355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Павел Давыденко » Матриархия (СИ) » Текст книги (страница 11)
Матриархия (СИ)
  • Текст добавлен: 14 мая 2017, 11:30

Текст книги "Матриархия (СИ)"


Автор книги: Павел Давыденко


Жанры:

   

Постапокалипсис

,
   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава 13

Сплошные лабиринты, полные затхлой темноты и разложения. Ничего толком не видно, в каждую пору кожи просачивался сладковатый тлен, и я сам им истекаю, как потом.

Еще одна комната, чуть подсвечивается голубыми нитками. Свет пробивается из щелей в окнах. Рифат дернул дверцу шкафа, и нас приняло пыльное, застарелое нутро, полное растертой в порошок моли.

Мы залезли в шкаф.

Я почувствовал себя полным придурком.

– Зачем мы сюда... – пробормотал я и ойкнул. Сел, тронул локтем заднюю стенку и дикта задребезжала, почище листа металла. Невозможно не услышать.

– Они во дворе. Семейка эта... Визжат.

– И мы будем прятаться от них здесь? – закашлялся я.

– Тихо ты... А что делать? Там их человек десять! Не считая детей.

– Человек десять? – поперхнулся я. – Ты... Я ведь ему не поверил.

– Я тоже. Если бы не еда... Блин.

Голоса, голоса. Как в детстве, когда играли в прятки. Топот за стеной.

Они нас ищут. Сейчас найдут Ашота и Вагана, и тогда семейка нас точно прикончит.

– Как думаешь, – шмыгнул носом Рифат, – они на самом деле... каннибалы? В доме столько запахов намешано, что я сначала не понял, – шепнул Рифат. – Все, тс-с...

Мы замолкли. Кто-то сопит, нюхает. Втягивает воздух ноздрями, как собака.

И я догадывался, кто это.

Заскулил. Потом опять пришепетывание Мириам. После грохот, стук – прямо за стенкой. В шкаф ударили: «бтум!». Я еле сдержал возглас, седце колотится так громко, что ОНИ просто не могут не слышать.

Проклятый дом!

Сейчас бабку (Глафира, так он сказал?) я вспоминал даже с умилением. Вот бы вновь очутиться в той ванной, а после убраться из поселка ко всем чертям.

– Алануэ? Вазмекитэ, амгн? Ублюдки, макэтн! Инч, Мариам, Гарик, идзем!

Хоть я и не знал армянского, общий смысл фразы я все-таки уловил. Шорк-шорк. Опять заскулил «пес». Мариам лопочет.

Мы теперь отсюда никогда не выберемся, что ли?

Человек десять, и откуда они взялись?

Сплошные вопросы...

И я на минуту обо всем забыл. Что мы нам нужно найти Олю и Юрца, что мир сошел с ума и что ЭТОТ ДОМ – часть общего безумия.

Черт его знает, каннибалы они или нет, но я хотел поскорее вырваться из этого гадюшника.

Сердце и не думает успокаиваться. Пот печет глаза. Голоса отдалились, вроде затихло все. Прямо под окном вдруг хрипло залаял пес, и снова кто-то крикнул на армянском.

Мы так и сидели молча. Ждали чего-то, боясь даже шептаться.

Безвыходное положение.

В таких ситуациях, когда от тебя ничего не зависит... Может, зря мы забились сюда? Хотя я тогда вообще ничего не соображал.

Подо мной целая лужа пота, мокро сидеть.

Если бы мне кто-нибудь пару месяцев назад сказал, что я буду спасаться от банды армяшек, то я бы повертел пальцем у виска. А если бы с нами была Оля?.. Если бы она не успела спрятаться?

А вдруг... нет, таких совпадений не бывает.

Рифат тронул дверь. Петли скрипнули.

– Сидим! – зашипел я.

– Надо ловить момент. Вроде тихо... – Рифат ужом выскользнул из шкафа. Теперь я различил в комнатке зассаный, в коричневых пятнах матрас, прошитый лоскутками ткани. Интересно, на черта они нужны, ладно еще пуговки...

Вылез следом за Рифатом, дрожа, шаркая подошвами по полу. Мусор скрипел оглушительно. В висках кровь бьет набат.

Рифат подхватил железный прут. По нему скользнул луч света, и я понял, что это кочерга.

Дальше, дальше... нутро дрожало в предвкушении очередной схватки. От переизбытка адреналина даже боль отступила, только костяшки кулаков пульсируют.

Вот небольшой коридорчик. Здесь тоже сумрак, но после шкафа глазам непривычно – ярко слишком. Рифат вроде бы шагал на кухню.

Я сначала оторопел, а потом понял: рюкзак хочет забрать. Ж-жидяра!

Тут что-то побежало на Рифата – на четвереньках. Только гораздо быстрее, чем тот инвалид.

Ррык! Прыгнуло.

Он махнул кочергой и заорал. Пес залаял. Я поискал глазами что-нибудь, а Рифат боролся с псом на полу, пытаясь придавить его глотку кочергой к полу.

Чемодан с трепьем...

Поднял, опустил овчарке на горб. Пес заскулил. Рифат барахтался под псом, ревел как раненый бизон, а я снова поднял чемодан и опять опустил на позвоночник, выпирающий из-под вшивой шкуры.

Чемодан раскрылся, из него полезла всякая дрянь: застарелые лохмотья тряпок, сломанные детские игрушки, газеты, пара мужских туфлей. Рифат откинул от себя овчарку и махнул кочергой навстречу маролослой фигуре. Я почему-то вспомнил цыган, которые бродили у нас на районе какое-то время.

Треснула переносица, как будто раздавили сырое яйцо. Пацан-подросток всхлипнул и рухнул ничком на спину. Пес, скуля выползал из-под дряни, задние лапы у него безвольно болтались, как веревки.

Рифат рванул на кухню. Я пошатывался в коридорчике, придерживаясь растопыренной пятерней о стену. Узор на обоях плавает, завитки ползают, перетекают один в другой. Запах гнили из носу не исчез, липкий, ядовитый пот облепил тело.

Плывет все перед глазами. Пес ползет, скребет когтями по полу и за ним – влажный след. Меня тошнит, прислонился к стенке. Только бы не упасть, ведь можно... можно свернуть шею. И потом уже не встать.

Рифат снова трясет, что-то кричит в самое лицо. Капельки брызнули на щеки, и стало тошно от этого. Кажется, слюна отравлена, как и все в этом притоне.

Лицо перед глазами. ЕЕ ЛИЦО. Она смотрит так, что хочется все ей отдать, и как я раньше был таким дураком, что сомневался?

Черная поляна, желтовато-лиловое небо. Ноги затягивает, затягивает... Нужно идти вперед, переступать... подойти и поцеловать женщине руку. А потом – к человеку с капюшоном. Это совсем не больно: одно движение и я навсегда ЕЕ преданный раб.

Рядом и остальные. Я не чувствую в иссушенных телах ни радости, ни жизни – ничего. Мы пустые сосуды, еле ворочающие ногами, сырая почва утягивает, всасывает, но мы идем...

Не хватает кислорода. Грудь сдавливает тяжесть. Нужно дышать... Нужно...

Что-то обожгло щеку. Звук ввинтился в ухо, а потом и в мозг, как коловорот. Скважина, Ашот сказал, что пробурил скважину, и воды хоть отбавляй.

– Приди в себя! – Рифат то тащит меня, то снова трясет как куклу. Колени выгибаются в обратную сторону, как у кузнечика. И я потихоньку, нехотя, действительно прихожу в себя.

Скулеж пса остается позади. Крик женщины взвивается высоко и бьется под потолком, щекочет спину, забирается под одежду. Поясница горит.

Стигматы, стигматы.

Чистые струи воздуха вошли в ноздри. Я с упоением тянул его в себя, насыщал легкие и мозг кислородом, но запах гнилого мяса не исчез, он по-прежнему в носоглотке.

Под ногами шелестят листья, чавкает земля. Позади двигаются фигуры на фоне дома, машут руками.

Взвизгнула пуля и меня что-то увлекло вниз, навстречу батуту грязи. И тут же заскользил подошвами по земле, побежал. У Рифата шевелятся губы и борода вокруг них. От этого смешно. Вспоминаю как он брызгал слюной, и теперь вместо нее на щеках подсыхает жижа.

Позади гортанные вопли. Кривоватые, быстрые проклятия – наверное, это проклятия, а что нам еще могут орать вдогонку?

Собаки лают, и мы бежим, и быстрее я не могу. Кажется что за нами бежит не то что бешеная свора, а все демоны ада. Сердце стучит в ушах, стучит в горле. Если еще хоть чуток ускорюсь – упаду замертво.

Тропинка кривая. Отвлеченно думаю о том, что о неровные корни можно споткнуться, упасть или там вывихнуть голеностоп. А это самое плохое: помню, играли в футбол, и я как-то неудачно пробил по мячу внешней стороной стопы. Сустав болел еще пару недель, и еще с полгода неприятно тянуло, когда неудачно поставишь ногу.

Мы перепрыгнули через поваленное дерево, и сразу картинка всплыла, как мы тогда с Олей столкнули здоровенный клен на толпу женщин. Бежать, бежать...

Вопли людей и лай собак стихли где-то за деревьями, но все равно просачивались сквозь листву и кустарники.

Я обхватил ствол и повис на нем, Рифат упал на колени тут же. Он сплюнул и закашлялся.

– Зря ты... начал... курить...

– Зря, – выдавил Рифат и зашелся в «бухыкании». Кашлял так, что я думал: вот-вот легкие выплюнет. Потом он вытер рукавом лицо:

– Вставай. Надо бежать дальше, они нас догонят.

– К черту, – отозвался я. – Мы и так сколько пробежали, оторвались уже.

– Людоеды... Они наверно, весь поселок сожрали. Ну, думаю, не побрезгуют и мертвым Ашотиком, и тем громилой. Хотя в нем больше сала, чем мяса. И все-таки пошли. Отдохнули – и айда.

Шум где-то вдалеке не стихал.

«Спускайтесь лучше сами»

Он предложил нам самим спуститься в погреб. Так вот откуда эти звуки! Крысы, как же...

Я так и представил погреб, и как там сидят несчастные люди и ждут, ждут. Ходят под себя или в ведро. Грязные люди – мужчины, дети, старики. Женщин нет, само собой.

Но почему они мычат? Спятили? Наверное, поэтому. Точно!

И «песик», которого Мариам таскала за собой на поводке – вовсе никакой не инвалид. Это обычный человек, такой же, как мы. Девочка попросила собачку, и Ашот...

Вот сейчас я был рад, что с нами нет Оли. Да и Юрца нет, это тоже здорово. Он сейчас был бы помехой.

И вот опять – беспокоюсь о себе, а не о своем друге. Но лучше не думать, где он сейчас.

(в таком же подвале в ЭТОМ же подвале)

– У него язык вырезан, – прервал мои размышления Рифат.

– А? У кого?

– У того, на поводке. Я мельком увидел. А когда ты в туалет пошел, я на погреб наткнулся. В щель пальцы как полезут! Потом этот урод заговорил с тобой, и пришлось валить... я не успел бы ничего – сразу на кухню.

– Что? – помотал я головой.

– Они держат людей в погребе, как скот. И нас бы туда посадили.

Я замолчал. Теперь понятно, почему они мычат. Как коровы, мирно дожидаются своего часа. Хотя нет, коровы-то в общем, рождены для того чтоб давать молоко и кормить людей. Ну, я как-то не задумывался об этом раньше, может это и неправильные мысли.

Спускайтесь сами.

– Глаз блеснул, и пальцы... – пробормотал я.

– Да.

– Мы... Мы должны...

– Мы ничего не должны, – покачал Рифат головой. – А если хочешь, можешь вернуться туда один. Если ты сумасшедший, я хочу сказать, – Рифат закашлялся. Шагу он не сбавлял, так что я немного отстал. В боку кололо, и я опять бы с большим удовольствием повалился на землю.

Дом людоедов. В подвале – люди.

– Вдруг там Оля? Или Юрец? – сказал я. – Мы должны вернуться, а себе никогда не прощу.

Рифат молча сопел, на носу у него висела капелька пота.

– Да ведь еды еще много! Все месяц прошел, а они стали каннибалами?! – воскликнул он.

«Проще зарезать собственных соседей, чем искать пропитание за тридевять земель».

Снова замутило, подступила тошнота. Только сейчас я заметил, что зеленая листва деревьев заметно потускнела. Конец сентября дает о себе знать. И свежестью потянуло, ветер охладил разгоряченное тело.

Капля упала на плечо. Еще одна.

– Не так быстро! Да не могут они так долго гнаться...

– Как знать, – бросил Рифат. – Я лучше буду идти еще сутки без роздыху, чем попаду в лапы этим черномазым свиньям.

Заморосил мелкий дождик, и земля под ногами поплыла. За шиворот летели осенние капли, ветер налетал то с одной стороны, то с другой.

Вернуться назад, спасти людей? Или поступить как трус?

Рифат – тот так и шагает.

Конечно, мы не вернемся. Один я не вернусь, а если и найду силы, то ничего не смогу сделать с той бандой. Это отговорки, и я должен попробовать сам, но...

Охватило тоскливое отчаяние. Что вот мы так же бы сидели в этом погребе, и мычали, пытаясь подать знак, ползали бы там между канализационными трубами и никто бы нам не помог.

Дождь усилился. Холодный, мелкий. Злобный. И тут я окончательно понял, что лето ушло, даже умерло, а вместе с ним и часть моей жизни. Где-то сейчас Оля? Об Ане и думать не стоит. А вообще-то, две девушки слились в один образ, во что-то теплое, родное, без чего никак нельзя просуществовать. А что если она там, в погребе?

Охватило тревожное предчувствие. Быть может, это переломный момент. Чего ради мы идем, и куда, если трусим вернуться и спасти людей? Мы убежали сами, ну а что с этими несчастными? Идти вот так и дальше?

– Стой! Рома, ты куда?

– Вернусь. Посмотрю, что там.

– Ты идиот?! – заорал вслед Рифат. – Стой, придурок! Они тебя схватят, идиот!

Не удостоив его ответом, я пошагал дальше, а дождь вроде бы как и не собирался усиливаться. Хотя где-то вдалеке глухо заворчал гром, и от этого по спине побежали мурашки.

К черту! Какой смысл жить вот так, бегать? Неизвестно, что будет завтра, так почему бы не рискнуть? Всю жизнь был эгоистом, так хоть сейчас исправлюсь.

Рифат умолк. Видно, испугался, что его услышат. Ну и фиг с ним. Может, больше и не увидимся.

Глава 14

Снова собачий лай впереди, и поджилки трясутся от этого, а сердце стучит в самой глотке. Дождь заморосил сильнее, и хорошо: собьет с толку собак. И ветер еще, слава Богу.

Ближе и ближе. Земля под ногами проминалась, и совсем скоро обувь потяжелела, от налипшей на подошвы грязи, и энтузиазм начал потихонечку угасать. Собаки лаяли то тут, то там, иказалось, что вокруг медленно смыкается кольцо.

Сильно потемнело, и воздух сгустился. Капли пробивались сквозь плотный заслон веток, превращаясь в пыль, и холодили кожу. От сырости одежда потяжелела, а во рту наоборот, все пересохло.

Метрах в двадцати от меня раздался гортанный вопль, и я тут же вжался в ствол дерева. Показалось, что кто-то из этих горцев меня все-таки заметил, и несколько тревожных мгновений я вслушивался в шелест листьев.

Даже сейчас, в тусклом предгрозовом сумраке кора деревьев вдруг сделалась резко очерченной, чересчур рельефной.

Еще несколько перебежек, и вот уже знакомые места... Шаги, наполненные грязной водой, сломанные ветки. Крики людей напротив, чуть отдалились. Эти уроды побежали за нами, но кого-то в доме все-таки оставили, я так думаю. Кого-то из детей, быть может.

Еще один толстый ствол и еще. Приходилось заодно внимательно смотреть под ноги, чтоб не напороться на капкан какой-нибудь или ловушку.

Все лишние мысли отступили на задний план, когда на меня из зарослей неожиданно выплыл дом. Как заколдованная изба ведьмы, из сказок братьев Гримм. Дом глядел с ехидцей, и казалось, а каннибалы убежали, побросав все на свете. Даже дверь не прикрыли: она покачивалась и скрипела на ветру.

Снаружи-то никого, но внутри обязательно кто-то есть.

И лучше бы мне поторопиться. Если я и впрямь хочу спасти людей из погреба. Твари могут вернуться в любой момент, и тогда убежать у меня уже не получится.

Я присел и зачерпнул грязь, размазал по щекам, по лбу, подбородок тоже испачкал. Так оно будет лучше, хотя маскировка фиговая, конечно.

Несмотря на то, что разум вовсю твердил, чтоб я возвращался назад, тело как на автомате приближалось к дому. Как во сне.

А поясницу пощипывало, как будто отхлестали чем. Мельком так подумал, что из-за того, что бежали с Рифатом сквозь бурелом этот.

К дому я приблизился с боковой стороны, там где было окно. Постоял, прислушиваясь, но ничего кроме стука сердца не слышал. И дышать все трудней и трудней, когда стоишь на одном месте, как будто распухает что-то внутри.

На земле валялась втоптанная в грязь лопата. Я вырвал ее из земли с громким «чавк!», провел ладонью по черенку, разамазывая грязь.

Потом я стал красться вдоль стены.

Хотя меня уже давно должны были обнаружить.

Ни единого звука. А с неба так и моросит. За лесом шандарахнул гром и я вжал голову в плечи.

И вот уже входная дверь. Заглянул в темноту, ничего не различил. В эту же дверь мы аходили с Рифатом, и Ашот тогда стоял и целился в нас. Он вдеь был один здесь... так что, вполне возможно, что остальные здесь постоянно не живут.

А рядом еще один дом, той самой бабки. Может быть, она до сих пор сидит в ванной, зажимая сухую трубку душа.

А после послышался смех и по коже пробежали мурашки.

– Иди сюда, поближе, – пробормотал знакомый голос, в глубине дома. Потом раздался еще один взрыв хохота, и потом послышался звук удара, разбилось что-то, вроде куска шифера.

Заорал надтреснутый голос, задребезжал так противно. А потом хриплый хохот, и снова заржали, хриплые такие, прокуренные голоса.

Я прокрался мимо крыльца, пригнулся под окном. Дождь усилился и его шум служил мне прикрытием.

Я выглянул из-за угла и увидел ту ведьму, в доме которой мы побывали. Она решила искупаться под дождем голиком, и теперь орала и вытанцовывала чуть поодаль, на своем участке, вскидывая руки.

Почему они не сожрали ее? Может, оставили на десерт? Или оставили специально, чтоб было в кого пошвырять камни?

Бабка вытанцовывала, потрясая дряблыми пышками грудей, размазывала по себе потоки грязной жижи, и в нее полетел камень, и ударил в плечо. Я тут же вспомнил, как Рифат кидался половинками кирпичей в женщин, когда мы сидели на крыше.

Тех, кто кидал, я не видел, естественно. А потом еще вспомнил, что с той стороны у домика как раз был навес. Значит, те, кого оставили на вахте, сидят под навесом и швыряют камнями в эту старуху.

Кивнув самому себе, я зашел в дом, и под шепотки и смешки этой отвратной Мариам,  и прикрыл дверь. Подпирать ничем не стал, а задвижек никаких не наблдалось.

Тут же споткнулся обо что-то, и чуть не заорал от ужаса, когда небо расколол очередной перекатистый залп грома.

Труп того парня, которому проломили череп, а вот и пес с перебитым хребтом, до сих пор издыхает.

Эти уроды могут вернуться в любой момент. Дождь может усилиться. Или там, бабка может прекратить концерт. Но пока что я кинулся к погребу. Оттуда тянуло сырой гниль – как это мы сразу не заметили? Впрочем, во всем доме тоже воняло как в пещере дикарей: навозом, мочой и кислятиной, табаком и жирным бульоном, сваренных из человеческих костей.

И копоть на истлевших обоях, горелое сало, и половицы разбухли от сырости, не скрипят под ногами.

В погребе мелькнул чей-то глаз.

Я отодвинул ковер в сторону и оторопел. Хотя понятно, что люди бы и сами выбрались, если бы не мощный засов и висячий замок. А дверца еще и на петлях.

Глаз из щели смотрел будто бы умоляюще.

– Сейчас открою! – прошептал я, чувствя как в виски начинает с силой толкаться кровь. Под ногами вдруг загремела миска, поскользнувшись, я схватился за косяк. Может, там действительно Оля?

Вот был бы поворот.

Ключи могут быть у кого-то из этих молодцев, в лучшем случае, а в худшем у них есть ружьишко, захудаленькое. И нужно как-то побыстрее им завладеть. Но неизвестно, сколько там человек. Двое как минимум, а то и трое.

– Ну, чего ты там? Пошла вон, говорят! – послышался голос безо всякого акцента, да так близко, что я даже оторопел на мгновение. А потом отступил в темноту смежной комнаты, по-прежнему, сжимая лопату в руках.

– И чо они, до ночи их ловить будут? Да уже все, прошляпили, – повторил тот же голос, а потом что-то звякнуло и Мариам вновь пробормотала свое заклинание. – Вот старуха кренделя выделывает!

Второй голос что-то бормотнул не по-русски. Первый сразу оборвал фразу на полуслове.

– Следы?

Потом послышался тычок. У меня по спине побежали мурашки, а лопату я уже стискивал так крепко, будто от силы сжатия зависила моя жизнь.

СЛЕДЫ.

Дождь, а подо мной и сейчас лужа, и я наследил, а они заметили!

Сколько угодно можно себя успокаивать, но теперь я точно попал. Возникла гнетущая тишина, и с каждой секундой все яснее вырисовывалась перспектива, что меня застигнут врасплох остальные.

Впрочем, если у этой парочки есть ружья, то мне уже крышка.

Сейчас я и впрямь уверовал, что в погребе сидит Оля. Ведь не просто так я вернулся, в самом деле.

Я шевельнул ногой и почувстсовал, что носок ботинка наткнулся на ту самую миску. Тишина сгустилась еще сильней, снова раздался гром. Сверкнула молния, высветив щель погреба. Показалось, что оттуда взирает целый сонм лиц, бледных, исхудавших, похожих на оживших мертвецов.

В затихающих перекатах, я быстро присел и поднял миску, а затем швырнул ее в коридор, с таким расчетом, чтоб она отскочила от стены.

Миска тренькнулаи зазвенела, и совсем близко от меня, буквально за тоненькой стенкой, возникло движение.

И мне тут же отчаянно захотелось в туалет, но я лишь покрепче сжал черенок.

Послышались осторожные шаги. Потом что-то громыхнуло сбоку, чавкнуло, и следом раздался приглушенный мат.

Потом в проеме показалось бледное лицо. Я старался не дышать, но все равно, он просто не мог меня не слышать. Видно, спасло лишь то, что он и сам здорово сопел.

– Я тебя вижу, – неожиданно сказал он, и по телу пробежала холодная волна, обдала с ног до головы. А следом появилось спокойствие. Сердце размеренно стучало в груди, по вискам стекали капли пота. – Стой на месте, или прям сейчас тебе мозги вышибу.

Тот самый голос, без акцента.

Собственно, лопату я сжал еще крепче, а потом еще раз раздался оглушительный треск, и показалось, что по крыше зашелестели осколки. Впрочем, стучали «осколки» и в щели заколоченных окон: пошел град.

– Арсен, он здесь! Это черт здесь! Стоять, я тебе говорю! Шевельнешься – отстрелю ногу, понял? Чего молчишь, образина?

Я только сейчас вспомнил, что у меня лицо сплошь вымазано грязью.

Потом раздался очередной треск грома, и стены раздрожали, как будто бы обваливаясь, и загудела крыша.

– Арсен! Еще один будет, хе-хе! Смотри, не рыпайся. Не хочу прикончить тебя раньше времени. Мясо быстро стухнет, его сразу надо разделывать. А нам тухлятинка ни к чему... Выйди на свет! Я должен тебя видеть...

Пришлось сделать шаг из тени, но полностью выйти на свет я все равно не мог, кроме того, встал напротив окна и заслонил те крохи, которые отускло освещали пол и стены. В комнату заглянул второй тип, видимо Арсен. Встал в дверях, и не видно

– ХА! – воскликнул первый. – У меня дрын в руках, придурок! Арсен, надо его вязать, да разделывать, ко...

Он вдруг всхлипнул и кулем повалился на пол.

Арсен шагнул чуть ближе, из тени и сказал:

– Тебя раньше разделают, говноед. Ну, чего ты там, герой? Прижух?

– Рифат? – выдавил я. – Т-ты... ты-то как здесь?

– Быстрее, если не хочешь навсегда остаться в этом гадюшнике.

– А где... где второй? – пока я стучал зубами, и приходил в ебя. Рифат присел и обшарил карманы мертвеца.

– Тоже на обед отправил. К ангелам. Слышь, у них двустволка эта, и патронов нету больше что ли? – он сплюнул в сердцах. – Ни у той крысы, ни у этого говнюка. Ладно, что там с погребом?

– Ты вырубил их обоих, Рифат! – воскликнул я. – Вот это мощь!

– Ром, давай побыстрее. Что там с узниками подземелья? И что у тебя с рожей?

– А, это... маскировка. Там замок, на погребе!

– Нахрена я сюда сунулся?! – воскликнул Рифат. – Черт, вот зачем? Сейчас бы шел себе спокойненько, так нет же...

Он протопал из комнаты прочь, я за ним. Только сейчас понял, что когда громыхнул гром, это на самом деле Рифат выстрелил в того самого Арсена.

Считай, что всю работу за меня сделал.

Вот и сейчас, уже колдует над замком, рубит по нему прикладом. Я оттолкнул его, и попробовал сунуть лезвие лопаты в щель. Протолкнул, сделал подобие рычага – и крак!

Черенок обломился.

– Вот байда, – выругался Рифат. – Нужно еще один патрон...

– А ты ключи смотрел у этих?

– Не нашел. Да кто этим придуркам ключи оставит!

– Помогите, – прошептал голос, и в щели зашевелилилсь тени. – Помогите!

В щель вылезли пальцы, и я вдруг вспомнил о червях, которые иной раз вылезали после дождя. Идешь утром, на учебу, и везде эти червяки, кольчатые, толстые, прямо под ногами валяются, и люди шагают прямо по ним. Вроде бы черви инстинктивно вылезают на поверхность, спасаясь от мнимого крота. Падают тяжелые капли в сухую землю, и червякам кажется, что их преследует крот.

– Помогите, помогите! – зашептали голоса наперебой.

– Найди еще хоть что-то! – прошипел Рифат, размахивая прикладом. – Топор найди!

А с улицы донеслись вопли. Я сразу подумал, что, быть может, в деревню пожаловали женщины – уж не знаю, стало ли нам от этого легче.

Потом вопли перекрыл гул, а Рифат все бил и бил по заму прикладом, наотмашь, и кряхтел, сопел.

Я вылетел в коридор и натолкнулся на кого-то, упал, наткнулся ладонью на что-то липкое, вроде джема.

– Иди сюда, поближе, – пробормотала Мариам, где-то сбоку.

Я меж тем вскочил и выглянул в щель приоткрытой двери.

Сразу увидел их. И старых добрых друзей-каннибалов, и людей в защитной форме, и один был... похож на какую-то тварь, на мутанта, с огромными лупоглазми глазами и хоботом вместо носа.

Не сразу дошло, что он всего-навсего в противогазе. Раздались автоматные трели, а потом один из типов размахнулся и что-то швырнул, кажется. Прямо в меня.

Я успел отпрянуть от двери, но в щель все равно брызнули раскаленные осколки, а высохшее дерево филенки тут же загудело, пуская дым.

Раздалась еще одна автоматная трель, и следом еще пара бутылок врезалась в стены, в окна, и шифер затрещал над головой, показалось, что крыша сейчас обрушится.

Я рванул назад к Рифату, и на ходу услышал, как Мариам прошептала:

– Хочу, чтоб он подошел поближе...

А потом она выскользнула за дверь и побежала навстречу тому типу, в противогазе.

Потом послыашлись новые выстрелы, а у меня перед глазами встала ее фигурка, как она манит меня пальчиком, и глаза у нее затянуты молочно-белой пеленой, а на лице бродит блаженная улыбка.

– Кто там стреляет? – бросил Рифат. – Помоги!

Мы взялись за крышку с двух сторон, приподняли. Тяжелая, но справились, откинули в сторону.

В нос прокрался запах паленого жира, тухлый смрад.

– Откуда дым? – задергал носом Рифат.

– Какие-то черти подожгли дом... – пропыхтел я. – Это они и стреляют!

Крышку мы откинул в сторону. Из черной дыры погреба тут же дохнуло испражнениями и застарелой вонью, аж слезы вышибло из глаз.

Потом из погреба потянулись две руки, и мы с Рифатом выудили тощего дрожащего паренька.

– Там... там... – мычал он. – ТАМ!

Вот сейчас я даже замер, и не дышал. Оля там, где-то в темноте, она точно там. По-другому и быть не может. А если она там, я должен ее спасти, пускай и умру сам.

– Мы знаем, – кивнул Рифат. – Держи его! Он какой-то шебутной.

Опять раздался звон бьющегося стекла, и та комната, в которой я прятался, сразу занялась пламенем. Сухие обои в охотку занялись пламенем, и огонь высветил лицо мертвеца – тусклое, бледное, как брюхо селедки.

Этот тощий паренек вдруг выкрикнул что-то нечленораздельное, оттолкнул меня, и бросился наутек.

Рифат меж тем пытался вытащить еще одну жертву, бородатого мужика, и тот мычал что-то невнятное и кашлял, задыхаясь.

Я поддержал его, помог Рифату, а мужик все рычал и бормотал что-то неразборчивое.

Огонь меж тем бушевал в прихожей, и сквозняк разгонял по жилищу запах горелого мяса. Запах этот даже пербивал вонь, идущую от мужика, и я закашлялся.

– Потащили его в конец хаты! Там окно...

С улицы уже не доносилось ни автоматных очередей, ни хохота, и гроза вроде как прошла мимо – гром тоже затих.

Спотыкаясь о всякий хлам, натыкаясь на дверный косяки и углы всякой рухляди, мы пробежали через дом. Дышать уже было трудно, глаза слезилиь и горло давили спазмы, а мужик теперь уже хрюкал, что ли, а потом вдруг обвис у нас в руках.

– Эй, мужик... – рявкнул Рифат, поддерживая разом расслабившееся тело. Потом Рифат сверкнул на меня глазами, как будто бы укоряя. А мужик этот так и висел у нас на руках тяжелым мешком.

Рифат отпустил край рукава и стал методично высаживать прикладом ружья стекла. Нескольчко точных ударов пришлись в ставень, который тотчас же распахнулся. В комнату влетел сырой ветер, и пламя где-то за нашими спинами с силой загудело.

– Ну что? Поиграли, поспасали? – сказал Рифат.

Мне нечего было добавить. Страха ушел, и пустоты в душе и сознании затапливало разочарование. Анька часто так говорила, мол «что, фрустрируешь?», и никогда раньше мои ожидания не обманывались с такой силой.

Мужик так и лежали на полу, а в вослосах у него блестели осколки. Я присел и приложил пальцы к его заскурузлой от грязи шее, как это делают в фильмах. Ничего.

Может, я щупал пульс неправильно, но мужик этот в любом случае не дышал.

Когда я вылез в окно, Рифат уже успел прокрасться к углу дома. Он приложил палец к губам и показал, мол, бежим прямо к лесу, не сворачивая. Только сначала надо было миновать захламленный дворик, и перелезть через забор, что мы и сделали.

Ни выстрелов, ни новых «коктейлей Молотова» в нашу сторону не полетело, хотя где-то совсем близко мы слышали свист, и жуткие, животные вопли.

Охоту погеройствовать я и впрямь удовлетворил сполна.

***

Ливень принес спокойствие. Вряд ли преследователи будут гоняться за нами по лужам.

Каннибалы. До сих пор в голове не укладывается. И как так вышло-то? Тот бородатый мужик умер прямо у нас на руках. Другой, тощий паренек – убежал. И каннибалы, что с ними-то, дальше? И те люди, которые швыряли зажигательную смесь...

В голове не укладывается.

Но все, что ни происходит, имеет смысл. Может, сейчас его сложно понять до конца, но смысл точно есть.

Впрочем, события затянутся пеленой забвения. Всегда есть что-то, что затмевает предыдущий опыт, тем более в ТАКОМ мире. Взять первый день – он ведь теперь уже где-то далеко-далеко. Как и Колькина мама, как и дядя Костя.

Как тот мужик, повесившийся на галстуке, и как баба с блинами, и как взрыв многоэтажки...

Все это вроде бы близко, и встает ярко перед глазами, но грани образов размыты.

– Надо найти укрытие, – пробормотал Рифат, задирая голову. Сверху, над зеленым занавесом глухо пророкотал гром. – Кажись, гроза идет.

У Рифата в бороде поблескивают мелкие капельки. Левый глаз чуть заплыл, завтра, видно, будет синяк. Странно, что он не бурчит и не укоряет меня. И удивительно... Ведь если бы не он, тогда я бы здесь сейчас не шел.

– Пошли туда, – он махнул в сторону.

– Почему именно туда?

– Тянет. Сам не знаю, почему.

Почва под ногами быстро раскисает. Мы спотыкались, еле-еле волоча ноги. На подошвах пласты грязи, одежда потяжелела от сырости, но мне было жарко, хотя температура резко подала. Сейчас накатила ядреная усталость, и даже глаза трудно было держать открытыми. Вот бы лечь сейчас на диван...

Я не жалел, что вернулись. Внутри сразу что-то изменилось, и после этого я стал чувствовать себя лет на пять старше. Понял, что в жизни не бывает сказок. Вот пришел, спас людей, ага, и тут тебе еще и красавица на шею прыгнула. Оля, в моем случае. Нет, мы просто перебороли собственный страх, а взамен получили что-то большее, чем материальная награда.

– Можно я блокнот к тебе в рюкзак положу? А то промокнет же.

– Блокнот... – пробурчал Рифат, разворачиваясь ко мне спиной. – Он думает о блокноте!

Звякнула молния. Я закинул блокнот в пахнущее хлебом нутро рюкзака. Поворошил пакеты, звякнул кастрюлькой. В животе тут же заурчало, а во рту собралась слюна.

– Ого! Ты и лаваши прихватил и сыр! У тебя точно евреев в роду не было?

– Быстрей давай, – Рифат подвигал плечами. – Капает – не видишь?

Налетел ветер и ливень встал сплошной стеной. Опять мелькнула молния, рокотнул гром, Рифат что-то крикнул на ходу, но я не услышал. Ноги все труднее и труднее переставлять, почва всасывает стопы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю