Текст книги "Год людоеда. Игры олигархов"

Автор книги: Петр Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Итак, он остановил свой выбор на Никандре с безобидной кличкой Электрик. С ним его знакомил еще Мстислав, уведомляя, правда, о том, что этот братуха в состоянии применить свое виртуозное мастерство против кого угодно – лишь бы платили!

В тот день они крепко надрались: Самонравов в очередной раз пытался слезть с иглы, а совершал он это по чьему-то доброму совету через непомерные дозы алкоголя. Они душевно порезвились в бессонную ночь в частном финском аквапарке, и по дороге домой Мстислав предложил другу нанести визит, как он сам выразился, образцовому работнику жилкомхоза. Игорь, как всегда, не знал, насколько всерьез можно воспринимать предложение компаньона, поэтому попытался представить ответ в столь же неопределенной форме.

– Нет уж, Кумир, будь конкретен – да или нет? – Самонравов небрежно примял захваченную ими в путешествие Наташку Хьюстон и дохнул перегаром в разгоряченное гулянкой лицо Игоря. – Если попадешь в тупик – обращайся к нему! Главное – не скупись на гонорар, а то он мигом к твоим супостатам перекинется! Я более продажной скотины среди мокрушников не знаю. Но и большего отморозка тоже! Форменный людоед!

– Давай, только ненадолго. – Кумиров улыбнулся, прикусив верхними зубами нижнюю губу. – У меня сегодня по плану любовь.

Мстислав рассмеялся, дал распоряжение шоферу и только тут заметил придавленную его корпусом Наташку. Он приветливо посмотрел на проститутку, будто только сейчас ее увидел, и притянул ее голову к своим бедрам.

– Порадуй меня, кобылка, только не озорничай! – Самонравов вновь повернулся к Игорю и вроде бы тотчас забыл о Бросовой. – Этот негодяй, Никандр, раньше он был полным ничтожеством, пылью! Но вот представляешь, Кумир, что означает его величество случай, ну и, конечно, новая ситуация, когда никто не знает, что можно, а чего нельзя. Одним словом, восхождение подлого лесного клопа началось с того, что в один для кого-то определенно очень несчастливый день в шаловливых ручонках Никандрушки случилась заточенная отвертка. Это, мой милый, один из самых опасных видов оружия, которое таковым, насколько я знаком с нашей юриспруденцией, признано быть не может. А всучили Никандрику этот справный инструментик, чтобы исполнить одно нехитрое дельце: ткнуть в печень одного барыгу, ну вроде нас с тобой, – шахер-махер, как говорится! А наш мужичок-то отчего-то всерьез осерчал на весь белый свет, а особливо против таких, как мы, новых русских, да и потыкал особо умело не только заказанный объект в виде зазнавшегося купчишки, но и всю его многочисленную семейку, включая девчоночку-домработницу. Тут-то его и оценили профессионалы! Так и началась блестящая карьера этого подонка, дотоле собиравшего хабарики на мостовых. Один заказ за другим так и посыпались, да все денежные. Присвоили нашему душегубцу прозвище Электрик и стали записываться к нему в очередь на исполнение своих безбожных желаний. А у Никандрика природный дар продолжал раскрываться: он свою жертву уже и в глаз научился поражать, и в сонную артерию, – просто народный умелец какой-то! Он еще и не те вензеля стал выписывать: двумя отверточками научился кровь пускать, да так, если попросят, не спеша, чтобы человечек пострадал, болью насытился. Прямо циркач, только особенность его номеров состоит в том, что после каждого выступления вдовы да сироты остаются, если они, конечно, заодно на его пики не запрыгнут. Вот тебе, Игореня, и весь сказ про Электрика. На задание он ходит в форменной курточке, скромный такой дядечка, с виду даже пришибленный. А в руке у него завсегда чемоданчик поношенный покачивается. А в ларце том изолента, пассатижи, карандаш-пробник, чтобы напругу проверять, прочие профпричиндалы. Ну и, конечно, набор столь необходимых в его ремесле отверточек, и все они как на подбор, образцово заточены. Да, кстати, вскорости вокруг него и подходящий коллектив сплотился. Особой чертой этой группировки стала суровая дисциплина: как кто всерьез проштрафится, отверточкой – чик, и нет челдобречка-огуречка!

– Так он что, ни разу не попадался? – Кумиров удивленно зевнул. – Неужели ни одной улики после себя не оставлял?

В том-то и фокус, что и оставлял, и попадался, а на свободе оставался! Смотри-ка, Кумир, я даже стихами залопотал! А в башке такая карусель, что непонятно, как все на свои штатные места расставится. – Самонравов вдруг с удивлением опустил руки и извлек, словно праздничный арбуз, взлохмаченную голову Бросовой. – Ой, девочка! Ты-то сюда как попала?! Прячься-ка поскорее назад, пока тебя никто не увидел!

Они переехали через Обводный канал, закружились по промзоне, пересекли железнодорожные рельсы и вскоре остановились у поребрика пешеходного тротуара. Сразу за кустами и деревьями виднелся железнодорожный вагон, освещенный с четырех вышек прожекторами. На крыше вагона вспыхивала радужными огнями и медленно затухала вывеска «Сто первый».

«Что за лесопарк? – осмотрелся Игорь, вылезая следом за Самонравовым из машины. – Кажется, ни разу здесь не был».

– Кумир, ты по фене ботаешь? – спросил Мстислав, когда они вдвоем направились к вагону, при этом Кумиров различил вокруг себя кресты и надгробия и понял, что несколько ошибся в определении места их нахождения.

– Нет, Славик. – Игорь лукаво склонил голову и прикусил верхними зубами нижнюю губу, предчувствуя неизбежную остроту, созревшую у его друга. – Ни разу не привлекался.

– Сия цифирь, дорогой мой товарищ, означает на языке наших коллег, отмеченных ГУЛАГом, кладбище. – Самонравов нравоучительно воздел палец и причмокнул. – В этой забегаловке ты можешь заказать убийство любой персоны – от бомжа до олигарха. Кстати, и меня в том числе отправить к праотцам, когда я тебе совсем уж поперек горла встану. – Кумиров различил, как Мстислав скосил на него свои неизменно смеющиеся, но внимательные глаза. – Вопросы здесь могут возникнуть только в отношении цены.

Когда друзья готовились вступить на крыльцо, ведущее в заведение, вагонная дверь распахнулась и из нее исторглось нечто вооруженное автоматом.

– Ложись! – крикнул Самонравов. – Голову закрой!

Со стороны вагона что-то полыхнуло. Раздался странный треск, наиболее точное подобие которому Игорю тотчас захотелось подыскать, но на это, увы, не хватало фантазии. Он неловко рухнул на крыльцо. Мстислав навалился сверху и тяжело задышал.

– Что это было? – Самонравов тревожно ощупывал лицо лежащего товарища. – Лосяра, ты в порядке?

– Еще не знаю. – Игорь настороженно посмотрел вверх на ступени: не спускается ли сумасшедший стрелок? – Ты чего, не знал, как здесь гостей встречают?

– У тебя волына есть? – Голос Самонравова звучал необычно робко. – Придется отстреливаться.

– Нет, конечно. На кой она мне? – Кумиров подумал, насколько бездарной станет его гибель на заброшенном кладбище перед трактиром для мокрушников. – Ты меня не предупредил, что мы на войну отправляемся!

– Даже газовика не захватил? – В голосе Мстислава появилось привычное раздражение. – Вспомни, пошарь по карманам! Может быть, куда-то сунул машинально?

– Да нет у меня никакого газовика! – Игорь не мог скрыть своего отчаяния. – Давай, если выживем, в следующий раз с охраной в такие места наведываться.

– Тогда поднимаемся, но только потихоньку, – предложил Мстислав и, опершись на лежащего, начал распрямляться. – Дверь закрыта, все спокойно. Ладно, не бзди, это местный прикол!

Игорь встал. Они вновь шагнули к вагону, дверь распахнулась, но дальнейшее уже не испугало Кумирова.

До того времени как Самонравов стал разворачивать коммерцию, Игорь находился достаточно далеко от представителей уголовного мира, особенно от тех, кто способен шантажировать и пытать, похищать и убивать. Мстислав иногда и раньше хвастался своими связями с авторитетами, но он, конечно, мог и беспросветно трепаться, что было частью его сложного характера. Основатель ЗАО «САМ» говорил, что способен с помощью своих знакомцев востребовать долги с довольно крутых людей. Кумиров особо не задумывался над словами друга, поскольку не представлял себе ситуации, когда кто-то сможет задолжать Самонравову: казалось, что Мстислав настолько точно рассчитывает все возможные нюансы в отношениях с людьми, что не способен оказаться в роли кредитора.

– В бизнесе друзей нет! – не уставал поучать Игоря его энергичный друг. – Вот дам я тебе, положим, тонну баксов, ты мне их вернешь?

– Конечно, Славка, верну! – Кумиров преданно посмотрел на Самонравова, поскольку знал, что властный владелец ЗАО «САМ» любит именно такой взгляд. – Какой смысл мне тебя парить?

– Охотно верю! – причмокнул Мстислав. – Надо будет при случае проверить. А вот если я тебе дам десять тысяч зеленых, ты уже подумаешь, а не дешевле ли выйдет меня за тонну-другую, а то и за всю пятеру устранить, – ты-то в результате такой композиции всяко половину унаследуешь. Так, дружище?

– Да что ты выдумываешь! Ты для меня столько сделал, да я тебе по гроб жизни обязан! – Игорь по-детски смотрел в озорные глаза своего покровителя и думал, насколько он убедительно играет свою затянувшуюся роль. Впрочем, Самонравов прекрасно понимал, что ему дешево льстят, но он давно считал это нормой отношений между собой и другими, между Мстиславом и всем миром! – Не было бы в моей жизни тебя, я бы, наверное, вообще ничего не добился! Максимум – это колупался бы на сраном заводишке, как мой покойный батяня!

Когда Кумиров впервые встретился с «опричниками», как называл Самонравов тех, кто по мановению его руки «решал вопросы», ему стало не по себе: при первом же взгляде на эти не по возрасту моложавые, иссеченные шрамами лица становилось очевидно, что эти люди действительно способны истязать и убивать. В тот же день Игорь поделился своим волнением с другом и предложил заняться каким-нибудь иным делом, которое, по крайней мере, избавит их от общения с подобными экземплярами.

– Это, дорогой мой, первые впечатления. – Мстислав барственно водрузил руку ему на плечо. – Знаешь, как эта братва забавляется? У них есть специальный фургон, нашпигованный всяческой «шпионской» аппаратурой. Летом они выезжают за город, находят оживленный пляж, настраивают видеокамеры, ночью усеивают мелководье битыми бутылками и устраиваются в своем убежище. Утром на пляж приходит народ, лезет в воду и – нате вам! Первая кровь! А эти отморозки балдеют в своем броневике от людских страданий. А там же в основном кто – ребятишки! Другой прикол. Натягивают над лесной тропой леску. Это для велосипедистов. Ничего, родимый, не отчаивайся! Через пару годочков у тебя самого зачешутся руки от желания кого-нибудь помучить: если бы ты знал, какой восторг и трепет охватывают человека, в руках которого оказывается жизнь другого!

– А ты знаешь? – Неловкая фраза, словно непрошеная икота, озвучилась сама собой. Кумиров тотчас замолчал, не зная, стоит ли ему ожидать ответа. – Я, наверное, не то сказал, да?

– Твой вопрос некорректен. – Самонравов причмокнул, выражая, наверное, определенное разочарование своим другом. – Я-то, конечно, не обижусь. Да и виду не подам, а иной человек может тебя неправильно понять, ну и сам, пожалуй, в ответку сделать неправильные выводы. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Надеюсь, что да. – Игорь виновато шмыгнул большим угреватым носом. – Я просто не подумал.

– Надейся, мой друг. – Мстислав моргнул. – И старайся думать, перед тем как задавать вопросы, особенно на такую тему.

Первыми, на кого Кумиров обратил внимание в заведении под названием «Сто первый», стали официанты, – они были наряжены в костюмы палачей, а их лица оказались скрыты под масками.

– А вот и наш Никандрушка! – ласково произнес Самонравов, будто перед ним предстал любимый ребенок. – Здравствуй, брат!

– Давненько ты к нам не захаживал! – Сидящий за столиком темноволосый мужчина бодро поднялся и протянул Мстиславу руку. Они обнялись и поцеловались. – Здравствуй, Мстислав!

– Ну как работается? – Самонравов присел за столик Никандра и указал Игорю на свободный стул со странными приспособлениями, которые Кумиров не удосужился сразу рассмотреть. – Садись, Игореня, чувствуй себя как дома!

Да работы, если честно сказать, хоть отбавляй. – Никандр оценивающе посмотрел на Кумирова. – Только вот все норовят или цену ополовинить, или вовсе продинамить.

Никандр был невысокого роста, плотный, если даже не рыхлый. У него была крупная голова, но маленькие, круглые, словно сушки, уши и выдающаяся вперед нижняя челюсть. Из-за этого в его речи ощущалось постоянное участие слюны, а шипящие буквы расплывались во рту, увеличивая количество звуков. На вид ему было лет тридцать, хотя, по всей вероятности, он выглядел моложе своего возраста.

– А это мой друг, росли в одном доме. – Мстислав обхватил Кумирова за шею и слегка пригнул его крупную конусообразную голову. – Я думаю, если Игорене что-нибудь потребуется, ты ему не откажешь? Так ведь, Никандрушка?

– Да мы для друзей таких делов наворотим, что весь Интерпол подаст в отставку! – Никандр засмеялся, показав заполненное слюной пространство между нижними зубами и крупной, несколько вывороченной губой. – Есть проблемы?

Игорь для приличия улыбался и изучал свой стул. Оказалось, что подлокотники оснащены специальными креплениями и ремнями для рук.

– Нет, пока все у нас нормалец! Да ты продолжай, брат! – Самонравов провел рукой над незамысловатой трапезой наемника, состоящей из раков и датского пива. – А на нас особо не отвлекайся. Давай-ка мы тут себе чего-нибудь закажем. Ты, Никандрушка, какие напитки уважаешь?

– Меня ихний коктейль «Кровь Чикатило» круто забирает. – Никандр с застенчивым озорством взглянул на Мстислава. – Возьми, если не жалко. Я потом, сам знаешь, все для тебя сторицей отработаю!

Кумиров почувствовал, как его затылок что-то беспокоит. Он обернулся и увидел, что это кожаный ремешок с таким же креплением, как и на поручне. Игорь задрал голову и различил не совсем понятный предмет, по форме напоминающий шлем. «Что это, фен?» – подумал бизнесмен и вернул свой взгляд к сидящим.

– Да о чем ты, брат! – Самонравов осторожно хлопнул убийцу по округлому плечу. – А ты, Лось, чем побалуешься? На-ка, глянь, какое у них смешное меню!

Самонравов протянул другу проволочный круг, по которому перемещались пластмассовые бирки, на которых был расписан ассортимент еды и питья. Если клиент что-то выбирал, то оставлял на соответствующей бирке отпечаток своего пальца, согласно которому официант заказывал именно это наименование.

– А я, пожалуй, отведаю «Слезы Дракулы», – оставил свой отпечаток Кумиров. – А ты, Славка, что выбрал?

– Всего лишь «Сердце кумира», дорогуша! – Самонравов самодовольно откинулся на электрическом стуле. – Эх, разгуляево! Как будто мы с вами и впрямь бессмертные!

Когда утром они вышли из заведения и прогуливались по кладбищу, Мстислав обратил внимание на эпитафию на полуразрушенном надгробии. Он даже прочел ее с выражением вслух:

 
Теперь мы оба под землей
Лежим, благословив покой.
Дается счастье на двоих,
И я объят в руках твоих.
 

Глава 10. Меценат детства

– Здравствуй, Паша! – играя своим командным голосом, на пороге палаты, как всегда энергично, возник Федор Данилович. – Ну как ты здесь? Не скучаешь?

– Здравствуйте, дядя Федя. Спасибо, что пришли. – Морошкин встал с кровати, протянул Бороне руку и доверчиво согласился на его крепкое и короткое объятие. – Да нет, скучать не приходится. Вот готовлюсь к сессии. А то, знаете, совсем забросил, а без высшего образования теперь перспектив не случается.

– Молодец, сынок, что понимаешь и придерживаешься. – Борона внимательно осмотрел Павла. – Как ты себя чувствуешь? Домой еще не собираешься?

Да я бы хоть сейчас выписался; врачи говорят – надо подождать: вдруг там что-нибудь нагноится или еще что-то произойдет. – Юноша стал собирать свои учебники и тетради, разложенные на кровати. – Сейчас я все приберу, садитесь!

– Да ты не суетись! – Борона придвинул табуретку и присел рядом с Морошкиным. – Не думаю, малыш, чтобы у тебя могли быть неприятности, но подстраховаться надо. Давай-ка, дружок, подыми пижаму и приляг, а я гляну на твой животик.

Морошкин исполнил просьбу врача, освободил от одежды свой живот, изуродованный посередине от солнечного сплетения и почти до пупка глубоким швом и весь измазанный йодом, и послушно вытянулся на кушетке.

– Ну, животик – это громко сказано! Ты случайно не через день питаешься? – Борона взял юношу за запястье, сжал, прослушивая пульс, заглянул в глаза. – На мой непросвещенный взгляд, сердце пока на месте и даже иногда постукивает.

– Да нет, дядя Федя, я и завтракаю хорошо, и обедаю, да и вечером, когда возвращаюсь, ем нормально, а на работу мне мама еду с собой дает. – Павел осторожно сел. – Нет, я на аппетит не жалуюсь.

– Что же, бывает и такое. У тебя столь мощный шов, будто тебе по крайней мере гнойный аппендицит оперировали, к тому же где-то в начале семидесятых. Сейчас наши эскулапы, если пожелают, могут фасон и поизящней сделать. Такая бесцеремонность характерна для патологоанатомов, но им обычно никто претензий не выставляет. Ладно, что делать, ближе к осени обратимся к косметологам. – Борона встал, вскинул вверх свою левую руку и взглянул на часы. – Ладно, одевайся. Никакого криминала нет. Задеты только верхние ткани. Думаю, денька через два тебя отпустят. Да, вот тут тебе витамины: сок и цитрусы, – тебе это можно и нужно.

– Дядя Федя, я вас за одну вещь очень хотел поблагодарить. – Морошкин спустил ноги на пол, не спеша выпрямился и стал заправлять одежду. – Такую доброту даже по отношению к самым близким людям не всегда проявляют.

Это за какую же вещь? За какую доброту? Я тебе вроде ружья еще не дарил для самообороны? – Борона задумчиво осмотрел палату: здесь стояло еще две кровати, но больных в помещении не было. – Нам бы для приюта пары таких палат вполне хватило.

– За то, что вы врачам денег дали, чтобы они ко мне внимательней относились. – Морошкин благодарно улыбнулся. – Они за мной действительно как за родным человеком ухаживают.

– Я – денег? – Борона поднял свои густые темные брови. – Да не давал я никому никаких денег! Сынок, я человек, наверное, достаточно добрый, но денег-то, факт, никому не вручал. Вот тебе крест! И в мыслях не было! У тебя маманя – человек известный, друзья у нее тоже люди влиятельные, я думаю, этого бы вполне хватило для нормального отношения. А деньги? Не знаю… А кто сказал?

– Да меня просили не говорить. Я уже слово дал. Не могу. – Павел беспомощно развел руками. – Но люди надежные, шутить не станут.

– Ладно. Вопрос не повторяю. – Борона обнял юношу. – Держись, герой! Твой обидчик уже в аду кочевряжится!

– Да я слышал по радио. – Морошкин кивнул в сторону старого приемника, покоившегося на тумбочке возле его изголовья. – Как вы думаете, всех этих бандитов Скунс перебил?

– А вам не кажется, молодой человек, что знаменитый господин Скунс – такой же обобщенный образ, как Людоед Питерский? – Данилыч уже шел, прихрамывая, к дверям. – Знаешь, я очень давно понял, что людям свойственно придумывать себе кощеев и донкихотов. Все. До свидания.

– Всего доброго, – отозвался юноша. – До встречи.

Федор Данилович вышел во двор и осмотрелся. Он хорошо знал эту больницу и даже проходил в ней после института практику. Лет двадцать назад появилось партийно-правительственное решение о глобальном расширении существующих больничных пределов. Вскоре по соседству на больничном пустыре начал расти новый корпус. Здесь собирались расположить, как тогда было принято, «самый крупный и самый современный в мире» кардиологический центр. Когда ситуация в стране (или в том, что от нее осталось) резко изменилась, всяческое финансирование постепенно полностью прекратилось. У администрации больницы не было средств на охрану объекта, и за несколько лет железобетонная композиция превратилась в руины. Впрочем, это не мешает местным жителям по инерции называть незавершенный гигант социализма «институтом сердца», словно бы достраивая в воображении то, что уже вряд ли когда-нибудь достроят.

Борона знал «институт сердца» еще и потому, что часто вылавливал бродяжничающий здесь безнадзор. У этого места уже давно сложилась дурная репутация. Кого только не привлекали бесхозные руины! Днем здесь назначали стрелки криминальные группировки, а собаководы, под свист бандитских пуль, натаскивали бойцовых псов. С наступлением вечера сюда водили клиентов окрестные проститутки, а из облюбованных щелей за их «работой» наблюдали сексопаты и завсегдатаи интернетовских порносайтов. Ночью в уцелевших подвалах обустраивали для себя ночлег бомжи, а сатанисты вершили в потаенных местах таинственные ритуалы.

Федор Данилович знал об этом месте и из репортажей телевизионной звезды Лолиты Руссо, симпатичной дочери одноклассника жены, Стаса Весового, которого, когда он уволился из армии, Борона устроил на работу к Сергею Плещееву, имеющему также по-своему знаменитую охранную фирму «Эгида-плюс», которая, по слухам, граничащим с фактами, как раз и специализировалась на зачистке славного града Петра от вопиющего криминала, почему-то (неразрешимый вопрос!) недосягаемого для правоохранительных органов. Вообще, Федор уже не раз убеждался в том, что мир тесен и возможны самые невероятные сюжеты, когда оказываешься совершенно неожиданным, буквально фантастическим образом знакомым с совершенно невероятными для твоей судьбы персонами.

Борона еще раз посмотрел на невоплощенный «институт сердца» и уже собирался идти к своему автобусу, запаркованному за территорией больницы, когда различил мужской голос: «Здравствуйте, Федор Данилович!» Врач оглянулся и увидел в метре от себя воспаленное лицо, омраченное свежими грубыми швами. Изуродованное лицо принадлежало невысокому худощавому мужчине в брезентовой плащпалатке, которую так любят использовать отечественные рыбаки.

– Здравствуйте, простите, не припомню ваше имя-отчество. – Федору хотелось внимательней вглядеться в лицо опознавшего его человека, но он полагал, в данной ситуации это может показаться бестактным, поэтому Борона довольно неопределенно уставился несколько поверх головы окликнувшего его мужчины. – Что с вами случилось?

– Да это так… не волнуйтесь. Скажем, на машине нужно осторожней ездить. – Мужчина попытался улыбнуться, отчего его лицо стало вызывать еще большее сочувствие. – Называйте меня Петром.

– Петр, вы здесь лежите? На лицевой хирургии, да? – Федор привычно собирался взять инициативу разговора в свои руки. – Вас, простите, кто оперировал?

– Да, на лицевой. – Петр шагнул еще ближе к педиатру и указал рукой на руины. – Вы не станете возражать, если я вам предложу немного пройтись? У меня к вам разговор.

– Конечно. А вам можно гулять? – Борона привык, что его в городе узнают, к нему подходят и обращаются с различными просьбами – от добычи лекарств до усыновления ребенка. Этот новый для Федора человек мог, по его мнению, быть связан с последними криминальными событиями в городе. Только вот кто он: свидетель, потерпевший или?.. – У вас не будет проблем?

– Вряд ли. – Петр двигался с левой стороны от педиатра, немного обгоняя спутника и с деланной рассеянностью, как показалось Данилычу, поводя головой в разные стороны. – Я хочу сделать вам некоторое предложение.

Федор подчинялся избранному Петром маршруту. Они вступили под своды «института сердца» и двинулись по бетонному полу. Весеннее солнце заливало доступное его пронзительным лучам пространство густым оранжевым светом, в остальных же местах скапливались иссиня-черные тени. Сверху сквозь щели в бетонных перекрытиях струилась талая вода от растопленного снега. Каждая капля сверкала в своем падении как драгоценный кристалл. Ударяясь о бетонный пол, капли издавали мелодичный звон. Это было очень красиво и даже сказочно.

Борона любовался открывшимся зрелищем и думал о том, что в нем, наверное, действительно погиб художник, – ведь когда-то они начинали рисовать вместе с Зиной. Да и она, впрочем, тоже не выдержала жизненной рутины и на каком-то этапе сдалась. Что ж, значит, не судьба! Он обратил внимание на то, что бетонная поверхность первого этажа, по которой они продолжали двигаться, радужно искрится на солнце. Врач посмотрел себе под ноги и заметил несметное количество использованных цветных презервативов, подмерзшие, они лучились крохотными льдинками. «Не рожденные дети России, – с грустью подумал Федор Данилович. – А в некотором смысле и мы сами, использованные нашей странной эпохой».

– Вот ключи. Здесь, в папке, все документы на приобретение вами пятикомнатной квартиры на Петроградской стороне. Она расположена на втором этаже, а на первом – складские помещения, поэтому ваши питомцы никому не помешают. – Петр протянул Федору неожиданные дары. – Состояние квартиры вполне приличное.

– Простите, это шутка? – Борона был вполне подготовлен к любым излукам судьбы, но к подобного рода подаркам, пожалуй, пока еще не очень. – Я ведь, собственно говоря…

– А я похож на шутника? – С гримасой веселости, заимствованной из фильма ужасов, Петр посмотрел на врача, доставая тем временем из кармана плаща еще какие-то вещи. – Вот сберкнижка на ваше имя с завещанием членам вашей семьи. Эти деньги можете также использовать для вашей работы с детьми. Думаю, на первое время вам вполне хватит. А потом посмотрим.

– Да, но откуда все это? Кто это вдруг так расщедрился?.. – Федор Данилович подумал, не настала ли пора ему возмутиться властностью своего собеседника, но почему-то решил этого не делать, а постараться до конца понять, с кем он все-таки имеет дело, с аферистом или сумасшедшим? – Честно говоря, у меня возникло несколько вопросов.

– Давайте отложим этот разговор до следующей встречи. – Петр протянул документы Данилычу, и тот, не спеша, принял все дары. – Могу вам сказать, что все оформлено абсолютно грамотно, а если возникнут проблемы, то в папке вы найдете все необходимые адреса и телефоны: и нотариуса, и адвоката, и других нужных вам персон. Одним словом, вы полностью защищены.

– Все это так неожиданно, что я даже не знаю… – Борона решил, что он тотчас, как только они распрощаются, пойдет, нет, лучше позвонит на отделение лицевой хирургии и выяснит, что же это за самаритян они у себя держат? – Все дело в том…

– А вам ничего и не надо знать, – работайте, спасайте молодежь. – Петр еще раз улыбнулся, и Борона подумал: что же могло подвигнуть этого мужчину на такую жертву? Может быть, ситуация, связанная со шрамом? – Как все бы изменилось, если б каждый смог заниматься своим делом, не правда ли?

– Наверное… – Федор благодарно посмотрел на калеку. – Спасибо вам за помощь!

– Да что вы! – Петр произнес это без видимого кокетства, словно речь шла об одолженной сигарете. – Ладно. Я пойду. У меня процедуры. До свидания.

– Всего самого наилучшего! – дружелюбно отозвался Данилыч. – Вы знаете, если вам потребуется какое-то участие в отношении… врачебной помощи…

– Что вы, что вы! – Мужчина отрицательно поводил в воздухе рукой. – В этом плане у меня все в порядке.

Как только новоявленный благодетель скрылся за углом главного здания, Борона тотчас устремился к черному ходу и вскоре стоял в коридоре отделения лицевой хирургии. Здесь он знал всех старых работников, которые в последние годы в большинстве уволились в поисках лучшей доли. Неожиданно он увидел Корнея, что служил в здешнем морге и слыл личностью подавленной и безвольной. Для Федора этот человек был не совсем понятен: работая в морге, он должен был иметь приличные деньги, но вот куда Ремнев их девает, оставалось загадкой. Семья Корнея, оставшаяся без жилья по вине одного из сожителей бывшей жены Ремнева Антонины, ютилась у матери Антонины, завсегдатая Козьего рынка бабы Фроси. Ни Антонина, ни дети, а их было двое, сын и дочь, не воспринимали Корнея не только как главу семейства, но, кажется, и вообще как человека. Ходил Ремнев всегда в каких-то отрепьях, хотя бродили слухи, что у него наличествует роскошный автомобиль, а также элитная квартира. Что являлось в судьбе этого приземистого и нервно-улыбчивого человека правдой, а что вымыслом, Данилыч не знал, да у него, кажется, и не было особой нужды это выяснять.

– Здравствуйте, Федор Данилович! – Корней попытался сосредоточить свои глазки, прочно вмятые под выдающимся лбом, но они, как всегда, пребывали в суетливой подвижности, напоминая жуков-плавунцов, снующих в прозрачной толще водоема. – Вы чего это по нашу душу?

– Здравствуй, голубчик! – Борона подумал, что его собеседник, благодаря своему атавистическому и очень выразительному лицу, вполне мог бы стать прототипом для героя какого-нибудь комикса. – Послушай, ты тут всех знаешь, у вас на лицевой лежит мужчина лет тридцати пяти – сорока с обожженным лицом и солидным шрамом, – кто таков?

– А я не знаю такого! – услужливо доложил Ремнев. – А вон Куприяновна идет! Слышь, Куприяновна, у вас мужичка лет сорока с обожженным лицом и шрамом через всю щеку не найдется?

– Да нет, товарищи, такого нет, – откликнулась Куприяновна, приближаясь к стоящим и показывая темно-вишневую гемангиому, оккупировавшую ее левый глаз и щеку. На ее ногах в дешевых штопаных чулках, словно наросты на древесных стволах, выперли варикозные вены. – До сегодняшнего дня, по крайней мере, не поступал.

– Говорит: не имеется, – продублировал санитар ответ пожилой медсестры, словно переводчик. – Да нет, Федор Данилович, и я такого не припомню.

– Да у нас всего-то два человека осталось: женщина и паренек. У нас ведь уже ремонт полным ходом идет, мы и так никого не принимаем! – Куприяновна отвечала с чувством обиды, очевидно предполагая, что ситуация, благодаря именно этой случайной встрече, может вдруг резко измениться и отделение вновь наполнится больными. – А кто вам сказал, что он у нас?

– Да это, наверное, ошибка. Извините. Всего доброго. – Борона развернулся и пошел к дверям. – Спасибо, Корней, за помощь. До свидания.

– До свидания, Данилыч. – Ремнев первобытно улыбался, поглядывая поочередно то на педиатра, то на медсестру. – Если что понадобится, всегда к вашим услугам!

– Надеюсь, в ближайшее время не понадобится! – громко ответил Федор уже с лестничной площадки.

Ступая по стертым от времени ступеням, он пытался угадать, кто же этот таинственный благодетель, который зачем-то скрыл свое лицо за накладным шрамом и высококачественным гримом. И кто дал денег врачам ради здоровья Паши Морошкина? И нет ли между этими событиями, а говоря определеннее, доброхотами какой-либо, возможно самой тесной, связи?

Глава 11. Совсем одна

Смерть Вершкова не огорчила Ангелину Германовну, она ее испугала: если уж таких людоедов истребляют, то что же с ней могут сделать?! Смерть дочери, известной всему свету под дурацким псевдонимом Ляля Фенькина, привела Ангелину Шмель в отчаяние, почти убила! Женщина вновь и вновь представляла себе гибель своего единственного ребенка и чувствовала, что это она сама каждый раз мучительно страдает и умирает.