Текст книги "Матриархия (СИ)"

Автор книги: Павел Давыденко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– Взбесилась? – я изогнул бровь. В висок тычется упрямая боль. Неприятно как. – Или может, обратилась?

– Да ты ж понял, о чем я, – пожал плечами Рифат. Они переглянулись с Юрцом.

– Что-то вы от меня скрываете. Может, это вы как раз решили избавиться от нее? А?

– Нет, ты чего! Ром, ну за кого ты нас держишь?

– Ни за кого я вас не держу. Что эти бравые хлопцы теперь будут с нами делать, а?

– Из разговоров я понял, что у них есть какой-то главный. И что он как раз и будет решать.

– Я думал, главный – это тот хриплый чувак, – сказал я и отлепился от стены.

– Архип? Ну, он главный здесь, в городке. И вроде есть более козырный тип.

– Архип? – поморщился я. – Что за имя... И откуда ты все знаешь, а? Рифатик? Что-то ты чересчур подкован в вопросах местных головорезов.

– Я умею слушать, в отличие от тебя. Вот и все.

Я потрогал бок – болит. Сукины негостеприимные дети! Пересчитали все ребра.

Мысли о том, что сейчас вся банда, во главе с хриплым Архипом производит некие действия с Олей не шла у меня из головы. Они все выдумали, какой там к чертовой матери главный! Просто, решили поразвлечься с молоденькой девушкой.

Ублюдки.

И ничего нельзя сделать.

Я встал и заходил по «камере». В общем-то, оычная комната, с маленьким, как в некоторых туалетах, окошком. Даже если разбить его, то не вылезешь. В комнате прохладно, но сухо. Ведро в углу, чтоб «отправлять естественные надобности», обрывки обоев на стенах – так, лохмотья.

Подошел к стене. Отпечаток, даже рисунок ладони виден.

Кого-то тут держали, до нас.

И сейчас он вряд ли разгуливает на свободе.

Может быть, они его мучали, истязали, и вот теперь у них появилось целых четыре игрушки, одну из которых можно...

Хватит об этом. Перепачканные кровью стены еще ничего не доказывают. Меня вон стукнули легонечко, в общем, а из носа вдруг хлынула кровь.

Кстати, впервые такое. Помню, на катке упал и рожей приложился об лед, так и то хоть бы хны. Наверно, иммунитет ослаб, в последнее время мы чем питались? Правильно.

– Что ты там нашел, Ром? – спросил Юрец. – Да ты не переживай. Они с нами ничего не сделают, им нужны бойцы, я уверен.

«Ты-то уж боец знатный», – хотел сказать я. Но промолчал.

Еще и блокнот мой забрали. Сейчас бы хоть порисовал.

Почему люди так любят отбирать смысл твоей жизни? Почему любят обрывать крылья твоим желаниям, твоей музе?

Я присел напротив Рифата и прислонился к стене.

Даже если нас и отпустят – что будет дальше, и есть ли смысл жить вот так, бегать, скитаться? Это же инстинкт подгоняет, подстегивает иллюзии, в которых мы жили до этого. Да, я еще надеялся, что все вернется на старые места, или что новый мир примет хоть подобия привычных очертаний.

Родных нет. Старые друзья или далеко или мертвы. Последнюю девушку – и то забрали.

Энергия переполняет, охота вырваться из этой клетушки и действовать. Но нужно сидеть и ждать, когда там соизволит прийти некий главный и что он там предложит. Если он такой же, как Архип, то каши мы с ним не сварим.

Ну почему я так люблю думать? Нет бы просто, затупить в одну точку, как Юрец. Или всхрапнуть, как Рифат. Проклятие прямо какое-то.

– Чего ты, Ром?

– Да ничего. Надоело все.

Юрец мог сказать «когда-нибудь это закончится», ну как обычно – успокоить. Но он промолчал, и стало еще грустней. Потому что, когда такой оптимистичный чувак как Юрец перестает трындеть насчет того, что «скоро все устаканится», значит... все фигово.

Кажется, что скоро все будет по-другому.

Только, вряд ли эти изменения будут в лучшую сторону.

***

Черноту неба раздирают молнии. Они идут нескончаемой, плотной вереницей и струи ливня хлещут по спинам, поливают лица. Волосы висят сосульками, под ногами текут потоки, стопы проминают грязь, та чавкает под ногами.

Идти тяжело, мы чуть ли не по колено утопаем в грязи. Не знаю, куда мы идем, но рядом и Рифата и Юрец, и Архип, вижу и другие знакомые лица. Как будто всех знаю. Одноклассники как будто или одногруппники. Пацаны-футболисты – Колян и Миха еще. Шагаем по полю, как солдаты, утопая в грязи. За мной целая толпа – и сбоку, и впереди. Знакомые и незнакомые тоже.

И мы идем в темноту, и на губах химический привкус дождя.

Снова голубой зигзаг молнии. В глазах некоторое время стоят сероватые блики.

Впереди горят костры. Люди в капюшонах, с мечами что ли, в руках. Или это какие-то другие металлические штуки. Я хочу остановиться, хочу побежать назад, но тело не слушается. А потом: все ведь идут. Так чем я лучше?

Оранжевое пламя манит. Хочется окунуться в него. И от близости тепла становится еще холоднее, а ливень не щадит: поливает и поливает.

Вижу первые ряды.

Голые задницы. Белесые ноги, и на них пляшут отсветы костров.

Передо мной ряд парней тоже без штанов, и вообще – без одежды. Смотрю на Рифата: он стучит зубами, весь синюшный.

Смотрю вниз.

И я тоже голый.

Кто-то прикрывает промежность, кто-то идет так, безо всякого стеснения. Я теперь тоже сжимаю промежность, рукой-ковшиком и продолжаю идти.

Вижу, что у тех типов, в капюшонах, есть щипцы. Рукояти обмотаны тряпками. «Капюшоны» ворошат пурпурные угли и V-образные концы раскалены.

Свернула молния.

Крик заглушил гром. Или это был не гром, а общая какофония звуков, в которой тонули надсадные вопли.

Я уже возле этого самого человека в капюшоне, но это...

Один скидывает капюшон и растягивает губы в ухмылке.

– Анечка... Аня?

Меня грубо хватают за руки. Все ближе и ближе раскаленные концы рогатины, и вот уже запах паленой щетины в носу...

Я вздрогнул и проснулся. Кошмары становятся неотъемлемой частью существования, когда я не рисую. А ведь в последнее время мне не до этого. Хотя с другой стороны, после простоев рисунки получаются более жизненные, более качественные, что ли. Как будто подсознание напрямую подключается к грифелю карандаша, минуя подводные камни в виде кривых рук.

Последний рисунок – тот младенец-из-чрева-женщины, – и вовсе получился каким-то... не таким. Как будто вывел его не я, а кто-то темный. Мрачный.

Нет, я и до этого рисовал всякие штуки, но это... А младенец-осьминог и впрямь выплыл из серо-черной бездны подсознания.

– Ты стонал во сне. И разговаривал, – сказал Рифат. Он вертел между пальцами камешек, перекладывал из ладони в ладонь. – Что снилось?

– Какая-то чертовня, – отмахнулся я. Стер со лба холодную испарину. Приподнялся на локтях, морщась. Оперся о стенку. Сейчас уже отголоски кошмара затонули, затаились в уголках сознания. Да и картина померкла, так что я теперь и не помнил толком, что же вызвало такой панический, животный ужас. Со снами всегда так.

Хорошо, что они быстро забываются.

Впрочем, я знаю, что потом все это всплывет в моем блокноте.

– И долго нам еще здесь куковать? – зевнул я.

Рифат пожал плечами и кинул камешек в стену. Юрец подпрыгнул пару раз, пытаясь заглянуть в окошко.

– Может, подсадите? – спросил он и запустил в волосы пятерню.

– Зачем? – ответил Рифат. – Не вижу смысла вырываться.

– Как вообще так? Ты отстреливался вместе с ними, а потом на тебя тоже нацепили «браслеты». Где у них логика? И Оля... у нее болит живот, и вообще... Хочет есть, устала. А они ее... – Я сплюнул от досады.

Взгляд снова наткнулся на обои. Смазанная пятерня.

Ох, не нравится мне этот Архип...

– А мне опять она снилась, – пробормотал Юрец. – Та женщина, Дурунен твоя.

***

– Выходите. – Мы зашевелились. Счет времени я потерял. Удивительно, как быстро это произошло. По моим внутренним часам прошло уже чуть ли не трое суток, а сколько на самом деле – неизвестно.

На поре стоял тот самый тип, с вмятиной-шрамом у виска. Здесь, в закрытой тесной комнатке, я понял, что он по-настоящему огромный. Плечистый, высокий, кулаки вроде наковален.

И второй – этого хрена я тоже видел. Бородатый, носатенький. Армянин, что ли?

– Что вы сделали с Олей?

– А? – переспросил Шрам. – Ну, это самое... Порядок с ней.

– И что, ваш главный появился? – спросил Рифат.

– Нет. Но Архип сказал выпустить вас, – вставил Армян.

– С телкой все нормально, – повторил Шрам и наклонил голову к плечу, так что щелкнул позвонок.

Я потрогал нос. Не стоит проявлять сейчас гордость. Меня и так уже порядочно отлупили, а чтоб выбраться отсюда, в случае чего – нужны силы.

Я пока еще не знал, что нас ждет. А знал бы, то конечно, думал в ином русле.

Нас уже не заковывали в наручники. Просто повели по коридору, а потом – на задний двор. Хорошо, что не стали цеплять браслеты, а то на запястьях после вчерашнего украшения остались розоватые кольца. Ребра еще, так и болят. А еще губа пульсирует – укушенная Олей.

Нас вывели во двор.

– Ну чо, это самое? – сказал Шрам и толкнул Рифата в плечо. Мы остановились и на нас вылупились десять пар глаз. Курят, поплевывают. Пересмеиваются, улыбаются. День сегодня опять солнечный, но по коже мороз. Нам вчера дали вонючих галет и немного сыра, так, заморить червячка, а я и вовсе не смог есть, пропал аппетит. Зато сейчас желудок сводит.

Трава под ногами вытоптана, чуть раскисшая, как на футбольном поле – вроде бы ночью шуршал мелкий дождь.

– И чего? – спросил Рифат.

– Баба-то ваша, того, – хмыкнул Архип. У меня тревожно сжалось сердце и глотка сразу пересохла. Что придумали эти дегенераты?

– Что – «того»?

– А он такой, толковый вроде пацан. Бойкий, – Архип обращался ко всем сразу. Мужики пожимали плечами, похохатывали. Все возраста здесь: и дядьки и подростки. Вон какой-то прыщавый, лицо как пицца – в бордовых оспинах и с гнойниками.

– Так что там... – У меня перехватило дыхание, – что там с главным? И что с Олей?

– Он пока в пути. У него обширная программа. Объезжает все поселения, дает необходимые указания, – Архип прикурил и выпустил облачко дыма. – Вы его чем-то заинтересовали, на свое счастье.

– Отлично, – пробормотал Юрец.

– Почему вы не выпустили Олю? – гнул я свою линию.

– У нее течка, – бросил Архип. Я смотрел открыто, разглядывал людей. С автоматами наперевес, в защитных куртках и штанах-хаки. Все небритые, чумазые. Паренек с лицом-пиццей, нос почему-то как слива – разбит. – Так что лучше держаться подальше. Кажись, спятила.

– В смысле – спятила? – сказал Юрец.

– В прямом. Короче, мы ее трогать не будем, пусть ЭТОТ сам разбирается. Кранты девке, я так думаю. Визжит, пищит. И полночи так, щас вроде немного успокоилась.

У меня сразу руки ходуном. И вообще, я весь как на шарнирах: суставы дрожат, поджилки трясутся. Вспомнил, как она жаловалась на боль в животе. Что там как будто что-то вспухло. Жаловалась Оля и на отеки. Да и в последнее время она была какая-то нервная, на взводе.

Так может... у нее начались первые месячные? И она... на нее подействовало? Нет, нет! Это значит, что... что она должна была получить сигнал, ведь не на ровном месте это происходит?

Может, ей просто плохо, а может... эта хриплая скотина обманывает?

Мир стал медленно качаться из стороны в сторону.

После того как взорвалась высотка, Юрец разглядывал мой блокнот. Сказал, что я нарисовал все так, как и было. То есть предвидел, якобы. Я только рукой махнул. Тогда он стал уверять, что «Дурунен» снилась ему, и выглядит она ровно так, как на рисунке.

Я сказал, что она выглядит так потому, что он уже видел рисунок. Тогда Юрец стал уверять, что в ночь перед Импульсом она ему тоже снилась. И Рифат еще стал поддакивать, что мол, так и есть, что я предсказатель. Тогда фиг знает, что могут обозначать мосты из живых людей и младенец-из-чрева-матери. Они что, тоже где-то существуют?

Но теперь я вдруг отчетливо вспомнил лицо девушки из сна. Второй – она сняла капюшон вслед за моей Аней.

Она действительно походила на «Дурунен».

Все это пронеслось в голове за секунду. Я больше никогда не поцелую Олю. Никогда она больше не будет мне улыбаться, и никогда не возьмет за руку.

И никогда больше не скажет, что ей щёкотно.

Я бросился на Архипа, сквозь красную пелену. Открывались и закрывались рты, медленно, а мои кулаки летели в эти рты, в глупо моргающие глаза, а чужие зубы царапали костяшки.

После мир взорвался яркими огоньками звезд.

Глава 10

– Почему мы должны вам верить?!

– Не ори, – Архип потер синяк, заскрипела щетина под шершавой ладонью. – Мало, что ли, кулаками махал? Толку энергию тратить. Вы справитесь.

– Зато я нихрена не верю тебе! Почему без оружия? – вопрошал я. – И вообще, в чем смысл?! Вам же... ваш главный...

– Забудь, – оборвал Архип. – Главный здесь покуда я. Поэтому вы должны все хорошенечко разузнать, – он недобро улыбнулся. – Тогда и вернетесь. Девку мы не тронем, если тебя это так волнует. Она нужна главному.

– Но они... убьют нас! – воскликнул я. Архип снова поскреб щетину. Несколько бойцов посмеивались в сторонке. Деревья перешептывались чуть вдалеке, а солнце лениво пересекало небосвод. Ослепительное великолепие, и каждый день нынче контрастирует с происходящими событиями, как красота космоса с его безжизненностью.

Лучше дня, чтоб пойти на верную смерть, не найдешь.

Архип вел нас за ворота. «Городок» опоясывает забор с колючей проволокой. Ворота металлические, КПП – два бойца с собаками. А так, по виду – это бывшая городская больница.

– Идете, узнаете все и возвращаетесь. Если вас не будет больше двух суток, мы убьем вашего дружка. На него директив не приходило, а у нас, как вы догадываетесь, не так много жратвы.

– Консервированной фасоли, от которой рвет пукан у вас в достатке, – заметил я.

Уже успокоился и понял, что спорить с мелким царьком, вооруженным «калашниковым» смысла нет.

Да и вообще, есть ли теперь смысл оставаться здесь? Если Оля...

Но меня грела мысль, что с ней все будет нормально. Все нормально, потому что сам я толком ничего не видел. Точнее, видел, но... это же временно. И вообще, никто не знает механизмы. Может, пройдет пара дней, неделя – и все изменится. Оля УЖЕ не такая, как остальные, в первые дни – и надежде этого достаточно.

Только сейчас пришло осознание, того, ЧТО я на самом деле утратил. Аню, маму и близких я вроде как не терял, только предполагал, что их теперь нет.

С Олей история другая. Вот же хренота!..

Ворота скрипели, их открывал тот прыщавый паренек. Рифат с угрюмой сосредоточенностью пнул камешек и тот поскакал по пыли. Кпп-шники лениво оглядывали нас, поблескивая дулами автоматов.

– Нож я вам дал. Этого должно хватить, – ухмыльнулся Архипю

Ворота с лязгом захлопнулись, и я понял, что нас послали на верную смерть.

Разузнать что-то в лагере женщин!

Нас просто разорвут в клочки.

По инерции мы с Рифатом шли молча. Я вспоминал крики Оли. Она плакала, подвывала, билась в дверь, и мои попытки успокоить ее – что-то там начал говорить, просить, – остались без внимания. Форменная истерика.

Неокрепшая психика пластична.

Обнять Олю, прижать к себе, поцеловать. Я жалел, что нам тогда не удалось довести начатое до конца, жалел и одновременно называл себя скотиной и сволочью, что думаю об этом. Была бы Оля сейчас со мной, как обычно...

– Мы свалим. К чертовой матери эту их общину! – воскликнул Рифат. – Два типа прямо так смотрели, смотрели... И этот прыщавый... подошел и говорит: «Не хочешь празвлечься?». Так и сказал. И еще взгляд прячет, как телка какая-нибудь бесстыжая. А потом рукой потянулся НУ ПРЯМО ТУДА! Я двинул ему в рожу, – Рифат сплюнул.

– Да ну? На гомиков они вообще-то, не похожи... Да и черт с ними со всеми!..

Мы шли уже через ту самую рощицу, но по другой тропинке. Как сказал Архип, нам надо держаться чуть правее, и как раз выйдем к озерцу. Обойдем его, вывернем на поляну, а дальше должно быть футбольное поле, заброшенное. Вот как раз за ним и будет поселок «Лермонтово» и по идее, женщины стекаются туда. Архип объяснил, что они некоторое время следили за ними, не вмешиваясь.

У них там тоже что-то вроде общины. Наверное, собирают силы, чтоб нанести удар.

– Нам нет смысла туда идти, – продолжал увещевать Рифат, размахивая руками. – Сам подумай! Это безумие, Рома. Я тебя знаю уже немного, у тебя голова на плечах есть. И вообще, ты мне даже издали казался толковым парнем, еще тогда, до... Короче, Ром – подумай хорошенько.

– Если мы вернемся просто так, ничего толком не узнав... Они нас разорвут.

– Да мы не собираемся возвращаться! – подпрыгивал от возбуждения Рифат. – Как ты не поймешь: мы скинули балласт. Юрец, придурок, блин. Сколько раз он нас закладывал? Сколько раз тупил? А может, ты не помнишь, как он чуть не пристрелил тебя? И как чуть не угробил Олю?

Конечно, я помнил. Но я также помнил, что Юрка выбирал крутейшие маршруты, как будто у него в голове встроен компас. Он знал, где искать еду и воду. Он знал, куда лучше продвигаться. Он строил теории, до которых я бы не додумался. Высказывал свежие идеи и вообще – Юрка мой друг, если начистоту. А Рифат...

– А если ты переживаешь насчет телки – то забудь. Думаешь, почему Оля спятила? Они драли ее во все стволы. И не начинай мне петь про любовь, – скривился Рифат. – Она теперь конченный обмылок и...

Я бросился на Рифата и протащил на себе, как в регби. Стукнул спиной о ствол дерева и с наслаждением услышал, как из его глотки вылетело удивленное «огрх!». Потом я бросил его оземь, ударил пару раз по ребрам, как по мячу. Рифат расшвыривал дерн и листья, отбиваясь, трепыхался как выловленный из реки пескарь.

А я пинал его, тузил вскользь кулаками.

– Хватит... Да успокойся ты...

– Урод... Тварь... – Рифат выглядел таким беспомощными и удивленным, что я хотел колотить его сильнее и сильнее. Наверно, насмерть забил этого засранца, но тут что-то заставило остановиться.

Треснула ветка. Прокричала ворона. Рифат отползал на заду, наткнулся спиной на шершавый ствол тополя и замер, не сводя с меня глаз. А я тяжело дышал, согнувшись пополам.

– Ты сраный псих! – выкрикнул Рифат. Закопошился, чуть не в трусы руку засунул. Нож что ли собрался достать? Но нет. Вытащил что-то из-под одежды и отбросил с отвращением. – Пауки, мать их... Ну ты погнал! Ты чего? – он потрогал губу, поглядел на палец. – Ва-ащ-е-е!

– Меньше болтай. А если хочешь – иди. Я тебя к себе не привязал, можешь валить на все четыре стороны! – я зашагал прочь, на ходу отряхивая штаны. Почему-то вспомнил, в каком виде убежал из дому, тогда. Джинсам моим пришел кирдык, выбросил. А эти удобные штаны-хаки я снял с мертвеца.

И от этого мне стало вдруг холодно – по коже мороз продрал. Бросился бегом. К черту этого Рифата. Если он думает, что сможет выжить один, что ему никто не нужен – пусть попробует, удерживать не буду, но друзей предавать не стану.

Так я и бежал, бежал. Стало тяжело, в голове загудел пульс. Я обхватил ствол березки, съехал вниз. Надо немного передохнуть.

Мысли разбегаются как таракашки, спугнутые светом. Или вот как муравьи под ногами. Быстрые, резкие – не чета медлительным домашним. Крошки тащат, сухие палочки... У них есть своя «мать», Королева, которую нужно кормить... Помню, читал про муравьев, что у них социальный строй – все как у людей, короче. И есть муравьи-рабовладельцы. Они разоряют чужие муравейники, забирают яйца-личинки и выращивают себе рабов.

Меня этот факт поразил. Чего только не придумает природа. Так может и нынешние события – тоже не каприз, а переход на качественно новый уровень?

Поднялся. Костяшки сбил в кровь, оказывается, а боли даже нет. Ну, теперь идти... Вон, мелькает что-то за кустарниками и шелестит, вроде бы камыш.

Продрался сквозь колючки: в самом деле, озерцо. Значит, я бежал в правильном направлении, что удивительно.

Вдоль берега земля сухая, дождей же нет почти. А сегодня еще парит – душно. Камыши, камыши шелестят... Вспомнил, как пару раз с отцом ходил на рыбалку, мне лет восемь было. Сейчас бы я посидел с удочкой, а тогда мне показалось это дело шибко скучным. Так всегда и бывает: что имеем, не ценим, потерявши – плачем.

Тело покрывает панцирь пыли, с кровью и потом. Сейчас я бегу от самого себя, пытаюсь спасти жизнь, а для чего и сам не знаю. Инстинкты, все инстинкты.

Озеро мерцает. Спокойная, ровная гладь. Утки плавают, лягушки шныряют – прямо из-под ног прыгают. Камыш «с-с-с-ш-ш-с», и сразу по-малому охота.

Об Аньке я в последнее время думал все меньше. Странное чувство. Как будто я – уже не я. Да сейчас все вокруг обновленное, так скажем, и вряд ли изменения не затронули Аню.

Озеро я обогнул. Увидел поле, рыжее и засохшее. За последний месяц полива земля точно не видела.

Напороться на банду мародеров еще хуже, чем встретить женщин.

Может, не стоило оставлять Рифата вот так? Убежал как истеричка, а он там сейчас приходит в себя. Может быть уже идет прочь, может, возвращается обратно – в «городок».

Или же крадется за мной по пятам – с ножом. Горячая кровь.

Ни единой мысли – что дальше-то? Погнал напрямик через поле. Вот сейчас и заметят они. Меня же видно в голом поле, как тот стог сена. Прыгнуть бы в него, зарыться. Всегда мечтал в детстве, но в деревне ни разу не бывал, а в городе снопы не встречал. Если заметят – побегу назад. Вот и вся разведка.

Или окружат, а потом как в том кошмаре... Что там было во сне? Костры, капюшоны, щипцы...

Сухие колоски щекочут ноги даже сквозь штаны. Пригорочек, а вот и ворота, с драной сеткой.

Футбольная поляна.

Я замер. Теперь понял, как это – не верить собственным глазам.

Тут же рухнул, чтоб не увидели. Хотя они и не могли увидеть – сделал это чисто инстинктивно.

И затаился. Потом по-пластунски чуть отполз назад.

Нас послали, чтоб мы выяснили, что же делают бабы, что там они готовят. Выяснить численность и оснащенность – Архип так и сказал. Прямо Третья Мировая.

Если я вернусь назад и скажу ему, что именно делают бабы, он наверно сразу прошьет меня очередью.

Так я и лежал, не в силах подняться. Как раскисшая бумажка, ни рук, ни ног. Вялая масса.

Потом все-таки немного пришел в себя и пополз к краю пригорка. Футбольное поле, зеленая трава. Ворота широченные – 7, 32 метра, – знаю точно. Линий разметок нет, в штрафной площадке вытоптан неровный треугольник, а во вратарской – сплошняком желто-коричневая пыль.

Женщины. Сто, двести? Может, вся тысяча. Лежат вповалку и спят.

Я сначала наблюдал за ними сидя на карачках, потом выпрямился во весь рост. Они на самом деле спят? Не притворяются?

Так я глазел, и все сильнее захватывала иррациональность картинки. Сальвадору Дали такое и не снилось: «Прекрасные нимфы лежат вповалку на футбольном поле».

Бабки, девушки. Оборванные, грязные, худые и толстые. Некоторые так исхудали, что кожа висит складками. Одеты чересчур легко. В чем вышли тогда на улицы, в том и бродили: не мылись, понятное дело, и не меняли одежду. Если так пойдет и дальше, они просто-напросто перемерзнут, когда начнутся холода. Жмутся друг к дружке как гадюки, чтоб согреться.

Не хватает разве что храпа.

Надо спуститься вниз. Но нужно проверить... точно ли они спят. Потому что сейчас я и собственным глазам не верю.

Смахнул со лба пот.

На плечо мне опустилась рука. И тут же в груди разросся колючий ледяной комок, а желудок выпустил иглы.

– Они спят? – тихий голос, над самым ухом. Я развернулся.

– Ты еще... откуда?

– Шел за тобой, – Рифат потрогал разбитую губу и сплюнул. – Чудак ты. Уже и повозмущаться нельзя...

– Ты говорил серьезно.

– Давай сейчас не будем, – поморщился Рифат. Под глазом шишка красная, синяк будет. В руке нож, и солнечные лучи пританцовывают на лезвии. – Надо посмотреть, спят они на самом деле... Или нет.

– Хочешь перерезать их во сне? – усмехнулся я. – А вдруг они проснутся, как только мы спустимся вниз? Или это какая-нибудь засада и они... мертвые?

– Они не мертвые. Он, у той грудь поднимается и опускается, – Рифат показал ножом, как указкой и я проследил за кончиком лезвия. – Видишь?

– Угу. – Меня охватило возбуждение, как перед сдачей экзамена, или нет – перед дракой. Муршаки пощекотали пах и скрылись в недрах трусов. Желудок дрожит, неприятно сжимается.

Вниз неохота. Но проверить надо.

Встретились с Рифатом глазами. Надо значит надо.

Медленно спускались, готовые в случае чего драпать назад. Помню, с пацанами залазили в сад к Семенычу, за яблоками. А Семеныч шмалял по нам всегда – солью. Кольке раз в задницу попал, так тот бедняга неделю сидеть не мог и спал на животе. Лежит ли Коля до сих пор в своем погребе?

Вот и сейчас ощуение, будто лезу в чужой двор за яблоками. Сейчас залает собака, бросится. Или Семеныч появится со своим ружьишком и пальнет.

И вот мы уже на углу поля. Трава по щиколотку и все кочки заросли. Уж не знаю, реально ли тут сыграть матч без единого перелома.

Кто бы здесь не гонял мяч, полю больше не видать футбола. Грустно.

Ближайшая к нам женщина – как раз та, с обвисшей кожей. Толстуха. Чем-то напоминает тетю Валю, соседку Юрца. Усики под крючковатым носом, глазки щелочки.

Кустистая промежность. Как-то так у меня зрение устроено, что взгляд сам тянется к пикантным местам. Обилие лобков, груди, в основном обрюзгшие.

А вот вполне себе сексапильная девчонка. Хоть сейчас буди и... кхм.

– Цыпочки... Вот это да! – пробормотал Рифат сзади. – Ты только представь!

Я кивнул. В рощице на деревьях покрикивали вороны, а здесь – звенящая тишина, прерываемая лишь сопением и сонным постаныванием. И клубится над полем что-то невидимое, как тусклые лучи проектора. Волосы на затылке шевелятся, и даже зубы вибрируют, как возле трансформаторной будки.

– Что мы с ними будем делать? – спросил я.

– Как – что? Мстить. Убьем как можно больше тварей. Разрежем на куски.

– Больно ты кровожаден, – пробормотал я, хотя сам думал примерно о том же. Прямо как в террариуме, когда смотришь на ядовитую гюрзу и знаешь, что всего один укус и все. Змея водит из стороны в сторону головой, мелькает язык... и хочется схватить топор и разрубить ее пополам.

– Чего церемониться? Вспомни, что они делали... могли сделать с нами. Они и сейчас разорвут тебя, стоит им только открыть глаза.

– Этого и боюсь. Может, оставить их в покое? – протянул я.

Поле так кажется куда больше, чем обычное футбольное. Тела в два слоя, серо-лиловые, синюшные, переплетенные меж собой. Подплавленные и склеившиеся манекены.

Пахнет специфически, как от разогретых на солнце, вспотевших бомжей.

– Нам нужно топливо... горючее, – протянул Рифат. – Сжечь их к чертовой матери.

Он еще что-то бормотал, а я отключился. Теперь слышал объемный гул, вроде колокольного, аж грудина сжалась, и засосало под ложечкой. И такой звук странный в ушах, вроде постукиваний метронома.

Рифат тем временем присел и, ухмыляясь, пощупал грудь девчонки.

– Мягонькая... Только как же от них прет! – Он провел кончиком лезвия по груди девушки, от ключицы до соска, и тут же заблестела неровная красная ниточка. – Ну да ладно, мы тоже не розами пахнем... Сышь, не просыпается. Может заколоть?

– Оставь. Ты ничего не чувствуешь? – спросил я. – Такого... странного?

– Если ты еще сомневаешься, – Рифат обвел поле свободной рукой, – это все очень странно.

– Да нет, я не об этом... ладно, неважно.

– Надо поискать горючее. Совершим небольшой саботаж.

Спорить бесполезно, а вернуться в «лагерь» мы все равно не можем. А жрать нам что-то надо.

Безусловно, идею подал я, Рифат бы не додумался. Он вообще редко пользуется мозгом, больше под действие заточен: бежать, драться, крушить.

В десяти минутах ходьбы от футбольного поля проходит трасса. Мы побрели по ней, обходя покореженные остовы легковушек, фургончиков и грузовиков, с выбитыми стеклами. Под ногами скрипели прозрачные крошки, то и дело пролетали мимо вороны-падальщики. Как все-таки странно, что близ футбольного поля их нет.

Рифат подошел к погнутому, заляпанному грязью знаку. Изогнул спину и прочитал, шевеля губами:

– Лер-мон-то-во. Нам видно, туда. Там должно быть, по-любому.

– А если там неспящие бабы?

– «Неспящие в Сиэтле», – пробормотал Рифат.

– Что?

– А? Да так – фильм вспомнил. Только не помню про что. Том Хэнкс играет.

– Причем тут Том Хэнкс? Ты вообще, о чем думаешь?

– Нам туда, – Рифат махнул ножом. Мы свернули с трассы на узкую улочку. Домишки, домишки. Дерево, и на нем чернющие куски, лохмотья. Мешок, набитый гнилыми потрохами.

Не на одном дереве, а везде.

Провод сжимает пальцами кисть, узловатая, гнилая. Рядом сидит ворон и изредка поклевывает ее, косясь в нашу сторону. Ветер дует, и кисть покачивается, будто заигрывает с птицей.

Я сразу вспомнил того мужчину, что удавился на собственном галстуке и болтался на ветке. Как давно это было, в то же время – будто сутки назад, не больше.

– Они тут... Тоже здорово веселились, – прохрипел Рифат, прикрывая нос кистью. – Фу-у!

Перед нами вырисовался пустырь и... тоже «Роснефть». Вывеска болтается, электронное табло с ценами завалилось. Вспомнил, как мы тогда заправляли «Шанс»... И ту «спортсменку», как она раскидывалась блинами. И мужика, который мог бы залезть к нам в салон. Может, он сейчас бы стоял с нами и тоже вспоминал, как тогда рванула заправка.

Грузовик сбоку, с оранжевой бочкой и надписью ОГНЕОПАСНО вдоль борта.

– В нем должен быть бензин! – Рифат потрусил к грузовику. – Должен быть! Как проверить? Ты же работал на заправке? Нам хотя бы канистру... – Рифат прыгал вокруг бензовоза как туземец.

– Ты не кричал бы. – Я шагнул к грузовику, оглядываясь. – Вдруг они...

– Они спят все вместе. В городке никого нет, – он заглянул под цистерну, потрогал сухую трубу, к которой присоединяется шланг.

– С чего ты взял?

– Нам нужно добыть бензин. Ты же работал на заправке, так?

– Сначала нам бы еды найти... – попытался увильнуть я, но Рифат и не слушал. Похлопал по цистерне ладонью, прислушался. Постучал ножом.

– Слушай, а если они оставили караул? – нервно усмехнулся я. – Ладно... Бензин по идее хранится под землей, в резервуарах. Оттуда, под насосным давлением, подается наверх – к колонкам. – Сам говорю, а уже приметил люк. Возле магазинчика-закутка. Тоже холодильник, только пустой, естественно, и помятый как консервная банка.

Воняет мазутом, и все тем же запахом перепрелой одежды. Влажная, обволакивающая кислятина.

– Какой там к черту караул, – Рифат сплюнул. – Где там твой насос?

– Они без электричества не работают.

– Посмотрим. Что-нибудь придумаем, – Рифат подпрыгивал от возбуждения. – Спалим их дотла! Ты что, – он встал ко мне чуть ли не вплотную и сузил свои «насекомовские» глаза. Собственное отражение в них казалось мне крохотным и незначительным, – жалеешь их? Тебе их жалко? Этих тварей, которые разорвали бы нас на части, если б сейчас не спали?

– Они не спят, – ответил я. – На транс похоже. Пока мы будем возиться с насосом, пока заведем грузовик – и заведем ли? – они уже будут здесь.

– Транс? – Рифат скорчил рожу. – Да откуда тебе знать?

– Предположил просто. Что бы это ни было, они проснутся. Они не дадут вот так просто сжечь себя.

– Мы хотя бы попытаемся.