Текст книги "Том 9. Лорд Бискертон и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц)

Сенатор Опэл терпеть не мог, чтобы перед кем-то лебезили.

– Да плевать, что он там решил! Пусть отправляется и выполняет! И что ты имеешь в виду – просьба? При чем тут просьба?

– Но, папа…

– Нет у меня времени на пустую болтовню! Если этот несчастный недоумок чего недопонял, сама ему растолкуй. – Сенатор повернулся к Пэки. – А с вами я хочу переговорить. Поцелуйте на прощание Джейн и пойдем.

Чтобы целовать невесту в присутствии ее жениха – нужен тонкий такт. Пэки постарался, как мог, осуществить этот подвиг, но ему все-таки казалось, что расположения публики завоевать ему не удалось.

Постаравшись не глядеть на Эгглстона – в конце концов и так известно, как тот выглядит, – он двинулся с террасы за сенатором.

5

Заподозрив, что Блэр, пожалуй, обнаружит повод для критики в недавнем спектакле, Пэки не ошибся. Поведение романиста, впившегося взглядом в Джейн, напоминало об Отелло. Он тяжело дышал, и его так захлестнули эмоции, что он даже пригладил волосы одежной щеткой.

– Что, – прохрипел он, – это означает? Джейн кинулась его успокаивать.

– Я понимаю, милый, тебе показалось странным… Папа забрал себе в голову, будто горничная миссис Гедж…

– Какая горничная, – нетерпеливо отмахнулся щеткой Блэр. – Я говорю про Франклина.

– Ах, это… Ну, тут долгая история. Он приехал в Шато, выдав себя за виконта де Блиссака…

– Неважно, за кого он себя выдал! Он поцеловал тебя! Если до этого Джейн была ласковой, то теперь стала прямо медово-масляной.

– Ну да! Я про это и говорю. К несчастью, папа почему-то решил, что это в него я влюблена.

– Не удивляюсь. Если ты ведешь себя с ним так…

– Но, Блэр, неужели ты…

– Он поцеловал тебя!

– Ну да! Папа настоял. Ты ведь не считаешь, что это мне нравится?

– Не уверен.

– Блэр!

– Я не заметил, чтобы ты сильно противилась.

– Ну что я могла сделать, когда папа смотрит? По-твоему, мне что, закричать: «На помощь!». Или, может, тебе хочется, чтобы я открыла папе, что на самом деле это ты…

Последняя фраза оказала должный эффект. Суровый обвиняющий взгляд (любителю поэзии он напомнил бы покойного лорда Теннисона, а точнее, знаменитую беседу короля Артура с Гиневрой в монастыре) сменился тревожным. Способный к психологии, как и все романисты Блумсбери, Блэр давно читал характер своего нанимателя, как открытую книгу. И то, что он вычитал в ней, не склоняло его к подобным действиям.

– Ни в коем случае! – торопливо воскликнул он, чуть позеленев при одной этой мысли. Его отношения с сенатором Опэлом были совсем не таковы, чтобы вселить иллюзии, будто сенатор с восторгом примет новость о помолвке камердинера с его дочерью. – Что ты, что ты, что ты! Ни в коем случае!

– Вот! Ты и сам видишь…

– Однако же…

Блэр задумчиво вертел одежную щетку. Другой рукой он потянулся было покрутить усики – обычный его жест, когда перед ним вставала дилемма, но усиков на месте не было. Из уважения к словам хозяина о том, что ему противно, когда рядом болтается камердинер с мерзостной порослью на физиономии, фыркающий на него из-за этого супового сита (так грубо сенатор обзывал аккуратнейшее из аккуратных украшений), Блэр сбрил в конце концов лелеемое сокровище. Утрата причиняла ему великие душевные муки, но его невесту, судя по всему, позабавила.

– О, Блэр! – воскликнула Джейн. – Без усиков ты такой уморительный!

Восклицая так, она подсознательно понимала, что дело обстоит еще хуже. Мир полон мужчин, которым усов сбривать нельзя, и Блэр Эгглстон принадлежал к их числу. Явив лицо открытым, он показал упомянутому миру, что у него не очень красивый, скажем так, брюзгливый рот. Из тех самых ртов, что рождают сомнения у девушек.

Блэр окаменел. Ему в последние дни доставалось и без таких подшучиваний.

– Рад, что посмешил тебя.

– Да я же пошутила!

– Понятно.

– Ты что, шуток не понимаешь?

– Меня еще никогда не обвиняли, – веско проговорил Блэр, – в отсутствии чувства юмора…

– Ой, ладно! Так, с языка сорвалось. Ну, пошутила. Ради Бога, давай не ссориться!

– У меня и нет такого желания…

– У меня – тоже. Так что все прекрасно.

Повисла пауза. И тут внезапно Блэру открылось, что без всякого желания с его стороны главный предмет дискуссии ловко увели в сторону.

– Однако я решительно возражаю против подобных поцелуев.

– Да что же я-то могу поделать?

– Никакой необходимости в них нет.

– Да? Видел бы ты сам. В первый раз папа чуть не ударил Пэки каким-нибудь тупым орудием, если б тот заартачился, не захотел целовать.

– Для тебя он уже и Пэки?

– О, Блэр!

Лидера новых романистов не могли укротить какие-то женские восклицания. Он немножко раздулся и помахал щеткой с холодным достоинством.

– Не думаю, что про меня можно сказать, будто я чрезмерно требователен, когда жалуюсь на… э… на то, что происходит. Но на одном я настаиваю – встречайся с этим Франклином как можно реже. Лично я не могу понять, что он тут вообще толчется.

– Он приехал помочь мне.

– С какой стати?

– Чувствует, наверное, что я нуждаюсь в помощи.

– Странный альтруизм со стороны человека, в сущности, совершенно незнакомого.

Легкий румянец слабым заревом первой летней зорьки окрасил щеки Джейн Опэл.

– Не обязательно намекать, будто…

– Я ни на что и не намекаю.

– Не намекаешь? Да ты каждым словом намекаешь! – жарко возмутилась Джейн, не любившая обиняков. – Совсем как эти идиоты из твоих книг!

– Очень жаль, что тебе кажется, будто персонажам моих книг недостает интеллекта.

– В общем, ты глубоко ошибаешься. Я для Пэки ничего не значу… – ой, ладно, ладно, – для мистера Франклина! Неужели ты сам не понимаешь, что он из тех мужчин, которые ввязываются в чужие дела просто так, забавы ради? Вдобавок, он помолвлен. Ты же сам слышал, как он говорил нам.

Факт этот начисто вылетел из головы Блэра, и он подрас-терялся, признавая, что тот ослабляет его позиции.

– Сам видишь! Теперь, надеюсь, ты понял, что глупо ревновать?

Так далеко Блэр зайти не мог.

– Если я и позволил себе излишнюю…

– И вообще, я думала, ты мне доверяешь! Я вот тебе доверяю.

– В каком смысле?

– Позволяю тебе ухаживать за этой Мэдвей.

Срочная необходимость выступить с упреками на минутку отвлекла Блэра от возложенной на него миссии.

– А кстати, что это еще за чушь? – тут же возбудился он.

– Очень просто. Мы подозреваем, что она – переодетая сыщица. Мистер Франклин сказал, единственный способ узнать наверняка – поухаживать за ней и завоевать ее доверие.

– Пусть бы сам и ухаживал.

– Поручить задание тебе – папина идея.

Блэр поперхнулся. У него было свое мнение о сенаторе Опэле, и он бы с превеликим наслаждением детально и подробно изложил его.

– Ну так вот, я отказываюсь!

– Что ты! Ты должен! Обязан!

– А я категорически против.

– Блэр, ты должен. Нам очень нужно выяснить про эту девицу. Ну, очень. И знаешь, я правда думаю, пора бы и тебе что-то сделать. До сих пор пользы от тебя, как от головной боли.

Ответ Блэра на этот выпад останется навеки неизвестным. Возможно, он был бы преисполнен возвышенного укора, но возможность эта канет в вечность среди прочих прекрасных вещей, о которых мы не написали, потому что в этот момент Джейн сказала слова, которые разом стерли все возражения с его губ.

– Значит, передать папе, что ты отказываешься?

На лице Блэра снова проступила зеленоватая тень. Какие бы чувства не испытывала к сенатору длинная череда его камердинеров, ни один не относился к нему как к человеку, чьими желаниями можно беспечно пренебречь. Блэр, последний в этой череде, скорее отказал бы атакующему носорогу.

– Ладно, – выговорил он. – Так и быть.

– Вот это правильно!

– Но позволь сказать тебе, иногда я гадаю, во что же это я впутался. Иногда я спрашиваю себя…

Времени открыть, о чем он себя спрашивает, ему не хватило: на террасу торопливо ворвался Пэки, явно веселясь от всей души.

– Ох, и намучился я с этим чокнутым… о, прошу прощения, я имел в виду, с вашим достопочтенным папой. Он выдвинул три разных плана, один безумнее другого. Мне потребовалось немало времени, чтобы убедить его – все практические действия надо предоставить мне.

Блэр хрипло полаял.

– С чего вдруг такой сардонический смех? – удивился Пэки.

– Поправьте меня, если ошибаюсь, но мне кажется, что я – хотя я такое ничтожество, бесполезнее головной боли, – но мне тоже перепала некоторая доля практических, как вы называете, действий.

– Что? – вытаращился Пэки. – Держать Мэдвей за ручку? Это, по-вашему, действия? Детские забавы! Между прочим, очень приятные. Вдобавок, такой опыт очень пригодится вам в вашем бизнесе. Не удивлюсь, если вы выудите от нее сюжетик для нового романа.

– У Блэра нет сюжетов.

– Хм, вот как? А почему?

– Он считает, что сюжет – это слишком примитивно.

– Надо как-нибудь почитать. Но не сейчас, конечно. Потом, на досуге.

– Критики пишут, что его романам присуще новое бесстрашие.

– Это уже кое-что!

Литературную дискуссию оборвал внезапный уход обсуждаемого автора. Темнее тучи Блэр затопал к дому. Пэки проводил его тревожным взглядом.

– Обиделся, а?

– Да. Немножко.

– А он… хм, забыл, что хотел сказать.

– Да, именно.

– Этого я и боялся.

– С Блэром иногда бывает очень трудно, – тяжело вздохнула Джейн.

– Могу себе представить.

– Артистический темперамент, наверное.

– Скорее всего. Мудреные личности эти романисты. Видимо, им в голову чернила бросаются.

– Иногда я думаю…

– Что?

– Да так! Ничего.

– Простите, – раздался позади неодобрительный голос, – но вы сейчас, виконт, очень заняты?

Они обернулись. Спрашивала мисс Путнэм, благожелательно сияя через роговые очки.

– Миссис Гедж настоятельно просила, чтобы я показала вам протекающий бачок.

В намерения Пэки вовсе не входило тратить погожий летний день на осмотр всяких бачков. Предложение, столь манящее для слесаря, его не заинтриговало. Однако человеком он был любезным.

– Взгляну с наслаждением. – Пэки повернулся к Джейн. – А вы? Не присоединитесь к нам?

– Нет, вряд ли. Спасибо.

– Девушки нынче, – повернулся Пэки к мисс Путнэм, покачивая головой, – очень пресыщенны!

– Я хотела пойти на лужайку, посидеть в гамаке.

– Пропустите что-нибудь занимательное. Что ж, поступайте, как знаете. Я подойду чуть позже.

– Это отнимет всего несколько минут, – кротко уточнила мисс Путнэм.

– Значит, через несколько минут, – сообщил Пэки, – я присоединюсь к вам.

IX

Несмотря на то что Пэки с большой неохотой отправился на осмотр достопримечательности, к которой его пригласили с таким энтузиазмом, в нем проснулась некоторая приятная возбужденность, пока он следовал за секретаршей на верхний этаж дома. Бачок этот, как ни крути, сыграл в его жизни важную роль. Если б не он, не случилось бы ссоры между Геджем и де Блиссаком; а если б не вышло ссоры, то он и не очутился бы в Шато. Так что, можно сказать, это исторический памятник, пришел к заключению Пэки, поднимаясь по узкому темному пролету лестницы. Наверху мисс Путнэм приостановилась.

– Осторожнее, виконт. Потолок здесь низковат. Хотя, что это я! – жеманно подхихикнула она. – Вам-то не нужно сообщать об этом!

– Сейчас уже нет! – отозвался Пэки, потирая ушибленную голову.

– Наверняка вы частенько прятались здесь в детстве, играя в прятки?

– Нет. – Пэки понадеялся, что его спутница не станет чересчур задерживаться на добрых старых деньках. – Сегодня мой первый визит сюда. Похоже на ад, как по-вашему?

Секретарша ухмыльнулась. Так мог бы ухмыльнуться Вергилий, отпусти эту шуточку Данте, пока он водил его по аду.

– Да, тут не очень приятно, – согласилась она. – Наверное, маленьким мальчиком вы побаивались прибегать сюда.

– Совсем уж маленьким я вообще не был, – поправил Пэки. – Явное недоразумение. Мальчик я был рослый. Крупная кость. И, знаете, мускулы.

Мисс Путнэм, видимо, задумалась над этим, потому что на несколько минут умолкла. Потом махнула рукой туда, где раздавалось астматическое журчание.

– Вот! – сообщила она. – Это бачок!

С бачком Пэки официально знакомили первый раз в жизни, и он был не совсем уверен, как нужно вести себя по этикету. Слегка поклонившись, он с интересом оглядел весьма отталкивающий предмет.

– Он протекает, – добавила мисс Путнэм.

– А вы уверены?

– Все время течет.

– И по воскресеньям тоже? Без выходных?

– Миссис Гедж хотела, чтобы вы взглянули на него, прежде чем она пошлет за слесарем. Естественно, она немного раздосадована. Ведь виконтесса заверила, что эти приспособления в полном порядке.

– Да, она такая. Большая шутница.

– Ну, если вы удовлетворены…

– О, вполне. Я считаю, судебное дело у миссис Гедж непробиваемое. Она поймала маман на увертке и, полагаю, сумеет выкачать из нее неплохие денежки.

Они стали спускаться обратно. Пэки с превеликим удовольствием спускался бы молча, но мисс Путнэм трещала без умолку.

– Я так завидую вам, что вы, виконт, росли в таком красивом доме! Какие у вас, наверное, воспоминания!

– О, да!

– Что-то вы без особого пыла говорите.

– Не люблю вспоминать детство, – заявил Пэки, считавший, что подобные разговоры надо душить в зародыше. – У меня, видите ли, оно было не очень счастливое. Одинокий, заброшенный ребенок… Я бы предпочел забыть.

– О, как грустно!

– Ничего, сейчас все в порядке. Я в последнее время воспрял духом.

– Как вы превосходно говорите по-английски, виконт.

– Да?

– Никто б и за француза вас не принял.

Такое течение мыслей, по мнению Пэки, взывало к срочным мерам.

– Я учился в английской школе.

– Где же это?

– В И-итоне.

– Простите?

– В И-т-о-н-е.

– Ах, в Итоне? Тогда понятно. Пэки очень на это надеялся.

– Но вот что странно, у вас американский акцент. Пэки ощущал отчетливую неприязнь к этой женщине.

Сначала она показалась ему хрупкой, застенчивой особой, которую так приятно успокоить, и вообще, вести себя с ней как большой, сильный, великодушный и очень добрый мужчина. Теперь же проявлялись все признаки менее привлекательных качеств – ну первостатейная липучка!

– Я много путешествовал по Америке. Ах, мадемуазель! – с галльской страстностью воскликнул Пэки. – Что за великая страна!

– Рада слышать, я сама американка.

– А, так вы из Эти Юми?

– Прожила там всю свою жизнь.

– О-о! Вы меня разыгрываете?

– Виконт, а трудно вам было выучить английский?

– О нет, нисколько!

– А мне иностранные языки всегда плохо давались. Это оказалось большой помехой, когда я жила в Мексике два года назад.

– Да?

– Да. Отдала бы тогда что угодно, лишь бы встретить человека, говорящего на моем родном языке.

– Мне знакомо такое чувство.

– Вам? Хотя вы так говорите по-английски?

– Да, и нередко.

Миновав холл, они вышли на крыльцо, в которое упиралась подъездная дорога.

– О! – воскликнула мисс Путнэм.

Восклицание это исторг внезапный скрежет дряхлого такси. Обогнув угол дома, оно шустро рулило к ним.

– Наверное, герцог!

– Кто?

– Герцог де Пон-Андемер, – объяснила мисс Путнэм. – От миссис Гедж пришла телеграмма, она известила, что он сегодня приедет.

Женский инстинкт не подвел. Такси скрипуче затормозило у крыльца, распахнулась дверца, и из машины аристократически выпрыгнул джентльмен весьма изысканной наружности.

– Добрый день! – поздоровался он, приближаясь с радужной, но полной достоинства улыбкой. – Разрешите представиться. Я – герцог де Пон-Андемер.

X

1

Каких только ролей не переиграл за свою долгую карьеру Гордон Карлайл! Начал с самого низа социальной лестницы (наивный юный паренек, который, сэр, только что нашел на улице вот это колечко с рубином, сэр, и хочет поскорее продать его, такая роскошная вещица, сэр, за сколько вам угодно, сэр). Потом, исключительно благодаря своим талантам, он пробился на самый верх своей профессии, и сейчас для него сыграть даже южноамериканского идальго с документами на право владения поместьем, богатым нефтью и полезными ископаемыми, было бы сущим пустяком. Следовательно, не к чему думать, будто изобразить французского аристократа для него слишком трудно. Нет, он источал небрежную уверенность. Он чувствовал, что эти люди, кто бы они ни были, просто обязаны им восхищаться.

Пэки было нелегко привести в замешательство, но он испытывал чувства, близкие к панике. Он и думать не думал, что ему потребуется встречаться с герцогами; а уж если такая встреча неминуема, то страстно желал бы, чтобы она произошла не в присутствии мисс Путнэм. Если ей не воспрепятствовать, очень скоро она воскликнет: «Ах, как мило, что виконту встретился человек, с которым он может пообщаться на родном языке!»

Пока что она отвлеклась, приветствуя вельможного гостя.

– Здравствуйте, герцог. Я – секретарша миссис Гедж.

– Мадемуазель! – отвесил поклон Карлайл.

Мисс Путнэм приветливо улыбалась достойному приверженцу politesse ancien regime.[7]7
  Вежливости (в духе) старого режима (франц.).


[Закрыть]

– Надеюсь, поездка была приятной?

– В основном, да, спасибо. Море как…

– … мельничный пруд! – подсказала мисс Путнэм. Любительница кроссвордов, она редко терялась.

– Мельничный пруд! Да, именно. А этот джентльмен?

– Это виконт де Блиссак. Как же мило, что…

Пэки показалось, что при упоминании имени виконта по лицу гостя скользнуло мимолетное недоумение, но он весь погрузился в собственные трудности и не стал уделять этому особого внимания.

– Здравствуйте. Приятно познакомиться, – ринулся он в воды светской беседы.

– Для меня огромная честь, – откликнулся Карлайл с неизменной вежливостью, – посетить ваш исторический замок. Ведь Шато де Блиссак сыграл такую значительную роль в истории нашей страны!

– А вы не из здешних мест?

– О, нет. Мои поместья в Тюрени.

– Из Парижа сейчас?

– Из Англии.

– Пароходом?

– Дэ-э.

– Как же мило… – снова попыталась вклиниться мисс Путнэм.

– Сейчас очень многие, – быстро продолжал Пэки, – летают самолетом.

– А, дэ-э.

– Мне тоже нравится летать.

– И мне-э.

– Есть в полете что-то такое…

– Дэ-э…

– Как же мило…

– Подумайте, – тараторил Пэки, – какую массу времени теряет человек в поезде, потом на пароходе, добираясь до такого городка.

– Дэ-э.

– А на самолете – всего какой-то час…

– Дэ-э.

– Но вы все-таки добрались сюда, правда, герцог? – лукаво улыбнулась мисс Путнэм. – И как же мило, что вы и виконт сможете теперь поговорить друг с другом на родном языке. Я только что говорила виконту, как бы хорошо ни знали мы иностранный язык, а все-таки это не одно и то же.

За столь авторитетным суждением повисла напряженная пауза. С четверть минутки французские аристократы молча и тупо взирали друг на друга. Вот они, сказали бы вы, увидев их, – мужественные, молчаливые французы.

Первым очнулся Карлайл.

– Parfaitement! – выговорил он.

– Alors, – отозвался Пэки.

– Parbleu!

– Norn d'une pipe.[8]8
  Довольно бессмысленные восклицания (первое из них значит, правда, «совершенно» или «замечательно»).


[Закрыть]

Грянула новая пауза, словно глубоко занимательная тема была исчерпана до донышка.

Пэки указал на небо, явно считая, что на него непременно следует обратить внимание гостя.

– Le soleil!

– Mais oui!

– Beau!

– Parbleu![9]9
  – Солнце! – Да! – Красиво! – Черт подери! (франц.).


[Закрыть] – откликнулся Карлайл, бесчестно повторяясь.

И оба снова умолкли. Теперь, за исключением «O la’, 1а’!», которое вдобавок он не знал толком, куда ввернуть, Пэки расстрелял все патроны.

Но Карлайл был сделан из материала покрепче. Многое, конечно, можно сказать против мошенничества как профессии, но, рассматривая ее с чисто утилитарной точки зрения, отдадим ей должное – она, безусловно, выковывает в своих адептах завидное хладнокровие, позволяет им вести себя непринужденно и изящно в обстоятельствах, в которых дилетант просто утонет. После первых двух минут, которые, как он и сам признавал, получились неудачными, Карлайл вновь обрел свою находчивость.

– Дорогой мой друг, – с легким смешком проговорил он, – все это расчудесно, однако вы не должны искушать меня, о, нет! Английский у меня не очень хорош, и я обещал своей instructeur, что беседовать постараюсь только по-английски. Вы понимаете?

Пауза позволила Пэки откопать в памяти самое что ни на есть классное словечко.

– C'est vrai, – отвечал он и кинул взгляд на мисс Путнэм, сочтя, что это хотя бы ненадолго утихомирит ее. – Mais, n'est vrai, mon vieux. О la, la, c'est vrai!.[10]10
  Правда. Да, это правда, старик. О ла-ла, это правда (франц.).


[Закрыть] Я тоже совершенствуюсь в английском и не желаю говорить по-французски.

И Пэки глянул на потомка гордых Андемеров чуть ли не с собачьей преданностью. Ему показалось, что он в жизни не встречал такого милого человека. Француз, да, никто не спорит. Но как же благородно он сгладил этот недостаток, стойко отказавшись вести беседу на родном языке! Пусть бы потверже придерживался этого курса, ни разочка не вильнув в сторону. Тогда их пребывание в Шато, пожалуй, перерастет в великую дружбу, о которой столько читаешь в книгах.

Уход мисс Путнэм, случившийся в этот момент, дал ему предлог сорваться и самому. Очевидно, утратив всякий интерес после того, как поток французских выражений иссяк, она ушла, по своему обыкновению, молча.

Пэки, весьма довольный, счел, что и ему давно пора отправляться к гамаку – он заставляет Джейн ждать.

– Что же, герцог, до встречи! – жизнерадостно бросил он. – У меня свидание!

– Au revoir, – попрощался Пон-Андемер, долгим взглядом проводив Пэки, умчавшегося через лужайку. Потом, развернувшись, энергично зашагал по подъездной дороге. Ему не терпелось перекинуться словом со своим другом и коллегой Супом Слаттери.

2

Супа он нашел, где и рассчитывал, – в коктейль-баре отеля «Дез Этранжэ». Взломщик сейфов, завершив свою скромную игру, освежался напитками Постава.

Он вскинул глаза на приближающегося Карлайла.

– А, вернулся!

– Угу.

– Ну, и как успехи?

– О' кэй. Я – в Шато.

Почтительное восхищение загорелось в глазах у Супа. Он воздавал должное, когда того заслуживали.

– Отменная работа, Втируша! Ты и правда скользкий, как масло!

Обычно Карлайл любил комплименты, но теперь перебил приятеля.

– Послушай-ка, Суп. Дела-то не так хороши, как тебе кажется.

– А что такое?

– В Шато ошивается какой-то пройдоха, по тому же дельцу.

– Что?!

– Точно, Суп! Наткнулся на него с ходу, не успел приехать. Говорит, он – виконт де Блиссак.

– Блиссака я знаю.

– Вот и я тоже. Еще и года не прошло, как я его ободрал на пару тысчонок как-то вечерком в Лондоне. Потому-то сразу и расчухал – никакой это не Блиссак, а какой-то пройдоха. Подскочил прям, когда эта баба ткнула в него и говорит: «Знакомьтесь, виконт де Блиссак!» Я тут же раскусил обман. Этого типа я в жизни не видал. Могучий такой парняга, на боксера смахивает.

– А он? Раскусил тебя?

– Нет. Не сомневается, что я французский герцог. Нам надо от него избавиться.

Массивный подбородок Слаттери выдвинулся вперед.

– Да уж, надо. И поскорее. Я не позволю, чтобы кто-то вторгался на нашу территорию.

Карлайл кивнул, вполне довольный. Хотя в плане интеллекта он считал Супа ничтожеством, но знал: когда доходит до грубых физических действий, на него можно положиться.

– Для меня он слишком здоровый, не справиться. Так что он – на тебе. Потолкуй с ним. И лучше всего сегодня же вечерком.

– Потолкую. А как же мне, – растерялся Слаттери, – его разыскать?

– В какой комнате он спит, еще не знаю, но разузнаю. Оставлю план дома под камнем с правой стороны крыльца у парадной двери. Возьмешь бумажку, как явишься. И где-то рядом будет для тебя открытое окно. Ясно?

– Ну! – коротко бросил Суп.

– Войди к этому парню да вправь ему мозги, чтоб света белого невзвидел. Поймет тогда, что болтаться ему в Шато вредно для здоровья.

Слаттери без слов вытянул массивную лапу, сжал и разжал пудовый кулак. Одобрительно улыбаясь, Карлайл тепло распрощался с ним и с легкой душой зашагал обратно в замок. Он чувствовал, что дело препоручил в надежные руки.

3

Энергичная умственная деятельность сказывается обычно и на поведении. В Шато Карлайл шагал бодрым шагом, а так как послеполуденное солнце жарило весьма ощутимо, то очень скоро он почувствовал, что весьма разгорячился. Добравшись до подъездной дороги, он мечтал только об одном – поскорее принять прохладную ванну. Пока он тешился такими желаниями, взгляд его зацепил между деревьями серебристое посверкивание воды.

Вода притягивала его как магнит. Сойдя с дорожки, он прямиком двинулся к ней, и вскоре очутился на берегу водного пространства, известного местным жителям под названием озера, хотя на самом деле то была соленая лагуна, соединявшаяся с гаванью Сен Рока узким каналом.

Озеро манило и соблазняло. Карлайл благопристойно покосился направо и налево. Густые кусты ширмой огораживали часть озера и даже тропинку, по которой он сюда спустился. Очевидно, ни один глаз не мог углядеть его. Со вздохом удовлетворения он сбросил пиджак и галстук и был уже готов выскользнуть из брюк, когда позади раздался суровый девичий голос, пронзивший Карлайла словно пулей.

– О-ой!

4

После ухода сенатора Опэла горничная по имени Мэдвей понесла свою книжку на озеро. То было ее излюбленное местечко. Тут, лежа на мягком дерне, в приятном тенечке, она снова взялась за приключения Джанис Деверо с того самого места, где остановилась вчера. Но едва она успела прочитать про убийство, начинавшее главу одиннадцатую, как шум шагов подсказал ей, что в ее убежище вторглись. Ноги прошагали мимо и остановились у кромки воды.

Раздвинув кусты, она выглянула. Увиденное зрелище исторгло у нее восклицание, только что записанное тут.

Женщина в Мэдвей была оскорблена до самого донышка души.

– О-ой! – закричала она, будто бы сама миссис Гранди. – Вы что же вообразили? Вам тут что, купальня?

Карлайл так и остался плясать на одной ноге, будто тополь, раскачивающийся под легким ветром. Озеро и деревья вокруг него все еще исполняли сложное адажио, в которое вдруг пустились. Он мучительно ловил ртом воздух.

Любой женский голос, раздавшийся в такой момент, напугал бы его, но этот оказал особо разрушительный эффект: Карлайл узнал его. Да и как не узнать! Голос этот, можно сказать, звенел в его ушах с того самого дня, когда год назад обозвал его двуличным подлецом, бросив такие слова вслед огромной китайской вазе, обрушившейся на его лобную кость.

То был голос его потерянной Герти.

А в следующую минуту появилась и она сама, выйдя из-за кустов.

– Герти! – заорал он.

Те, кто имел привилегию заглянуть в душу Гордона Карлайла, может понять его чувства. Хотя при расставании эта девушка огрела его вазой, кстати, очень ценной, старая любовь не заржавела. После первого изумления в груди, которую он суетливо старался прикрыть пиджаком, вспыхнул восторг. Брюки (нечего и говорить, ведь моральный кодекс Карлайлов весьма строг) он подтянул при первом же намеке, что он тут не один.

– Герти! Наконец-то! После этих томительных месяцев! Она смотрела на него холодно, жестко и гордо. Прежние обиды еще резали ей душу, женщины легко не забывают.

– А-а, мистер Карлайл!

Было очевидно, что ледяная отчужденность при встрече, которой следовало бы стать встречей влюбленных, ранила Гордона.

– Герти, – выговорил он, подпустив в голос трепета, с помощью которого однажды удалось вытянуть у некоего Макферсона (скупердяя, как все шотландцы) пожертвование в десять фунтов на Приют для Больных Матерей, – разве ты не хочешь похоронить прошлое?

– Нет, не хочу.

Карлайл сглотнул, подыскивая слова, которые смягчили бы такую черствость.

– Ты не представляешь себе, Герти, как я скучал по тебе!

– Болтай, болтай!

– Я тебя всюду искал!

– Болтай!

– Я не болтаю! – с жаром вскричал Карлайл. – А зачем бы еще я прикатил в Европу, если бы не узнал, что ты сюда уехала?

– А в Шато ты явился как герцог какой-то там, оттого, что я тут? – презрительно расхохоталась Герти. – Все я про тебя знаю! Слышала, как мисс Путнэм разговаривала с дворецким. Распорядилась поместить тебя в Желтую комнату. Лично я, – добавила она с надменностью королевы, – поместила бы тебя в бак для мусора.

– Нет, в Шато я приехал не из-за тебя, – признался Карлайл. – Я на работе. И спорю, что и ты тут по тому же дельцу. Ты нанялась горничной, чтобы получить возможность заграбастать брюлики миссис Гедж.

– А у тебя, что, есть возражения?

– Разумеется. Ты сама напрашиваешься на неприятности! Обстряпать дельце в одиночку у тебя ни малейшего шанса!

Герти задумчиво закусила губку. В авантюру эту она пустилась с веселым оптимизмом, считая, что наверняка улучит разок, когда хозяйка забудет запереть свои безделушки, но теперь узнала, что служит у женщины, которая в жизни ничего не забудет, и надежда ее медленно гасла.

– Что же ты надумал? – осведомилась она. – Хочешь работать со мной на пару?

– А почему бы и нет?

– Почему бы, действительно. Ничуть не возражаю против общего бизнеса, но строго – пятьдесят на пятьдесят. Однако какой от тебя прок? Работа не по твоей части. Сейфы-то вскрывать ты не умеешь.

– Представь, умею. Супу-то и невдомек! Я его просвещать не стал. Если у твоей хозяйки сейф обычный, а у женщин они всегда такие, я сумею его взломать.

– Какой еще Суп?

– Ты что, Супа Слаттери не помнишь? Мы в деле вместе. Я впускаю его в дом, а он вскрывает сейф. Но это все глупости. Теперь, когда я тебя нашел, мы его надуем. Заберем все себе.

На Герти это произвело впечатление.

– А где ты научился вскрывать сейфы?

– Плаг Донахью научил. Сразу после того, как ты сбежала. Увидел, что я прям на куски разваливаюсь, отвлечься мне как-то надо…

– Кончай ты рассусоливать, о деле говори! Если хочешь обстряпать его вместе и принимаешь условие – строго пополам, – я не против. Я уж давно поняла, одной мне не осилить.

– Если бы ты знала, Герти, – страстно задышал Карлайл, – что ты для меня значишь! Когда мы снова…

– Слушай-ка, прекрати, – перебила Герти эту прекрасную речь. – У меня на уме есть еще кое-что. Не может случиться так, что этот субъект никакой на самом деле не сенатор?

– Никто не может просто так назваться сенатором Опэ-лом, – возразил Карлайл, – А что, эта чума тут? – поинтересовался он, поскольку не был ярым сторонником великого законодателя.

– Тут. Если это он. Я только что застукала его в спальне у миссис Гедж, где стоит сейф. Шпионил. А когда я сказала, что была там и все видела, наплел сказочку, будто интересуется антиквариатом.

Карлайл погрузился в размышления.

– А может, так оно и есть, – наконец заключил он. – Во всяком случае, фальшивкой он быть не может. Геджи сенатора знают. Миссис Гедж сама мне говорила. Проскользнуть сюда под видом старика Опэла не удастся никому. Может, и правда интересуется. Но я скажу тебе, кто тут фальшивка. Тот тип, который называет себя виконтом де Блиссак.

– Не может быть!

– Вот видишь, – ненавязчиво намекнул Карлайл, – Ты ведь про это не знала, да? Сколько он тут уже пробыл?

– Сегодня днем заявился. Дворецкий проводил его в гостиную. Он и сказал мне, кто это.

– Так вот, никакой он не виконт!

– Откуда ты знаешь?

– Знаком с настоящим. Нагрел его как-то на пару тысчонок. Тебе, Герти, досталась бы половина, если б ты так вот не сбежала.

– Ладно, неважно. Так, значит, гусь этот – фальшивка? Наверняка тоже за брюликами охотится.

– А то как же!

– Что же нам теперь делать? Нельзя, чтоб он путался у нас под ногами. Нужно выпихнуть его!