Текст книги "Детектив перед сном"

Автор книги: Петтер Аддамс

Соавторы: Эллиот Уэст,Эльсе Фишер,Михаэль Гюстен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

7

Мы уже неоднократно подчеркивали самообладание молодой француженки, а такие люди обычно спят сладко и крепко. Не будь этого обстоятельства, события развернулись бы, пожалуй, менее драматично, но более стремительно. Валентин Кальбе тоже обладал чертами характера, упомянутыми выше. Плюс к тому, он был ужасающе последовательным в каком-нибудь своем раз и навсегда сложившемся мнении. А известно, что однажды возникшее предубеждение, будучи направлено к одной цели, не знает никакого удержу и в своем развитии доходит до необыкновенных пределов.

Полковник, уходя, сказал Кальбе:

– С этой бабы не спускай глаз! – Как мы видели, Кальбе и до того прилично сторожил Афродиту, ни на секунду не отводя от нее армейского пистолета. Теперь рвение его, подкрепленное новым приказом, удесятерилось. Он принялся выполнять приказ почти буквально. Примерно каждые десять минут дверь комнаты со скрипом приотворялась. В щель сначала влезала жирная ручища с пистолетом, за ней появлялась голова Валентина, затем все громадное туловище. И каждый раз, убедившись, что Афродита самозабвенно спит, Кальбе шаг за шагом проверял и проверял всю комнату, нет ли чего подозрительного. Исчезание неусыпного стража тоже происходило последовательно: сперва в коридоре оказывались ноги, затем туша, за ней голова, рука, пистолет.

Напомним еще раз, что Афродиту было непросто разбудить. Поэтому в течение по крайней мере часа Кальбе спокойно совершал свои вояжи по комнате. И уверился в абсолютной своей ловкости и благоприятном завершении задания. Но тут с ним случился небольшой казус. Обыкновенного, человеческого, естественного свойства. Когда он в очередной раз пролез в дверь и приступил к досмотру, когда находился посреди комнаты, недалеко от кровати, именно в этот момент он, несмотря на чудовищное усилие сдержать себя, все же не сдержался и дважды, с коротким взревом, чихнул. При этом пистолет вылетел у него из руки. Грохот получился великий. Но Афродита даже от такого шума не пробудилась, в чем Кальбе с присущим ему хладнокровием убедился, прежде чем улезть в коридор.

Между тем, чужеродные шумы все-таки отложились в мозгу спящей, и она стала постепенно пробуждаться. Сперва сон выплыл на мелководье, затем пошел беспокойной рябью, и вот Афродита пробудилась уже настолько, что могла одним проясненным сознанием, без помощи глаз, следить за маршрутами Кальбе.

План побега созревал все активнее, по мере нарастания злости от звуков, творимых Кальбе… Уходить надо как можно быстрее, ибо даже ближайшее будущее чревато опасностью: угрозы полковника, смерть графа…

Кальбе, в который уже раз, просунул в дверь вслед за пистолетом голову и был потрясен: Афродита исчезла. Он сунулся глубже и… что с ним затем произошло, он никак не мог после разумно объяснить, а лепетал лишь что-то о наваждении и коварстве.

Афродита в этот момент была прижата дверью к стене. И когда Кальбе наполовину возник в комнате, в лицо ему вдруг прыгнуло кошмарное животное. Бедняга Август, ища опоры и не находя ее на жирной физиономии Кальбе, в страхе вцепился в нее своими лапками. Эффект получился буквально головокружительный. Для Кальбе. Истошно заорав, он стремительно удалился в дебри подсознания. Спустя много времени он, объясняясь, уверял, что будто пытался отбить летящее на него мерзкое создание, но ему не удалось, потому что Афродита, эта жуткая баба-тяжеловес, мощным ударом в сплетение повалила его на пол. На самом же деле Кальбе сам упал, упал в простейший обморок, что вполне естественно и человечно. Когда он съехал по косяку на пол и голова его невинно повисла, Афродита сняла с нее скорпиона и осторожно покинула дом. И к тому времени, когда Кальбе, кряхтя, поднялся на ватных ногах и стал дико озираться, Афродита уже порядочно пробегала по ночному Кельну в поисках своей гостиницы. После долгой беготни она, наконец, увидела знакомую надпись «Марица» и позвонила.

Хозяйка открыла дверь и, ворча по поводу позднего часа, перебитого сна и вообще тяжелой жизни владельца маленького ночлежного заведения, впустила Афродиту в дом. Не успела та оказаться в своей комнате, как дверь без стука отворилась и снова предстала перед ней фрау Мария Шмитц, на сей раз размахивая газетой. Она приглушенно затарахтела:

– Это твоя благодарность за мою доброту?! Если б я это знала! Но бог мне свидетель, я этого не знала… А по виду, дочка, ты не похожа на преступницу. – С этими словами она бросила газету на кровать и уселась на табурет, укоризненно уставясь на Афродиту. Та взяла газету, и ей сразу все стало понятно. С первой же страницы на нее сердито ее собственное лицо. Этот снимок был сделан, когда она переступила порог полицейской префектуры. Естественно, фотограф не позаботился о том, чтобы не выпячивать недостатки ее нефотогеничной внешности.

– Да, отвратительно, – самокритично заметила Афродита.

– А я что говорю! – всплеснула руками хозяйка. – Мне до сих пор не верится… Ты на самом деле своей тете?.. – она сделала движение, как бы поворачивая и выдергивая пробку из бутылки.

– Нет, конечно, – устало отвечала Афродита.

Что толку злиться на хозяйку, если под фотографией был красноречивый текст, который, судя по стилю, принадлежал далеко не даровитому Гельмуту Баллеру и который сообщал, что разыскивается некая Афродита Багарре, подозреваемая в убийстве своей тети, баронессы Маргариты фон унд цу и т. д., ее секретаря Ганса и т. д., а также Сигизмунда, графа фон Хазенталя. Это сообщение дополнялось просьбой к каждому честному гражданину города, опознавшему указанное лицо; немедленно сообщить о нем в полицию. Названная Афродита Багарре, сообщалось далее, замешана, видимо, и в убийстве Якова Хафермана. Посему речь идет о чрезвычайно опасной особе, которая не остановится перед применением огнестрельного оружия. Кроме того, указанная особа при надобности «использует в виде психологического средства нападения хищных насекомых, которых постоянно держит при себе». Далее сообщалось, что в качестве премии за помощь в обнаружении и поимке преступницы правление Европейского движения за монархию ассигнует 2 000 немецких марок.

– Да нет же! – повторила Афродита, пробежав текст и швырнув газету на пол, и рассказала фрау Шмитц о том, что с нею произошло за день. Фрау Шмитц оказалась внимательной собеседницей, но Афродита не могла отделаться от ощущения, что она не верит ни единому слову, хотя и приговаривает сочувственно: «Что ты говоришь!», «Не может быть!», «Ну и подлецы!» Затем последовали сетования насчет несправедливости судьбы, небезгрешности самой полиции и тому подобном, словом, в конце концов Афродита поняла, что фрау Шмитц не собирается помогать кельнской полиции, что она терпеть не может никакой подлости, что об этом знают все и что пусть полиция бегает за действительными преступниками, а не покушается на невинных. Далее выяснилось, что недавно полиция арестовала мужа самой фрау, предъявив ему обвинение в мошенничестве, хотя тут нету ни капли правды… Так что пускай Афродита не беспокоится – в «Марице» она в полной безопасности. Те, кто бывает в этом доме, заявила фрау Шмитц, никогда никаких дел с полицией не желают иметь. Правда, добавила она, придется несколько повысить плату за номер из-за риска, которому она подвергается. А в остальном Афродита будет здесь как за каменной стеной, а фрау Шмитц ничего не слышала и ничего не знает.

Афродита без ропота согласилась со всем сказанным и втрое дороже заплатила за комнату, да к тому сразу за неделю вперед. Она только не могла понять, почему фрау Шмитц отказывается от награды в две тысячи марок и довольствуется сравнительно все же малым выигрышем. А может, она ведет двойную игру и теперь сидит на телефоне? Афродита решила быть настороже и как можно быстрее исчезнуть из «Марицы».

Но все вышло иначе. Потом, когда события остались уже позади, Афродита не раз хвалила себя за то, что любила поесть. Дело в том, что без этого своего довольно низменного, по ее мнению, качества, она ни за что бы не познакомилась с Трясунком. Он, правда, был профессиональным вором, но тем не менее оказался чрезвычайно полезным человеком. Впрочем, все по порядку. Когда на следующее утро Афродита спускалась по лестнице, чтобы осуществить свое намерение и исчезнуть из этого заведения, ее нос ощутил упоительный запах, и она остановилась как завороженная. Внизу на кухне, рядом со столовой, пеклись бобовые оладьи с салом и цветной капустой, а это было излюбленнейшим блюдом девушки. Поэтому вместо исчезновения она оказалась в столовой.

Уже в третий раз опорожнила она тарелку и вознамеривалась попросить в четвертый, удивив и без того своим аппетитом фрау Шмитц, поскольку та накладывала ей чуть ли не двойные порции (ей было немного совестно за тройную плату), – так вот, когда Афродита решила попросить еще одну порцию, в столовую, опустевшую из-за позднего часа, вошел здоровенный мужчина. Он сел в противоположном углу и заказал хлебной водки. Афродита окинула его быстрым взглядом, заметила, как он нервно огляделся раз, другой и третий, мгновенно убедилась, что он для нее не опасен, и принялась за новую порцию оладий. Затем она насторожилась, потому что хозяйка подсела к здоровиле и заговорила с ним, то и дело поглядывая в сторону Афродиты. Стала быстро соображать, в чем тут дело, как вдруг мужчина поднялся и направился прямо к ней. Ухмыляясь, он брякнулся рядом на стул и уставился на нее.

– А ну, исчезните и быстро, слышите! – потребовала Афродита.

Богатырь хмыкнул и довольно потер волосатые лапищи.

– Ух! Да ты, кажись, что надо! Кажись, не только башка, на которой одни волосы растут, а?

Афродита сразу легко вздохнула, она не ошиблась: перед ней был явно джентльмен удачи, скорее всего обычный громила, а таких она не боялась.

– Монсиньор желает познакомиться? – зло вопросила она. – Ну что ж, не могу отказать ему в таком удовольствии…

– Блеск! Ай да куколка! Во дает! – буквально взвыл громила и так треснул лепешкообразной ладонью по столу, что тарелка Афродиты взлетела на вершок. – Дьявол раздери, наконец что-то вроде оригинальное в этой дыре…

Афродита медленно опустила руку в карман своей куртки, и громила изменился в лице; он побледнел, как хорошо стиранная простыня, глаза вытаращились.

– Нет… нет, бога ради, мадемуазель, не надо, я уже ухожу, я уже ушел…

Но Афродита решила быть беспощадной, – в конце концов, с какой-то целью он подсел к ней… Она вытащила Августа и пустила его перед носом громилы. Эффект получился великолепный.

Громилу вдруг затрясло, да так, что челюсти залязгали. А залежавшийся Август потянулся и решил, видно, сделать разминку по столу. Афродита успела ухватить его. Громила достиг, по всей видимости, грани кондрашки..

– Пожалуйста… прошу вас… я не имел в виду ничего дурного, – сипел он.

– Ну ладно, – сказала довольная Афродита. – Заметьте себе это на будущее. И постарайтесь вести себя прилично.

Август был водворен в карман. Только тогда возникла где-то в дальнем углу фрау Шмитц, исчезнувшая при виде скорпиона.

– Я пойду… – неуверенно произнес все еще содрогавшийся джентльмен.

– Останьтесь, – приказала Афродита; ей неожиданно пришла интересная мысль. – Так дешево от меня не отделаешься. Для начала ответьте мне на несколько вопросов.

Так Афродита познакомилась с известным в здешних краях вором, прозванным Трясунком за одну несчастную особенность. Был он неглуп, к делу своему относился творчески, умел хорошо разрабатывать «операцию», но, увы, редко доводил ее до конца. А все потому, что в самый разгар грабежа его вдруг начинало лихорадочно трясти. На его счету было несколько сенсационных провалов, когда ему и его сообщникам еле удавалось унести ноги. Так было, например, при попытке ограбления одной крупной текстильной конторы. Трясунок вроде взял себя в руки, все шло хорошо, сейф был вскрыт, содержимое из него извлечено и трое джентльменов только собирались отбыть, как сторож, хорошо, кстати, вооруженный, начал свой очередной круг. Стоило просто подождать, пока он пройдет. И он уже почти прошел, когда несчастный Трясунок так вдруг затрясся и залязгал челюстями, что вахтер волей-неволей вынужден был заглянуть в контору. Результат: по четыре года каждому.

В конце концов Трясунок был удален из своей корпорации в связи с профессиональной непригодностью. Что он ни делал, чтобы избавиться от недуга! Даже лечился у психиатра. После долгих мук его посетила гениальная идея. Теперь, едва наступала ночь, он, прихватив тяжелый пистолет, выходил на промысел. Углядев где-нибудь запоздалого прохожего, предпочтительно иностранного туриста, а чаще упитанного кельнского буржуа, Трясунок со всех ног скакал к нему и, с наслаждением трясясь от страха и творческого волнения, вскрикивал:

– Боже мой, вы не видели близко полицейского? – Получив необходимую информацию, он вытаскивал пистолет и предлагал потрясенному сочувствователю: – Кошелек или смерть! – и благополучно удалялся с добычей. Так он вернулся в свою корпорацию.

Закончил свой рассказ Трясунок на двенадцатой рюмке и тут же начал, кажется, объясняться Афродите в любви, говоря, что безмерно восхищен ею и потому подсел, чтобы познакомиться.

– Ах, если бы вы знали, как я вам завидую. У вас есть мужество. А разве ж это мелочь? Ха, четыре фигуры к ногтю! – размахивал он лапищами. – Раз и готово…

Потешавшаяся до того Афродита нахмурилась.

– Это, конечно, нас не касается, мадемуазель. Не беспокойтесь, я нем как рыба. А знаете, как вас прозвали наши?

– Я не любопытна.

– А напрасно. Голубая рысь. Вот как! Потому что вы ведь этих самых… с голубой кровью, ха… А этот ваш… зверь в кармане! Это же сильнее кучи телохранителей! Вот это класс, понимаю. Да вы всех нас на три головы выше. Правда, Марихен?

– Это ты верно сказал, – подтвердила хозяйка и хитро поглядела на Афродиту.

Было ясно, что «Марица» связана с премиленькой компанией, которая, конечно, не будет мараться ради каких-то двух тысчонок премиальных. Тут планы пошире. Ну, а я опережу вас, подумала девушка. Оставим пока без внимания моральную сторону. Выбирать-то не из чего…

– Ну, хватит болтать, – сказала она энергично. – Пойдете со мной на дело?

Трясунок даже вскочил – в почтительном и радостном волнении. Ответ был ясен.

8

Говорят, что древние перед сугубо важными мероприятиями гадали на печени животного и, говорят, довольно прилично угадывали. Подходящего животного под рукой у Афродиты не было, исключая, быть может, Трясунка. Но, учитывая его замечательную трусость и склонность к алкоголю, печень Трясунка для гадания явно не годилась. Посему Афродите приходилось рассчитывать главным образом на себя.

Она понимала, что с ее внешностью нельзя долго прятаться от полиции. Ее фотографии есть не только в газетах, но и на каждом афишном щите – об этом Трясунок упомянул, правда, с восхищением. Не надеть ли ей маску, подумала она. Нет, пожалуй, не стоит – что бы она ни нацепила на себя, ее ни с кем не спутаешь. А кто поручится, что преследует ее только полиция. Ведь по крайней мере дважды она попадала таинственным образом в западню. Именно в результате этого она вынуждена теперь скрываться как предполагаемая убийца четырех человек. А где гарантия, что ее не ждет еще какая-нибудь ловушка? Для кого-то явно выгодно натравливать на нее полицию… Но кроме этих или этого «кого-то», кроме полиции остаются еще те, кто страдал или страдает до сих пор от свирепого тетушкиного шантажа. Встреча с графом Гофманзау показала, что, отчаявшись, эти люди ни перед чем не остановятся. Ведь не только Полковнику могли внушить, что она, Афродита, является безоговорочной наследницей баронессы, а тем самым обладательницей гнусных документов и фотографий. Но баронесса ли поставила шантаж на столь широкую ногу? И какая, зависимость между ним и убийствами?

Увы, не было печени под рукой Афродиты и невозможно было с определенностью ответить на все эти вопросы. И потому, повторяю, вполне простительно, что она решила воспользоваться услугами Трясунка и всей этой веселенькой компании. Не так уж плохо, если они хоть раз в жизни совершат благое дело.

Афродита тут же растолковала кое-что Трясунку, дала ему конкретные указания, что и как делать, и он озабоченно удалился.

Она же, посидев за столиком еще немного, внушила на всякий случай хозяйке, чтобы та не вздумала вдруг соблазниться обещанными в газете двумя тысячами марок, если вообще хочет увидеть живым своего мужа (фрау Шмитц трижды перекрестилась), затем поднялась в свою комнату, бросилась на постель и крепко заснула, невзирая на пережитые волнения.

Ровно в десять часов вечера она снова появилась в столовой. Все столики были заняты. Стоял говор и шум. Никто не обратил на нее внимания. Выспавшаяся Афродита окончательно пришла в доброе расположение духа и, когда за одним из столиков в углу увидела Трясунка с дружками, то даже улыбнулась. Ее бурно приветствовали. Трясунок представил ей джентльменов, сказав, что они верный и чистый народ. Приземистого коренастого здоровяка с жестоким лицом и пухлыми чувственными губами звали Одноухий. У него отсутствовала верхняя половинка правого уха – ущерб, понесенный в перестрелке с полицией. Был здесь длинный и на удивление тощий субъект по прозвищу Рыжий Змей, спец по квартирным кражам: он умел пробраться через малейшую щелку. Позже он гордо сообщил Афродите, что постоянно «держит диету», чтобы всегда быть в форме. Рядом на стуле нервно вертелся и непрестанно грыз ногти Грызун – первейший взломщик кельнских сейфов. Венчала славную пятерку массивная пожилая проститутка Подстилка НАТО, прозванная так за систематическое обслуживание поборников истинно западного духа, частенько заглядывавших в Кельн для осмотра местных достопримечательностей, в частности знаменитого Кельнского собора.

Трясунок сразу же сообщил Афродите, что все тип-топ, полный порядок, хотя и не обошлось без некоторых затруднений из-за полиции. Здесь, пожалуй, надо вернуться к их дневному разговору. Тогда Афродита дала Трясунку бумажку с именами людей, адреса которых надо было узнать. В списке были все участники поминок по баронессе – от виконта де Бассакура до князя Червенкова, исключая, разумеется, графа Хазенталя. И для пущего потрясения Трясунка она шепнула ему с ухмылкой, что перечисленные лица входят в ее «программу». Трясунок только присвистнул. Как ему удалось за столь короткое время проработать весь список, осталось тайной. На вопрос Афродиты он лишь довольно улыбнулся и сказал, что, конечно, не стал возиться с адресом полковника Гофманзау. Видно, шеф, как он называл Афродиту, хотела его проверить. Будто шеф не знает, что этот самый Гофманзау загнулся через посредство двух дырок в голове четверть суток назад. Исключительно чистая работа. Пусть шеф примет его искренние поздравления. Впрочем, он и без того знал, что шеф умеет играть такими игрушками. Полиция, конечно, обалдела, потому как покойный полковник никуда не вяжется, но умные-то люди понимают, что это Голубая рысь опять протянула свою лапку. С этими словами он вручил Афродите «Городской курьер», на первой странице которого крупные буквы орали:

«Загадочные убийства аристократов продолжаются».

Ниже опять красовалась фотография предполагаемой убийцы. Афродите ничего не оставалось, как презрительно пожать плечами, – что, мол, с дураков возьмешь.

Несмотря на то, что она с чьей-то помощью стала уже пятикратной убийцей, Афродита и не подумала отказаться от намеченных действий. Примерно часа через полтора она, Трясунок и Рыжий Змей стояли перед дверью салона красоты с призывным названием «Секс». Салон этот по сведениям, добытым Трясунком, принадлежал герцогине Изабелле де Mумо, которая вложила в него деньги, продав имение в Бретани.

Афродита упорно звонила и стучала в дверь. У ее сопровождающих душа болела при виде такого примитивного способа проникновения в объект, но уста вежливо молчали. Никакие звонки не помогли, и Афродита со спутниками взяла такси и поехала на улицу Урсулинок, где проживал в качестве домашнего пастыря монсиньор Барлини. После энергичного стука старомодным молотком в дверях открылось окошко, и какая-то женщина ответила на вопрос Афродиты, что господин Барлини действительно живет здесь, но сейчас его нет дома. То же произошло в богадельне для дворян, где обреталась графиня Герлинда фон Шнепфенфус. Когда неудача постигла их и у князя Червенкова, который жил в богатом особняке на Киаппергассе, Афродита начала было склоняться к мысли оставить свою затею. Но, постойте, может ли быть случайным такое коллективное ночное отсутствие членов одного и того же правления? Не сделать ли еще одну попытку?

Граф Конде делла Скала жил в Байернтале. В роскошной вилле, которую получил взамен своей маленькой дачи от президента европейской галстучной компании. Тот жаждал жить на юге, в Италии, а Конде, напротив, полюбился север. Вилла располагалась в небольшом запущенном парке, вокруг нее тянулась высокая кирпичная стена, украшенная поверху битым стеклом и увитая колючей проволокой.

Концлагерь навыворот, – подумала Афродита, стоя перед мощными решетчатыми воротами, освещенными слабым светом фонаря. Она нажала на кнопку и вслед за раздавшимся где-то звонком примчались к воротам три огромных тигровых дога и, ворча, уставились на пришельцев. Рыжий Змей тремя прыжками, сделавшими бы честь хорошей антилопе, мгновенно достиг небольшой будки в глубине парка. Осторожный Трясунок исчез где-то еще дальше.

Афродита попыталась подольститься к догам:

– Ну что вы, такие милые собачки… – Но собачки в ответ заревели что-то совсем уже непотребное. Немного стих этот рев лишь когда за стеной раздалась визгливая команда. Перед воротами возник какой-то тип и наставил на Афродиту автомат. Только теперь собаки сочли свой долг выполненным и солидно удалились. Верзила-автоматчик, хоть и облаченный в безукоризненную визитку, являл собою, очевидно, разновидность Трясунка. Ибо трясся он, как осиновый лист, вместе со своей визиткой и автоматом. Судя по всему, парень собирается наделать в штаны, подумала Афродита, спрашивая его о графе. К ее удивлению, хозяин оказался дома. Прошло, однако, еще немало времени, пока она попала в дом. Исчез здоровяк, появилась женщина. Она впустила Афродиту в прихожую, где обыскала с опытной быстротой и тщательностью. Затем и женщина, и вернувшийся здоровяк побелели, как новорожденные клопы, потому что Афродита показала им своего Августа. И пояснила, что это единственное оружие, каким она располагает. Она категорически отказывалась оставить скорпиона в проходной, хотя здоровяк предложил для него картонную коробку. И все же им пришлось расстаться. Когда она вошла в вестибюль, ей предложили снять куртку и повесить на вешалку. Что она и сделала Предусмотрительный здоровяк вооружил женщину принесенной с кухни толстой скалкой и велел не спускать глаз с куртки.

Афродита никак не предполагала, что окажется… на собрании правления Европейского движения за монархию. Это было приятным сюрпризом. Перед нею оказались вдруг все живые члены правления, исключая лишь виконта де Бассакура. Они восседали в кожаных креслах и на диване. У стен возвышались стеллажи, в углу, рядом с письменным столом, стоял изящный торшер. Этим и ограничивалась меблировка графской приемной. В одном кресле Афродита увидела печального Кальбе, устремившего взор то ли на свой сверкающий башмак, то ли глубже. При виде незваной гостьи немного оживился лишь хозяин виллы.

– Добро пожаловать, синьора, – сказал граф Конде делла Скала и пригласил располагаться. – Вы хотели со мной поговорить?

– Да, – ответила Афродита, опускаясь в свободное кресло напротив всхлипывающей графини Эрентраут Марии фон Хазенталь, одетой в черное.

– Ну что вы, что вы… Рано или поздно все мы умрем, – сказала Афродита, сочувственно коснувшись плеча графини.

– Вы правы… – пробормотал пастор Барлини, задумчиво уставясь в стенку.

– Мда-а, – шумно выдохнул из недр буйной бороды князь Червенков.

Афродита едва подавила улыбку. Что за панихида, что за смирение? И никто не обвиняет ее в убийстве Гофманзау? Странно. Даже Кальбе не интересуется ее особой. Что ж, зато меня интересуют ваши особы, господа любезные.

– Я полагала, что вы будете одни, граф, – начала Афродита. – Прошу прощения, не знала, что вы тут почти митингуете. Что ж, так даже лучше, чем навещать каждого из вас в отдельности.

– А зачем, позволительно будет спросить? – очнулся граф, впавший было в прострацию.

– Вы ведь знаете, что меня подозревают в убийстве пяти человек?

– Да, конечно, мы знаем, – не моргнул глазом делла Скала.

– И вы не боитесь?

Граф искренне удивился:

– Кого мы должны бояться?

– Меня, конечно, кого же еще!..

– Но какие для этого основания?

– Бог вас знает… Может быть, я хочу увеличить свой счет?

– Чушь! – отвечал делла Скала, вяло махнув рукой. Даже графиня фон Хазенталь прекратила всхлипывать и покачала головой. Остальная часть собрания присоединилась к этому мнению неясным шумом и шевелением в креслах.

– О, господа не верят в мою виновность? Приятно слышать! – оживилась Афродита. – Тогда почему слуги господ устроили мне такую приветливую встречу? Может быть, в этом доме принято встречать людей с автоматом наперевес?

– Увы, – покачал головой граф, – не будь я осторожен, меня бы, вероятно, уже не было в живых.

– А для чего, вы думаете, мы здесь спрятались?! – истерично затряс жирными щеками барон Филипп де Чинфуего да Миердадиос. – Или, думаете, нам лучше сидеть дома и ждать, пока нас отправят на тот свет?! Как графа фон Хазенталя и полковника фон Гофманзау! Тех, других, да простит мне бог, не жалко…

Эрентраут Мария сотряслась от рыданий при упоминании имен мужа и любовника.

– Бог мой, я ничего не понимаю! – воскликнула Афродита. – Может, кто-нибудь объяснит мне, в чем дело?

Примерно после часа довольно сумбурного объяснения, в котором участвовало все собрание, картина начала проясняться. И помогла в этом совершенно безудержная ненависть, которую все эти господа питали к покойной баронессе. Отбросив так называемые приличия, наплевав на мумифицированную сентенцию о том, что о мертвых следует говорить хорошее либо помалкивать, они дали волю языкам. Герлинда фон Шнепфенфус призналась, что она даже поставила свечу богородице, чтобы та простила грехи убийце баронессы. Итак, выяснилось, что все члены правления ЕДМ подвергались шантажу и вымогательствам. Более того, чтобы стать членом правления, необходимо было подвергнуться шантажу и вымогательству. Таким способом баронесса, как утверждали теперь ее жертвы, достигала полной уверенности, что правление узаконит ее любую прихоть. Потому-то она и не считала для себя обязательным присутствовать на заседаниях. Все хозяйственные, так сказать, вопросы она поручила виконту де Бассакуру и благородному Гансу фон Гиммельройту. Понятно, что их также ненавидели и боялись.

Афродита, слушая все это, только качала головой. Предположения ее подтверждались одно за другим. Вызвало улыбку замечание Изабеллы де Мумо, что никакой баронессы, может быть, вовсе не существовало, виконт и благородный секретарь придумали ее, чтобы легче было ловить рыбку в мутной воде.

Но фонтан признаний не был уже таким безудержным. Пытаясь копнуть глубже, узнать, чем же оперировала тетушка и ее милые замы, какой уздой взнуздывали они это голубокровное стадо, она наталкивалась на глухую стенку. Впрочем, кто и когда делал саморазоблачения публично? Но свое появление в Кельне они вполне откровенно объясняли: суть не столько в смерти их председательницы, сколько в стремлении быть ближе к документам, с помощью которых велся шантаж. Гибель баронессы и одного из ее подручных давала надежду заполучить эти документы.

– Мы увидели, что для нас заалело, наконец, утро! – резюмировала Герлинда фон Шнепфенфус, обнаруживая склонность к поэтическому.

Они рассчитывали достичь быстрого соглашения с виконтом, предложив ему немалую сумму за бумаги. Но виконт неожиданно заупрямился. Посланным к нему Конде делла Скала, графу фон Хазенталю и монсиньору Барлини он заявил, что намерен точно выполнить волю покойной. Это относится и к развитию ЕДМ, и к использованию всех прежних как общественных, так и частных источников доходов на благо общего дела восстановления монархии. Великие задачи требуют жертв, и кто этого не понимает, тому он постарается втолковать. В ответ на недвусмысленную угрозу граф Хазенталь, совершенно потеряв самообладание, стал кричать, что он и не подумает доверить свои честные деньги грязным рукам виконта. Уж лучше смерть, чем весь этот позор. Виконт лишь презрительно пожал плечами. Затем он просто-напросто выставил делегацию за дверь, не забыв напомнить каждому, что взносы должны делаться так же аккуратно, как и прежде. Этот разговор произошел часов за десять до поминального ужина, который бедному графу не довелось пережить. Его желание скорее умереть, чем платить, исполнилось буквально.

– Молниеносное обслуживание, – заметила Афродита; графиня Хазенталь прищурилась на нее. – Пардон, я хотела сказать, что виконт де Бассакур не теряет времени. Если, конечно, это он убийца графа.

– Вы сомневаетесь? – спросил граф делла Скала.

– Да, – отвечала Афродита. – У меня на этот счет большие сомнения. Вы, наверное, помните, что в тот вечер виконт сидел рядом со мной. За все время он только раз поднялся с места – когда встречал и приветствовал… как его… ну кто надгробную застольную…

– Доктора Крафта, – помогла Герлинда фон Шнепфенфус.

– Совершенно верно. Мне непонятно, – как он ухитрился добавить в «бурбон» яду.

– Наверно, у него были сообщники, – подал голос князь Червенков.

– Возможно, – ответила, подумав, Афродита. – Установить это не так трудно. Но тут есть еще кое-что. Если я вас правильно поняла, вы знали, что интересующие вас документы находятся не у меня. И уж наверняка вы это поняли после встречи ваших делегатов с виконтом, верно?

– Конечно, – сказала Изабелла де Мумо. – Они нам сообщили все в подробностях. А кроме того_} мы знали это и до переговоров с виконтом. Я своими глазами видела бумаги. – Она на секунду умолкла, потому что все как-то мрачно оживились. – Не понимаю, господа, вы ведь знаете, это я сообщила, где надо искать. – Она повернулась к Афродите. – Видите ли, мадемуазель, почти сразу после смерти баронессы я отправилась к виконту и попыталась взять… ну, вы понимаете, как может женщина пытаться… что тут особенного?..

– И дальше? – спросила Афродита.

– Он мне показал фотографии… Да, показал, но и не подумал отдать. Взял и снова запер их в сейф в своем кабинете.

– После чего вы оделись? – поинтересовалась безутешная графиня фон Хазенталь.