволили пригласить не только племянницу, а еще кого-то. Хотя бы! Я для нее одна из возможностей. Стыдно, папá. Ты ведь не станешь утверждать, что не знал об этом, когда уверял, что тетя по мне соскучилась?

– Афродита, – взмолился папá, – ты ведь знаешь…

– Еще бы не знать. Пойдем-ка лучше отсюда, папá. От этого пьянчужки мы ничего толком не узнаем.

Месье Багарре покорно встал. Хаферман пытался оторвать от стола отяжелевшую голову.

– Благодарю вас, герр Хаферман. Завтра я вам сообщу, поедет ли папá в Кельн. Не забудьте свой конверт. Чао!

Прошло порядочное время на обратном пути, пока, наконец, месье Багарре не решился спросить дочь, что она обо всем этом думает. Афродита ласково улыбнулась – милый папá так трогательно беспомощен.

– Я еще не все поняла и не вижу всей картины, – отвечала она, – Хаферман не слишком щедрый источник информации. Но, скорее всего, он знает не больше того, что сообщил. Так, мелкий исполнитель.

– Ты поедешь?

Она посмотрела на него с хитрецой.

– А почему бы не тебе?

– О! Я… видишь ли…

– Ну, ну, не волнуйся. Я ведь не серьезно. Разумеется, я поеду, но это вовсе не значит, что твоя сестрица будет рада моему появлению…

– Что-то не понимаю.

– Все очень просто. Давай-ка прикинем, для чего, собственно, мы ей понадобились. Да ведь она полагает, что письма с угрозами пишем мы. Ну, я этой идиотке все скажу!

Задремавшая Афродита не услышала, как отворилась дверь камеры. У входа стоял обермейстер Шмидхен.

– Вставайте, да поживее, госпожа студентка, вашу особу желают видеть.

– Что там еще стряслось? – спросила Афродита, протирая глаза.

– Оберинспектор скучает по тебе, моя куколка.

Афродита устало поднялась и побрела в коридор.

3

Гельмуту Баллеру удалось отлично вздремнуть в комнате для дежурных, и он ощутил прилив бодрости, достаточный для того, чтобы довести расследование до победного конца. Он по-прежнему ни капли не сомневался, что двойное убийство – на совести Афродиты Багарре. Об этом неколебимо свидетельствует все, что пока выяснено и обнаружено. Инспектор Баллер рассчитывал в скором времени найти все оставшиеся улики, в частности оружие, из которого были убиты обе жертвы. Что касается мотивов преступления, то инспектор до сих пор непростительно блуждал в абсолютных потемках, несмотря на все усилия. Он не сомневался, что мотивы были политическими. Но какими именно?

Тем не менее Баллер чувствовал себя уверенно, почти полностью оправившись от чудовищной невозмутимости подозреваемой. И собирался приступить к последнему, железному, как он полагал, допросу, который все поставит на свои места.

В кабинет Баллер вошел насвистывая и бодро припрыгивая, подошел к письменному столу и, не садясь, покопался в свежей почте. Почти сразу наткнулся на заключение судебно-медицинской экспертизы. Небрежно пробежал глазами, и… все рухнуло. Некоторое мгновение он находился в столбняке. Затем встрепенулся, шагнул к шкафчику, достал бутылку виски и прямо из горлышка сделал гулкий могучий глоток. Затем сел за стол, но не успел продумать идиотскую ситуацию, прикинуть хотя бы дохленькую версию, ни черта не успел, как в дверь постучали, и Шмидхен ввел распрекрасную Афродиту.

– По вашему приказанию, герр оберинспектор!

– Ладно, Шмидхен, – расслабленно прожурчал Баллер. – Присаживайтесь, мадемуазель.

Мадемуазель мгновенно поняла: что-то произошло. Опустилась на стул и флегматично принялась за свои ногти.

– Н-да, – издал, наконец, Баллер, какофонически отстукивая пальцами.

– Что вы сказали?

– М-м…

– Вы находите? – зловредно поинтересовалась Афродита. Несчастный инспектор мясом ощутил, что его видят насквозь. Наконец он собрался с силами.

– Итак, – вяло начал он, не представляя себе, чем кончит, – надеюсь, что вы… еще раз продумали свое положение? – «Пусть так, – подумал он с облегчением, – еще одна попытка, в конце концов, не повредит».

– Я продумала.

– Приятно, – пробормотал инспектор. – А вывод? Вы признаете свою вину, а?

Афродита рассмеялась.

– Вы, значит, полагаете, что я рехнулась?

– Но вы… обдумали?

– Еще как! Вашу абсолютно безнадежную версию.

– М-да. Я не хочу утверждать, что вы не совсем правы…

– Вот и прекрасно, – ожила Афродита окончательно.

– …но это совсем не значит, что вы правы. Дело, к сожалению, еще не раскрыто… до конца.

– Но все же достаточно, чтобы снять с меня обвинение.

Инспектор мялся:

– Пока имеются серьезные подозрения… Но они, как это лучше сказать, слегка уменьшились.

– Итак, вам теперь ясно, что не я убила этих двоих, или…

Баллер слабо помахал рукой.

– Ясно, ясно.

Афродита приподняла свой кожаный рукав и взглянула на часы.

– Всего каких-то полтора часа назад вы были обратного мнения.

– Тогда еще не было результатов экспертизы.

Афродита вся подалась вперед.

– Несколько неожиданное заключение, – продолжал Баллер. – Ваша уважаемая тетя, достопочтенная баронесса фон унд цу Гуммерланг унд Беллерзин и ее секретарь, благородный Ганс фон Гиммельройт, были вовсе не застрелены, как мы вначале полагали, а отравлены.

Афродита искренне удивилась:

– Яд? Не может быть! Я же своими глазами видела огнестрельные раны!

– И нас это ввело в заблуждение, – согласился инспектор. – Не совсем понятно, но экспертиза не оставляет никаких сомнений. Смерть у обоих наступила в ночь с 29 на 30 мая. Причина – отравление. То ли арсен, то ли что-то похожее. Во всяком случае, они были уже десять часов мертвы, когда в них стреляли.

– Ну и прекрасно! – не удержалась Афродита. – Значит, даже вам ясно, что убийца не я.

Оберинспектор покачал головой…

– Я по-прежнему не исключаю, что вы стреляли в них. Вы могли ведь подумать, что они…

– …мило развлекались на ковре перед камином, не так ли? – резко перебила Афродита.

– Кто знает, кто знает, – неуверенно пробормотал Гельмут Баллер. – М-м, теоретически не исключено, что вы были введены в заблуждение относительно э-э…

– Вам не мешает заглянуть в Гете, – кипела Афродита. – Как-никак это ваш великий поэт, если, конечно, меня правильно информировали. Где-то у него сказано насчет того, что «теория суха».

– Может быть, вы разрешите мне все-таки высказаться? – окреп вдруг голос инспектора, уязвленного намеком. – Я сказал «теоретически», но и в этом случае обвинение в убийстве отпадает, нельзя же убить мертвого… В общем, как бы то ни было, ваша виновность пока исключается, поскольку вы прибыли в Кельн в 10 часов утра 30 мая. Мы это выяснили у проводника спального вагона, который вас хорошо запомнил. (Что не удивительно при такой внешности, добавил инспектор про себя).

«Слава богу, что я взяла билет в спальный вагон», – подумала Афродита и сказала:

– Я же вас уверяла, что не имею никакого отношения к этому убийству…

– Но я все еще не уверен в этом, – перебил ее Баллер. – Пока что установлено, что вы сами, лично, не могли убить свою тетю и ее секретаря. Но вы появились сразу же после преступления, а это о чем-то говорит. А если вы хотели удостовериться, что все прошло как надо, а?

– Черт возьми, вы, наверное, полагаете, что у меня в башке мякина! Нужно обладать умом инфузории, чтобы кого-нибудь спровоцировать на отравление и тут же в нетерпении прискакать, чтобы убедиться в успехе, да еще так удачно, чтобы угодить в лапы полиции, да еще для смеху продырявить покойников. Ну, где, я еще раз спрашиваю, тут логика?

Инспектор в раздражении встал.

– Логически выдержанные убийства встречаются большей частью в криминальных романах, мадемуазель. Ставлю свое месячное жалование против ваших очков, что вы в этой истории весьма основательно замешаны. Убежден.

– Но если даже так, у вас нет никаких доказательств. Следовательно, вы должны меня отпустить. Хотя, может, у вас есть еще что-нибудь теоретическое против меня?

– Нет, – скрепя сердце отвечал Баллер, садясь. – Вы можете идти. Хочу лишь просить вас не выезжать некоторое время из Кельна и находиться в пределах досягаемости.

– А я пока и не собираюсь покидать город.

– Это что-то новое, – встрепенулся инспектор. – Мне казалось, что вам очень хочется уехать. Во всяком случае, несколько ранее вы заявляли об этом.

– Дорогой герр оберинспектор, я только что убедилась: местной полиции вряд ли удастся найти убийцу моей благородной тети.

Баллер намеревался взорваться, но зашипевшую было мину остановил телефонный звонок.

– Баллер слушает!

Афродита, несмотря на старания, не могла разобрать, что там сообщают инспектору. А он вдруг побагровел так, что воротник рубашки расстегнулся сам собой.

– Что за черт! – хрипло вскрикнул Баллер. – Немедленно выезжаю! Оставьте все как есть!

Он бросил трубку и повернулся к Афродите, та невинно смотрела на него.

– Вы все еще утверждаете, что не имеете отношения к истории на Штерненгассе?

– Вы сами считали так минуту назад, – сухо ответила она.

– Ну а зачем было убивать мужа экономки вашей тети?

– Что? – вырвалось у Афродиты. – Якоб Хаферман убит?!

– Ага, так мы его знаем? – почти запел инспектор.

– О, скорее нет, – запротестовала Афродита.

– Это вы кому-нибудь рассказывайте. Итак, полчаса назад Якоба Хаферман а нашли убитым у себя дома. Предположительно, тоже отравлен.

– Но причем здесь я? – пожала плечами Афродита, она снова была спокойна. – Вот уже четырнадцать часов подряд я наслаждаюсь вашим гостеприимством.

– А я и не настаиваю, что вы сами совершили и это преступление.

– Ах, вот как! Кого же я ангажировала на роль убийцы? Очень интересно!

Оберинспектор Баллер, не вставая, торжественно возвысился над столом, простер руку к Афродите и обличающе возгласил:

– И вы еще спрашиваете?! Разве не вы признались, что прибыли сюда специально со скорпионом?! И разве он будто бы не скрылся в конторе вашей тети?!

– Август? – спросила Афродита, не зная, хохотать ей или ругаться.

– Якоб Хаферман лежит мертвый на своей кровати, – заунывно вещал Баллер. – А на груди его сидит скорпион… Думаю, на сей раз достаточно. Все ясно.

– Август! – повторила Афродита, находясь явно под воздействием гробовой патетики инспектора. – Но как он попал в квартиру экономки?

– Вам это лучше знать! Все будет выяснено без промедления. Собирайтесь, вы едете тоже.

– С колоссальным удовольствием, – отвечала Афродита, поднимаясь. – Паршивец Август, вечно он проказничает…

Перед столь жутким цинизмом спасовал даже Шмидхен. Его позорно отнесло в сторону, когда Афродита, сопровождаемая Баллером, выходила из кабинета. Кто ее знает, может у нее еще где упрятан скорпион, на всякий случай.

4

Выйдя из машины, Афродита увидела, что перед домом тетушки стоит несколько легковых и одна полугрузовая машина, пожарный взвод навытяжку, санитарная машина и машина судмедэксперта, а также любопытные, теснимые полицейскими. Таков был первый результат объявленной Баллером боевой тревоги № 2.

Поскольку о скорпионах – этих исчадиях южных стран – Баллер знал не больше любого жителя северной зоны, то задача по захвату Августа представлялась ему не слишком простой. Начинал он свою службу с самого низа, и пока дослужился до старшего инспектора, навидался всякого. Так, приобрел некоторый опыт в ловле попугаев и канареек, а однажды ему довелось участвовать в охоте за широкохвостой обезьяной вместе с двумя пожарными командами и ротой полицейских. Уже будучи представлен к званию оберинспектора он выполнял почти фантастическое задание: ловил белого кита, по ошибке забредшего в Рейн, – что, как известно, кончилось безрезультатно. Словом, на поприще сафари Гельмут Баллер вполне заслуженно считался специалистом. Но со скорпионами он еще не сталкивался. И не испытал еще мучительной душевной борьбы, когда может выясниться, что такая вот членистоногая мерзость – тоже божья тварь, как, например, Шмидхен, как сам оберинспектор, в конце концов. Да, Баллер ни разу в жизни не видел скорпиона, но хорошо представлял себе, что это за чудовище, раз оно могло вот так запросто уложить насмерть Хафермана, несомненно, полноценного немецкого мужчину.

Баллер намеревался действовать решительно, но и с осторожностью, чтобы все же не попасть впросак. Именно потому он принял решение, что к данному случаю вполне подойдет боевая тревога № 2, а не № 1, то есть не Большая тревога, как ее называют.

Подстегиваемый сознанием высокой ответственности и служебным рвением, оберинспектор приблизился к дому трагически усопшей баронессы фон унд цу Гуммерланг унд Беллерзин.

– Вы схватили чудовище? – мужественным голосом спросил он стоявшего у дверей пожарного. Тот молча кивнул.

– Идемте! – совершенно хладнокровно приказал оберинспектор Шмидхену и Афродите. Под неслышные звуки баварского марша они стремительно миновали коридор и вошли в холл, уставленный скульптурами и увешанный роскошными портретами представителей рода фон унд цу и так далее.

Перед одной из открытых дверей толпились люди в военном и штатском. Никто не рискнул сделать более одного шага от порога в спальню четы Хаферман, где на кровати распростерлась солидная мужская фигура. В стороне от всех, в старинном, обитом чем-то золотым кресле сидела, спрятав лицо в ладони, немолодая седая женщина. Афродита догадалась, что это мадам Хаферман. Возле нее, опершись на палку, стоял некий тощий господин. Наклонясь к уху мадам, он что-то шепнул, и вдова громко всхлипнула.

Не удостоив странную пару вниманием, оберинспектор Баллер промаршировал к двери и, ни мгновения не промедлив, перешагнул порог. Афродита и Шмидхен последовали за ним.

– Где животное? – обратил Баллер горящий зеленым огнем взор на одного из полицейских. Тот молча указал револьвером на лежащее тело.

– Ничего не вижу, – фыркнул Баллер, энергично протер глаза и снова уставился в указанном направлении. – Я ни дьявола не вижу! – возвысил он голос.

Один из полицейских в штатском начал объяснять:

– Оно должно быть еще здесь, герр оберинспектор. Сначала оно восседало на груди убитого, затем передвинулось выше. Когда мы стали приближаться, оно скрылось.

– И куда?

– Не установлено, герр оберинспектор.

Гельмут Баллер всем существом своим ощутил великую значимость происходящего. Властным движением руки он сосредоточил внимание подчиненных на себе и загремел:

– Господа, дорога каждая минута. Кто знает, что еще может натворить этот чудовищный ядоносец. Я думаю, нет нужды лишний раз напоминать об угрожающей всем опасности. Максимум осторожности, если вы не хотите, чтобы вас постигла участь бедняги, который лежит перед нами. Двое остаются здесь. Двое охраняют вон тот выход, который ведет в ванную. Остальные образуют цепь и, прочесывая каждую пядь, движутся к кровати. Осторожность и бдительность, господа! Двигаться медленно. В случае необходимости применять оружие без колебания. Ясно? – и едва отгремело дружное: «Точно так, герр оберинспектор!» – как Баллер дал сигнал к атаке. Сам он, однако, не смог двинуться с места. Его удержала Афродита, крепко схватив выше локтя. Инспектор констатировал изрядную силу девушки. Его подчиненные тоже остановились. И вся операция остановилась, едва успев начаться.

– Вы!.. Как вы смеете! – взревел Баллер, пытаясь освободиться от железной хватки Афродиты.

– Но, инспектор, – не выпуская его, сказала Афродита, – Я не могу спокойно смотреть, как вы собираетесь погубить Августа. К тому же нет никакой надобности в чрезвычайных мерах.

– Если вы сию же секунду не отпустите меня, – прохрипел багровый Баллер, – я прикажу вас схватить. Ваше счастье, что вы женщина…

– Успокойтесь, герр оберинспектор, я хочу помочь вам, – торопливо сказала Афродита, отпуская его руку. – Разрешите мне поискать Августа…

Кошмарная баба, подумал Баллер, но предложение приемлемо. А почему, действительно, он должен рисковать собой и людьми. Да ведь это превосходный выход: предполагаемый убийца сам ищет орудие убийства! Лучший способ избежать возможных потерь. Впрочем, не кроется ли в этой услужливости подвоха? Кто знает, что она может натворить, вооружась своим гнусным членистоногим! Гельмут Баллер задумчиво погладил подбородок:

– Ну, ладно, действуйте. Только имейте в виду – без фокусов. Оружие будет применено без предупреждения. Вы меня поняли, надеюсь?

– Вы как всегда любезны, – Афродита торопясь протерла очки. – Ведь я вам уже говорила, что Август безвреден. Я, между прочим, тоже. Ваше недоверие совершенно беспочвенно. Надеюсь вас еще убедить в этом.

– Не затрудняйтесь, мадемуазель. Мертвец говорит сам за себя.

Афродита решительно направилась к кровати. Одного движения руки оберинспектора было достаточно, чтобы все мгновенно очистили комнату. Сам Баллер принялся из-за двери наблюдать. Ему вдруг стало досадно, что там, где дюжина полицейских ведет себя, как индейцы на тропе войны, там какая-то страшненькая девица чувствует себя абсолютно спокойно. Она подошла к кровати, быстро оглядела ее. Затем уставилась в лицо убитого, приподняла его голову, заглянула под нее. Опять задумалась, неожиданно просияла, залезла в карман брюк и, ласково приговаривая, порылась там, а потом вытащила оттуда нечто невидимое для наблюдателя. И лишь когда Афродита обернулась к двери и протянула к полицейскому руку, на ее ладони они увидели искомого ядоносца, совсем маленького и невинного на первый взгляд. Инспектор ощутил легкое разочарование.

– Скорпион, – сказал кто-то, хотя и так было понятно.

– Да, это мой Август, – подтвердила Афродита. – Бедняга испугался и спрятался в укромное местечко.

– Оставайтесь на месте, – приказал Баллер, – и выполняйте в точности все, что я буду говорить. Сперва, м-м, зверя необходимо изолировать. Мы достанем клетку или, как его, аквариум… что-нибудь в этом роде. А потом…

– Не трудитесь, инспектор, Августа я вам не отдам, – твердо сказала Афродита. – Я рада, что, наконец, нашла его. – Она осторожно погладила пальцем насекомое, которое так и не шевельнулось.

– Не вынуждайте меня применить силу, – погрозился инспектор из-за двери.

– Попробуйте, – зловеще предложила Афродита, вновь протягивая руку со скорпионом к двери.

Гельмут Баллер растерялся. Не зная еще, как вести себя в сложившейся ситуации, он на всякий случай сбавил тон и почти ласково проскрипел:

– Ну что вы, мадемуазель, поймите же, я только выполняю свои обязанности.

– А я не мешаю их выполнять, – отвечала Афродита. – Только не вздумайте посягать на Августа. Он останется со мной. Чем скорее вы поймете это, тем будет лучше для всех нас и, между прочим, для раскрытия преступления.

У некоторых людей вынужденная беспомощность вызывает ярость, стремление идти напролом. Старшего инспектора Баллера она побуждала обычно к компромиссам, и это, кстати сказать, немало способствовало его карьере. С молниеносной быстротой он рассчитал несколько вариантов отступления и пришел к мысли, что на данном историческом миллиметре времени лучше всего подойдет сепаратный мир.

– Вы можете гарантировать, что ваша мерзкая тварь никому больше не повредит? – спросил он преувеличенно резко.

– Август еще никому не вредил, – ответила Афродита, – сколько вам повторять!

– Ну ладно, ладно, оставьте себе своего Августа. Я вовсе не такой кровожадный, как вам кажется. Но… он что, должен вот так и сидеть на вашей ладони?

– Ну что вы, ему будет уютнее вот здесь. – И она опустила скорпиона в карман своей куртки.

Она обращается с ним, как с носовым платком, подумал Баллер.

– Если вы ничего не имеете против, инспектор, – сказала Афродита, – я бы хотела где-нибудь присесть, чтобы вы могли начать расследование. Может, в холле или другой комнате.

Когда Афродита упрятала скорпиона в карман, у инспектора мелькнула мысль схватить ее, то есть их обоих. Однако вероятность успеха была более чем сомнительной, – кто мог поручиться, что излучающий агрессивное спокойствие скорпион не ринется тотчас в атаку. Баллер горько пожалел, что не заглянул перед операцией в «Жизнь животных» Брема. Вот так неосведомленность превращается в неуверенность… Поэтому он был вынужден согласиться с предложением Афродиты.

Ей было велено сесть на второе золоченое кресло, неподалеку от скорбящей мадам Хаферман и тощего утешителя. Шмидхену, вставшему слева от Афродиты, поручалось строжайшим образом следить за укротительницей ядоносцев. Из помещения были удалены все, кроме опергруппы. Инспектор попытался удалить и вдову, но та решительно отказалась, как и господин утешитель, который торжественно проблеял, что мадам Арманда Хаферман входила в ближайшее окружение, более того – являлась доверенным лицом баронессы фон унд цу Гуммерланг унд Беллерзин, а значит, и сама озарена блистанием бесчисленных достоинств усопшей, и потому ничто, кроме воли всевышнего, не может заставить ее покинуть свой траурный пост, и что он, виконт де Бассакур, считает своим благороднейшим долгом всемерно поддерживать вдову в ее трудный час. Баллеру пришлось примириться с пребыванием этой пары, тем более, что он явно расчувствовался от слез безутешной мадам. Ее рыдания становились то громче, то тише, пока, наконец, не достигли апогея, когда полицейские принесли носилки, положили на них тело и унесли.

– Могу я узнать, инспектор, какую причину смерти определил врач? – спросила притихшая Афродита.

– И вы еще спрашиваете? – затрепетал Баллер. – Если здесь кто и знает, отчего и почему умер Хаферман, так только вы. Диагноз врача это тоже подтверждает: несчастный отравлен.

– М-да, недурно, – заметила Афродита, доставая сигарету.

Лицо старшего инспектора немедленно налилось кровью.

– Вы, – забрызгал он слюной, – вы самая прожженная, самая коварная злодейка из всех, кого я встречал! С вашим скорпионом! Ничего другого вы, конечно, не могли сказать!

– Напротив! Я многое могла бы сказать.

– Хотите признаться? – со слабой надеждой вопросил инспектор, после некоторой заминки опуская взъерошенные перья.

Злодейка помахала сигаретой.

– Мой дорогой инспектор, вы никак не хотите понять, что я тут ни при чем. Но у меня еще есть время.

– У меня тоже, и ваша тактика вам нисколько не поможет. Это так же верно, как то, что меня зовут Гельмут Баллер!

Вновь обманутый в своих надеждах инспектор неожиданно обрел союзника.

– Убийца! Проклятая убийца! – вдруг завопила, обнаруживая незаурядную жизнестойкость, вдова Хаферман. Покинув свой траурный пост, она пошла на инспектора, простирая руки: – Почему вы ничего не предпринимаете? Вы говорите и говорите, а та убийца спокойно издевается над вами и над своими жертвами!

– Прошу вас, успокойтесь! – окрепшим голосом вскричал Баллер. – Мы сделаем все, чтобы преступник понес заслуженную кару. Мы должны найти все доказательства. И мы найдем их, уверяю вас.

– Если не будете тратить время на разговоры с вдовой, – вставила Афродита, снова закуривая.

– Вы… изверг, – дернулась к ней Арманда Хаферман, давая, однако, инспектору увлечь себя к креслу.

– Видите, что вы натворили, – скорбно сказал Баллер, обернувшись к Афродите.

– Здесь натворили помимо меня.

– И что вы за человек, – начал было инспектор. – Впрочем… несколько минут назад вы заметили, что могли бы многое сказать, а? Ну так говорите!