355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Петр Иванов » Мы ничего им не должны! (СИ) » Текст книги (страница 5)
Мы ничего им не должны! (СИ)
  • Текст добавлен: 28 июня 2020, 14:30

Текст книги "Мы ничего им не должны! (СИ)"


Автор книги: Петр Иванов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 41 страниц)

Глава 4. Большая игра началась

Дорога, дорога, дорога, дальний путь – как судьба. С казенным ямщиком и сопровождающим – незнакомым офицером в чине подполковника они расстались на первой же почтовой станции за Москвой. Генерал велел выпихнуть своих «браво» из первопрестольной поскорее, справедливо опасаясь, что «бойцы» могут просто на просто загулять. Был такой давний грех у российского офицерства, обычно таким макаром казенные денежки нередко и растрачивались: картишки, винишко, девки – и вот уже убыль для военного ведомства, и черта два потом с кого взыщешь. Было строжайше запрещено останавливаться в крупных городах, навещать по пути следования родственников, друзей и знакомых и вообще отвлекаться на посторонние дела.

– Прости брат! Попрошеватся тебе не дал? – повинился на прощанье ямщик, еще совсем не старый обладатель роскошной бороды, – Кабы не энтот черт от енерала… У меня, сам знашь, детки и баба в Москве. В Сибирь за вас занепременно грозились определить, коли остановлюсь, али промедлю где.

Александр только махнул рукой, зла он на подневольного человека не держал. Дальше они добирались уже на общих правах, но подорожная – документ, дающий права проезда по почтовому тракту них была самой высшей категории, курьерская. Трасса Москва-Петербург – это не провинциальная дорога, здесь все обустроено на совесть, кроме как нетрудно догадаться самого главного и нужного – дорожного покрытия. Станции большие, обязательно с гостиницей и конюшней, изредка попадались даже каменные двухэтажные дома почти городского типа. Здесь для отдыха служит не жалкая горница в большой избе, разделенная грязной занавеской на "господскую" и "людскую" половины, под которой беспрепятственно взад-вперед ползают дети, кошки и тараканы. За отдельную плату можно получить в свое распоряжение вполне приличную комнату – даже без клопов, а станционная прислуга поставит для уставшего с дороги путника самовар. Публика между двумя столицами катается богатая и знатная, поэтому здешние смотрители и содержатели почтовых дворов живут неплохо, имея стабильный и приличный доход с проезжающих. Никакого сравнения с провинциальными станциями, там станционный смотритель как заяц бежит, даже на зов армейского унтера, опасаясь как бы проезжие не побили, а тут и не ко всякому барину навстречу выйдет. С первым таким "королем почты", или по старому, если верить Радищеву "комиссаром" оба Александра вскоре и столкнулись в первом часу ночи на очередной станции, где следовало сменить "двигатель" начала 19-го века – коней.

– Курьерская! – коротко бросил Фигнер встретившему их конюху, ожидая, что лошадей им быстро заменят. Но какое, там пришлось идти на станцию и подгонять, – Да что вы черти медлите? Я по гривеннику за версту положу и на водку рубль дам! У вас же конюшня полная, чай новых и поставить некуда?

– Ваш милость, ваш благородие, боимся мы энто, без начальника! Почивает оне и будить до утра не велели. – ответили ему ямщики, хотя в свете коптилок развешанных под потолком сарая было видно по бородатым плутовским физиономиям, что перспектива хорошо заработать их прельщает. Рубль, да еще серебром не всякий проезжий генерал отвалит, обычная неписанная такса "на пропой души" вознице – двугривенный, а поверстная плата – пятачок, плюс-минус копейка. Классные у этих парней штаны, полосатые как у коверных клоунов в цирке, Александра тоже в Москве люди Барклая хотели в такие обрядить, но он уперся и тогда дали обычные брюки серого цвета.

Фигнер молнией кинулся во внутренние, "господские" помещения станции разбираться с задержкой, Сашка последовал за ним, вот тут фонарик-генератор и пригодился, поскольку местные на освещении экономили. На аборигенов техника 20-го века произвела определенное впечатление, но падать на колени, креститься и поминать нечистую силу никто не стал.

– Глико, немцы каку хитру штуку измыслили! Сама светит. – подивились местные "водители кобылы" и тут же придумали новинке применение, – А кабы на оглобельку повесить, ладно поди вышло.

Пребывающего в объятиях Морфея станционного чиновника нашли быстро – ориентировались по богатырскому храпу, от которого дробно сотрясались занавески на окнах, и колебалось пламя свечей. Александр потряс легонько спящего за плечо, просыпайся приятель, пришли к тебе по делу.

– Хр-р-р! Кого черт принес? Что за манер выезжать из города на ночь глядя? Лошадей нет и не будет! Очень еще рано! Взойди, пожалуй, в трактир, выпей чаю или усни. – ляпнул со сна, не открывая глаз, господин чиновник и презрительно отвернул толстую ряшку к стене. Захрапел он так, что стало страшно за целостность здания, казалось, что стены в такт трясутся. Того и гляди – резонанс и все строение рухнет, сложится как карточный домик. Нет, определенно надо спасать казенное имущество от неминуемой порчи.

– Эй уважаемый, проснитесь – у нас курьерская подорожная! – за дело взялся капитан Фигнер, но и ему не повезло, и его просьбу проигнорировали.

– Что за пропасть, я уже сказал, что нет лошадей! – и обернув голову одеялом, чиновник снова отвернулся прочь от назойливых посетителей. Но поспать ему не удалось, пришельцы разбудили хозяина вежливым, но сильным и болезненным тычком в бок ножнами сабли.

– Курьерская!!! – проорал в самое ухо станционному Сашка.

– Хр-р-р! А мне по х… – зевнул тот и попытался отмахнутся от унтер-офицера, как от назойливой мухи, – Пошли прочь, не то велю мужикам палками бить! Ездют тут всякие, людям ночью отдохнуть не дают!

Дальше вести диалог по-хорошему смысла не было, офицер взглянул на своего спутника и тот без слов понял, что от него требуется. Секунда и смотритель уже находится в вертикальном положении, зафиксирован в захвате, а то еще начнет спросонья руками махать, поэтому Сашка решил его упредить. Трах-трах-трах… ласковый мануальный массаж морды лица ладонью – это уже другой Александр старается. Самойлович поспешил подключился к процессу "обработки" станционного смотрителя. Для такой необъятной хари, как у этого господина, легкое похлопывание ладошкой, все равно, что бегемоту по толстой заднице. Но дошло и проняло, дядя глаза наконец открыл и взревел густым басом, как коренной обитатель африканской саванны.

– Б…ть!!!Как смеете!!! Я же дворянин, я вас…!!!

– Если через пять минут нам не дадут лошадей, то я тебя в столбовые бояре произведу! – ласково пообещал станционному смотрителю Фигнер и поднес прямо к осоловевшим глазкам чинуши циферблат наручных "командирских" часов. Затем пояснил мысль, чтоб дошло получше, – Будешь фонарями светить как столб на улице! Саша, будь добр, проводи этого х…, пардон, господина до дверей, а я пока в казенной ведомости за получение прогона распишусь.

Когда унтер-офицер тащил упирающегося смотрителя к выходу, тот опять вспомнил о своем достоинстве и принадлежности к привилегированному сословию российской империи. Однако очередная попытка "побыковать" и "покачать права" была немедленно пресечена самым безжалостным образом.

– Быдло тут всякое… – вторую часть фразы договорить чиновник не успел, поскольку ему пинком под зад придали соответствующее ускорение. Господин дворянин мешком вылетел на улицу, приземлившись носом прямо в дорожную пыль, под ноги собравшихся на шум скандала ямщиков. Мужики только крякнули и зачесали затылки, но никто "дворянску честь" начальника защищать не кинулся.

Ничего нового Сашка для себя не открыл, еще когда со штабс-капитаном Денисовым добирались до Питера то усвоили на собственном опыте, что скорость передвижения по России определяется сложением крепкого кулака и тугого кошелька. А подорожная и прочие бумаги – только полезное, но совсем не обязательное приложение, как цифры после запятой, иногда их учитывают при округлении, иногда нет.

На следующем "перегоне" были уже утром, там картина практически та же самая, даже вертикальные полоски на штанах служителей того же цвета, и бороды той же длины.

– Почивает начальник? – сразу спросил первого попавшегося ямщика Фигнер и получив утвердительный ответ, схватил его за руку и силой потащил бедолагу в конюшню.

– Вот эту коренником, экая красавица как играется, хорошо побежит! Ту сивую возьмем пристяжной, и пегую тоже. Запрягай, чего глаза на меня пялишь ирод?

– Ваш благородие!!! Как можно?! Помилуйте!!! – сжался в комок и взвыл мужик от страха.

– Казню! На кол посажу! – весело ответил напуганному ямщику капитан и слегка похлопал по плечу, утешая, – Да не бойся, не обижу, рубля на водку мало – дам три! Чего жалеть, один хрен деньги казенные, все едино пропадут. Гулять, так гулять!

Оригинальной была русская троечная упряжка, иногда называвшаяся ямской. Сильный, старший годами и хорошо обученный коренник, заложенный в оглобли с хомутом и дугой, задавал направление и скорость движения. По бокам в постромках шли молодые и резвые пристяжные в хомутах или шорках; они создавали дополнительную тягу. Коренник обычно шел крупной рысью, для чего подбирался "шаговитый" конь, а пристяжные, отвернув головы в стороны, шли в галоп. Весело и с ветерком!

* * *

Так вот они и ехали до самого Санкт-Петербурга, ямщики боготворили «щедрого барина», даже песни по дороге орали более-менее бодрые, а не заунывно-тоскливые, как принято по обычаю.

"Эх дороги пыль да туман, холода тревоги, да степной бурьян… Знать не можешь доли своей, может крылья сложишь посреди степей." – не то что бы очень веселая, но и не стон, что у нас песней зовется… приживется или нет незатейливая мелодия сказать трудно, но последнему ямщику вроде понравилась.

Смотрители напротив исходили лютой ненавистью, поскольку им чаше перепадали тумаки и плюхи, чем полновесные серебряные рубли – на станциях Сашка с Фигнером надолго не останавливались, а только меняли лошадей. Ели-пили и прочие потребности путешественники удовлетворяли на коротких остановках, спали прямо в экипаже на ходу, единственный длительный привал, на три часа сделали в Валдае, примерно посередине пути к столице.

Городок расположен на Валдайской возвышенности, на берегу Валдайского озера, в 140 километрах к юго-востоку от Великого Новгорода. С озером связана местная легенда, о монахе, пожертвовавшем жизнью ради удовлетворения любовницы. На острове, прямо посреди озера стоит известный Иверский монастырь, построенный по приказу патриарха Никона. Поскольку "милка" находилась в городе, а служитель культа на острове посреди озера, куда даже скотине женского полу вход запрещен, то каждую ночь следовал заплыв почти на версту, да еще под водой, дабы бдительная монастырская стража не углядела. Чем не Шао-Линь, там мастеров рукопашного боя готовили, а здесь, оказывается, боевых пловцов тренировали. Закончилась романтическая история плохо, по одной версии монах утонул в штормовую погоду, по другой его утащили "за муди" на дно вражеские силы – гигантский сом, якобы обитающий в водоеме с незапамятных времен. Странно, что до сих пор монаха, за столь выдающийся подвиг не канонизировали.

Но главная достопримечательность отнюдь не озеро, не монастырь и даже не колокольчики "дар Валдая"… Предоставим слово еще одному Александру – Радищеву. Его "Путешествие из Петербурга в Москву" прихватил с собой в дорогу унтер-офицер, случайно попалась ему эта книжка в бункере. Осталось заглянуть туда и сравнить с увиденным и услышанным, чем не путеводитель.

"Кто не бывал в Валдаях, кто не знает валдайских баранок и валдайских разрумяненных девок? Всякого проезжающего наглые валдайские и стыд сотрясшие девки останавливают и стараются возжигать в путешественнике любострастие, воспользоваться его щедростью на счет своего целомудрия. Сравнивая нравы жителей сея в города произведенныя деревни со нравами других российских городов, подумаешь, что она есть наидревнейшая и что развратные нравы суть единые токмо остатки ее древнего построения. Но как немного более ста лет, как она населена, то можно судить, сколь развратны были и первые его жители. Бани бывали и ныне бывают местом любовных торжествований. Путешественник, условясь о пребывании своем с услужливою старушкою или парнем, становится на двор, где намерен приносить жертву всеобожаемой любовных торжествований. Путешественник, ус ловясь о пребывании своем с услужливою старушкою или парнем, становится на двор, где намерен приносить жертву всеобожаемой Ладе. Настала ночь. Баня для него уже готова. Путешественник раздевается, идет в баню, где его встречает или хозяйка, если молода, или ее дочь, или свойственницы ее, или соседки. Отирают его утомленные члены; омывают его грязь. Сие производят, совлекши с себя одежды, возжигают в нем любострастный огнь, и он препровождает тут ночь, теряя деньги, здравие и драгоценное на путешествие время. Бывало, сказывают, что оплошного и отягченного любовными подвигами и вином путешественника сии любострастные чудовища предавали смерти, дабы воспользоваться его имением. Не ведаю, правда ли сие, но то правда, что наглость валдайских девок сократилася."

Девки надо сказать здесь очень красивые и высокие, это Александр заметил еще когда с этапом шел в Москву, но тогда проверить справедливость слов Радишева он смог – помешала новая знакомая Глаша, настолько сильно девчонка зацепила солдата, только о ней и думал всю дорогу. И сейчас ему тоже не до гулящих девок, исключительно из спортивного интереса он и решился расспросить местных. Баранок на рынке унтер-офицер закупил пару связок, хватит до самого Питера, звонкий колокольчик на память тоже приобрел, а как же эти самые… ну как их – девки, надо узнать, раз уж судьба сюда закинула. Далеко ходить Сашка не стал, вернулся к той же продавщице баранок, девка молодая и видная, или скорее бабенка, судя по головному убору. Его Глаша после свадьбы пробовала надеть такую штуку, не то кика, не то повойник – как ее называют в народе. Но девчонке не глянулось, раз одела и снова вернулась к привычному платочку, не носила такого специфического женского украшения и ее мать – Дарья, а вот валдайские бабы с удовольствием таскают и даже гордятся, иная словно корону с бриллиантами несет на голове.

– Ну что красавица, баньку нам истопишь? – спросил молодую женщину Сашка и незаметно ущипнул за бедро, слегка, одними подушечками пальцев сквозь сатин юбки.

– Экий ты купец прыткой! – деланно возмутилась та отстранившись, но в глазах сражу же зажглась неподдельная искорка интереса, – В какую цену красный товар поставишь?

Поторговались немного: для солдата сексуальные услуги валдайских красоток обойдутся слишком дорого – на тракте крестьянки предлагали себя дешевле, а для заезжего купчика вполне приемлемо. Александр решил и дальше прощупать бабу на предмет соответствия местных реалий произведению классика.

– Да вот я не один приду – с товарищем, сдюжишь двоих сразу?

– Не беда, я подружку покличу и матушка у меня еще не старая, сумеет добра молодца ублажить! – томно уставилась на Сашку бабенка, и причмокнув, имитируя поцелуй добавила, – А коли хорошо за красный товар заплатишь, так и сестрица меньшая придет вас попарить. Не скупись купец – в самом соку девка, 13-й годик сполнился намедни, молоденька, нецелованна ищщо. Ей богу – целка!

Со стороны все было похоже на то, как будто заезжий молодец, просто пытается купить партию баранок, а баба с ним торгуется за гривенник. Все чинно и спокойно в точности по Радищеву: "…но прежней наглости в них не видно."

Причину такого странного для российской провинции явления классик объясняет так: "Новый сей городок, сказывают, населен при царе Алексее Михайловиче взятыми в плен поляками. Сей городок достопамятен в рассуждении любовного расположения его жителей, а особливо женщин незамужних."

Сразу в памяти всплыло: "Войско польское – войско бл…е!" – любимая поговорка одного старшины с которым Александр пересекся на срочной службе в СА. Очень уж дяденька не любил этих "братьев-славян", по разным причинам, но не жаловал. Так, что и валдайский феномен имеет простую разгадку, если считать, что слова "шляхта" и "шлюха" восходят к одному корню. Не дали этим панам хлопов "для услуг", и грабить на дороге нельзя – пришлось зарабатывать на жизнь другим путем.

Пока один Александр проверял достоверность и актуальность «литературных источников», второй тоже времени зря не тратил. Сашка, прибежавший с баранками на постоялый двор при станции, застал там скандал и драку в самом разгаре. Фигнер загнал в угол комнаты и вполне профессионально бил какого-то достаточно высокопоставленного чиновника из проезжающих, в ранге советника не меньше. Работал офицер правда аккуратно – на уровне хорошего боксера-разрядника, удары наносил в корпус, а не по лицу, как обычно в таких случая принято. Звуковое сопровождение сцены – оглушительный визг жены и дочери господина чиновника и плач их женской прислуги, мужская тоже присутствовала в виде лакеев и «мальчиков», но только сокрушенно покачивала головами и хмурилась – в драку «господ» рабы благоразумно не полезли. С трудом оторвав тезку от столь увлекательного занятия, Александр сумел отправить его в отведенный им номер и сразу же приступил к урегулированию конфликта.

Оправдывать действия спутника Сашки смысла нет, хулиганство в чистом виде по меркам как 19-го, так и 20-го века. Но все же стоит заострить внимание читателя на ряде обстоятельств, приведших к такой развязке. Старый добрый советский кинематограф, точнее некоторые его деятели старательно вдалбливали в головы зрителей тезис, будто российские дворяне все были поголовно равны по части прав, возможностей и достоинства, чуть что – дуэль прямо как у самураев, сразу хватались за шпагу или пистолет. Очередная глупость, очередной миф, представьте себе такую картину: приехал в столицу из Мухосранска сопливый малолетний Митрофанушка Фонвизина, гремя ржавой дедовской шпагой вломился в приличный дом во время приема, плюнул в вырез декольте хозяйке и облапил ее дочку. А что, он тоже может быть Хрюндикович какой древнего рода и борзеть "право имеет". Насчет дуэли вилами на воде писано, но наглеца друзья и родственники женщины немедленно выкинули бы прочь, да не преминули еще и морду набить для науки. В любом случае всегда учитывали как возраст, так и положение человека в сословно-чиновной иерархии, что дозволялось корнету гвардии, то было нередко недоступно обычному армейскому поручику. Теперь вспомним, что представляли из себя наши путешественники на пути из Москвы в Санкт-Петербург: машина времени вследствие побочного эффекта регенерации превратила Александра Самойловича Фигнера из солидного "молодого человека" в 15-ти летнего юнца – по крайней мере внешне, кости в ходе процесса не уменьшились и мышцы те же самые остались, но он произошедшее изменение осознал не сразу. На стрельбище под Сосновкой сослуживцы такую метаморфозу увидели, но тактично промолчали, зачем зря огорчать человека? Офицеры и чиновники в Москве, оформлявшие отъезд ранее с капитаном не встречались в лицо его не знали, и ничего необычного не заметили. Разве ворчали про себя: "чин не возрасту", но еще совсем недавно младенцев записывали в полки, чтобы к совершеннолетию вывести в обер-офицеры, а то и в штаб-офицеры. В довершение всех бед для соблюдения секретности Фигнера обрядили в офицерскую форму без погон, вензелей и номера части, вместо кивера дали походную фуражку, саблю правда оставили. Сашка и вовсе стал "вольным" гражданским человеком, приказчиком: плисовая коричневая поддевка почти до колен, мягкий суконный жилет с часами на цепочке, хорошо хоть от модных полосатых штанов отбоярился. Не так уж и плохо, если задуматься, в кармашке жилетки удобно устроился найденный в бункере кастет, а под просторной одеждой нашлось место и для наплечной кобуры, вырез рубахи правда пришлось сделать пониже – полчаса работы приглашённому специально портному. К костюму прилагалось еще не то пальто, но то гражданский вариант шинели, но по летнему теплому времени его обычно не надевали. Заложил большие пальцы в карманы, и уже сам черт тебе не брат, таких наглых молодчиков в первопрестольной пруд пруди. Таким образом, унтер-офицер от смены облика только выиграл, и мог теперь смело обращаться к женщинам-дворянкам. Разговаривать с нижним чином, у этого сословия было не принято, "неприлично", считалось дурным тоном. Исключение составляли только жены обер-офицеров, у тех солдат и нянька для детей и кухарка и еще бог весть кто, по слухам некоторые прыткие воины и мужа иногда подменяли на супружеском ложе. Иное дело купец, его в дворянской среде женщины рассматривали если не как возможную "партию", хотя иногда такие браки были, то как потенциального "спонсора" во всяком случае.

Александру досталось после тезки плохое "наследство", побитого надворного советника утащили под руки прочь лакеи, а вот "бабы", жена и дочь пострадавшего ревели дуэтом как коровы. Еще бы "страшный насильник" которого только что едва спровадили прочь успел пообещать: "Дуэль? Времени на тебя нет, через год вернусь и так убью! Жди и молись!" Начал Сашка их успокаивать со старшей – с матушки, младшую – дочку решил оставить "на потом".

– Сударыня, успокойтесь! Все закончилось, подрались мужчины – эка невидаль, бывает! – и дальше Александр попытался утешить женщину в том же духе, поняла его барыня или нет, но не переставая всхлипывать в сопровождении горничной удалилась во внутренние помещения постоялого двора при почтовой станции.

Осталась младшая, девица лет 17-ти, из-за нее собственно сыр-бор, плавно перетекший в рукопашную схватку, и разгорелся. Александр Самойлович решил с этой молодой особой познакомится и поговорить, никаких других намерений у него и в мыслях не было. Для офицера, награжденного за боевые заслуги орденами и недавно произведенного государем в капитаны, поведение вполне естественное. Но вот с точки зрения отца девушки все выглядело совсем иначе, к его ненаглядной дочурке нагло лезет какой-то сомнительный сопляк – молоко на губах не обсохло, не пойми кто и откуда – ни чина, ни звания – по виду сущий недоросль. Поэтому Фигнера сперва вежливо, но настойчиво "отшили", а когда он не понял, то попытались и физически оттеснить от "своих женщин". В результате все закончилось банальной дракой, где шансов у господина советника против хорошо подготовленного бойца не было никаких, Александр Самойлович с ранних лет изучал русский бокс, а затем еще и входивший тогда в моду сават, достигнув на этом поприще определенных успехов. Плюс деятель был, как говаривал дед нашего современника "шебутной", вроде остзейский немец по происхождению, но в характере то и дело проскальзывали семитские или цыганские черты, совершенно несвойственные рассудительным и осторожным германцам. Сашка к счастью, успел на станцию вовремя, иначе бы чиновник одним сломанным ребром и моральным ущербом не отделался: "Удар, удар, еще удар и вот – Борис Гудкеев, Краснодар, проводит апперкот!" А нет, последний еще не изобрели, но зажатому в углу чиновнику от этого не легче…

С девушкой правда получилось не так красиво и просто, как было задумано. Не успел он и рот открыть, как – хлоп – Александру сразу отвесили звонкую пощечину изящной, но надо сказать, сильной ручкой.

– Каков архаровец! Каков наглец – так к благородным дамам лезть! – кипятилось "прелестное создание", размахивая сложенным веером почти как фехтовальщик шпагой, того и гляди зарубит-заколет.

– Постойте любезная! Я то здесь при чем? Били бы его тогда! – и Александр потирая пострадавшую щеку, указал в сторону номера где несколько минут назад скрылся его напарник. Подействовало должным образом, девица утерла слезы кружевным платочком и даже улыбнулась, продемонстрировав жемчуг мелких прелестных зубов.

– А я его испугалась, экий страшный разбойник! Убьет еще. – призналась она Александру, совсем по детски, и продолжила в примирительном тоне, – Тебя как звать? Меня величай мадемуазель Натали, родители так окрестили.

– Нам купцам с суконным рылом эдак не по-русски не выговорить, Наташа не гневайтесь уж если так получилось! – Александр объяснил, что и как, они все равно через полчаса уедут, а когда вернутся обратно в Россию, через год или два – неизвестно, не факт что вообще такое случится. За это время он обязательно отговорит спутника от его намерений, или тот сам о них забудет. Поспешил он так же успокоить "мамзель", сообщив, что против хорошеньких девиц Фигнер ничего не имеет, он их даже очень любит, если судить по оргии в Буяновке конечно. Посторонних свидетелей конфликта не было и нет, присутствовали только "свои", родственники и слуги, станционные служители на шум драки собраться не успели, все разгорелось очень быстро в считанные минуты. Получалось, что происшедшее можно смело предать забвению, рассудительная, не по годам девушка с ним согласилась и пообещала успокоить родителей. Одарила его Наташа на прощание обворожительной улыбкой и расстались, как уже стало правилом в новом для Сашки мире – навсегда.

Александр после Валдая сильно пожалел, что не поехали тогда вчетвером, надо было обязательно взять еще Денисова и Григория – хоть бы до границы сопроводили. Если в поездке из Польши до Санкт-Петербурга они с Гришей нередко защищали штабс-капитана от всяческих хамоватых дворянчиков, жаждущих продемонстрировать каждому встречному и поперечному свой исключительный «ндрав», то теперь надо спасать обывателей от хулиганских выходок Самойловича. Фигнер изо всех сил изображал д`Артаньяна, и справится с ним аналогу рассудительного Атоса – Сашке было невероятно трудно, мушкетерам у Дюма легче – их все же трое приходилось на одного буйного главного героя. Одно спасало – длительных остановок не делали, редко когда полчаса, час – но для очередного «веселого приключения» часто хватало и такого незначительного времени. Можно сказать, что дорога по России была отмечена как верстовыми столбами, битыми физиономиями различных чиновников от станционного смотрителя, до статского советника, чаще всего под раздачу у «бешеного капитана» попадали именно они, но пару раз подрался Самойлович и с офицерами. Сашка так и не понял тогда, напарника в самом деле нещадно и жестоко «колбасило» после воздействия машины времени, или такое поведение – часть хорошо продуманного плана?

Очередная почтовая станция, задержка по техническим причинам, можно пройтись и размять затекшие от длительного сидения ноги. Одно неприятно – нельзя далеко отходить от экипажа, проклятый железный сундук с деньгами манит всяческих проходимцев как магнит. Шкатулка сделана добротно и на совесть, два английских замка с секретом – не каждый вор откроет, работа для опытного "медвежатника". Только они за Валдаем, на почтовом стане в Зимногорье было отошли по делам и по нужде, как любители чужого добра тут как тут, долго себя ждать не заставили. Вернувшись Александр увидел, что из дверного проема их кибитки торчат чьи-то ноги в опорках. Сунулся туда, а там какой-то мелкий плюгавый мужичок разлегся на полу и вовсю ковыряет грубой отмычкой в замке шкатулки, силясь открыть. Преступник так увлекся процессом взлома, что и не заметил появления унтер-офицера и его спутника. Воришку вытащили из повозки за шиворот, и то души наделили тумаками "для науки", тот винится, скулит пробивая на жалость: "Не казните ваша милость, бес попутал!". Фигнер поволок пойманного на станцию, передал тамошним ямщикам в руки: "Ваш?" Те только плечами пожали, это пришлый мазурик, по роже видно – они такими вещами не занимаются, бывает у пьяного седока деньгу лишнюю "стрельнут" но и только. В полицию вора порешили не сдавать – "По судам ищо затаскають с имя!", мужики жестоко выпороли его ременными вожжами и отпустили с миром на все четыре стороны: "Впредь не попадайся, коли воруешь!"

– Почто девки к нам не идут? Было бы хоть с кем языками почесать? – опечалился спутник Сашки, и тут как в сказке, пожелал и вот они появились.

– Ты чья такая красивая будешь, мамкина, тятькина? – расспрашивает капитан появившуюся неведомо откуда малютку, крошке от роду вряд ли больше пяти лет. – Как звать тебя?

– Дашка, тутошня я, – шмыгает носом прелесть сопливая, застенчиво вытирая испачканные ручонки о длинный подол ветхого, не по росту, одеяния.

Светлые прядки белокурых волос, хрустальные на просвет от вечернего солнца, светятся вокруг ее кукольного детского личика. Маленьких детей крестьяне одеждой не балуют, особенно в летнее время, старая рубашка с чужого плеча старшей сестренки или братишки, вся в заплатках, выцветший аленький платочек, сползший на шею – вот и весь гардероб. Игрушечный хвостик-косичка, да голубые доверчивые глазки на конопатом личике и все же она несказанно прекрасна – настоящий маленький ангелочек, как все дети в таком раннем возрасте. Машка у Дарьи, как вспомнил Александр тоже всю весну, лето и часть осени в одной рубашонке носилась по селу. У нее вся одежда из различных рубах-сорочек и состояла, вечером девочку мыли и обряжали на ночь в чистую, а утром опять в старую рубашку – на выход. Дарья все время сетовала, что можно хоть каждый день менять, все равно Машка успевает платье порвать и запачкать, словно горит на ней – какой с малого ребенка спрос.

– Александр, у тебя в той жизни детей часом не было? – спросил вдруг капитан своего спутника, тот отрицательно мотнул головой, не получилось у него семейной жизни из-за хаоса 90-х, по недоразумению именуемого "Перестройкой". Есть правда теперь маленькая Машка, но и ту недавно забрала себе жена штабс-капитана Денисова.

– Я как раз женится хотел и присмотрел одну пригожую, но девица отказала, родители не позволили, – продолжил Фигнер свой печальный рассказ, – Сочли, что худородный… С горя кинулся на войну, да тут этот черт Барклай меня и перехватил.

Пока говорили, Дашка смотрела на них с нескрываемым любопытством, шаловливые голубенькие глазенки так и горят. Без пряников как известно всем с девками не заигрывают, надо что-то дать и этой крошке, раз пришла на зов. Ни леденцов, ни сладостей с собой не было и даже сахар дорогой извели, зато имелись в изобилии валдайские баранки.

– Что надо дяденьке сказать? Правильно спасибо!

– Пасибо! Блатику ищо… – лепечет кроха сжимая в кулачке румяное, твердое и поджаристое колечко.

– Смотри и учись! Малое дитя и то о других заботится, а ты один пожрал почитай целую сотню, – не преминул подколоть Сашку напарник. И в самом деле, грыз эти сушки Александр непрерывно всю дорогу – нервы успокаивает и от неприятных мыслей такое занятие хорошо отвлекает. Девочке повесили на шею как ожерелье связку бараночек, пусть и братика угостит и других тоже она против этого возражать не стала.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю