Текст книги "Мы ничего им не должны! (СИ)"

Автор книги: Петр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 41 страниц)

– Почто ваша милость зря дитя балуете? – пока возились с девчонкой подошла баба, ее мать – сходство заметно даже на беглый взгляд. Женщина молодая, ладная: белый сарафан, пестрая многоцветная понева – шерстяная юбка, передник и кичка на голове, экипирована прямо как солдат, все деревенские бабы одеты так однообразно, что поневоле приходит в голову мысль об униформе. Девицы тоже как одна щеголяют в сарафанчиках (сделаем скидку на невежество Сашки – он любое просторное женское платье склонен называть так), им юбка по социальному статусу не положена, различаются только дети – у них обноски разнообразные, кому уж что досталось от предшественников. Платье у деревенских баб заметно короче чем у городских, не до колен конечно подолы доходят, но икры видны и часть голени, можно полюбоваться на здоровые и крепкие босые ножки. Все же в этом плане народная одежда поразительно рациональная, Сашка вспомнил, как Софья по Замоскворечью ходила с ним по лавкам за покупками, просто ужас – несчастной женщине надо было и детей возле себя придерживать и длинные юбки от вездесущей, липкой городской грязи постоянно спасать. Хорошо, что у жены штабс-капитана провожатый имелся, было кому через лужи на руках перенести, но многим представительницам прекрасного пола приходится кувыркаться в одиночку.

Разговорились с бабенкой, оказывается она из казенных крестьян, мужу харчи привезла – у них пол деревни по повинности заставили дорогу ремонтировать. Жалуется на тяжелую жизнь, когда хороший урожай и следовательно есть деньги, от жадных "иродов"-чиновников можно откупится, но прошлый год был неудачный – сначала засуха, а потом нивы градом побило.

– Почто оне почитай всех нашенских мужиков и парней забрали? Староста сказывал, по разверстке тока шестерых надобно! – причитает баба, чуть не плачет, начало лета – у крестьянина по хозяйству забот много, как говорят – "день месяц кормит", а его отрывают "для казенной надобности".

Дорожных работ что-то не видно ни в окрестностях станции, ни по пути ничего не заметили, чем же заняты крестьяне? А знакомая история, дом станционному смотрителю строят, сарай ладят и колодец во дворе копают. Привлекли, "припахали" мужиков, одним словом как даровую рабсилу, в чьих-то личных интересах. Никакой оплаты за такие труды от казны сроду не идет, продовольствием и инструментом не снабжают – привози все свое собственное. Единственный плюс – работают в этом году рядом с домом, но это как повезет, могут ведь услать и за сотни верст в другую губернию. Фигнер попытался всучит бабенке рубль, пусть хоть водки купит труженикам, чиновник один черт ничего от себя не даст кроме палок, на них в России все начальствующие лица щедрые.

– Не нать барин, эдак все раздарите, чай деньга казенна? – засмущалась женщина и отказалась было, но капитан заставил взять, казна на такую маленькую сумму не обеднеет. Баба еще сетовала, что в народе говорят, мол война большая будет и всеобщий разор, Бонапарт с огромным войском на Россию пойдет.

– Не боись, до те5бя не доберется! – весело заверил ее капитан, действительно, если их миссия завершится успехом, то никакой Отечественной войны 1812 года не будет в помине и не гореть первопрестольной. В самом худшем случае: произойдет очередная стычка где-нибудь в Польше или в Пруссии и то под большим вопросом, вряд ли наследники Бони станут настаивать на строгом соблюдении континентальной блокады, разорительной даже для самой Франции.

Пока ехали Александр читал от нечего делать повесть Радищева «Путешествие и Петербурга в Москву.» и удивлялся, до чего оказывается автор продвинутый и актуальный, но только для текущего для текущего времени. В школе его знакомили с этой книгой, но там «не пошло», надо самому оказаться в шкуре аборигена начала 19-го века, чтоб проникнутся, но собственно для них и писалось, а не для потомков. Там местами такие тонкие намеки, до слез смеяться хочется. Вот скажем та история, когда крестьяне повезли барина-насильника на суд к Пугачеву, царю «Петру Федоровичу» и не смогли доставить – по дороге преступника отбили войска: «Известно в деревне было, что он омерзил 60 девиц, лишив их непорочности. Наехавшая команда выручила сего варвара из рук на него злобствовавших. Глупые крестьяне, вы искали правосудия в самозванце! Но почто не поведали вы сего законным судиям вашим? Они бы предали его гражданской смерти, и вы бы невинны осталися. А теперь злодей сей спасен.» Так и напрашивается с любезной подачи Александра Николаевича вывод, что же вы дураки, сами барина не прибили, а потом не свалили вину на Пугачева? Видимо хорошее в России правосудие, если за справедливостью принято по дефолту обращаться к атаману повстанцев, но с другой стороны ему обещали «личный контроль государя императора за следствием и судом» – неужели обманут? За что автора «Путешествия» так жестоко наказали при Екатерине, первоначальный приговор – смертная казнь, Сашка признаться не понял – никаких радикальных и революционных мер вольнодумец не предлагал, на самодержавие не посягал и даже крестьян советовал освобождать постепенно в несколько этапов, потихоньку урезая права помещиков. В основном Радищев напирал на нехороший «облико-морале» соотечественников, пытаясь довести до читателей простую как пять копеек мысль: «Так жить нельзя!» Нельзя, но вот живем, радуемся и будем жить вплоть до 1861 года, а отчасти и до 1917. Жаль не застал он этого человека, тот умер в 1802, почти через полтора года после появления наших современников в прошлом. Интересно было бы с ним поговорить, кадр из той же породы, что и Фигнер, пусть и не такой «крутой», но сам написал, напечатал и даже раздал читателям по сути свой смертный приговор, такое не каждый потянет, Сашка бы не смог точно.

Вышний Волочек, там была одна краткая остановка, следовало бы упомянуть в обратном порядке, но получилось так, что до этого абзаца Сашка добрался только после Валдая, когда городок на Цне давно уже остался позади. В 1703–1722 годах по распоряжению императора Петра Первого в Вышнем Волочке построен канал из реки Тверцы в Цну – первый искусственный водный путь в России. Канал был передан в содержание его устроителю – новгородскому купцу Михаилу Ивановичу Сердюкову, крещеному калмыку по происхождению. В результате деятельности купца по обустройству и развитию канала, инфраструктуры и других гидротехнических сооружений возникла Вышневолоцкая водная система – старейшая искусственная водная система в России. От нечего делать сходили они с Фигнером посмотреть на знаменитые шлюзы, о которых потом и прочитал в «Путешествии»: «Немало увеселительным было для меня зрелищем вышневолоцкий канал, наполненный барками, хлебом и другим товаром нагруженными и приуготовляющимися к прохождению сквозь шлюз для дальнейшего плавания до Петербурга.» Действительно грузопоток вполне солидный, так и напрашивается вывод, что страна готова, что бы там не талдычили про отсталость народа, «исконность-посконность» и «самодержавие-православие» к следующему этапу развития. Давно уже Россия «созрела», еще при Петре Первом, а ей не дают – специально держат в узде, загоняют назад в прошлое, якобы из соображений патриотических и государственных.

Петербург они не проехали – пролетели не останавливаясь, только полосатые дорожные столбы – свидетели короткой павловской эпохи мелькнули за окнами кибитки. Ничего интересного, разве что русских физиономий стало попадаться навстречу меньше, а чухонских и прочих «не наших» – больше. Питер самый «иностранный» среди российских крупных городов, одних немцев проживает тут чуть меньше чем в Берлине. Их община имеет собственный театр, и не один, школы, церкви, газеты и даже специфические кабаки для «истинных арийцев». Проскочили провинциальный Псков и Ригу с ее кривыми средневековыми улочками, еще в той жизни хотелось Сашки побывать в этом старинном городе, постоянно упоминавшемся у Пикуля, но не сложилось. Зачем вообще они сунулись в Санкт-Петербург, а не двинулись через Великие Луки – крюк в добрых 700 верст, он так и не понял, не то дороги на этой трассе лучше, не то первоначальный план предусматривал поездку морем через Британию. Не исключено, что Самойлович хотел просто прийти в себя и тянул время.

Россиены – последний крупный город на российской территории, его не минует ни один путешественник следующий из Пруссии в наши пределы. Стоп, здесь длительная остановка, у Александра сжалось все внутри, сейчас тезка начнет напропалую "гусарить" и задирать всех подряд, только успевай разнимать. Но чудеса – тихо, мирно, ни драк ни скандалов, ставших уже номой, хоть бы кому в морду дал – ничего ровным счетом. Фигнер словно переродился или перековался прямо на глазах, бесшабашная удаль исчезла.

Городишко маленький, грязненький и паршивенький, населен почти сплошь одними евреями с небольшой примесью поляков и немцев, русские представлены только чиновниками и военными. С 1802 года – уездный город Виленской губернии, до этого в том же качестве был в Литовской. Если заглянуть в путеводитель по Российской Империи, которого нет еще и в помине, первые появятся в 60-х годах, то там будет сказано примерно следующее: "7455 жителей (большей частью иудеи), главное занятие которых – заграничная торговля, преимущественно лесом и зерновыми хлебами. Православных церквей две, католическая одна, есть синагога – странное соотношение правда? Из общеобразовательных школ – 2-классное уездное училище, приходское, начальное и еврейское училища. В одной версте перед городом живописные развалины кальвинистского собора, разрушенного шляхтой во время барской конфедерации." Училищ Александр не заметил, скорее всего их откроют позднее, полвека спустя при Освободителе, а вот руины они видели, ямщик по дороге показал, правда с его слов получалось, что это баронский замок раньше был.

Скучал Сашка почти целую неделю, состоял в роде "часового" при ящике с деньгами, так и сидел сиднем в номере постоялого двора или трехзвездочной гостиницы – по современным ему меркам. Лишь изредка спускаясь вниз в трактир попить чаю и подкрепится пищей, и то приходилось постоянно держать лестницу на второй этаж под наблюдением. По-другому нельзя, слишком уж шустрый тут народец, а у них с собой почти 100 тысяч рублей серебром, оружие и еще масса интересных вещей. Фигнер все это время бегал по трактирам и постоялым дворам, расспрашивал проезжающих "оттуда" и местных торговцев. Известия были неутешительные, все опрошенные в один голос утверждали, что с недавних пор на таможне со стороны Пруссии в дополнение к офицерам и чиновникам появились "люди в штатском" – французы, вероятно агенты Фуше.

– Первые ласточки! Нас они с тобой караулят, как я и ожидал! – заявил начальник и скорее всего был совершенно прав. Жозеф Фуше, министр полиции первой империи в чьем ведении находилась контразведка, сделал первый ход в этой шахматной партии: е2-e4. Белые начинают, но суждено ли им выиграть, не будем забегать вперед, время покажет.

Ответные действия со стороны предприимчивого Фигнера последовали сразу – d7-d6, кто на новенького, вот вам наш король, берите господа не пожалейте только потом… Однажды спустившись из номеров в зал трактира-ресторана постоялого двора, Сашка приметил в уголке за столиком Самойловича, тот вовсю обрабатывал какого-то незнакомого полупьяного офицера. Нет скорее это "их благородие" относилось к весьма распространенной категории "офицериков" – именно так в народе называют таких сомнительных субъектов. Сам процесс простой до безобразия, намеренно проиграл Фигнер ему в винт 200 рублей и уже хорошие знакомые, еще сотню спустил и почти друзья, а дальше и последовало весьма увлекательное предложение, отказаться от которого пребывавший на мели князюшка не смог. Посмотрел Сашка на сего представителя доблестной российской императорской армии, и сразу же освеженная недавней регенерацией память выдала строки из Евгения Онегина:

"Бывало, льстивый голос света в нем злую храбрость выхвалял.

Он, правда, в туз из пистолета в пяти саженях попадал,

И то сказать, что и в сраженье раз в настоящем упоенье,

Он отличился, смело в грязь с коня калмыцкого свалясь,

Как зюзя пьяный, и французам достался в плен: драгой залог!

Новейший Регул, чести бог, готовый вновь предаться узам,

Чтоб каждым утром у Вери в долг осушать бутылки три.

У Пушкина еще ничего, все же хоть с коня и в бою в плен его "герой" попал, пусть и в "зюзю" надравшись. На войне во все времена частенько давили страх алкоголем, и ничего предосудительного в том не было. В некоторых полках и вообще солдат поили перед атакой, чарку-другую водки гренадер дернет и идет вперед, умирать уже не так страшно. Но этого корнетика, как он сам выболтал под хмельком, взяли во фридландском борделе во время последней войны в году 1807. Победители-французы прямо с бабы храброго кавалериста сняли, не дав закончить лихую атаку – акт любви. Почти три года господин офицер напропалую кутил в плену, раз за разом побеждая французское вино и девок, и страдал не от ран, а от очередного триппера. Содержание от императора Наполеона пленным шло неплохое, даже нижних чинов жалованьем не обижали. А тут еще родители деньги присылают, живи да радуйся, и вот лишь теперь в 1810 году военное ведомство сумело выдернуть столь ценного воина домой в Россию, вопрос только зачем его вернули, кому такой "драгой залог" нужен? Но в данный момент для Фигнера, случайно попавшийся под руку, князек-кутилка стал настоящей находкой, ради которой не жалко было потратить и казенные деньги. Ведь если удастся его заполучить, то агенты Фуше вынуждены будут следить не столько за этим "разведчиком", сколько за его женской "агентурой" – весь полусвет от 30 франков включительно сбежится на конспиративную квартиру, сколько таких проституток в Париже – одному богу известно. Разберутся конечно французские полицейские, что их провели, но для этого потребуется время, равно и силы немалые будут отвлечены от других задач.

– Сашка, ты только погляди, он на меня похож сильно? – шепнул капитан своему напарнику, подошедшему как раз к столу, и в самом деле: возраст, рост, волосы и даже шрам на шее – поди разберись от сабли или от оспы? Почти все признаки подходят под словесный портрет, если особо не придираться. Фотография еще не изобретена, у художников капитан не бывал ни разу в жизни, следовательно, их противник может располагать только таким скудным описанием "примет". Что до второго Александра – унтер-офицера, то на него с вероятностью до 100 процентов и вообще никаких данных у французов нет, слишком уж незначительная фигура.

– Если только пить горькую будешь две недели не останавливаясь? Тогда да… – засомневался Сашка, они давно по требованию напарника перешли на "ты", субординацию победила конспирация. – Его ведь французы на таможне недавно видели и смогут опознать?

– Вряд ли, справки у местных ростовщиков наводил – месяц уж корнет в Россиенах гуляет, пропился до последней копейки и в кредит ему не дают, веры нет. – Фигнер еще колебался, но решение напрашивалось просто "само собой", – Привести его в божеский вид и отправить обратно в Париж, пусть хоть отвлечет на время людей Фуше?

– Посадят ведь французы потом? – не то что бы Сашка пожалел князюшку, но все же не смог не напомнить о столь очевидном и бесславном финале.

– Ну и черт с ним! Я ему бесплатную квартиру и полный пансион посулил? Обещал и выполнил – так и тюрьме корнет его получит у папы Жозефа. Не будут его долго томить без суда как у нас, разберутся и выпустят, не Россия ведь у них законность и порядок. – и судьба пьяненького "господина офицера" в этот вечер решена окончательно, Фигнер в таких случая был как всегда бескомпромиссен, – Будет еще нас добром поминать, чай у Фуше его от пианства вылечат!

Черные сделали ответный ход, и с документами Фигнера в Париж поехал другой человек. Охмурить корнета было нетрудно, придумали для него "секретное задание", "назначили резидентом российской разведки". Самойлович на такие трюки был мастак, в реальной истории ухитрился запудрить мозги генералу Раппу, да так, что тот его отправил с важными депешами в ставку Бонапарта. Целого дивизионного генерала, совершенно трезвого, вокруг пальца обвел, как ребенка! Дали завербованному "командировочные", без них никуда – 15000 рублей серебром, или в при пересчете на местную валюту – 45 тысяч франков, целый капитал – жалованье парижского префекта полиции за 10 лет службы. Времена на дворе "дешевые", так один франк можно купить пять литров прекрасного вина от самого лучшего производителя, а посредственного так и вообще двухведерный бочонок! На три месяца разгула полученной суммы князю хватит с лихвой, а там министр полиции первой империи Жозеф Фуше обязательно переведет молодого человека на казенный кошт. Жалко было только денщика князюшки, тот страдал "ни за что", но на войне как говорится, как на войне. Может, сбежит парнишка там от такого беспутного хозяина и пристроится куда-нибудь, все один черт лучше, чем постоянно блевотину за барином подтирать и ширинку ему расстегивать.

Одну проблему они успешно решили, по крайней мере теперь самим террористам "палиться" не придется, вышло как раз в стиле форсайтовского Шакала. Некий офицер, внешне похожий на посланца Барклая, с документами Фигнера и денщиком благополучно пересек границу и направился в Париж. На радостях капитан новоявленному Штирлицу и саблю свою подарил и железную шкатулку, пустую правда – дорожный сейф князю тоже отдали для использования по назначению. Но куда девать остальные деньги, коих осталось на руках немало? Путешествовать, да еще полулегально с такой обузой не просто, не то слово – нереально. Был бы какой-нибудь "Вестен Юнион", тут деньги сдали, а там в Париже получили, но банковская система еще не развита до такой степени. По крайней мере, Сашка так считал, но действительность преподнесла очередной сюрприз.

Что делать с 180 тысячами серебром – по карманам одежды и в контейнер с большим трудом распихали только 7 тысяч, да и то вскоре пришлось часть сложить обратно в мешок, заменивший шкатулку. Другой бы голову сломал над этой бедой, но не Фигнер Александр Самойлович, он и тут нашел красивое решение. Корни сказались, его отец – Самуил Самойлович Фигнер потомок переселившегося в центральную Россию из Ливонии в начале XVIII столетия остзейца Самуила Фигнера, деда капитана Александра Фигнера. Начинал Самуил, дед нынешнего Александра Фигнера, простым приказчиком, потом заделался купцом – бизнес шел у него успешно. Самуил Самойлович пошел сначала по другой стезе – дослужился в армии до офицерского чина, вышел в отставку и вскоре получил назначение на должность заведующего казенными стекольными заводами. В его обязанности входило также наблюдение за императорским фарфоровым заводом, расположенным под Петербургом. Все равно в итоге военная карьера не заладилась, пришлось вернуться на "производство". На западе России любой бизнес в те годы так иначе был связан различными "невидимыми ниточками" с евреями. Были такие полезные знакомые и деловые связи у сашкиного тезки, по наследству ему, можно сказать, достались. В конце недели Фигнер прихватив с собой "денежный мешок", бывший ранее обычным дорожным сидором и Сашку для солидности отправился к одному из местных менял-ростовщиков на самую окраину города, как оказалось прямо под стены синагоги. Неприметная с виду лавочка, для прикрытия торгующая всякой грошовой мелочью, от мыла до пуговиц, никто и не заподозрит, что здесь ходят по рукам весьма и весьма немалые деньги, не миллионы конечно, но сравнимо с бюджетом уезда, а порой и губернии. Долго капитан торговался с обладателем ермолки и роскошных пейсов на странном жаргоне и под конец ударили по рукам, казенные средства, после тщательной проверки и пересчета перекочевали в тайник к "подпольному банкиру". Почти полвека существовала уже в Европе нелегальная банковская сеть, позволявшая незаметно перекачивать денежки из страны в страну помимо всяких докучливых таможенников и полицейских. Процент за свои услуги, правда, менялы брали большой, но как старому клиенту капитану Фигнеру сделали приличную скидку. Человек сдавал деньги и ценности на руки "банкиру" в Петербурге положим, спокойно уезжал за границу и потом получал "свои кровные" в Париже или в другом городе Европы, что и требовалось в данный момент Самойловичу. Один визит в занюханную конторку на окраине столицы Франции, записка-"билет" и слово-пароль – и пожалуйста получите, даже расписки не потребовали бы, все на доверии. Как правило услугами такой системы пользовались различные проворовавшиеся деятели, которым срочно надо было бежать, а неправедно добытые деньги "жгли руки". Сколько не ловили в России, да и не только там растратчиков и махинаторов, как правило никогда похищенное вернуть не удавалось, в лучшем случае находили процентов десять от ожидаемого, такой вот фокус, а где же остальное? По понятным причинам Александр Самойлович имел все основания доверять "подпольным банкирам", выдавать клиентов Фуше им было не с руки – лишались немалого барыша и одновременно доверия потенциальных клиентов. Сашка когда узнал про эти тонкости, предложил таким путем переправить во Францию и контейнер с оружием. Прикидывали они так и эдак, все же но не рискнули доверить столь ценный груз неведомым контрабандистам. В отличие от луидоров, наполеондоров и экю, на которых не написано, для чего они предназначены, снайперская винтовка уж очень специфическая вещь.

Капитана Фигнера и унтер-офицера Сашки больше в российской империи не существует, нет и созданного усилиями Барклая потомока иммигрантов и его верного приказчика. Те на пути в Париж – наследство "добывать" поехали, или если точнее – растрачивать казенные деньги на вино и гулящих девиц. Кто же теперь проживает на втором этаже россиенского постоялого двора в рублевом "нумере 13"? А никто, люди без имени, без звания и без документов – благо "бумаги", "плакаты", паспорта спрашивают только по прибытии в населенный пункт, а при отбытии никакого учета нет. На городских заставах проверка ведется, всех проезжающих аккуратно опрашивают и записывают в особую книгу. Но это Россия, никто сроду не называет собственной фамилии, обычно соревнуются в остроумии вплоть до явной нецензурщины, а документы не проверяются – не рискнет солдат инвалидной команды "не по делу" важных господ беспокоить, последние ведь зубы выбьют ненароком. И все же обоими Александрам нужна новая личина, как змее сбросившей старую кожу требуется для замены свежая. Предстоит пройти и проехать многие сотни верст по землям Пруссии и Рейнского союза, путь немалый и лишние проблемы с полицией им ни к чему. До третьего рейха, где полицай притаился за каждым кустом, этим государствам как до луны – паспорта спросят у путешественников только при пересечении границ. И все же "шкура" была нужна и ее вскоре нашли…

В то время, когда пьяненький корнет распинался перед Фигнером в любви к французским кокоткам, на другом конце маленького городка в убогой харчевне сидели за грязным столом два небритых субъекта в форме прусских гренадеров. Дела у этих ребят шли на редкость неважно, на родине им определенно ничего не светило, а в российской империи их тоже не приняли с распростёртыми объятиями. После разгрома Пруссии, Наполеон запретил этой стране иметь большую регулярную армию: было 250 тысяч под ружьем – осталось только 50, всех остальных выгнали вон. Процесс сокращения вооруженных сил начался с 1808, и в 1810 году еще немало бывших нижних чинов бродило, как по территории Пруссии, так и по сопредельным странам, пытаясь куда-нибудь пристроится. Тем самым Бонапарт невольно сыграл на руку Фигнеру и Сашке в осуществлении их прямо скажем «нехороших» замыслов. Уволенные от службы воины расползлись как тараканы, кто куда. Часть офицеров подалась в российскую императорскую армию, как например Пфуль и Клаузевиц, часть вернулась к различным мирным занятиям. Нижним чинам пришлось хуже – большинство не имело ни друзей, ни протекции, ни сбережений для первоначального обустройства. Люди проведшие в казарме длительное время, иногда лет 10 и более, не смогли вернуться к гражданской жизни и стремились к привычному существованию. Беда всех нижних чинов того времени, российские солдатики страдали от нее в не меньшей степени. Зачастую успешно дезертировав во время заграничного похода, человек снова попадал в армию, хорошо если к союзникам, но бывало, что и во вражескую. Не мог бывший солдат приспособится к жизни на гражданке, да еще в чужой стране и ради куска хлеба или шел волонтером, или запродавал себя в качестве заместителя конскрипта. Вот и эта парочка подалась в Россию, привлеченная слухами о создании императором Александром Первым особого «Немецкого легиона» для борьбы с французами. Большую часть наличных денег приятели-гренадеры потратили на оплату услуг контрабандистов, легально из Пруссии нижних чинов не выпускали – опять Бони постарался. На дорогу до Петербурга ничего не осталось, а местные власти помогать добровольцам не спешили, городничий не захотел с ними даже разговаривать. Чем бы у них кончилось сказать трудно, но однажды появился Он – благодетель и порешал все проблемы, по крайней мере, им так показалось на первый момент.

Дорвавшиеся до даровой выпивки и угощения, оголодавшие "земляки" стали для капитана Фигнера легкой добычей. Прикинувшись немцем, пруссаком на русской службе, он без особого труда убедил сидевших на мели солдат воспользоваться его рекомендациями и связями для поступления на службу. Денег на дорогу нет – капитан даст, документов нет – пожалуйста, курьерская подорожная, с ветерком доедут, и самое главное – рекомендательное письмо для военного ведомства, без протекции в России бедным немцам ничего не светит. Взамен щедрый даритель потребовал немного – паспорта, якобы нужные капитану для отчетности. Расстались без сожаления, бумаги выданные бывшим гренадерам при увольнении со службы, в России все равно не действительны, их с лихвой заменит одна единственная подорожная. Пришлось отдать и форму, взамен волонтеры получили гражданскую одежду – и это условие возражений не вызвало. Даже нижними чинам было понятно, что ехать в столицу в таком виде, прямо в поношенных и потрепанных мундирах – не самая лучшая идея, запросто можно схлопотать по морде лица от какого-нибудь встречного офицера. Расстались они самыми лучшими друзьями, Эрих и Курт еще не знали тогда, что хитрый капитан в рекомендательном письме, для чиновника, через которого условились поддерживать связь с Барклаем, сделал маленькую такую приписку на английском… Нет Фигнер их не обманул с протекцией, Сибирь, как поется в популярной в народе песне "вить тоже русская земля!". Несколько лет пруссаки проведут по ту сторону Уральского хребта, где у Фуше нет никакой агентуры. Один там успешно приживется и его отдаленный потомок поднимется до высот местной иерархии, а другой вернется на родину.

Сашка по прежнему скучал и почитывал Радищева пополам с Форсайтом, проводя время в 13-м "нумере", когда туда однажды с немалым узлом, из которого торчали в разные стороны рукава мундиров не ввалился Фигнер. Розовые мечты доехать до Парижа "по-человечески" со всеми удобствами в экипаже, пусть и под другим обличием, мгновенно растаяли как дым на ветру, нижним чинам первым классом путешествовать не положено даже в Пруссии. Добытую форменную одежду постирали, зашили и подогнали немного под новых обладателей – все проделали своими силами, привлекать посторонних портных было крайне рискованно. Разобрали оставшиеся вещи, с собой они возьмут только самое необходимое: контейнер с оружием, принадлежностями и деньгами, а так весь минимальный набор, без которого в дальней дороге не обойтись: шило, мыло… и прочее "на рыло". Кроме титанового тайника-доски, ее пришлось по очереди нести в руках до самого Парижа, все приготовленное к походу добро запихнули в дорожные мешки типа "сидор". Излишки – все, что осталось от сборов, как ни жалко было, но для конспирации следовало безжалостно уничтожить. Ночью Александр пробежался по Россиенам и раскидал по разным помойкам на задворках порезанные до лоскутьев мундиры и белье, всю ненужную теперь одежду и прочие мелкие вещи, немногие бумаги и книги сожгли в печке. С гостиницей обошлись и еще проще, Фигнер отказался платить, и их без особого шума – долгов ведь приятели не наделали, выставили на улицу в тот же день. Последний вечер оба Александра провели, потягивая из деревянных кружек дрянной студень и закусывая баранками, в убогом и грязном шинке расположенном на дальней окраине городка, куда раньше не заходили ни разу, и где не было шансов нарваться на новых знакомых. В другое время Сашка бы не сунулся в такую отвратительную дыру только из соображений брезгливости, воняло в этом очаге общепита как в сортире. В сумерках, уже за пределами города, они натянули на себя добытую хитрым способом прусскую военную форму, туристические ботинки пришлись очень кстати, под гетрами их не отличишь от обычных солдатских.

– Будут спрашивать – молчи и только кивай, когда велю! И рожу попроще сделай. – проинструктировал насчет поведения при встрече с пруссаками своего напарника капитан. Вот и весь его замысел по части маскировки, просто и без затей. Раз помощник не обладает талантами полиглота, тот незачем ему и рот открывать лишний раз.

Немецкий язык Сашка знал что называется, с пятого на десятое, особенно произношение хромало. Поэтому в целях конспирации он вынужден изображать теперь раненого в голову и сильно контуженного ефрейтора, а его спутник Фигнер – поводыря-рядового, провожающего покалеченного сослуживца на родину, домой к родителям. Занятие не такое уж и тяжелое, для человека по натуре спокойного и неразговорчивого. Молчал он семь лет в казарме, и в походе, и на войне, опасаясь привлечь к своей персоне ненужное внимание, и если нужно, то потерпит еще год. До границы они добрались беспрепятственно, никто ни разу не остановил и не проверил документы. В российской империи только "природный" русский должен всего опасаться, в нем власти заранее видят потенциального разбойника, беглого или дезертира, к иностранцам такого внимания и "отеческой заботы" нет. Вместе они представляли забавную парочку, молчаливый и солидный Сашка – ефрейтор и похожий на подростка молодой разбитной солдатик – Фигнер, соотношение для нашего времени странное, но тогда прокатывало, поскольку в строю кроме обычных рядовых зачастую несли службу и различные флейтисты-барабанщики весьма юного возраста.