Текст книги "Том 9. Лорд Бискертон и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)

– Он – мой лучший друг.

– Тогда, надеюсь, что он уже не такой тюхтя!

Хамилтон призадумался. Можно ли назвать Джорджа тюхтей? Насколько точно может человек оценить это качество у лучшего друга?

– Под словом «тюхтя» вы подразумеваете?..

– Тюхтю и подразумеваю. Человека, который не может и на гуся шикнуть.

За общением с гусем Джорджа заставать не доводилось, но Хамилтон подумал, что умеет судить о людях и у друга его достанет храбрости на совершение этого поступка.

– По-моему, Нью-Йорк его изменил, – поразмыслив, ответил он. – Вообще-то я зашел к вам из-за него. Дело в том, что он безумно влюбился в Молли Уоддингтон, падчерицу вашей клиентки.

– Вот это да! И так стесняется, что на милю боится к ней подойти.

– Ну нет! Позавчера вечером он прорвался в дом – да, именно прорвался, – и теперь миссис Уоддингтон запретила ему видеться с Молли, опасаясь, что он загубит ее планы. Она хочет выдать бедную девочку замуж за некоего лорда Ханстэнтона.

Мадам Юлали удивленно взглянула на него.

– А вы правы! Джордж переменился.

– И мы с Молли подумали, что хорошо бы склонить вас… ну, не пошли бы вы… э… на одну великодушную хитрость… Миссис Уоддингтон придет к вам сегодня. Может быть, взглянув в хрустальный шар, вы скажете ей, что Молли угрожает опасность со стороны темноволосого человека с моноклем.

– Конечно, скажу.

– Скажете?!

– Не такая уж большая услуга в благодарность за то, что вы сделали для меня.

– Спасибо, спасибо! Я сразу понял: таких, как вы, – одна на миллион. Простите… а не согласились бы вы пообедать со мной на следующий день после возвращения?

– С удовольствием.

– Я оставлю вам свой номер телефона.

– Спасибо. Передайте Джорджу привет. Хотелось бы увидеться с ним.

– Увидитесь. До свидания.

– До свидания, мистер Бимиш.

– Хамилтон. Она заколебалась.

– Не очень-то мне нравится это имя… «Хамилтон»… Какое-то чопорное…

Хамилтон вступил в короткую борьбу с собой.

– У меня есть и другое, Джеймс. Когда-то многие звали меня Джимми. – Чуть содрогнувшись, он храбро повторил: – Джимми.

– Добавьте к ним и меня! – сказала мадам Юлали. – Джимми – куда лучше. До свидания, Джимми!

– До свидания, – отвечал Хамилтон.

Так кончилась первая стадия любовной истории великого человека. Несколько минут спустя он шел танцующей походкой по улице. У Вашингтон-сквер он подарил мальчишке доллар и осведомился, не желает ли тот стать когда-нибудь президентом.

5

– Джордж, сегодня я встретил твою знакомую, – сказал Хамилтон, – из Ист Гилиэда.

– Как ее зовут? Молли просила что-то передать?

– Мадам Юлали.

– Не помню. А Молли просила что-то передать?

– Она тоненькая, грациозная, а глаза у нее нежно-серые, точно туман, плывущий над озером в волшебной стране.

– Определенно не припоминаю. А Молли просила передать мне что-то?

– Нет

– Нет?! – Джордж в отчаянии рухнул на стул. – Это конец!

– А, да! – вспомнил Хамилтон. – Из головы как-то вылетело. Просила тебе передать, что если ты случайно будешь прогуливаться завтра в Центральном парке поблизости от зоологического сада, то вы нечаянно встретитесь.

– Сегодняшний день, ах, нынешний день, он лучше рая! – завопил Джордж.

ГЛАВА V

1

Мадам Юлали всмотрелась в хрустальный шар, который держала в изящных руках. Лицо, заставившее Хамилтона Бимиша отречься от принципов всей своей жизни, было сосредоточенно и серьезно.

– Туман начинает рассеиваться, – пробормотала она.

– А-а! – выдохнула миссис Уоддингтон. Она очень на это надеялась.

– Есть некто близкий к вам…

– Дух? – нервно поинтересовалась миссис Уоддингтон, боязливо косясь через плечо. Ей всегда чудилось, что нечто в этом роде может замаячить в углу этой тускло освещенной, пахнущей ладаном комнаты.

– Нет, вы не поняли меня, – мрачно поправила ведунья. – Я хочу сказать, что в шаре проступают очертания человека, очень близкого вам, вероятно – родственника…

– Не мужа, случайно? – огорченно осведомилась миссис Уоддингтон. Она знала цену деньгам, и ее вовсе не прельщала перспектива выбросить десять долларов за встречу с Сигсби.

– Имя вашего мужа начинается на «М»?

– Нет! – облегченно выдохнула миссис Уоддингтон.

– В тумане складывается буква «М».

– У меня есть падчерица Молли.

– Высокая и темноволосая?

– Нет. Маленькая, блондинка.

– Значит, это она! Вижу ее в подвенечном наряде. Она идет по церковному проходу. Рядом темноволосый мужчина с моноклем… Такой человек вам знаком?

– Лорд Ханстэнтон.

– Да, я чувствую букву «X»…

– Лорд Ханстэнтон мой большой друг и очень предан Молли. Вы действительно видите, что она выходит за него замуж?

– Я вижу, что она идет по церковному проходу…

– Ну, это одно и то же!

– Нет! До алтаря она с ним не дойдет.

– Почему? – спросила справедливо раздосадованная миссис Уоддингтон.

– Из толпы выскакивает женщина. Она преграждает им путь. Что-то говорит. Быстро, с большим жаром. Человек с моноклем отпрянул, лицо у него исказилось жуткой гримасой. Он вскидывает руку. Ударяет женщину. Та отлетает. Выхватывает пистолет… И потом…

– Ну? – закричала миссис Уоддингтон. – Ну?

– Виденье растаяло, – кинула мадам Юлали, резко вставая, как человек, отработавший десятку сполна.

– Этого не может быть! Это невероятно!

– Хрустальный шар не обманывает.

– Лорд Ханстэнтон такой милый человек…

– Несомненно, и женщине с револьвером он казался милым… на ее беду.

– А может, вы ошиблись? Многие мужчины темноволосы и носят монокль. Каков этот мужчина собой?

– А лорд Ханстэнтон каков?

– Высокий, стройный, с голубыми глазами и маленькими усиками. Он их вечно крутит.

– Тогда это он.

– Что же мне делать?

– Очевидно, вы не должны разрешать мисс Уоддингтон общаться с этим человеком.

– Но он сегодня придет обедать…

Мадам Юлали, девица импульсивная, чуть не крикнула: «Отравите ему суп!» – но, вовремя опомнившись, заменила совет сдержанным пожатием плеч.

– Миссис Уоддингтон, я предоставляю вам самой выбрать наилучший курс поведения. Советовать я не могу, могу только остерегать. Если у вас только крупные купюры, могу дать сдачу, – присовокупила она, внося в разговор деловую ноту.

Всю дорогу до 79-й стрит миссис Уоддингтон напряженно раздумывала. Она была не из тех, кто привык напрягать мозги, и пока добралась до дома, испытала все ощущения человека, которого огрели по голове тяжелым мешком. Больше всего в мире, чувствовала она, ей требуется полное уединение; и на своего мужа она воззрилась весьма желчным взглядом, когда, несколько минут спустя после ее возвращения, он пришаркал туда, где она укрылась для дальнейших размышлений.

– Ну что тебе, Сигсби? – утомленно спросила миссис Уоддингтон.

– А-а, вот ты где! – заметил Сигсби.

– Тебе что-то нужно?

– И да, и нет.

Миссис Уоддингтон с раздражением отметила, как грубейшая ошибка ее жизни елозит ногами по паркету, будто разучивая новый танец.

– Да стой ты смирно! – прикрикнула она.

– Не могу! Я нервничаю.

Миссис Уоддингтон прижала руку к пульсирующему виску.

– Тогда сядь!

– Попробую, – с сомнением отозвался Сигсби и опустился было на стул, но тут же и вскочил, словно бы сиденье наподдало его электрическим током. – Нет, не могу! Я просто извелся!

– Да что с тобой, Господи?

– Я должен тебе кое-что сказать и не знаю, как начать.

– Что же?

– Вообще-то и говорить-то ничего не хотел бы, – откровенно признался Сигсби. – Но обещал Молли. Она только что вернулась.

– Ну и что?

– Я в библиотеке сидел. Она разыскала меня там и сказала…

– Будь так добр, Сигсби, держись, пожалуйста, ближе к сути.

– Я обещал ей, что сообщу тебе исподволь, не сразу…

– Что сообщишь? С ума сойти можно!

– Помнишь того парня с Запада, ну, Пинча? Он еще заскочил к нам позавчера? Замечательный, веселый такой…

– Вряд ли я забуду этого субъекта. Я отдала строжайший приказ – никогда не пускать его в дом.

– Так вот, этот замечательный молодой человек…

– Меня нисколечко не интересует мистер Финч. По-моему, его зовут именно так.

– А я думаю, Пинч…

– Финч. Да какое вообще это имеет значение?!

– А такое, что Молли хочет носить эту самую фамилию. Понимаешь, она пришла и объявила, что они с Винчем обручились и скоро поженятся.

2

Выговорив эти слова, Сигсби выпучил глаза на жену с зачарованным ужасом человека, который, просверлив дырку в дамбе, наблюдает, как потихоньку сочится вода, зная, что поправить уже ничего невозможно. У него с самого начала брезжило подозрение, что новость поразит ее, и теперь догадка подтверждалась прямо на глазах. Ничто не могло подвигнуть женщину такого сложения «выпрыгнуть из кресла», но она стала медленно приподниматься, словно воздушный шар, наполовину наполненный газом, и лицо ее так исказилось, а глаза так выпучились, что любой компетентный медик с азартной искоркой поставил бы семь против четырех, что у нее через несколько минут будет апоплексический удар.

Но каким-то чудом беды – если это можно назвать бедой – не произошло. На какое-то время страдалице отказали голосовые связки, слов не получалось, она только квакала. Потом, гигантским усилием воли овладев собой, она выговорила:

– Что – ты – сказал?

– Ты слышала, – угрюмо буркнул Сигсби X., ломая пальцы и желая оказаться сейчас в штате Юта, где он бы занялся угоном скота.

– Я правильно поняла? – Миссис Уоддингтон облизала губы. – Ты сказал, что Молли помолвлена с этим Финчем?

– Да. И, – быстро прибавил Сигсби, давая бой в первом окопе, – не вздумай взваливать вину на меня! Я тут – ни при чем!

– Ты привел его в дом!

– Д-да… – Это слабое звено в обороне Сигсби проглядел. – Ну, я…

На миссис Уоддингтон снизошло призрачное спокойствие, вроде того, что подергивает поверхность расплавленной лавы за миг до извержения.

– Вызови Ферриса! – приказала она. Сигсби позвонил.

– Феррис, – распорядилась миссис Уоддингтон, – попроси мисс Молли прийти сюда.

– Слушаюсь, мадам.

В промежутке, протекшем между уходом дворецкого и приходом заблудшей дочери, беседа была не настолько блестящей, чтобы поведать о ней. Сигсби промямлил «э…», на что миссис Уоддингтон прикрикнула: «Умолкни!» – вот и все. Когда Молли вошла, мачеха смотрела прямо перед собой, грудь ее тихонько вздымалась и опадала, а Сигсби X. только что успешно расколотил фарфоровую статуэтку, которой, сняв ее с ближайшего столика, пытался пожонглировать на кончике ножа для резания бумаги.

– Феррис сказал, вы зовете меня, мама, – сказала Молли, радостно впорхнув в комнату и глядя на родителей сияющими глазами. Щеки у нее прелестно раскраснелись, и ее окружало такое сияние невинной, девичьей веселости, что миссис Уоддингтон с превеликим трудом сдержалась, чтоб не швырнуть в нее бюстом Эдгара По.

– Да, я тебя звала, – подтвердила страдалица. – Пожалуйста, объясни мне, что это за чушь про тебя и… – она поперхнулась, – мистера Финча.

– И скажи наконец, – вставил Сигсби, – кто он все-таки? Финч или Пинч?

– Конечно Финч.

– Ах ты!.. Никудышная у меня память, – посетовал Сигсби. – Помню, учился в колледже с таким Фолансби, и представьте себе, ну никак не мог выкинуть из головы, что его фамилия Фергюссон! Я…

– Сигсби!

– Да?

– Умолкни! – Миссис Уоддингтон снова обратила все внимание на Молли. – Твой отец говорит, ты рассказала ему какую-то чушь, будто ты…

– Помолвлена с Джорджем? – подхватила Молли. – Ну да! Это истинная правда! Помолвлена. По совершенно необыкновенной случайности мы встретились сегодня днем в Центральном парке, у зоологического сада…

– Все собираюсь туда сходить, – снова вставил Сигсби, – но так ни разу и не выбрался.

– Сигсби!

– Да ладно, ладно. Я ведь только говорил…

– Мы оба ужасно удивились, – продолжала Молли. – Я сказала: «Подумать только, и вы здесь!». А он отвечает…

– У меня нет ни малейшей охоты узнать, что ответил Финч.

– В общем, погуляли мы немножко, посмотрели на зверей – и вдруг, у клетки сибирского яка, он попросил меня выйти за него замуж.

– Ну уж нет! – с неожиданной твердостью воскликнул Сигсби, решивший хоть раз в жизни настоять на своем. – Замуж ты выйдешь в церкви святого Фомы, как приличная девушка!

– Да нет! У клетки он сделал мне предложение.

– А-а, понятно! – облегченно вздохнул Сигсби. Мечтательное выражение затуманило глаза Молли. Ее губки сложились в нежную улыбку, как будто она вновь переживала тот чудесный в жизни любой девушки миг, когда мужчина, которого она любит, позвал ее отправиться с ним в рай.

– Вы бы видели его уши! – хихикнула она. – Они стали – ну абсолютно малиновыми!

– Не может быть! – тоже хихикнул Сигсби.

– Прямо алыми! А когда он попытался говорить, то только булькал.

– Вот бедняга! Поистине недотепа… Молли, сверкая глазами, набросилась на отца:

– Как ты смеешь обзывать моего Джорджа недотепой?

– А как ты смеешь называть этого недотепу своим Джорджем? – парировала миссис Уоддингтон.

– Потому что он и есть мой Джордж! Настоящий ягненочек! Я его люблю! И выйду за него замуж.

– Ничего подобного! – Миссис Уоддингтон трясло от ярости. – Ты что, воображаешь, я позволю тебе губить жизнь? Он – жалкий охотник за приданым.

– Нет!

– Он – нищий художник.

– Он страшно умный и сумеет продавать свои картины за большие деньги.

– Ха!

– А кроме того, – вызывающе добавила Молли, – когда я выйду замуж, я получу жемчужное ожерелье, отцовский подарок маме. Я продам его, и этих денег нам хватит на долгие годы.

Миссис Уоддингтон готова была возразить – и без сомнения, возражение это было бы весьма метким, как любое, слетавшее с уст этой дамы, но ее перебил страдальческий стон.

– Ну что еще, Сигсби? – раздосадовано спросила она. Судя по всему, он сражался с бурным волнением, таращась на дочку выпученными глазами.

– Ты сказала… Ты хочешь продать ожерелье? – заикаясь, пролепетал он.

– Ах, да успокойся ты, Сигсби! – оборвала миссис Уоддингтон. – Какое это имеет значение? При чем тут жемчуг? Эта заблудшая девушка намеревается броситься в объятия убогого мазилы, бренчащего на гавайской гитаре…

– На гитаре он не играет, он мне говорил…

– …когда могла бы выйти замуж за превосходнейшего человека, с прекрасным старинным титулом, который…

Миссис Уоддингтон запнулась. В памяти ее всплыла сцена у мадам Юлали.

Молли живо воспользовалась заминкой и ринулась в контратаку.

– За лорда Ханстэнтона я не выйду! Даже если бы на свете не было других мужчин…

– Знаешь, солнышко, – тихо проговорил Сигсби, – лично я на твоем месте ожерелье продавать не стал бы.

– Ну что ты, непременно продам! Когда мы поженимся, нам понадобятся деньги.

– Вы не поженитесь. – опомнилась миссис Уоддингтон. – Любая разумная девушка отвергла бы этого обтрепанного, убогого типа. Да ведь он настолько труслив, что даже не осмелился прийти сюда и объявить мне эту ужасающую новость. Все спихнул на тебя…

– Джордж не смог прийти! Его арестовали.

– Ха-ха! – торжествующе воскликнула миссис Уоддингтон. – И за такого субъекта ты собираешься выйти замуж! Арестант! Хулиган!

– Нет, тут дело в том, что он очень добрый, – возразила Молли. – Он был очень счастлив, что мы обручились, и стал раздавать прохожим доллары. Это было на углу 59-й стрит и Пятой авеню. Через две минуты собралась толпа до Мэдисон-сквер и образовалась пробка. Транспорт встал на несколько миль, вызвали полицейских, Джорджа увезли на патрульной машине, а я позвонила Хамилтону Бимишу, чтобы он его выкупил под залог и привел сюда. Так что с минуты на минуту они приедут.

– Мистер Хамилтон Бимиш и мистер Джордж Финч! – объявил от дверей Феррис. По выразительной интонации, с какой он произнес эти имена, любой смышленый слушатель сразу смекнул бы, что Хамилтон Бимиш – почетный гость, а объявить о Джордже его просто вынудили, мистер Бимиш приказал, сокрушив его сквозь очки ледяным взглядом.

– Вот и мы! – сердечно сообщил тот. – Как раз вовремя, чтобы поучаствовать в оживленной семейной дискуссии.

Миссис Уоддингтон уничтожающе взглянула на Джорджа, который пытался укрыться за столиком с откидной крышкой, осознавая, что вид у него непрезентабельный. Ничто так не отражается на внешности, как арест и путь в тюремную клетку с отрядом нью-йоркской полиции. Воротничок болтался, на жилетке не хватало трех пуговиц, а правый глаз приобрел неприятный оттенок – благородный полицейский, остро уязвленный тем, что Джордж разбрасывает доллары, и уж совсем распалившийся из-за того, что разбросал он все без остатка, от всей души врезал ему, когда они ехали в патрульном фургоне.

– Никакой дискуссии нет, – сказала миссис Уоддингтон. – Вы же не предполагаете всерьез, что я разрешу своей дочери выйти замуж за такого человека?

– Ну-ну-ну! – пропел Хамилтон. – Сейчас он, разумеется, не в лучшем виде, но умоем, почистим – и вы его не узнаете! Какие у вас возражения против Джорджа?

Миссис Уоддингтон растерялась. Хоть кого спроси так вот, врасплох, – а почему ему не нравится слизняк, змея или черный таракан, и тот затруднится с ходу разложить по полочкам свои предубеждения. Антипатию к Джорджу она считала вполне естественной, само собой разумеющейся. В сущности, она возражала против Джорджа, потому что он – Джордж. Ее оскорбляла его сущность как таковая. Но видя, что от нее ожидают аналитического подхода, она напрягла мыслительные способности.

– Он… художник.

– Микеланджело тоже был художником.

– А это еще кто?

– Очень знаменитый, даже великий человек. Миссис Уоддингтон вздернула брови.

– Я абсолютно отказываюсь вас понимать, мистер Бимиш. Мы обсуждаем этого молодого человека с синяком под глазом и с грязным воротничком, а вы уводите разговор в сторону, на какого-то мистера Анджела?

– Я просто хочу напомнить, – холодно отвечал Хамилтон, – что звание художника не всегда порочит человека.

– А я не хотела бы, – еще холоднее парировала миссис Уоддингтон, – говорить на подобные темы.

– К тому же и художник-то он – препаршивый.

– Ну, в этом я не сомневаюсь!

– Понимаете, – поправился Бимиш, чуть покраснев из-за того, что допустил вульгаризм, – рисует он так плохо, что его едва ли можно назвать художником.

– Вот как? – воскликнул Джордж, в первый раз подав голос.

– А я уверена, что Джордж – один из лучших художников! – вскричала Молли.

– Нет! – прогремел Хамилтон. – Он – любитель! И весьма слабенький!

– Вот именно! – подхватила миссис Уоддингтон. – А значит, надежды сделать деньги у него нет.

Глаза за стеклами очков засверкали.

– Это ваше главное возражение?

– Что именно?

– То, что у Джорджа нет денег.

– Да у меня… – вмешался было Джордж.

– Умолкни! – оборвал друга Хамилтон. – Я спрашиваю вас, миссис Уоддингтон, дали бы вы согласие на брак, если бы мой друг Джордж Финч был богатым?

– Пустая трата времени! К чему обсуждать такую…

– Так дали бы?

– Хм, возможно…

– Тогда позвольте сообщить вам, – торжествующе проговорил Хамилтон, – что Джордж Финч весьма и весьма богат! Его дядя Томас, все состояние которого он унаследовал два года назад, был главой широко известной юридической корпорации «Финч, Финч, Финч, Баттерфилд и Финч». Джордж, дружище, позволь тебя поздравить. Все уладилось! Миссис Уоддингтон сняла свои возражения.

Миссис Уоддингтон фыркнула, но то было фырканье женщины, разбитой наголову превосходящим интеллектом.

– Но…

– Нет! – поднял руку Хамилтон. – Можно ли отступить от своих же слов? Вы недвусмысленно заявили, что, если бы у Джорджа были деньги, вы дали бы согласие на брак.

– Не пойму, что за суета, – вмешалась Молли. – Я все равно выйду за Джорджа замуж, кто бы что ни говорил!

Миссис Уоддингтон капитулировала.

– Отлично! Как вижу, я тут – никто. И слова мои неважны.

– Мама! – укоряюще воскликнул Джордж.

– Мама?! – ошеломленно вздрогнув, отозвалась миссис Уоддингтон.

– Теперь, когда все счастливо разрешилось, я, конечно, смотрю на вас, как на мать.

– О, вот как?

– Да, конечно.

Миссис Уоддингтон неприятно фыркнула.

– Меня силой вынудили согласиться на брак, который я решительно не одобряю. Но позвольте и мне вставить словечко. Лично у меня есть предчувствие, что свадьба не состоится.

– О чем это вы? – встрепенулась Молли. – Конечно, состоится! А как иначе?

Миссис Уоддингтон опять фыркнула.

– Мистер Финч – художник, пусть и очень слабый. Он долгое время жил в самом сердце Гринвич-виллидж и ежедневно якшался с публикой весьма сомнительной нравственности…

– На что это вы намекаете? – перебила Молли.

– Я и не думаю намекать, – с достоинством возразила миссис Уоддингтон. – Я говорю все напрямик. Не являйся ко мне за сочувствием, когда выяснится, что нравственность у этого твоего Финча такая, какую и следует ожидать у человека, сознательно, по собственной воле поселившегося на Вашингтон-сквер. Повторяю, у меня есть предчувствие – браку этому не бывать. Такое же предчувствие было у меня насчет моей золовки и одного субъекта по имени Джон Портер. Я сказала тогда: «Ох, не бывать этой свадьбе!» – и была права. В тот самый момент, когда Портер входил в церковь, его арестовали по обвинению в многоженстве!

– Я не женат! – вскрикнул Джордж.

– Это вы так говорите.

– Уверяю вас! Когда дело касается женщин, я одну от другой не отличаю.

– Именно так говорил и Портер, когда его спросили, почему он женился на шести разных девушках.

– Ну что же, – взглянул на часы Хамилтон, – теперь, когда все благополучно улажено…

– Вы так думаете? – не утерпела миссис Уоддингтон.

– …когда все благополучно улажено, – повторил Хамилтон, – я оставляю вас. Мне еще надо зайти домой и переодеться. Надо сегодня вечером выступить на обеде Литературного общества.

Тишину, воцарившуюся после его ухода, нарушил Сигсби.

– Молли, дорогая моя, – начал он, – насчет этого ожерелья… Теперь, когда выяснилось, что твой Уинч очень богат, ты ведь не захочешь продавать его?

Молли чуть сдвинула бровки.

– Нет, наверное, все-таки продам. Мне оно никогда особенно не нравилось. Слишком уж роскошное. Продам и накуплю подарков для Джорджа. Бриллиантовых булавок для галстука… или часы… или машину. В общем, что-нибудь. И каждый раз, взглянув на них, мы будем, дорогой папочка, вспоминать тебя.

– Спасибо, – хрипло просипел Уоддингтон. – Спасибо.

– Редко, – заметила миссис Уоддингтон, выходя из комы, в которую было погрузилась, – редко меня одолевало такое сильное предчувствие.

– О, мама! – воскликнул Джордж.

Хамилтон, беря шляпу в холле, почувствовал, как кто-то дергает его за рукав. Опустив глаза, он увидел Сигсби.

– Ух, ух! – приглушенно стонал Сигсби. – Э… А…

– Что-то случилось?

– Да уж, можете спокойно прозакладывать свои роговые очки! – жарко прошептал Сигсби. – Нам нужно поговорить. Мне нужен совет!

– Я тороплюсь.

– Сколько у вас времени осталось до этого обеда?

– Обед, о котором вы говорите, начинается в восемь часов. Поеду я туда на машине, из дома выйду в двадцать минут восьмого.

– Ага, значит, сегодня нам никак не встретиться… Тэк, тэк-с! А завтра вы дома будете?

– Да.

– Договорились! – воскликнул Сигсби.