Текст книги "Год людоеда. Игры олигархов"

Автор книги: Петр Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

– Этого я уже не успею, – улыбнулся Уздечкин. – Попробуем для начала как учили, а дальше посмотрим. Не убьет же он меня?

– Бывают и летальные исходы, – с готовностью начал Марк. – Вот на прошлых соревнованиях в Ивангороде…

– Ладно тебе стращать-то! А то я сейчас обоссусь и за канаты убегу! – Еремей показал Клептоняну, чтобы тот вложил ему в рот капу, и приготовился к команде начать бой.

– Может быть, тебе лучше выйти? – Геродот с улыбкой посмотрел на Офелию. – Или у тебя с нервами все в порядке?

– Ты мне скажи, когда лучше закрыть глаза. – Офелия ответила Сидеромову жемчужной улыбкой и пригубила заказанное им для девушек пиво. – Божественно!

– А как ты думаешь, кто из них победит? – Вероника взяла своими тонкими смуглыми пальцами бокал и посмотрела через его содержимое на ринг. В ее перламутровых ногтях на указательных пальцах были просверлены дырочки, а в них закреплены колокольчики, которые при движениях рук чуть слышно позвякивали. – Мне кажется, что Таран больно жирный! У него что, диабет или сердце больное?

– У Димона, конечно, хороший запас, но он очень опытный боец, а Ерема еще только начинает. – Геродот открыл новую пачку сигарет и устроил ее посреди стола. – Смолите, девочки! Давайте устроим для Еремы дымовую завесу!

– Вы меня извините, мне сейчас выступать. – Вероника встала, и к ней тотчас устремились два ее охранника. – Я потом вернусь, ладно?

– Мы будем ждать. – Сидеромов посмотрел девушке в глаза. – Столик не забудешь?

– Теперь – нет, – ответила танцовщица улыбкой и скрылась за разгоряченными спинами зрителей.

– Какой ты влюбчивый! – Офелия погрозила Геродоту пальцем. – Ты видел, как ее берегут? Будь осторожней!

– Смотри-ка, Стасик, наша Вероничка уже к молодому человеку подсела! – Морошкина покачала головой, отмечая легкомысленность дочери своей одноклассницы. – Как теперь все просто! А вот уже и упорхнула! Хорошо еще, что Федя с ней не столкнулся.

– А в наше время разве сложнее было? – улыбнулся Весовой. – Ваня, ты пей сок, это настоящий, не порошковый и без димедрола.

– Спасибо. – Ремнев покорно взял бокал с апельсиновым соком. – А как вы думаете, Станислав Егорович, кто из них победит?

– Даже не знаю, Ванюша. – Весовой глотнул пива и поставил кружку. – Эта марка поприличней. Если тот, который легче, не испугается, может быть, и осилит этого бегемота. Я помню, у меня тоже был такой случай на ринге…

– Ну вы-то, наверное, друг друга так не избивали? Только руками ведь, верно? А они, ты видишь как, только что еще не кусаются! – Софья махнула в сторону ринга рукой. – Ты бы согласился так драться?

– Вопрос провокационный! – Стае смерил бойцов взглядом. – Ты знаешь, Морошка, те, кто сидит в зале или у экрана телевизора, всегда считают себя ничуть не слабее тех, кто перед ними бьется, а выпусти их самих – они предстанут в самом плачевном виде. Нет, я бы не согласился! На войне – я понимаю, а за деньги калечиться, не видя в противнике смертельного врага, – нет! Ты права, бокс – это другое дело. И самбо тоже. И любой другой вид. А здесь, мне кажется, слишком много риска. Ты пойми меня правильно. Я не в том смысле, что боюсь, – просто не могу оправдать. Что с этими парнями через пару лет будет?

По установившейся традиции бой за звание чемпиона в супертяжелом весе предваряет выступление стрип-рок-балета «Янтарная комната». – Голос Нашатыря стал торжественно-томным. – Еще раз поприветствуем нашу очаровательную, неповторимую гостью – звезду, понимаешь, и стриптиза, как говорится, и рока, это самое, и балета! Эвридика Ксешинская! Аплодисменты изо всех сил!

Раздалась призывная музыка. На ринг вышла Вероника. Она держала в вытянутых вверх руках белый квадрат с черной цифрой «1». Артистка триумфально смотрела в пространство, по очереди обращалась ко всем сторонам света и улыбалась.

– Звучит гонг, и наши бойцы начинают бой за титул чемпиона в тяжелом весе открытого первенства ООО «Девять миллиметров» по боям без правил, – предварил Нашатырь команду рефери. – Теперь все зависит от самих бойцов, от их, как нам, на самом деле, внушали в рядах Вооруженных сил, боевой и политической подготовки!

– Ты сам берегись его удара коленом! – предупредил Клептонян. – Кстати, он его взял из тайского бокса и бьет, надо заметить, вполне отменно. Я сам видел, как он сломал дна ребра своему противнику на соревнованиях «Русская битка». А тот мастер весил под сто пятьдесят килограммов, и это, я тебе скажу, немало!

Пока противники стояли в своих углах, Уздечкин смерил взглядом князя и подумал: неужели этот старик и взаправду такой непобедимый боец, что против него ничего не значит даже кабанья туша Таранова? Дима тем временем слушал напутствия Валежникова и заговорщицки улыбался. Волосов пригласил участников на центр ринга и объявил о начале боя. Бойцы пожали друг другу руки и отступили, готовясь к схватке.

– Да, уважаемые зрители, вот мы с вами и дожили до той поистине счастливой поры – наблюдать за схваткой двух супертяжеловесов в боях без правил! – Лениво-протяжный голос Нашатыря удачно ложился на негромкий музыкальный фон. Уздечкин заметил, что это даже можно выдать за исполнение песни. И улыбнулся. – И вот мы видим, что на этих соревнованиях не случается, слава богу, ни смертельных исходов, ни сколько-нибудь серьезных травм. Сколько сегодня на этот почетный ринг выходило бойцов, и все, как вы, надеюсь, между пивными возлияниями все же успели заметить, отправились отсюда, как говорится, своими ногами! Мне почему-то даже вполне всерьез кажется, что эти соревнования гораздо безопаснее всеми нами почитаемого футбола или хоккея. Вспомните, сколько на травяном или ледовом поле происходит некорректных ситуаций с драками и какие они зачастую имеют плачевные последствия! А какой ущерб от сокрушительного озорства болельщиков? Да… У нас, как видите, все иначе. Можно сказать, интеллигентный спорт! Позвольте сказать, интеллигентная публика!

Заметив, что Дмитрий двинулся в его сторону, Еремей по привычке запрыгал в челноке, который он запомнил из юношеских занятий боксом. Таранов, наоборот, принял низкую стойку и стал переминаться, готовясь, очевидно, к одному из своих коронных бросков. Уздечкин видел, как на соревнованиях Димка, словно тень, валится в ноги противника, хватает того за голени, а сам выныривает, бросая незадачливого бойца через свою необъятную спину. Но самое печальное ждет того, кому Таран накатит свою знаменитую боковуху. И Еремей это видел!

– А ведь когда-то даже профессиональный бокс был у нас невозможен! И чем же он так не понравился господам коммунистам? – По тону комментатора было ясно, что он готовится к очередной шутке. – Вы знаете, у меня на этот счет, возможно, имеется своя, ни дать ни взять особая точка зрения. Раньше ведь как у нас полагалось? Лучший производственник кто? Самый верный ленинец! А лучший студент кто? Образцово-показательный комсомолец! А в том случае, если мужики дерутся, можно сказать, на выживание, кто ж победит: верный, понимаешь, ленинец или дубина стоеросовая под два метра? Вот то-то и оно, друзья! Вот и я об этом же думаю. Хрен, понимаешь, редьки не слаще!

Нашатырь задорно засмеялся. Прочим оставалось лишь присоединиться или погрузиться в раздумья обо всем прозвучавшем. Впрочем, публика в основном ожидала лишь острых событий на ринге и смотрела только туда. Князь Волосов, глядя перед собой в никому не видимую точку и разведя руки в стороны, словно птица крылья, для мгновенного сигнала, легко как пушинка кружил вокруг единоборцев.

Противники начали обмениваться ударами. Уздечкин старался вести себя так, чтобы не попасться своему опытному противнику на какой-нибудь из известных ему захватов. Из зала доносились советы, Нашатырь комментировал начало боя с присущим ему милицейским юмором, Еремей представил, до чего бы ему сейчас пригодились знания их заслуженного рефери.

– Когда я спросил наших уважаемых бойцов перед боем, какие у них созрели намерения относительно своего грядущего противника, то обладатель красных трусов, непобедимый Дмитрий Таранов, щедро пообещал: «Расплющу!», а обладатель синих трусов, его перспективный коллега Еремей Уздечкин, скромно посулил: «Размажу!»

Нашатырь, конечно, на ходу сочинял, да и в зале, наверное, это понимали, но это не мешало зрителям задорно подхватить: «Плющи его, как гвозди!», «А ну, размажь его паштетом!» Загубин резюмировал каждый возглас односложным: «Ого! Да-а! Однако!»

Таранов тоже пытался боксировать. Уздечкин ожидал ощутить убойную силу его плюх, но удары больше походили на толкания и не причиняли противнику особого ущерба. Марк объяснял ему, что Таран хорошо бьет по неподвижной мишени, когда у него есть время, чтобы прицелиться и грамотно выстроить удар, а в движении его плюхи неточны и скользят, словно влажные ласты. Еремей же временами довольно жестко, как ему казалось, осаживал толстяка в лоб или скулу, но тот благодаря своей мощи не особо опасался этих ударов и продолжал загонять Уздечкина в угол ринга. Иногда Димка делал резкое движение вперед и вниз головой и руками, тогда Еремей мгновенно отскакивал назад или в сторону, и противник возвращался в исходную позицию, с той лишь разницей, что его физиономия становилась еще более красной и дышал он еще тяжелее.

В зале было душно и жарко. Противники быстро вспотели. Их тела лоснились в свете прожекторов. На периферии своего зрения Уздечкин угадывал князя и думал, за кого же болеет Великий Мастер, и если, по счастью, за Еремея, то сможет ли он дать ему нужную и, главное, понятную команду?

– А вспомните, как в советские годы преследовалось карате?! А за что?! Мы, понимаешь, сотрудники правоохранительных органов, и те не понимали, что же в этой японской борьбе такого антисоветского? А сколько людей заплатили за свое увлечение восточными единоборствами свободой и сломанной судьбой?! – Нашатырь с нарочитым вниманием оглядел зал. – Но здесь, слава богу, преимущественно, молодежь, дети, можно сказать, перестройки. Сегодня вы можете спокойно заниматься любым видом единоборств, даже боями без правил! Главное – деньжата вовремя сдавайте, и – никаких вопросов! И вот посмотрите, как за десять лет наши ребята навострились, понимаешь, во всех техниках: и руками, и ногами, – любо-дорого! Дмитрий нахрапист, ой как нахрапист! А Еремей дерзок, и это тоже положительное качество бойца. Отменная схватка!

Бойцы пытались нанести сильные удары ногами, но у них это не особенно получалось. «Не хватает техники, – мелькало в мозгу Еремея. – Мало навыков. Надо заниматься. Надо нормального учителя. Настоящего…»

– Лоукик, Ерема, лоукик! – выкрикивал Марк. – Ноги отбей!

– Сам работай, Димон! – подсказывал своему бойцу Валежников. – В ноги иди! Вали его!

– Да, в Дмитрии постоянно и настойчиво заявляет о себе профессиональный борец, – ласковым голосом отметил Нашатырь. – До сих пор Еремею удавалось отражать атаки Таранова своими пудовыми, понимаешь, кулаками, но вот сейчас Уздечкин оказывается не в лучшем положении. Обратите внимание, насколько опасными становятся движения Дмитрия.

Еремей вдруг действительно ощутил, что его ноги оказались в суровых тисках, а Таран покинул поле его зрения. «Захватил!» – с досадой заключил Уздечкин. Он оказался в воздухе, но вовремя вспомнил рисунок страховки при падении на спину и выкинул в сторону и вниз руки, с силой ударив ими и трапециевидными мышцами спины о поверхность ринга. Ему показалось удачей то, что боров не смог перекинуть его через себя, – так ведь можно и хребет запросто сломать! Димка шмякнул Ерему всего лишь на спину, то есть как бы подкосил под колени, и, главное, не успел воткнуть стопы единоборца себе под мышки, где их, по собственному уверению Тарана, можно элементарно переломать, начиная с беззащитных пальцев.

– Вот это бросок! Чувствуется рука мастера! Ай да Дмитрий Таранов! – ликовал Нашатырь. – А что же поверженный, но не сломленный Еремей Уздечкин? Недаром говорят мастера: если у вас несколько противников, то это бокс, а если один, то это – борьба!

Эвальд Янович тотчас навис над барахтающимися бойцами. Князь наблюдал за поединком очень внимательно, но Уздечкин никак не мог понять, куда же именно обращен взгляд Волосова. В лицо, особенно в глаза, Еремею он явно не смотрел, а ведь сигнал было бы удобно подать, именно глядя в глаза. Или князь ему не сочувствует?

Уздечкин быстро вернул руки к груди. Это оказалось очень кстати, потому что Димка уже навалился на него всей своей липкой тушей и готовился запрессовать лицо лежащего своими опухшими от пьянки кувалдами. Их руки встретились и сцепились на малом пространстве, сохранившемся между распаренными лицами бойцов.

– Хряк, расплющи его! По сарбоне мочи! – раздалось из зала. – На хомут бери!

– Синий, на живот! – вопили болельщики Еремея. – В хлопалки толстому харкни!

– Девушки, если я еще сохранил должный процент слуха, болеют за Еремея, – озвучил ситуацию Нашатырь. – Но если я еще сохранил необходимый процент зрения, то мне кажется, что сейчас наверху Дмитрий, и чем все это, как вы предчувствуете, может окончиться? Вот в чем, как говорится, вопрос, если не учитывать, понимаешь, возможность ядерной войны и наглые выходки экстремистов, а только земное, как бы сказать, природное притяжение нашей много терпимой матушки-земли!

Уздечкин различил вблизи себя мутное изображение потного кабаньего лица Димона, с которого на него вот-вот могли сорваться капли пота. Это стало бы для него очень неприятным ощущением. Таран, очевидно, собирался более выгодно для себя перехватить Ерему и позволил себе необходимую для смены положения паузу в борьбе с руками противника. Уздечкин почувствовал ослабление медвежьей хватки, вывернул правую руку и с возможной силой ударил Тарана в нос. Тот не закончил затеянный маневр и вернул руки, чтобы нейтрализовать Еремину правую, тот же в этот момент изловчился уязвить Димона в правое ухо левой. Второй удар, конечно, не стоил первого, потому что угодил в шлем. Но, главное, эти два удара дали Уздечкину возможность вывернуться из-под Таранова и откатиться в сторону. Он мгновенно вскочил и собрался в боксерскую стойку. Дмитрий тоже был на ногах и уже наступал. Еремей решил поиграть на дистанции, потом резко сорвать ее и обрушить на толстяка серию боксерских ударов. Но только он начал, как прозвучал гонг.

– Ну вот и кончился этот тяжелый для обоих противников раунд. А ведь он всего лишь первый. Трудно представить, какие нужны закалка и выносливость, чтобы выдержать эту битву. – Нашатырь сглотнул слюну и продолжил торжественным голосом: – А теперь на нашей арене вновь волшебница из театра «Янтарная комната».

– Смотри, Соня, а там Саша Кумиров! – воскликнул Стае, по-ребячьи указывая пальцем в глубину зала. – Что-то мы с ним стали часто встречаться.

– У нас сегодня прямо как в театре! – громко ответила Морошкина. – Я уж не стала вам говорить, чтобы нам здесь спокойно досидеть, тут уже и Наташа Бросова появлялась. Тоже героиня нашего сериала.

– Ну да, Хьюстон?! Так она жива? А куда она делась? Она еще здесь? – оживился Ремнев. – Вы… – Ваня скосился на Весового, – вы ее куда отправили?

– Да не отправила, а она сама пошла, куда захотела: кажется, к Нетаковым, – очень спать, говорит, охота, я там и отосплюсь. – Софья с возмущением посмотрела на Стаса. – Это у Нетаковых?! Представляешь, как там можно отдохнуть? Я тебе, кажется, уже рассказывала. Да там клопы любого слона заживо сожрут!

– Контингент у нас – просто садись и пиши. – Весовой нетерпеливо посмотрел на часы. – Не пора ли начинать бой?

Вероника, конечно, мастер своего дела. Когда она всему этому успела научиться? Заводное зрелище, да?

– А главное, где? Мне, честно говоря, ребят жалко, – призналась Морошкина. – Они ведь, наверное, не понимают, что эти сражения в конечном результате ведут к инвалидности.

– Я пойду к Сашке подойду, ладно? – словно бы спросил разрешения Ремнев, глядя куда-то поверх головы Станислава. – Спрошу его, что там и как? Может быть, нужно помочь?

– Ты его не только спроси, а пригласи к нам за столик, – у нас к нему тоже есть вопросы. – Весовой отер лоб салфеткой, аккуратно сложил ее и положил в пепельницу. – Правда, Соня? Скажи, пусть не робеет, – мы сегодня добрые.

– Конечно, Ваня, он же нам тоже не чужой человек. – Морошкина повернулась вслед сорвавшемуся с места юноше и с улыбкой проследила его неловкое передвижение между плотно оккупированных столиков. – Сочувствует. Хорошее качество!

Геродот хлопал Веронике-Эвридике стоя. На зал подействовал его пример, и большинство зрителей, исключительно мужского пола, энергично оторвались от своих стульев. Звучали возгласы восхищения и несколько наигранной страсти. Борона-Ксешинская удалялась с гордо поднятой головой под штормовые всплески аплодисментов.

– Вот это да! – Сидеромов провожал танцовщицу возбужденным взглядом. – Какой талант, а? С ней уже можно клипы снимать, правда?

– Я так не умею, – призналась Офелия. – Кстати, ты случайно не сын того самого Вадима Ананьевича, который хочет у моего отца завод отобрать?

– Кстати, сын, – с готовностью улыбнулся молодой человек, словно уже давно ждал этого вопроса. – Ты знаешь, я не особенно интересуюсь его делами, но мне сдается, что нашу команду могут вскоре направить на завод Немо для выполнения каких-то никому пока не ведомых задач. Вот так-то!

А что он вообще за человек, ты к нему как относишься? – Офелия уже не раз слышала из уст своего отца о том, что Вадим Сидеромов – преступник, который уже давно должен сидеть в тюрьме, но благодаря сегодняшней неразберихе и беззаконию он все еще продолжает свою криминальную карьеру. – Я в том смысле, что у меня с отцом бывает очень по-разному. Иногда мы друг друга совсем даже не понимаем.

– В последнее время, наверное, никак. Когда-то мне его очень не хватало: я просто грезил быть рядом с отцом, чтобы он мне о чем-то таком очень серьезном рассказывал, чему-то полезному обучал, да нет, – чего там, – просто иногда был рядом. – Молодой человек достал жвачку и протянул Офелии. – Отравимся?

– Спасибо. – Девушка взяла одну дольку и стала разворачивать серебристую фольгу. – Ты извини, что я спрашиваю, – он что, живет отдельно от вас, да?

– Да. Но это не самая интересная тема для сегодняшнего вечера, правда? – Геродот развернул жвачку и отправил в рот. – Смотри-ка, они уже начинают. Я ставлю на Ерему, а ты?

После команды Волосова начать бой Таран ринулся на Ерему, очевидно намереваясь смести того с ринга, выбросить за канаты, одним словом, резко победить. Уздечкин прикинулся, что принимает атаку и готов схватиться с превосходящим по весу и опыту противником на предложенных условиях, то есть захватить Димона за шею и плечо, локоть или талию и так, используя силу и гибкость, провести бросок. Но как только Таран обжег вспотевшее тело Уздечкина своим железным захватом, Ерема перекрыл руки нападавшего своими, обеспечил себе упор из левой ноги, а правую резко устремил вверх, сгибая ее в момент подъема, и сосредоточил всю силу в колене.

Когда Ерема нанес удар, он еще не оценил ни точности, ни силы удара, но почувствовал, что в действиях противника возникла пауза, в течение которой, казалось, Таран либо обдумывает свои дальнейшие действия, либо просто отдыхает. Но Димон внезапно замер, а потом обмяк и стал ускользать из рук Уздечкина куда-то в сторону.

Еремей принял движение Тарана за маневр, но отпустил его, решив» что успеет отскочить и собраться перед следующей, возможно более свирепой, атакой. Димон же медленно и как-то сонно отступил на несколько шагов назад. Уздечкин подумал, что противник рассержен и пытается погасить свой чрезмерный гнев, но Таран застыл на короткое время на месте, слегка покачиваясь, и, словно еще не был в точности уверен в своих дальнейших действиях, резко, словно отрабатывал страховку, рухнул навзничь.

– Э-э-э! Что там у нас произошло? – раздался удивленный голос Нашатыря. – Да-да-да! Наш юный друг отправил, если я не ошибаюсь, превосходящего противника в глубокий нокаут. Что же нам скажут на это наши почтенные судьи?

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Глава 24. За неделю до смерти

На экране телевизора возникло с виду безжизненное лицо пожилого мужчины. Оно имело цвет выгоревшей милицейской шинели. На разных его участках виднелись всевозможные неровности и наросты, а лоб венчала блестящая шишка величиной с хорошую сливу. По ракурсу лица было понятно, что мужчина скорее всего лежит. Его глаза были открыты, но зрачки не двигались, а веки не мигали. Взгляд заиндевел на какой-то одному лежащему известной точке.

«Выразительное лицо этого человека, наверное, уже знакомо нашим телезрителям: два дня назад этот господин, будучи еще в прекрасном расположении духа и если не в добром, то в относительном здравии, делился с нами тяготами своей болезни под коротким и безрадостным названием СПИД. Сегодня этот человек признан безнадежным. Теперь его дни действительно сочтены. Но причина его обреченности кроется не в ВИЧ-инфекции. Позавчера Виктор Казимирович Сучетоков был обнаружен на лестничной площадке возле своей квартиры».

Голос Лолиты Руссо был, как всегда, звонок и вызывающ. Бесстрастное лицо Виктора Сучетокова сменили сумбурные кадры оперативной видеосъемки: можно было различить движение камеры вокруг тела, над которым склонились несколько человек. Камера привела зрителей в квартиру, где на фоне крупной фотографии элегантного самовлюбленного мужчины стоял растерянный мальчик лет двенадцати и затравленно смотрел поверх камеры своими большими зелеными глазами.

«Сучетоков находится сейчас в сознании: он воспринимает окружающий мир всеми чувствами, но не в состоянии двигаться и, по прогнозу врачей, способен прожить не более одной недели. Что произошло с пострадавшим, широко известным в определенных кругах нашего демократического общества под кличками Носорог и Сучок, медики пока не знают. Оказать же какую-нибудь реальную помощь этому человеку, на которого уже возбуждено уголовное дело по нескольким статьям Уголовного кодекса Российской Федерации, в частности, за содержание притона несовершеннолетних и распространение ВИЧ-инфекции, врачи пока также бессильны».

Люди, смотрящие в это время на вновь заполнившее телевизионный экран неподвижное лицо Сучетокова, в своем подавляющем большинстве уже давно привыкли к пропитавшему весь мир насилию и не испытывали к этому обреченному мужчине никаких острых чувств. Для них все это представляло своеобразное развлечение, причем не очень серьезное, не очень опасное, то, которое они уже почти не связывали с реальной жизнью, с реальной опасностью для себя и своих близких, которых, как это ни казалось им самим странным, в последнее время они тоже не воспринимали достаточно реальными людьми. А сочувствовать кому-то абстрактному, кто, может быть, каким-то образом, согласно современным теориям, даже притянул к себе, словно громоотвод молнию, беду и даже гибель, – нет, это оказывалось слишком сложно!

– Я бы еще приписал красивыми буквами: «Спящая царевна» – идеальное средство от носорогов!» – обронил тот, кого знали в криминальном мире под кличкой Скунс, и тот, чей изощренный прием обрек знаменитого педофила на необратимое угасание. Он пил утренний кофе, просматривал в Интернете свою почту и мельком удостоил неподвижные глаза Виктора Казимировича быстрым взглядом профессионального убийцы. Балуя свой давно уже списанный специалистами желудок зефиром в шоколаде, Скунс пропел казенным голосом: – Полученный гонорар переведен на организацию и содержание приюта «Окоем»…

– Вот случай-то любопытный: видит, слышит, боль, поди, чувствует, и это, как ни крути, для меня, как для специалиста, – главное, а шевельнуться не может, – с восторгом следил за камерой, исследующей кожный покров распадающегося организма, тот, кого в этом городе прозвали Людоедом Питерским. – Интересно было бы узнать, в какой больничке этого зомби пригрели? Нам бы там с тобой, Витюня, как-то повстречаться, что ли? Не то чтобы у нас было много общего, а так, с чисто научной точки зрения. А вдруг ты у меня зашевелишься? Какое это будет чудо света? Самое обидное, милок, что меня за это ни к какой награде не приставят. Да, к сожалению, не все и не всё понимают! – Лю засмеялся и потянулся к городскому адресному справочнику.

– Эх, Витька, мудак, пожил бы еще, полюбовался молодежью. Кому ж ты, подонок, дорогу пересек? И как изощренно расправились! Шутка ли – живой труп! – Знаменитая защитница прав несовершеннолетних Ангелина Германовна Шмель с тревогой узнавала знакомое лицо, которое отныне уже никогда не состроит ей «фирменную» сучетоковскую гримасу, не промямлит своими мясистыми безвольными губами: «Ангелок, я еще смогу от тебя забеременеть?» Ангелина пристально всмотрелась в экран, словно во всем происходящем могла быть какая-то неточность. – Теперь моя очередь, что ли? А что я теряю? Что у меня осталось? Встретимся мы с тобой, Казимирович, в аду, там ты мне и расскажешь, кто тебя так приласкал на пороге собственной хаты.

– Не хотел бы я подобным беспомощным бревном неделю проваляться! – с улыбкой воскликнул кандидат в губернаторы Санкт-Петербурга Игорь Семенович Кумиров. – А ведь никто от такой беды не застрахован! Правда, Славка? Ты-то теперь эту формулу хорошо знаешь? – Вяло жестикулируя, Игорь обращался в сторону цветной фотографии формата машинописного листа, обрамленной черной траурной рамкой. – А не фиг потому что тебе, Виктор Казимирович, было совать свое свиное рыло не в свои дела! Вот и доигрался на свою спидоносную, пардон, жопу! Теперь тебе еще не хватало между палатой и моргом Людоеда повстречать: он из тебя еще и шаверму изготовит! Да, вот она расплата, и, кстати, по высшей мере!

– Наверное, мы не очень помешаем следствию, если заметим, что в некоторых правоохранительных структурах все еще продолжают считать Виктора Сучетокова не кем иным, как печально знаменитым Людоедом Питерским, беспощадно терроризировавшим наш город. – Лолита Руссо стояла у изголовья кровати, на которой среди частокола капельниц распластался безучастный к происходящему вокруг него Сучетоков. – На всем теле парализованного мужчины эксперты не обнаружили ни единого следа насилия. – Журналистка со своим обычным легким вызовом смотрела в камеру, ее глаза немного прищурились, словно она обращала свой взгляд к одному-единственному по-настоящему важному для нее человеку. – На инсульт или инфаркт тоже нет никаких показаний. Некоторые специалисты предполагают, что причиной беспомощного состояния Виктора Казимировича стал проведенный против него малоизвестный прием, вызывающий медленную, но неотвратимую смерть и приносящий по ходу угасания организма тяжелейшие физические мучения. Кто же взял на себя ответственность столь сурово покарать, фактически медленно казнить ранее судимого за развращение малолетних бывшего депутата городского собрания и заслуженного педагога Союза ССР? Стал ли Сучетоков жертвой изощренного киллера, или этот эпизод вписывается в рамки педофильских междоусобиц, нарвался ли завсегдатай общественных туалетов на жестокого ремонтника, как называют тех, кто грабит и истребляет подобные человеческие особи? Возможно, когда-нибудь наши зрители узнают об этом, и, возможно, узнают из нашей программы. А сейчас я обращусь за комментарием к генеральному директору частного охранного предприятия «Эгида-плюс» Сергею Петровичу Плещееву. Скажите, Сергей Петрович, как вы относитесь к устойчивому предположению о том, что Виктор Казимирович Сучетоков и Людоед Питерский – одно и то же лицо?

Материалы следствия, которое могло бы вестись по делу ныне неподвижного и бессловесного Сучетокова, заняли бы несколько томов, но все они не будут иметь никакого отношения к тому, что совершил Людоед Питерский, или те лица, которых принято объединять под этой кличкой. – Известный зрителям из средств массовой информации интеллигентный мужчина в очках уверенно смотрел в камеру. Титры, всплывшие на экране, подтвердили представление ведущей. – Я полагаю, что все наши зрители знают о том, что за поимку убийцы-людоеда или, повторяю, целой преступной группы обещано солидное вознаграждение, знаем об этом и мы и, конечно, работаем. В каждой профессии есть своя специфика, может быть не совсем понятная не связанным с ней людям, – этим, в общем-то, и объясняется то, что мы пока не предъявляем конкретных результатов. Но, к сожалению, в случае с такими особо тяжкими, зачастую непостижимыми здравому смыслу преступлениями точкой отсчета в поиске преступников является, как это ни печально сознавать, факт самого преступления, в совершении которого специалисты могут определить какие-то, скажем, особенности, способные сузить круг подозреваемых лиц. Вы понимаете, в современных условиях практически невозможно обеспечить стопроцентную профилактику такого рода преступлений. Вы, наверное, согласитесь с тем, что правоохранительные органы не в состоянии установить контроль за каждым человеком, вы уж простите меня, способным на подобные злодейства, тем более что и подозревать кого-либо в совершении или планировании убийств с элементами каннибализма без каких-либо существенных на то доказательств мы, можно сказать, не вправе. Конечно, неоценимую помощь в изобличении подобных маньяков могло бы оказать само общество, но сейчас ему, к сожалению, не до этого, – слишком много зла и без того происходит в мире, и большинство людей просто не в состоянии проявить должную бдительность к своему окружению, среди которого находятся преступники.

– Вы знаете, Сергей Петрович, мы, журналисты, замечаем среди нашего населения, особенно молодежи, некоторую, что ли, симпатию к Людоеду Питерскому. Простите, я уж так привыкла называть того или тех людей, которых вы подразумеваете под группой лиц. – Рядом с серьезным лицом Плещеева появилась ироничная Лолита, а позже камера вновь обратилась к смотрящему в вечность Сучетокову. – Вы не допускаете, что у нас, не дай, конечно, бог, может возникнуть некоторая мода на людоедство?

– Вы знаете, по большому счету – нет. Я не только верю в нравственное здоровье наших людей, но и постоянно сталкиваюсь с его наличием по ходу своей профессиональной деятельности. – Голос Плещеева звучал за кадром, а на экране проплывала капельница, которая, очевидно благодаря клятве Гиппократа, поддерживала жизнь в умирающей вселенной под именем Носорог; нависал больничный потрескавшийся потолок; бились в вентиляционной решетке тревожимые потоками воздуха скопления пыли. – И вот именно это здоровье как раз и не позволяет людям перешагнуть определенные барьеры, превратиться из социального, законопослушного гражданина, в лучшем смысле этого выражения, в асоциального монстра, который способен не только убивать себе подобных, но и употреблять их в качестве своей пищи.