Текст книги "Догмат искупления в русской богословской науке"

5. ВАЖНОСТЬ ПРАВИЛЬНОГО УЧЕНИЯ О БОГЕ ПРИ ИСТОЛКОВАНИИ ДОГМАТА ИСКУПЛЕНИЯ

Рассмотрение различных попыток истолкования догмата искупления по отношению к православному учению о Боге составляет значительную часть настоящего исследования.

Правильное учение о Боге не представляет в православном богословии чего‑либо еще только искомого и нигде, за исключением системы протоиерея С. Булгакова, не оспаривается[1171]1171
  Неправильное понятие о Боге проявляется в истолкованиях, сохраняющих «юридическое» понимание искупления. Что же касается истолкований «либерально–протестантских», то в них догматическое учение о Боге открыто отрицается. В богословии, хотя бы только претендующем на название православного, появление таких истолкований невозможно. Автор системы, наиболее приближающейся в русском богословии к либерально–протестантскому, проф. М. Тареев, считал необходимым многократно оговариваться и подчеркивать, что его система не выходит из границ обязательного догматического учения.


[Закрыть]. Но все же неудовлетворительность многих рассмотренных истолкований заключается именно в том, что понятие о Боге, от которого они исходят или к которому приводят, оказывалось неправильным.

Не повторяя ранее изложенного[1172]1172
  Гл. V; VII, 2.


[Закрыть], следует определить причины уклонения от правильного учения о Боге и то, почему эта ошибка допускается особенно часто.

Это уклонение более заметно в полных богословских системах, чем в отдельных изложениях учения об искуплении. В пределах одной системы, в двух различных трактатах: о Боге и о искуплении – неодинаковое учение о Боге вносит противоречия во всю систему.

Как уже было отмечено, в изложениях учения об искуплении «приспособительные» (антропоморфические) выражения о Боге часто понимаются в буквальном смысле.

Если «люди грубые», по выражению святителя Иоанна Златоуста, имеют нужду в таком понимании, то они не углубляются в их содержание. Принимая в прямом смысле речения о гневе Божием на грех, вражде Божией к грешнику и возмездии, уготованном за дела благие или злые, они воспринимают начало премудрости – страх и «живя и спасаясь по–православному», как заметил патриарх Сергий, могут пользоваться ими, «не чувствуя неудобства». Эти «неудобства» начинаются при попытках создания системы или богословского истолкования учения об искуплении на одинаковом, по существу, с «людьми грубыми» понимании отношений Бога к человеку.

Особенностью таких истолкований является употребление абстрактных терминов и понятий, нарочито изобретенных в более поздний период, но по содержанию не удаляющихся от буквального смысла «приспособительных» выражений Священного Писания о Боге. В таких истолкованиях противоречиво проявляется сохранение антропоморфического понимания отношений Бога к человеку при желании избежать явного уклонения от учения святых отцов о Боге[1173]1173
  Другой причиной указанного противоречия между отдельными трактатами может быть заимствование этих трактатов из разных систем и соответствующие исправления, что часто имело место в русском «школьном» богословии.


[Закрыть].

Все признаки такого истолкования имеются в рассуждениях митрополита Макария о необходимости удовлетворения правде Божией как первого условия искупления: «Надлежало удовлетворить за грешника бесконечной правде Божией, оскорбленной его грехопадением, – не потому, чтобы Бог искал мщения, но потому, что никакое свойство Божие не может быть лишено свойственного ему действия: без выполнения этого условия человек навсегда остался бы перед правосудием Божиим чадом гнева (см.: Еф 2, 3), чадом проклятия (см.: Гал 3, 10), и примирение, воссоединение с Богом не могло бы даже начаться»[1174]1174
  Макарий (Булгаков), митр. Православно–догматическое богословие. Т. 2. С. 11.


[Закрыть].

В этом рассуждении понятие о мщении со стороны Бога по–видимому отвергается, но содержание его переносится в новое искусственно созданное понятие «удовлетворения правде Божией». Центральное место в этом рассуждении занимает следующее положение: «никакое свойство Божие не может быть лишено свойственного ему действия».

Истина этого положения представляется автору бесспорной. Оно служит основанием и для дальнейших рассуждений, не только утверждающих антропоморфическое понимание «мщения», «гнева», «проклятия», но и вносящих в свойства Божии и их действия двойственость: в искуплении «проявилась Его бесконечная премудрость, которая обрела таким образом способ примирить в деле искупления вечную правду с вечной благостию, удовлетворить той и другой и спасти погибшего»[1175]1175
  Там же. С. 15. К этому рассуждению полностью применимо сравнение Штрауса с «параллелограммом сил» Ньютона, где «Божественная любовь сама по себе требовала помилования, Божественное правосудие, также само по себе, – беспощадного наказания виновных, а из взаимодействия обеих сил получается в результате диагональ сатисфакции».


[Закрыть].

Не Бог, но каждое свойство представляется здесь имеющим свое особое действие[1176]1176
  Это разделение свойств и действий особенно проявилось у А. Беляева (любовь Божественная. См. гл. I).


[Закрыть].

Свое завершение такое понимание свойств и их действий находит у протоиерея С. Булгакова, где правда Божия «ни перед чем не может остановиться, даже если суд упадает на Самого Бога»[1177]1177
  См. гл. VI.


[Закрыть]. Оно ведет к признанию «необходимости» в Абсолютном Бытии, в Боге (проф. Скабалланович)[1178]1178
  См. гл. V.


[Закрыть].

Но действие, требование любви Божией не менее абсолютно, и чтобы «примирить» эти свойства, «удовлетворить той и другой», Бог Сам становится «страдательным орудием» удовлетворения. В понятие о Боге вносится необходимость и сложность.

Такие следствия заставляют проверить, насколько верно то положение, откуда они проистекают: «никакое свойство Божие не может быть лишено свойственного ему действия». Положение это является не истиной Откровения, а результатом ряда абстрактных рассуждений и заключений.

При непостижимости Существа Божия о свойствах Божиих можно заключать только по действиям Божиим. Причем существенным признаком человеческих рассуждений и заключений в отношении Бога всегда остается их известная неадекватность и условность. Тем более условным останется постулирование действий Божиих в соответствии со свойствами, определенными на основании тех же действий. Все подобные выводы должны быть проверены положениями более обоснованными и бесспорными.

Таким бесспорным положением является святоотеческое учение о простоте естества Божия: «Божество просто и имеет одно простое действие»[1179]1179
  Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Кн. 1. Гл. 10 // Полн. собр. творений. Т. 1. СПб., 1914. С. 177.


[Закрыть]. Приписывание действий не Единому Богу, но Его отдельным свойствам противоречит умозрению святоотеческому.

Заключение о различии до противоположности Божиих свойств в зависимости от неодинакового восприятия действий Божиих человеком указывает на несовершенство этого восприятия: «Божеское просияние и действие, будучи едино, просто и нераздельно, пребывает простым и тогда, когда разнообразится по видам благ, сообщаемых отдельным существам, и когда разделяет всем им то, что составляет собственную каждой вещи природу; но, нераздельно размножаясь в отношении к отдельным существам, оно и самые отдельные существа возводит и обращает к собственной своей простоте»[1180]1180
  Там же. Гл. 14. С. 185–186.


[Закрыть].

Вместо возведения к этой простоте, в Божество признанием свойств, нуждающихся в «примирении», переносится несовершенство – множественность и сложность человеческого восприятия[1181]1181
  В трактате о Боге митрополит Макарий избегает такой ошибки: «Кто не знает, – цитирует он свт. Григория Нисского, – что естество Божие, в чем бы ни состояла Его сущность, есть едино, просто, несложно и отнюдь не может быть представляемо в виде какого‑либо многоразличного сочетания? Но так как человеческая душа, вращающаяся долу и погруженная в земное тело, не в состоянии разом обнять искомого (Бога), – то она и восходит к непостижимому естеству многообразно и многочастно посредством многих умопредставлений, а не может одною какою‑либо мыслию постигнуть сокровенное» (Православно–догматическое богословие. Т. 1. С. 149).


[Закрыть].

Святые отцы избежали этой ошибки. «Бог, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – одинаково благ и когда оказывает милость и благотворит, и когда наказывает и карает»[1182]1182
  Свт. Иоанн Златоуст. Творения / Изд. СПб. духовной академии. СПб., 1912. Т. 2. С. 100. Определение правды Божией в школьных системах как «такового свойства, по которому Он воздает всем нравственным существам каждому по заслугам, а именно: добрых награждает, а злых наказывает» (Макарий, митр. Православно–догматическое богословие. Т. 1. С. 140. Ср.: Филарет, архиеп. Православно–догматическое богословие. 4. 1. С. 59) нельзя считать бесспорным. В русской богословской литературе имеются и другие определения: «нормы жизни» (архиеп. Гурий (Степанов)); «неизменности Божией в отношении к человеку» (архиеп. Андрей (Ухтомский)); «правда Божия есть единственно возможная форма Божественной любви к свободной твари, которая требует, чтобы сам человек участвовал в деле устроения своего блага» (Горский М., свящ. Правда и милость Божия). См. еще у проф. Пономарева и т. д. Святоотеческое понимание правды Божией не допускает противопоставления ее любви: «Правдою он (Давид) называет здесь человеколюбие; и во многих местах Писания правда употребляется в этом значении – и весьма справедливо» {Сет. Иоанн Златоуст. Творения. СПб., 1899. Т. 5. С. 501). Прп. Исаак Сирин говорит: «Не называй Бога правосудным, ибо правосудие Его не познается на твоих делах» (Слова подвижнические. Сергиев Посад, 1911. С. 430).


[Закрыть].

Такое же понимание благости Божией имеется и в системе митрополита Макария, только излагается в другом трактате: «Святые отцы и учители Церкви также чаще всего и с особенною силою восхваляли благость Божию… они считали это свойство самым существенным в Боге: Бог благ по природе, благ от Себя и чрез Себя; и благость как бы составляет самую Его сущность: Он весь есть благость, весь любовь»[1183]1183
  Макарий (Булгаков), митр. Православно–догматическое богословие. Т. 1. С. 137– 138. К святоотеческим свидетельствам, приводимым митр. Макарием, см. еще: «…любовь есть не имя, но Божественная сущность, сообщимая и непостижимая и совершенно Божеская» (Св. Симеон Новый Богослов. Божественные гимны. Сергиев Посад, 1917. С. 220). «Бог есть Любовь по существу и самое Существо любви. Все Его свойства суть облачения любви, все действия – выражения любви» (митр. Филарет, см. гл. I настоящего исследования).


[Закрыть].

Со святоотеческим пониманием простоты и единства действия Божия и Божией благости нельзя согласовать положение о различных свойствах, нуждающихся в примирении, – они будут только «облачениями любви». В штраусовском «параллелограмме сил» обе стороны окажутся совпадающими, и для диагонали места не останется.

В святоотеческом богословии все «антропоморфические» выражения Священного Писания понимаются богоприлично и нет нужды в изобретении нарочитых понятий о сатисфакции–удовлетворении и т. д. Несоответствие между отдельными трактатами объясняется тем, что в заимствованном западном истолковании искупления в основу принято схоластическое понятие о Боге, а не святоотеческое учение о простоте Существа Божия. Такие же противоречия в учении о Боге обнаруживаются в другом заимствованном от западного богословия опыте истолкования догмата искупления – у профессора П. Светлова.

Протоиерей П. Светлов начинает свой труд с отрицания русского «школьного» богословия, называя изложение учения об искуплении митрополита Макария «нелепостью», и в дальнейшем пытается избежать противопоставления свойств любви и правосудия в Боге, хотя, как это уже отмечалось, очень неудачно («любовь в оборонительном положении»).

Но зависимость от протестантской схемы приводит его к тем же утверждениям: «удовлетворение было необходимо для возвращения любви Бога к людям»; «посредством изменения внутреннего отношения к людям в Существе Божием»[1184]1184
  Светлов П. Я., прот. Крест Христов. С. 1, примеч., 305, 53. В дальнейшем автор «договаривается» (ср.: «мы договорились» – с. 432) до того, что «Христос, взявший на Свою ответственность человечество и воспротивившийся этим, по мысли апостола Павла (?), Отцу» (Там же. С. 44). «Это непокорство Сына и есть то, что называется ходатайством» (Там же. С. 353). «Теперь Отец уже не мог передать суду тварь, Он осудил бы Своего Возлюбленного Сына. Напротив, теперь Его любовь с Сына должна была перейти на тварь, принятую Отцом» (Там же. С. 35), и т. д.


[Закрыть].

Заимствовав основную схему от протестантов, желая вложить реальное содержание в понятие «объективной стороны искупления – примирения Бога с человеком», протоиерей Светлов не проверил этой схемы православным учение о Боге, у Которого нет изменения и ни тени перемены (Иак 1, 17).

Протоиерею П. Светлову, вместе с протестантскими теологами, представлялось, что если в Боге нет антипатии, гнева, вражды к грешнику, то Его отношение к человеку не будет живым и личным, но каким‑то «безжизненным»[1185]1185
  Возражая на такие попытки «исправить ошибку всей древней Церкви», прот. П. Светлов в конце концов глубокомысленно соглашается: «Это действительно так и есть: здесь мы опять наталкиваемся на тайну» (См.: Светлов П. Я., прот. Крест Христов. С. 43–45; примеч. 2 на с. 45).


[Закрыть].

Живое отношение Бога к миру заключается в Его Промысле, в действиях Его любви, сообразующихся с человеческой свободой, и наивысшего проявления достигает в том, что Бог стал Человеком для спасения человеческого. Но из этого нельзя делать заключения об изменяемости в Боге.

«Строить по образу человека понятие о Боге для Церкви значило бы не яко Бога прославлять Его (см.: Рим 1, 21)… Называя Бога бесстрастным, мы, конечно, этим не выражаем истину о Боге исчерпывающе адекватно, однако подходим к ней ближе, чем при тварных уподоблениях; уподобление же заведомо ее искажает»[1186]1186
  Послание патр. Сергия от 07.12.1935. N° 135.


[Закрыть].

Во всех аналогиях и заключениях от тварного мира к Богу нельзя забывать, что «одно в Нем постижимо – Его беспредельность и непостижимость»[1187]1187
  Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Изд. 1–е. Кн. 1. С. 132. Мысль заимствована от святителя Григория Богослова и др. отцов.


[Закрыть].

Поэтому в истолковании догмата искупления не может быть ни прямого, ни косвенного противоречия учению о непостижимости Божией, Его простоте, неизменяемости и благости как «самом существенном свойстве»[1188]1188
  А. Городков так резюмирует понимание митр. Филаретом свойств Божиих: «В ряду свойств Божиих можно найти два основных свойства – это беспредельность, или беспредельное совершенство, и любовь» (Городков А. Догматическое богословие по сочинениям Филарета, митр. Московского. С. 63). Интересный и заслуживающий внимания опыт можно видеть в статье: Горский М. свящ. Правда и милость Божия в домостроительстве спасения человека // Вера и Церковь. 1905. № 2–3.


[Закрыть].

По отношению к учению об этих свойствах должен быть рассмотрен вопрос об употреблении в изложении учения об искуплении термина «удовлетворение правде Божией крестными страданиями и смертью Иисуса Христа».

Понимаемый «vere et proprie», термин этот, это понятие, как было доказано в ряде рассмотренных исследований, безусловно, противоречит правильному учению о Боге.

Здесь заключается попытка проникновения «внутрь Божества» – попытка выразить в понятиях «тварных» содержание того, что, по мнению употребляющих этот термин, должно происходить в Самом Боге. Таким образом, в Божество вносится изменяемость (во времени) и сложность, тем более что время и условия происхождения этого термина показывают антропоморфическое содержание, которое вкладывалось в него его изобретателями.

Но, несмотря на отрицание этого термина русской богословской наукой, все же имели место попытки сохранения этого термина путем вкладывания в него иного содержания[1189]1189
  Одна и та же фраза – искупление есть удовлетворение правде Божией – имеет разный смысл в «юридической» и «нравственной» теориях искупления, – говорит проф. П. Пономарев. – В «юридической» она значит: искупление есть возвращение Богу части, восполнение какого‑то недостатка в Боге; в «нравственной» теории она значит: искупление есть исполнение, осуществление правды Божией, определившей, чтобы спасение совершилось через страдания». О первом значении автор говорит, что его нельзя назвать точно передающим учение Священного Писания об искуплении, а второе далеко не отличается точностью (см.: Пономарев П. О спасении. С. 168). Архиепископ Феофан (Быстрое) находит, что в изложении учения об искуплении возможно говорить об оскорблении Божием, гневе Божием и об удовлетворении, но «с упразднением всего дольнего в них и с предложением в высшее духовное значение». Употребление этого термина архиепископом Гурием (Степановым) в соединении с понятием правды Божией как «нормы жизни» вносит в него неопределенность.
  Наконец, и у патриарха Сергия имеется выражение: «Она (правда Божия) удовлетворяется только тем, что грешник перестает быть грешником и делается праведником» (Письмо от 24.07.1924), но здесь понимание «удовлетворения» в корне противоречит общепринятому – «юридическому».


[Закрыть].

При суждении об этом следует иметь в виду не только то, что этот термин изобретен на инославном Западе после разделения Церквей, понятия, им выражаемого, нет в богословии восточных отцов и для самого термина не имеется соответствующего выражения на греческом языке[1190]1190
  «И n'a pas de correspondant en grec» (Sabatier op. cit. P. 94). Аналогичное мнение проф. К. Holl'a см. в примеч. 3 на с. 170, гл. III настоящего исследования.


[Закрыть], – но и что понимать его предлагается в несобственном, переносном смысле.

Если в переносном смысле «богоприлично» понимаются известные выражения Священного Писания, то богословские термины и понятия, созданные в святоотеческий период, отличаются особой точностью и наиболее точно выражают православное учение по спорным вопросам.

Но заимствовать искусственный термин и вкладывать в него другое содержание взамен того, какое до настоящего времени предполагается в нем сторонниками «юридического» понимания, – прежде всего, бесцельно, и потом, это значит ввести в православное богословие понятие заведомо неточное и двусмысленное. Это было бы все равно, как если бы употреблять полуарианские символы под тем предлогом, что их можно истолковать в православном смысле[1191]1191
  «Малейшая неправда в представлении объективной стороны нашего спасения должна роковым образом отразиться на всем строе нашей жизни» (Горский Л/., свящ. Правда и милость Божия // Вера и Церковь. 1905, N° 2. С. 182).


[Закрыть].

Нет нужды вливать вино новое в мехи старые, и никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани (Мк 2, 21; см.: Мк 2, 22).

Употребление этого термина еще и потому не должно иметь места в истолковании догмата искупления, что в нем так или иначе правда противопоставляется милосердию.

Но «как песчинка не выдерживает равновесия с большим весом золота, так требования правосудия Божия не выдерживают равновесия в сравнении с милосердием Божиим»[1192]1192
  Св. Исаак Сирин. Слова подвижнические. Сергиев Посад, 1911. С. 420.


[Закрыть].

«Будь проповедником благости Божией, – говорит тот же святой Исаак Сирин, – потому что Бог окормляет тебя, недостойного, и потому что много ты должен Ему, а взыскания Его не видно на тебе, и за малые дела, тобою сделанные, воздает Он тебе великим. Не называй Бога правосудным, ибо правосудие Его не познается на твоих делах. Хотя Давид именует Его правосудным и справедливым, но Сын Его открыл нам, что паче Он благ и благостен. Ибо говорит: благ есть к лукавым и нечестивым (см.: Ак 6, 35). И почему именуешь Бога правосудным, когда в главе о награде делателям читаешь: друже, не обижу тебе… хощу и сему последнему датиу якоже и тебе… Аще око твое лукаво есть, яко Аз благ есмь (Мф 20, 13—15). Почему также человек именует Бога правосудным, когда в главе о блудном сыне, блудно расточившем свое богатство, читает, что при одном сокрушении, какое явил [сын, – отец] притек и пал на выю его и дал ему власть над всем богатством своим (см.: Лк 15, 20—22)? Ибо не кто другой сказал сие о Боге, чтобы нам сомневаться о Нем, но Сам Сын Божий засвидетельствовал о Нем сие. Где же правосудие Божие? В том, что мы грешники, а Христос за нас умер? А если так Он милостив, то будем веровать, что не приемлет Он изменения»[1193]1193
  Там же. С. 430–431.


[Закрыть].

В искуплении «открывается человеку великое море Божия человеколюбия»[1194]1194
  Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Кн. 3. Гл. 1. С. 241.


[Закрыть], здесь любовь Христова объемлет нас (2 Кор 5, 14).

Уразуметь тайну искупления – значит уразуметь превосходящую разумение любовь Христову (Еф 3, 19). И в этом заключается величайшее теологическое[1195]1195
  «Теологическое» в прямом смысле учения о Боге, богопознания, а не в смысле действия на Бога, как у проф. Пономарева.


[Закрыть] значение искупления; через искупление – спасение мира Сыном Божиим — мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (1 Ин 4, 16).

Учение о любви Божией составляет наивысшее откровение о Боге, доступное человеку, ибо только «ипостасная… любовь есть несколько постижимое [в Нем]»[1196]1196
  Св. Симеон Новый Богослов. Божественные гимны. Сергиев Посад, 1917. С. 220. Ср.: «По величию Божию нельзя познать Его, ибо невозможно измерить Отца, а по любви Его – ибо она ведет нас чрез Слово Его к Богу. Мы, когда Ему повинуемся, всегда познаем, что есть столь великий Бог, и Он Сам по Себе устроил, избрал и украсил и содержит все, а во всем и нас, и этот наш мир» (Св. Ириней Лионский. Против ересей // Соч. СПб., 1900. Кн. 3. Гл. 20. С. 265).


[Закрыть].

«Если познал ты любовь, познал нечто такое, на чем утверждается и то, чего, может быть, ты не знал еще. В том, что разумеешь ты из Писания, открывается любовь, и в том, чего не разумеешь, скрывается любовь же»[1197]1197
  Садковский Д., прот. Беседа «О любви» // Проповеди блаженного Августина. Сергиев Посад, 1913. С. 67.


[Закрыть].

6. ВАЖНОСТЬ ПРАВИЛЬНОГО УЧЕНИЯ О ЧЕЛОВЕКЕ ПРИ ИСТОЛКОВАНИИ ДОГМАТА ИСКУПЛЕНИЯ

Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших (Ис 55, 9), – говорит Бог через пророка, и «всякий догмат потому и составляет предмет веры, а не знания, что не все в догмате доступно нашему человеческому пониманию. Когда же догмат становится слишком понятным, тогда есть все основания предполагать, что содержание догмата чем‑то подменено, что он берется не во всей его Божественной глубине»[1198]1198
  Письмо патриарха Сергия к митр. Елевферию от 24.06.1984. В том же письме патриарх Сергий называет «юридическую» теорию такой попыткой полного истолкования догмата искупления посредством ограниченных построений человеческого разума.


[Закрыть].

Это основное положение православного богословия, непосредственно зависящее от непостижимости Божией в Его Существе, следует всегда иметь в виду при изложении содержания учения об искуплении в словах человеческой мудрости (1 Кор 2, 4).

Но, при соблюдении этого условия, попытки познания отчасти (1 Кор 13, 12), приближения содержания догматического учения к человеческому разуму или, вернее, попытки приближения непостоянного человеческого разума к вечным Божественным истинам могут быть чрезвычайно плодотворны. И святые отцы никогда не отказывались от таких попыток.

И разумение ни одной истины не имеет такого близкого, непосредственного отношения к душе человека, как истины искупления, истины спасения этой души домостроительным подвигом воплотившегося, умершего на Кресте и воскресшего из мертвых Единородного Сына Божия. К этому разумению постоянно обращалось благоговейное внимание христианской мысли, святоотеческого богословия.

Истина спасения человека Сыном Божиим для первых христиан и святых отцов была ощутима и очевидна, поэтому при истолковании ее святые отцы искали ответа на вопрос: почему Бог избрал это, а не другое средство для спасения человека?

Признавая неограниченную свободу и бесконечное всемогущество Божие, они всегда утверждали, что Бог имел много других способов спасения человека[1199]1199
  Святоотеческие свидетельства приведены митр. Макарием (Булгаковым) (Православно–догматическое богословие. Т. 2. С. 17–19).


[Закрыть], и лишь «отчасти» проникали в пути Божия домостроительства о мире и человеке.

Как происхождение всякого зла и страдания в мире святоотеческое богословие объясняет и видит в свободе человека[1200]1200
  Изложение учения об искуплении занимает центральное положение во всех попытках христианской теодицеи, которая, в свою очередь, основывается на том положении, что причины зла и страданий в мире заключаются не в Божественном творчестве, а в свободной воле твари. «Вопрос о свободе этого другого (человека по отношению к Богу) не есть какая‑либо частность в христианстве – это вопрос об отношении к Богу мира в целом» (Трубецкой Е. Смысл жизни. С. 43; см. также с. 150 и др.).
  Патриарх Сергий, вместе с Церковью, понимает «уничижение Бога при творении (кенозис) в том смысле, что Бог могущий нисходит до самоограничения, полагая рядом со Своей творческой волей свободу самоопределения тварных духов… Он остается верен самоограничению, по которому Он благоволил как бы связать Себя при создании свободных тварей» (Указ Московской Патриархии от 7.09.1935. N° 1651, по поводу учения прот. С. Булгакова // О Софии – Премудрости Божией. С. 12, 13).


[Закрыть], а не в Боге, Который благ по природе, благ от Себя и через Себя, так и ответа на приведенный вопрос они искали в учении о человеке. В святоотеческом богословии истина искупления изъясняется из учения о Божией любви и человеческой свободе.

«По любви к твари Сына Своего предал Он на крестную смерть. Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть за него на смерть (Ин 3, 16), не потому, что не мог искупить нас иным образом, но Он научил нас тем преизобилующей любви Своей и смертию Единородного Своего Сына приблизил нас к Себе. А если бы у Него было что более драгоценное, и то дал бы нам, чтобы сим приобрести Себе род наш. И по великой любви Своей не благоволил стеснить свободу нашу, хотя и силен Он сделать это, но благоволил, чтобы любовию собственного нашего сердца приблизились мы к Нему»[1201]1201
  Св. Исаак Сирин. Слова подвижнические. С. 207.


[Закрыть].

Учение о свободе человека и о Боге, хранящем «черту образа Своего» (митр. Филарет) в самом спасении человека, составляет существенное отличие православного богословия от инославного: «Свобода в человеке важнее сущности»[1202]1202
  Сет. Иоанн Златоуст. Беседы на Послание к Колоссянам // Творения. Т. 11. С. 421.


[Закрыть]. Она есть «самое лучшее, что даровано ему от Бога»[1203]1203
  Сет. Мефодий Патарский, еп. Олимпийский. Полное собрание творений. Спб., 1905. С. (?).


[Закрыть]. «…Как Бог свободен и творит, что хощет… так свободен и ты»[1204]1204
  Св. Макарий Египетский. Духовные беседы, послания и слова. Изд. 4–е. 1904. (Беседа 15. §21). С. 121.


[Закрыть]. «У Бога нет насилия»[1205]1205
  Св. Ириней Лионский. Против ересей. СПб., 1900. Кн. 3. Гл. 37. С. (?).


[Закрыть]. «Бог, будучи беспределен в благости, желает нам всякого блага и дарует, не нарушая самого существенного преимущества – нашего свободного произволения»[1206]1206
  Св. Николай Кавасила. Семь слов о жизни во Христе / Пер. с греч. М., 1874. С. (?).


[Закрыть].

Подобных свидетельств можно привести значительно больше. Им полностью соответствуют и высказывания наиболее выдающихся русских богословов – митрополита Филарета (Дроздова) и патриарха Сергия. «Человек сотворен по образу Божию. Важная черта образа сего положена в его воле: это и есть разумная свобода, отличающая человека от низших созданий Божиих, образа Божия не имеющих. Посему Бог хранит ненарушимую свободу воли, храня в ней черту образа Своего»[1207]1207
  Филарет (Дроздов), митр. Слова и речи. Т. 5. С. 124. Даже для воплощения Слова, по мысли святителя, нужно было свободное согласие Пречистой Девы: «По малой мере человеческой несколько тысяч лет ожидало сие дело согласия Девы, чтобы могло совершиться» (Там же. Т. 4. С. 440; Т. 5. С. 122).


[Закрыть].

«Благодать хотя и действует, хотя и совершает все, но непременно внутри сознания и свободы. Это основное православное начало, и его не нужно забывать, чтобы понять учение Православной Церкви о самом способе спасения человека»[1208]1208
  Сергий (Страгородский), архиеп. Православное учение о спасении. С. 155. Предупреждение патриарха Сергия не было излишним для русского «школьного» богословия. При усвоении «юридического» понимания искупления в его протестантском варианте и истолковании догмата искупления из «соотношения свойств в Боге» учение о свободе человека хотя прямо и не отрицается, но понимание его значения неприметно утрачивается.
  «Человек, по известному афоризму Лютера, это колесница, на которой до падения ездил Бог, а после падения диавол» (Горский М. Правда и милость Божия. С. 194). При таком понимании человека внимание «истолкователей» догмата искупления переносится на примирение в Божестве противоречивых свойств милости и правосудия. И искажение православной истины о человеке отражается на учении о Боге. При отрицании свободы человека вносится необходимость и в Само Божество.


[Закрыть].

Другим православным началом, имеющим не менее важное значение для понимания истины искупления и о котором также не следует забывать, является учение о таинственном единстве человеческого рода в Адаме и о новом единстве во Христе – в Адаме Втором. От Посланий апостола Павла и до «Пространного катехизиса» во всех православных истолкованиях догмата искупления переход греха прародителей и спасение всех во Христе объясняется этим единством. Но до тех пор, пока эта истина излагается в «юридических» терминах вменения греха несогрешившим потомкам и усвоения искупительных заслуг верующими, до тех пор, пока единство человеческого рода представляется только как единство физического происхождения, объяснения эти вызывают и будут вызывать множество недоуменных вопросов. Не повторяя изложенного ранее (гл. IV, 5, 8, 9), следует заметить, что святые отцы под единством всех в Адаме понимали нечто более реальное и более таинственное, чем единство происхождения. Адам – «целый Адам» – есть весь род человеческий, и грех Адама – грех всех людей. «Поелику в состоянии невинности все люди были в Адаме, то как скоро он согрешил, согрешили в нем все и пали в состояние греховное»[1209]1209
  Петр (Могила), митр. Православное исповедание. М., 1900. 4. 1, отв. 24, § 25. Можно привести ряд изречений святых отцов, подтверждающих это положение.
  Блж. Августин: «Сам Адам – это есть весь род человеческий». «Все разорили завет Божий в том одном человеке, в котором все согрешили» (Творения. Киев, 1912. 4. 2. С. 252; 4. 5. С. 190).
  Св. Григорий Богослов: «Бессмертный, став смертным, пришел чрез Матерь Деву, чтобы Целому спасти целого человека… Чрез преступное внушение пал целый Адам». «Все мы участвовали в том же Адаме и все мы обольщены, и грехом ущемлены, и спасены Адамом Небесным» (Творения. Изд. 3–е. 4.4. С. 203; 4. 6. С. 142).
  Св. Амвросий: «Адам в каждом из нас: в нем согрешило человеческое естество» (Цит. по: Макарий (Булгаков), митр. Православно–догматическое богословие. Т. 1. С. 502).
  Св. Симеон Новый Богослов: «Христос, как и… Адам, Тот и другой совмещал в себе весь человеческий род» (Слова. Вып. 1. М., 1892. Слово 38. § 3. С. 319).


[Закрыть].

Поэтому грех Адама является грехом человека, и Церковь исповедует это от лица всех усопших в заупокойном богослужении»[1210]1210
  «Древле убо от не сущих Создавый мя, и образом Твоим Божественным почтый, преступлением же заповеди паки мя возвративый в землю, от неяже взят бых, на еже по подобию возведи, древнею добротою возобразитися» (тропарь по «непорочных»).
  «Рая жителя, и земледелателя в начале мя учинил еси, преступльша же Твою заповедь изгнал еси» (Канон. Глас 6. Песнь 1).


[Закрыть].

Утрата этого единства, рассечение «целого человека» является следствием первородного греха, недостаточно отмечаемым в догматических руководствах. В этой утрате заключается разрушение человеческой природы силой греха – тлением – не в меньшей степени, чем в смертности отдельного человека, в потере невинности и в склонности ко греху.

Поэтому исцеление этого смертельного недуга, восстановление единства человечества есть действие спасительного домостроительства Христова на человека.

«Главное в спасительном домостроительстве во плоти – привести человеческое естество в единение с самим собою и со Спасителем и, истребив лукавое рассечение, восстановить первобытное единство, подобно тому как наилучший врач целительными средствами вновь связывает тело, расторгнутое на многие части»[1211]1211
  Блж. Августин: «Сам Адам – это есть весь род человеческий». «Все разорили завет Божий в том одном человеке, в котором все согрешили» (Творения. Киев, 1912. 4. 2. С. 252; 4. 5. С. 190).


[Закрыть].

Это новое единство человека во Христе – Новом Адаме – есть Церковь, и все верующие составляют в Церкви одно во Христе Иисусе (Гал 3, 28), члены одного тела (1 Кор 12, 12). Это единство имеет свое выражение в Евхаристии.

«Единородный определил некоторый изысканный подобающей Ему премудростью и советом Отца способ к тому, чтобы и мы сами сходились и смешивались в единство с Богом и друг с другом, хотя и отделяясь каждый от другого душами и телами в особую личность. Именно: в одном Теле, очевидно Своем собственном, благословляя верующих в Него посредством таинственного причастия, делает их сотелесными как Ему Самому, так и друг другу. Поэтому и Телом Христовым называется Церковь, а мы отдельные члены, по пониманию Павла»[1212]1212
  Сет. Кирилл Александрийский. Творения. СПб., 1912. 4. 15. С. 109–110.


[Закрыть].

При таком понимании единства человека в Адаме и во Христе – в Церкви – не может быть вопроса ни о вменении греха или наследовании греха «несогрешившими» потомками, ни об «усвоении искупительных заслуг». В Адаме люди все согрешили и спасаются не «заслугами», а Самим Христом, объединяющим в Себе, в Церкви, новый род человеческий[1213]1213
  Существенным действием Таинств крещения, миропомазания, покаяния и Евхаристии является преодоление растлевающей человека силы греха, соединение со Христом и сообщение новой жизни человеку–грешнику.


[Закрыть].

Учение о единстве человеческого рода никогда не отвергалось в православном богословии, но его также затемняло заимствование различных теорий и объяснений от инославия. Поэтому такое влияние имели в русском богословии сочинения Владимира Соловьева и митрополита Антония, содействующие сосредоточению внимания на этой истине Православия.

Но, как это было уже отмечено, сочинения обоих авторов не были свободны от ряда ошибок и неточных выражений[1214]1214
  Глубокие и верные в своей основе мысли не находили у митр. Антония (Храповицкого) правильного богословского выражения. Эти особенности его изложения не всеми замечаются и до настоящего времени.
  Иеромонах Софроний в статье «Единство Церкви по образу единства Святой Троицы» (Вестник Русского Западноевропейского Патриаршего Экзархата. 1950. Nq 2—3. С. 15, примеч.) говорит: «Одним из лучших выражений учения Церкви о единстве естества человеческого по образу единства естества Святой Троицы являются ранние сочинения митр. Антония «Нравственная идея догмата Пресвятой Троицы», «Нравственная идея догмата Церкви»». Автор рекомендует «непременно ознакомиться с этим чрезвычайно высокого достоинства произведением русской богословской мысли». Основная мысль этих статей митр. Антония правильна, но выражена она так, что допускает серьезные возражения. От внимательного чтения первой статьи создается впечатление, что автор от постижимого (человека) делает попытку познания непостижимого (тайны Святой Троицы), тогда как следовало бы, сохраняя основную мысль, от непостижимости тайны Святой Троицы указать на таинственность образа Божия – естества человеческого. Во второй статье (Соб. соч. Изд. 2–е. СПб., 1911. Т. 2. С. 24) автор для определения единства человеческого естества употребляет термин «слияние всех воедино» и повторяет это выражение в ряде других своих статей (Там же. С. 53, 88, 106). Если человечество – «образ вечного бытия Божия», то единство его такое же неслиянное, как неслиянно единство Лиц Святой Троицы. Понятие «неслиянного единения» (ёусоац aavYXWoq) всегда отличает православное богословие и православную мистику от всяких ложных догматических систем и подделок неправославной мистики.


[Закрыть], и учение о единстве человечества не получило еще в русском богословии соответствующего более точного выражения[1215]1215
  Кроме указанных в настоящем исследовании сочинений митр. Антония, Вл. Троицкого (архиеп. Илариона) и Е. Трубецкого, следует отметить статью П. Левитова «Обоснования вменения первородного греха Адамова всему человечеству» (Вера и Церковь. 1905. N° 10), главу из 2–й части исследования В. Мышцына «Учение апостола Павла о законе дел и законе веры» и др.


[Закрыть].

Искать правильную терминологию для выражения этой истины следует только в церковной традиции, в богословии святоотеческом, а не в отвлеченных построениях нецерковной философии и мистики, как, например, в учении о Софии.

Если человек есть «образ вечного бытия Божия», то единство человечества и множественность отдельных индивидуальностей может быть выражена в тех же терминах единства природы при различии лиц, что и в Первообразе. Такое различие в человеке личности и природы имеется и у святых отцов, и в русском богословии[1216]1216
  В названном труде проф. В. Мышцына и в трудах Вл. Лосского.


[Закрыть].

Но чрезвычайно важно отметить значение здесь ороса Халкидонского Собора, утверждающего это различие, где один и тот же термин – «единосущие» – употреблен по отношению к Божеству и к человеку: «Последующе Божественным Отцем, вси единогласно поучаем исповедати Единаго и Тогожде Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенна в Божестве и совершенна в человечестве, истинно Бога и истинно Человек, Тогожде из души и тела единосущна Отцу и единосущна нам по человечеству».

Если Христос единосущен нам по человечеству и мы Ему, то люди и между собой единосущны. И соотношение лиц и природы в человеке можно мыслить таким же, как и в Боге.

Между образом и Первообразом есть нечто общее и нечто отличное: общее – в «неизглаголанном различии Лица от природы», а отличное – в тленности, разрушимости природы человека. «Обветшание» природы человека, разрушение единства человека есть следствие греха Адамова. Отсюда нечувствие общего единства отдельными людьми после падения. Поэтому «обновление естества» Христос совершает в искуплении, устрояет новое единство человечества – Церковь – по тому же вечному образу: да будут едино, как Мы едино (Ин 17, 22).

В учении о единстве человечества, в нахождении правильных понятий и богословской терминологии для выражения этого учения заключается не только уяснение истины искупления, но и разрешение других проблем современного богословия.

Исследование прошлого способствует уяснению настоящего. Внимательное изучение развития русской богословской науки позволяет автору высказать твердую уверенность и не менее твердое убеждение, что развитие это не закончено и что оно должно направляться по пути, указанному церковной традицией и богословием святоотеческим.