Текст книги "Детектив перед сном"

Автор книги: Петтер Аддамс

Соавторы: Эллиот Уэст,Эльсе Фишер,Михаэль Гюстен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

– Да вы не в своем уме, милейший. Я сейчас же сделаю заявление насчет ваших… вашего разбоя! Даю честное слово! Нет, вы только подумайте!..

– Вы ничего не сделаете, Крафт, – зловеще проблеял виконт. – Вы будете вести себя очень тихо.

– Хотел бы я поглядеть!.. – заорал было доктор Крафт, но вдруг замолчал.

– Потому что живым вы отсюда не уйдете, вы, ничтожество. Вы слишком далеко зашли.

– Не делайте глупости, спрячьте эту штуку. Ведь я совсем не то имел в виду! – голос доктора прыгал и ломался.

– Я никогда не делаю глупостей.

Беседа приняла столь острый оборот, что Афродита, истомившаяся в духоте, торопливо отодвинула бархат и почти высунулась из своего убежища. Но ее опередило негромкое «паф», исторгнутое пистолетом виконта и навсегда прервавшее многообещающую карьеру Непомука Крафта. Она увидела, как доктор склонился в изящном поклоне, а затем глухо шмякнулся на ковер.

Виконт деловито отвинтил глушитель и сунул его с пистолетом в карман. Он был абсолютно спокоен. Поднялся из-за стула, шагнул к телу Крафта, ногой перевернул его на спину и внимательно вгляделся. Потом подсел к телефону, взял трубку, не спеша набрал номер. Афродита машинально сконструировала его для себя. У нее получилось 7-81-89-45. Некоторое время виконт ждал, затем ему ответили.

– Это я, Мишель, – заговорил виконт по-французски. – Дело сделано, моя королева.

«Королева? – удивилась Афродита. – Вот не думала, что у такого зверя может быть дрессировщица».

………………………….

– Да, нет. Пришлось его прикончить.

………………………….

– Ничего нельзя было сделать, поверь мне. Он хотел напустить на нас прокурора и все прочее.

………………………….

– Мне просто ничего не оставалось, моя королева.

………………………….

– Здесь, передо мной.

………………………….

– Разумеется, нельзя оставлять.

………………………….

– Это я и хочу у тебя спросить.

………………………….

– Ага! Что ж, неплохая идея… Нет, слишком опасно. Лучше дождаться ночи… Честное слово… В порядке… О чем ты говоришь? Деньги? Смешно, этого типа только его карьера заботила… Да нет, в таком случае он все равно бы… Ну да, конечно, так лучше… Ну вот, видишь… Отлично, моя королева… Конечно, я буду осторожен… Немедленно выезжаю.

Виконт положил трубку, вздохнул облегченно, промокнул прозрачным платком лоб. Покосился на труп, затем решительно встал и вышел, плотно прикрыв дверь. Через некоторое время раздался шум удаляющегося кадиллака.

Кто полагает, что после этих в известной степени драматических событий Афродита сразу бросилась в полицию, тот сильно ошибается. Покинув злополучный дом, она первым делом заскочила в ближнюю кондитерскую, заказала три венских тортика со взбитыми сливками и принялась за них со страшным аппетитом. Инспектор Гельмут Баллер был, кажется, недалек от истины, когда утверждал, что у этой девицы вовсе нет нервов.

10

– Куда же все-таки запропастился этот субъект? – Гельмут Баллер ерзал и нервно почесывал себе нос.

– А я-то думала, что вы терпеливый человек, – общительно откликнулась Афродита, явно напрашиваясь на разговор.

– Хорошо, хорошо, – покорно согласился Баллер. – Естественно, ведь когда-то он все-таки вернется к себе.

Оберинспектор, Афродита и еще два сотрудника кельнской полиции находились в черном мерседесе, который стоял на углу в очень удобной позиции – отсюда был отлично виден дом виконта.

Другая машина – со Шмидхеном и тремя другими полицейскими – стояла на противоположной стороне. Между тем стало совсем темно. Афродита с усилием подавила зевок. Скука одолевала и ее соседей.

…Баллер был изрядно ошарашен, когда Афродита сама, добровольно и без всякого предупреждения возникла вдруг в его кабинете. Что поделаешь, не могла она отказать себе в удовольствии полюбоваться такой вот немой багрово-выпученной сценой. Считайте это маленькой местью девицы с нефотогеничной внешностью. Конечно, было бы вежливее договориться о предстоящем визите по телефону. Тем более, что сразу после оргии в кондитерской Афродита зашла на почту и оттуда провела несколько телефонных разговоров, в том числе со своим папá. Кроме того, она позвонила на виллу графа делла Скала и убедилась, что пугливое сборище все еще там. И после этого, разными закоулками и переулками, избегая больших улиц и общественного транспорта и прикрывая лицо своим большим носовым платком, она добралась до полицейского управления.

Придя в себя, инспектор был попросту оскорблен самоприводом преступницы, затем, подумав, торжествующе надулся, затем снова обиделся и, наконец, решил принять неприступный вид. После мучительного размышления он отказался от мысли надеть ей наручники, хотя на этом настаивал взволнованный Шмидхен. Но на всякий случай в кабинет были вызваны еще двое полицейских, вставших по обеим сторонам француженки. Только теперь ей было предложено сесть, и Гельмут Баллер обратился к ней едва ли не отеческим тоном:

– Весьма благоразумно, мадемуазель, что вы пришли добровольно. Рано или поздно мы так или иначе настигаем каждого нарушителя закона.

– Приберегите это для беседы со школьниками, – насмешливо сказала Афродита. – И лучше навострите-ка звукоуловители. Я вам сейчас кое-что выдам.

– Весьма-весьма приятно, мадемуазель, – тянул свое инспектор. – Чувствуйте себя свободной в признаниях, даже самых тяжелых. У нас есть опыт, поверьте. У вас станет удивительно легко на душе…

Фыркнув, Афродита вытащила из кармана и положила перед инспектором конверт – из тех, что были обнаружены в папке деловой переписки ЕДМ.

– Что мне с этим делать? – он старался сдержать недовольство, так как на днях, на лекции полицейского психолога, слышал, что преступника, желающего повиниться, не следует туркать.

– Так что же мне с этим делать? – спросил он снова и почти ласково.

– Читать.

Гельмут Баллер опять вспомнил про психологию и решил доставить мадемуазель удовольствие. Вынимая бумагу из конверта, он, однако, заметил:

– Хочу думать, дитя мое, что здесь не содержится насмешки над э-э…

– Да что вы, напротив, я хочу помочь раскрыть убийство.

– Так начинайте же!

– А я уже начала, инспектор. Мы не сдвинемся с места, пока вы не прочтете это письмо.

Оберинспектор глубоко вздохнул:

– Ну, так и быть. Хотя не могу понять, какая связь у делового письма с убийствами. Здесь баронесса, ваша тетя, от имени правления Европейского движения за монархию благодарит за добровольное ассигнование 10 000 марок. Гм, кого? Правление кефирного объединения. Баронесса обещает также, что просьба об использовании на кефирных наклейках дворянского герба будет как можно быстрее рассмотрена. Это все. Совершенно нормальное письмо.

– Взгляните на дату.

– 1 июня 19… года, – прочитал Баллер.

– Теперь смотрите, кто подписал письмо и чьей рукой написан адрес на конверте.

Оберинспектор, словно загипнотизированный, уставился на бумагу, затем уронил ее на стол.

– Но это же мистика! – воскликнул он.

– Отчего же. Все вполне осязаемо, – сказала Афродита. – Адрес заполнен баронессой. Она как обычно вместо полного имени и титула поставила сокращенное МФГБ. И в письме стоит ее подпись. И все собственноручно, не так ли?

– Но это же чушь! – забыл про психологию инспектор. – Первого июня баронесса была уже на том свете. Я же сам ее видел. То есть я ее тут видел. Никаких сомнений.

– Все правильно, – сказала Афродита. – Баронесса была убита в ночь с 29 на 30 мая. А первого июня она пишет письмо.

– Если это не подделка.

– Оно подлинное. Достаточно позвонить в кефирное правление, в Карлсруе. Что я, между прочим, уже сделала, инспектор. Письмо поступило туда утром третьего июня. И с подписью баронессы. Это вы легко установите.

– Что я и сделаю, – инспектор вручил письмо Шмидхену и приказал проверить.

Афродита улыбалась. Она была довольна началом.

– Итак, мы все это уточним. А пока хотелось бы знать, как это письмо попало к вам?

– Нашла, – соврала Афродита совершенно спокойно.

– Расскажите это своему скорпиону.

– Ну, возможно, я не совсем точно выразилась. Но вы помните поминальный ужин по баронессе?

– Еще бы, четвертое убийство.

– Совершенно верно, – на секунду Афродита как бы скорбя прикрыла ладонью глаза. – Бедняга граф фон Хазенталь. Вы, инспектор, легко можете представить себе суматоху, какую вызвала его смерть. Тут-то он и потерял письмо.

– Кто?

– Виконт де Бассакур, разумеется. Я же сидела рядом с ним.

– И вы его припрятали?

– А что мне было делать, скажите на милость? Виконт поспешил на помощь графу. Что мне было делать с письмом, спрошу я вас?

– Ну, вернуть виконту.

– Да, но меня же похитили, – выпалила Афродита и с удовольствием увидела, как у Гельмута Баллера отвалилась нижняя челюсть.

В течение последующих пятнадцати минут челюсть продолжала периодически отваливаться, пока Афродита не выложила все, что было, по ее мнению, необходимо выкладывать. Умолчала о мощном шантажном промысле баронессы, резонно полагая, что инспектор, живой человек, не вынесет всего этого зараз. Тут, пожалуй, нужна разумная дозировка. Напротив, она старалась выразительнее оттенить роль виконта де Бассакура, который, как она утверждала, был инициатором ее похищения. Но чтобы шантаж не оторвался все же от тетушки, Афродита довольно правдиво сообщила о мотивах злополучного похищения. Оберинспектора так поразило услышанное, что он еле кивнул в ответ на рапорт вернувшегося Шмидхена. Он растерянно бормотал:

– Похищение… шантаж… я надеюсь… в ваших интересах… вы все сможете доказать?

– Не знаю, – пожала плечами Афродита. – Все зависит от того, заговорит ли Валентин Кальбе. Думаю, что предпочтет молчать. Кому захочется обвинять самого себя.

– В таком случае история с похищением не стоит ломаного гроша. Может быть, она вообще придумана?

– Я лишь отвечала на вопрос, почему я не вернула виконту письмо, инспектор.

– Да, да, письмо, – Баллер хлопнул себя по лбу. – Не знаю, что и думать…

– Да все просто, – сказала Афродита, – одно из двух: баронесса первого июня была жива…

– Чепуха! – перебил Баллер. – Я твердо знаю, что она была мертва, я вообще хорошо знаю, кто мертвый, а кто живой.

– …или кто-то подделал ее подпись.

– Вот это, пожалуй, скорее, – задумался инспектор.

– В таком случае, – поспешила Афродита, – кому понадобилась подделка? Кто в курсе всех дел секретариата правления ЕДМ и в состоянии провернуть такую фальшивку?

Афродита поправила очки, разглядывая инспектора. А у того от напряжения вздулись вены на висках. Наконец он промямлил:

– Гм… да-с… собственно говоря, все идет к виконту де Бассакуру… хотя трудно представить…

– Да, да, конечно, просто невообразимо. Но мне кажется, инспектор, вы попали в точку. Прямо невероятно, как вы сразу догадались! Вот где чувствуется опыт. Нет, ну прямо невероятно, как вы сразу схватили суть…

– Я что-то не пойму. О чем вы, собственно?

– О вас, разумеется, – Афродита почувствовала, что немного перехватила. – Разве не вы сейчас указали на виконта? И ведь это же абсолютно верно.

– Вы находите? – инспектор был явно польщен.

– Ну конечно же. У кого было найдено письмо? Кто лучше других знал положение в секретариате правления после смерти баронессы и Гиммельройта? Кто сейчас ведет дела? На все вопросы один ответ: виконт де Бассакур.

– Все это так, но я не вижу мотивов для подделки. Что за интерес мог быть у виконта в этом мошенничестве?

– Вы забываете, инспектор, что значительная доля из пожертвований поступала в личное распоряжение баронессы. И иногда речь шла о весьма и весьма значительных суммах. Разве это не заманчиво?

– …Пожалуй.

– И если вы мне позволите… Мне кажется, что у виконта были причины и для устранения баронессы и ее секретаря. Таким путем он мог присвоить все пожертвования, что поступали к баронессе и в это диковинное Движение.

Баллер энергично замотал головой:

– Это уж слишком, мадемуазель. Виконт Бассакур и убийство! Совершенно исключено. Конечно, и его могли затронуть кое-какие искушения… в конце концов, это встречается повсеместно. Но убийство?! Да как вы смеете думать!

– О, представьте себе, я не единственная, кто так думает. Вам бы следовало послушать его братьев и сестер по сословию.

– Нельзя ли точнее?

– Можно, инспектор. Видите ли, помянутые особы убеждены, что смерть Трутца фон Гофманзау – дело рук виконта. И у них есть для того чрезвычайно веские основания.

И она изложила мнение членов правления о виконте. Но опять ничего не сказала о большом шантаже, словно предчувствовала, что это еще окупится. Подробно рассказала о том, что сообщил Валентин Кальбе насчет телефонного разговора своего хозяина с виконтом и о том, где и как они должны были встретиться. Еще добавила, что не видит причин, почему бы Кальбе отказался от показаний по этому поводу. Может быть, придется настойчиво попросить господ дворян, чтобы они разрешили ему это сделать. А это препятствие вполне преодолимо. Заключительные фразы, как ей показалось, инспектор принял с удовлетворением, ведь появилась возможность заполучить серьезные показания, не задевая при этом самолюбия высокородных господ.

…Афродиту нисколько не удивил холод, каким встретило ее общество на вилле графа делла Скала, когда она спустя полчаса очутилась здесь вместе с Баллером и несколькими полицейскими. Естественно, что пуганые аристократы не выказали горячего желания побеседовать. Даже Кальбе, который после просьбы хозяина виллы чуть было не открыл рот, тут же замкнулся и продолжал величественно разносить ликер. После тщетных попыток заставить кого-нибудь заговорить инспектор мысленно назвал себя идиотом, что поддался на болтовню Афродиты и вообще приехал сюда.

Что по этому поводу думал обермейстер Шмидхен, легко можно было понять, взглянув на его лицо, – на нем буквально печаталось, какую веселую жизнь он устроит Афродите по возвращении. А сама она потешалась про себя над беспомощностью Баллера, который битый час не мог совладать с этой голубой публикой. Разумеется, Афродита с самого начала знала, что ей придется помочь господам в их страстном желании излиться. Поэтому Баллеру оставалось лишь изумляться, когда Герлинда фон Шнепфенфус стала вдруг необыкновенно говорливой после, казалось, ничего не значащего упоминания Афродитой о каком-то конюхе и его потомке. На удивление активно подключился к ней и князь Червенков, когда Афродита его спросила: не считает ли он, что при известных условиях дневник может стоить невероятно дорого? Чрезвычайно предупредительным и словоохотливым оказался и граф делла Скала, стоило лишь спросить у него про какую-то Зеленую труппу. А затем и остальные дамы и господа перестали быть излишне застенчивыми. Теперь они прямо-таки обрушились на несчастного толстого Валентина, и он, наконец, раскрыл свои печальные уста и все-все рассказал блюстителям закона. Баллер изумлялся, завидовал Афродите, ломал без всякой пощады свою незадачливую голову, да так и не сломал.

Что бы там ни было, он прямо из первоисточников узнал кое-что подозрительное о виконте. Но когда господа осознали, что Афродита по неизвестной причине не желает касаться дела о шантаже, то они как бы в благодарность ей навалились скопом на виконта, обвиняя его и вовсю подозревая.

Баллер понимал, что теперь можно будет взяться за виконта. И все-таки ждал еще чего-то. И оно появилось. Конечно, в заявлении делла Скала было больше от ненависти к виконту, больше подозрений, чем фактов, но он так раздул некое соперничество между виконтом и благородным Гансом фон Гиммельройтом, что в конце концов сам и пришел к выводу: виконт и никто другой был убийцей баронессы и ее секретаря. С весьма важным сообщением выступила герцогиня де Мумо. Она рассказала, что 29 мая вечером случайно проезжала мимо дома баронессы и видела, как виконт де Бассакур вошел в дом. Она, герцогиня, может это клятвенно подтвердить. И Гельмут Баллер сразу вдруг заспешил, поручив снимать показания одному из подчиненных.

Оберинспектор, как мы знаем, с трудом менял раз сложившееся мнение. И если случалось, что под давлением новых убедительнейших доказательств он был вынужден его менять, то уж делалось это так радикально, словно никакого другого мнения никогда у него не было, а было и есть только то, которое у него сию минуту. Будто одна дверь намертво захлопывалась в тот самый момент, когда распахивалась другая. На вопрос Афродиты, для чего, собственно, им нестись как сумасшедшим с включенными сиренами по людным улицам, он отвечал, что не любит терять времени, когда надо схватить матерого убийцу. Так без малейшего смущения сказал он тому, кого еще сегодня считал распоследним преступником. Далее инспектор с удовольствием заметил, что наконец-то после небывалых усилий он достиг финала крупнейшего своего дела. А успех такого дела, видит небо, ему крайне необходим, ибо там, наверху, ему все еще не хотят простить неудачи с белым китом, которого в свое время не удалось выудить из Рейна. Но теперь у него хватит сноровки, чтобы загарпунить, хе-хе, другого кита. Да-да, у него железные доказательства того, что избиение лучших аристократических кадров, имевшее место в последние дни, лежит целиком и полностью на совести виконта и никого другого.

Афродита благоразумно помалкивала. А Баллер в чаду вдохновения соорудил стройную, но, по молчаливому мнению Афродиты, не без серьезных изъянов, систему обвинения против виконта. Да, пожалуй, верно, и убийца полковника, и тот, кто стрелял в трупы баронессы и ее секретаря, одно и то же лицо, поскольку использован был один и тот же пистолет калибра 7,9. Но, пожалуй, неверно полагать, что и отравителем баронессы, ее секретаря и Хафермана был не кто иной, как Бассакур. Слишком поспешный вывод. И уж совсем ни в какие ворота не лезет то, что виконт вовсе не виконт, что, по глубокому убеждению Баллера, сама манера убийств заставляет думать о примитивном интеллекте, нежели о тонком и изощренном. Но, увы, оберинспектора теперь разве светопреставление отвратит от мысли, что за этим проклятым виконтом прячется простой работяга, бандит, который так или иначе, рано или поздно был бы, конечно, разоблачен баронессой и другими высокоинтеллектуальными господами. Именно боязнь разоблачения и заставила его убрать баронессу и так далее. Классическая подоплека преступления! Гельмут Баллер был просто счастлив, что ералаш в его голове наконец сменился четкой и ясной картиной. Что касается его слушательницы, то она лишь задумчиво поглядывала в окошко, изредка поощрительно кивая. Так в согласии они домчались до места.

Почти перед полуночью в конце улицы блеснули фары виконтова кадиллака, который остановился вскоре перед домом. Афродита еле удержала инспектора, собравшегося тотчас выскочить из машины.

Прошу прощения, – сказала она, – вы же видите, он не один. – И действительно, вслед за виконтом из машины вышел еще какой-то мужчина и они исчезли в дверях.

– А если он смоется? – заволновался Баллер.

– Верняк, не будет ночевать, – поддержал кто-то из полицейских.

– Верняк, – согласилась Афродита, – но ведь не пешком…

– Обратно верняк, – сказал Баллер и вздрогнул. – Э-э… несомненно.

– Подождем еще немного, – предложила Афродита. – Но давайте подъедем поближе.

На этот раз они ждали недолго. Дверь тихо открылась и из нее, пятясь, стала выходить фигура, тащившая длинный и, видимо, тяжелый сверток. Появилась вторая фигура, державшая другой конец свертка. При ближайшем рассмотрении сверток оказался мешком, в котором оказалось то, что еще недавно было доктором Крафтом. Фигуры так увлеклись своим занятием, что арестовать их не составило труда. И каково же было изумление Гельмута Баллера, когда один из арестованных оказался женщиной, одетой в мужское платье. Что до Афродиты, то она и глазом не моргнула и ограничилась лишь репликой:

– Вы не представляете себе, как я счастлива снова видеть вас, мадам Хаферман!

К сожалению, июньская ночь была настолько темной, что полный ненависти взгляд, посланный ей в ответ, не достиг цели.

11

На следующий день ровно в 14.00, как было условлено, Афродита переступила порог кабинета старшего инспектора Гельмута Баллера, ее коллеги, бесконечно благодарного и вообще почти друга.

– Ну и как? Дела идут, надо полагать? – весело спросила она, одним взглядом схватывая обстановку.

Гельмут Баллер только махнул рукой и продолжил раздраженный вояж из угла в угол. Обермейстер прилип, стоя, к стенке и, кажется, не решался дышать. За письменным столом инспектора сидела миловидная блондинка и со скукой вертела карандаш. Перед ней лежала нетронутая стопа бумаги. Против обермейстера, у другой стенки, сидели рядышком виконт де Бассакур и Арманда Хаферман. На физиономии вдовицы было написано злорадство. Экономку покойной баронессы, очевидно, забавляло бессилие инспектора. Виконт же весь был оскорбленное достоинство. В дверях торчал полицейский.

– Бог мой, почему такой мрак? – продолжала веселиться Афродита. – Ведь вы загарпунили сразу двух китов.

Баллер остановился:

– Вам хорошо болтать. С утра я взял их в шоры по всем правилам, а они хоть бы слово. С ума сойти!

– Ну что ж, – сказала Афродита, кто молчит, у того есть причины. А вам непременно нужно признание?

– Признание – это всегда хорошо! – мечтательно произнес мученик симметрии.

– Так позаботимся, чтобы оно было, – с этими словами Афродита сняла с плеча большую сумку.

– Если вы опять меня… Не лучше ли сперва поучиться, затопорщился было инспектор. И с неловкостью рассмеялся. – Эти субъекты немы как рыбы и тупы как носороги. И такую публику вы хотите заставить говорить?

– Хочу. Но при условии, что вы не будете мне мешать.

– Договорились, – сказал Баллер и тяжело опустился на стул.

Афродита тотчас приступила к делу. Она открыла сумку и вытащила из специального кармашка своего скорпиона. Поглядела, как он двигается на ладони, и направилась к Арманде Хаферман. Раскрыла перед ней ладонь. Экономка не дрогнула ни единым мускулом.

– Ну разве он не красавец, не правда ли?

Арманда хранила презрительное молчание.

– И совершенно безобидный, мадам, – добавила Афродита. – Впрочем, вы это сами знаете, и давно.

Мадам молчала.

– Но зачем это? – не выдержал Баллер. – Она ведь слышала, как вы объясняли, что скорпион безвреден.

Афродита не обратила на него внимания.

– Что вы скажете, если я его суну вам в блузку? – с улыбкой спросила она.

Арманда Хаферман презрительно улыбалась.

– Итак, чего же вы добились? – зашевелился Гельмут Баллер.

– Кое-что есть. Я ставила маленький эксперимент. Выяснилось, что Арманда Хаферман прилично разбирается в членистоногих.

Инспектор саркастически усмехнулся:

– Непонятно, какое это имеет отношение к нашему делу. Не хотели бы вы попытать счастья у вик… француза? Он ведь главное действующее лицо, если не ошибаюсь.

– Вы в этом уверены, инспектор?

– Что за вопрос! Этот тип, как-никак подозревается в шести убийствах. Если это ничего не значит… Экономку мы можем, в лучшем случае, привлечь как соучастницу.

– Должна заметить, инспектор, что Арманда будет этим чрезвычайно обрадована. Ведь в таком случае она получит самое большее два года.

– Большего тут и нет. К сожалению, – сказал инспектор. – Наверное, даже и меньше. Ведь она не участвовала ни в самом преступлении, ни в подготовке, а?

– Конечно, если иметь в виду убийство доктора Крафта. Но и виконт не причастен ко всем убийствам.

– Вот как, вы успели изменить свою точку зрения? – вопросил Гельмут Баллер, справедливо чувствуя новые осложнения.

– Может быть, я не очень логично рассуждала, – дипломатично ответила Афродита, – но не могу припомнить, чтобы я относила убийство, скажем, графа Хазенталя на счет виконта. И, по-моему, не утверждала, что смерть баронессы и ее секретаря – тоже дело его рук.

– А выстрелы? А пули? – уверенно сказал Гельмут Баллер. – Они из того же пистолета, из которого стреляли в полковника фон Гофманзау и доктора Крафта. Этот пистолет мы нашли в кармане француза и на нем отпечатки его пальцев.

– Этого я не оспариваю, – терпеливо продолжала Афродита. – Он прикончил и полковника, и Крафта. Выстрелы в мертвую баронессу и секретаря – тоже его работа. Это бесспорно. Но остальное вы не можете ставить ему в вину, потому что хотя о других убийствах он знал, но в их осуществлении лично не участвовал.

– Черт побери! – Баллер вскочил и побежал из угла в угол. – Все сложнее и сложнее. Кто же тогда совершил остальное?

– Конечно же, Арманда Хаферман, – спокойно ответила Афродита.

Инспектор круто повернул и только было открыл рот, как бывшая экономка баронессы вскочила со своего стула и злобно закричала, готовая кинуться на Афродиту:

– Я требую, чтобы этой проклятой бабе немедленно заткнули рот!

Охранявший полицейский заставил ее сесть.

– Да ну, приятно слышать, вы вдруг стали разговорчивы, – холодно произнесла Афродита.

Мадам опять кинулась в бой, и охранник опять ее усадил. Но рот ей закрыть он, разумеется, не мог. И на Афродиту густым потоком полились помои. Лишь когда поток иссяк, Гельмут Баллер (он с удовольствием сидел и вспоминал в это время лекцию про психологию) счел, наконец, возможным подать голос:

– Я знаю, мадемуазель, у вас неплохое чувство юмора. Но не слишком ли далеко вы заходите?

– Я как раз сейчас не шучу, инспектор, – сказала Афродита. – Ну, представьте себе, как виконт мог ухлопать графа фон Хазенталя? Он все время торчал рядом со мной. У него не было никакой возможности подсыпать яду в бокал графа.

– А экономка? Ее-то вообще не было в зале.

– Верно. Но она была рядом. На кухне.

– Откуда вы знаете?

– Я знаю это от Валентина Кальбе, который был там в качестве кельнера. На таких торжественных пиршествах у них принято, чтобы каждого обслуживал его собственный слуга или же руководил кельнером, обслуживающим господина. Понимаете?

– Гельмут Баллер присвистнул.

– Ах, вот оно что. Странно, однако, когда я прибыл туда, ее след простыл.

– Конечно, она тотчас удрала. Дело сделано, об остальном позаботится виконт, который в курсе. Я тогда еще удивилась, почему виконт сразу вдруг, не сходя с места, объявил, что граф мертв.

– Хорошо объяснено, – признал инспектор. – Но как она, если, конечно, исходить из того, что это сделала она, как она могла подсыпать яд именно в бокал графа?

– Это было сделано на кухне. Арманда Хаферман, само собой, знала того, кто обслуживает графа.

– Вот дьявольщина, – откинулся на стуле Баллер. – Ну и ловкачи. И Кальбе может подтвердить, что Хаферман была на кухне?

– Не только он. Толстяк графа делла Скала тоже был на кухне. Там вообще было много слуг и работников отеля.

– А я не отрицаю, что была на кухне в тот вечер, – вдруг заговорила Арманда Хаферман; она снова была спокойна и отрегулирована, как новенький холодильник. – Ну и что это доказывает? Ровным счетом ничего!

– А почему вы скрылись? – рявкнул Гельмут Баллер. – Видно, совесть была не чиста!

– Я утомилась, – сухо пояснила мадам. – Кроме того, у меня началась легкая мигрень, и я уехала домой.

– Мигрень! – кипел инспектор. – Нет, вы только поглядите, рядом умирает человек, хорошо знакомый, а ей не до того, у нее мигрень!

– Мне совершенно безразлично, верите вы мне или нет, – цедила экономка. – Вы докажите мне сначала, что я, а не кто-нибудь подсыпал яд в бокал графа. И с какой стати мне нужна была смерть графа?

– Гм, да, – сразу утих и засомневался Баллер. – Этот вопрос я себе тоже задаю.

– А вы, Арманда, уверены, что виконт так и будет молчать? – включилась Афродита.

– Мне-то что до этого. Я никакого отношения не имею к его делам.

– Это выяснится, – спокойно произнесла Афродита. – Конечно, расчет верный: виконт так и так получит пожизненное заключение, будет у него одним убийством больше или меньше. А вы со всей присвоенной кругленькой суммой устроите себе счастливую жизнь.

Говоря так, Афродита краем глаза наблюдала за виконтом. Никакой реакции. Зато Баллер навострил уши:

– О какой присвоенной сумме идет речь? Что-то совсем новое.

Афродита виновато потупила взор:

– Прошу прощения, инспектор, ведь тут действовала прекрасно организованная система шантажа.

– Шантаж? – выкатил глаза Баллер.

– Да, – кивнула Афродита, – кстати, придумала, организовала и осуществляла эту систему моя дорогая тетушка. В этом ей активно помогали блаженной памяти Ганс фон Гиммельройт и присутствующий здесь виконт де Бассакур.

– С ума сойти! Ничего не понимаю! – Баллер был слегка оглушен. – Нет, тут надо хорошенько подумать. Шмидхен, принесите-ка пива!

Спящий обермейстер незамедлительно исчез. Афродита полезла в свою сумку и стала выкладывать на стол бумаги и снимки, что прихватила из сейфа виконта. Реакция Гельмута Баллера была разнообразной. При виде голой натуры он то ухмылялся, то строго косился на светловолосую стенографистку. Но затем у него зашевелились остатки волос вокруг лысины, затем покрылась изморозью сама лысина. Он сразу понял, каким кошмарным скандалом заряжены эти документы. Ведь речь идет о сливках общества. О сливках, герр оберинспектор. А кто вы? Может, вы имеете какое-то отношение к молочным продуктам, кавалер Ордена Рейнского Белого Кита? Нет, вы только то, чем заквашивают кефир. Не больше. А посему…

Пока Баллера бестемпературно лихорадило, Афродита следила за виконтом и его напарницей. Француз, узнав свои бесценные сокровища, стал чернее ночи. Мадам одарила дружка уничтожающим взглядом, на что тот лишь пожал плечами. Афродита могла представить себе, что творилось у них на душе. Понимала она и состояние Баллера, потому и сняла заранее с документов копии.

Влетел обермейстер Шмидхен, благоухающий пивом, и Гельмут Баллер мгновенно смел все фотографии и бумаги в ящик стола.

– Откуда у вас эти штуки? – выдохнул он, высосав сразу половину бутылки.

– Какая разница? – уклончиво сказала Афродита. – Ну, представьте, мне их продал виконт.

Виконт бешено подскочил на стуле:

– Это наглая ложь! Самая наглая клевета!

– Благодарю вас, – Афродита слегка поклонилась. – Я просто хотела выяснить, в самом ли деле вы проглотили язык. Оказывается, ничего подобного.

– Тебе бы следовало поберечь нервы, – презрительно посоветовала Арманда Хаферман, разглядывая виконта. – Они тебе еще пригодятся, – она кивнула в сторону Афродиты.

– Прекратить разговоры! – брызнул пивной пеной Баллер. – Я спросил вас, мадемуазель, как эти бумаги попали к вам?

– Это так важно, инспектор?

– Я бы не спрашивал.

– Ну ладно, – сказала Афродита. – Я их украла.

– Что?

– А как было иначе до них добраться? Поневоле пришлось утащить.

– Но это незаконно, – выпрямился инспектор. – Это преступление, предусмотренное…

– Все это я понимаю.

– Вам придется отвечать. Далеко бы мы зашли, если бы…

– Ну конечно, – перебила Афродита. – Об этом мы успеем еще поговорить. Уверяю вас, что украденные бумаги раскроют всю серию убийств и кое-что сверх того.