Текст книги "Том 9. Лорд Бискертон и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)

И второй раз за этот день Берри вытащил на свет свою фамильную историю.

– Понятно, – резюмировал сметливый мистер Фрисби. – Где же этот рудник?

– Где-то в Аризоне.

– Название?

– «Мечта Сбывается», – застенчиво пролепетал Берри. – «Жаль, – подумал он, – что первый владелец, давая имя своему детищу, не выбрал что-нибудь менее напоминающее название популярной песенки».

– «Мечта Сбывается»?

– Да.

Мистер Фрисби подался вперед и, облокотившись о столешницу, разглядывал вечное перо. Видимо, он снова впал в транс.

– Там никакой меди не добывают, – продолжал Берри виноватым тоном. – Но я за ленчем поговорил с одним человеком, и он сказал, что, если присмотреться, всегда можно найти человека, который хочет приобрести рудник.

Мистер Фрисби вернулся к жизни.

– А?

Берри повторил свое соображение.

– Что ж, можно, – заметил он, – если повезет найти дурака. Они, как известно, рождаются каждую минуту.

– Я вот хотел узнать: вы не посоветуете мне, как лучше обделать это дельце?

– Вы говорите, там ничего не добывают?

– Да.

– Тогда нельзя рассчитывать, что много выручишь.

– Я и не рассчитываю, – сказал Берри.

Мистер Фрисби взял перо, оглядел его и положил на место.

– Я вот что скажу, – начал он. – Как ни странно, у меня есть на примете один тип, Хоук. Дж. Б. Хоук. Возможно, он примет ваше предложение. Он как раз по этой части – покупает всякую бесполезную собственность. А вдруг из этого получится что-нибудь дельное? Если хотите, я с ним свяжусь.

– Большое спасибо, сэр.

– М-да, м-да… Надо будет его разыскать. Если предложить задешево, он возьмет не глядя. Так и быть, я с ним свяжусь.

– Огромное спасибо!

– Не стоит благодарности, – ответил мистер Фрисби.

Берри вышел из кабинета. Мистер Фрисби снял трубку и назвал номер.

– Хоук? Это Фрисби.

– Слушаю вас, мистер Фрисби, – почтительно ответил голос на другом конце провода.

Голос был низкий и хриплый. Слыша его, можно было предположить, что его владелец краснолиц и излишне тучен.

– Надо повидаться, Хоук.

– Слушаюсь, мистер Фрисби. Прийти к вам в контору?

– Нет. В Гросвенор-хаус. Около шести.

– Хорошо, мистер Фрисби.

– Не опаздывайте.

– Хорошо, мистер Фрисби.

– У меня все.

– Хорошо, мистер Фрисби.

4

Люди, которых мистер Фрисби собирал для переговоров в своей резиденции Гросвенор-хаус, всегда демонстрировали подчеркнутое послушание. Всем своим видом они показывали, насколько четко понимают, что ступили на священную территорию. Краснолицый субъект вошел в гостиную ровно в шесть почти на цыпочках.

Дж. Б. Хоук был одним из тех нужных людей, которые обитают на периферии волшебного мира финансов и живо откликаются на обращение «Эй, вы!», исходящее от любого из больших финансистов, пожелавших воспользоваться их услугами. Готовность угодить являлась основным свойством мистера Хоука. Он пошел бы, куда бы его ни послали, и сделал бы все, о чем бы ни попросили.

– Добрый вечер, мистер Фрисби, – произнес Дж. Б. Хо-ук. – Как поживаете?

– Не ваше дело, – отвечал мистер Фрисби. – Есть одна комбинация.

– Слушаю, мистер Фрисби.

– Как вам известно, я президент «Прыткой Ящерки».

– Да, мистер Фрисби.

– Рядом с нашими копями – одна малютка, «Мечта Сбывается». Несколько лет стоит заброшенной.

– Понимаю, мистер Фрисби.

– Я получил письмо от моих директоров. Им почему-то взбрело в голову завладеть этим рудником. «Прыткая Ящерка» расширяется, и, возможно, им понадобилась земля для строительства жилищ рабочим или чего-то в этом роде. Они не вдаются в подробности. Я хочу, чтобы вы…

– Выявил владельца, мистер Фрисби?

– Не перебивайте, – обрезал его Т. Патерсон. – Владелец мне известен. Это мой секретарь, некто Конвей. По его словам, он получил рудник по наследству. Я хочу, чтобы вы пошли к нему и купили рудник для меня. Дешево.

– Да, мистер Фрисби.

– Я не хочу засвечиваться в этом деле. Если молодой Конвей узнает, что за его собственностью охотится «Прыткая Ящерка», он взвинтит цену.

– Понимаю, мистер Фрисби.

– И не торопитесь с покупкой. Я сказал ему, что свяжусь с вами, но вы в данный момент в Америке. Не надо проявлять слишком большой заинтересованности. Я дам сигнал, когда действовать.

– Слушаюсь, мистер Фрисби.

– Хорошо. Это все.

Т. Патерсон Фрисби по-наполеоновски кивнул, давая понять, что переговоры закончены, и Дж. Б. Хоук, чуть не ударившись лбом при поклоне, пятясь удалился.

Покинув зал аудиенции, мистер Хоук поднялся наверх и свернул в коридор, ведущий в американский бар. При его появлении там, мужчина, сидевший на табурете, потягивая коктейль, встал с места.

– Ну? – спросил он.

Он устремил на мистера Хоука вопрошающий взгляд. Это был один из тех невероятно гладко выбритых людей неопределенного возраста и невыразительных черт лица, которые немедленно ассоциируются с миром скачек. Именно на бегах Дж. Б. Хоук и свел знакомство с этим джентльменом. Звали его Келли, в кругах, в которых он вращался, он был известен как капитан Келли, хотя, в каком полку он имел честь служить, никому не было ведомо.

Капитан увлек мистера Хоука в уголок и еще раз окинул цепким взглядом.

– Чего он хочет? – спросил он.

С того момента, как Дж. Б. Хоук покинул гостиную мистера Фрисби, манеры его претерпели изменение к худшему. Его почтительная вкрадчивость исчезла, как не бывала.

– Старый хрыч, – с отвращением сказал он, – всего-навсего нанял меня агентом по покупке какой-то бездействующей медной шахты где-то у черта на куличках.

Он рассеянно жевал зубочистку. Приглашение в резиденцию мистера Фрисби взбудоражило его и пробудило надежды на солидные комиссионные. Но он вышел оттуда разочарованным.

– На кой ему сдалась какая-то заброшенная шахтенка? – спросил капитан Келли, не отрывая пристального взгляда от лица партнера.

– Говорит, она расположена рядом с «Прыткой Ящеркой», – уныло ответил мистер Хоук. – Земля понадобилась для застройки.

– Гм, – протянул капитан Келли.

– Я ему не нужен. Любой конторский мальчишка управился бы с этим делом за милую душу. Я только время потеряю.

Капитан Келли перевел взгляд на муху, которая села ему на рукав, и внимательно изучал те суетливые движения, которые мухи в таких случаях производят. Ничего нельзя было прочесть на его лице, но, судя по тому, что он перестал говорить, мистер Хоук догадался, что он начал думать.

– Ну? – спросил мистер Хоук не без некоторого раздражения. Невозмутимость товарища подчас выводила его из терпения.

Легким движением локтя капитан согнал муху.

– Гм, – вновь произнес он.

– Что ты хочешь сказать?

– Подозрительно все это, – сказал капитан.

– Что именно?

– То, что ему вдруг понадобилась эта штука.

– По-моему, ничего странного.

– Это потому, что ты дурак, – бесстрастно констатировал капитан. – Первое, что приходит в голову, это что на месторождении открыли новую жилу.

– Чепуха, – ответил мистер Хоук. – Я как раз в курсе дела. Мне случилось побывать в тех краях несколько лет назад. И знаю этот рудник, и парня, который дал ему идиотское название «Мечта Сбывается». Его фамилия Хиггингботом, изыскатель с Перевала Бурра, он застолбил участок десять лет назад. И с тех пор по сию пору там не добыли ни унции меди. Не поручусь, что разработки не прекратились через полгода после вскрытия шахты.

– Зато «Прыткая Ящерка» процветает.

– Ну и что с того, что процветает?

– А то, что они могли пронюхать, что их жила идет прямехонько на соседскую территорию.

– Ишь ты! – удивился мистер Хоук. Его не слишком проворные мозги впервые за время беседы пришли в движение.

– Я слыхал, такое бывает.

– И я слыхал, – сказал мистер Хоук.

Он с волнением взглянул на собеседника. Перед ним забрезжили радужные видения.

– Надеюсь, ты не ошибся, – сказал он.

– Во всяком случае, мне так кажется.

– Да тут же большие деньги зарыты!

– Еще бы! – подтвердил капитан.

– Послушай-ка, – сказал мистер Хоук.

Он из предосторожности понизил голос и заговорил о деле. Капитан время от времени одобрительно кивал.

ГЛАВА II

И вот пришел час, когда в оранжево-синих сумерках прекрасного майского дня Энн Мун прибыла в Англию с сердцем, полным надежд, и с десятью сундуками, чтобы проследовать вместе с леди Верой Мейс в ее уютную квартирку на Дэвис-стрит в Мейфейре, и немедленно с головой окунулась в наслаждения, которые может предложить лондонский модный сезон.

Она завтракала в «Беркли», пила чай в «Клэридже», обедала в «Эмбасси» и ужинала в «Кит-Кэт».

Она посетила Кембриджскую Майскую Неделю, Прием в саду Букингемского дворца, Демонстрацию татуировок в Элдершоте, Дерби и Готорн Хилл.

Она танцевала в «Мейфейре», «Бате», у Соврани, в кафе «Де Пари» и у Бре на набережной.

Она проводила уик-энды в загородных поместьях Бака, Берка, Хэнтса, Линкса, Уилтса и Девона.

Она представляла Агат на Балу драгоценностей, Кальцеоларию на Балу цветов, королеву Марию Шотландскую на Балу Знаменитых Женщин.

Она видела лондонский Тауэр, Вестминстерское аббатство, Музей мадам Тюссо, Клуб «Бакс», ресторан «Симеон» на Стрэнде и все виды гонок – от мотоциклетных до пингвиньих в Сент-Джеймском парке.

Она познакомилась с военными, которые рассказывали про лошадей, и моряками, которые говорили про коктейли, с поэтами, которые толковали об издателях, и живописцами, которые рассуждали о сюрреализме, абсолютных формах и трудности выбора между архитектоникой и ритмикой.

Она познакомилась с мужчинами, которые информировали ее относительно единственного места в Лондоне, где можно позавтракать, отобедать, потанцевать и купить зонтик; с женщинами, которые сообщили о единственно приемлемом в Лондоне месте, где можно купить платье, шляпку, пару перчаток, а также сделать маникюр и укладку; с молодыми людьми, владеющими системой выигрыша через ставку на второго фаворита; с пожилыми людьми, владеющими секретом поддерживать жизненный тонус с помощью джина и вермута; со стариками, которые нашептывали ей на ушко комплименты и сожалели, что их внучки так мало на нее похожи.

А в начале своего пребывания свела знакомство с Годфри, лордом Бискертоном, и одним воскресным утром он повез ее в арендованном двухместном автомобиле обозреть родовое владение Эджелинг-корт в графстве Сассекс.

Они взяли с собой бутерброды и прекрасно провели день.

ГЛАВА III

Есть мнение, что обитатели Великобритании – люди холодные и бесстрастные, эмоции которых трудно пробудить, и что настоящее чувство можно встретить лишь по ту сторону Атлантики. Солидное подтверждение тому представили резко контрастирующие методы изложения одного события, использованные газетой «Курьер Интеллидженсер» в Мэнгассете, штат Мэн, и ее старшей современницей, лондонской «Морнинг Пост», сообщившие – через полтора месяца после начала этой истории – о помолвке Энн Мун и лорда Бискертона.

Мэнгассет – деревушка, где родители Энн имели летний дом, а редактор «Курьера Интеллидженсера», у которого с эмоциями было все в порядке и который однажды видел Энн в купальном костюме, почувствовал – и совершенно справедливо, – что случай требует лирической ноты. Он соответствующим образом подтянулся – что потребовало определенного усилия, ибо у него было внушительное брюшко, нажитое исключительно сливками. Редактор всю свою жизнь был крайне воздержан, несмотря на то что его внешний вид свидетельствовал против того.

«Будущая невеста (писал указанный редактор) – девушка, наделенная удивительным обаянием и замечательной привлекательностью. Обладая очаровательными манерами, голосом сирены, чувствительностью тонкой, как аромат цветка, духом веселым, как щебетанье птиц, умом блестящим, как сверкающий узор на зимнем стекле, сердцем чистым, как роса, трепещущая на лепестке фиалки, она обратит жилище супруга в Эдемский сад, как обратила свой отчий дом, и звуки небесных арф, исполненные любовью, преданностью и нежностью, ниспошлют на молодую чету сладостнейшее блаженство, когда-либо волновавшее чувства экстатическим восторгом».

«Морнинг Пост» в своей бесстрастной, жесткой манере ограничилась простой констатацией фактов. Никакого пыла. Никакого волнения. Никакого смятения чувств. Событие было подано столь же безэмоционально, как информация о том, что ученики и ученицы школы на Берчингтон-роуд победили в конкурсе детских оркестров и получили кубок на северолондонском музыкальном фестивале в Кениш-тауне.

Итак:

«БРАЧНЫЕ ОБЪЯВЛЕНИЯ

Лорд Бискертон, сын и наследник графа Ходдесдона, обручился с Энн Маргарет, единственной дочерью мистера и миссис Томас д. Мун из Нью-Йорка».

Таковы газетчики в Лондоне. Поработав несколько лет на Флит-стрит, они делаются невосприимчивыми и не могут распознать разницу между кучей детей, дующих в тромбоны, и юношей и девой, начинающими долгий путь рука об руку. Если захотите взбудоражить журналиста, надо быть по меньшей мере маньяком-убийцей и заколоть полдюжины жертв.

Усталая пресыщенность «Морнинг Пост» не поразила, однако, читающую публику. В сотне постелей сотня молодых людей замерла, не донеся до рта чашку с чаем и скорбно глядя на газету. Для некоторых из них эта заметка имела зловещий смысл. Они сосредоточили ум, каким бы тот ни был, на устрашающем предзнаменовании, поданном фигурой, означенной в качестве жениха; и, прошептав себе под нос «Боже мой!», перешли к результатам бегов с тяжким ощущением, что ныне никто не может чувствовать себя в безопасности.

Но были и другие – и они составляли большинство, – кто упал на подушки и потухшим взором глядел в потолок, пока душа, прикрытая шелковой пижамой, терзалась мукой. Эти размышляли над несовершенством бытия и недостижимостью мечты. Они швыряли прочь тонкий ломтик хлеба с маслом и, когда в спальню с ворчаньем входил приставленный к ним лакей, чаще всего посылали его к черту.

То были молодые люди, которые танцевали с Энн, обедали с Энн, водили Энн посмотреть на пингвинов в Сент-Джеймском парке и которые, попадись им на глаза мэнгассетский «Курьер Интеллидженсер», сочли бы ее редактора писателем с чрезвычайно скудным воображением, в своем описании ни на йоту не приблизившимся к реальности.

Энн Мун, вращаясь в лондонских кругах, несомненно сделала свое присутствие в городе весьма ощутимым. Не может девушка с манерами сирены полтора месяца крутиться в городе, не нанеся ран сердцу-другому.

В столовой «Укромного уголка» на Малберри-гроув, Вэлли Филдс, 21, Берри Конвей просматривал утренние газеты, перед тем как отправиться на поезде в 8.45 в Лондон. Читать ему было трудно из-за суетливости Обломка Прошлого, имевшего обыкновение сновать туда-сюда во время завтрака, оглашая что-то вроде бюллетеня последних событий.

Миссис Уисдом была плотной и округлой. Она смотрела на Берри с неизбывной нежностью, как корова на турнепс. Для нее он по-прежнему оставался тем ребенком, которого она когда-то увидела. В ее поведении прослеживалась одна тема: умудренная Старость помогает беспомощной Юности бороться с тяготами жизни. Она не упускала ни единого слова или дела, которые могли бы сгладить ему тернистый путь и оградить от тьмы опасностей. Зимой она совала ему в постель ненавистные грелки. Летом, не стесняясь, напоминала о полезности фланелевого белья и призывала беречься сквозняков, ежели вспотеешь.

– Майор Флад-Смит, – произнесла она, имея в виду отставного вояку, проживавшего в «Лесном замке», через дом от них, – сегодня рано утром занимался в саду шведской гимнастикой.

– Да?

– А у кошки из «Мирной Заводи» случился обморок. Берри невольно задумался о странностях причинно-следственной связи.

– Я слыхала, фирма посылает мистера Болито в Манчестер. Мне Мюриел из «Заводи» сказала. Он хочет сдать «Заводь» в аренду, с мебелью. Я считаю, надо дать объявление в газеты.

– Неплохая мысль. Очень разумно.

Внимание миссис Уисдом отвлекло что-то в коридоре. Она отдрейфовала туда, и Берри услышал, как упала подставка для зонтиков. Обломок Прошлого тут же вернулась назад.

– Как только майор ушел, вышла его племянница и нарезала цветов. Я всегда говорю, какая приятная, хорошенькая девушка.

– Да?

– И что забавно, такая вроде счастливая.

– Что ж тут забавного?

– Ну как же, мастер Берри! Я ведь вам рассказывала, какая у нее беда?

– Не припомню, – отозвался Берри, переворачивая страницу. Может, и рассказывала, подумал он, но она несет столько чепухи, словно испытывая облегчение от всякого несчастья, которое случалось в округе, что поневоле разовьешь в себе защитную тугоухость.

Миссис Уисдом всплеснула руками и воздела к потолку глаза, как бы призывая себе на помощь силы справедливости.

– Просто ума не приложу, как я могла вам «Замка» не сказать! Мне сказала Глэдис из «Замка», а она узнала эту историю, когла прислуживала за столом, и еще как-то вечером, когда эта барышня пришла на кухню и захотела узнать, не приготовит ли она какую-то «тянучку». А потом осталась и сама сделала, это такое суфле, и рассказала им про свою беду, пока сбивала сахар с маслом.

– А! – сказал Берри.

– Она сама из Америки. Ее мамаша – сестра майора, она вышла замуж в Америке, и они жили в одном местечке под Нью-Йорком, которое называется, вы не поверите, Крепкая Шея. Ну и названьице для городка! Похоже, эта Шея, мастер Берри, кишмя кишит артистами, и наша соседка, ее зовут Кэтрин Вэлентайн, сдуру решила, что влюбилась в одного, захотела за него выйти, а он просто никто, артист какой-то. Отец, конечно, рассердился, отослал ее сюда, к майору, чтобы она избавилась от этого наваждения.

– А? – переспросил Берри. – Боже милостивый! Подумать только! Бисквит-то что учудил! Пропал парень. Бискертон! Я с ним вместе учился.

– Самоубийство совершил? – обрадованно вскричала миссис Уисдом. – Какой ужас!

– Не то чтобы самоубийство. Он обручился с одной американкой. Энн Маргарет, единственной дочерью мистера и миссис Томас Л. Мун из Нью-Йорка.

– Мун? – Миссис Уисдом наморщила лоб. – Уж не та ли это девушка, про которую мне говорила Глэдис из «Заводи», которой про нее говорила мисс Вэлентайн? Мисс Вэлентайн плыла на пароходе с какой-то мисс Мун, и я просто уверена, что Глэдис мне сказала, что она сказала, что ее звали Энн. Они очень подружились. Мисс Вэлентайн говорила Глэдис, что ее мисс Мун очень милая. Очень хорошенькая и привлекательная.

– «Морнинг Пост» про это ничего не пишет. Но если она хорошенькая и привлекательная, может, я ошибаюсь, что Бисквит продался за золото.

– Фу, мастер Берри! Как можно так говорить о своем друге!

– Так или иначе, ему повезло. Эта девушка наверняка купается в золоте.

– Надеюсь, вы никогда не женитесь на деньгах.

– Я – нет. Я романтик. Практически одна душа.

– Я всегда говорю, что любовь движет миром.

– Замечательно сформулировано, – сказал Берри. – Не удивлюсь, если вы окажетесь совершенно правы. Что, часы бьют? Мне надо торопиться.

Джордж, шестой граф Ходдесдон, отец жениха, не видел «Морнинг Пост» почти до одиннадцати часов. Он вставал поздно и поздно брался за газеты. Удовлетворенно ознакомившись с объявлением и поглаживая седые усы, он надел серый котелок и вышел навестить свою сестру, леди Веру Мейс.

– Доброе утро, Вера.

– Доброе, Джордж.

– Все на месте.

– Объявление? О, да.

Лорд Ходдесдон с почтением посмотрел на сестру.

– Как это тебе удалось?

– Мне? – Сестра подняла брови. – Удалось?

– Ну, чего там, – буркнул лорд Ходдесдон, который, как многие английские аристократы, был не склонен преувеличивать достоинства своего отпрыска. – Не хочешь же ты сказать, что такая девушка, как Энн Мун, приняла бы его предложение, если бы кто-нибудь не взрыхлил почву!

– Естественно, я сделала что могла, чтобы свести их.

– Еще бы!

– При каждом удобном случае я говорила ей о том, какой он обаятельный.

– Ну, это ты хватила! – недоверчиво воскликнул лорд Ходдесдон.

– Почему же? Когда захочет, он может быть очень симпатичным. По крайней мере – забавным.

– Он даже ни разу не одарил меня такой малостью, как улыбка, – сказал лорд Ходдесдон. – Если не считать одного случая, – поправился он, – когда пытался разжалобить, чтобы одолжить десятку. Большое счастье для него, что он встретил такую девушку.

Он расправил грудь под прекрасно скроенным жилетом, удовлетворенно перевел дух, и красивое лицо его озарилось внутренним светом.

– Впервые со времен Карла Второго наша семья увидит, как выглядят настоящие деньги, – сказал он.

Повисла пауза.

– Джордж, – произнесла леди Вера.

– Да?

– Выслушай меня внимательно, Джордж.

Лорд Ходдесдон окинул сестру почти нежным взглядом. Этим приятнейшим из утр он все видел сквозь розовый туман, но даже с такой поправкой готов был признать, что леди Вера выглядела чрезвычайно привлекательно. Честное слово, подумалось лорду Ходдесдону, год от года она делается все красивее. Он произвел в уме некоторые вычисления. Да, ей перевалило за сорок, но на вид больше тридцати двух не дашь. Он ощутил прилив гордости, который сделался еще явственней, когда лорд поймал в зеркале свое цветущее отражение. Что бы там о них ни говорили, но семья держит марку.

Однако вслед за восхищением безупречностью черт ее лица лорда Ходдесдона посетило сомнение по поводу того, нравится ли ему выражение, присущее им в данную минуту. Выражение довольно странное. Пожалуй, жесткое. Такое было у гувернантки, которая била его по рукам в детстве.

– Должна напомнить тебе, Джордж, что брак еще не заключен.

– Конечно. Естественно, нет. Объявление о помолвке только что напечатали.

– И посему будь добр, – продолжила леди Вера, и в глазах ее сверкнула сталь, – воздержись от намерения нанести визит мистеру Фрисби и просить у него небольшой заем. В данных обстоятельствах этого ни в коем случае i: e следует делать.

У лорда Ходдесдона перехватило дыхание.

– Неужто ты считаешь меня таким дураком? Беспокоить Фрисби!

– А разве ты не собирался это сделать?

– Конечно, нет. Определенно – нет. Я думал – мне показалось, по правде сказать, мне пришло в голову, что, может, ты захочешь мне толику уделить.

– Вот как?

– А что такого? – жалобно прогнусавил лорд Ходдесдон. – У тебя должны завестись денежки. Компаньонство – дело доходное. Когда три года назад ты опекала аргентинскую девчушку, ты получила пару тыщ фунтов.

– Тысячу пятьсот, – поправила сестра. – В минуту слабости – иначе этот приступ безумия не назовешь – я одолжила их тебе.

– Ах, да, – ничуть не смутившись, сказал лорд Ходдесдон. – Отчасти это так. Я как раз сейчас должен эти денежки получить.

– Чего не скажешь обо мне, – прозвенел серебряным колокольчиком голос леди Веры. Для ее брата он звучал набатом.

Повисла еще одна пауза.

– Ладно, нет так нет, – угрюмо согласился лорд Ходдесдон.

– Вот именно, – согласилась леди Вера. – Но кое-что я могу предложить. Я собиралась взять с собой Энн на ленч в ресторан «Беркли», но мистер Фрисби позвонил и пригласил меня поехать с ним на денек в Брайтон, так что я дам тебе денег и препоручу девицу.

Лорд Ходдесдон чувствовал себя как тигр, который изготовился оттяпать руку по локоть, а вместо этого получил сырную палочку, но успокоил себя с помощью великолепной ходдесдоновской философии, согласно которой немножко – все же лучше, чем ничего.

– Хорошо, – сказал он. – Я сейчас свободен. Давай десятку.

– Сколько?

– Ну, пятерку или сколько там.

– Ленч в «Беркли», – сказала леди Вера, – обойдется в восемь шиллингов шесть пенсов. На двоих – семнадцать шиллингов. Два шиллинга на чаевые. Возможно, Энн пожелает лимонада или другой воды. Набросим еще два шиллинга. Гардероб – шестипенсовик. Плюс кофе и экстренные расходы – полкроны. В общем, если я дам двадцать пять шиллингов, хватит с лихвой.

– С лихвой? – выговорил лорд Ходдесдон.

– С лихвой, – подтвердила леди Вера.

Лорд Ходдесдон суетливо пощипал усы. Он почувствовал себя, как пророк Илия в пустыне, когда бы кормившие его мясом и хлебом вороны вдруг набросились на него, чтобы разорвать в клочья.

– А если она захочет коктейль?

– Она не пьет коктейли.

– Зато я пью, – храбро сказал лорд Ходдесдон.

– И ты не пьешь, – заявила леди Вера, и ее сходство с бывшей гувернанткой сделалось поразительным.

Лорд Бискертон не был регулярным читателем «Морнинг Пост». Известие о том, что объявление о его помолвке было предано печати, он получил, когда Берри Конвей позвонил ему из конторы мистера Фрисби, чтобы поздравить. Он принял пожелания друга с подобающей благодарностью и чередом продолжил завтрак.

Он уже принялся за мармелад, когда явился его отец.

Лорд Ходдесдон нечасто навещал сына и наследника, но когда он покидал апартаменты леди Веры, ему неким неисповедимым путем навеяло мысль о том, что у Бискертона, вероятно, имеется под рукой определенная наличность, которой он захочет поделиться с человеком, подарившим ему жизнь.

– Э… Годфри, мальчик мой!

– Привет, хозяин.

Лорд Ходдесдон откашлялся.

– Э… Годфри, интересно знать, – путаясь в словах, сказал лорд Ходдесдон, – так случилось, что я в данный момент слегка на мели, и подумал, не мог бы ты…

– Отец, – удивленно откликнулся Бисквит, – не смеши меня. Ты что, пришел пощупать мой карман?

– Я думал…

– Как тебе могло взбрести в голову, что у меня есть чем поживиться?

– Я вообразил, что, может, мистер Фрисби сделал тебе небольшой презент.

– С какой стати?

– По случаю, э… – счастливого события. Как-никак, он дядя твоей невесты. Если уж это неподходящий случай…

– Неподходящий, – уверил его Бисквит. – Совсем неподходящий. Этот траченный молью старый тюфяк, на которого ты возлагаешь надежды, – единственный человек в этом огромном городе, который никогда не делает никаких презентов по случаю каких бы то ни было счастливых событий. Их семейный девиз – «Nil desperandum» – «Никогда не сдаваться».

– Очень плохо, – вздохнул лорд Ходдесдон. – А я-то надеялся, что ты меня выручишь. Мне остро необходима материальная поддержка. Твоя тетушка попросила меня угостить сегодня ленчем твою невесту в «Беркли», но у нее странные представления о том, во что это может обойтись. Она раскошелилась на двадцать пять шиллингов!

– Щедро, – серьезно сказал Бисквит. – Мне бы кто-нибудь отвалил двадцать пять монет. У меня один-единственный фунт на все про все до конца месяца.

– Неужто так плохи дела?

– Фунт, два раза по пенсу и двухпенсовик, если уж быть точным.

– Тем не менее, – заметил лорд Ходдесдон, – ты должен помнить, что у тебя блестящие перспективы. Ваше поколение мудрее нашего, мальчик мой. – Он пригладил усы и издал еще один горестный стон. – В молодости, – продолжил он, – моим величайшим недостатком была импульсивность. Мне следовало бы жениться на деньгах, как совершенно разумно поступаешь ты. До чего же ясно я теперь это понимаю! И ведь у меня была возможность – но я упустил ее. Богатые наследницы роем вились вокруг меня. Но я был романтик, идеалист. В ту пору твоя бедная матушка служила на выходах в «Гайети», и, посмотрев пьесу, в которой она играла, шестнадцать раз, я удосужился ее заметить. Она стояла в дальнем углу сцены, возле кулисы. Наши глаза встретились – нет, я ни секунды об этом не сожалел, конечно, – сказал лорд Ходдесдон. – Как же, имея такого сына! Но с другой стороны – да, ты показал себя более мудрым мужчиной, чем твой старый отец, мальчик мой.

Во время отцовского монолога Бисквит предпринял несколько попыток прервать этот поток красноречия. И наконец получил возможность заговорить.

– Тебе не следовало бы мешать в одну кучу Энн и твоих богатых невест, – с праведным гневом произнес он. – Ты говоришь так, словно мне, кроме денег, ничего не надо. Позволь мне заявить, что дело идет о любви. Настоящей любви. Я без ума от Энн. Не кривя душой скажу, что, когда я думаю о том, что девушка может быть одновременно такой обворожительной и вместе с тем богатой, ко мне возвращается вера в Провидение, вознаграждающее за добродетель. Она – прелестнейшее существо на свете, и будь у меня чуть больше чем фунт, два раза по пенсу и двухпенсовик, я бы сам повел ее сегодня на ленч.

– Девушка очаровательна, – согласился лорд Ходдесдон

– Но как тебе удалось ее уломать? – спросил он, когда к нему вернулось естественное отцовское недоумение.

– Эджелинг помог.

– Эджелинг?

– Эджелинг. Можно что угодно предъявить против нашего родового гнезда – содержать его стоит целого состояния, оно слишком велико, чтобы сдать в аренду, это адское бремя и прочее, но что у него не отнять – это очень романтическое место. Я сделал Энн предложение на старой лужайке – мы приехали в двухместном авто Бобби Блейтуэйта, – и, поверь мне, нет в мире девушки, которая смогла бы отказать в такой декорации. Голуби гулили, пчелы жужжали, вороны каркали, а заходящее солнце золотило покрытые плющом стены. Ни одна девушка не смогла бы отказать в этом окружении. Поверь, как бы ни насолил нам Эджелинг, он внес свою лепту в семейное благо и заслужил награду.

– Кстати, насчет награды, – подхватил лорд Ходдесдон, – приятно думать, что ты получишь сполна.

Бисквит горько рассмеялся.

– И не мечтай, – грустно сказал он и указал на кипу бумаг, лежавших на столе. – Взгляни сюда.

– Что это?

– Исполнительные листы. Если я сегодня не заплачу, завтра утром должен предстать перед судом графства.

Лорд Ходдесдон издал смертельный крик.

– Не может быть!

– Может. Эти ребята жаждут крови. Шейлок по сравнению с ними – сосунок.

– Боже милостивый! Ты понимаешь, ты осознаешь весь ужас? Если тебя приведут в суд, помолвка будет расторгнута. Для таких, как Фрисби, этот аргумент несокрушим.

Бисквит успокаивающе поднял руку.

– Не бойся, отец. Ситуация под контролем. Я принял меры предосторожности. Посмотри-ка.

Он выдвинул ящик стола, достал что-то оттуда, на секунду скрылся за этажеркой и вынырнул вновь. Лорд Ходдесдон сдавленно вскрикнул.

И имел на то причину. За исключением волос, унаследованных от матери, ничто в облике наследника не отвечало эстетическому чувству шестого графа. Теперь же в черном парике, скрывшем эти волосы, и с окладистой черной бородой он являл собой картину столь отталкивающую, что отцу позволительно было произвести столь странный звук.

– Вчера купил в «Кларксоне», – объявил Бисквит, с удовлетворением разглядывая себя в зеркале. – В кредит, конечно. Еще брови есть. Ну как?

– Годфри, мальчик мой… – Голос лорда Ходдесдона задрожал, как в минуты наивысшего волнения. – Ты выглядишь ужасно. Отвратительно. Мерзко. Как международный шпион или что-то в этом духе. Убери эту гадость немедленно!

– А ты бы меня узнал? – упорствовал сын. – Вот в чем штука. Если б, к примеру, ты был «Ховс и Довс. Сорочки – Галстуки – Белье», двадцать три фунта четыре шиллинга шесть пенсов, узнал бы ты за этим камуфляжем Годфри, лорда Бискертона?

– Конечно, узнал бы.

– Бьюсь об заклад – ни за что. Даже если бы ты был «Дайке, Дайке и Пинвид, Костюмы и Подтяжки», восемьдесят восемь фунтов пять шиллингов и одиннадцать пенсов. И я скажу, как я собираюсь опробовать этот маскарадный набор. Ты говоришь, вы с Энн пойдете на ленч в «Беркли»? Я приду туда, сяду к вам как можно ближе. И если Энн воскликнет: «Ба, да это мой Годфри!» – я позову официанта, отдам ему бороду, парик и брови, велю зажарить и съем.