Текст книги "Рыцарь"
Автор книги: Пьер Певель
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц)
ГЛАВА 4
Ассамблея Ир-канс собиралась в старинном зале, куда Хранители являлись как в телесном, так и в духовном воплощении.
Хроника (Книга тайн)
Каменный стол имел форму кольца, в центре которого покачивался бесплотный шар. Столп бледного света, ниспадавший на этот шар, окружал его перламутровым ореолом, который испускал мягкое сияние. Аккуратно расставленные вокруг стола кресла, в которых сидели Хранители, были погружены в темноту. Свет выхватывал из сумрака лишь головы и плечи Хранителей. Широкие серые капюшоны занавешивали их лица.
– Как его зовут? – спросил Третий хранитель.
– Лорн Аскариан, – ответил Седьмой хранитель.
– Это его настоящее имя? То, под которым он известен Дракону судьбы?
– Нет, – сказал Второй хранитель. – Он – Рыцарь со шпагой.
– Что мы знаем об этом? Кто из нас утверждает это?
– Я, – произнес Седьмой хранитель.
Воцарилось молчание.
– Звезда Рыцаря со шпагой вновь засияла на небосводе, – заметил Четвертый хранитель. – Она совпадает со звездой Принца.
– Это ничего не доказывает, – с неприязнью возразил Третий хранитель.
– Вы ослепли или сошли с ума? – удивился Седьмой хранитель. – Предначертано, что Рыцарь со шпагой вернется из Крепости Теней.
– И что Тени последуют за ним.
– Это правда, – подтвердил Девятый хранитель.
– Так кто из нас ослеп? – процедил Третий хранитель. – Кто сошел с ума?
Седьмой хранитель хотел ответить, но он не дал ему такой возможности и добавил, обращаясь ко всем:
– Мы ставим под угрозу путь, указанный Драконом судьбы. И если верно, что звезда Рыцаря со шпагой засияла вновь, верно и то, что в ее сиянии есть тусклый отблеск. Возможно, мы совершили ошибку.
Первый хранитель решил вмешаться в разговор. Он заговорил твердым и медленным голосом. Под его капюшоном сверкали звездные просторы.
– Ассамблея обсудила. Ассамблея приняла решение. Не может быть и речи о том, чтобы вновь обращаться к вопросу, который уже решен.
– Я возражаю, – осмелился протестовать Третий хранитель.
– Решение Ассамблеи не подлежит пересмотру!
Эти слова прозвучали довольно резко.
Третий хранитель замолчал, но его молчание не предвещало ничего хорошего. Он был могущественной и надменной личностью. У него были сторонники. Такие сильные, что Первый хранитель счел необходимым смягчить тон.
– Иногда нам следует принимать меры к тому, чтобы желание судьбы исполнилось. Таково наше право и наш долг, но только в очень редких случаях, так как все мы знаем, чем это опасно. Рыцарю со шпагой уготована необыкновенная судьба. Следовательно, мы должны были позволить его звезде засиять вновь, и мы сделали это. Но, как верно заметил Третий хранитель, в ее сиянии есть тусклый отблеск. Вот о чем мы не должны забывать.
– Очень может быть, что этот темный отблеск бросает на него Крепость Теней, – подчеркнул Седьмой хранитель. – Если мы дадим ему время, звезда Рыцаря со шпагой засияет своим истинным светом.
– Никто не может поручиться, что будет так, – возразил Третий хранитель.
– Никто не может поручиться, что будет иначе! – в тон ему ответил Седьмой хранитель.
Повернувшись к Первому хранителю, он добавил:
– Так что, неужели мы отступимся? Неужели мы отвернемся от Рыцаря со шпагой, теперь, когда мы вновь призвали его? Вспомните о том, что ему суждено совершить.
Снова воцарилось молчание.
Затем Первый хранитель произнес:
– Давайте пригласим Посланника.
– Которого? – уточнил Четвертый хранитель.
– Того, кто так успешно провел переговоры с Верховным королем. Пусть он встретится с названным Лорном Аскарианом и оценит, насколько сильно господство Тьмы над ним. Если он – Рыцарь со шпагой и его звезда омрачена навсегда, мы будем знать, что делать дальше.
ГЛАВА 5
Сутки напролет море бесновалось, но ночами его ярость словно нарастала. Оно возникло в результате стихийного бедствия, которое сотрясло мир в конце эпохи Теней. По названию этой эпохи море и получило свое имя. Она же породила бури. Она же породила кошмары и мучительные ночи Далрота.
Хроника (Книга Тени)
Королевский галеон удалялся от Далрота и бушующего шторма. Воды моря Теней оставались неспокойными и опасными, но уже были не такими неистовыми, как на подступах к проклятой крепости, где силы природы сталкивались с Тьмой и никак не могли одолеть ее. Порывы ветра успокаивались. Волны стихали. Потоки воды заливали палубы все реже.
Лорна разместили в отдельной каюте.
Там он обнаружил удобную на вид койку, но перед тем как лечь отдыхать, пожелал вымыться. Несмотря на усталость, Лорн тщательно привел в себя в порядок, на что ушло несколько кувшинов воды. Он надел новые штаны и рубашку. Свою старую одежду он велел сжечь. Бороду решил не брить, а подстричь, потому что боялся порезаться из-за качки и высоких волн, которые захлестывали судно, а также потому, что его руки дрожали. Алан убеждал друга, что на борту есть юнга, который мог бы аккуратно побрить его, но Лорн не хотел ничего слышать.
Наконец он улегся на койку.
Он был обессилен, невероятно утомлен физически и умственно. Тем не менее сон не шел к нему. Лорну казалось, что он приходит в себя после кошмарного видения. Или, скорее, после болезни, горячки, мучительного сна, из которого ему было трудно выбраться.
Перед тем как взойти на борт, он обернулся и поднял взгляд на Далрот, надеясь, что видит крепость в последний раз. Алан молча стоял рядом.
– Какой сейчас год? – хриплым голосом спросил Лорн.
Алан медлил с ответом.
– Пожалуйста, – настоял Лорн. – Я же все равно узнаю. Какой?
– Ты в самом деле не помнишь?
– Не помню.
– Сейчас тысяча пятьсот сорок седьмой год, – ответил принц как можно более мягким тоном.
Ему было стыдно.
Сказать, какой сейчас год, означало сказать, сколько времени Лорн провел в заключении. Но, сообщая об этом, Алан чувствовал боль оттого, что ему приходится смотреть нелицеприятной правде в глаза. Ведь горечь некоторых событий становится невыносимой, когда о них говорят вслух.
Поскольку его друг молчал, принц сделал вдох и уточнил:
– Весна тысяча пятьсот сорок седьмого года.
Итак, теперь он знал.
Лорн замер, свыкаясь с этой новостью.
– То есть три… три года прошло?.. – произнес он.
– Да.
Лорн медленно кивнул.
Внешне он остался бесстрастным, но в душе, впервые за долгое время, ощутил чувство, которое не имело ничего общего со страхом или смятением.
Одно из наиболее свойственных человеку чувств.
Гнев.
Волнение на море было сильным, но Лорн задремал. Внезапно в дверь негромко постучали. Свистел ветер. Галеон скрипел так громко, что Лорн усомнился, не почудился ли ему этот стук, и прислушался.
Стук повторился.
– Входите, – произнес Лорн еще хриплым голосом.
В приоткрытую дверь нерешительно заглянул белый священник. Мужчина лет пятидесяти, седовласый, с короткой, аккуратно подстриженной бородкой.
– Прошу прощения, сын мой. Вы, кажется, спали? Я могу прийти попозже…
Не дождавшись ответа от Лорна, священник вошел. Он был высоким человеком крепкого телосложения. Видя, что Лорн хочет сесть, он поспешно сказал:
– Нет-нет, сын мой. Не утруждайтесь.
Лорн ограничился тем, что повернулся на бок и лег, опершись на локоть.
– Вы позволите? – спросил священник, указывая на табурет.
Лорн кивнул, и священник сел.
– Меня зовут отец Домни, сын мой. Возможно, вы помните меня. Мы встречались три года назад, когда…
– Я помню, – сказал Лорн.
– Как вы наверняка догадались, я здесь по просьбе принца Альдерана.
Лорн тотчас напрягся:
– Беспокоитесь о моей душе?
– Ни для кого не секрет, что Далрот испытывает дух не менее жестоко, чем тело, – мягким тоном ответил священник.
Он был облачен в белую рясу, какие носили в ордене Эйрала, и его грудь украшала вышитая блестящей шелковой нитью голова дракона, белая на белом, отчего ее было почти не видно. Он поклонялся Дракону знания и света, который также считался покровителем Верховного королевства. Среди божественных Драконов, которые некогда царили над миром и людьми, Эйрал оставался одним из наиболее почитаемых.
Лорн снова улегся на спину. Он переплел пальцы на затылке и уставился в потолок.
– Все хорошо, отец. Мне нужен покой и отдых. Больше ничего.
Священник знал, что Лорн говорит неправду.
Но он знал также, что Лорн лгал и самому себе, как часто лгут те, кто прошел через ад. Эта ложь помогала ему бороться с ужасом того, чему он подвергся, того, что он сделал, и, возможно, того, во что он превратился. Тем не менее в ближайшие дни Лорну предстояло встретиться с реальностью.
– Рад слышать, – улыбнулся отец Домни. – Тем не менее если вы чувствуете, что вам необходимо исповедоваться… – Он не договорил фразу до конца. – Или если вас мучают кошмары, видения…
Лорн молчал, не сводя глаз с балки, которая проходила над его койкой. Несмотря на упадок сил, он продолжал ощущать глухой гнев, который словно сжимал ему живот. Впрочем, пока ему удавалось обуздывать этот гнев. Он был подобен дикому зверю, который притаился и ждет.
– Возможно, вы хотели бы помолиться? – нарушил тишину отец Домни.
– У меня нет больше веры, отец.
Священник серьезно кивнул, полагая, что понимает своего собеседника.
– Без сомнения, в Далроте…
– Нет, отец. Я потерял веру не в Далроте. Да что там, я был бы рад, если бы она поддерживала меня, но…
Он не договорил.
– В таком случае, – произнес отец Домни, – вы позволите мне помолиться за вас, сын мой?
О нем так давно никто не заботился. Тем не менее Лорн не чувствовал ни малейшей признательности, ни малейшего утешения. Вместо этого он спрашивал себя, где был этот священник и все остальные, когда, истязаемый призраками Тьмы, он отчаянно выл в своей камере.
– Помолитесь, отец. Только это и остается делать, когда надежды больше нет.
Чуть позже отец Домни вышел на палубу, где ждал Алан. Ухватившись за борт, принц смотрел на Далрот, который растворялся в ночном мраке. Море по-прежнему было неспокойным, но им удалось ускользнуть от бури, от проливного дождя и пурпурных молний. Грохот грома стихал.
По лицу принца текла вода, но он не отрывал взора от проклятой крепости.
– Итак? – спросил он.
– Ваш друг силен. Я очень надеюсь, что однажды он исцелится. Но он уже не тот, кем был, и никогда не станет прежним.
– Тьма?
– Да, и я даже не представляю, насколько она отравила его. Но в любом случае…
Священник церкви Эйрала колебался.
– Я слушаю вас, отец.
Тон Алана оставался любезным.
Но он был принцем, сыном Верховного короля. Он привык, чтобы ему повиновались, и умел малейшей интонацией выразить свое нетерпение.
– Как вы знаете, война изменяет людей, – сказал отец Домни.
Ему было сложно отыскать верные слова, и он опасался вызвать недовольство Алана, сообщив ему горькую правду.
– И чаще всего она изменяет их к худшему, – отозвался принц. – Некоторые люди возвращаются с войны сломленными. Или сумасшедшими. Навсегда потерявшими покой.
– А некоторые возвращаются оттуда опасными.
Алан повернулся к белому священнику, и тот увидел в его глазах то, что он так боялся увидеть: возмущенное негодование и неприятие.
– Вы намекаете на то, что Лорн возвращается с войны?
– В каком-то смысле. С войны против одиночества. С войны против безумия. Против забвения.
– Против Тьмы?
– Да. К несчастью.
– Он проиграл эту войну?
– Я не знаю. Но я чувствую, что в нем полыхает гнев, который ждет только того…
Алан вспылил:
– Лорн был опозорен, предан, оставлен всеми! Он потерял женщину, которую любил! У него отняли все, и он три года горел в аду Далрота, хотя ничем не заслужил этого. Кто другой на его месте не пришел бы в бешенство? Скажите мне! Кто?!
Отец Домни не ответил.
Алан ощутил внезапную усталость. Он вздохнул и облокотился о борт.
– Простите меня, отец.
– Ничего страшного, сын мой. Я понимаю.
Священник знал, что Алан злится не на него. К тому же принц уже не раз исповедовался ему на эту тему, и отец Домни понимал: помимо того, что гнев Алана был вызван ужасным оскорблением, нанесенным Лорну, он также выражал глубокое чувство вины.
Алан почувствовал, как священник положил руку ему на плечо.
– Вам не в чем упрекать себя, сын мой.
– В самом деле? Тогда почему мне так трудно смотреть своему лучшему другу в глаза? – спросил принц.
Он почувствовал комок в горле.
– Вы расстраиваетесь, что не сумели помочь ему. Вы упрекаете себя, что вас не было рядом с ним. Но в том нет вашей вины.
Алан снова уставился на бурный горизонт и сосредоточенно кивнул.
– Как я могу помочь ему, отец?
– Прежде всего вы должны запастись терпением. Молитесь. Ждите и будьте рядом, когда вы понадобитесь ему. Не торопите его. Не принуждайте его ни к чему. Слушайте его, когда он захочет говорить, но не пытайтесь силой добиваться от него признаний…
– Там, на крепостной стене, он был готов броситься в море. Он все еще опасен для себя самого?
– Без сомнения.
– А для других?
– Да.
Простота этого ответа ошеломила Алана. Он взволнованно выпрямился, не в силах поверить в услышанное.
Его взгляд блуждал по волнам.
– Лорну повезло, что у него есть такой друг, как вы, – вновь заговорил отец Домни. – И все же…
– Что?
– Будьте терпеливы, – посоветовал белый священник. – А еще будьте осторожны.
Принц задумался.
Он был уверен, что сумеет быть терпеливым.
Но осторожным?
Они родились в один год с разницей в несколько месяцев; принц и Лорн сосали молоко у одних и тех же кормилиц, а потом были воспитаны как братья. Вместе играли в детстве. Затем вместе получили свои первые шпаги и в тринадцать лет потеряли невинность в одной и той же постели в компании двух сестер, столь же искусных, сколь и известных в своем деле. В день посвящения король Эрклан II в присутствии всего рыцарства Верховного королевства объявил рыцарем сначала своего сына, а затем Лорна. С годами их дружба не ослабела. Напротив, она стала крепче, пройдя огонь и воду, преодолев испытания счастьем и горем, надеждами и раскаянием.
– Для меня Лорн больше чем брат, – объяснил Алан. – Однажды я предал его, позволив ему заживо гнить в Далроте. Я не повернусь к нему спиной во второй раз. И вы не хуже моего знаете, чем я ему обязан.
– Тьма могущественна и коварна, сын мой.
– Нет, отец! – воскликнул принц, вцепившись в борт с такой силой, словно хотел сломать его. – Я не хочу подозревать Лорна в том, что он стал другим. Как я смогу называть себя его другом, если не буду доверять ему, когда он так нуждается в поддержке?
– Я понимаю, – ответил белый священник, поворачиваясь в сторону Далрота. – Но не забывайте, что человек, которого вы знали, возможно, умер в тех стенах.
Лорн не спал.
Широко раскрыв глаза в полумраке, он не сводил взгляда с потолка над своей койкой. Он не моргал и едва дышал, тревожно застыв, словно изваяние, прислушиваясь к треску и скрипу покачивающегося галеона.
Бледный отблеск мерцал в его неподвижном взгляде.
ГЛАВА 6
Лорн проснулся утром, когда в каюту вошел человек с подносом еды. Это был старый Одрик, преданный слуга Алана. Худой, сухой и морщинистый, он находился при принце с самого его рождения. И Лорн тоже знал старика столько, сколько помнил себя.
– Добрый день, Одрик, – поздоровался Лорн, замечая, что слуга избегает его взгляда.
– Добрый день, господин.
Одрик явно чувствовал себя не в своей тарелке и не мог скрыть этого. Лорн смотрел, как он расставляет посуду на столе.
– Я рад, что снова вижу вас, Одрик.
– Спасибо, господин.
Затем, продолжая прятать взгляд, старый слуга спросил:
– Может быть, вы желаете еще чего-нибудь, господин? Запасы на борту небогаты, но…
– Этого достаточно.
– К вашим услугам, господин.
Слуга подошел к двери и обернулся на пороге:
– Господин?
– Да?
Он был смущен:
– Я… Я прошу у вас прощения, господин…
Сохраняя бесстрастное выражение лица, Лорн почувствовал новый прилив гнева, который, казалось, успокоился за ночь.
– Идите, Одрик.
Оставшись один, Лорн встал и приблизился к окну.
Галеон все еще не вышел из моря Теней, но теперь он плыл по гораздо более спокойным водам, подгоняемый неутихающими ветрами. Лорн долго смотрел на морские волны, а затем принялся за принесенную еду.
Лорн поел без аппетита.
Он заканчивал трапезу, когда в каюту явился Алан, сел рядом с ним и принялся ковырять вилкой в его тарелке. Они переглянулись, но не произнесли ни слова.
Таким настоящим друзьям, как Лорн и Алан, молчание никогда не было в тягость. Однако то молчание, которое установилось между ними сейчас, имело иное свойство. Это был не признак единодушия, которое обходится без слов, а проявление неловкости: каждый из них стеснялся заговорить первым. Лорн не находил в себе сил не только говорить, но и просто выразить признательность. Что касается принца, то он не знал, как себя вести, разрываясь между желанием позаботиться о друге, страхом сделать что-то не так и нелепой стыдливостью, которая сдерживала его.
Кроме того, он не мог не чувствовать себя виноватым.
– Твои глаза изменились, – наконец вымолвил он, пытаясь завязать разговор.
Подцепив кончиком ножа шарик масла, принц положил его на кусок хлеба.
Лорн нахмурил брови:
– Как так?
– Твои глаза. Они изменили свой цвет. Особенно правый. По крайней мере, мне так кажется.
Лорн подошел к стене и снял с нее маленькое оловянное зеркало, висевшее над тазом для умывания. Затем он приблизился к окну, чтобы посмотреть на себя на свету.
Алан был прав.
Лорн родился с голубыми глазами. Теперь же правый глаз стал линялого серого оттенка. Прошлой ночью, в полумраке каюты, он не обратил на это внимания; к тому же он боялся вглядываться в свое отражение слишком пристально. Лорн видел свое лицо впервые за несколько лет, и это лицо пугало его.
– Как это случилось? – спросил принц.
– Понятия не имею.
Но Лорн не хуже Алана знал, какова причина этого изменения. Он бросил зеркало на незаправленную койку и снова сел к столу.
– Все не так серьезно, – вновь заговорил Алан. – Дамы наверняка оценят. У тебя теперь такой… э-э-э… загадочный вид.
Лорн пожал плечами.
На самом деле он мало переживал из-за того, что один из его глаз потерял свой цвет. Он знал, что Далрот нанес ему куда более серьезный вред, навсегда похитив часть его души.
– Отец Домни говорил с тобой, да? – спросил он.
Алан посерьезнел.
– Да.
– И?..
Принц помолчал, подбирая слова.
– Он опасается, что Тьма изменила тебя к худшему.
– Я похож на человека, потерявшего рассудок?
– Нет, – покачал головой Алан.
Однако это ничего не доказывало.
Они оба понимали, что влияние Тьмы может не проявляться. Она умела затаиться и терпеливо ждать. Она могла разрушить человека прежде, чем ее обнаружат. Больше того, ее присутствие могло так и остаться необнаруженным навсегда.
Лорн вздохнул:
– А ты? Ты ему веришь?
– Я знаю одно: ты мой друг, и я сделаю все возможное, чтобы тебе помочь.
Они обменялись долгим взглядом, который не требовал слов, после чего Лорн произнес:
– Спасибо. Спасибо, что вытащил меня из этого ада.
Он почти заставил себя сказать это.
Лорн знал, что Алан с риском для жизни пересек бурное море Теней, чтобы добраться до Далрота. Кроме того, он был убежден, что принц сделал и предпринял все, чтобы ускорить его освобождение. И тем не менее он не мог испытывать благодарность по отношению к Алану. Воспоминания о муках, которые он вытерпел в плену Тьмы, были подобны незатянувшимся ранам, еще слишком болезненным, чтобы он смог ощутить что-либо помимо страдания.
– Не благодари меня, Лорн. Я обязан тебе жизнью, я не забыл об этом.
Лорн ничего не сказал.
– Больше того, – продолжал Алан, – у тебя нет оснований благодарить меня или кого-то еще. Тебя вообще не имели права заключать в Далрот. Ты был невиновен, и…
Лорн прервал его.
Он не хотел слышать, как Алан будет говорить о его невиновности, и прекрасно понимал, к чему могут привести подобные разговоры. Его боль и гнев только и ждали, чтобы перерасти в мятеж.
– Не обижайся на меня за то, что я скажу тебе, Алан. Ты… Ты мой друг. Я знаю, что ты никак не мог помочь мне в течение этих трех лет. Но другие могли, и они ничего не сделали. Ничего. Так что прости меня за то, что я обижен на вас. На всех вас. На тебя. У меня внутри пока еще слишком… слишком много гнева.
С глубокой грустью во взгляде принц кивнул:
– Я понимаю тебя.
Лорн пожалел о том, что огорчил друга, и попытался понятнее объяснить свои чувства:
– Нет такого проступка, за какой человек заслужил бы муки Далрота. Страдания, кошмары, сумасшествие, Тьма… Нет такого проступка, и я не… – Голос изменил ему. Он не смог закончить фразу.
Принц помедлил, а затем произнес единственные слова, которые показались ему уместными:
– Теперь ты свободен, Лорн. Свободен и оправдан. Пойми, я ничего не знал об обвинениях, выдвинутых против тебя. Иначе я встал бы на твою защиту. И прошло бы не три года, прежде чем…
Взгляд Лорна стал резче.
– Уверен, так и было бы. Но я уже сказал: не уговаривай, чтобы я простил тебя сейчас.
– Если бы не ты, – продолжил тем не менее Алан, – я бы уже давно сгнил в могиле. И где же я был, когда ты нуждался во мне?
– Перестань, Алан. Перестань. – Тон Лорна сделался ледяным и угрожающим.
Принц взял себя в руки и, каясь, что расчувствовался над собственной судьбой, опустил голову и замолчал. Он знал, что подчас бывает эгоистичным, и сердился на себя за склонность успокаивать совесть.
Вновь установилось молчание. Оно продлилось так долго, что стало неловким.
Алан заметил, что у Лорна перевязана левая ладонь, и решил, что нашел безобидную тему для разговора.
– Ты ранен?
Лорн с горечью улыбнулся:
– Можно и так сказать.
Поколебавшись, он снял повязку и поставил локоть на стол. И тут Алан увидел печать на тыльной стороне руки своего друга. Это был древний символ, символ Тьмы, высеченный на медальоне из красного камня, врезанном в плоть.
Вскоре галеон покинул черные и опасные воды моря Теней. До материка было еще очень далеко, но на горизонте показался некий остров. Капитан подвел к нему судно, обогнул его и взял курс на две острые скалы, которые соединялись гигантской каменной аркой.
Алан и Лорн вышли на мостик, чтобы стать свидетелями предстоящего зрелища. Маг гильдии Мореплавателей, встав на корме, уже приступил к колдовскому обряду. Судно было заковано в броню из арканиума. Даже паруса были сотканы из нитей этого металла. Отзываясь на магию, арканиум засветился и зазвенел. Поднялся легкий ветерок: волшебство набирало силу.
Лорн был еще слаб, и у него закружилась голова. Он заставил себя выйти из каюты, чтобы увидеть, как судно покидает море Теней. Но он переоценил свои силы и не подумал о том, как на него подействует вид бескрайнего горизонта после трех лет тюрьмы. Он чувствовал себя одновременно раздавленным и потерянным, крошечным, уязвимым. Голубое небо казалось ему бесконечным, солнце слепило его выцветшие глаза. Воздух простора дурманил его. Ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, ухватившись за плечо Алана, который деликатно поддержал его.
– Как ты?
– Все… Все хорошо.
– Может, пойдем обратно?
Лорн промолчал.
Галеон приблизился к каменной арке, и вырезанные на ней руны засветились. В воздухе вихрем закружились сверкающие воронки. Они достигли судна, обвились вокруг его мачт, заскользили по парусам и затрещали при соприкосновении с броней из арканиума. Под огромной аркой открылся проход.
Судно вплыло под арку и с ослепительным взрывом исчезло.