Текст книги "Догмат искупления в русской богословской науке"
Автор книги: Петр Протоиерей (Гнедич)
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Догмат искупления в русской богословской науке
ПРЕДИСЛОВИЕ НАУЧНОГО РЕДАКТОРА
Протоиерей Петр Викторович Гнедич происходил из известной дворянской фамилии Гнедичей, давшей русской литературе знаменитого поэта и переводчика «Илиады» Н. И. Гнедича и писателя П. П. Гнедича (автора «Истории искусств»).
Петр Викторович родился в семье юриста в 1904 году, он получил высшее гуманитарное образование, работал в научных библиотеках, затем по непростым обстоятельствам времени перешел на экономическую работу.
Петр Викторович был одним из первых учеников возрожденных Московских духовных школ. В 1946 году он поступил в Московскую духовную академию, которую успешно закончил в 1949 году со степенью кандидата богословия.
Его кандидатская работа стала началом многолетнего труда, итог которого представлен в настоящем издании. Она была посвящена обзору русской богословской литературы о догмате искупления и получила весьма высокую оценку тогдашнего профессора догматического богословия протоиерея С. Савинского. В год окончания духовной школы Петр Викторович был рукоположен в сан пресвитера архиепископом Ташкентским и Среднеазиатским Гурием (Степановым) и проходил пастырское служение в пределах Ташкентской епархии, в кафедральном соборе города Ташкента.
С 1950 по 1955 год, по приглашению митрополита Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова), известного сподвижника Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского) и одного из главных тружеников возрождения духовного образования в послевоенные годы, священник Петр Гнедич работал в Ленинградской духовной академии сначала как сотрудник ее библиотеки, затем как преподаватель, доцент по кафедре догматического богословия и по кафедре гомилетики. Труды в духовной школе священник Петр Гнедич сочетал с пастырским служением в известной Троицкой (именуемой «Кулич и Пасха») церкви в Ленинграде. В 1955 году, не без давления властей предержащих, был вынужден полностью перейти на приходское служение.
В эти годы священник Петр Гнедич интенсивно занимается богословскими, проповедническими трудами, продолжает работу над темой «догмат искупления», много публикуется в «Журнале Московской Патриархии». Назовем здесь хотя бы такие его статьи, как: «Мысль об искуплении в проповедях митрополита Филарета» (ЖМП. 1954, № 4); «Усвоение догматических действий человеческим сознанием» (Там же. 1956, № 6); «Святитель и подвижник епископ Игнатий Брянчанинов» (Там же. 1958, № 1); «Тайна Боговоплощения» (Там же. 1959, №4); «О православном понимании Предания» (Там же. 1963, № 3). В июне 1962 года протоиерей Петр Гнедич защитил в Московской духовной академии диссертацию «Догмат искупления в русской богословской науке последнего пятидесятилетия (1893—1944)». По результатам защиты был утвержден Святейшим Патриархом Алексием I (Симанским) в степени магистра богословия и приглашен в Московскую духовную академию, с получением звания профессора, для чтения курса лекций по патрологии и византологии.
К сожалению, преподавание протоиерея Петра в Московских духовных школах оказалось очень непродолжительным, хотя оно и запомнилось как глубиной изложения материала, так и блестящим проповедничеством. Протоиерей Петр умел произносить проповеди очень сжато, в течение нескольких минут, но за это время приводил слушающих в состояние глубокого сопереживания и искреннего волнения. Перед началом нового учебного года профессор протоиерей Петр Гнедич отправился в Ленинград, с тем чтобы перевезти свою библиотеку в Загорск, ныне Сергиев Посад, где он предполагал постоянно жить при МДА. Но человек предполагает, а Бог располагает – во время этой поездки Господь призвал к Себе Своего верного служителя, и на праздник Преображения отец Петр скончался.
Публикуемый ниже главный богословский труд славного труженика отечественного духовного образования посвящен теме искупления, важнейшей в православном богословии. Напомним, что само понятие «спасение» имеет две стороны: объективную и субъективную. Объективная сторона – всё то, что сделано ради нашего спасения Богом, что не зависит от нашей воли, что является для нас Его даром, потому что мы сами не смогли бы этого сделать при всем нашем желании. Субъективная сторона – это те усилия, которые нам необходимо приложить, чтобы воспользоваться этим даром, воспринять его, усвоить его. Учение об искуплении – это учение об объективной стороне спасения, о том, что сделано нашего ради спасения Богом–Искупителем. Фундаментальный труд протоиерея Петра Гнедича показывает, что единого учения об искуплении нет, по крайней мере в русском православном богословии, в отличие от большинства других разделов догматики. Например, учение о воплощении, учение о Троице почти во всех догматических системах, во всех учебниках догматического богословия излагаются тождественно – могут быть различные оттенки, но, как правило, существенных отличий нет. В отношении же учения об искуплении такого единомыслия нет. Разные авторы, и равно серьезные авторы, понимают и учат об искуплении весьма различным образом, существует несколько различных «теорий», ни одна из которых не может претендовать на то, чтобы быть до конца официальной, единственной претендующей на окончательное выражение церковной истины.
Автор предлагаемого вашему вниманию труда предпринял чрезвычайно важную попытку изучения и систематизации отечественной богословской литературы, посвященной догмату искупления, причем важно отметить, что он удержался от того, чтобы создать еще один опыт истолкования догмата искупления, не ставил своей целью априорную критику уже существующих теорий. Его задача была скромнее, но и достойней, и плодотворней: собрать и систематизировать имеющуюся русскую богословскую литературу по указанной теме и постараться подвести итоги тем усилиям русской богословской науки последних веков, которые могли бы быть использованы современными отечественными и зарубежными православными богословами. При этом автор исходит из убеждения, «что развитие русской богословской науки не закончено и что оно должно направляться по пути, указанному церковной традицией и богословием святоотеческим».
По прошествии полувека со времени написания и почти полувека со времени защиты диссертации протоиерея Петра Гнедича можно сказать, что отсутствие публикаций этого труда на сегодня оставалось едва ли не самой заметной лакуной, изъяном в полноценном приобщении к русской богословской традиции, а по актуальности, по охвату материала, по объему (более 500 машинописных страниц плюс 158 страниц приложения[1]1
Приложение не вошло в настоящее издание. – Ред.
[Закрыть]) книга протоиерея Петра Гнедича представляет собой явление исключительное. Она отчетливо доказывает, что традиция богословской мысли в самые трудные десятилетия XX века поддерживалась не только в русском зарубежье, но и в стенах отечественной духовной школы. Наряду с работами Н. Д. Успенского, архиепископа Михаила (Чуба), протоиерея Ливерия Воронова, протоиерея Виталия Борового, книга протоиерея Петра Гнедича свидетельствует о том, какой меры глубины и верности святоотеческому Преданию достигала отечественная богословская мысль, несмотря на все препоны к ее развитию со стороны властей предержащих.
Автор рассматривает в своем труде учение Священного Писания и церковного Предания об искуплении и дает систематическое изложение учения об искуплении с конца XIX столетия до 1918 года и с 1918 года по 1944 год, касается систем таких православных богословов, как архиепископ Гурий (Степанов), митрополит Антоний (Храповицкий), протоиерей Сергий Булгаков, профессор Н. Н. Глубоковский, протоиерей Георгий Флоровский, В. Н. Аосский, и многих других. Кроме того, важно обратить внимание на методологию труда протоиерея Петра Гнедича. Касаясь учения важного, актуального, богословски глубочайшего, автор умеет отнестись с уважением как к богословам, мнение которых он разделяет, которые ему близки, так и к тем, точки зрения которых, в полной мере или в значительной части, он не считает правильными. Нигде мы не увидим в оценках протоиерея Петра Гнедича попыток навешивания ярлыков, именования тех или иных точек зрения еретическими, стремления здесь и сейчас расставить всех по окончательной шкале истинности. Уважение к богословскому труду своих предшественников, желание не обличить и не опровергнуть, но во всей своей богословской мысли увидеть и отразить стремление к выявлению церковной истины Священного Предания – вот главная нить труда протоиерея Петра Гнедича, вот та методология, которая так актуальна и которой, решимся сказать, так не хватает современным авторам, пишущим на богословские темы. Публикуя труд нашего великого предшественника, надеемся, что и в этом отношении диссертация протоиерея Петра Гнедича явится очень важным мерилом, по которому многие современные молодые авторы смогут проверять не только букву, но и дух своих богословских сочинений.
В заключение скажем, что публикация была осуществлена по машинописному тексту диссертации профессора протоиерея Петра Гнедича, сохраняющемуся в библиотеке Московской духовной академии, тексту, который полностью идентичен экземпляру Ленинградской духовной академии. К сожалению, в некоторых публикациях последнего времени цитаты из этой работы не вполне соответствуют источникам, которые использовались для подготовки настоящего издания.
Опубликованные воспоминания о протоиерее Петре Гнедиче пока не очень многочисленны, больше мы знаем о нем из устных рассказов наших старших преподавателей и маститых московских священнослужителей. Для того чтобы читатель предлагаемого труда теплее мог представить себе нравственный облик служителя Церкви Христовой и богослова минувшего XX столетия, протоиерея Петра Гнедича, позволю себе вспомнить рассказ приснопамятной игумении Серафимы, внучки священномученика митрополита Серафима (Чичагова), в миру – Варвары Васильевны Черной, доктора наук, известного ученого. Варвара Васильевна вспоминала, что в одном из своих писем с присущими ей твердостью и решительностью она написала в конце, обращаясь к протоиерею Петру Гнедичу: «Извольте молиться, батюшка!» В ответном письме, написанном мелким красивым каллиграфическим почерком, протоиерей Петр в конце сделал приписку: «Матушка, спасайтесь, пожалуйста!»
Воспримем слова автора предлагаемого труда как ключ к пониманию той книги, которую мы читаем.
Протоиерей Максим Козлов
ПРЕДИСЛОВИЕ
Ни один догмат не привлекал к себе столько внимания, не занимал так русскую богословскую мысль в последние десятилетия, как догмат искупления.
В этот период было подвергнуто критическому рассмотрению то его истолкование, которое ранее считалось общепринятым.
Разнообразие предложенных истолкований, неодинаковое решение глубочайших вопросов богословия, высказывание различных спорных мнений, содержательная полемика – все это создало обширнейшую литературу, до настоящего времени не систематизированную и не изученную.
Изучение же это является тем более необходимым, что при разнообразии высказанных взглядов было бы затруднительно указать, какое из этих истолкований следует считать принятым в русской богословской науке, какое из них следует излагать в духовной школе.
Поставив перед собой задачу исследования этой литературы, автор вполне сознает ответственность задачи вместе с трудностью ее разрешения. Но в начале нового периода в развитии русской богословской науки необходимо иметь отчетливое представление о направлении богословской мысли периода предшествующего по отношению к основным вопросам и проблемам православного богословия. А это было бы невозможно без ее специального изучения и анализа. Такие соображения и глубокий интерес к постижению тайны нашего спасения явились основанием для избрания автором соответствующей темы как для курсового сочинения, так и для предлагаемой диссертации.
Автор ставит своей целью не создать еще один опыт истолкования догмата искупления, а лишь уяснить содержание трудов предшествующего периода и указать на те результаты многолетних усилий русской богословской науки, которые должны быть использованы при ее последующем развитии.
Работа над предлагаемым исследованием слагалась из трех последовательных стадий, или процессов: составление библиографии темы – собрание или, вернее, отыскание всей литературы, относящейся к истолкованию догмата искупления; ее предварительное изучение и систематизация и, наконец, рассмотрение и анализ трудов, наиболее оригинальных и характерных для изучаемого периода.
Составленную библиографию литературы о догмате искупления, изданной до 1918 года, включая сюда также полемические статьи, отзывы, рецензии и обзоры, автор считает исчерпывающей[2]2
От его внимания могли ускользнуть только отдельные маловажные статьи в провинциальных изданиях, не оставившие следа, не оказавшие какого‑либо влияния на направление богословской науки.
[Закрыть].
Что же касается литературы второй половины изучаемого периода, то автор полагает, что им использованы все основные касающиеся догмата искупления произведения, но статьи и отзывы, помещенные в зарубежной периодической литературе, не могли быть ему доступны.
При систематизации рассматриваемых произведений, в самом плане настоящего исследования, автор стремился к объединению двух принципов – общности содержания и хронологии.
Рассмотрение произведений в строго хронологическом порядке обратило бы все исследование в собрание едва связанных между собою отдельных рецензий, тогда как игнорирование принципа хронологии повлекло бы к искажению исторической перспективы.
Таким образом, при известном соблюдении хронологического порядка, основой для систематизации было избрано отношение рассматриваемых произведений к «юридическому» истолкованию догмата искупления, тем более что отрицание этого понимания явилось признаком нового периода в изучении данного догмата и отношение это устанавливается самими авторами.
Помимо избрания принципа систематизации, не менее важно для внутреннего единства исследования установление метода анализа отдельных произведений.
Ограниченный тесными рамками своего исследования, автор должен был избрать такой метод выявления особенностей каждого произведения, который бы позволил сделать впоследствии ряд обобщений и выводов.
Это обстоятельство определило четкий план рассмотрения каждого произведения: 1) изложение его содержания, 2) определение отношения к «юридическому» истолкованию, 3) связи с другими опытами истолкования и церковной (святоотеческой) традицией и 4)выявление того учения о Боге и о человеке, которое в них заключается.
Особого разрешения потребовал вопрос об отношении вновь созданных опытов истолкования догмата искупления к подобным попыткам и идеям западного богословия.
В процессе составления исследования выявилась также необходимость обращения к истолкованию догмата искупления в предшествующем изучаемому периоде, чему посвящена первая глава, являющаяся вводной по отношению к основной теме диссертации.
Автор не имеет права судить о достоинстве своего произведения, так как обычно позднее других замечает его недостатки, свои ошибки и оплошности. Но, закончив настоящее исследование, он не может не сказать, что долговременный труд над его составлением обратил автора к внимательнейшему изучению основных вопросов православной догматики, дал возможность испытать и пережить минуты высокого духовного наслаждения при обращении к чистым источникам церковного вероучения.
Поэтому своим особым долгом автор считает высказать глубочайшую благодарность Высокопреосвященнейшему митрополиту Григорию (Чукову), приютившему автора и создавшему ему условия для окончания настоящего исследования.
Также обязан он поблагодарить всех оказавших ему содействие в его труде.
ВВЕДЕНИЕ
Учение об искуплении, или о Божием домостроительстве спасения человека (это последнее наименование чаще употребляется святыми отцами), составляет, по существу, все содержание новозаветного благовестия. В самом имени воплотившегося Сына Божия: Иисус – Спаситель (см.: Мф 1, 21) – оно находит свое наиболее краткое выражение.
Неизменное и постоянное верование Церкви в истину спасения человека воплотившимся Сыном Божиим в существе своем никогда, даже и в отколовшихся от Церкви, но сохранявших наименование христианских исповеданиях, не подвергалось сомнениям и отрицаниям.
Даже больше: в период догматических споров (III —VIII) всякая догматическая проблема рассматривалась отцами Церкви по отношению к этой основной христианской истине.
В этом смысле все богословие Православной Церкви можно называть сотериологичным[3]3
«Душа веры в спасении, душа богословия в учении о спасении» (Иларион (Троицкий), архим. Богословие и свобода Церкви // Богословский вестник 1915. № 18. С. 127). «Центральным отделом христианского богословия является учение о спасении или, частнее, об искуплении» (Скабалланович М., проф. Преосвященный Сильвестр как догматист // Сб. памяти преосв. Сильвестра. Киев, 1908. С. 57).
[Закрыть].
Догматически учение о совершении нашего спасения Единородным Сыном Божиим изложено во вселенском (никео–цареградском) Символе веры, где перечислены все спасительные «домостроительные» действия: от «спасения нашего главизны» воплощения и до «спасительного вознесения».
Но если спасение человека является плодом всего «воплощенного домостроительства», то крестная смерть Сына Божия занимает центральное место среди всех Его домостроительных действий («величайшее дело Его домостроительства – Его смерть за нас», – говорит святитель Симеон Фессалонитский[4]4
Писания святых отец и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православного богослужения. СПб., 1857. Т. 3. С. 40.
[Закрыть]), и потому сам догмат искупления понимается иногда как слово о Кресте (см.: 1 Кор 1, 17), учение о значении для нашего спасения страдания и смерти Сына Божия[5]5
О значении понятия «искупление» см.: Феофан (Говоров), еп. Толкование I– VIII глав Послания к Римлянам. М., 1890. С. 226, 228.
[Закрыть].
Приблизить истины откровения к человеческому пониманию стремилось христианское «любомудрие» с самого начала существования христианства. Но в разные периоды истории Церкви не только сами вопросы ставились неодинаково, но и на одинаковые вопросы, конечно, не затрагивающие откровенной сущности вероучения, давались различные ответы. Это особенно имело место в отношении истолкования догмата искупления и ответа на вопрос: почему крестная смерть Сына Божия была необходима для спасения мира? Объяснение причины этого можно найти в первых главах Первого послания апостола Павла к Коринфянам.
Средоточие христианской проповеди – «Христос распятый» – не познается человеческой мудростью, проповедь о Нем – для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие (1 Кор 1, 23). Но и самими «призванными» из сокровенных в Нем силы и премудрости (см.: 1 Кор 1, 24) раньше воспринимается сила.
«Иисус Христос принес нам прежде и главнее всего новую жизнь»[6]6
Сергий (Страгородский), архиеп. Православное учение о спасении. СПб., 1910. С. 6.
[Закрыть], и истина искупления составляет тайну этой жизни, а не мышления человеческого и воспринимается непосредственно верой[7]7
«Момент рационализации христианства для Православия бывает вторичным… для Православия христианство является не учением, а жизнью таинственного общения с Богом во Христе и благодатного обновления от Духа Святаго» (Глу–боковский Н. Н. Православие по его существу. СПб., 1914. С. 20). «Христос явился не удовлетворять любопытствующих, но спасать погибающих… А каким образом крестная смерть Христова исцеляет от греха и освобождает от гнева Божия: поди, узнай опытом» (Филарет (Дроздов), митр. Слова и речи: В 5 т. М., 1873—1885. Т. 3. С. 413).
[Закрыть]. Это непосредственное восприятие истины спасения, ощущение новой жизни (возрождение), ею вызываемой, и было явлением духа и силы (1 Кор 2, 4) апостольской проповеди о Христе распятом.
При ослаблении религиозной жизни по мере уменьшения восприятия силы проповеди растет восприятие ее соблазна и безумия (см.: 1 Кор 1, 23) и, естественно, являются попытки раскрытия заключенной в ней Божией премудрости (см.: 1 Кор 1, 24).
Но премудрость Божия, тайная и сокровенная (см.: 1 Кор 2, 7), доступна немногим и не принимается душевным человеком (см.: 1 Кор 2, 14). Поэтому такие попытки остаются в основном убедительными словами человеческой мудрости (см.: 1 Кор 2, 4) – они всегда определяются мировоззрением своего времени, ибо иначе не удовлетворяли бы современников и не достигали своей цели, поэтому же они скоро стареют и изменяются.
Но относительный характер не уменьшает их значения: их необходимость выясняется из постоянной в них потребности, и они принимаются Церковью как труд человеческой мысли, поставленной на службу Божественному откровению.
Святитель Григорий Богослов допускал некоторую свободу в «любомудрствовании» о Христовых страданиях. «Касательно этого, – говорит он, – и успеть в своих исследованиях небесполезно, и не получить успеха неопасно»[8]8
Сет. Григорий Богослов. Творения. Ч. 3. М., 1889. С. 11. Слово 27, о благословении – первое.
[Закрыть] при безусловном признании сущности догмата как исходной точки в богословствовании.
Но такие попытки истолкования догмата искупления, помимо своей практической (апологетической) ценности, могут иметь различную богословскую значимость, как более или менее раскрывающие сокровенную в догмате Божию премудрость.
Конечно, не иное что, как эта премудрость, составляет содержание Божественного откровения, но свойство ее таково, что доступна она только совершенным (см.: 1 Кор 2, 6), открывается от Духа Святаго имеющим ум Христов (1 Кор 2, 13, 16), то есть от человека требуется духовность (см.: 1 Кор 2, 15), чистота и подвиг, как необходимое условие истинного богословствования. Восприятие Божественной премудрости есть в существе своем ее созерцание. «От Духа Святого научаются… всякому разумению и познанию, и всякому слову премудрости и ведения таинственнейшего… и наипаче тайны домостроительства Его во спасение наше»[9]9
Св. Симеон Новый Богослов. Слова. Вып. 2. М., 1890. С. 83. Ср.: «Слово Божие, тайны Царствия Божия, спасительное учение и спасительные дела Христовы суть предметы Божественные: следственно, чтобы созерцать оные ясно и чисто, потребен человеку свет Божественный, свет Христов, свет Духа Святаго и отверзтие ума силою сего света» (Филарет (Дроздов), митр. Слова и речи. Т. 2. С. 192).
[Закрыть].
Поэтому так важны мысли и высказывания святых отцов, они обнаруживают глубочайшее постижение тайны искупления, бесконечно отличающееся от изменяющейся мудрости человеческой (см.: 1 Кор 2, 13).
Эти драгоценные святоотеческие указания для разумения смысла Священного Писания, при полной верности сформулированному догматическому учению, и должны быть положены в основание каждой попытки систематического изложения учения об искуплении, как и других догматов.
К концу XIX века в русском научном богословии большой авторитет имела догматическая система митрополита Макария (Булгакова), сокращенное изложение которой служило учебным руководством во всех семинариях. Изложенное в ней учение об искуплении оказалось тем общепринятым, «школьным» и «традиционным» пониманием, которое подверглось обсуждению в литературе рассматриваемого периода.
Основу этого понимания составляет такое понятие о Боге и Его свойствах, по которому свойства благости (или любви) и правды (или правосудия и справедливости) в Боге резко различаются и даже противополагаются. Также противополагаются и действия этих свойств, так как каждому свойству Божества приписывается «свойственное ему действие».
Грех человека «оскорбляет Бога», возбуждает действие Его правосудия, или «гнев», выражающийся во «вражде Бога к человеку», проклятии его Богом и в их следствии – наказании грешника, его каре.
«Три великие зла совершил человек, не устояв в первобытном завете с Богом: а) бесконечно оскорбил грехом своего бесконечно благого, но и бесконечно великого, беспредельно правосудного Создателя и через то подвергся вечному проклятию; б) заразил грехом все свое существо, созданное добрым, помрачил свой разум, извратил волю, исказил в себе образ Божий; в) произвел грехом гибельные для себя последствия в собственной природе и в природе внешней.
Следовательно, чтобы спасти человека от всех этих зол, чтобы воссоединить его с Богом и соделать снова блаженным, надлежало удовлетворить за грешника бесконечной правде Божией, оскорбленной его грехопадением. Не потому, чтобы Бог искал мщения, но потому, что никакое свойство Божие не может быть лишено свойственного ему действия. Без выполнения этого условия человек навсегда остался бы перед правосудием Божиим чадом гнева (см.: Еф 2, 3), чадом проклятия (см.: Гал 3, 10), и примирение, воссоединение Бога с человеком не могло бы даже начаться»[10]10
Макарий (Булгаков), митр. Православно–догматическое богословие. Изд. 4–е.
СПб., 1883. Т. 2. С. 10–11.
[Закрыть].
Таким образом, после оскорбления, нанесенного человеком Богу, в Самом Божестве не оказывается удовлетворения всех свойств: если грешник не получит возмездия – будет не удовлетворено правосудие, если грешник будет наказан – останется неудовлетворенной благость.
Только бесконечная премудрость, как свойство ума Божия, обретает «способ примирить в деле искупления человека вечную правду с вечной благостью, удовлетворить той и другой и спасти погибшего»[11]11
Там же. С. 15.
[Закрыть].
Удовлетворение благости состояло в прощении грешника, но «для удовлетворения правде Божией за грех человека требовалась столько же бесконечно великая умилостивительная жертва, сколько бесконечно оскорбление, причиненное человеком Богу, сколько бесконечна Сама вечная Правда»[12]12
Там же. С. 11.
[Закрыть].
Поэтому «вся тайна нашего искупления смертью Иисуса Христа состоит в том, что Он взамен нас уплатил Своею Кровию долг и вполне удовлетворил правде Божией за наши грехи, которого мы сами уплатить были не в состоянии. Иначе – взамен нас исполнил и потерпел все, что только требовалось для отпущения наших грехов»[13]13
Там же. С. 148.
[Закрыть].
Но «страдания и смерть нашего Спасителя имеют значение не только выкупа за нас и уплаты долга, но и значение величайших заслуг пред судом Вечной Правды, ради которых Бог вся нам дарствует (Рим 8, 32)»[14]14
Там же. С. 10–11.
[Закрыть], то есть два прочих, кроме оскорбления Бога, следствия греха: заражение грехом существа человека и гибельные последствия в природе – потребляются через эти заслуги.
И свое изложение митрополит Макарий заканчивает цитатой из «Пространного катехизиса»: «Его [Иисуса Христа] вольное страдание и крестная смерть за нас, будучи бесконечной цены и достоинства, как… Безгрешного и Богочеловека, есть и совершенное удовлетворение правосудию Божию, осудившему нас за грех на смерть, и безмерная заслуга, приобретшая Ему право без оскорбления правосудия подавать нам, грешным, прощение грехов и благодать для победы над грехом и смертью»[15]15
Цит. по: Там же. С. 154. (Ср.: Пространный христианский катехизис. М., 1895. С. 54.).
[Закрыть].
Смерти Христовой приписывается всё значение в искуплении: «Его воплощение и вся земная жизнь служили только приготовлением и как бы постепенным восхождением к этому великому жертвоприношению»[16]16
Макарий (Булгаков), митр. Православно–догматическое богословие. Т. 2. С. 139.
[Закрыть]. Само искупление признается явлением правды (а не любви), так как для удовлетворения правды потребовалось это жертвоприношение.
Термины, употребляемые в этом изложении: оскорбление и удовлетворение за него, заслуги и приобретение права, выкуп, долг и его уплата, цена – дали основание для наименования подобного истолкования «юридическим», или «юридической» теорией искупления.
Эти понятия казались отдельным исследователям выражающими сущность «юридического» понимания искупления. Но это недостаточно точно – понятия и термины более грубые могут заменяться другими, даже заимствованными из Священного Писания, и все же понимание искупления может остаться «юридическим».
Сущность его составляет вышеуказанное понятие о Боге и Его свойствах, противоположных и потому взаимно ограниченных[17]17
Создаются непостижимые противоречия и правовые отношения в Самом Боге, каждое свойство наделяется особыми «правами», которые не могут быть нарушены проявлением другого свойства.
[Закрыть], а вторым существенным признаком является признание необходимости особой жертвы, удовлетворения, умилостивления, оплаты, без чего Бог не может отпустить грех и спасти грешника.
В период, подлежащий рассмотрению в настоящем исследовании, вопросы сотериологии вызывали особенный интерес в русской богословской науке.
Различное понимание и истолкование догмата искупления оказалось поводом для высказывания противоположных мнений и выявления своеобразных систем богословствования. Полемика по поводу отдельных высказываний не закончилась даже со смертью их авторов. Некоторые вопросы только поставлены и не получили должного разрешения. Но главной особенностью этого нового периода явилось критическое отношение к изложенному выше «школьному», «юридическому» пониманию сущности искупления.
Лучшие представители русской богословской науки и религиозной мысли – выдающиеся богословы и иерархи Русской Церкви, профессоры академий и известные религиозные мыслители – как будто объединились в общем стремлении возможно глубже проникнуть в тайну нашего спасения и найти наиболее чистое ее изложение.
И каждый желающий в настоящее время изучать догмат искупления не должен пренебрегать трудом своих предшественников, чтобы не остаться одиноким, но войти в труд всех работников на единой ниве Единого Владыки.
