Текст книги "Том 9. Лорд Бискертон и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

– Каких пейзан?

– Я всегда думал, что в таких случаях на сцену является хор пейзан, чтобы приветствовать нового эсквайра танцами и пением. Но мне пришлось быстро убедиться, что я утратил все права владетельного сеньора. Легко, думаете?

– А зачем вам они?

– К примеру, по дороге сюда я заметил нечто вроде озера. Могу ли я ловить в нем рыбу? А лебеди, которые там плавают, мои или нет? Если да, я возьму лук и выпущу в них все свои стрелы. Без разговоров.

Девушка пристально смотрела на него.

– Знаете, – сказала она, – когда вы быстро говорите, вы очень напоминаете Мера. Он нос так же морщит.

На языке лорда Бискертона уже вертелось нечто такое ядовитое, что начавшая вызревать между ним и девушкой дружба завяла бы на корню, как росток крокуса от удара молнии. Но в эту секунду краем глаза он углядел, что в Замке творится что-то странное.

– Слушайте-ка, – сказал он, обращая внимание собеседницы к этому явлению, – там в окне какой-то жуткий типус в очках пялится на нас и машет руками.

– Это мой дядя.

– Прошу прощения.

– Не за что, – мило ответила девушка.

Бисквит с интересом наблюдал за живым семафором.

– А что это он делает? Шведскую гимнастику?

– Он, наверное, хочет, чтобы я шла домой. Я вспомнила, что, когда сказала ему о своем намерении пойти в ваш сад, он ответил, что мне не следует этого делать, пока он не свяжется с вами и не определит, что вы за человек. Так что мне лучше идти.

– А я как раз собирался пригласить вас в дом, чтобы вы его осмотрели. Там наверняка многое взывает к женскому участию.

– Как-нибудь в другой раз. Мне еще письма надо написать. Я прочла в газете, что девушка, с которой я познакомилась на пароходе, обручилась. Нужно поздравить.

– Обручилась! – угрюмо повторил Бисквит. – Сдается мне, весь мир заразился этой бациллой.

– И вы в том числе?

– Я! – взвился Бисквит. – Слушайте, вам лучше поторопиться. Дядюшка сейчас из окошка вывалится.

Он немного постоял, восхищенно наблюдая, с какой удивительной грацией его маленькая подружка перемахнула через забор. Потом в глубокой задумчивости проделал путь до дверей дома, чтобы убедиться в том, в какую дыру угодил он благодаря судьбе и кредиторам.

* * *

В тот же вечер, за дружеским перекуром с соседом Джоном Бересфордом Конвеем, лорд Бискертон, к удивлению друга, с глубоким одобрением, моментами вырастающим до экстаза, заговорил о привычках Верховного Мормона.

Верховный Мормон, сказал Бисквит, гениально устроил свою жизнь. Это самая замечательная жизнь на свете. Он заметил также, что, по его мнению, бигамию, нормальный результат творческих сил природы, ни в коем случае не нужно наказывать.

– И еще, старина, я не понимаю, что ты имеешь против Вэлли Филдс, – сказал он. – Нет места, которое понравилось бы мне больше. Это же эдемский сад. Можешь передать мое мнение в печать, я не стану отказываться.

После этого лорд Бискертон впал в долгое задумчивое молчание, из которого очнулся, чтобы произнести одно-единственное слово.

И слово это было «Мервин!».

ГЛАВА VI

1

Трудно было ожидать, что исчезновение лорда Бискертона с привычного горизонта останется незамеченным и не будет оплакано обитателями мирка, который этот горизонт окружает. Хоус и Доус глубоко чувствовали утрату. Так же, как Дайке, Дайке и Пинвид и прочие кредиторы. Они или их представители ежедневно навещали опустевшее гнездо затем лишь, чтобы в очередной раз услышать из уст Веннера, доверенного лакея Бисквита, что его милость покинула город и не представляется возможным сказать, когда вернется. После чего визитеры, понурясь, отправлялись восвояси, унося в своих сердцах скорбь, о которой поэт сказал, что нет печальнее трагедии, чем исчезновение родного лица.

Еще одной персоной, расстроенной побегом этого молодого человека, был граф Ходдесдон. Он пришел обсудить пропажу с сестрой.

– Э-э, Вера…

Леди Вера Мейс предостерегающе подняла изящную ручку.

– Нет, Джордж, – сказала она, – больше ни пенни! Аристократическая выдержка лорда Ходдесдона дала сбой под давлением понятного раздражения.

– Что ты размахалась, как постовой на перекрестке? – хлестко сказал он. – Ты не регулировщик.

– Но и не кредитор.

– Я пришел не деньги одалживать, – нервно вскричал лорд. – Я пришел обсудить безрассудство Годфри.

– Годфри очень некстати подхватил свинку, – сказала леди Вера, которая была женщиной трезвомыслящей, – но я не вижу…

Лорд Ходдесдон скрипнул зубами. В детские годы он нашел бы выход своим эмоциям, стукнув сестрицу по затылку или дернув за косичку. Лишенный этого средства самоуспокоения императивом noblesse oblige[18]18
  Положение обязывает (франц.); собственно, слово «noblesse» значит «знатность».


[Закрыть] и тем фактом, что хорошо причесанная дама не носит косичек, он пнул стул. Ножка сломалась, и лорд почувствовал облегчение.

– Оставь ты этот проклятый стул, – сказал он в ответ на горестный жест леди Веры над обломками. – Есть вещи поважнее стульев. Я был у Годфри дома и выведал правду у Веннера. Никакой свинки у мальчика нет. Он переехал за город.

– Переехал за город?

– За город. Поселился там под фамилией Смит. В «Мирной заводи», Малберри-гроув, Вэлли Филдс. Так сказал Веннер. Он направляет туда корреспонденцию.

Леди Вера забыла про стул.

– Он с ума сошел! – вскричала она.

– Нет, – вынужден был признать лорд Ходдесдон. – Он скрывается от судебного преследования, у него на хвосте тысяча кредиторов. В свете этого факта его поведение вполне разумно. Во всяком случае, это умнее, чем болтаться по Лондону с приклеенной бородой. Безумно то, что он сообщил своей невесте, будто заболел свинкой.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Напряги интеллект, черт подери. Она приняла его предложение под влиянием момента, из каприза, поэтому нельзя было давать ей времени опомниться. А он заявляет, что свинку подхватил! Свинку! Нашел, что соврать. Сколько, по-твоему, девушка может хранить в памяти образ влюбленного рыцаря, ежели у нее перед глазами встает картина жуткой образины, раздутой, как футбольный мяч, да еще обложенной компрессами! Не удивлюсь, если ее чувства уже пошли на убыль.

– Джордж!

– С ума сойти можно. Подумать только, сколько у него было вариантов на выбор! У меня прямо кровь закипает. Проконсультируйся он со мной, я бы подсказал ему сотню версий. Он мог бы сказать, что собирается пройти в парламент и потому должен пожить за городом, чтобы заручиться поддержкой электората. Поди проверь. Или можно было бы придумать родственника, умирающего в Ирландии, Ментоне или на Мадейре. Так нет! Он идет и говорит, что его разнесло и он залег в постель. Не удивлюсь, если девушка уже переменила решение. Ты с ней встречаешься каждый день. Как она? Задумчива? Ты видела ее в мрачном настроении? В размышлениях? Она похожа на девушку, которая погрузилась в свои мысли и пришла к выводу, что совершила тяжкую ошибку?

Леди Вера передернулась

– Что за странные вещи ты говоришь, Джордж!

– Ничего странного, – возразил лорд Ходдесдон. – Я говорю как проницательный человек, который умеет смотреть вперед. Что ты тут видишь странного?

– Она и раньше бывала задумчивой. Очень даже.

– Господи!

– Да, я часто это замечала. Несколько раз, когда мы мирно обедали дома, я замечала, как по ее лицу пробегала тень задумчивости. Точно такое выражение бывает в глазках у моего дорогого Шам-Пу, когда он слышит звяканье кофейных чашек. Он так любит сахарок, который подают к кофе, лапочка моя.

– Избавь меня от твоего Шам-Пу, – нетерпеливо прервал ее лорд Ходдесдон, который не принадлежал к числу обожателей пекинеса своей сестры. – Если у тебя есть что сказать про Шам-Пу, поделись с ветеринаром. А пока сделай милость, сосредоточься на Энн Мун.

– Я просто сказала, что у нее было точь-в-точь такое выражение лица, как у Шам-Пу, когда он думает про сахарок. Словно она лелеет сладкую мечту.

– Ну ладно, черт подери. То есть, если она только и делает, что лелеет сладкие мечты…

Леди Вера разрушила зарождавшуюся у брата надежду. Лицо ее было очень серьезным.

– Рассуди сам, Джордж. Стала бы девушка, думающая о Годфри, выглядеть так, словно лелеет сладостную мечту?

– Господи, конечно, нет. Это правда. То есть! – вскричал лорд Ходдесдон, задрожав всем телом, когда страшный смысл этих слов дошел до него. – Не хочешь ли ты сказать?..

Леди Вера печально кивнула.

– Вот именно. Я боюсь, что Энн познакомилась с кем-то еще.

– Не говори таких ужасных вещей, Вера!

– Я в самом деле считаю, что это случилось. У меня сложилось впечатление, что она что-то обдумывает. А что ей обдумывать, кроме того, что она ошиблась, приняв предложение Годфри и ей следует разорвать помолвку, освободиться и выйти замуж за другого.

Лорд Ходдесдон стоически сопротивлялся сонму страхов, овладевавших им.

– Только не говори про «другого», как будто он действительно существует. Ты же не знаешь наверное. Это только догадка.

– Женская интуиция мне подсказывает, Джордж. Кроме того…

– Кто бы это мог быть? Где она с ним встретилась? Я знаю, что она ходит на ленчи и обеды, на танцы каждый день и встречает тысячи молодых людей, но они все как капля воды похожи на Годфри. Я даже их не различаю. И никто не различает. Они все выглядят одинаково, и думают одинаково, и говорят одинаково. Нельзя и помыслить предполагать, что кто-то из них вдруг ее чем-то очаровал. Если бы она пошла на турнир и воспылала страстью к победителю, какому-нибудь жеребцу с накачанными мускулами, это я бы смог понять. Но чего ради менять одного Бискертона на другого? Когда я давеча говорил, что она может разорвать помолвку, я вовсе не имел в виду, что она планирует брак с другим. Я просто опасаюсь, что она даст Годфри отставку и отчалит в Америку.

– Позволь мне сказать одну любопытную вещь, Джордж. Помнишь тот день, когда ты возил Энн на ленч в ресторан «Беркли»?

– Ну и что?

– В тот вечер я случайно встретила леди Венейблс, и она спросила меня, кто тот молодой человек, с которым Энн ехала по Пиккадилли. Она сказала, что ей он незнаком, а она всех знает в Лондоне.

– Что?

– Очень симпатичный мужчина, сказала она, с мужественным, открытым лицом. Она уверена, что никогда раньше его не видела. А леди Венейблс дает столько вечеров, чтобы выдать замуж бедняжку Харриет, что не осталось ни единого холостяка, которого она не видела хотя бы мельком. Так что мужчина, с которым видели Энн, в самом деле никому не известен, и он может быть кем угодно, хоть твоим жеребцом-победителем, например.

Лорд Ходдесдон мерил шагами гостиную. Внезапно он сел.

– У меня мурашки по спине забегали, Вера!

– Извини. Я просто делюсь мыслями.

– А Годфри якобы валяется в постели со свинкой! Что же делать?

– Прежде всего надо повидаться с Годфри и объяснить ему, какому риску он подвергает свою помолвку. Я считаю, кредиторы не кредиторы, а ему следует немедленно вернуться в город.

– Как же он вернется? Энн думает, что он прикован к постели.

– Он мог бы сказать, что доктор поставил неправильный диагноз. Свинку на первых порах легко спутать с массой других болезней. Может, это флюс, к примеру.

– Воспаление лицевых мышц, – вдохновенно подхватил лорд Ходдесдон.

– Тоже хорошо.

– А как же быть с этими ребятами, которые хотят притянуть его к суду?

– Это можно уладить. Кстати, теперь, когда они знают, что он обручился с дочкой миллионера…

– Да-да.

– Во всяком случае, ему надо, не откладывая, связаться с Энн. Пусть хотя бы напишет ей. Надо надеяться, если она будет получать от него письма, это поможет. Я думаю, ему лучше всего поехать в Париж, а потом и она могла бы туда отправиться.

– А деньги где взять?

– Я улажу.

– Ты? – с надеждой спросил лорд Ходдесдон. – Ну, раз так…

– Но, – твердо сказала леди Вера, – я сказала, что достану денег, чтобы послать Годфри в Париж. Субсидировать тебя, Джордж, я отказываюсь.

– Мне всего-то и надо двадцать фунтов.

– Покидая этот дом, ты будешь по-прежнему в них нуждаться.

– Это так мало, – жалобно проговорил лорд Ходдесдон, – двадцать фунтов.

– Это ровно на двадцать фунтов больше, чем ты можешь получить от меня, – непреклонно ответила сестра.

– Ладно, – сказал брат. – Ладно. За спрос денег не берут, так ведь? Что плохого в том, чтобы попросить взаймы у родной сестры?

– Ничего плохого, Джордж. Всегда рада тебя выслушать, – сказала леди Вера. – Не стесняйся, проси. В любое время, как только тебе понадобятся деньги, можешь адресоваться ко мне. Но ты их, разумеется, не получишь.

Лорд Ходдесдон подергал себя за усы.

– Итак, возвращаясь к нашим баранам, я, по-твоему, должен поехать к Годфри?

– Полагаю, это сейчас главное. Энн очень импульсивная девушка, как бы нам не опоздать.

– Не говори так, Вера, – раздраженно сказал лорд Ходдесдон. – Я вижу, тебе доставляет удовольствие ковыряться в открытой ране. Ну ладно. Придется ехать за город. Или письмо написать?

– Нет. Ты очень скверно выражаешь свои мысли на бумаге. Он не поймет, как все серьезно. Немедленно отправляйся в Вэлли Филдс и встреться с ним лично.

– А деньги на такси?

– Какое такси? – спросила леди Вера.

Она отыскала железнодорожное расписание и стала проворно перелистывать странички. Лорд Ходдесдон наблюдал за ее действиями с растущим неудовольствием. У него было свое, старомодно-непоколебимое представление о том, как должна вести себя сестра по отношению к брату, и леди Вера им не соответствовала. На секунду он предался волшебной мечте, в которой фигурировала сказочная сестра, обладавшая такими достоинствами, как крупный банковский счет, чековая книжка и глубокая привязанность к брату, – и тут же был выведен из этого приятного состояния металлическим звуком ее голоса.

– «Регулярные поезда с вокзала Виктория», – зачитала она. – Так что не задерживайся. И, пожалуйста, ничего не перепутай. Билет первого класса стоит один фунт и пенни.

– С чего это ты так расщедрилась? – с горечью спросил лорд Ходдесдон. – Почему бы тебе не отправить меня третьим?

– Ни в чем себе не отказывай, Джордж, – в тон ему ответила леди Вера. – За билет ты заплатишь сам.

2

Красоты Вэлли Филдс, с первого взгляда пленившие его сына и наследника, произвели на шестого графа Ходдесдона гораздо меньшее впечатление. Мировоззрение лорда, с самого начала экспедиции принявшее мрачновато-желчный оттенок, ничуть не изменилось, когда он достиг места назначения. Сойдя с поезда, он сразу невзлюбил Вэлли Филдс. Узнав у носильщика на перроне дорогу к Малберри-гроув, лорд Ходдесдон направился туда, полный черных мыслей.

Берри Конвей, находясь в самой лучшей форме, мог одолеть расстояние от Малберри-гроув до станции Вэлли Филдс примерно за восемьдесят три секунды. Лорд Ходдесдон, не такой быстрый ходок, покрыл указанное расстояние за более длительное время. Но так или иначе, делая частые остановки, чтобы, сняв котелок, вытереть платком пот со лба, потому что день выдался жарковатый, лорд Ходдесдон в конце концов достиг Бенджафидд-роуд, на углу которой расположился паб, произведший столь благоприятное впечатление на лорда Бискертона в день его прибытия. Случилось так, что в этом самом месте его отец начисто забыл инструкции, полученные на станции, и понял, что заблудился.

На самом деле от угла, где стоял сейчас лорд Ходдесдон, До «Заводи» было рукой подать. Не догадываясь об этом, он озирался, ища взглядом, у кого бы спросить дорогу, и взгляд его упал на человека в кепи, подпиравшего могучим плечом стену паба. Незнакомец задумчиво посасывал пустую трубку и рассматривал приближавшегося к нему лорда Ходдесдона с явной неприязнью. По-видимому, неприязнь вызвал серый котелок как знак классового превосходства.

Самое сложное в жизни большого города – система правил, регулирующих выбор подобающего головного убора для каждого случая. На Бонд-стрит или Пиккадилли котелок – это шик, это комильфо, это последний крик. В Вэлли Филдс, всего лишь в нескольких милях от центра Лондона, это – атрибут чужака, можно даже сказать, неприятеля. Королевская свита на скачках в Аскоте могла бы восхититься шляпой лорда Ходдесдона. Человек в матерчатом кепи видел в ней почти что личный вызов. Как будто этот серый котелок унижал его мужское достоинство.

Таким образом, между лордом Ходдесдоном и человеком в кепи с самого начала установились отношения, которые трудно было назвать взаимной симпатией.

– Мне надо пройти на Малберри-гроув, – заявил лорд Ходдесдон.

Незнакомец, не переменив позы, скосил на него горящий глаз. Молча посмотрел. Потом коротко кивнул.

– Это недалеко, – наконец сказал он.

Лорд Ходдесдон попытался уточнить информацию.

– Не могли бы вы показать мне дорогу к Малберри-гроув? Глаз вторично совершил круговращение в орбите. Он ощупал лорда Ходдесдона с головы до пят и с ног до головы. Достигнув головы, глаз остановился.

– Что это у тебя за штуковина на голове? – холодно спросил незнакомец. – Чудная какая-то штуковина.

Лорд Ходдесдон не был расположен к дискуссии о шляпах. Несмотря на светившее солнышко, мир по-прежнему казался ему мрачным. С тех пор, как он вышел за порог дома леди Веры, его не покидало беспокойство.

– Какое вам дело до моей шляпы! – отчужденно ответил он.

Но незнакомца эта тема, видимо, сильно занимала. Он прямо зациклился на ней.

– Вы, клерки из Сити, чтой-то последнее время совсем зарвались, – неодобрительно сказал он. – Тошнит от вас. Вот в Москве такого не увидишь. И в Ленинграде тоже. Буржуи, вот вы кто с вашими шляпами-котелками. Знаешь, что бы с тобой в Москве сделали? Кто-нибудь – может, даже Стейлин – подошел бы к тебе и спросил: «А чой-то ты, буржуй, разгулялся тут в своей шляпе?» – и как…

Лорд Ходдесдон, не дослушав, поспешил прочь. Вероятно, он лишил себя ценной информации насчет московских обычаев, зато освободился от общества человека, которого не смог бы назвать своим другом. Напротив паба сидел на корточках и полоскал руки в канаве мальчишка, к которому он и обратился с вопросом.

– Как пройти к Малберри-гроув, дружок? – спросил лорд Ходдесдон довольно приветливо для человека, у которого в груди бушевала ярость, а давление подскочило выше нормы. – Буду весьма обязан, если подскажешь.

На этот раз вежливость нашла отклик. Дружок перестал полоскать пальцы в воде и ткнул в нужную сторону.

– Ступайте туда, сэр, и первый проулок налево, – учтиво ответил он.

– Спасибо, – сказал лорд Ходдесдон. – Спасибо. Спасибо.

Он двинулся в указанном направлении, бросив на человека в кепи выразительный взгляд. Что было в этом взгляде, сказать трудно, но лорд Ходдесдон пытался передать в нем свою надежду на то, что кепчатый стал свидетелем сцены между лордом и мальчиком и на него произвело должное впечатление поведение гораздо младшего по возрасту, но неизмеримо более воспитанного земляка, явившего пример достойного поведения. В мозгу лорда даже мелькнула неясная мысль вернуться и наградить дружка пенсом, но она тут же была вытеснена более разумными и деловыми соображениями. Однако он уже почти решил обернуться и послать дружку улыбку, но в этот момент что-то ударило его между лопатками. Это был удар так удар. Потому что, обернувшись, он увидел, как по дороге во всю прыть удирает тот самый дружок.

Лорд Ходдесдон опешил. Произошедшее казалось ему невероятным. Знай он наперед, что вежливый малец и человек в кепи были сыном и отцом, он подивился бы тому, что ненависть к котелкам, сжигавшая отца, перешла к сыну. То был заурядный пример наследственности. Но он этого не знал. Он успел подумать про кровь в связи с сыном лишь одно: тот ее жаждал; и это заставило его прибавить шагу. Хотя лорд Ходдесдон не бегал уже много лет, он сумел догнать сорванца, успевшего порядочно удрать.

Есть две школы в методике воспитания юнцов, швыряющихся на улицах камнями в тех, кто старше и во всех отношениях лучше их. Одна учит, что их следует шлепать по заднему месту, другая рекомендует подзатыльники. Лорд Ходдесдон, ничтоже сумняшеся, использовал оба способа. Причем для человека, не практиковавшего ни того, ни другого со школьных времен в Итоне, замечательно в этом преуспел. С полминуты он трудился, не щадя сил, и, подустав, повернулся и продолжил путь к Малберри-гроув.

Его самочувствие разительно изменилось. Как будто целительный бальзам пролился на его наболевшую душу. Впервые за весь день он почувствовал себя счастливым. Благодаря физическим усилиям душа его очистилась от скверны. Ему захотелось насвистывать что-нибудь жизнерадостное, и он уже сложил губы трубочкой, но его остановил чей-то голос.

– Эй! – сказал голос.

Это был человек в кепи. Уже без трубки, он шагал бок о бок с лордом Ходдесдоном, дыша парами эля всех сортов. Глаза его дико вращались и горели красноватым светом, как будто в них горел огонь. Следом за ним тянулся с недавнего поля боя раненый.

– Ты зачем моего мальца тронул? – спросил человек в кепи. Лорд Ходдесдон оставил вопрос без ответа. Не потому что не нашелся, у него в запасе был прекрасный ответ. Просто он не пожелал снизойти до объяснений с этим типом. И продолжал путь в молчании.

– Ты почто побил моего малыша Герберта?

Лорд Ходдесдон почувствовал легкое беспокойство. Что значит «моего малыша»? Этот намек означал, что этих двоих связывали узы родства. То, что поначалу казалось досужим любопытством постороннего, извергаясь из глубин отцовского сердца, приобретало зловещий смысл. Глянув краем глаза на нежелательного спутника, он почувствовал неудовольствие от его близости. Уж слишком того было много.

Лорд Ходдесдон прибавил шагу. Он вдруг всей кожей ощутил устрашающую безлюдность местности, по которой ему выпало идти. Никакого намека на присутствие полиции. «В таких краях, – печально подумал он, – на всю округу небось всего один полицейский, и тот спит где-нибудь вместо того, чтобы исполнять свой долг на благо общества». В эту минуту лорд Ходдесдон был крайне сурово настроен по отношению к провинциальной полиции.

Но он не мог долго думать о чем-либо, кроме этого неприятного человека, неотступно следовавшего рядом и издававшего невнятные бормотанья. Несчастный лорд уловил слова «городской клерк» и «буржуй», повторявшиеся довольно часто. В любых обстоятельствах, будучи человеком амбициозным, он запротестовал бы против того, чтобы его принимали за клерка; но сейчас эти слова звучали особенно оскорбительно, потому что этот тип, очевидно, сильно недолюбливал городских клерков. Последнее выразилось с полной определенностью, когда здоровяк в кепке, повысив голос, стал распространяться насчет того, с каким удовольствием он поотрывал бы бошки этим шалопаям в серых котелках. Так, если лорд Ходдесдон точно услышал, поступил бы с ними в Москве Стейлин, а что хорошо для Стейлина, то хорошо и для него, Кепчатого.

И тут, вдохновленный новой идеей, этот тип начал обсуждать, что лучше – вывалять лорда Ходдесдона в грязи или посадить его на штырь в ограде, которая отделяла тротуар от проезжей части. Бедный пэр, некоторое время пытавшийся сохранить лицо, делая вид, что просто шагает в свойственной ему быстрой манере, беззастенчиво перешел на рысь. Свернув за угол, он увидел перед собой дома, и ему показалось, что в одном из них он сможет найти желанное спасение. Резким рывком лорд Ходдесдон перешел с рыси на галоп. Небезынтересно поразмышлять, как часто Судьба выбирает один и тот же предмет в прямо противоположных целях. Серый котелок лорда Ходдесдона навлек на него неприятности, и именно этот серый котелок помог ему от них избавиться. Потому что, когда его владелец бросился бежать, котелок свалился с его головы и покатился по дороге, а его спутник, решительно вышедший на тропу войны, не смог удержаться от искушения и после секундного раздумья бросился вдогонку.

Он настиг котелок у канавы и сладострастно пнул. Потом пнул еще раз. Наконец подпрыгнул и пнул в третий. Проделав все это, он оглянулся и увидел, как лорд Ходдесдон исчезает за калиткой первого по проулку дома. Подбежав к воротам с надписью «Лесной замок», он не увидел более ничего интересного и решил обогнуть владение.

Но позади дома было пусто. Он задумался.

В моменты крайней опасности разум работает быстрее обычного. Поначалу лорд Ходдесдон намеревался со всем присущим ему достоинством войти через парадный вход, позвонить в колокольчик, спросить хозяина или хозяйку, сказать им, что спасается от преследований пьяного разбойника и надеется, что в ответ его пригласят в гостиную, усадят в удобное кресло и позвонят в полицию. Но программа оказалась скомканной.

Прежде всего, не было времени на то, чтобы спокойно звонить в звонок. Надо было немедленно ввести в действие альтернативный план. Этот план еще не созрел к тому моменту, когда лорд Ходдесдон появился в саду «Замка», но осенил его, когда он завернул за угол и увидел на первом этаже открытое окно. С быстротой кролика он нырнул в окно – придирчивый глаз мог бы отметить лишь незначительные несовершенства в технике прыжка, – и когда его преследователь вошел в сад, уже полз на четвереньках внутрь комнаты.

На этом развитие событий приостановилось.

На сколько оно могло зависнуть, сказать трудно. Кепчатый был тугодумом, и ему, по-видимому, требовалось некоторое время для выработки решения. И надо же было такому случиться, что в этот момент лорду Ходдесдону приспичило поднять голову и выглянуть из окна, чтобы посмотреть, что творится в большом мире. Первое, что он увидел, был его преследователь, который как раз в этот момент смотрел в это самое окно.

В следующую секунду лорд Ходдесдон с грохотом опустил раму и закрыл на защелку. Представители Труда и Старого Режима молча уставились друг на друга через стекло, как редкие рыбки в стоящих рядом аквариумах.

Лорд Ходдесдон первым нарушил достигнутое равновесие. Он слишком долго терпел общество Кепчатого и, надо сказать, порядочно им пресытился. Даже сквозь стекло в его воспаленных глазах горела угроза, и лорду Ходдесдону захотелось оказаться как можно дальше от него. Поспешно ретировавшись, он вышел в коридор, в конце которого увидел возле входной двери вешалку для шляп, на которой торчали головные уборы, напоминавшие головы буржуев после одной из социальных революций. При виде их мысль лорда Ходдесдона приняла другое направление.

До сего момента утрата серого котелка не столь глубоко трогала его. Подсознательно он, конечно, о ней не забывал, но только теперь она предстала перед ним во весь свой рост. Глядя на шляпы, висевшие на вешалке, он впервые ощутил свою, так сказать, неприкрытость и прочувствовал необходимость исправить положение. Его не покидала тщеславная надежда вернуться в Лондон, вырвавшись из этого проклятого пригорода. Но даже на секунду он не мог представить, что возвращается туда с непокрытой головой – каждая капля его голубой крови стыла от этого в жилах. Перемещаться по улицам Лондона без шляпы было немыслимо.

Тем временем он стоял, изучая шляпы на вешалке, подобно потерпевшему кораблекрушение моряку, завидевшему на горизонте парус, и сердце его опускалось в пятки. Кто бы ни был хозяин этого дома, по части головных уборов он обладал весьма причудливым вкусом. На трех крюках соответственно были представлены: кепи в лиловую крапинку (сущий кошмар), невероятная конструкция из черной соломки и цилиндр. Лорд устремил свой взор именно на цилиндр. Две другие вещицы, как он сразу определил, не могли приниматься к рассмотрению.

Цилиндр тоже был далек от идеала. Он имел редкую по нынешним временам квадратную форму и был приплюснут сверху; и все же настолько отличался от кепи и соломенного канотье в лучшую сторону, что лорд Ходдесдон не сомневался ни секунды. Быстрым движением он сорвал цилиндр с крюка и услышал за спиной рев разъяренной львицы, на глазах которой утаскивали одного из ее детенышей.

Лорд Ходдесдон повернулся, как будто на него плеснули сзади кипятком. Вниз по лестнице сбегал маленький человечек с апоплексическим цветом лица и с моноклем в глазу.

У майора Флад-Смита из Кастлвуда было в обычае соблюдать послеобеденную сиесту. Вот и сегодня он предвкушал спокойный отдых у себя в спальне. Племянница Кэтрин уехала с соседом, этим Смитом, на дневное представление в театре «Астория» в Брикстоне, и дом был в полном его распоряжении. Довольный сам собой, он уже задремал, как вдруг что-то заставило его взглянуть в окно, за которым он увидел отвратительную личность в матерчатом кепи, приклеившуюся носом к стеклу гостиной. Схватив из ящика револьвер, майор Флад-Смит кинулся вниз, и разрази его Бог, ежели не застал в прихожей какого-то другого мерзавца, щупавшего его головные уборы.

Майор мгновенно поднял на ноги весь дом.

– Ну, знаете! – прогремел он, – Какого черта!

Все аристократическое воспитание и благоприобретенное образование лорда Ходдесдона померкли перед благоговением перед Формой. Он понял, #что в Итоне, Оксфорде и впоследствии даже на службе в личной гвардии Ее Величества он кое-чего недополучил. В том числе навыка воровать шляпы с вешалки у людей, которым он даже не представлен.

Поэтому ничего странного не было в том, что ему изменила выдержка, с какой он обычно встречал житейские трудности. Потеряв дар речи, он безмолвно стоял, прижимая к груди цилиндр.

– Ты кто такой? Как сюда попал? Что делаешь с моим цилиндром? – наступал на него майор, оснащая свою речь выразительными словечками, которых набираются люди на армейской службе. Майор Флад-Смит семь лет провел в Королевском Вустерширском полку, известном своим красноречием.

Все еще не в силах произнести ни слова, лорд Ходдесдон смог продемонстрировать благородный жест. Со старомодной грацией он вернул цилиндр на крюк.

Майор, однако, не выразил удовлетворения.

– Нарушил право частного владения! Средь бела дня! Украл шляпу прямо на глазах! Ну я тебе!..

И он упомянул кое-что из того, что мог бы сделать. Частично эти деяния носили духовный характер, но некоторые имели прямой материальный смысл.

Лорд Ходдесдон наконец нашел слова. Но, когда они пришли, лучше бы ему было промолчать.

– Все в порядке, – сказал он.

Трудно было сделать более неподходящее замечание. Цвет лица у майора Флад-Смита сделался почти лиловым.

– В порядке? – вскричал он. – В порядке? В порядке? В порядке? Я застаю тебя в собственной прихожей за воровством моих шляп, и ты имеешь наглость бормотать, что все в порядке! Я тебе покажу порядок. Я тебя…

Внезапно он умолк. Не потому, что исчерпал запас своих замечаний, до этого было далеко. Если есть где-нибудь майор в отставке, всегда пребывающий в состоянии мобилизации, то это наш майор. Просто в этот момент до его ушей донесся мерзкий звук бьющегося стекла. Он прозвучал как взрыв и ударил в самое сердце майора Флад-Смита.

Он затрясся всем телом и произнес несколько слов на малоизвестном диалекте одного из племен Гиндукуша.

Лорд Ходдесдон, хотя ног под собой не чуял, прекрасно понимал, что происходит. Свободные граждане Вэлли Филдс не таковы, чтобы можно было оставить их притязания без последствий. Бедный пэр захлопнул окно гостиной, оставив по ту сторону человека в кепи, как пери у врат райского сада. Но разве можно противостоять инстинкту пролетариата, привыкшего преодолевать препятствия с помощью булыжника? Именно это проделал сейчас Кепчатый. И лорд Ходдесдон подивился, что он не сделал этого раньше. Несомненно, задержка была обусловлена поисками подходящего орудия.