Текст книги "Муравьи, кто они?"

Автор книги: Павел Мариковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 44 страниц)

Какое же имеет значение взаимный обмен? Однозначно трудно ответить на этот вопрос. Часто какое-либо одно явление, имеющее в наших глазах одно значение, на самом деле многообразно. Но ясно одно; переноска и взаимный обмен являются мерой, препятствующей враждебному отношению муравейников друг к другу. Обмен жителями усиливает родственные связи, у каждого рабочего теряется чувство собственного жилища, он может жить во всех муравейниках и всюду быть полноправным его жителем. Только благодаря обмену жителями возможна жизнь большими колониями, в которых царит мир и доброжелательное отношение друг к другу.

Правда, постоянный незначительный обмен жителями между содружественными муравейниками происходит всегда и в течение всего лета. Но такой, который мне пришлось наблюдать, обмен необыкновенно массовый, которому было подчинено поведение всего населения колонии, пришлось видеть только единственный раз в жизни.

Здесь я, опасаясь свирепых нападок боящихся призрака антропоморфизма, позволю сказать о том, что в далеком будущем благодаря развитию гуманизма и форм передвижения, может быть, земной шар станет общим для всех рас и народов без границ государств различия стран и языков и тогда уйдет совсем из жизни человека опасность отвратительного взаимного истребления, называемого войнами.

Семья и разделение труда

Муравьиный конвейер

Суровая обстановка жизни в сыпучих песках пустыни выработали у песчаного бегунка – этого крошечного создания с могучим сердцем и неисчерпаемой энергией три черты: 1 – умение ориентироваться на голых песках, на которых не удерживаются пахучие следы когда над барханами ветер несет их колючие струйки; 2 – способность быстро бегать и обследовать большие пространства в поисках добычи и 3 – с помощью особенного приема бороться с песчаными заносами, покрывающими жилище.

Песок часто засыпает двери муравьиного дома. Он коварен, даже когда нет ветра, и барханы застыли в немом молчании, так как сам без видимой причины обрушивается струйками вниз, закрывая отверстие, ведущее в подземелье. Поэтому каждый бегунок, кто бы он ни был: строитель, разведчик или охотник, выскочив наверх, прежде чем отправиться по делам, обязательно, повернувшись головой ко входу, одну-две минуты необыкновенно быстро, шаркая передними ногами, отбрасывает песок в сторону. В это время глазом не уследить за ногами, так быстро они мелькают. Привычка отгребать песок от входа так постоянна, что ей следуют даже, казалось, когда в этом нет особенной необходимости. Она – общественный долг, неукоснимый, всем присущий и свято выполняемый.

Когда же ветер создает аварийное состояние жилища, тогда происходит самое удивительное в жизни этого жителя пустыни. Бегунки выстраиваются аккуратной цепочкой по пять-десять особей вместе и, соблюдая строго одинаковую дистанцию между собой, начинают быстро перебрасывать друг другу песок. Он летит непрерывной струйкой по живому конвейеру, работающему, будто заведенный механизм, слаженно, ритмично и без помех.

Через некоторое время конвейер распадается, каждый гребет песок по-своему, муравьи уставшие подменяются теми, у кого еще свежие силы и вновь у входа выстраивается цепочка лихорадочно работающих муравьев.

Точность и слаженность работы муравьиного конвейера – одно из удивительных явлений поведения муравьев.

Песчаный калкан, или как его еще называют, Поющая гора, удивительное место на земном шаре. Здесь чистый однородный и многократно перевеянный ветрами песок улегся громадным барханом, высотой около трехсот метров и длиной в несколько километров. Саксаул да джузгун пытаются заселить гору снизу и закрепиться на ней. Но гора не сдается. Здесь на каждом шагу следы трагедии: то из-под песка тянутся верхушки погребенных кустарников, то торчат, будто скелеты, обнаженные их корни.

Поющая гора – обитель муравья-невидимки и никто из муравьев кроме него на ней не может ужиться. Гнезда его встречаются повсюду, даже там, где песок голый и безжизненный. Долгое время мне было непонятно, чем питаются здесь песчаные бегунки.

Загадка, как всегда неожиданно открылась. Поющая гора днем подобна раскаленной сковородке и многие насекомые, попавшие на нее, гибнут от нестерпимого жара. Гибнут те, кто отправился пешком на нее, и попал на ее голые склоны без кустика и травинки, в тени которых можно было бы передохнуть от убийственной температуры. Гибнут и те, кто в полете неосторожно присел на песок передохнуть и набраться сил. Таких несчастливчиков быстро разыскивают и волокут на съедение, так Поющая гора кормит песчаных бегунков. Им не страшен сыпучий раскаленный песок. Таково это удивительное создание.

Три горошины

Взял с собой в поездку разное зерно: рис, пшено, гречку, ячмень и даже мак. Был еще горох. В свободное время возле гнезд муравьев-жнецов насыпал затейливым узором зерно и, усевшись на походный стульчик, отдыхал, наблюдая, как муравьи подают сигналы мобилизации, как убирают неожиданно свалившийся на них урожай и многое другое. Кроме того, клал и несколько горошинок. С ними муравьи ничего не могли сделать: за гладкую оболочку не уцепиться челюстями и ногами не обхватишь, чтобы унести. Изрядно повозившись, «огорошенные» муравьи оставляли в покое непосильную ношу и более к ней не притрагивались, даже если муравейник голодал из-за недостатка урожая трав в пустыне. Но как все сразу узнавали, что горох – добыча нестоящая?

Утром, проснувшись, я не слышу, как шумит каратуранга, надоевший нам ветер стих и пустыня застыла в приятном покое. Какая сегодня погода, есть ли на небе тучи, сквозь полог не понять. Но над головой загораются золотом листья деревьев: взошло солнце, осветило землю.

Что может быть чудесней тихого солнечного утра после долгого ненастья! Пока все спят, обошел барханы, насмотрелся на далекие сиреневые горы, в которых голубые тени отметили все распадки, наслушался звонких криков уток-атаек и заглянул на гнездо муравьев-жнецов. Кучка риса, насыпанная вчера вечером, исчезла. Но что удивительно, исчезли и три горошины. Небольшой же конус из палочек и камешков, которыми жнецы прикрывали вход в гнездо, в одном месте разобран, а у самой земли проделана чистая дорожка, будто ради того, чтобы по ней прокатили горошины.

«Не может быть такое! – подумал я. – Горошины просто склевала какая-нибудь птица».

Впрочем, все легко выяснить. И я вновь кладу у гнезда три горошины. Возле них вскоре же оживление, суматоха и смельчаки, пытающиеся осилить непомерную ношу. Кое-кто мчится в гнездо, наверное, звать на помощь! Показывается из норы большеголовый медлительный солдат. Долго чистит усики и гладит голову, потом направляется к горошине. Еще появляются три таких же солдата. Четыре крупных и несколько мелких муравьев – недурная компания скопилась у горошины. Два муравья подлезают под горошину, другие два тянут ее сверху и, хотя попытки не совсем согласованы, горошина качнулась и медленно скатилась к муравейнику и исчезла во входе. За первой горошиной была утащена вторая, а затем и третья. Все произошедшее казалось невероятным! Нет, поведение муравьев не столь просто, как его представляют, и кроме инстинкта, громадное значение имеет подражание и некоторая доля опыта. Наконец, муравей муравью рознь и среди множества находятся редкие умельцы на всякое трудное дело. А ведь до этого мирмекологи считали, что муравьи-жнецы никогда не носят добычу совместно и не способны к общим усилиям по переноске груза. Как можно легко ошибиться, предполагая, что правила, даже кажущиеся самыми незыблемыми могут иметь исключения.

С восхищением перед умельцами, разрешившими столь трудную задачу, насыпал перед входом в жилище муравьев целую горку гороха. Угощайтесь на здоровье! Потом в урочище Темирлик, расположенной в нижнем течении реки Чарын, видел, как жнецы сообща таскали к муравейнику семена реликтового ясеня, размеры которых были непосильны для переноски одному муравью. Здесь подобная ноша и коллективная ее транспортировка были привычным делом.

Разные обязанности

Представляю, что бы случилось, если в муравейнике рыжего лесного муравья – этом большом обществе со слаженной жизнью, не существовало разделение труда. Все бросились строить дом, а кто бы добывал пищу? Все пошли охотиться, а кто бы стал строить дом? Строгое разделение труда – основа процветания муравейника.

В муравейнике есть охотники-разведчики, которые занимаются исключительно поисками пищи. Вероятно, часть из них поглощена разведкой и наблюдением за охотничьей территорией. Ведь на ней могут неожиданно обосноваться враждебные муравьи. Особые муравьи разыскивают колонии тлей, тщательно ухаживают за ними и оберегают их от врагов. Муравьи строители возводят конус жилища, роют подземные ходы. Благодаря их заботам муравейник из года в год растет и ширится. Добытая пища заносится в муравейник. Там ее кто-то разделывает, высасывает и распределяет среди жителей семьи. Это тоже сложное искусство. Воспитание личинок, куколок не менее ответственная обязанность, которую несут также определенные муравьи. И многими другими делами занимаются особые умельцы.

О том, что у муравьев существует разделение труда можно судить по многим признакам. На гнездо муравьев забралась маленькая гусеничка, с нею повстречался муравей, сильно испугался и быстро спрятался в укромное место. Охота не его дело. Пусть ею занимаются другие. Муравей с брюшком, наполненным выделениями тлей, не обратил внимания на кучку муравьев, атакующих жука. Это тоже не его профессия. Муравей нашел хорошую палочку и тянет ее кверху на гнездо. Палочка тяжела и не по силам носильщику. Мимо труженика равнодушно минуют муравьи. Строительство дома их не привлекает. Но вот; наконец, встретились единомышленники, они дружно, сообща вцепляются в ношу и затаскивают ее на конус.

Муравейнику грозит опасность. Некоторые муравьи, будто испугавшись предстоящего сражения, быстро прячутся во входы. Они неумелы в борьбе, им лучше не ввязываться в драку, для них существует какое-то другое, тоже не менее важное дело. Те же, которые бесстрашно заняли боевые позиции и встали в позу защиты и нападения, будут отстаивать жилище до последней возможности.

Строга ли у муравьев специализация и могут ли особи одной профессии заниматься другой?

Муравьи молодого зачинающегося муравейника, когда их еще немного, умеют делать все, они универсалы, хотя, возможно, хороших знатоков узкой профессии среди них нет. Чем больше в семье жителей, тем разнообразней их специализация. Но как бы она не была строга, в случае необходимости, хотя и с некоторым трудом, муравьи умеют переключаться с одной работы на другую. Старые опытные муравьи совершают такие переходы от одного дела к другому довольно быстро. Таким образом, наряду с узкой специализацией в муравьином обществе существует и известная доля «политехнизации».

Вообще существование любого более или менее организованного общества или даже примитивной группы обитающих вместе животных, немыслимо без разделения труда, без, говоря современным языком, специализации. Общество, состоящее из универсалов, примитивное. Только узкая специализация способна создать настоящее мастерство и умельцев своего дела. Материальным основанием этого разделения в мире муравьев в какой-то мере является полиморфизм рабочих. Этот полиморфизм создал немало трудностей для систематиков: часто муравьи-рабочие оказывались так сильно непохожими друг на друга, что один вид иногда по ошибке относили даже в разным родам. Но сам по себе полиморфизм еще не обязательно свидетельствует о высоком уровне разделения труда, есть виды, у которых нет полиморфизма, и, тем не менее, существует высоко развитая специализация.

Новорожденный муравей сперва проходит так называемую внутреннюю службу. Он, прежде всего, ухаживает за молодью, кормит ее, переносит с места на место, обслуживает самку. Такой муравей, неожиданно оказавшись на поверхности земли вне гнезда, беспомощен, не умеет ориентироваться, при переселении семьи на новое место его переносят другие. Но нет ни одного правила без исключения. Мне пришлось видеть, правда, только один раз, когда у муравьев жнецов был подан сигнал о появлении богатой добычи, зерен, подброшенных мною возле их жилища (был год неурожайный, муравейник голодал), то вместе с очень возбужденными муравьями-сборщиками наверх выполз и бросился по тропинке сбора муравей, только что вышедший из куколки, почти белый, еще с неокрепшими покровами.

Затем, набравшись опыта, муравей начинает заниматься строительством жилища, выходит постепенно за его пределы, постепенно становясь добытчиком и разведчиком. Вначале он неловок, и его иногда можно узнать хотя бы по тому, как он тащит иногда к своему дому то, что не следует. По всей вероятности, среди охотников и разведчиков, муравьев опытных, постепенно выделяется группа, ведущая наблюдение над всей общиной. Но что происходит далее, сказать уже никто не может.

Несмотря на специализацию, муравья выбывшего по какой-либо причине из строя, быстро подменяют другие. Как это происходит, как распределяется рабочая сила – одна из загадок. Ну и, конечно, муравей муравью – рознь от рождения и весьма вероятно, специализации членов семьи способствуют различные наследственные задатки.

Рассеянность

В лесу весной был пожар. У рыжих лесных муравьев-погорельцев возникло немало хлопот. Сколько пришлось положить труда, чтобы заново создать жилище! Из-за этого погорельцы сильно запоздали с выплодом молоди и только сейчас, в конце августа, начали выносить рубашки новорожденных.

Наблюдая за их работой, я вижу забавный случай. Из муравейника выскочил муравей с рубашкой от куколки и торопливо пополз с ней на дерево. Поднялся по стволу сосны на целый метр. Зачем ему туда, что он там будет делать со своей ношей?

На дереве живут тли, к ним проложена тропа муравьев-доильщиков. Некоторые из них, возвращаясь с полным брюшком, останавливаются, будто в недоумении ощупывают усиками странного носильщика.

Муравей, наконец, тоже останавливается. Какое-то время он, как бы в раздумье, крутится на одном месте и потом решительно поворачивает обратно, спускается вниз и, как полагается, далеко относит рубашку в сторону. Наверное, раньше этот муравей посещал на дереве тлей, а теперь, когда пришлось заняться другой работой, по старой привычке или, как мы говорим, «по рассеянности», выйдя из муравейника, направился по старому пути.

Три дня возле муравейника

За лето дорога в тугаях совсем заросла, и ветви деревьев цепляются за кузов машины. Недалеко от реки надо разыскать ранее замеченные муравейники рыжего степного муравья Формика пратензис. Здесь он житель тугайного леса, хотя и любит солнце, тепло. Его муравьиные кучи не так высоки, как у его северного родственника рыжего лесного муравья.

Между колючими деревьями лоха мелькнула река Или. Здесь конец дороги. Вот и муравейник. Вблизи него мы устраиваем бивак и я проведу давно задуманные эксперименты.

С дерева на ниточке над самым муравейником подвешиваю золотое колечко. Кучка муравьев мгновенно обседает диковинный и незнакомый предмет. Сверкающий металл отлично виден муравьям. Они привстают на ногах, расставив в стороны усики, долго всматриваются и потом спешат вскарабкаться. Возле колечка нет свободного места. От копошащихся тел колечко крутится, раскачивается и еще больше привлекает к себе внимание. Любопытствующих – масса. Каждый непременно потеребит челюстями ниточку там, где она привязана к колечку, и бросит.

– Перегрызут ниточку, сбросят на муравейник колечко, – беспокоится мой товарищ, – а то еще и утащат!

Но нитка крепка, а челюсти муравьев слишком слабы, колечко, сверкая на солнце, продолжает раскачиваться из стороны в сторону. Скоро я замечаю, что муравьям стало трудно забираться на необычные качели, колечко будто приподнялось, я опускаю его. А через полчаса оно опять высоко. В чем дело! Ведь не может же дерево так быстро расти, или нитка, подсыхая, укорачиваться.

Секрет происходящего быстро раскрывается. Оказывается, муравьев беспокоит этот странный предмет, он задевает за их жилище и они, наводя порядок, убирают из под него строительный материал.

Проходит два часа. На колечке все меньше и меньше муравьев. Вскоре оно уже никому не нужно, заброшено. Почему оно так быстро потеряло привлекательность. Ведь на нем за это время побывало не более трех сотен муравьев, в муравейнике же их около полумиллиона. Впрочем, я начинаю догадываться о причине поведения и переношу колечко поближе к вершине муравьиной кучи, на самое оживленное место. Здесь – настоящий переполох. Муравьи толпами лезут на незнакомый предмет, грызут ниточку, раскачиваются, спрыгивают с качелей, снова на них забираются, Игрушка будто всем нравится, ее не покидают, возле нее полно жителей муравейника. Но к концу второго дня постепенно и здесь исчезает к ней интерес.

Вместе с колечком на муравейник я положил еще маленькое круглое зеркальце. Блестящее в сверкающей латунью оправе оно тоже привлекает внимание. Видят ли свое изображение муравьи в зеркальце? Кажется, не видят! Глаза их направлены вперед и слегка кверху. Но только не вниз. А если зеркальце поставить вертикально? К нему сбегается значительно больше муравьев, многие из них подолгу всматриваются в него. По-видимому, муравьи замечают в нем отображение движения. Зеркальце тоже, как и колечко, приходится переставлять на новое место, так как к нему быстро привыкают.

Солнце клонится за деревья. Загорелась вечерняя зорька. Отразилась в реке, потухла. В потемневшем небе зажглись звезды. Муравьи угомонились, скрылись, лишь бродят наверху немногие сторожа, торчат во входах, высунув, наружу чуткие усики.

Загадка с кольцом и зеркальцем не дает покоя. Неужели каждый муравей привязан к определенному месту своего жилища, знает на нем только свой маленький уголок. А если так, то для чего, почему?

Рано утром я готовлю желтую краску, буду ею метить не в меру подвижных жителей муравейника. А для начала кладу на него лист белой бумаги. На нее сразу же взбирается кучка муравьев, и слегка приподнявшись и раскрыв челюсти, следит за мною. На муравейниках всегда находятся такие, не сводящие своих черных глаз с человека, наблюдатели. Кто они? Постоянные ли сторожа или случайные члены большого дома, на минутку оторвавшиеся от своих дел!

Конец тонкой травинки, смазанной желтой краской, осторожно поднесен в голове муравья, угнездившегося на бумаге. Муравей замечает незнакомый предмет, наверное, к тону же ощущает запах ацетона, на котором замешана краска, настораживается. Придется заимствовать тактику белоногого наездника и подкрадываться сзади. Вскоре я наловчился и у муравья на черной головке появляется яркая желтая шапочка. Он недоволен, крутит усиками, беспокоен, но капелька быстро высыхает, а хозяин шапочки вскоре забывает о своем необычном украшении.

Проходит несколько часов напряженного труда и на сотую черную головку муравья надета последняя желтая шапочка.

Интересно, что будет дальше. Но давно пора разжигать костер и заниматься приготовлением обеда. К тому же вторая половина дня должна быть посвящена экскурсии на песчаные барханы.

Барханы выгорели на солнце, неинтересны. Зеленая полоска тугая и сверкающая ленточка реки тянет к себе. Там муравьи с желтыми пометками. Возвращаясь к биваку и едва завидев фигуру товарища, склонившегося над муравейником, кричу: «Как дела?».

– Дела совсем забавные! – отвечает он вставая со стульчика и расправляя онемевшее тело, – Все муравьи с шапочками крутятся только на той половине муравейника, на которой метили и никуда больше не уползают.

– Не может быть! – возражаю я и радуюсь, что догадки подтверждаются, усаживаюсь на стульчик и не свожу глаз с муравейника.

Вечером с реки тянет прохладой, столбик термометра опускается до десяти градусов, муравьи прячутся в свой теплый дом. Рано утром всего лишь пять градусов тепла и так не хочется выбираться из спального мешка. Муравейник пуст, лишь из входов торчат черные головки и среди них – с яркими желтыми шапочками.

До сего времени никто не знал о том, что есть еще одна последняя и высшая должность – хозяина конуса муравейника, наблюдателя и его защитника. Муравьи этой профессии толкутся на муравейнике, всматриваясь во все окружающее ко всему приглядываясь. Они – опытные сторожа, старики, все умеют, при случае помогут притащить строителю палочку, закроют на ночь двери, подправлять жилище. Умеют оказать помощь и охотнику, да и сами изловят добычу, если она случайно забрела на муравьиный дом. И уж кому, как не им, прогнать недруга, собирающегося тайком пробраться в чужое жилище, задержать от бегства самку или, наоборот не пустить непрошенную гостью – чужую бродячую самку, ищущую убежища. Наверное, они могут делать еще многое другое.

У этих муравьев-наблюдателей есть и свои правила поведения, свой кодекс законов и один из них – держаться ранее избранного местечка на крыше муравейника, чтобы отлично его знать, чтобы избежать беспорядка и неравномерного распределения охраны и надзора. Это они, должные все делать и все знать, крутились возле золотого колечка и зеркальца, пока не привыкли к нему. Из-за них не задерживается на одном месте белоногий наездник, опасаясь привлечь к себе стойкое внимание.

Прошли три дня жизни в тугаях возле реки Или. От палатки к муравейнику я протоптал торную тропинку. Три дня ушло на то, чтобы не осталось следа сомнению и выросло твердое убеждение в том, что у степного рыжего муравья есть служба охраны и наблюдения за поверхностью жилища, и участники этой службы равномерно и строго закреплены за своими местами.

Наступило время собираться домой. На каратуранге зарделись первые пожелтевшие листья. Рано утром засвистели в воздухе крылья пролетных утиных стай. Осень вступала в свои права.

Придерживая одной рукой руль машины, шутя машу другой муравейнику. Сейчас там, наверное, заслышав шум мотора и ощутив сотрясение почвы, привстали на ногах и застыли с вытянутыми усиками муравьи наблюдатели. И среди них те «мои» с пометками на головках. Прощайте желтые шапочки!

Наблюдатели

Чем больше наблюдаешь рыжего лесного муравья, тем чаще становишься свидетелем непонятных историй, Как будто в муравьиной куче этого защитника леса живет одна семья. Но вглядишься внимательно и поражаешься. Появился добытчик с мушкой. Он не заползает в первый попавшийся на его пути вход, а направляется к определенному месту. Его останавливают, пытаются отобрать добычу, утащить в свой ход. Но добытчик упрям, добивается своего, заносит свою ношу именно туда, куда направился сразу.

На одной куче как будто появилось две небольшие вершинки. С одной на другую перетаскивают муравьи палочки, никак не могут поделить между собой строительный материал. Невольно думается, будто большая семья негласно разделена на группы, каждая из которых привержена к одной из самок, своему клану. Неужели муравейник, владеющий многими самками, представляет собою корпорацию из многих семей или групп и между ними существует какое-то, хотя и нечеткое разделение, в нем сказывается жизнь предков семьями с одной самкой. Но тогда, как они узнают принадлежность к разным группам, кланам, какими признаками руководствуются?

Ранние исследователи муравьиной жизни, о чем уже частично говорилось, страдали явным антропоморфизмом, объясняя то или иное проявление жизни муравьев с точки зрения человеческой психики и по аналогии с человеческой жизнью. Это в известной мере идеалистическое в философском смысле течение было неизбежным следствием уровня развития биологической науки. Оно впоследствии перешло в свою противоположность, когда поведение стали объяснять только слепым стандартным инстинктом, рефлексами, реакциями на внешние раздражители. Да, действительно, поведение насекомых во многом управляется только инстинктом, Но жизнь муравьев оказалась значительно сложнее и многообразнее, и не укладывается в рамки установившихся представлений. Но в какой-то мере оба течения и антропоморфическое и материалистическое были просто разными путями познания истины. Еще можно сказать, что мирмекологи старого поколения больше наблюдали за поведением муравьев в естественной обстановке, и хотя многое объясняли неверно, но были свидетелями интересных фактов. Новое поколение мирмекололов (разделение это условное) больше стали заниматься экспериментированием. Но ни то ни другое не может существовать раздельно, только в сочетании обеих подходов можно ожидать разгадку многих неясных сторон жизни муравьев.

Меня снова интересует профессия муравьев-наблюдателей у рыжего лесного и степного муравьев. Вот я тихо и осторожно подхожу к муравейнику и сажусь возле него на корточки. Как будто муравьи не заметили моего приближения, и жизнь на конусе идет своим чередом, все заняты своими делами. Но это впечатление ложное. На муравейнике несколько десятков муравьев приподнялось на ногах, вытянули вперед свои усики и внимательно всматриваются, раскрыв челюсти. Это наблюдатели. Они зачуяли неладное и в этой напряженной позе будут находиться десятки минут, быть может, даже час, пока не истощится мое терпение.

Особенно легко увидеть наблюдателей где-нибудь на широком листике растения, возле муравейника. Здесь всегда толкутся такие муравьи, они непременно повернутся в сторону подошедшего человека, и тот из них, кто почуял недоброе, подогнет кпереди брюшко и займет боевую позу.

Ну, а если резко пошевелиться, топать ногами, размахивать руками, слегка задеть муравейник, тогда наблюдатели подадут незримый сигнал, и тысячи муравьев кинутся лавиной с муравейника к ногам, болезненные укусы посыплются со всех сторон, и ничего не останется, как скорее ретироваться.

О нападении муравьев – наблюдателей на жилище муравья рыжего лесного муравья я как-то сделал сообщение в печати. Мирмекологи по обыкновению восстали против, как явлению необычному и ими незамеченному. Но прошло несколько лет, и они были вынуждены с этим согласиться. Факты – упрямая вещь. Но некоторые бывают упрямее фактов.

Трусишка

Не подозревая опасности, мирно вышагивая по палочкам и травинкам, на муравейник взбирается щупленькая гусеница пяденицы с блестящей коричневой головкой. Куда она, глупая, так степенно шествует, не знает, что попала в обитель рыжего лесного муравья, рьяного истребителя всех насекомых?

Вечереет. Становится чуть прохладно. На муравейнике мало муравьев. Гусеница взбирается все выше и выше. Вот и самое оживленное место со входами. Мимо гусеницы совсем близко несколько раз пробегают муравьи, но, подслеповатые что ли, не замечают ее. Видимо, запах гусеницы не знаком муравьям или вообще она слабо пахнет.

Но вот на гусеницу натыкается большой муравей и притрагивается к ней челюстями. От неожиданности маленькая гусеница резко взмахивает головой. Муравей напуган, бежит от нее и прячется во входе. Смешно среди бесстрашных бойцов и охотников видеть такого трусишку. Сейчас он, наверное, позовет кого-нибудь посмелее. Но из входа никто не спешит к гусенице, и она продолжает мерно вышагивать, сгибаясь скобкой и распрямляясь в струнку. И так происходит с несколькими муравьями. Неужели гусеница особенная, какая-то неприкосновенная? Уж не потому ли так смело она ползет в логово хищников?

Но вот происходит роковая встреча с настоящим охотником. Раскрытые челюсти смело вонзаются в нежное тело. Рывки гусенички не пугают нападающего. Он настоящий охотник, его не проведешь. К смельчаку мчатся со всех сторон другие муравьи. Возле гусеницы образуется свалка. Проходит минута и гусеничка побеждена.

Разные сборщики

По высокой стройной березе протянулась муравьиная дорога рыжих лесных муравьев сборщиков тлевых выделений. Она идет высоко вверх и где-то там разветвляется по колониям тлей.

На белой коре березы хорошо видно, как вверх ползут медленней, наверное, тяжело, вниз – быстрее, хотя и с грузом во вздувшемся брюшке. По часам пытаюсь определить скорость движения муравьев и получаю самые разные результаты. Иные один метр подъема преодолевают за одну, другие за две-три минуты. Почему такая разная скорость движения? По-видимому, среди сборщиков тлевого молока есть умелые и неумелые, молодые и старые, со свежими силами и уставшие. Первые энергичные и торопливые, вторые вялые и неповоротливые. «В семье не без уродов», говорится в русской пословице.

Набор рабочей силы

Лесной пожар начался от дороги. Кто-то бросил на землю горящую спичку или окурок папиросы. Отсюда пламя потянулось в прекрасный сосновый бор недалеко от деревни Кисловка. Пожар вовремя заметили и потушили.

Я попал на место пожара только через неделю. Лес пострадал мало, но несколько больших давно мне известных муравейников сгорели дотла. Одному муравейнику посчастливилось. Огонь его не тронул и обошел вокруг почти со всех сторон. Высокий, окруженный зеленой травой, он стоял рядом с толстой сосной. Трава спасла муравейник, преградила путь пламени.

Жалея погибших и радуясь за уцелевших, присел на походный стульчик возле чудом уцелевшего муравейника. На нем шла обыденная работа. От него протянулась торная тропинка прямо в горелый лес. По ней один за другим муравьи тащили в свое жилище сжавшихся в комочек товарищей. Я слежу за муравьями, пробираюсь по совершенно черной земле среди обгорелых кустов и обугленных пней. Через полсотни метров тропинка приводит к сгоревшему муравейнику: муравьи, уцелевшие от пожара, провели дорогу к своему самому близкому, но погибшему соседу. Отсюда тропинка круто завернула и по прямой линии снова потянулась по обугленному лесу. Вот и край гари, вот и целые муравейники. У одного из них заканчивается длинный путь. Между двумя муравейниками, разделенными горелым лесом, почти триста метров, три-четыре часа муравьиной ходьбы с тяжелой ношей.

Поведение муравьев загадочно. Для чего они таскают к себе соседей? Не связано ли это в какой-то мере с пожаром?

В деревне Кисловка я узнаю, что пожар был днем, при теплой и сухой погоде. Наверное, тогда муравьи-охотники бродили по лесу в поисках добычи и, застигнутые огнем, погибли. Как жить без добытчиков? В многочисленных ходах большого дома множество голодных ртов! Уж не поэтому ли и протянулась такая длинная тропинка к далеким соседям!

Но как муравьи-носильщики, прежде чем нести к себе в жилище нового поселенца соседа, узнавали, какой он профессии? Ведь они не приглядывались к тому, кто чем занимался, а ощупав усиками одного, другого, третьего, брали и переносили кого следует. Я чувствую, что бессилен ответить на этот вопрос, как и на многие другие. Да и кто и как организовал эту переноску?