Текст книги "Догмат искупления в русской богословской науке"
Автор книги: Петр Протоиерей (Гнедич)
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Установление точного смысла этого глагола в каждом из указанных новозаветных текстов нашло свою проверку в специальных экзегетических исследованиях, причем авторы их в основном повторяют аргументацию и выводы профессора Мышцына.
Профессор Санкт–Петербургской духовной академии Н. И. Сагарда в «исагогико–экзегетическом исследовании»[405]405
Сагарда Н. И., проф. Первое соборное послание святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Полтава, 1903. (Исследование является магистерской диссертацией автора.).
[Закрыть] определяет значение греческого термина Шхацос;, употребляемого в двух стихах послания (см.: 1 Ин 2, 2; 4, 10)[406]406
«В Священном Писании йасткевси означает не «умилостивлять», а «очищать», и iXaa^oc; – «очищение», «примирение» посредством внутреннего преобразования человека, дающее возможность оставаться в завете с Богом и общении с Ним. К сказанному важно присоединить еще следующее: ветхозаветное употребление 1Алоц6<; (см.: Лев 25, 19; Числ 5, 8) ставит это понятие в самую тесную связь с жертвой, при посредстве которой только, по ветхозаветному воззрению, и возможно очищение от грехов. В книгу Левит (25, 9) 1Хаоцо<; входит в состав наименования великого «дня очищения». Если к этому прибавить, что в Послании к Евреям (см.: 2, 17) iXatcEaOai в отношении ко греху стоит именно в том месте, где в первый раз говорится о первосвященстве Христа; а также и то, что первосвященник именно в «день очищения» (лцёра той 1Хаоцо)) отправлял то служение, в котором он являлся прообразом Христа как Первосвященника и Ходатая, то понятно будет, что в рассматриваемом месте послания (1 Ин 2, 2), как и в 1 Ин 4, 10, Шшцо<; стоит в тесной связи с понятием жертвы вообще и великой жертвы очищения в особенности. Поэтому тЛаоцос; означает очищение, поскольку оно осуществлено жертвою нашего Великого Первосвященника в великий новозаветный тцлёра той &аацо). Таким образом, 1Хаацо<; собственно в себе самом не есть жертва; оно означает только результат этой жертвы – очищение, примирение, хотя всегда мыслится нераздельно от жертвы» (Сагарда Н. И., проф. Первое соборное послание… С. 352–353).
[Закрыть].
Значение слова Шх<хгг|рюу в Рим 3, 25 не менее определенно выяснено в статье М. Ф. Оксиюка (впоследствии – Макария, митрополита Варшавского)[407]407
Макарий (Оксиюк), митр. Учение святого апостола Павла об оправдании: Изъяснение Рим 3, 21—25.
Рассмотрев ряд истолкований смысла этого слова, автор заключает: «Самым естественным будет признать третье мнение относительно слова Шштт|рюу, по которому последнее должно быть понимаемо в смысле «средства очищения» или просто «очищения». Впрочем, идея жертвы хотя и не заключается в слове iAaorripiov, однако вполне вытекает из прибавления к нему ёк той сттоО йцартноу. Таким образом, iAxiorripiov означает «средство очищения» или «очищение». Спрашивается, в чем состоит это очищение, другими словами, что значит то тМакеовси? Нельзя думать, что это слово в рассматриваемом месте выражает умилостивление Божества, устранение Его гнева, перемену в Его внутреннем настроении и отношении к человеку, другими словами, простое декларативное прощение грехов при их наличности. Конечно, вполне справедливо, что данное слово у Гомера всегда, а у позднейших писателей часто имеет характер религиозный и обозначает «делать богов благосклонными» или «располагать их в свою пользу», «умилостивлять». Однако верно и то, что в то время как у греческих писателей объектом {Макеобси большей частью является божество, в Священном Писании, напротив, Бог никогда не бывает объектом этого действия! Его имя никогда не ставится в форме винительного падежа лица, а равно и дательного. Отсюда следует, что в Священном Писании Шклсеовш никогда не значит «умилостивлять Бога», как это всегда у классиков» (Труды Киевской духовной академии. 1914. № 6–8. С. 44–45).
[Закрыть]. Наконец, аналогичное значение слова Шхакеавои в последнем тексте (Евр 2, 17) установлено профессором Н. Н. Глубоковским[408]408
Глубоковский Н. Н., проф. Искупитель и искупление. Пг., 1917. С. 94// Христианское чтение. 1917. «Посему – вопреки классическому, небиблейскому употреблению – не Он служит здесь (см.: Евр 2, 17) объектом умилостивления, раз Бог уже милостив и заранее ищет лишь пригодного притяжения. Натурально, что умилостивляющее действие сосредоточивается на богоотчуждающих грехах, чтобы последние потеряли свою отталкивающую энергию и уступили место реальному внедрению милости. Отсюда понятно единственное в Новом Завете сочетание (iXdcTK6a0ai acus. тек; ацартшц), имеющее аналогию лишь в Пс 64, 3, как бесспорно и то, что разумеется не простое прикрытие грехов, а фактическое упразднение их для фактического господства милости Божией» (Глубокое–ский Н. Н., проф. Искупитель и искупление. С. 94).
[Закрыть].
Правильность этих выводов «библейского богословия» находит полное подтверждение в употреблении этого глагола (с производными) в богослужении. Здесь, как и в Священном Писании, «конструкция совершенно противоположна классической». Субъектом (действующим) предполагается Бог, а объектом действия – человек, его грех, скверна и т. д.[409]409
Вопрос об употреблении этого глагола в богослужении кратко был освещен в статье свящ. М. Орлова.
[Закрыть]
Установление точного смысла греческого (подлинного) текста Священного Писания и родственного ему по языку богослужения дает основание для сравнения с ним славянского и русского переводов: в русском – «искупление», в славянском – «избавление»; в русском – «умилостивление», в славянском – «очищение»; в русском – возмездие за грех – смерть (Рим 6, 23), в славянском – оброцы (плата) греха – смерть и др.
Это показывает, что славянский текст Нового Завета, не имея «юридического» смысла, ближе выражает мысль подлинника и что «юридический» смысл этих выражений в русском переводе явился следствием влияния «юридического» направления в богословии в период его перевода в середине XIX века.
Указанные выводы явились в основном результатом изучения посланий апостольских, в которых находится большая часть текстов, объясняющих учение об искуплении. Но не менее важное значение имеет в этом отношении и содержание Евангелий, в которых, «как на иконе», изображено само совершение искупительного дела Сыном Божиим.
Учение об искуплении в трех первых Евангелиях рассматривал С. Песчанский в своей диссертации[410]410
Песчанский С. Свидетельство Иисуса Христа о Своем Божестве по первым трем Евангелиям. Казань, 1913. Первоначально диссертация печаталась в журнале «Православный собеседник». Автор удостоен за это исследование Советом Казанской духовной академии степени магистра богословия.
[Закрыть].
Автор не ставил целью полемику в отношении учения об искуплении, но изложил результаты своего труда в главе 5: «Иисус Христос – Спаситель».
«Спасение людей от греха и зла составляло, по словам Христа, Его главную задачу»[411]411
Песчанский С. Свидетельство Иисуса Христа… С. 108.
[Закрыть]. Его страдания и смерть «неразрывно связаны с Его делом спасения людей»[412]412
Там же. С. 112.
[Закрыть].
Смерть Христову автор неоднократно называет «заместительной и искупительной ценой»[413]413
Там же. С. 124, 128, 135, 143.
[Закрыть]. Но в этом названии только и заключается все общее, что есть в его книге, с «юридическим» пониманием искупления.
Смерть Христова, «очевидно, потому избавляет людей от вечной смерти, что уничтожает самый грех»[414]414
Там же. С. 116.
[Закрыть]. Значение ее раскрывается на Тайной Вечери, при установлении Евхаристии – она есть «Жертва очищающая»[415]415
Там же. С. 128, 123 и др.
[Закрыть].
О значении для спасения мира воскресения Христова Песчанский говорит словами профессора В. Несмелова[416]416
Творениями святых отцов автор пользовался немного. В рассматриваемой главе есть ссылки только на «Слово о воплощении» свт. Афанасия, но ряд ссылок на книгу проф. В. Несмелова и одна большая цитата из книги патриарха Сергия.
[Закрыть].
Понятие жертвы «очищающей», а не «умилостивляющей» резко отличает понимание автора от «юридической» теории и приближает к пониманию патриарха Сергия. «Все дело спасения и искупления есть проявление любви Бога к человеку, не восхотевшего погибели грешного мира»[417]417
Песчанский С. Свидетельство Иисуса Христа… С. 131 – 132.
[Закрыть]; «искупительная смерть и жертва Христа есть спасительный дар Бога человеку»[418]418
Там же. С. 133.
[Закрыть].
Несколько ранее аналогичное по теме исследование, но относящееся к Евангелию от Иоанна, за которое автор также был удостоен ученой степени магистра богословия, было представлено в Киевскую духовную академию Д. Знаменским[419]419
Знаменский Д. Учение святого апостола Иоанна Богослова в четвертом Евангелии о Лице Иисуса Христа // Смерть Христа Спасителя и ее искупительное значение. Киев, 1907. С. 338–866.
[Закрыть].
Смерть Христова рассматривается здесь как предел Его самоуничижения, причем автор имеет в виду «современные теории кенотизма» и обращается к «внимательному рассмотрению внутренней стороны тайны домостроительства нашего спасения»[420]420
Там же. С. 338.
[Закрыть].
Анализу текстов Евангелия, говорящих об искуплении, что является главной темой его исследования, автор предпосылает «общеапостольское учение о сем предмете» – учение, изложенное им чрезвычайно неясно[421]421
Там же. С. 340. Автор употребляет непомерно длинные периоды, занимающие целые страницы (см., напр., с. 340—341), затрудняющие понимание его мысли и в то же время выдающие влияние на него немецких научных рассуждений. В отдельных случаях можно было бы установить влияние П. Светлова.
[Закрыть]. У автора нет понятия ни о примирении Бога с человеком, ни об «удовлетворении» правде Божией. Он постоянно подчеркивает, что в основе отношений Бога к человеку «лежит не формальная справедливость»[422]422
Там же. С. 340, 342, 343.
[Закрыть], «но именно любовь, по которой Бог допускает человека к самому тесному внутреннему общению с Собой и готов сообщить человеку без всякой «юридической» заслуги с его стороны столько благ, сколько последний вместить может»[423]423
Знаменский Д. Учение святого апостола Иоанна Богослова… С. 341.
[Закрыть]. Стараясь, так сказать, оттолкнуться от «юридического» понимания, автор все же сохраняет понятие «искупительной заслуги», усвояемой человеком[424]424
Там же. С. 348, 357, 358 и др.
[Закрыть].
Наиболее ценным выводом для настоящего исследования из анализа автора является следующий:…по мысли апостола, дело любви Христовой, центральным моментом которого является смерть Его за грехи рода человеческого, не ограничивалось одним только нравственным воздействием на людей, а состояло в существенном восстановлении поврежденной грехом природы человека»[425]425
Там же. С. 365–366.
[Закрыть].
Аналитическим изучением отдельных частей Священного Писания не ограничиваются труды русских ученых по «библейскому богословию» Нового Завета.
Наиболее авторитетные представители этой отрасли богословской науки сочли возможным высказать в рассматриваемый период свое мнение, касающееся понимания учения об искуплении, как результат долговременного и внимательного исследования новозаветных Писаний.
Профессор Н. Н. Глубоковский[426]426
H. H. Глубоковский – доктор богословия, проф. Санкт–Петербургской духовной академии по кафедре Священного Писания Нового Завета.
Цитаты делаются по его трактату «Учение св. апостола Павла о грехе, искуплении и оправдании», вошедшему в первую часть его труда «Благовестие апостола Павла» и напечатанному в «Христианском чтении» за 1898 год.
[Закрыть] в своем основном труде приходит к следующему заключению: «Христианское оправдание у апостола Павла есть, безусловно, реальное благо освобождения от клятвы осуждения и дар внутреннего обновления всей природы при наследовании обетования Божия в Сыне»[427]427
Глубоковский Н. Н., проф. Учение св. апостола Павла о грехе, искуплении и оправдании // Христианское чтение. 1898. С. 822.
[Закрыть]. «Искупительное значение воплощенного Сына Божия получает Божественную державность самого решительного акта, а он заключается в кабокрктцсх;, или в очищении, изглаждающем пятно (см.: Мф 8, 3; Нав 7, 13; ср.: Исх 30, 10) и освобождающем от него замаранный предмет»[428]428
Глубоковский Н. Н., проф. Ходатай Нового Завета. Сергиев Посад, 1915. С. 24.
[Закрыть].
«Все попытки «юридического» комментирования голгофского подвига неудачны по своей непригодности и в крайнем развитии граничат с голым абсурдом, слабо прикрытым дымкою внешней разумности»[429]429
Глубоковский Н. Н., проф. Учение св. апостола Павла о грехе… С. 804–805.
[Закрыть].
«Подобное (иудейскому) воззрение навязывается и святому Павлу с категоричностью конфессионального исповедания и уже по мотивам веры, а не одного разума. Католическое понятие сатисфакции было насквозь проникнуто «юридическою» стихией, и ее влияние господственно восторжествовало в протестантстве»[430]430
Там же. С. 807—808. Один из рецензентов автора, проф. Санкт–Петербургской духовной академии А. А. Бронзов, сделал следующее замечание: «Заслуживает сопоставления католическая точка зрения, перешедшая в некоторые русские сочинения, особенно прежнего времени» (Журналы Совета Санкт–Петербургской духовной академии за 1905/1906 г. С. 145).
[Закрыть].
Следует заметить, что как в отзывах о труде профессора Мышцына, так и в отзывах о трудах Н. Глубоковского рецензенты подчеркивали не только их научную значимость и эрудицию авторов, но также верность «истинному пониманию христианства» (архиепископ Феофан (Быстрое), ректор Санкт–Петербургской духовной академии), «православный взгляд» (профессор Бронзов)[431]431
Журналы Совета Санкт–Петербургской духовной академии за 1905/1906 г. С. 151–153.
[Закрыть] и «устойчивость на твердой почве беспристрастности, основательности и правоверия» (профессор Муретов)5.
Профессор М. Д. Муретов в статье «Новый Завет как предмет православно–богословского изучения», представляющей, по его собственному замечанию[432]432
См.: Муретов М. Д., проф. Новый Завет как предмет православно–богословского изучения // Сб. в память столетия Московской духовной акад. 4. 2. Сергиев Посад, 1915. С. 666.
[Закрыть], изложение содержания его курсов по Священному Писанию Нового Завета, говорит: «Главным предметом евангельского благовестил служит спасение людей как преимущественно дело Божественной любви. Бог открывается здесь как любовь или как Отец, рождающий Сына и посылающий Его в мир по любви к нему для спасения его (см.: Ин 3, 16—17)»[433]433
Там же. С. 629.
[Закрыть].
«В основе понятия (спасения) лежит представление о целении (приведении в цельность) или оздоровлении раздвоенного или больного человека (аак; – цельный, здоровый, acorripta – целение, оздоровление), для того чтобы он мог достигать на земле будущего совершенства или своего идеала в вечной жизни»[434]434
Там же. С. 618.
[Закрыть]. «Таким образом, спасение состоит в сообщении человеку безгрешности и цельности пред судом как Бога, так и самого человека»[435]435
Там же. С. 619.
[Закрыть].
Во всей работе даже не упоминается о таких понятиях, как удовлетворение правде Божией и заслуги. В отношении «юридического» понимания искупления у автора находится только следующее замечание: «Некоторые писатели по вопросам богословским, смешивая ясно и непререкаемо данное в Новом Завете учение о богословском значении Голгофской жертвы и недостаточно уразумевая идеологию жертвы, по богословскому недомыслию каким‑то образом ухитряются отождествлять, или хотя бы соединять, с этой идеологией так называемую «юридическую» теорию оправдания, превращающую спасение человека из внутреннего духовно–телесного перерождения человека душевно–плотяного, по образу перстного Адама, в духовно–небесного, по образу Спасителя–Богочеловека, – во внешне–юридическое сложение греха со счетов Божественного правосудия и освобождение от наказания за грех»[436]436
Там же. С. 614, примеч. В настоящем обзоре не могут быть рассмотрены все специальные работы по экзегетике Нового Завета. Может быть упомянута еще статья Г. Лобова «Искупительное значение жертвы Христовой по Посланию ап. Павла к Евреям» (Вера и разум. 1913. N° 5. С. 341–355). В ней использованы труды проф. Мышцына, Глубоковского, Светлова, Несмелова. Ее выводы совпадают со взглядами Светлова об объективной и субъективной сторонах искупления.
[Закрыть].
3. УЧЕНИЕ ОБ ИСКУПЛЕНИИ У СВЯТЫХ ОТЦОВ
Противоречие «юридического» понимания искупления святоотеческому было главным основанием для его отрицания и критики. Но сторонники «юридического» понимания держались мнения противоположного и в подтверждение его приводили большое количество цитат из святоотеческих творений. Не только цитаты из одних и тех же отцов приводились в обоснование противоположных взглядов, но даже одни и те же места понимались неодинаково. Конечно, нельзя думать, будто мысли отцов настолько неясны, что нуждаются в специальном комментарии (и отдельные цитаты подтверждают, что та или иная мысль у отцов имеется), но для того чтобы правильно понять учение отцов в его существенном единстве, выражающем церковное Предание, и во многообразии частных мнений и случайных высказываний требуется систематическое изучение святоотеческих творений.
К сожалению, до настоящего времени удовлетворительной истории догмата искупления в его святоотеческом понимании не имеется[437]437
Труд этот настолько обширен, что выполнение его потребовало бы создания ряда специальных монографий. Началом серии таких трудов могла бы явиться прекрасная статья проф. Казанской духовной академии Л. И. Писарева «О спасении по учению мужей апостольских» (Православный собеседник. 1914. № 10), вошедшая в его «Очерки из истории христианского вероучения патристического периода» (Т. 1. Казань, 1915).
[Закрыть].
Об этом можно заключить по двум попыткам, относящимся к изучаемому периоду.
Изложение «святоотеческого учения об искуплении» составляет часть диссертации протоиерея Светлова «Крест Христов»[438]438
Светлов П. Я., прот. Крест Христов. Изд. 2–е. Киев, 1907. С. 105–257.
[Закрыть]. Несмотря на то что автор ограничивается сравнительно небольшим количеством отцовдогматистов (кончая святым Иоанном Дамаскиным) и пользуется пособиями, воззрения отцов изложены им неполно, схематично и со значительными искажениями их мысли[439]439
Излагая учение святителей Василия Великого, Кирилла Иерусалимского и прп. Иоанна Дамаскина, автор употребляет термин «удовлетворение» (см.: Там же. С. 198, 228, 250), тогда как ни в приведенных им ссылках, ни вообще у этих отцов термина «удовлетворение» не имеется.
[Закрыть].
Но не так важны эти ошибки и даже то, что сам автор допустил отмеченное ранее противоречие собственным выводам, более важны эти сделанные им выводы: «Святоотеческое учение об искуплении противостоит «юридической» богословской системе как противоположная ей система сотериологических идей»[440]440
Светлов П. Я., прот. Крест Христов. С. 255. См. также приведенные в гл. I настоящего исследования цитаты со с. 110 и 217 указ. соч.
[Закрыть].
Большое сходство с этой частью работы протоиерея Светлова представляет труд священника Орфанитского по истории догмата искупления[441]441
Орфанитский И., свящ. Историческое изложение догмата об искупительной жертве Господа нашего Иисуса Христа: Дис. магистра богословия. М., 1904. (Защита состоялась в Московской духовной академии 20 янв. 1905 г.).
[Закрыть].
Хотя автору и была присуждена степень магистра богословия, о его труде было высказано немало критических замечаний в официальных отзывах и во время самого диспута; профессор Светлов обвинял автора в прямом заимствовании из своего труда[442]442
См.: Светлов П. Я., прот. Крест Христов. Прил.: Страница из истории догмата искупления в русском богословии. С. 540—553.
[Закрыть] и др.
Но значение и этого исследования, как и труда Светлова, не в том, что автор не охватил полностью всех отцов, писавших об искуплении[443]443
Орфанитский ограничился тем же узким кругом отцов–догматистов до прп. Иоанна Дамаскина, не включив в свои исследования даже св. Максима Исповедника, и «изложил преимущественно то, что случайно было ему наиболее известно» (из отзыва проф. А. Беляева // Богословский вестник. 1905. N° 3. С. 332).
[Закрыть], и допустил ряд других ошибок, которые отмечались его рецензентами: отсутствие собственных положительных воззрений на искупление, а отсюда противоречия, неправильная классификация и другое[444]444
Обосновывая, например, допустимость заимствований из протестантской догматики общностью догмата искупления во всех христианских исповеданиях, автор замечает: «С этой точки зрения Феофан (Прокопович) был бы прав даже и в том случае, если бы он главу об искуплении из протестантской догматики прямо переписал в систему православного богословия» (Орфанитский И., свящ. Историческое изложение догмата… С. 197).
[Закрыть]. Автор, как и протоиерей Светлов, сам не мог полностью освободиться от «юридических» представлений в учении об искуплении[445]445
Например, «правда Божия, по мысли святых отцов, охотно поступилась бы своими правами, не требуя себе умилостивления, если бы оно для нашей же пользы и для нашего сохранения не было необходимо» (Он же. Историческое изложение догмата… Примеч. на с. 150). Из рассуждений автора нельзя установить, в чем состоит сущность «юридического» понимания искупления, настолько часто сам он употребляет те же «юридические» понятия и выражения.
[Закрыть].
Но важно то, что после в меру своих сил «тщательного» изучения (отзыв профессора В. Соколова на диспуте) творений святых отцов автор в основу своего понимания искупления полагает известную мысль святого Григория Богослова о «домостроительном» значении страданий Христовых и противополагает ее «юридическому» пониманию[446]446
Орфанитский И., свящ. Речь перед защитой диссертации // Богословский вестник. 1905. №3. С. 569–570.
[Закрыть].
А это дало ему возможность сделать ряд ценных замечаний. Орфанитский правильно отметил разницу в исходных точках рассуждений восточных и западных богословов: «Отцы и учители древней Церкви, – говорит он, – брали за исходную точку для своих рассуждений о необходимости, смысле и значении искупительной жертвы Христовой мысль не о грехе как о вине падшего человека пред Богом, а о печальных последствиях греха как о наказании за вину[447]447
Но само понятие наказания автором не раскрывается.
[Закрыть], тогда как Ансельм и следовавшие ему богословы в данном случае поступали как раз наоборот: они брали за исходную точку своих рассуждений об упомянутом предмете мысль о грехе человека как вине пред Богом, а уже потом переходили к мысли о печальном положении падшего человека как о наказании его за греховную вину его»[448]448
Орфанитский И., свящ. Историческое изложение догмата… С. 150.
[Закрыть].
Также правильно заметил автор тенденциозность западных исследователей истории догмата искупления, изучающих его только как учение об удовлетворении и, не находя у отцов Церкви этого учения, заключающих о недостаточном раскрытии догмата искупления в их творениях. К сожалению, эта мысль часто высказывалась и в русской богословской литературе[449]449
См.: Он же. Речь на диспуте // Богословский вестник. 1905. № 3. С. 574—575.
[Закрыть].
Наконец, отметив начавшийся еще в XIX веке постепенный отход русского богословия от схоластического[450]450
См.: Он же. Историческое изложение догмата… С. 206–207.
[Закрыть], Орфанитский так определяет основную мысль своей работы: «…в наших русских православных системах догматического богословия учение об искупительной жертве Христовой заимствовано из систем западного богословия, а основной взгляд на искупительную жертву Христову у западных богословов заимствован ими у схоластика XI века Ансельма, архиепископа Кентерберийского; а учение об искуплении Ансельма не вполне тождественно с учением о том же догмате отцов и учителей древней Церкви»[451]451
Орфанитский И., свящ. Речь на диспуте. С. 578.
[Закрыть].
Отмеченное в книгах протоиерея П. Светлова и священника И. Орфанитского различие между восточным святоотеческим и западным богословием в понимании искупления[452]452
Сходное исследование и те же выводы в отношении святоотеческого и западно го учения об искуплении имеются также и в труде проф. П. Пономарева «О спасении» (см. об этом ниже, в гл. IV).
[Закрыть], – различие это, а не легкомысленно повторяемое ранее утверждение об отсутствии у святых отцов полного изложения этого учения следует признать выводом, принятым русской богословской наукой.
Во всех трудах, посвященных исследованию святоотеческого богословия, это так или иначе отмечается[453]453
См., например: Писарев Л. И., проф. О спасении по учению мужей апостольских (Православный собеседник. 1914. N9 10). В вышеназванной статье проф. Писарев замечает: «С понятием об искуплении (Хитрсосц) мы встречаемся у всех мужей апостольских; причем везде в данном случае оттеняется одна общая мысль об освобождении и избавлении от греха и его последствий» (С. 360); «характерно у мужей апостольских то, что у них совершенно не оттеняется мысль о «юридическом» значении акта искупления; так что и самый акт мыслится как простое избавление и освобождение, следовательно, представляется актом чисто морального значения» (Там же. С. 361).
Выраженное святыми отцами «специально–восточное учение об искуплении как обожении и уврачевании человеческого естества (возведении его в прежнее идеальное состояние) составляет прямое преимущество его пред западной внешне юридической идеей удовлетворения» (см.: Епифанович С. Л. Преподобный Максим и византийское богословие. Киев, 1915. С. 125). Мнение это признается в настоящее время и представителями науки инославной. К. Холл в исследовании о преподобном Симеоне Новом Богослове (Enthusiasmus und Bussgewalt beim Grechischen Monchtum. 1898) замечает, что идеи удовлетворения нет в восточном богословии. При замене в переводах XIII и XIV веков термина satisfactio через 1кауотсо1Г|сц: die Idee dass satisfactio cine Genugtuung gegentiber Gott ist vollig zu Boden gefallen (S. 147). А этим термином передано слово «удовлетворение» и при переводе «Пространного катехизиса» и «Руководства» митрополита Макария на греческий язык.
[Закрыть].
4. ЗАПАДНОЕ ПОНИМАНИЕ ИСКУПЛЕНИЯ И ЕГО ПРОНИКНОВЕНИЕ В РУССКОЕ БОГОСЛОВИЕ
К имени Анседьма Кентерберийского вынуждены постоянно обращаться исследователи, изучающие историю догмата искупления.
«Историческая судьба Ансельмовой теории замечательна, ее основной тезис об искуплении как удовлетворении правде Божией смертью Иисуса Христа нашел себе место в богословских системах разных исповеданий: римо–католичества, лютеранства и Православия»[454]454
Пономарев П., проф. О спасении. Казань, 1917. С. 143.
[Закрыть].
И до настоящего времени его труд «Cur Deus homo?» остается для католического учения главным оплотом (le principal boulevard)[455]455
Riviere У. Redemption // Diet. De Theologie Catholique. Т. XIII. P. 1937. C. 1943.
[Закрыть].
В русской же богословской литературе оценки его системы неодинаковы.
Высоко оценивавший ее профессор М. Скабадданович полагает, что «только малая доступность для наших богословов сочинений Ансельма делает возможными те обидные для него суждения, которые смело высказываются о нем явно не читавшими его»[456]456
Скабалланович М., проф. Отзыв о сочинении студента В. Романовича//Журнал Совета Киевской духовной академии за 1909–1910 г. С. 525. В «Учебно–богословских и проповеднических опытах студентов Киевской духовной академии» (Вып. 8. Киев, 1911) напечатан перевод трактата Ансельма Кентерберийского «Почему Бог стал человеком».
[Закрыть].
Тем более важно и своевременно было изучение этой системы по первоисточникам.
«Лишь более или менее детальное рассмотрение сотериологических воззрений восточных и западных писателей в их исторической перспективе и в связи с общим богословским мировоззрением этих писателей может дать богослову–систематику твердую почву для раскрытия тезиса об отличительных особенностях православно–восточной и западной сотериологии и предохранить его от односторонних суждений и обобщений в этой области», – говорит профессор А. П. Орлов. Он предполагал создать ряд специальных исследований по сотериологии западных средневековых богословов, но успел окончить только два: об Ансельме Кентерберийском и о Петре Абеляре[457]457
Орлов А. П., проф. Сотериология Ансельма Кентерберийского // Сб. статей в память столетия Императорской Московской духовной акад. Сергиев Посад, 1915; Он же. Сотериология Петра Абеляра // Богословский вестник. 1916– 1917.
А. П. Орлов – магистр богословия, проф. Московской духовной академии по кафедре истории западных исповеданий, с 1917 г. – протоиерей и избранный ректор академии.
[Закрыть].
Ансельм Кентерберийский первый поставил дилемму: Necesse est, ut omne peccatum aut satisfactio aut poena sequatur, и его теория является прототипом всякого «юридического» истолкования догмата искупления, где центральной идеей представляется понятие об удовлетворении правде Божией крестной смертью Богочеловека. Поэтому нет необходимости в ее изложении[458]458
В статье проф. Орлова дается детальное ее изложение.
[Закрыть]. Более важно суждение о происхождении и источниках этой теории, о чем высказывались в западной литературе разнообразные предположения – устанавливалась даже зависимость его системы от правовых воззрений варварских германских народов. «Весьма важное значение для историко–богословской характеристики сотериологических воззрений Ансельма имеет тот научно установленный факт, что Ансельм не знал греческого языка и что поэтому не может быть и речи о каком‑либо влиянии восточного богословия на его сотериологию, которая является, таким образом, типичным выражением именно западной богословской мысли XI века»[459]459
Орлов А. П., проф. Сотериология Ансельма Кентерберийского. С. 89–90.
[Закрыть].
Но «резкое противоположение взглядов Ансельма раннейшей богословской традиции не представляется основательным, поскольку почти все те элементы (понятия), из каких слагается сатисфакционная теория искупления, уже имелись в западной церковно–богословской жизни предшествовавшего ей времени[460]460
Свящ. И. Орфанитский делает несколько упрощенное заключение: «И вот Ансельм при построении своей теории искупления термин заимствовал от Тертуллиана, Илария и Амвросия, а смысл для этого термина – от Августина, и то, что у Августина было еще в зачаточном состоянии, он развил вполне и довел до крайности – и вот истинная история происхождения ансельмовской теории искупления» (Орфанитский Исвящ. Историческое изложение догмата… С. 148).
[Закрыть], однако Ансельм по праву называется отцом ее, так как он первый связал ее отрывочные элементы в стройную и законченную систему, которая составила собою эпоху в истории западной сотериологии и в своих существенных чертах до сих пор господствует в католическом богословии»[461]461
Орлов А. П., проф. Сотериология Ансельма Кентерберийского. С. 90—94.
[Закрыть].
Сотериодогической теории Анседьма часто, хотя и не всегда справедливо, противопоставляется «нравственнопсихологическая» теория его ученика Петра Абеляра, отдельные тезисы которой были осуждены на Соборе в Сане в 1141 году[462]462
См.: Богословский вестник. 1917. № 1. С. 89.
[Закрыть].
Для установления времени происхождения «юридической» сотериологии важно не то, что взгляды Абеляра были отвергнуты, но то, что еще в XII веке на Западе могли иметь место сотериологические споры. Только с этого времени учение о сатисфакции как сущности искупления становится твердо установленным учением Западной Церкви[463]463
«Привлеченные к пересмотру догмата об искуплении оригинальным абеля–ровским опытом освещения его преимущественно на нравственно–психологической основе, представители католической ортодоксии, в лице Гвиллельма и Бернарда, поддержанные и авторитетом папского престола, твердо установили в схоластическом богословском сознании идею, что центральным ядром этого догмата является объективно–искупительная, или сатисфакционная, заслуга Христа, а все другие черты его могут иметь лишь второстепенное значение и ни в каком случае не должны затемнять отмеченного ею центрального содержания» (Богословский вестник. 1917. № 1. С. 111).
[Закрыть].
Таким образом, эта система, выработанная на Западе в сравнительно поздний период, уже после разделения Церквей, и являясь «типическим выражением именно западного, католического религиозного гения»[464]464
Орлов Л. П., проф. Сотериология Ансельма Кентерберийского. С. 5.
[Закрыть], не может быть выражением древнего учения Вселенской Церкви.
Попытка установления пути, по которому эта западная «юридическая» теория проникла в богословские системы Русской Церкви, имеется в книге иеромонаха Тарасия (Курганского)[465]465
Тарасий (Курганский), иером. Великороссийское и малороссийское богословие XVI‑XVII вв. СПб., 1903. Автор – кандидат богословия Казанской духовной академии выпуска 1901 г. Его труд – кандидатская работа, написанная под руководством митрополита Антония (Храповицкого), в то время ректора академии, который дал ей высокую оценку.
Выводы иеромонаха Тарасия вполне совпадают с другими, более капитальными исследованиями, например: Харлампович КВ., проф. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Казань, 1914; Каптерев Н. Ф., проф. Характер отношений России к Православному Востоку в XVI и XVII столетиях. Изд. 2–е. Сергиев Посад, 1914 (гл. 10: Упадок значения греков на Руси после церковной реформы Никона и окончательное утверждение у нас в конце XVII и в начале XVIII века западного влияния), и др. Начало этим исследованиям было положено известной диссертацией Ю. Самарина «Стефан Яворский и Феофан Прокопович».
[Закрыть].
Тарасий устанавливает, что еще в XVI веке направление русской богословской мысли значительно отличалось от того, которое она приняла в последующее время.
«Перелом в древнерусском богословии»[466]466
Под таким названием вышло второе издание этой книги. См.: Тарасий (Курганский), иером. Перелом в древнерусском богословии. Изд. 2–е. Варшава, 1927.
[Закрыть] происходит в XVII веке и состоит в прямом заимствовании у Запада готовых систем и методов богословствования.
Анализируя творения Иосифа Волоцкого, Зиновия Отенского и Максима Грека – московских богословов XVI века, автор заключает не только о соответствии содержания святоотеческим творениям, но и о их полном проникновении духом древнецерковного Предания. Как он выразился, не в одних творениях отцов, но и в богослужении и аскетическом делании «наше богословие в XVI веке носило строго созерцательный характер»[467]467
Тарасий (Курганский), иером. Великороссийское… С. 12.
[Закрыть].
Иначе характеризует он богословие киевское: утратив в силу ряда исторических условий «источник собственного учительства, западнорусские иерархи решили бороться с ересью (католичеством) ее же оружием, решили усвоить латинское богословие, откинув, разумеется, все вероисповедные особенности, указанные приснопамятным обличителем Запада блаженным вселенским патриархом Фотием. Таким образом, рационалистическая схоластика была пересажена на западнорусскую почву и легла в основу богословской науки, потому что великий патриарх Фотий не имел случая и побуждения осуждать самую схоластику и писать что‑либо об источниках и способах церковного ведения»[468]468
Тарасий (Курганский), иером. Великороссийское… С. 36—37.
[Закрыть].
По этой заимствованной с Запада системе были написаны «замечательные произведения»: «Большой катехизис» Лаврентия Зизания и «Православное исповедание» Петра Могилы.
Это было началом: с этого времени системы западного богословия все глубже и глубже проникали в Россию и с XVII века до настоящего времени остаются «господствующими» в русском «школьном» богословии.
«Если святоотеческое направление не исчезло в России совсем, то оно всегда представляло что‑то совсем отдельное от богословской науки. Оно проявлялось главным образом в устной проповеди, частной переписке и даже частных беседах наших наиболее просвещенных духовно иерархов»[469]469
Там же. С. 2.
[Закрыть].
Эти свои основные мысли иеромонах Тарасий доказывает, сравнивая учение о воплощении, искуплении и Таинствах у московских богословов XVI века и киевских XVII века.
В отношении изложения догмата искупления автор устанавливает, что в творениях московских богословов XVI века, как и у восточных отцов, нет понятия удовлетворения правде Божией как сущности искупления и других признаков «юридического» понимания догмата.
Проникновение его в русское богословие в последующий период вызывается прямым заимствованием его из готовых догматических систем Запада: «В XVII столетии оно перешло через творения киевских богословов в русскую богословскую науку»[470]470
Там же. С. 101. Пользуясь при изложении святоотеческого учения об искуплении творениями свт. Григория Нисского, блж. Феодорита и прп. Иоанна Дамаскина и противополагая его схоластическому учению Запада, автор замечает: «Хотя святым отцам были, конечно, известны слова апостола о священничестве и жертве Христа, но ни один из них не строит теории освобождения человека от греха через жертву Богу Отцу… Грубый буквализм схоластики не допускал сравнительных образов, и понятия жертвы и удовлетворения получили силу неизменности и безусловности. Человеческая ограниченность перешла в область Божества, и на этих основах построена вся система нашего спасения» (Там же. С. 100—101).
Особенностью понимания автора является признание условности за всеми человеческими сравнительными наименованиями, которые употреблены в Слове Божием для обозначения Иисуса Христа и Его подвига («Жених», «Жертва», «Спаситель», «Искупитель», «Пастырь» и др.) (см.: Там же. С. 54– 55). «Нам кажется, – говорит он, – что самая важная ошибка, которую легко допустить при истолковании нашего освобождения от греха, состоит в принятии сравнительных образов за абсолютное выражение истины» (Там же. С. 82).
Непосредственный ученик митрополита Антония (Храповицкого), иеромонах Тарасий, во многом выражает взгляды своего учителя: он употребляет, например, характерное для последнего понятие «о сострадающей любви Христовой» (см.: Там же. С. 96).
[Закрыть].
«Основные мысли, выраженные иеромонахом Тарасием в его исследовании, если не вполне, то в значительной мере приложимы и к современному «школьному» богословию – в этом состоит своевременное значение его работы»[471]471
Никольский П. Письма о русском богословии. С. 64.
[Закрыть], а также и причина того, что в настоящее время, спустя сорок лет после выхода этой книги и смерти автора, ее подверг суровой критике преосвященный Серафим (Соболев) в своем исследовании[472]472
См.: Серафим (Соболев), архиеп. Искажение православной истины в русской богословской мысли. София, 1943.
[Закрыть].
Но сама работа иеромонаха Тарасия, «школьная» по своему характеру, как кандидатское сочинение, представляет собой только «сжатый конспект громадного исследования»[473]473
Никольский П. Письма о русском богословии. С. 49.
[Закрыть], в котором неизбежны отдельные неясные и даже неудачные выражения, незаконченность мысли, необоснованность некоторых положений и другие недостатки.
Их умело использовал архиепископ Серафим для того, чтобы обнаружить «зловредные мысли» и назвать иеромонаха Тарасия «модернистом», а взгляды его «еретическими и нелепыми» (в отношении мнения о числе Таинств, недостаточности человеческого слова для выражения Божественной истины и др.)[474]474
См.: Серафим (Соболев), архиеп. Искажение православной истины… С. 267, 289 и др. Можно повторить, что отдельные неясные и неудачные выражения в книге иеромонаха Тарасия, конечно, имеются, но все же такой отзыв о ней не является справедливым. Для того чтобы произнести приговор, следовало бы установить, не является ли то или иное выражение случайным в системе автора и понимает ли он его в «еретическом» смысле или же вкладывает в них православный смысл. Нам кажется, что сам Тарасий не вкладывал того смысла, какой находит в них преосвященный критик.
[Закрыть].
Но даже если и признать обоснованными эти замечания, они не могут устранить вполне доказанного вывода из книги иеромонаха Тарасия, наиболее интересного для настоящего исследования, о том, что понятие удовлетворения Божественного правосудия как сущности искупления проникло в русскую богословскую литературу с Запада только в XVII веке.
