Текст книги "Год людоеда. Игры олигархов"

Автор книги: Петр Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Взяв у меня вещи, на что даже морального права не имеют, ПОМЕТИЛИ ЗРЯ!!! Из чего страдают безобидные, ибо я пришла в церковь, сказала: «Ответ носите с собой, а разве все с собой унесешь?» Тогда я ответила: «Какие бы мне условия ни дали, самое правильное ОБЩЕСТВО на Земле наше!!!» А где члены партии? Почему они не заступятся??? А у меня угоняли машину, хотя застрахована, и заявление подано своевременно, а страховку не выплатили. И как только я узнала, старалась партком поставить в известность. А тут пришла и просто спросила: когда пойдем к Романову? Дней остается мало, ратифицирование договора слишком близко! А поп отбежал в сторону: «Не знаю!» А кто знает? Один отдыхает, другой обогащается, и отлично знают, что все чинно по закону, что построено на мне. Одно в помощь нашей ПАРТИИ и моему МНОГОНАЦИОНАЛЬНОМУ НАРОДУ!!!

А не проще было бы все на место поставить???

ОТ ВСЕХ ЛЮДЕЙ ПЛАНЕТЫ присланы от всех культов на ЗЕМЛЕ!!!

1. За 2 войны ПИОНЕР ГЕРОЯ!!!

2. За труд мой ТРУДОВОГО ГЕРОЯ!!!

3. За то, что не свернула с Ленинского пути за 60 лет БОРЬБЫ СО ВСЕМИ, КТО ИСПОЛЬЗОВАЛ РЕЛИГИЮ В КОРЫСТНЫХ ЦЕЛЯХ!!!

Вот коротко вручат, будет дана команда: МИР БУДЕТ ТВЕРДЫЙ!!! ВЕРЬТЕ МНЕ!!!

Так прошли люди и сказали иностранцы, а мне очень неудобно писать об этом: ОЦЕНЕНО ВСЕМИ КУЛЬТАМИ НА ЗЕМЛЕ!!!

ВЕРЬТЕ, МНЕ ОЧЕНЬ НЕУДОБНО ВСЕ.

СВАЛЬНАЯ ЕВФРОСИНЬЯ ВИЛЕНОВНА

МИР

(Гимн человечества)

Я МИР НА ЗЕМЛЕ НЕСУ НАЗЛО КОВАРНОМУ ВРАГУ!

МИР ТВЕРДЫЙ НУЖЕН ЛЮДЯМ!!!

Войны мы не забудем,

Мы не забудем тех героев,

Имена их гибелью украсят парки и аллеи,

А просто будут имена,

И пусть без фамилий даже,

Собою защитили землю от огня!!!

Скульптуры, памятники украшены цветами,

Безмолвно говорят:

Храните МИР!!!

Все средства хороши

Сберечь от огненных пожарищ

И разрушений бомб снарядов.

ЗАПРЕТ на все законный наложить,

Скрепить печатью всем

ГОСУДАРСТВАМ НА ЗЕМЛЕ!!!

КТО НАРУШИТ СЕЙ ЗАКОН, БУДЕТ ИЗГНАН С ЗЕМЛИ ВОН!!!

ВО ИМЯ МИРА!!! ЛЮБВИ!!! И дружбы ТАКОЙ, ДА, ТАКОЙ ЗАКОН ВСЕМ ЛЮДЯМ НУЖЕН!!! ВСЕМ НАМ НУЖЕН!!!

Евфросинья Виленовна запечатала свое новое послание в заготовленный конверт и спрятала его в карман халата.

Она осмотрела свою любимую кухню, о которой столько лет мечтала, живя долгие годы в коммуналке. И вот дожила, а что толку? На старости лет ей пришлось взять к себе непутевую дочь с двумя детьми, чтобы она не пропала где-нибудь на улице. Да Тоня и без того намучилась! С кем она только не жила, а становилась все несчастней и несчастней! И вот нашелся на их беду один черт, через которого они и вовсе жилья лишились! С тех пор каких только несчастий Антонина с сыном не пережили! Настюшку-то Свальная сразу к себе забрала, а то бы с девочкой вообще неизвестно что приключилось. Несколько раз Тонька со своими подружками выкрадывала собственную дочь и даже пыталась ее продать мужикам на Козьем рынке, да добрые люди выручали.

Евфросинья чувствует, что ей все труднее защищать ребенка от этих людоедок, и завтра она отведет внучку к Данилычу, который ей уже не раз помогал, да и теперь, чай, не откажет. Он, говорят, приют открывает, так пусть Настя хоть посмотрит, как с другими детками можно жить, если с бабкой что случится. Ванюша, конечно, мальчик добрый, но много ли он в жизни понимает, а за девочкой уход нужен серьезный, чтобы она нормальным человеком выросла, и это могут только взрослые обеспечить.

Глава 38. А-аги не му-у?

«Как говорит Игорь Семенович: хотелось бы в этот вопрос внести ясность! – Рамиз продолжал вести свой мысленный диалог. – Или еще: хотелось бы уточнить! И так еще представительно подкашливает, словно себе цену набивает. Вот мы сейчас и внесем эту самую столь необходимую для всех нас ясность! Он мне говорит: найди мне людей для Засыпного! А я ему отвечаю: зачем людей? На этого чинушу и одного человечка хватит! А человечек-то этот сам по себе наподобие баночки из-под пива: металл-то, может быть, еще во что-то и оценят, да вот только емкость уже совсем пустая!»

Рамиз и Митрофан закончили подъем по черной лестнице и остановились около стальной двери, ведущей в «уголок здоровья», а далее в кабинет директора завода имени Немо.

– Смотри сюда! На мои губы смотри! Читай и запоминай! – Мужчина в милицейской форме похлопал по плечу своего хлипкого спутника в допотопном демисезонном пальто с дырами, словно через него стреляли. – Что ты так трясешься, словно в тебя концы заземлили?

– О-оти! О-оти! – Нетаков скалил беззубый рот, подымал вверх большой палец и похлопывал себя по голени. Он завернул брючину, и в зрачках капитана милиции отразился мастерски заточенный сапожный нож. Митрофан пошлепал тыльной стороной ладони по дряблой малиновой шее, похожей на индюшачий гребешок: – Пи-та! Пит-та!

– Ну что у тебя, горит? Дело сделаешь – получишь! Ладно, хрен с тобой! – Милиционер выудил из кармана своей куртки бутылку и пластиковый стакан, налил и протянул глухонемому: – Давай для куражу! Только с копыт не свались, а то я тебя на месте шлепну, как дезертира!

Митрофан бросил в открытый рот жидкость, сжал губы и зажмурил глаза. Его лицо, а позже тело, скомкала судорога.

– Давай, как договорились. – Шалманбеков завернул пробку и спрятал емкость. – Ты меня не подведешь, и я для тебя все сделаю. Все по-мужски, конкретно.

– До-ола! – протянул, словно завыл, сапожник. Его глаза приняли детское выражение, пальцы перебирали невидимые купюры. – Мо-ога-а!

– Конечно, доллары! Много долларов, много! Ты сам знаешь – я не обижу, мы всегда хорошо платим! – Капитан достал брезентовый мешочек, развязал его и аккуратно зазвенел обширной связкой ключей и отмычек. Он подошел к дверям, услышал за ними музыку и стал примеряться к «церберу», установленному здесь под контролем самого Засыпного. – А за что же сейчас еще работать? За идею? Спасибоньки! Мы вон, считай, почти целый век задарма горбили! А за рубли – извините-подвиньтесь!

Отперев дверь, милиционер втолкнул туда Нетакова, а сам задержался на пороге, прислушиваясь к заводскому шуму. У него было разработано несколько планов дальнейших действий, в частности на тот случай, если немой не справится со своим заданием…

– Я пойду приведу себя в порядок, ладно? – Вероника ласково посмотрела на Засыпного. – Туда, да?

– Туда-туда! Там даже, по слухам, горячая вода появилась. – Директор еще раз оглядел свой кабинет, в котором бойцы фирмы «Девять миллиметров» учинили разор и беспорядок, и гневно нажал клавишу селектора.

– Брюкин на связи! – раздался из динамика голос начальника службы безопасности завода имени Немо. – Ситуация под контролем!

– Что ты к нам за отребье пустил? – по возможности мягко начал Засыпной. – Кто всем этим сбродом командует?

– Как кто – сам Тимур Асбестович Острогов. – Илья выдержал паузу и продолжил: – Это, можно сказать, высший уровень!

– Острогов, Казематов, Гильотинов – мне наплевать! Что эти скоты учинили в моем кабинете! Вы видели?! Ах ты не видел?! Какая досадная неосведомленность! Вы заботитесь только об уровне, а не о директорском баре! Они все выжрали, эти свиньи, уничтожили мою коллекцию напитков! – Лицо Тита Львовича раскраснелось, лоб увлажнился, глаза часто моргали. – Так вот, уважаемый Илья Титанович, если мы сейчас в связи со сложившейся ситуацией работаем вместе с господином Сидеромовым, то это ничуть не означает того, что нанятые им люди могут вести себя в моем кабинете, как янки во Вьетнаме! Да, имейте в виду! Да, проведите работу! А потом и я кое с кем еще побеседую. В том числе с тобой, твою мать! Хорошо! До связи!

Засыпной часто шутил по поводу собственной отходчивости и незлопамятности. Вот и сейчас, немного покипел, и уже самому смешно: что все эти мурашки против него? Что у них за жизнь-то? Живут и трясутся, как цыганские плечи! Разве кому-нибудь из них дано когда-нибудь стать губернатором?! Нет, их возможности слишком ограничены!

Тит еще раз осмотрел свой оскверненный кабинет и улыбнулся: ладно, бывало и хуже! Главное, что эти барбосы хоть не догадались никуда залезть, а то бы они потом разнесли всему честному народу, что за специфический инвентарь хранит у себя директор завода. А он ведь, между прочим, политик и должен быть неуязвим ни с какой стороны!

У Засыпного имелось несколько слабостей, которые, по счастью, были известны не очень обширному кругу лиц. Например, директору определенно нравилось, если кто-то заставал его во время укола в ягодицу (врачи регулярно назначали ему таковые ввиду дефицита витаминов, мелких инфекций и прочих обстоятельств). Приближенные знали, что директора завода имени Немо возбуждали не только уколы в ягодицу, клизмы и прочие процедуры, но также и наличие свидетелей его безропотного подчинения медсестре или массажистке.

– Может быть, мне подождать в приемной? – спрашивал обескураженный посетитель. – Если вы не возражаете, я подожду в приемной или наведаюсь в другое время?

– Ну, что вы, уважаемый: если все будут сидеть в приемной, то как мы восстановим наше до неприличия разваленное производство? – простым вопросом ставил Засыпной посетителей в безвыходное положение, к их удивлению не пытаясь скрыть творимую процедуру. – Это же одна секунда, не более. Как говорится: комарик укусит и – все!

– Где искать контрабанду? У таможенника! – любил повторять директор, но сам почему-то в точности выполнял эту формулу и хранил у себя в кабинете обилие инструментов для своих тайных утех.

Титу Львовичу показалось, что в «уголке отдыха», вторая дверь из которого вела на черную лестницу, раздаются какие-то звуки. Вначале он не придал этому особого значения, полагая, что источником его возможного беспокойства могут быть заводские звуки.

Об «уголке отдыха» Засыпной знал абсолютно все задолго до начала его создания. Такая уж у него тогда была работа! В какой-то степени он и сам участвовал в планировке и обустройстве этого оазиса для партийной номенклатуры. Кто, как не он, руководил оснащением помещений средствами слежения: микрофонами и двумя видеокамерами, одна в каминном зале, где происходили все застолья и партийное руководство (а какое тогда еще могло быть?) беззастенчиво предавалось Бахусу; вторая – в массажном кабинете, где те же слуги народа рьяно предавались Эросу. Между прочим, у Тита до сих пор хранится кое-какой компромат на товарища-господина Сидеромова. Сейчас, конечно, этот архив не сработает. Но ничего, ничего! Времена, заметьте, меняются! Не ровен час, придется тебе, Вадик, для начала ответить перед судом партийной чести, а там уж как получится. Если повезет, отделаешься червонцем, а не простят тебе товарищи твоего подлого предательства, не сумеешь убедить народный суд своим чистосердечным (а откуда такое может у преступника взяться?) раскаянием – придется тебе насытить свое сердце красноармейским свинцом!

К моменту прихода Тита Львовича к власти «уголок здоровья», состоявший из нескольких добротно отделанных помещений, включая мини-бассейн и солярий, потерял свой изначальный блеск и оказался, по мере сил и изворотливости обслуживающего персонала, существенно разворован. Тому, кто сейчас увидел бы этот уголок впервые, могло показаться, что здесь либо не закончено благоустройство, либо, наоборот, разворачивается капитальный ремонт.

Впрочем, еще не став директором завода, а будучи начальником первого отдела, Засыпной имел допуск в «уголок здоровья» и провел здесь много приятно запомнившихся часов. Какие тогда были кадры? Многих он и теперь еще встречает на одичавшей территории завода, но во что они превратились за эти пятнадцать лет? Взять хотя бы Тоню Ремневу. Это же была статная, можно сказать, величественная женщина! Да на нее в те годы очень большие люди заглядывались. А теперь? Иногда просто и смотреть не хочется! Полнейшая деградация! Да и подружки ее тоже стали как раскисшие сухофрукты.

Правда, ему-то нечего Бога гневить, – какая милашка его сегодня порадовала своим массажем! На большее, правда, она не решилась: родители, говорит, узнают, да и жених уже есть, – хлопот потом не оберешься! Ну да ладно, и то, как говорится, хлеб! Приласкала его Вероника как родного! А уж остальное он сам совершил, главное – что все на ее глазах, – вот это-то и составляет для него величайшую радость! И за все это он должен благодарить добрейшую Ангелину Германовну, вот уж действительно заботливая женщина, умеющая угодить нестандартным запросам своих клиентов!

Что-то, правда, девочка там очень долго возится. Он бы уже, кажется, и повторил этот сладостный сеанс. Засыпной мечтательно посмотрел на дверь, ведущую в уголок, и ему показалось, что ее сейчас отделяет от косяка черная нить образовавшейся щели. Оттуда гремела и выла занудная музыка, которую почему-то теперь так любит молодежь. Ни мелодии, ни вокала – одно нытье, как с того света!

«Что это значит? – подумал директор. – Девчушка за мной подглядывает? Вот озорница! А вдруг туда проникли с пожарной лестницы? А кто? Свои? Взломали? Может быть, просто не заперли? Вызвать охрану? Не буду ли я смешон? Мужик, да еще с ружьем, какой-то приоткрытой двери испугался. Да и Вероничка что подумает: дядечка-то не иначе как больной?!»

Тит Львович уже давно ездил на работу со своим охотничьим ружьем. Вот и сейчас он с теплотой посмотрел на боевой «ИЖ», многозначительно мерцающий воронеными стволами с пьедестала, с которого стоически щурился гипсовый Ульянов, он же Ленин. Двустволка была изготовлена для Засыпного по индивидуальному заказу и до сих пор ни разу его не подводила. Особенно на охоте.

Не отводя глаз от заметно разросшейся щели, Тит попятился к мемориалу, протянул руку, коснулся лакированного приклада, погладил его и убрал руку.

– Солнышко, ты готова? Ты не хочешь меня еще погладить? А что я тебе сейчас покажу! – Директор общался с невидимой девушкой ласковым, несколько кукольным голосом. – Вообще-то зрелище, я тебе скажу, не для слабонервных. Ой как я тебя сейчас напугаю!

Засыпной шагнул к дверям, толкнул их и прислушался к представшей темноте, из которой свет его кабинета выявлял лишь желто-зеленые квадраты линолеума, наклеенные на бетонный пол. Щель света угадывалась в душевой, где, наверное, и застряла его фея.

– Вот ведь цвета подобрали! – не в первый раз возмутился директор. – А ведь было у нас на заводе бюро эстетики, числился главный художник. Ну и дармоеды!

– Что же ты здесь свет не включила? Электричество экономишь? Да, сейчас такое время, что нас могут запросто и отключить! Это ты, конечно, правильно делаешь. – Тит Львович двинулся по освещенной трапеции, чтобы добраться до выключателя, который почему-то (тоже умные головы!) примостился аж на противоположной стене! – Что-то здесь прохладно. Ты там не замерзла? Ну зачем так громко включать, чтобы потом друг до друга не докричаться?! А мало ли что?

Пока Засыпной шел к выключателю, а до него получалось не более пяти-шести шагов, его вдруг обуял безотчетный ужас, потому что он определенно догадался, что рядом с ним, а возможно, уже за спиной, кто-то затаился, и этот «кто-то» явился сюда с самыми дурными намерениями.

Директор включил свет, резко обернулся и обнаружил перед собой странное и смешное существо, вполне сравнимое с гигантским двуногим котом: огромные лиловые прозрачные уши, крупные застывшие глаза, вихляющая, словно на шарнирах, фигура. Человек безостановочно двигал сомкнутыми губами, будто наполнял слюной свой, судя по провалившимся губам, беззубый рот.

Тит Львович окинул взглядом фигуру мужчины, похожего на бомжа, и не заметил у него в руках никакого оружия. Напротив, к своему успокоению, он увидел у гостя отсутствие правой кисти. Во всяком случае, ее не было видно.

– А-аги не му-у? – произнес «кот» высоким, каким-то совершенно горловым голосом.

Услышав подобный голос в кукольном спектакле или сказочном мультфильме, Засыпной, наверное, от души бы повеселился. Но сейчас он, поймав взгляд кошачьих глаз на своих сапогах, о чем-то сразу вспомнил и понял, что перед ним не кто иной, как тот самый глухонемой сапожник по кличке Ленин, который по рекомендации Антонины Ремневой шил ему сапоги по его собственноручным эскизам.

Тит прикинул, сможет ли он совладать с гостем, и решил, что это не должно составить особого труда, хотя, конечно, было бы спокойнее, да и достойнее предоставить расправу над этим выродком охране. Но что все-таки было нужно этому типу в «уголке здоровья»? И как он сюда проник? А может быть, там еще схоронились не очень дружелюбные по отношению к Засыпному люди?

«Сместить хотят? Запугать? Шантажировать? – Разум директора заметался. – Скрутить его? Вызвать охрану?»

– Ах ты сукин кот! – с наигранной злостью крикнул Тит Львович и шагнул к немому. – Как ты сюда попал? Ты ничего не перепутал, а?

Засыпной поднес к клоунскому лицу правый кулак, одновременно осматривая помещение в поисках чего-нибудь, чем можно связать проникшего гостя, лицо которого вдруг приняло жалобное выражение, а сам он потянулся к маячившему кулаку и коснулся его влажными губами. Директор замер, осмысливая столь неожиданный ход, но вдруг увидел, как навстречу ему взметнулась правая рука Митрофана, а в рукаве у него что-то блеснуло, словно рыба чешуей на грани воды и атмосферы. Тит испытал удар в живот. Соприкоснувшись с телом директора, рука немого рванулась вверх и вправо. После этого сапожник по-кошачьи отпрыгнул и, продолжая часто жевать, уставился на Засыпного немигающими глазами.

Директор с большой неохотой посмотрел на свой красный пиджак и заметил, что принадлежащая ему и когда-то очень дорогая вещь на животе отчего-то промокла, а на зажатом в сухом кулаке немого тесаке что-то болтается, и это, похоже, лоскут от его пиджака. Тит Львович внимательнее всмотрелся и понял, что не хотел бы сознаваться себе в том, что разгадал увиденное. Что стоило ему взять ружье и сразу ухлопать этого урода? А теперь что делать – кричать? Нельзя, а будет еще хуже: он же очень серьезно ранен, почти убит!

Засыпной зажал руками взрезанный по кругу живот и сделал неуверенный шаг в сторону своего кабинета. При этом у него возникло новое ощущение того, что он сейчас пытается неумело пользоваться ногами другого человека. К тому же глаза его стали видеть очень малый кусок внешнего мира, как будто он взирает на все видимое через амбразуру или замочную скважину.

Тит увидел, как немой вновь подскочил к нему, теперь уже сбоку, и мягко подтолкнул его в спину. Тут же возник ла нестерпимая боль под левой лопаткой, тотчас захватившая всю область груди.

– Сердце, – странным скрипучим голосом повторил вслух Засыпной и, уже стоя в дверях, обернулся.

В этот момент все зримое пространство предстало перед ним в ослепительно сочных красках, и он увидел все его окружающее на триста шестьдесят градусов. Такого с ним еще не случалось! Это было здорово! Но это было последнее, что он видел!

«Это – чудо!» – подумал Тит и уже без удивления различил человека в милицейской форме, который с улыбкой смотрел на него.

«Рамиз, – отметил Засыпной и начал падать. – Так вот в ком я так ошибся! Поздно, жалко, что поздно, слишком много чужих мыслей…»

Милиционер подошел к упавшему на бок Засыпному и заглянул в его замерзающие зрачки. Стоя около конвульсирующего тела, Шалманбеков призывно посмотрел на Митрофана, потыкал правым кулаком в свои глаза и провел им поперек горла.

Немой понял заказчика и гиббоньей походкой приблизился к директору. Капитан покинул «уголок здоровья» и зашел в кабинет. Он осмотрелся, подошел к бюсту вождя первого в мире государства рабочих и крестьян. Здесь он натянул на руки резиновые перчатки, взял ружье, проверил наличие патронов в стволах и посмотрел в направлении «уголка здоровья», где в дверном проеме мелко подрагивали, словно в танце, черные кожаные сапоги Засыпного, добротно сшитые когда-то глухонемым сапожником Митрофаном Нетаковым по прозвищу Ленин.

«Трошка дергается, как Владимир Ильич в старой кинохронике, – подумал Рамиз, – за то его так и прозвали».

Откинув стволы на плечо, милиционер заглянул в «уголок здоровья». Он намеренно двигался, выставляя вперед левое плечо, чтобы не быть расшифрованным до срока.

Нетаков стоял над конвульсирующим директором и радостно смотрел на капитана. Его лицо было в крови, и он, далеко вытягивая свой желто-черный язык, с удовольствием слизывал сочные капли.

– А-а-да! – радостно блеял глухонемой.

В левой руке он держал за слипшиеся от крови вьющиеся волосы отсеченную голову Засыпного. Глаза были вырезаны, и из опустошенных глазниц струилась кровь. Из шеи тоже сочилась кровь, а внизу у нее что-то, как померещилось Шалманбекову, подрагивало. Очевидно, именно это Митрофан и называл проводами, указывая своим окровавленным инструментом на подрагивающие отростки.

«Что это, нервные окончания? Анатомический театр, да и только! – подумал капитан милиции. Он вышел на середину холла и навел ружье на тело директора. – Ближе к эпилогу!»

– У-умна! У-умна! – Нетаков запрыгал на месте, раскачивая голову и полосуя по ней ножом, как по кочану капусты. Кровь брызгала во все стороны, щедро орошая обильно перепачканного в крови Митрофана. – О-ота-а!

– Умно – не то слово! – Милиционер закончил фразу глухонемого, быстро навел на него ружье и нажал оба курка.

Сразу после грохота выстрелов Митрофан отлетел назад и угодил в груду разного хлама, сочтенного работниками завода непригодным для какого-либо домашнего употребления. Из-под рухнувшего тела выкатились теннисные мячи, вылетели пластмассовые кегли и пластиковые бутылки. Часть этих предметов задела тело Засыпного, которое все еще продолжало свою причудливую пляску – пляску смерти на залитом кровью желто-зеленом линолеуме.

После того как Нетаков исчез из поля зрения Рамиза, на противоположной стене помещения зазвенели осколки расплескавшегося зеркала, а на его сверкающих остатках повисло какое-то красно-коричневое месиво, от которого тянулся полупрозрачный дымок.

Милиционер подошел к Митрофану и заметил, что тот еще жив, – он с удивлением, а при иных обстоятельствах можно было заподозрить, что и с вызовом, смотрел на Рамиза, его по-детски вытаращенные глаза, кажется, говорили: как же так?

– Сейчас все закончится, потерпи, Троша. – Капитан извлек бутылку, откупорил, обрызгал оба тела спиртом и щелкнул зажигалкой. Пока огонь разгорался, он вложил ружье в безвольные руки Тита Юрьевича, стянул перчатки и бросил их на пол. – Ну я пошел!

Как только Рамиз Шалманбеков покинул уголок, из душевой осторожно выглянула девушка лет шестнадцати. Она была в красной куртке с отброшенным назад капюшоном. Ее темные глаза испуганно посмотрели на изуродованные мужские тела, в немом ужасе задержавшись на обезглавленном директоре, который еще несколько минут назад развлекал ее пошлыми анекдотами и предлагал дальнейшее сотрудничество без посредничества мамы Ангелины.

Девушка метнулась вдоль стены и устремилась к черному ходу. Она продолжала тревожно всматриваться в перспективу и, заметив, что дверь на лестницу открыта, направилась туда. Здесь она постояла, вслушиваясь в замирающие шаги милиционера, которого уже не раз встречала в приюте «Ангелок» и на боях в клубе «Вечная мерзлота».

«Наверное, если б он меня заметил, то сразу убил бы? – с неприятным чувством подумала Вероника. – Господи, какой кошмар! Куда же я попала!»

Она дождалась, когда внизу хлопнула входная дверь, и стала быстро спускаться вниз. Теперь для нее главное – выбраться с территории этого мафиозного завода и больше никогда не вспоминать об этом ужасе! Да, хорошо сказать – не вспоминать! А забыть-то она сможет? Вряд ли!

Когда из кабинета директора запахло дымом, охранники стали стучаться: вначале робко, потом более решительно и даже настырно, но не услышали никакого ответа. В это время в приемную вошел Рамиз. Это был участковый, на чьей территории числился завод имени Немо.

Милиционер сказал, что видел на территории группу крайне подозрительных типов и, по его мнению, сейчас нужно смело вторгаться в кабинет и выяснять причину задымления и молчания Тита Львовича.

Охранники начали выбивать дверь, а когда справились с этой задачей, то не застали Засыпного в кабинете. Они заметили, что открыта вторая дверь, а за ней бушует мощное пламя.

– Давайте попробуем потушить, а я вызову пожарный расчет! – скомандовал капитан милиции. – Несколько человек пусть обегут здание со двора и попробуют проникнуть через черный ход: вдруг там взломано или открыто? Давайте, ребята, надо выручать Тита Львовича! Предчувствия у меня, честно вам скажу, самые скверные!

Глава 39. Дом лесника

Фрол уверенно двигается по лесу. Он – радостен. Через пересечения ветвей на его лицо и плечи игриво сыплются солнечные лучи. Леснику приятно шагать, дышать, озираться. Он чувствует себя хозяином этого леса, хозяином этой жизни.

Сквозь лесную чащу зрим лежащий человек. Фрол вначале не отдает себе отчета в том, что видит фигуру, затем он ускоряет шаг и уже бегом неуклюже несется к человеку. Собака резво опережает хозяина и замирает около неизвестного.

Лесник взваливает на себя тело и с ношей выбирается из зарослей. Фигура Фрола – мощная, квадратная. Конструкция юноши хрупкая, даже изящная.

Фрол с гостем сидят под навесом около дома. Юноша торопливо потребляет пищу. Хозяин наполняет стаканы. За окном – девушка. Вид у нее – блаженный. Она шевелит губами, но ничего не произносит. Гость провожает ее удивленным взглядом.

Внезапная гроза. Юноша темпераментно повествует о том, как очутился в лесу. Слышны обрывки слов, он жестикулирует, обозначая и подкрепляя сказанное. В расколах неба – фрагменты его истории.

– В городе надоело… Хоть вешайся… Одно и то же: дождь, мать с покупками, школа… Юрка говорит: давай завербуемся в экспедицию… Думаю, поеду один… Деньги на мотоцикл были отложены. Взял да и рванул.

Фрол: Хорошо, что так обошлось. Если бы не мы с Ковбоем, не знаю, что бы с тобой сталось. Тайга городских не любит!

Лесник с гордостью показывает свой оружейный арсенал.

Фрол сажает собаку на цепь. Заводит мотоцикл. Гость и дочь лесника стоят по разным сторонам дома.

Гость: Куда, Фрол?

Фрол: Жену встретить. Ты, Арсений, спи, сил набирайся.

Катя беспечно раздевается. Наклоняется над ручьем. Изучает свое отражение. Оглаживает крепкое тело.

Арсений исподтишка наблюдает за девушкой. Дочь лесника купается. Юноша подкрадывается к ней, потом идет прямо, не скрывая своих намерений. Девушка пытается убежать. Арсений настигает Катю, валит на землю. Они борются, катаются по расстеленным простыням. Белье, развешанное на кустах, стягивается борющимися телами. Арсений наматывает Катины волосы на руку, бьет ее по лицу, в живот.

Захолустье. Фрол встречает жену. Затаривается и обвешивает багажом мотоцикл. Здесь вещи носильные и продукты питания, часы в деревянном корпусе с кукушкой и репродукция мадонны Литы в гипсовой раме. Во время езды жена что-то сообщает Фролу, перекрикивая рев машины.

Галина: Он, говорят, чудеса творит!

Фрол: Я сильно сомневаюсь, чтоб нашу Катюху кто-то мог вылечить! Дурой родилась, дурой и помрет! Таков наш с тобой родительский крест!

Галина: Зачем ты так? Ты же ее любишь.

Арсений мечется по дому, собирая вещи. Это ружье, нож, консервы, спички, которые рассыпаются в его дрожащих руках, одежда. Предметы судорожно запихиваются в рюкзак. Он пытается запалить дом, но, услышав звук мотора, убегает. Собака истошно лает и рвется с цепи.

Фрол подъезжает к ручью. На окропленных кровью простынях – дочь лесника. Руки ее связаны за спиной рубахой парня. Галина бросается к дочери. Горе.

Арсений скрывается, по возможности используя рельеф местности и растения. Он задыхается и что-то бормочет. В глазах – ужас и ненависть.

Фрол дает собаке понюхать рубаху парня, отстегивает карабин и, отпустив пса, следует за ним на мотоцикле.

Арсений переправляется через водоем.

Галина ведет обезумевшую дочь к дому.

Лесник оставляет мотоцикл. Пересекает ручей.

Между деревьев различаются бегущие силуэты Арсения, Фрола и собаки. Арсений стреляет. Пес настигает беглеца. Пес ранен. Схватка. Нож выручает Арсения. Окровавленный, он освобождается от трупа собаки.

На Арсения наваливается лесник. Бьет. Оглушает. Связывает.

Фрол сажает пленника на цепь. Хозяйка подбегает с лопатой и жестоко бьет юношу по голове. Лесник препятствует ей в убийстве, втолковывая что-то, плохо различимое в общем оре.

– Ты приютил паскудину!

– Я ему жизнь хуже смерти устрою!

– Не бейте, не бейте! Мать денег вышлет, мы заплатим, я женюсь!

Пленник с воем прячется в конуре.

Ночь. Арсений пытается освободиться от ошейника. Это тщетно. Он вспоминает…

Он – дома. Протягивает руку и включает видеомагнитофон. На экране – бои без правил. Закуривает. В комнату въезжает сервировочный столик с завтраком. Манная каша с малиновым вареньем, бутерброды, дымящийся кофе. Мать улыбается ему, вручает свежие газеты.

Хозяин бьет пленника. У него – плетка и палка. Удары плеткой – по телу, палкой – по голове. Юноша забивается в конуру, но и там ему нет спасения от жерди.

Хозяин: Вой, сука! Вой, а то замордую!

Катя на корточках – около Арсения. Гладит его, прикладывает к ранам какие-то травы.

За ними подглядывает хозяйка. Пленник обнимает дочь лесника. Она отстраняет его.

Катя штопает его вещи.

Галина и Фрол – в постели. Во время их близости хозяйка представляет на месте мужа грязного, одичавшего пленника. С цепью на шее он ласкает ее.

Снег. Юноша – в доме, в тамбуре, который также и прихожая, – он съежился на соломе. По телу пробегает судорога. Он стонет.

Весна. Фрол усаживает дочь в коляску. Заводит мотоцикл. Их провожает хозяйка.

Конура. Юноша стачивает о камень ногти. Одежда его – полная рвань. Его волосы разбрасываются по земле, когда он пьет воду из миски, стоя на четвереньках.

Лесник сидит в приемной роддома. Он вспоминает, как, напоив водкой до бесчувствия, овладел когда-то своей будущей женой, как бил ее, беременную, подозревая измену и чужое отцовство. Фрол кивает, подтверждая то, что именно из-за его поведения дочь уродилась неполноценной.

Роды затягиваются. Выходит врач. Лицо его озабочено.

Фрол: Ну что, скоро?

Доктор (глядя в пространство): Не хочу тебя пугать, но все может кончиться очень плохо.

Хозяйка бродит около конуры. Поглядывает на Арсения. Он спит на боку, разбросав конечности. Рванье обнажает его тело. Галина любуется пленником, тяжело дышит и со стоном приседает.

Фрол в отчаянии сжимает кулаки… Напротив – акушер.

– Вы ее спасете?

– Мы ее уже не спасли.

– А ребенок?

– Знаете, это что-то совершенно необычное. Я разделяю твое горе, но родиться мертвым для него лучше, чем живым. Скорее всего, он сможет существовать только в больничных условиях.