Текст книги "Легенда о черном алмазе"

Автор книги: Петр Северов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

15
Экспедиция у кургана. Странная кража. След в камышах. Нарост на дереве.

Когда лейтенант милиции Василий Иванович Бочка пообещал Пугачу и Котикову навестить их в доме Макарыча, он, конечно, не мог предусмотреть, что произойдет неожиданное и таинственное событие, которое и насторожит его, и озаботит. Примерно за месяц до встречи с ребятами из области сообщили Василию Ивановичу, что в районе Привольного – Волчеяровки – Секменевки и хутора Березова начинает работы прибывшая из Киева археологическая экспедиция: ей предстояло раскопать три или четыре древних кургана. Василию Ивановичу предписывалось, в случае, если ученые обратятся к нему, оказывать им всемерную помощь.

С подобными задачами лейтенант Бочка еще никогда не сталкивался. Он сидел за столиком и тер ладонью лоб, размышляя о сути этих двух слов: «археологическая экспедиция». Припомнилось, что в нижнем ящике стола у него среди заброшенных исписанных тетрадей хранился обгорелый, подобранный на пожарище словарь. Василий Иванович наклонился, вытащил книгу из ящика на дневной свет и вспомнил, повеселев, старую пословицу: сбережешь – что найдешь. Быстро отыскал нужное слово. Обгорелая страница книжицы сообщала: «Археология – наука, изучающая историю но памятникам материальной культуры – орудиям труда, оружию, предметам домашнего обихода, жилищам и так далее, находимым главным образом при раскопках».

– Вот зачем раскопки,– облегченно вздохнул Бочка,– чтобы изучать далекое прошлое родной земли! Что ж, придется потрудиться, разыскать экспедицию.

Он только подумал об этом, как в дверь осторожно постучали, и на пороге появился коренастый мужчина лет пятидесяти, загорелый, с гривой волос до плеч, со стекляшками пенсне на носу.

– Разрешите представиться,– произнес он суховато, уверенно подавая руку.– Начальник археологической экспедиции Сидор Сидорович Мороз.

– Вот здорово,– засмеялся Василий Иванович.– Я лейтенант Бочка. Представьте, едва лишь подумал о вас, а вы уже на пороге. Что ж, если нужна какая-нибудь подмога, можете рассчитывать на меня.

Мороз уважительно оглядел мощную фигуру милиционера:

– Спасибо. Экспедиция всем необходимым обеспечена и работает успешно. Единственное, о чем я хотел вас просить…

Василий Иванович насторожился:

– Сделаю, что в моих силах…

Ученый помолчал, по-видимому, колебался, говорить ли.

– Да, надеюсь, что это в ваших силах,– сказал он, решившись.– Дело, на первый взгляд, незначительное, но… Понимаете, кто-то неизвестный по ночам шастает вокруг лагеря экспедиции. Мы живем в палатках у подножия кургана. В одной из палаток складываем наши инструменты, здесь же находится запас провизии, в походном сундучке храним находки. Пока найдено немного: обломок скифского меча, серебряная серьга, бронзовый браслет, крупная стеклянная бусинка, наконечник стрелы из кости… Все это переложено ватой, описано: где, когда и в каком виде раскопано. Надеюсь, вам понятно, что содержимое сундучка – бесценное сокровище экспедиции? Можете представить себе наши переживания, когда вчерашним утром в палатке не оказалось сундучка…– Ученый сдернул с носа пенсне и стал протирать стекла платочком.– Катастрофа!.. Для сотрудников экспедиции это была настоящая катастрофа. Мы бросились искать пропажу в бурьяне вокруг кургана, в терновнике у проселка. Кому понадобились наши трудные находки, зачем? Интересно, что вор не взял ничего из продуктов: ни сахара, ни масла, ии консервов, ни муки. Быть может, он полагал, что в сундучке экспедиция хранит деньги?

Василий Иванович шумно вскочил из-за стола:

– Почему же вы, товарищ ученый, не сообщили мне об этом еще вчера, чтобы я пошел по горячему следу?

Археолог смущенно улыбнулся и развел руками:

– А потому, что пропажа нашлась. Сундучок был брошен похитителем в метрах ста пятидесяти от лагеря, в бурьяне. Он валялся раскрытый, а наши трофеи были небрежно рассыпаны среди смятых стеблей буркуна. Единственное, чего мы не досчитались, так это стеклянной бусины. Искали ее целый день до сумерек – и не нашли…

Уже через два часа Василий Иванович прибыл в лагерь экспедиции к кургану: многие шоферы знали его, относились к нему с уважением, вот и на этот раз легко поймал попутную машину. Лейтенант начал с того, что обошел несколько раз вокруг кургана, осмотрел палатку и тот прочный аккуратный сундучок, потом поднялся к траншее раскопа, сел на крутом откосе и стал вглядываться в свежий отвал земли.

Землекопов было четверо. Крепкие сельские парни, они сознавали, что приглашены трудиться ради высокого научного интереса, и были этим горды. Тем более их возмутила ночная кража в лагере, на которую, как они заявили Морозу, был способен только полный сумасброд. Они сидели у подножия кургана перед серой горкой золы, оставшейся от костра, и с нетерпением поглядывали на великана-лейтенанта, ожидая расспросов о той злополучной ночи, когда в лагерь пробрался вор.

Василий Иванович не торопился, все разглядывал свежую осыпь земли, а когда это занятие ему, по всей видимости, надоело, присел рядом с землекопами и спросил:

– Кто из вас, братцы, носит обувь сорок восьмого размера?

Они переглянулись, и молоденький черноглазый парень засмеялся:

– Такой размер, начальник, разве что для слона!

Бочка весело согласился:

– Верно, для слона. Но слоны обуви не носят и не воруют… Этот след мог оставить только человек. Взгляните на отпечаток подошвы и каблука: могу поспорить, что ботинки у ночного гостя не менее сорок восьмого размера.

Следуя за Василием Ивановичем, землекопы рассмотрели на свежем отвале глины оттиск диковинного ботинка. Черноглазый, вздохнув, сказал:

– И вижу – но не верю.

Лейтенант раскрыл свой планшет, извлек лист бумаги, карандаш и, измерив след, воспроизвел его на бумаге. Прощаясь, он пообещал начальнику экспедиции:

– Немного терпения: украденную бусинку, а заодно и воришку, разыщу.

Василий Иванович действительно был уверен в успехе своего поиска, так как рассчитывал на помощь сапожников: те должны были знать наперечет мужчин с такими огромными ступнями. Он потратил почти неделю, обходя всех знакомых и незнакомых мастеров шила и дратвы. Они обещали помочь, но просили малость подождать. Василию Ивановичу ничего не оставалось, как ждать сигнала от сапожников, но все же он не мог сидеть сложа руки. И тут ему помог случай…

В тихом переулке Бочка встретил как-то пария, чье лицо показалось ему знакомым. Остановился, поздоровался, спросил:

– Где виделись?

– На кургане.

– Землекоп?

– Так точно, товарищ Бочка! Вот хорошо, что мы встретились.

– А что случилось?

– Я обнаружил след «скифа»,– вполне серьезно заявил парень.– Это его второй след…

Василий Иванович не понял:

– Чей, говоришь, след?

Парень удивленно сдвинул брови:

– Так что «скифа», товарищ лейтенант!.. Начальник экспедиции, тот, что роется в кургане, профессор Сидор Сидорович Мороз, прозвал того ночного гостя «скифом». Рассказывал, что скифы жили в наших краях в давнюю старину.

– Ну, если так,– весело рассудил лейтенант,– значит, и воровства не было? Просто «скиф» возвратился из старины и подобрал в палатке свои вещи?

Парень сдвинул кепку, поскреб затылок:

– Был бы я суеверным, так и подумал бы.

Василий Иванович спросил недоверчиво:

– Где след?

Парень кивнул в сторону реки:

– Там.

Они спустились но крутизне к железной дороге, миновали ее и двинулись правым бережком за течением. У мыса, густо поросшего камышом, парень попридержал Василия Ивановича за локоть, шепнул:

– Здесь. Вчера у меня, понимаете, был выходной, ну я и приехал половить рыбку: выбрал этот мысок, забросил удочку – слышу, кто-то возится в камыше. Кто бы это мог быть, думаю, может, как и я, рыболов? Окликнул его, а в ответ – ни слова. Тогда я пошел на шорохи по камышу, а тот неизвестный учуял и как махнул вон в те заросли кустарника. Я только и заметил лохматую голову да голые плечи.

Бочка немало подивился:

– Значит, голый кинулся прочь от реки?

Парень развел руками, опасливо оглянулся на камыши:

– Так и получается, что голый.

– История! – усмехнулся Бочка.– Вроде бы у нас тут, в этих зарослях, свой Тарзан завелся. Слышал про Тарзана? Был, сказывали, такой лесной человек.

Но про Тарзана землекоп не слышал и, настороженно озираясь, указал пальцем на прогалину меж камышей:

– Там…

Бочка вздрогнул всем телом п словно бы изготовился к прыжку:

– Что… там?

– След…

Осторожно раздвигая камыш, лейтенант двинулся по указанному направлению, сделал шаг, другой и третий, а на четвертом его начищенный сапог с шумом погрузился в ил почти по край голенища. Эта неприятность, впрочем, Бочку не остановила, и он, балансируя руками, сделал и пятый шаг… Перед ним открылась небольшая прогалина, покрытая густым, будто крутое тесто, и черным, как деготь, илом, а на ровной лоснящейся поверхности ее отпечатался четкий след огромного ботинка.

Василий Иванович с трудом дотянулся до следа, измерил его – и даже изумился:

– Да неужели есть на свете такие чудеса? Номер – не менее шестидесятого!

– Пожалуй,– согласился парень.– Хотя следует учесть, что след малость рассосался.

– Непременно учтем,– пообещал Бочка.– Но я хотел бы знать, куда умчался этот странный голопузый «скиф»? Где его одежда? Кто он?.. Впрочем, прежде чем пойти по следу, мне нужно выбраться из этого проклятого болота. Помоги-ка, парень,– протянул руку землекопу.

Общими усилиями вытащили сапоги лейтенанта из трясины. Благодарно хлопнув землекопа но спине и наскоро обмыв обувь на отмели, Василий Иванович принялся внимательно осматривать берег, камыши и кустарник, примятую траву на откосе. Бочка был уверен, что «скиф» с минуты на минуту найдется: не мог же тот загадочный человек беспрепятственно разгуливать вблизи селения нагишом…

Поиск был начат правильно: вскоре Бочка обнаружил на травянистом откосе ком грязи; чуть повыше, па обнаженном корне дерева, «скиф» оставил еще один такой же след, а на береговой террасе, где мощно вздымались четыре дуба, Василий Иванович, усмехнувшись, поднял пуговицу.

– Га-а-ак,– протянул он вслух, довольный находкой,– здесь вы, голубчик «скиф», одевались, прежде чем удалиться от реки. Однако спрашивается: какая нелегкая занесла вас в болото?

В ту минуту сосредоточенных размышлений Василий Иваныч отчетливо расслышал шорох и хруст. В другой раз он не обратил бы внимания на такие пустяки. Подумаешь, может, упала сухая ветка или сорвался недозрелый желудь. Но сейчас лейтенант испытал такое чувство, будто находится здесь, под сенью дуба, не один. Кроме него, никого вокруг не было. И все же Бочка угадывал присутствие другого человека, словно бы тот находился совсем близко и наблюдал за каждым его движением.

В жизни зачастую соседствуют простое и удивительное. На этот раз удивительное заключалось в том, что, услышав настораживающие звуки, Василий Иванович лишь осмотрелся но сторонам, но так и не поднял головы, не взглянул вверх, на зеленые могучие кроны дубов…

Если бы он взглянул вверх, то увидел бы на разлапистой ветке странное скрюченное существо в рваных лохмотьях. Лейтенант прохаживался под кронами дубов довольно долго, и за все это время измазанный грязью человек на ветке не издал ни единого звука. Под ним обломился кусок сухой коры, лейтенант насторожился, услышав шорох, и странное существо совершенно занемело: ни дать ни взять – омертвелый нарост на дереве… Все же стоило Василию Ивановичу глянуть вверх. Возможно, в наросте на ветке он и не распознал бы фигуру человека, но наверняка заприметил бы две раскаленные точки: это два прищуренных глаза со страхом и ненавистью следили за ним.

16
Переем помощь раненому. Поиск в землянке. Странная пропажа. Костик – часовой. Ночной гость. Емеля и Гнедой.

Они сидели молча минуту, две… В землянке было сумеречно и тихо. Где-то в углу под ошметьем слежалой соломы попискивала мышь. Михей Степанович тяжело дышал, темные губы его судорожно вздрагивали.

Первым опомнился Емелька и строго взглянул на Анку:

– Что надо сделать сейчас же?

– Промыть рану… помазать йодом…– Тут девочка поморщилась: – Ох, это так больно! А ничего не поделаешь – нужно. Да, смазать йодом и перевязать.

– Сначала согреем воду,– заметил Костя.– Только в чем ее согреть? Может, в этой же фляге?

Старшой взял в руки флягу, внимательно осмотрел:

– Годится. Если малость и закоптим – отчистим. Давай к Старой кринице – и чтобы через минуту был здесь! Мы с Анкой тем временем разведем костер.

Пучок соломы, занесенный ветром шар перекати-поля, полусгнившая доска, сухие ветки – все пригодилось для костерка. И вот в пальцах Старшого уже засинел огонек спички. «Запас беды не чинит,– случалось, говаривал Емелька.– Коробок спичек и горстка соли в дороге всегда пригодятся». Теперь в этом убедились и его друзья.

Анка заметила, что Михей Степанович открыл глаза и как будто улыбнулся.

– Кстати получилось, ребятки…– сказал он, тяжело дыша.– Хорошо, что вы сюда пришли. Признаться, я уже было попрощался с белым светом. Но теперь… спасибо вам, дорогие…

Костик отыскал за землянкой в сухой траве обрывок проволоки, и Емеля захлестнул ею горлышко фляги так, чтобы можно было держать над костром. Анка, найдя в землянке среди разбросанных вещей Степаныча коробочку с мылом, шумно обрадовалась:

– Значит, все у нас будет чисто, по правилам, как у докторов!

У кристального ручейка, вытекавшего из Старой криницы, она старательно вымыла руки.

– Отлично… медсестреика…– похвалил ее Михей Степанович.– Возьми-ка теперь под крышей землянки, над дверью, сумочку: в ней ты найдешь маленькие ножницы, остаток бинта, пузырек с йодом… Волосы вокруг раны придется состричь. Не боишься?.. Ну, молодцом!

Старшой и Костик помогли раненому переместиться на земляном выступе и сесть поудобнее, а Кудряшка стала разглаживать ему волосы повыше виска, вокруг раны, и ловко срезать их по прядке. Что и говорить, ей было страшно, и она невольно подумала о своей маленькой жизни, похожей на робкую лесную тропинку, которая вилась меж рытвин и пней, с трудом одолевая крутизну, бурелом, косогоры. На этой тропинке то и дело возникали опасности, и нужны были смелость и ловкость, чтобы невзначай не сорваться в обрыв. Ей припомнилась недавняя минута, когда, забравшись тайком в каморку Смехача, она стояла, прижавшись к стене, и, затаив дыхание, с удивлением слушала, как громко стучало сердце: даже не верилось, что сердце может так громко стучать. А потом, когда загремело опрокинутое ведро, сердце совсем онемело, и Анка поняла, что это от страха! Тогда же она смекнула, что самым важным для нее было– одолеть страх.

Вот и теперь Анка, до боли кусая губы, старалась быть спокойной, чтобы не дрогнула рука, так рассчитывала движение ножниц, чтобы раненый не испытал ни малейшего беспокойства.

– Не бойся, медсестренка,– сказал Михей Степанович ласково.– Если и поболит немножко – не беда… Очень хотел бы я знать, кому и зачем понадобилось такое: подкрасться и… ударить? Быть может, грабитель? Но какое у меня богатство? Куртка да брюки. Правда, есть и ружье. Однако ружья он не тронул: вон лежит в землянке. Есть еще молоток, сумка с камнями да блокнот. Что еще? Старенькие карманные часы, компас… Но ни часов, ни компаса грабитель не взял. Значит, напал не ради грабежа? Ну, а если так, то ради чего же? Месть?.. Но опять-таки загадка: кто мстит мне и за что?

Анка обработала рану и заметно повеселела:

– Ваши дела, дядя Михей, не такие уж и плохие: рана небольшая. Сейчас наложу вату, стяну бинтом – и отведем вас в Рубежное в больницу.

Емелька озабоченно спросил:

– Вы точно проверили, дядя Михей? У вас действительно ничего не пропало? А где же сумка с камушками? Я осмотрел всю эту нору и не нашел…

Степаныч нисколько не встревожился:

– Куда ей деться? Погоди, найдем.

Пошатываясь и придерживаясь за плечо Костика, дядя

Михей с усилием встал на ноги. Его клеенчатая куртка с карманами в два этажа была покрыта черными пятнами. Он, удивляясь, потрогал одно из них, потом взглянул на пальцы:

– Да, кровь… Ну, ничего, будем живы – курточку почистим… А гляньте-ка, дружки, в правый угол, сумка там, под соломой.

Емелька искал долго и старательно, даже трижды зажигал спичку, сетуя, что зря расходует неприкосновенный запас. Затем в поиски включилась и Кудряшка, но Михей Степанович не верил в пропажу до тех пор, пока сам, кряхтя и постанывая, не обшарил все углы землянки.

Он очень устал от этого и снова попросил воды, а когда быстроногий Костик преподнес ему полную флягу, отхлебнул лишь один глоток, тяжело присел и, откидываясь спиной на траву, прошептал еле слышно:

– Спать…– И тут же глаза его закрылись.

Костик и Анка с надеждой взглянули на Старшого: что он решит? Но Емеля растерянно стоял у порога землянки и молчал.

Анка вздохнула и молвила неопределенно:

– А время к вечеру…

Старшой решительно сбросил пиджачок, свернул вчетверо и осторожно подсунул Степанычу под голову.

– Ладно,– сказал он, хмурясь.– К вечеру время или к утру – не важно. Человек ранен – и мы от него не уйдем. Там, за овражком, на опушке леса, я заприметил добрую копенку сена: кто-то накосил на полянах, меж кустов. Придется перенести ту копенку сюда. Приготовим постель для раненого, да и сами как-нибудь устроимся. Жаль,ужин придется отложить…

Анка беспечно тряхнула кудряшками.

– А что нам, в первый раз?.. Айда за сеном.– И спохватилась: – Всем троим уходить нельзя. Кто-то должен остаться при раненом. Как бы не вернулся тот…

Костик, конечно, понял, о ком говорила Анка, но все же спросил тихонько:

– Кто?

– Тот, кто напал на дядю Михея,– шепотом ответила Анка и оглянулась но сторонам.

Старшой немного подумал и согласился:

– Дело. Ты, Кудряшка, и останешься при раненом. В случае чего… Ну, если что приключится – выбегай на вон тот пригорок и кричи вороной: кар-р-кар-р! Мы мигом поспеем, только зови погромче.

А Костик даже подпрыгнул:

– Братцы, так ведь у нас же есть ружье! Самое настоящее! Между прочим, я стрелял из винтовки: мне один солдат позволил, и я два раза выстрелил. Так что оружие знаю.

Старшой с сомнением посмотрел на Костика, но все же согласился:

– Ладно. Возьми ружье, будешь часовым. Только не вздумай бабахнуть. А в случае…

– Знаю,– прервал его Костя.– В случае чего, так закричу вороной, что и в Привольном услышат!

Он юркнул в землянку и почти тотчас появился со старенькой одноствольной берданкой в руках, встал по стойке «смирно» в нескольких шагах от спящего Михея Степановича.

Пока Емеля и Анка добрались до подлеска, где меж кустов боярышника и бересклета темнела заготовленная кем-то копенка сена, совсем завечерело, и над притихшим простором Задонечья, еще не остывшим от жара недавних боев, засветились частые крупные звезды. Обходя густой и круглый куст боярышника, Анка тихонько спросила у Емели:

– Ты, Старшой, не боишься?

Емелька оглянулся по сторонам:

– Кого?

– Лес так близко и такой черный… А вон меж кустами вроде бы огоньки…

Старшой порывисто перевел дыхание:

– Ну чудная, это же светлячки! Хочешь, я тебе поймаю?

Между ветвей пронесся ветер, и Анка прислушалась к смутному шуму близкого леса.

– Хорошо Косте,– с завистью протянула она,– у него ружье, ему нечего бояться…

Емелька натянуто засмеялся:

– Ха, ружье!.. Я ведь забыл предупредить, что дядя Михей выстрелил, значит, ружье надо перезарядить.

Анка схватилась за голову:

– Эх ты, Старшой! А если Косте нужно будет отстреливаться? Ну, от того…

– Ни от кого ему не нужно отстреливаться! – сердито буркнул Емеля, принимаясь за сено.

А Костик тем временем стойко нес добровольную караульную службу, крепко сжимая обеими руками ствол старенькой берданки, вслушиваясь в шорохи вечера, то и дело покашливая, прочищая голос на случай, если пришлось бы кричать по-вороньи.

Сначала он думал о Старшом и Кудряшке, представлял, как они, миновав овражек, приближались к опушке леса, отыскивали в синеватой тьме копну, разворачивали ее, мастерили две больших охапки сена. Он словно бы находился вместе с ними, и поэтому ему не было скучно. Потом стал прислушиваться к дыханию дяди Михея.

Сначала оно было ровным и глубоким. В зыбкой ночной синеве Костику чудилось: Степаныч сдержанно улыбался. Но – странное дело – дыхание неожиданно сорвалось и затаилось, и паренек отчетливо расслышал частые перестуки своего сердца. Приступ острой тревоги был таким внезапным и сильным, что Костик ощутил, как по его виску пробежала холодноватая капелька пота. «А что, если случится самое плохое,– подумал он оторопело,– что, если Степаныч… умрет?..»

И Костик шагнул к раненому, осторожно прикоснулся к его лбу ладонью. Лоб дяди Михея был холодный и влажный, и он поспешно отдернул руку. Первой его мыслью было сообщить Старшому и Анке, что случилась страшная беда. Он глубоко вдохнул воздух и каркнул испуганной вороной. В первый раз получилось не особенно громко и с хрипотцой, но вторично каркнуть Костик не успел: дядя Михей повел руками и сложил их на груди.

Костя отложил на откос ружье и бережно взял Степаны-ча за плечи:

– Вы так напугали меня, дядя Мнхей! Почему вы не дышали? Ну, дышите же, дышите! Вот скоро вернутся наши, принесут сена, и мы устроим вам хорошую, мягкую постель.

Раненый расслышал и прошептал с усилием:

– Не нужно много, мальчик, говорить. Я припоминаю, как это случилось… Если бы я чуточку раньше оглянулся! Обидно… Ведь слышал чьи-то шаги, чувствовал, что кто-то подкрадывается сзади, но подумал: экие пустяки, просто ветер шелестит сухой травой. А потом будто земля подо мной встряхнулась, и я стал падать куда-то вниз… Падал долго, очень долго. Теперь понимаю: это мне чудилось, оглушенному…

Говорил он медленно, сбивчиво и очень тихо, и Костик жадно ловил слова, одновременно прислушиваясь к шорохам вокруг: то ему чудился топот, то позвякивание металла, то неясные возгласы, то какие-то хрустящие звуки…

Нельзя сказать, чтобы Костнк трусил. Если бы он был один, пожалуй, совсем не испытывал бы страха: забрался бы в дальний угол землянки и попытался уснуть. Но ему надлежало охранять раненого и, значит, отвечать за жизнь этого человека…

И тут Костя хлопнул себя ладошкой по лбу: как же мог он, часовой, выпустить из рук ружье хотя бы на минуту? Л что, если где-то близко все еще бродит разбойник, который пытался убить Степаныча? Что, если тому громиле вздумается вернуться к землянке, взглянуть на жертву? Нет, он не дрогнет, прикажет– «руки вверх!» -и пусть только бандит не послушается: Костик уже стрелял из винтовки и теперь, не колеблясь, нажмет на спусковой крючок.

Тут же он рассудительно подумал, что одно дело – встретиться с разбойником в открытую,один на один,и совсем другое, если тот прячется поблизости и терпеливо рассчитывает минуту для нападения…

Но что за дивная ночь выдалась в начале августа над этим раздольным донецким краем, синяя-пресиняя и яркая от звезд! Костик смотрел на звезды, отчетливо различая широкую белесую полосу Чумацкого Шляха: словно бы клубы тумана от горизонта до горизонта. Помнится, учительница в Голубовке рассказывала притихшей ребятне, что и этот высокий туман – тоже звезды, только очень далекие, и такое их множество, что даже в большие подзорные трубы почти невозможно сосчитать. Странные чувства испытывал Костя Котиков на своем ночном посту, вглядываясь в красные, зеленоватые, синие, желтые мерцания неведомых таинственных миров. И один вопрос уже не впервые беспокойно возникал в его сознании: что там, ну хотя бы на той большой и переливчатой, добела раскаленной звезде ?

Из-под купола неба, где звезды мерцали густой многоцветной россыпью, сорвался и поплыл к земле огненный шар. Костик чуть было не вскрикнул, но лишь затаил дыхание: часовому не положено чему-либо удивляться. Впрочем, такому нельзя было не удивляться: большой огненный шар разгребал и вспенивал синеву ночи, оставляя за собой раскаленную борозду, и был он значительно ближе звезд, и все падал… падал… Костику даже показалось, словно бы та груда жара рухнула наземь, очень близко, за верхней кромкой овражка. И как же ему захотелось взбежать по откосу вверх, посмотреть… Но он только крепче стиснул ствол берданки. Такая уж судьба у часового: стой – и ни с места!

А там, на кромке овражка, метрах в пятидесяти от землянки, в бурьяне и действительно что-то вспыхивало, скользило пучком света по кустику шиповника, и уже вполне отчетливо послышался топот копыт.

Костик вскинул ружье наизготовку. Над овражком, на синем бархате ночи обрисовалась высоченная фигура: голова, плечи, приподнятая рука… Из той приподнятой руки прямо в лицо Костику плеснула струйка пронзительного света, и, отшатнувшись, он прокричал во весь голос:

– Стой!.. Кто идет?!.. Кар-р-р… кар-р-р… кар-р-р!..

Фигура обернулась на месте, Костик различил голову лошади и понял, что на кромке овражка – всадник. Голос – вполне спокойный, не испуганный, не напряженный – спросил удивленно:

– Кто там? Кого или что охраняете?.. И откуда так много воронья?

Издали донеслось ответное встревоженное «кар-р-р», и Костик вздохнул с облегчением: Старшой и Анка услышали его и спешат к землянке. «Что ж,– подумал он,– друзья убедятся, что часовой не из робкого десятка». Он уже держал в руках винтовку, даже стрелял два раза и не боится никого и ничего…

– Почему не отвечаете? – помолчав, спросил всадник с ноткой сдержанной досады. Было слышно, как нервно перебирал копытами конь.– Вторично спрашиваю: кто обитает в землянке?

Михей Степанович беспокойно зашевелился на неудобном выступе:

– Голос вроде бы знакомый… Скажи, малыш, гостю, что здесь находится геолог Верзин Михей Степанович… И спроси гостя, кто он?

Костя с перепугу повторил не задумываясь:

– И спроси гостя, кто он? – Но тут же спохватился: – Я спрашиваю: кто вы такой и кого ищете?.. Я часовой, у меня ружье.

Всадник почему-то развеселился:

– И что ж оно, ружье-то, настоящее? Погоди, малыш, не стреляй, я еще пожить хочу.

И бывалый Костик Котиков растерялся. Его привел в замешательство спокойный, даже насмешливый голос всадника. Ведь он говорил с Костей, будто с маленьким… Не зная, что ответить, парень вспомнил условный сигнал и снова заорал во все горло:

– Кар-р-р!.. Кар-р-р!.. Кар-р-р!..

И не успел опомниться, как сверху с кромки овражка, сорвалась огромная лошадь, обдала Костика влажным и теплым дыханием, надвинулась могучей грудью. Всадник легко и бесшумно скользнул из седла на землю, мягко, но уверенно отвел в сторону ствол берданки, выпрямился и бросил на шею коню поводья.

– Иди, Гнедой, погуляй. Тут, в низинке, может и травкой полакомишься.– И обернулся к часовому: – Ну, здравствуй, отчаянный. Вон как ты вороной каркаешь! Видать, зовешь кого-то на подмогу! Тревожиться, впрочем, не следует: я человек мирный и безоружный. Если ты, мальчик, из местных, то, наверное, слышал про экспедицию, которая Высокий курган раскапывает? Я из тех землекопов…

В темноте не сразу он заметил Михея Степановича, а когда рассмотрел, протянул озабоченно:

– Э, да ты тут не один?..

В его руке вспыхнул фонарик, и зыбкое пятно света пробежало но выступу на откосе, по ногам Степаныча, коснулось груди, лица.

– Начинаю понимать. Здесь что-то случилось? Рассказывай, малыш…

Но Костя не успел сказать и слова: в густой синеве ночи наперебой заорало, закаркало, захлопало крыльями воронье. Можно было подумать, что кто-то спугнул огромную злую стаю. Встревоженный конь ударил копытом, фыркнул и отпрянул в сторону, а с косогора на площадку перед землянкой разом скатились два живых комка. Сначала они распластались на земле, потом приподнялись, расправились – и оказались маленькими человеческими фигурками. Костя узнал Старшого с Кудряшкой и, не зная, как выразить бурную радость, громогласно каркнул еще раз.

– Хватит,– резко приказал Старшой, присматриваясь к незнакомцу.– Кто этот человек? Ты задержал его, Костик? Ну, молодчина… Хвалю.

– Я… я… я… не задерживал. Он сам задержался. Говорит, землекоп с Высокого кургана. А лошадку зовут Гнедой… Видно, хорошая лошадка, только пугливая…

Ночной гость опять посветил фонариком – теперь уже вокруг себя. Узкий белесый луч всплеснулся, вырвал из тьмы голову лошади с настороженными ушами, с лиловым глазом, промчался над Емелькой, вернулся, плеснул ему в лицо и в плечо, не заметил Анки и врезался в верхнюю часть выступа, на котором сидел, скособочась, раненый.

– Если не ошибаюсь…– быстро и отрывисто заговорил гость.– Да это, кажется, вы, Михей Степанович?!.. Что же здесь приключилось? Вы узнаете меня?..

– Голос такой знакомый…– медленно, с усилием произнес раненый.– Экспедиция номер семнадцать?.. Высокий курган… Сидор Сидорович Мороз?

– Он самый! – почти закричал гость и бросился к Степанычу, припал на колено, осветил повязку на его бессильно опущенной голове.– Вон какое несчастье, коллега, вы… больны?

Степаныч закашлялся, с трудом подавил стон и, собрав силы, слегка приподнялся:

– Это, профессор, хуже болезни. Это было нападение. Кто напал?.. С какой целью? У меня ничего не взяли. Почти ничего… Все же мне повезло: появились эти славные ребята, принесли воды, перевязали рану…

Гость присел на землю рядом со Степанычем.

– Молодцы ребята! Я сразу же заметил: смелые, шустрые. Однако познакомимся потом… Думаю, Михей Степанович, везти вас в больницу в Рубежное или в Пролетарск в такую темень будет сложно. Потерпите до рассвета? Кстати, при мне имеется медицинский пакет: в нем и бинт, и вата, и йод. Я сейчас заново перевяжу рану.– Он снова плеснул лучом фонарика и на этот раз высветил Анку: – Смотри-ка, здесь и девочка! Ладно, будешь медсестрой, моей помощницей. Возьми, пожалуйста, фонарик и свети мне на руки. Да ровно свети, чтобы луч не прыгал, не перемещался.

Одним прыжком Костик оказался рядом с Анкой.

– Давай-ка я посвечу,– предложил он поспешно, пытаясь взять из рук девочки фонарь.– Я это умею, у меня у самого была такая штучка.

Однако Анка фонарь не отдала, а незнакомец, которого Михей Степанович назвал Морозом, иронически заметил-.

– Что я вижу? Часовой оставил свой пост?..

И Костя уныло вернулся к берданке, виновато избегая испепеляющего взгляда Емели Пугача.

– Подумать только, он умеет светить фонариком! – прошипел Старшой.– Ты, может, курсы такие прошел, фонарные?

Руки гостя в белом пятне света ловко разматывали бинт, осторожно снимали с головы раненого вату. Анка вцепилась в фонарик и видела только эти уверенные, ловкие руки. Все остальное – и ночь, и землянка, и сторожкий шорох ветерка – отступило куда-то далеко-далеко. Удивительные руки оказались у гостя, как быстро и ровно наложили на глянцевый квадратик бумаги мазь, затем приложили к тому квадратику марлевую салфетку, расправили свежий и пушистый ком ваты и плотно перехватили над раной всю эту подушечку бинтом. «Наверное, этот дяденька– врач»,-с восхищением думала Анка, ловя каждое движение быстрых рук.