Текст книги "Том 9. Лорд Бискертон и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 38 страниц)

ГЛАВА VI

1

– Тэк, тэк-с! – воскликнул Сигсби.

– Продолжайте, – сказал Хамилтон.

– Тэк, тэк-с!

– Я вас слушаю.

– Тэк, тэк-с! – не унимался Сигсби.

Хамилтон нетерпеливо покосился на часы. Даже на обычном уровне слабоумия Сигсби иной раз терзал его критический ум, а сейчас тот вроде бы достиг невиданных глубин.

– Я могу уделить вам семь минут, – сказал Хамилтон, – после чего буду вынужден уйти. Я выступаю у Молодых Американских Писательниц. Вы пришли ко мне, чтобы что-то сообщить. Пожалуйста, приступайте.

– Тэк, тэк-с!

Хамилтон сурово поджал губы. Даже от попугаев он слышал монологи поумнее. На него напало странное желание – огреть этого человека обрезком свинцовой трубы.

– Тэк, тэк-с! Вляпался я по самую маковку.

– То есть попали в неловкое положение?

– Именно.

– Изложите суть дела. – Хамилтон снова взглянул на часы. Быстро и нервно Уоддингтон покосился через плечо.

– Дела? Хорошо. Вы слышали, Молли вчера сказала, что хочет продать жемчужное ожерелье?

– Да, слышал.

– Так вот. – Уоддингтон понизил голос и вновь опасливо оглянулся. – Это не жемчуг.

– А что же это?

– Фальшивка!

– То есть, – поморщился Хамилтон, – имитация?

– Она самая. Что мне теперь делать?

– Все проще простого. Возбудите иск против ювелира, который продал вам жемчуг за подлинный.

– Когда он продавал, жемчуг и был подлинный! Никак вы не поймете!

– Да, я не понимаю Сигсби облизал губы.

– Слыхали о кинокомпании «Самые лучшие фильмы»? В Голливуде, штат Калифорния?

– Будьте любезны, не отклоняйтесь. Мое время ограниченно.

– Но в том-то и суть! Некоторое время назад один тип сказал мне, что компания эта станет – ого-го!

– Какой она станет?

– Ого-го. Он уверял, что она разрастется, и посоветовал, пока не поздно, воткнуться туда. Такой шанс, говорит, выпадает раз в жизни.

– Ну и что?

– Ну и… Денег-то у меня не было, а шанса упускать не хотелось. Я, значит, сел и принялся думать. Думал я, думал, и вдруг будто кто шепнул мне: «А что? У тебя есть жемчужное ожерелье. Вот оно, бери. Лежит себе, кушать не просит». Мне и деньги-то требовались всего на несколько недель, пока компания не станет приносить прибыль… В общем, взял я ожерелье, вставил туда фальшивые камни, настоящие продал и купил акции. И вот он я, весь в сливках-наливках.

– В чем, простите?

– В сливках-наливках. Так мне показалось.

– А почему вы переменили мнение?

– Понимаете, встретил я тут человечка одного на днях, и он сказал, акции эти гроша ломаного не стоят. Вот они, у меня, с собой. Взгляните.

Хамилтон с отвращением перебрал бумаги.

– Человек этот был прав, – изрек он. – Когда вы впервые упомянули эту компанию, она показалась мне знакомой. Теперь я вспомнил, почему. Генриетта Бинг Мастерсон, президент Литературного общества, говорила про нее вчера. Она тоже купила эти акции и очень сокрушалась. Самое большое, на что они тянут, – десять долларов.

– Да я отдал за них пятьдесят тысяч!

– Значит, ваши бухгалтерские книги покажут убыток в сорок девять тысяч девятьсот девяносто долларов. Сочувствую.

– Что же мне делать?

– Спишите убыток как расходы на приобретение опыта.

– Черт раздери! Как же вы не понимаете! Что будет, когда Молли попытается продать это ожерелье?

Хамилтон покачал головой. Большинство бытовых проблем он щелкал как орешки, но эта, честно признаться, была ему не по зубам.

– Жена меня убьет.

– Очень сочувствую.

– Я думал, вы что-нибудь присоветуете!

– Боюсь, ничего не могу придумать. Разве что выкрасть ожерелье да швырнуть в Гудзон.

– А такой умный человек! – укоризненно сказал Уод-дингтон.

– Из такого тупика человеческий мозг выхода найти не может. Остается выжидать, как станут развиваться события, и довериться времени, великому целителю.

– Да, помощи от вас…

Хамилтон пожал плечами. Сигсби X. Уоддингтон злобно рассматривал акции.

– Если бумаги ничего не стоят, зачем понаставили все эти знаки на обороте? Дурачат людей! А печати! Взгляните только на печати! И все эти подписи!

– Сочувствую, – повторил Хамилтон и, подойдя к окну, вдохнул летний воздух. – Какой славный денек!

– Да уж, славный! – буркнул Уоддингтон.

– Вам, случайно, не знакома некая мадам Юлали? Она хиромантка, – мечтательно поинтересовался Хамилтон.

– Какие еще хироманты! Что мне с акциями делать?

– Я уже сказал, ничего тут не поделаешь. Разве только выкрасть ожерелье.

– Должен же быть выход! Как бы вы поступили на моем месте?

– Сбежал бы в Европу.

– Какая Европа? У меня даже на билет денег нет.

– Так застрелитесь… бросьтесь под поезд… Ну что угодно, – нетерпеливо бросил Хамилтон. – А мне пора. До свидания.

– Что ж, до свидания. Огромное спасибо за помощь.

– Пожалуйста. Не за что. Всегда рад помочь.

И, кинув последний взгляд на фото, стоявшее на каминной полке, Хамилтон ушел. До Уоддингтона донеслась старинная французская песенка – Хамилтон ждал лифта, – и мелодия только усилила его мрачное настроение.

– Индюк надутый! – угрюмо проворчал страдалец. Свалившись в кресло, он отдался печальным раздумьям.

Некоторое время он думал о том, до чего же противный тип этот Хамилтон Бимиш. Расхаживает себе с умным видом, а стоит обратиться к нему с детской проблемкой, которую полагалось бы раскусить за пять минут, выложив с десяток решений на выбор, так он, видите ли, сочувствует да советует застрелиться или броситься под поезд. Старайся ни старайся, но как сохранить оптимизм в мире, где обретают такие вот Бимиши?

– А это его идиотское предложение – выкрасть ожерелье?! Как это, интересно…

Сигсби вдруг подобрался. В глазах у него загорелся живой блеск. Он фыркнул. А такое ли оно идиотское?

Сигсби бросил взгляд в будущее. Фальшивые жемчуга лежат в банковском сейфе. Но если Молли и вправду выйдет замуж за молодого Пинча, их, конечно, заберут оттуда и выставят на обозрение среди других свадебных подарков. Так что очень скоро, как говорится, наступит лучшая пора, когда человек решительный, с проворными пальцами, смог бы…

Он опять обмяк, глаза у него потускнели. Философы уверяют нас, что ни один человек по-настоящему не познал себя; но Сигсби познал себя достаточно, чтобы понять, что у него и в помине нет хладнокровия, необходимого для такого поступка. Кража ожерелий – не для любителя. Заняться кражами в зрелом возрасте, без предварительной тренировки – немыслимо. Чтобы добиться успеха, нужно готовиться тщательно, упорно, с раннего детства. Начать с бутылок молока или чемоданов на вокзале и потихоньку прокладывать путь к вершинам. Короче, для столь тонкой операции требуется зрелый профессионал. И тут, с горечью понял Сигсби, встает проблема, крайне осложняющая жизнь, прямо скажем – трагическая: как раздобыть специалиста, когда он вам позарез нужен? Все эти книжки, вроде справочника по профессиям, не включают самых важных специалистов, которые помогают в кризисных ситуациях. Там есть нарезчики стекол – кому они нужны, даже если их и отыщешь? Есть производители пивных дрожжей или лоскутных одеял, а человеку позарез требуется производитель отмычек и специалист по краже фальшивых жемчугов!

Уоддингтон застонал в полнейшем отчаянии. Да, странно устроена жизнь! Изо дня в день газеты вопят о преступности; изо дня в день тысячи удачливых мошенников удирают на машинах с тюками награбленного. И вот на тебе! Ему позарез нужен один-разъединственный преступник, а он знать не знает, где же его отыскать.

В дверь несмело постучали.

– Войдите! – раздраженно крикнул Уоддингтон.

И, подняв глаза, увидел долговязого полисмена, топчущегося на пороге.

2

– Извините, сэр, если побеспокоил, – полисмен попятился. – Я к мистеру Бимишу зашел. Конечно, надо было сначала договориться…

– Эй! Эй! Куда же вы?

Полисмен нерешительно застрял у дверей.

– Так если мистера Бимиша нет…

– Проходите, поболтаем. Присаживайтесь, дайте роздых ногам. Разрешите представиться. Уоддингтон.

– А я – Гарроуэй, – любезно ответил офицер.

– Приятно познакомиться.

– И я, сэр, очень рад.

– Сигару не хотите?

– Спасибо, с удовольствием.

– Интересно, где же он их держит? – Поднялся, осматривая комнату, Сигсби. – А, вот они. Спичку?

– Благодарю. Спички у меня есть.

– Отлично.

Сигсби Уоддингтон снова уселся и ласково оглядел нового знакомца. Всего секунду назад он скорбел о том, что не ведает, где ему раздобыть мошенника; и что же? Посланцем небес явился, можно сказать, ходячий справочник по этой части.

– Люблю полисменов, – дружелюбно заметил Уоддингтон.

– Очень приятно слышать, сэр.

– И всегда любил. Что доказывает, какой я честный, ха-ха! Будь я мошенником, напугался бы, наверное, до смерти. Не стал бы сидеть да разговаривать с вами. – Уоддингтон пыхнул сигарой. – Наверное, много преступников встречаете? Э?

– К несчастью, да, – вздохнув, согласился Гарроуэй. – Буквально на каждом шагу. Только вчера вечером, сижу себе, подыскиваю важное прилагательное, а меня срочно вызывают – надо арестовать какую-то сомнительную личность, изготавливающую самогон. Она, то есть он ударил меня по подбородку, и все мое вдохновение улетучилось.

– Да, плачевный случай, – посочувствовал Уоддингтон. – Но я-то говорю о настоящих преступниках, которые пробираются в дома и крадут жемчужные ожерелья. Таких вам доводилось встречать?

– Сколько хочешь! Выполняя свой долг, полисмен вынужден, помимо собственной воли, якшаться с сомнительными личностями. Может, моя профессия оказала влияние, но у меня острая неприязнь к ворам.

– Однако, не было бы воров, не было бы и полисменов!

– И то правда, сэр.

– Спрос и предложение.

– Да, именно.

– Меня, – Уоддингтон выпустил облако дыма, – интересуют преступники. Хотелось бы познакомиться с экземпляром-другим.

– Заверяю вас, знакомство не покажется вам приятным, – покачал головой офицер. – Пренеприятные, невежественные личности, абсолютно не желающие развивать свою душу. Исключение я делаю, однако, для Муллета. Вот он человек как будто неплохой. С таким хотелось бы встречаться почаще.

– Муллет? А кто это?

– Бывший заключенный, сэр. Работает у мистера Финча в квартире наверху.

– Не может быть! Бывший заключенный и работает у мистера Финча? На чем же он специализировался?

– Кражи в домах, сэр. Насколько я понимаю, теперь он перевоспитался и стал достойным членом общества.

– Но был все-таки грабителем?

– Да, сэр.

– Тэк, тэк-с!

Наступило молчание. Офицер Гарроуэй, старавшийся подобрать подходящий синоним (он слагал стихи), рассеянно уставился в потолок. Уоддингтон энергично жевал сигару.

– Тэк, тэк-с! – повторил он. – Сэр! Полисмен вздрогнул и очнулся.

– Предположим, – начал Уоддингтон, – предположим, ну так, для разговора, что какой-нибудь безнравственный человек пожелал бы, чтобы преступник выполнил для него гнусную работенку. Что ж, ему платить придется?

– Несомненно, сэр. Эти люди крайне корыстны.

– А сколько?

– Думаю, сотню-другую долларов. Зависит от объема предполагаемого преступления.

– Сотню-другую?

– Да. Долларов двести, а то и триста.

Снова наступило молчание. Офицер Гарроуэй возобновил обзор потолка. Ему требовалось слово, характеризующее улицы Нью-Йорка. «Мерзкие» и «гнусные» он уже использовал во второй строфе… О! «Бесстыжие» – вот оно, в самую точку! Он обкатывал словечко на языке, когда до него вдруг дошло, что новый знакомый вновь обращается к нему.

Глаза Уоддингтона блестели особым блеском. Подавшись вперед, он постукал Гарроуэя по колонке.

– Тэк, тэк-с! Мне нравится ваше лицо, любезный Ларраби.

– Простите, я – Гарроуэй.

– Неважно. Мне нравится ваше лицо. Тэк, тэк-с! А не хотите ли вы огрести кучу денег?

– Хочу, сэр.

– Ну что же, могу сказать вам, вы мне сразу пришлись по вкусу! Я сделаю для вас то, что сделал бы не для многих. Слыхали про компанию «Самые лучшие фильмы», в Голливуде, штат Калифорния?

– Нет, сэр.

– Поразительно! – чуть не ликуя, воскликнул Уоддингтон. – Ну никто про нее не слыхал! Да, это не из тех затрепанных названий, которые у всех уже в зубах навязли. Компания новехонькая. И знаете, что я сейчас сделаю? Продам вам пакет акций, буквально по номиналу. Было бы оскорбительно для вас, отдай я вам их даром. Но я и так, считай, даром отдаю. Вот этот пакет акций стоит тысячи и тысячи долларов, а вы получите его всего за триста. У вас есть триста долларов? – обеспокоенно осведомился Уоддингтон.

– Да, сэр. Такая сумма у меня найдется, но… Уоддингтон помахал сигарой.

– Никаких «но»! Знаю, что вы пытаетесь сказать! Что я граблю самого себя. Да, граблю, ну так что с того? Что такое для меня деньги? Я думаю так: когда человек уже нажил себе состояние, когда ему хватает на семью, самое малое, что он может сделать как истинный гуманист, – отдать лишнее людям. Вы, наверное, нуждаетесь в деньгах, как и прочие?

– Разумеется, сэр.

– Так вот вам! – И Уоддингтон помахал пачкой акций. – Вот на этом вы и сделаете деньги! Можете мне поверить – после изобретения Маркони кинокомпания – самое выгодное дельце!

Офицер Гарроуэй взял акции и задумчиво их перебрал.

– Да, напечатаны красиво…

– А как же! Какие знаки на обороте! А печати! Бросьте-ка взгляд на все эти подписи! Кое-что все это да значит! Что такое кино, вы знаете. Индустрия покрупнее мясной! «Самые лучшие фильмы» – величайшая кинокомпания. Она – не то, что другие! Ну, во-первых, не расходует деньги попусту на дивиденды.

– Нет?

– Что вы, сэр! Не выбрасывает ни цента.

– Все деньги там?

– Да, все там. Более того, она не выпустила ни одного фильма.

– Все там?

– Да, до единого. Лежат себе на полках, полеживают. А возьмем сверхрасходы – то, что разоряет другие компании. Большие студии… дорогие режиссеры… высокооплачиваемые звезды…

– Они все там?

– Нет, сэр. В том-то и соль! Они не там. Эти «Фильмы» не нанимают всяких Гриффитов или Глорий Свенсон, съедающих их капиталы. У компании даже и студии нет…

– Даже студии?

– Нет, сэр. Ничего. Одна компания. Говорю же вам, прибыльное дельце!

Добрые голубые глаза Гарроуэя расширились.

– Такой шанс, сэр, выпадает раз в жизни!

– Раз в десять жизней! – поправил Уоддингтон.

– А ведь так и завоевывают мир, хватаясь за шанс! Что такое Биг Бэн, если разобраться? Простые часы, разглядевшие свой шанс и вцепившиеся в него! – Уоддингтон приостановился. Лоб у него заиграл морщинками. Выхватив пачку акций из рук собеседника, он положил их в карман. – Нет! Не могу! Все-таки не могу их продать!

– Сэр!

– Нет! Слишком большой куш!

– Но, мистер Уоддингтон…

Сигсби X. Уоддингтон словно очнулся от транса. Встряхнувшись, он уставился на полисмена, будто спрашивая: «Где это я?», – и издал глубокий, скорбный вздох.

– Да, деньги – бесовское искушение, – заметил он. – Как подрывают они все принципы, все добрые намерения! Вот и меня искусила жадность, или, если хотите, алчность. Ведь у меня миллионы в банке – и что же? Я пытаюсь противиться великодушному порыву! Кошмар! – Он выхватил из кармана пачку и перебросил полисмену. – Вот, держите, и скорее, пока я опять не поддался слабости. Быстро, давайте мне триста долларов, и я бегу…

– Не знаю, сэр, как уж и благодарить вас.

– Не надо меня благодарить! Раз, два, три, – пересчитывал купюры Уоддингтон. – Всегда к вашим услугам!

3

А наверху, на кухне у Джорджа, пока велась эта самая беседа, Фредерик Муллет развлекал свою невесту Фанни Уэлч легкими закусками. Трудно выказывать преданность, когда рот у вас набит холодным мясом; трудно – но возможно, Муллет ведь это проделывал. Он смотрел на Фанни приблизительно так же, как Джордж смотрел на Молли, Хамилтон – на мадам Юлали, а миллионы других молодых людей в Нью-Йорке и его окрестностях смотрят или посмотрят на миллионы других молодых девушек. Из-за хлопотной жизни любовь пришла к нему довольно поздно, но когда пришла, то уж навечно.

Внешне Фанни была вполне достойна его чувств – невысокенькая, хорошенькая, с бойкими черными глазками на круглом личике. Обращала на себя внимание изящная лепка ее рук, с длинными чуткими пальцами. Для карманной воровки такие руки – величайшее преимущество.

– А мне здесь нравится, – произнесла она озираясь.

– Правда, кисанька? – нежно спросил Муллет. – Я так и надеялся. Потому что у меня есть для тебя маленький секретик.

– А какой?

– Здесь мы проведем наш медовый месяц.

– Что? На этой кухне?

– Нет, что ты! В нашем распоряжении будет вся квартира, да еще и крыша!

– А что на это скажет мистер Финч?

– Он и знать не будет. Понимаешь, лапочка, мистер Финч и сам помолвлен. Он скоро женится и уедет в свадебное путешествие. Так что вся квартира останется на это время нам. Ну, что скажешь?

– Неплохо…

– Через минуту-другую я тебе ее покажу. Это лучшая такая квартира во всем квартале. Большая красивая гостиная с окнами на крышу. Есть и летняя веранда, можно там спать, когда тепло. И ванная есть, с душем. Квартирка – уютнее не найдешь. Мы будем с тобой, как птички в гнездышке. А когда месяц пройдет, переедем на Лонг-Айленд, купим там утиную ферму и заживем счастливо.

На лице Фанни отразилось сомнение.

– Фредди, а ты можешь представить меня на утиной ферме?

– Тебя? – Глаза его засияли. – Конечно, могу! Ты стоишь в льняном фартучке на старой кирпичной дорожке между розовыми кустами и смотришь, как Фредерик-младший играет под яблоней.

– Младший – кто?

– Фредерик.

– О? А ты заметил, как маленькая Фанни льнет к моей юбке?

– Да, а Уильям Джон лежит в колыбельке на веранде…

– Знаешь, пожалуй, хватит, – сказала Фанни, – что-то наша семья чересчур быстро растет.

Муллет восторженно вздохнул.

– Зато как все спокойно и мирно после той бурной жизни! Утки крякают, пчелы жужат… Положи назад эту ложку, заинька. Ты же знаешь, она не твоя.

Фанни извлекла ложку из потайных складок платья и с некоторым удивлением оглядела ее.

– Не пойму, как она туда попала?

– Ты слямзила ее, дорогая, – ласково подсказал Муллет. – Твои маленькие пальчики на минутку зависли над ней, точно пчелка над цветком, и – р-раз – ложка исчезла. Красиво проделано, но положи обратно. Ты же покончила со всем этим.

– Да-а, наверное… – с сожалением протянула Фанни.

– Нет, не наверное, кроличек, – поправил ее будущий муж, – а точно. Так же, как и я.

– Фредди, а ты правда стал честным?

– Конечно, правда. Честен, как белый день.

– По ночам работаешь, значит? Муллет – человек-моль! Роешься в хозяйской одежде, будто ревнивая жена.

Муллет снисходительно засмеялся.

– Все та же малютка Фанни! Как ты любишь поддразнивать! Да, куколка, я с этим покончил. Навсегда. Не украду и костяной запонки, даже если моя матушка придет и будет на коленях меня умолять. Мне нужны только маленькая женушка и домик в деревне.

– А тебе не кажется, – Фанни капризно сдвинула бровки, – что на утиной ферме слишком спокойно? Какая-то… вялая жизнь, а?

– Вялая? – удивился Муллет.

– Ну, может и нет. Понимаешь, Фредди, что-то мы слишком рано уходим на покой.

Лицо Муллета стало озабоченным.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что тебя еще тянет к старой игре?

– Ну а что, если тянет? – задиристо спросила Фанни. – И тебя ведь тоже, если уж начистоту!

– Ничего подобного! – Озабоченность его сменилась чувством собственного достоинства. – Честное слово, Фанни, меня теперь не соблазнишь. И мне очень хочется, чтобы ты испытывала те же чувства.

– Да я не говорю, что стану связываться с какой-то мелочевкой. Но правда, Фредди, просто преступно уйти в сторонку, если что стоящее подвернется. У нас ведь не так много денег. Кое-что я стащила по мелочам в магазинах, да и ты, наверное, тоже что-то сберег… Но кроме этого – ничего. Так, немножко наличных, сколько удалось сэкономить. Мы должны быть практичными.

– Лапочка, подумай, на какие ужасные неприятности ты рискуешь нарваться!

– Я не боюсь. Если меня сцапают, я приготовила сказочку насчет старенькой бедной мамы…

– У тебя нет матери!

– Нету, конечно. А сказочка есть. Бедная старенькая мама будет та-ак плакать!.. Вот послушай! «Не сдавайте меня в полицию, мистер! Я сделала это только ради матери, моей бедной старушки! Если б у вас долгие месяцы не было работы, и вы помирали с голоду, и вам пришлось бы сидеть и смотреть, как ваша бедная старая мать горбится над лоханью…»

– Не надо, Фанни, пожалуйста! Слушать этого не могу, хотя и знаю, что все – вранье! Я… Эй! Звонят в дверь. Может, натурщица зашла насчет работы. Подожди меня, ладно? Сплавлю ее и мигом вернусь.

4

Однако прошел миг, и второй, и только через несколько минут Фредерик вернулся на кухню, найдя невесту совсем не в том приятном расположении духа, как оставил. Она стояла, скрестив руки, а температура в комнате заметно упала.

– Ну как, хорошенькая? – ледяным тоном поинтересовалась Фанни, не успел Муллет перешагнуть порог.

– Э?

– Ты сказал, что сплавишь натурщицу мигом, а я дожидаюсь тебя уже почти четверть часа. – Фанни сверилась по часам, загадка исчезновения которых с витрины до сих пор оставалась покрыта мраком тайны для процветающей ювелирной фирмы на Пятой авеню.

Муллет стиснул невесту в объятиях, что было трудновато, потому что она отбрыкивалась.

– Совсем и не натурщица! Это джентльмен. С седыми волосами и красным лицом.

– Да? И чего ему понадобилось?

Муллет, и так не худенький, раздулся от глубоких чувств.

– Фанни, он явился соблазнять меня.

– Соблазнять?

– Да, именно. Сначала выяснил, я ли это, а потом предложил мне совершить преступление за триста долларов.

– Правда? А какое?

– Я даже не стал дожидаться, пока он скажет. С ходу отверг его предложение. Вот тебе доказательство, исправился ли я. Легкая, приятная работенка, соблазнял он, уйдет на нее пара минут.

– И ты его отшил?

– Само собой. Решительно и бесповоротно.

– А потом ушел?

– Прямо сюда.

– Так послушай, – стальным голосом сказала Фанни, – время-то не сходится! Говоришь, предложение он тебе сделал после того, как услышал твое имя? Почему же тебе потребовалась четверть часа, чтобы вернуться на кухню? Если желаешь знать, что я думаю, – не краснолицый это мужчина с седыми волосами, а девица с Вашингтон-сквер.

– Фанни!

– Да я ведь тоже кое-что читала. Знаю, что тут творится, в вашем богемном квартале. У всех этих художников, натурщиц и всяких этих…

Муллет подобрался.

– Твои подозрения, Фанни, больно ранят меня. Если дашь себе труд выйти на крышу и заглянуть в окошко гостиной, сама его увидишь. Он дожидается, чтобы я принес ему выпить. Я отсутствовал так долго, потому что ему потребовалось десять минут, чтобы спросить, как меня зовут. Первые десять минут он сидел и что-то лопотал.

– Ладно, веди на крышу.

– Ну, видишь! – минуту спустя воскликнул Муллет. – Веришь мне теперь?

Через балконные двери гостиной был виден человек, вне всяких сомнений, в точности такой, как описывал Муллет. Фанни мгновенно раскаялась.

– Значит, я обидела своего бедненького маленького Фредди?

– Да. И очень.

– Ну прости! Вот!

И она его поцеловала, а он тут же растаял.

– Теперь я должен вернуться и принести ему выпить.

– А мне пора бежать.

– Ой, нет! Погоди! – взмолился Муллет.

– Нет-нет! Пора! Мне еще заглянуть в пару магазинов…

– Фанни!

– Надо же девушке обзаводиться приданым!

– Только, пожалуйста, – тревожно вздохнул Муллет, – будь поосторожнее, лапочка!

Муллет ушел, а Фанни, послав ему воздушный поцелуй изящными пальчиками, вышла на лестницу.

Минут через пять, когда Муллет сидел на кухне, погруженный в золотые мечтания, а Сигсби X. Уоддингтон потягивал виски с содовой, неожиданный дробный перестук по стеклу двери заставил гостя конвульсивно вздрогнуть, и большая часть виски выплеснулась ему на жилет.

Сигсби вскинул глаза. У балконной двери стояла девушка и, судя по жестам, просила впустить ее в гостиную.

5

Однако дверь он открыл не сразу. Существуют, несомненно, женатые мужчины более низменного сорта, которые только порадовались бы встрече с хорошенькой девушкой, подающей знаки через окно. Но Сигсби был не из них. По натуре и воспитанию он был человеком осмотрительным; а потому какое-то время просто стоял и таращился на Фанни. Только когда взгляд ее стал совсем уж властным и практически загипнотизировал его, он заставил себя отодвинуть щеколду.

– Давно пора! – досадливо бросила Фанни, бесшумно проникая в комнату.

– Что вам нужно?

– С вами потолковать. Что это такое я слыхала, будто вы просите людей совершить преступление?

Совесть Сигсби металась сейчас в такой лихорадке, что слова гостьи оглушили его, будто взрыв динамита. Его бурному воображению тотчас представилось, что девушка, столь близко знакомая с его личными делами, агент секретной службы, а те, как известно, из кожи вон лезут, чтобы омрачить жизнь преступникам-любителям.

– Не понимаю, – хрипло выговорил он.

– Ну прямо! – нетерпеливо бросила Фанни. Девушкой она была деловой и терпеть не могла всяческой канители. – Мне Фредерик Муллет все рассказал. Вам требуется сделать для вас работенку, а он отказался. Что ж, вот вам заместитель. Это я. Если дельце по моей части, я готова!

Уоддингтон все еще опасливо таращился на незнакомку. Теперь он решил, что она расставляет ловушку, чтобы выудить у него признание, а потому не издавал ни звука, только трудно и хрипло дышал.

Однако Фанни, девушка ранимая, истолковала его молчание неправильно. Ей показалось, что он не верит в способности женщин.

– Если это может проделать Фредди, могу и я! – сказала она, и Уоддингтону показалось, что она как-то качнулась, словно марево перед глазами. – Вот, смотрите!

Фанни подняла тонкими пальчиками часы и цепочку.

– Что это? – выдохнул Сигсби.

– А на что похоже?

Уоддингтон прекрасно видел, на что, и ошалело ощупал свой жилет.

– А я не заметил, как вы их вытащили!

– Никто никогда не замечает, как я вытаскиваю! – горделиво ответила Фанни, и то была истинная правда. – А теперь, когда вы видели мою работу, вы мне поверите. Что сумеет Фредди, сумею и я!

Прохладная, целительная волна облегчения накатила на измученную душу Сигсби X. Уоддингтона. Он понял, что ошибался в посетительнице. Вовсе не детективом она оказалась, а блестящим специалистом, до того ловко вытаскивающим всякую всячину из чужих карманов, что никто и не замечает. Как раз такая девушка ему и требовалась.

– Конечно, сможете! Конечно! Не сомневаюсь, что сможете! – жарко воскликнул он.

– Так что за работа?

– Я хочу, чтобы вы стащили для меня жемчужное ожерелье.

– А где оно?

– В сейфе, в банке.

На живом личике Фанни отразились разочарование и досада.

– Эх, что толку и обсуждать? Я по сейфам не работаю. Я девушка тонкая, благовоспитанная и в жизни не держала в руках оксиацетиленовой паяльной трубки.

– Нет, вы не поняли! – заторопился Уоддингтон. – Когда я говорю, что ожерелье в банке, я имею в виду – пока что. Вскоре его оттуда вынут и положат среди других свадебных подарков.

– А-а, вот теперь похоже на дело!

– Конечно, имен упоминать я не могу…

– Да мне и ни к чему.

– Просто скажу, что «А», то есть владелица ожерелья, вскоре выходит замуж за «Б».

– Про это я и сама догадалась. Могу добавить, заполняя пробелы, – они любят друг друга.

– У меня есть основания предполагать, что венчание состоится в Хэмстеде, на Лонг-Айленде, где у мачехи (назовем ее «В») имеется летний домик.

– А почему не в Нью-Йорке?

– Потому что, – не стал скрывать Уоддингтон, – я высказал желание, чтобы венчание состоялось в Нью-Йорке.

– А вы тут при чем?

– А я – «Г». Муж этой «В».

– Ага. Тот субъект, который заполняет резервуар водой за шесть часов пятнадцать минут, тогда как «В» заполняет другой за пять часов сорок пять минут? Приятно познакомиться.

– А теперь я и сам – целиком за венчание в Хэмстеде. В Нью-Йорке труднее ввести вас в дом. А в Хэмстеде высокие стеклянные двери столовой, где выставят на обозрение подарки, выходят прямо на лужайку. Вы сможете спрятаться в саду, карауля удобный момент.

– Проще пареной репы!

– Вот и я так подумал. А значит, сегодня вечером изо всех сил примусь настаивать, чтобы венчание состоялось в Нью-Йорке, и уж тогда оно точно будет в Хэмстеде.

– Как забавно!.. – задумчиво оглядела его Фанни. – Если вы – «Г» и муж «В», а «В» – мачеха, так вы, стало быть, отец «А». Зачем же вам тогда понадобилось воровать ожерелье у дочери?

– Ну-ну-ну! – пылко завел Уоддингтон. – Дельце это деликатное, и прежде всего вам надо усвоить – никаких вопросов!

– Да я так, просто девичье любопытство.

– Вот и запрячьте его подальше, завяжите бантиком. Повторяю, дело деликатное, и меньше всего мне нужно, чтобы кто-то разнюхивал мотивы и доискивался причин. Словом, за работу, как и подобает пай-девочке! Раздобудете ожерелье, передадите его мне, пока никто не смотрит, а потом – выкиньте все из своей хорошенькой головки раз и навсегда!

– Как скажете. А теперь, переходя к делу, что мне с этого будет?

– Триста долларов.

– Да ну! Совсем не та сумма!

– Это все, что у меня есть.

Фанни призадумалась. Триста долларов – деньги, конечно, жалкие, но все-таки деньги. Всегда пригодятся на меблировку молодоженам, а работа, как ее описали, совсем простенькая.

– Да ладно! – уступила она.

– Так беретесь?

– Ну!

– Умница! – похвалил Уоддингтон. – Где я смогу вас найти?

– Вот мой адрес.

– Черкну вам записочку. Вы все поняли?

– А то! Я прячусь в кустах, выжидаю, пока никого не будет, а потом проскользну в комнату, стяну ожерелье…

– И передадите его мне!

– Само собой.

– Я буду ждать в саду под окнами и встречу вас, как только вы появитесь. Таким образом, – Уоддингтон устремил на свою юную помощницу спокойный, многозначительный взгляд, – мы избежим всяких фокусов-покусов.

– Каких еще фокусов-покусов? – поинтересовалась Фанни.

– Да так, никаких, – небрежно махнул рукой Уоддингтон. – Фокусов-покусов, и все!