Текст книги "Мы ничего им не должны! (СИ)"

Автор книги: Петр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)

Но все это будем потом, а пока… пока, на следующий же день случится с ними странное происшествие, которое по началу совершенно не оценили по достоинству. У Самойловича была "нехорошая" привычка, время от времени менять конспиративную квартиру, просто так – "на всякий случай"…

Октябрь в этом годы выдался на редкость холодным для Европы, вот пожалуйста и первый снег к вашим услугам, все одно к обеду белое пушистое покрывало растает, но с утра у парижских гаменов появилась отличная возможность поиграть в снежки. По окраине одного из предместий тянется, маневрируя между лужами маленькая процессия: Александр, загруженный разным барахлом, за ним Фигнер, тоже не с пустыми руками идет и поодаль от них шагов за двадцать какой-то нищий старичок, увязался за ними от старой квартиры, которую они снимали в предместье Ла Виллет. По началу на этого безобидного с виду дедушку не обратили никакого внимания. Опыта работы с французской тайной полицией и ее филерами у них в ту пору еще не было. В этот ранний утренний час прохожих на встречу попадалось немного, откуда им взяться, да еще и в воскресенье в придачу, поэтому каждый встреченный по пути человек невольно "лез в глаза". Бедно одетая девушка-подросток бережно несет обмотанный тряпками горшок, вероятно завтрак для отца или может старших братьев – многие парижские рабочие так и питались, кто-то из детей или родственников доставлял им горячую пищу прямо в мастерскую, в цех или на стройку. Видно, что девица замерзла, зябко кутается в старую рваную шаль с чужого плеча, губы синие… Александру эта молоденькая представительница женского пола показалась вполне симпатичной, а может он просто посочувствовал бедняжке, его самого осенний холодок пронимает до костей, тонкая суконная куртка без подкладки ни черта не греет, только "видимость" такая одежда создает. А вот появились и те, кому не холодно даже в это промозглое осеннее утро. За девчонкой хвостиком тянется, временами отпуская в ее адрес сальные шуточки компания модно "с претензией на шик" и тепло одетых молодых "хлыщей" рыл эдак в пять. Удивительное дело, что же потеряли представители "золотой молодежи", скорее всего богатые студенты или светские бездельники на издавна славящейся криминальными нравами окраине Парижа? Не часто встретишь эту публику в рабочих предместьях, обычно они пасутся в престижных кофейнях Латинского квартала, изображая парижскую "элиту" – местный бомонд. В эпоху, о которой мы повествуем, элегантный щеголь состоял из большущего воротника, огромного галстука, часов фальшивого золота с многочисленными брелками, трех разноцветных жилеток разных размеров, одетых одна на другую, но непременно так, чтобы красный и синий жилет приходились снизу, затем шел далее фрак оливкового цвета, с короткой талией и длинными заостренными фалдами, украшенный двойным рядом тесно насаженных серебряных пуговиц, доходивших до плеч, потом шли панталоны оливкового цвета, но посветлее. В главной детали одежды, фраке – почти точной копии армейского мундира, имелось бесконечное множество лампасов по швам, всегда нечетных, от одного до одиннадцати, но за эту границу считали невозможным заходить. Прибавьте к этому короткие сапожки с железными скобками на каблуках, высокую шляпу с узким бортом, волосы копной, громадную трость и разговор, пересыпанный похабными каламбурами. В заключение – шпоры, усы и баки "военного образца". В ту эпоху усы были принадлежностью статских, а шпоры – принадлежностью пешеходов. Провинциальный пижон носил шпоры длиннее и усы молодцеватее столичного франта, но был некий "средний уровень", которого придерживались все "денди". Шпага не перевязи через плечо – как положено, не хватает только соответствующего ордена в петлице квазимундира – "За половые заслуги" надо полагать. Такого кадра и за боевого офицера принять можно по ошибке, но сытая и холеная морда диванного светского "льва" выдает с головой. Пальто согласно общей моде во Франции не носили, а в подражание военным в ходу были шинели различных фасонов, порою весьма странных. И в довершение картины: "Ехали бояре с папиросками в зубах, местная полиция на улице была…". Смолят вовсю господа студенты недавно вошедшие в моду испанские "самокрутки", единственный существенный трофей наполеоновских вояк, вывезенный из одной южной, но непокорной страны. После сытного табльдота очень приятно затянутся ароматным контрабандным табачком, импортированным из далекой Вирджинии.

Когда вся эта пестрая процессия поравнялась в Сашкой произошло следующее: один из "господ", видимо заводила и предводитель компании, вдруг быстро нагнулся, сгреб с мостовой горсть снега пополам с грязью и поспешно сунул эту смесь девице за шиворот, прямо между лопаток, так вот даже дорогих лаковых перчаток не пожалел. Та от неожиданности выронила свою, столь оберегаемую ношу, негромкое "плюх" и бренные остатки густой горячей гороховой похлебки пополам с глиняными черепками усеяли мостовую. Визг… господи, как она заорала тогда, Александра аж всего передернуло, ведь истошно вопила, точно у девчонки отняли самое значительное сокровище, какое только может быть в ее короткой серенькой жизни…

– Так ей потаскушке драной! – донеслось одобрительное высказывание из кружка "пижонов", а главный шутник обернулся, хотел посмотреть какое впечатление произвела на его товарищей злая выходка.

Полностью насладится произведенным впечатлением молодой "веселый барин" не успел. В тот момент, когда он еще поворачивал голову, кулак нашего современника отправил сукиного сына в нирвану и надолго. Александр не собирался устраивать драку и в мыслях ничего такого не было, непроизвольно получилось, вышло как-то на "автомате", само собой. Может быть длительное влияние нового командира – Фигнера, большого специалиста по всяческому мордобою, невольно тут сказалось. Девка заверещала, гад-француз удачно подставился, и получай "фашист гранату"… Боксером Сашка всегда был неважным, но в этот раз прошло как по маслу – чистый нокдаун. Щеголь, как стоял – картинно так подбоченясь, подражая тогдашнему кумиру молодежи – Бонапарту, точно бронзовый памятник на Вандомской колонне, так и рухнул плашмя в уличную грязь, попутно обдав Фигнера, Александра и своих приятелей брызгами. Модная шляпа с короткими полями отлетела с его головы шагов на пять в сторону.

Дальше остается только спокойно положить вещи на землю, выбрав местечко посуше, извлечь из кармана кастет и спокойно ждать, ситуация складывается уже "стандартная". Сейчас эта четверка выскажется по адресу "хамов", или "хулиганов" – почти точный аналог русского "Вашу мать… е…" и начнется обычный обмен любезностями в стиле народного бокса. Что??? Не может быть!!! Никак господа студенты свои шпаги из ножен потянули?! Что за дешевое д`артаньянство месье? Этим оружием надо еще суметь воспользоваться в схватке. "Ап, ап… туше! Уноси готовенького, кто на новенького… кто на новенького?" прыг-скок зайчиком туда-сюда и прочие ужимки – все это годится исключительно для фехтовальных залов, для красивых эпизодов в кино и показухи перед девушками, но никак не для реального боя. Единственный человек профессионально владеющий шпагой, по мнению Александра, остался в России, весьма и весьма далеко отсюда. Остальные виденные им "мушкетеры" как французские, так и отечественные, в лучшем случае могли лишь хлестнуть противника точно палкой и изредка при некотором везении "пырнуть", обычно так на войне и фехтовали – старались размахнутся посильнее да рубануть по башке супостата. Если уж не хотят драться честно на кулаках, то Самойлович обязательно покажет неразумным забиякам свою острую мавританскую игрушку, от одного вида этой железки у нормального человека кровь в жилах стынет. А на "закуску" у него под блузой в кобуре дожидается своего часа внушительная "дура". Лишний раз пускать в ход огнестрельное оружие на парижских улицах не желательно, но что делать, если им не оставляют выбора? 9мм калибр, шесть зарядов в барабане и самовзвод – не всякий "крутой мужик" спокойно заглянет в глаза такому револьверу, а уж молокососам из Латинского квартала точно придется менять подгузники…

Сомнений и колебаний не было, стычка однозначно закончится в пользу "руссо туристо", они с Фигнером и не таких орлов в свое время бивали. И тут как обухом по голове… За спиной раздалось повелительное: "Стоять!!! Полиция!". Сашка даже и подивится не успел невероятной метаморфозе, волшебному превращению. Нет больше старичка – "божьего одуванчика", нищего, который полчаса назад выпросил у них медную монетку в одно су. Заместо него из ниоткуда, точно призрак, возник немолодой но крепкий мужик, ни грамма жира, железные мышцы и стальное лицо прирожденного убийцы, профессионал – видно с первого взгляда. С такими драться еще не приходилось и полюбоваться на "господина полицейского" Александру не дали. Град, нет скорее бешеный ураган ударов, обрушился на него, точно где-то наверху опрокинули огромную бадью с дальней картечью и на унтер-офицера потоком валятся тяжелые чугунные шарики размером с куриное яйцо – хорошее сравнение. Дубинка в руках нового противника как бы жила своей отдельной от хозяина жизнью, мелькая в воздухе просто с немыслимой скоростью. Техника не новая, уже знакомая, штабс-капитан Денисов однажды ему показывал, как работают своим штатным оружием французские полицейские, но тот бой был учебным, а здесь все по настоящему. Кажется особого смысла нет в этой "молотилке", точно ковер от пыли выбивают, но на самом деле – исключительно точный расчет. Ослепить врага потоком быстрых, скорее даже беглых ударов, вырвать у него инициативу, ошеломить стремительным натиском, гнать и подавлять. Пусть только прикрывает руками голову, лицо и не пытается принять контрмеры. Затем под занавес, один-два хирургически точных "тычка" дубовым жезлом длиной почти в 70 сантиметров – дубинкой, полностью закрепят достигнутую победу и окончательно выведут противника из строя. Действительно – они нарвались в этот раз на настоящего "профи", какое там сопротивление, какое "блокировать" – невозможно, не до того… уцелеть бы самому. Александру, как он не крутился, с большим трудом лишь удавалось сохранить от ударов голову, плечам и рукам досталось изрядно… Обидное до слез положение, у него ведь под рубашкой в наплечной кобуре такая прекрасная игрушка отдыхает – пистолет ТТ, но воспользоваться ею уже не судьба, в равной мере и кастет оказался совершенно бесполезным, опытный враг держится на недосягаемом расстоянии и не дает тебе ни мгновения передышки. Тогда, несколько лет назад, с Иваном Федоровичем он все же ухитрился достойно "отыграться", уловил момент перед нанесением того самого "удара милосердия", сумел сблизится, поймать и блокировать руку противника со столь простым, но неожиданно грозным оружием. Здесь же, похоже, такого шанса не будет, не надейся… Бога просить о милости бесполезно – не поможет, тут только один архангел-хранитель поблизости – Фигнер! "Самойлович, где же ты скотина? Брось к такой-то матери сопляков и отправь этого сатану обратно в ад. Пристрели его нахрен! Мне же конец приходит, спасай!" – взмолился Сашка изнывающий под градом безжалостных ударов, ничего другого ему не оставалось.

И его горячие мольбы не остались безответными, не пропали всуе. Другой Сашка, тот, что Фигнер Александр Самойлович пришел тезке на помощь. Если в чем то и можно его обвинить, то только в излишнем пристрастии, в своего рода любви к театрально красивым, эффектным приемам. Удар ногой в голову, да еще нокаутирующий – в савате такое сможет проделать далеко не всякий боец, тут годы упорных тренировок нужны, а главное – талант. Полицейского Самойлович подловил аккурат в момент, когда тот замахивался в очередной раз дубинкой, вышло элегантно как в балете, жаль оценить не кому было, кроме напарника и обалдевших от увиденного "пижонов". Девчонка, из-за которой сыр-бор и разгорелся, к тому времени уже давно сбежала. Не в меру шустрый полицай ласточкой легкокрылой улетел к стене дома и скатился, сполз по гладким камням кладки на землю бесформенной массой – мешок или куль с костями и мясом, добивать не надо, готов. Его "волшебная" дубина грозно просвистев в воздухе над головами оторопевших "хлыщей", те даже рты разинули от изумления, улетела далеко в сторону метров на семь не меньше. Дожидаться продолжения, следующего акта "марлезонского балета" студенты благоразумно не стали, и похоже решив, что впечатлений на сегодня вышло достаточно, поспешно ретировались. Так быстро "искатели приключений на свою пятую точку" рванули прочь, что оставили на месте потасовки пару тростей, шпагу, замшевую перчатку, еще одну шляпу и своего приятеля, того самого шутника-затейника, так и не очухавшегося после общения с Сашкой.

– В порядке? Что стоишь? Хватай добро и быстро уходим! – деловито распорядился Фигнер, им тоже оставаться здесь и дожидаться появления разных там свидетелей, а затем и полиции не с руки.

Александра всегда поражало, как быстро и динамично в таких стычках все происходит. В кино чуть ли не часами противники друг друга обрабатывают, а тут "трах, трах, бах…" и разбежались кто куда, как тараканы от веника, буквально считанные минуты длилось действие. Он подхватывает с земли свернутое по походному в скатку одеяло и вещевой мешок, контейнер с оружием в этот раз у напарника и они оба быстрым шагом, почти бегом удаляются с места происшествия. На мостовой остаются лежать только "трупы", те кому в это раз не повезло…

В форсированном темпе они проскочили одну улицу, затем другую… Сашке только врезалась в память большая яркая вывеска над одним из магазинов, прочитать надпись он так и не смог, но по непонятной причине запомнил. Пробежали квартал, дальше пошли сплошь какие-то пустыри, помойки и совсем трущобы и наконец они остановились отдохнуть и перевести дух не то в парке, не то в лесу уже за пределами города. Сашка осмотрел и оценил свои полученные в драке "раны", вроде бы ничего серьезного, синяки на руках заживут быстро и часа не пройдет. Еще левое плечо болит сильно прямо "ноет", однако рука действует, к вечеру непременно будет в полном порядке. Все это – бытовые мелочи, не стоящие внимания, а вот откуда взялся на их голову тот полицейский чин?

– Не могу понять, шел ли он за нами от квартиры, или привязался случайно, потом по дороге пристал? – вслух рассуждал напарник, – А что ежели нас уже давно так пасут, с того времени как в Париж прибыли?

– Может он из "ряженных", из тех в штатском работают на улицах? – предположил Александр, – Увидел, что двое рабочих несут вроде чего-то и решил проследить, может краденное?

– Бился великолепно, на обычного рядового "фараона" не походит. Не иначе учитель фехтования, али инструктором известным у них слывет? Знавал я только одного такого… моего наставника, но давно сие было.

– Чего он вообще на нас дернулся? Если хотел арестовать, так проще было спокойно довести до соседней улицы, и позвать в подмогу национальных гвардейцев, там у них пост.

А это ты его на сей подвиг подвигнул! – усмехнулся Фигнер, увидев недоумение у своего соратника.

– Я???

– А то… старый цепной полицейский пес видать, матерый служака нам сегодня попался. Мастеровщина поперла супротив буржуа, вот и не выдержал он, выдал себя. Сие нам только на руку…

– Выходит не сам, а присяга у него курок взвела? – Сашка припомнил фразу из какого-то древнего, еще их детских лет фильма, вроде про 1905 год.

– Да за тобой записывать надо! Если вернемся в Россию, то ей богу, книгу издам "Изречения и остроты моего знакомого унтер-офицера.", – мрачно отшутился Фигнер и было от чего.

Несколько минут они промолчали, обдумывая сложившееся положение, и мысли надо сказать в голову приходили невеселые – местные полицейские их "раскрыли", ну или почти "раскусили". Вопрос только в том, за кого их приняли, если просто за парочку обычных преступников из числа тех 30000, что постоянно обитают в Париже – то это еще ничего, а вот если за "тех самых"?

– Ты брат почто французика зазря обидел, а?

– Так это он того… снег… Она, девчонка заорала… – попытался неловко оправдаться Сашка.

– А мимо девки ты уже спокойно пройти не можешь и не покрасоватся? Обязательно надо было французику в рыло дать? – выдал Самойлович и тут оба рассмеялись, сказанное можно было с успехом отнести и самому Фигнеру. Что поделать – эпоха такая, люди привыкли брать от жизни все до конца, даже находясь на секретном задании в глубоком тылу противника. Хорошо, что хоть полиция еще не поднялась на должный уровень, а контрразведки нет и в помине.

Поржали вволю напугав одинокую ворону на дереве напротив, тут стеснятся и оглядываться не надо, рядом в изрядно загаженном людьми лесу ни души. Нервы успокоили, хорошая такая разрядка, душевная. В принципе вышло ведь не так уж и плохо, в очередной раз им крупно повезло. Вовремя обнаружили слежку, пусть и случайно, можно сказать, что по глупости, зато потом качественно "обрубили хвост". Оружие, снаряжение, деньги и главное – свобода, пока все при них, никто не отнял.

– Давай вспоминай, что оставили на старой квартире. Нам путь туда теперь заказан, может уж засада там поджидает. Бумаги, записи какие там часом не посеял? – насел на компаньона Фигнер, одновременно производя ревизию захваченных с собой вещей. При переезде они хотели перенести все свое имущество за две ходки, а вот теперь не выйдет. Да и на на новое, снятое на днях место жительства теперь перебираться рискованно.

– Так ты же блокнот у меня отобрал еще в России! – напомнил Фигнеру Сашка.

– Верно, так что осталось? Спиртовка, жаровня, лампа, одеяла, белье, еще чего из носильных вещей немного. К черту, купим новое, мне казенных денег не жалко ни чуть. Следов бы заметных, да улик для ведомства батюшки Фуше не оставить.

– Послушай, а у них часом для таких случаев в криминальной полиции собаки-ищейки, способные по следу ходить, не заведены? – вдруг кольнула шилом Сашку неприятная мысль и он тут же поспешил поделится опасениями с Фигнером. Так они условились, если есть чего – выкладывай сразу на общее обсуждение, не держи под спудом, иначе может выйти плохо.

– Да вроде нет, по крайней мере… когда я последний раз в Париже бывал, то не углядел. Но ведь могут и у кого из охотников занять по нужде. Постой, у нас же банка заготовлена с этой как его "кайенской смесью?" А ну давай ищи быстрее, надо хоть здесь след присыпать и чуток на одежду.

Слава богу, жестянка оказалась там, где ей быть и положено – в тайнике-контейнере. Александр попробовал ничтожную часть состава на вкус и остался доволен, не выдохлась – жгет адски, просто напалмом, собачкам остается только посочувствовать. Вряд что-то унюхают после такой обработки, да и далеко они отбежали от места драки, столько улиц прошли – не факт, что даже искусная ищейка сможет взять их след по оставленной на старой квартире одежде и прочему барахлу.

– С жильем все ясно, придется перебраться в другое предместье и вести себя скромнее, в кабаки и кофейни теперь ни ногой. – подвел краткий итог размышлений Фигнер, – Но сперва надо избавится от сего чудного предмета! Почитай готовый приговор с собой таскаем, лучше улики для полиции и измыслить трудно? Место для тайника я присмотрел по дороге, еще когда в Париж шли.

При этом он нежно погладил ладонью облицованный пластиком под дерево бок титанового контейнера, их главной драгоценности, и похоже, что и главной опасности в данный момент. И в самом деле в провинции еще куда ни шло, но в Париже такая внушительная "коробочка" постоянно привлекала ненужное внимание. Не исключено, что полицейский в штатском за ними и увязался, приметив у клошаров некий странный предмет, может быть страж порядка предположил, что пролетарии где-то что-то стащили. Позднее, побывав в качестве "бродячего" слесаря из разряда "лужу-паяю-починяю" в более-менее приличных домах у местных обывателей Сашка приметил, что их "доска" прямо так один в один совпадает со стандартным футляром для хранения столового серебра, разница в размерах почти на глаз не ощутимая.

– Сегодня переночуем прямо в лесу, костер разведем. Но сперва – тайник! Да не кривись, ведаю, что не лето, холодно, но не первый раз, потерпим. – продолжил отец-командир, попутно перечисляя мероприятия, которые стоило еще проделать и в самом конце прибавил, – Бумаги нам придется сменить. Опять тебя из немцев в дураки произвожу, на сей раз навсегда. Сам виноват, да и других паспортов у меня более нет.

Старые паспорта и рабочие книжки пойдут на растопку костра, они уже "засвечены" и пользоваться далее такими сомнительными документами нельзя. Специфика того времени, отсутствие фотокарточки и слабая степень защиты сильно облегчает жизнь разного рода мошенникам, или лицам, скрывающимися от бдительного ока властей. Лишь бы возраст и указанные приметы более-менее совпадали. Фигнера, кто-то их хороших знакомых, в свое время снабдил целой стопкой такой макулатуры и особых трудностей они не испытывали, благо простолюдину не нужны рекомендательные письма, подорожные, разного рода свидетельства и прочее, хватает самого минимального набора из паспорта и рабочей книжки.

Единственный жалкий трофей последней стычки ухитрился подобрать Фигнер, перед тем как они кинулись удирать и теперь, вспомнив про свою "добычу", отдал Сашке для осмотра и оценки, может сгодится на что? Сначала тот предположил, что массивную трость прежний владелец намеревался использовать в качестве дубины. Но что это? Резная рукоятка с головой оленя прокручивается против часовой стрелки, сухой щелчок, сработал запор… оказывается с "секретом" палочка – в ней скрыт кинжал, лезвие в полторы ладони длиной. Однако интересные штучки с собой здесь местные мажоры таскают, надо будет впредь иметь ввиду.

– Сталь то хоть ничего? Никак булат по виду?

– Да нет, травленное кислотой железо, дешевая подделка, даже отшлифовать поленились толком.

Палку-ножны выкинули, а "ножик булатный" решили оставить себе, сгодится для резки хлеба, мяса, овощей и прочих вполне мирных целей…

Голова болела дико, невыносимо, нет просто такое ощущение, что на него рухнул собор Нотр-Дам со всеми своими мраморными чертями, демонами и прочей нечистью, а во рту мерзкий металлический привкус крови, его собственной крови… Жавер с трудом открыл тяжелые, точно мельничный жернов к каждому привесили, опухшие веки и снова закрыл, все равно смотреть было не на что. Русские исчезли бесследно… нет никого, только камни мостовой перед глазами, почти у самого носа. Он их упустил, а с ними и верные сто тысяч франков премии, что сами шли прямо в руки… может быть последний шанс в его жизни, лучше бы уж сдохнуть в самом деле, чем такой позорный провал. Хорошо хоть бывшие сослуживцы его в таком беспомощном состоянии не видят. Как он только купился на такую дешевую и тупую провокацию? Почему в ослеплении, движимый благородным долгом полицейского, он напрочь забыл о главном противнике и кинулся на второстепенного – его сообщника, ну почему? Ведь читал же он рассылаемую ведомством Фуше секретную сводку, а там на каждой странице по два-три раза упоминается: «опасен», «особо опасен», «проявлять предельную осторожность» и так далее, а нет, сглупил на старости лет… На бумаге это одно, но когда враг выглядит с виду юнцом лет 15-16-ти, да еще щуплой наружности, бдительность поневоле притупляется. Как только это русский черт сумел столь значительно занизить себе возраст почти на целых 10 лет? Обычно преступники желая быть неопознанными поступают наоборот, добавляют себе десяток, а то добрых двадцать-тридцать, благо изобразить морщины и седину не так уж и трудно при некотором желании. В его богатой розыскной практике такого раньше никогда не было… уникальный случай.

– Господин полицейский, господин полицейский, вот ваша дубинка… – тормошит его за рукав кто-то совершенно незнакомый, а голос испуганный и заискивающий, значит вину свою чувствует мерзавец.

Жавер с трудом пытается вспомнить, что это еще за ферт такой, откуда он тут вообще взялся? Голова работает с трудом, точно хрупкий часовой механизм сплющенный мощной пудовой кувалдой. Исковерканные шестеренки мыслей кое-как проворачиваются… да это же тот самый барчук-пижон из-за которого все и случилось… придурок… поиграться мальчишке захотелось с девкой? Сто тысяч франков – награда за поимку русских террористов, кто их ему теперь вернет, кто скажите на милость?

– Помоги мне подняться на ноги! – с трудом разомкнув слипшиеся от крови губы, потребовал он от своего добровольного помощника, и тот поспешно, точно вышколенный лакей, кинулся поднимать поверженного Жавера с земли. С трудом сохраняя равновесие он пытается обрести спокойствие, да нет… возбуждение жаркого боя все еще владеет им, и не отпускает.

Старая и верная дубинка в его руке, она еще как будто не остыла после жаркой схватки, рукоятка все еще теплая, точно живое существо… а в глазах снова кровавый туман… ярость переполняет все его существо и пытается найти выход. А кто ищет, тот всегда находит.

– А ну поди сюда любезный, поговорим! – следует короткий приказ, тоном не терпящим возражений. Хороший полицейский умеет разговаривать с людьми, умеет заставить их подчинятся своим требованиям. Жаль только – на подонков, вроде этих русских, магия командного голоса не действует ни черта.

– Иду, иду… – и почти сразу поросячий визг, – За что-о-о? Не надо! А-а-а!!!

Поздно, темное и тяжелое полированное дерево разит цель точно черная молния, сокрушая мягкую и податливую человеческую плоть. То, что Жавер не успел сполна "отдать" тому второму русскому бандиту, получит теперь это ничтожество, какого черта безмозглый идиот, разряженный как заморский попугай, полез не в свое дело? Этого дурня предварительно "обрабатывать" не надо, можно сразу наносить удары на поражение. Хрясть, хрясть… дубинка работает филигранно, как скальпель опытного хирурга в анатомическом театре. Хлоп – мешком падает на мостовую "шутник", уже дважды за последние полчаса попавший сегодня "под раздачу", причем в первый раз с ним обошлись куда гуманнее…

Вся эта история началась пару недель назад, когда генеральный комиссар еще не помышлял совершенно о Париже и о расследовании покушения на Наполеона Бонапарта, в провинции и без того забот хватало.

– Мы только теряем время, а дела у нас спешные. Жавер, сходите немедленно к госпоже Бюзопье, которая торгует травами на углу улицы Сен-Сов. Скажите ей, чтобы она подала жалобу на ломового Пьера Шенлона. Этот скот чуть не раздавил ее с ребенком. Его надо проучить. Затем отправьтесь к господину Шарселе, на улицу Шампиньи. Он жалуется, что водосточная труба в соседнем доме льет прямо к нему дождевую воду, которая размывает фундамент его дома. Наконец, вы констатируете нарушение полицейских правил на улице Гибур у вдовы Дорис и на улице Гарроблан у г-жи Боссе и составите протоколы. – голос мэра доносится до ушей Жавера как сквозь слой ваты, неспешная текучка. Как все это надоело, каждый божий день одно и тоже, разве фамилии участников происшествий и нарушений меняются, да и то часто по кругу…

С тех пор как его вышибли из парижской префектуры за участие в заговоре против министра полиции Фуше, приходится прозябать в этой глухой дыре. Он полагал, что из уважения к старым заслугам "проштрафившегося" назначат хоть аудитором, у тех оклад неплохой – до 6-и тысяч франков в год у некоторых доходило, плюс идут погонные – 10-ть франков за каждые 8-м верст и 20-ть суточных за каждый день командировки. Аудиторы выполняли поручения, связанные со сбором дополнительных сведений, проверкой фактов и инструктированием властей на местах. Да какое там, мстительный "папаша Жозеф" упек его на должность генерального комиссара в один из маленьких городков, где и 5-ти тысяч населения не наберется. Только и радости, что он теперь "генеральный", а в Париже был обычным, а вот оклад срезали с 4-х тысяч франков до 1-ой, заметная потеря… Единственное утешение – могло быть и хуже, в небольших населенных пунктах размер жалования комиссара полиции определяется местными муниципальными властями по согласованию с префектом департамента.

Еще по дороге в мэрию Жавер обратил внимание на то, что его верный помощник – сержант, глава местной жандармерии, остановил парочку бродяг и о чем-то с ними оживленно беседует. Машинально, скорее по старой парижской привычке, комиссар сделал как бы заметку в незримом блокноте своей профессиональной памяти – "обязательно разобраться". С местными "преступниками" особых хлопот никогда не возникало, здесь в глуши, как в старом анекдоте – за неделю известно бывает известно "что кому и как перепадет", а вот пришлые служили иногда источником различных мелких неприятностей. Поэтому он постарался под первым же предлогом вежливо отделаться от домогательств главы городской администрации. Бродячие собаки, ломовые извозчики и состояние мостовой – это все задачи для полицейских служителей самого низшего ранга, но никак не для бывшего комиссара девятого округа, когда-то слывшего грозой столичного криминального мира. Вырванный из привычной среды, Жавер все еще никак не мог адаптироваться к реалиям неспешной и почти патриархальной жизни… Пройдет немало времени, прежде чем провинциальная трясина окончательного затянет одного из наиболее результативных и смелый парижских сыщиков.

Быстро разделаться с докучливым мэром не получилось, тот продержал Жавера в напряжении добрых полтора часа и поэтому, когда он наконец выбрался на "свободу" пришельцев уже и след давно простыл. Хозяйственный жандарм был доволен, прямо так и светился до кончиков усов включительно, нашел бесплатных работников – без расходов для тощего городского бюджета удалось поправить мебель и привести в порядок штатное вооружение, а вот инспектор восторгов ветерана не разделял, напротив…

– Анри, ты что, дурак старый, пустил их прямо к нам в контору? Бог мой да у меня же деньги казенные там в шкафу лежат! – спохватился он, уж кому, кому, а Жаверу было прекрасно известно, что хороший слесарь часто по-совместительству является и неплохим взломщиком замков.

Отчитывать жандарма он не стал, бесполезное занятие, старого вояку, ветерана многих кампаний пустыми словами не исправишь. В провинции народ временами проявляет просто детскую наивность, вот и сержант дал маху, оставил почти на два часа рабочих без надзора, покурить ему видите ли захотелось, или может в кабачок отлучился.

…Ключ в скважине провернулся на удивление легко, как по маслу, и сердце комиссара заныло, так и есть – первый верный признак взлома налицо, он сам давно никакие запоры не смазывал, да и остальным полицейским служителям до этого никогда не было дела. Он вытащил из вместительного казенного бюро маленькую шкатулку и кинулся бегом к окну, второпях даже лампу зажечь не успел. Странное, почти небывалое дело – 137 франков в ассигнациях и монетах оказались на месте, не веря своим глазам Жавер вытряхнул содержимое коробочки на подоконник и еще раз тщательно пересчитал, вроде бы не хватало 2-х су. На секунду задумавшись, комиссар тут же и вспомнил, что он сам накануне "занял" одну мелкую монетку из казенных сумм, очень уж не хотелось разменивать серебро в лавке. В последние годы Жавер стал на редкость скуповат и прижимист – старые друзья бы ни за что не узнали бывшего "бонивана" и любителя покутить, впрочем жизнь в провинции и относительно маленькое жалованье к таким кардинальным изменениям располагают.