Текст книги "Матриархия (СИ)"

Автор книги: Павел Давыденко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Так что там... – он мотнул головой. – Коля? Того?

– Нашли дядю Жору и тетю Свету... – кивнул я.

– Пришлось размозжить ей башку, – подсказал Рифат. Я посмотрел на него так, как будто он действительно таракан в мойке, на кухне.

– Понятно, понятно, – запыхтел сигаретой дядя Костя. – Ну теперь решайте, пацаны. Можете со мной остаться, будем сообща выживать. А хотите – дуйте на четыре стороны. Держать вас не стану. Только подумайте хорошенько, поразмыслите над перспективами. Нужно переждать немного, может, устаканится все, наперед гадать дело зряшное. Никогда не знаешь, что с тобой случится в следующий момент.

– Мы подумаем, – сказал я. – Надо собрать мозги в кучу. Я идти куда-то прямо сейчас точно не хочу. Устал.

– Да, надо подумать, – Юрец поскреб подбородок. Странно, что к двадцати трем годам у него почти не растет щетина. На подбородке только, а на щеках какие-то чахлые кустики. – Но сейчас охота передохнуть.

– И поесть, – вставил Рифат. – Я сегодня еще не завтракал.

– О, а я совсем про жратву забыл, – дядя Костя почесал в затылке. – Не до того было, сами понимаете. Ладно, давайте с кем-нибудь спустимся вниз и притащим еды. Да ты ружье-то им оставь. Я прикрою. Хотя, в общем-то, я и сам могу сходить...

– Нет, – Рифат покачал головой. – Я с вами. А вы тогда здесь пока сидите.

– У нас куча дел, но мы вас подождем, – улыбнулся я одними губами.

– Там крови много, в доме, – пошевелил усами дядя Костя.

Рифат отдал мне ружье, а дядя Костя тем временем опускал лестницу, в потолочный проем. Я подошел к краю, оперся о кирпич. Никого внизу, но ружье следует держать наготове. Я стрелять не умею, но думаю, что ничего сложного нет. Знаю, что нужно прижимать приклад к плечу, как можно крепче – вот и все.

– Полезли? – дядя Костя опустил ноги в проем. Рифат стоит над ним и без оружия у него совсем другой вид. Ему, по всей видимости, некомфортно.

– Может, лестницу поднимете? – спросил снизу дядя Костя.

– А если вам надо будет по-быстрому бежать? – я погладил полированный, со сколами приклад «Сайги». – Нет, мы лучше будем поглядывать вниз, а лестница пусть стоит.

– Прямо операция «Буря в пустыне», – усмехнулся Рифат.

Когда они скрылись из виду, у меня тут же пересохло в горле. Сам я есть не хотел, но знал что это из-за стресса. Через какое-то время организм начнет требовать свое.

– Пить охота, – подал голос Юрец. – Надеюсь, они захватят воды.

Я угукнул. Прошелся вдоль стены. По-любому сейчас полезут, хоть одна да появится. По законам жанра. А я не могу в них стрелять, потому что они – живые люди.

«В погребе ты смог офигительно»

Неприятное ощущение в груди. И голова внезапно заболела. И что так, теперь всю жизнь – сидеть и отстреливаться?

Это должно когда-нибудь закончиться.

Пальцы вспотели. Я обтер ладони о штаны, по очереди: левую, правую. Юрец тоже не сидел на месте, бродил вдоль «бортов» нашего «Титаника». Я только сейчас заметил у него нож и как поблескивает сталь на солнце.

Свет, дающий тепло и жизнь. И безжизненный металл, способный убить. Я тут же захотел перенести на лист бумаги пальцы с рукоятью, лезвие. Зарисовать все так, как увидел.

Внизу приглушенный крик. Сердце тут же застучало.

Мы с Юрцом приблизились к проему. В глотке еще сильнее пересохло, я нацелил ружье вниз.

Клокочет что-то. Чавкнуло.

Мы с Юрцом обменялись красноречивыми взглядами. Конечно, в доме было полно стерв, и они напали на дядю Костю и Рифата. Что им винтовка? Оружие ведь еще надо перезарядить, а если шесть, семь баб? Попробуй-ка, успей расстрелять всех.

– Думаешь? – сказал Юрец.

– А?

– Того?.. – он мотнул головой и с кончика носа в проем полетела капелька пота.

– Не знаю, – прошептал я. – ЭЙ, РЕБЯТ! Что у вас там?

Тишина в ответ.

Подождали немного. Шаги. Шорк-стук, шорк-стук. У меня сразу картинка нарисовалась: баба плетется, со сломанной лодыжкой. Кость прорвала кожу, и торчит наружу. Женщина подволакивает ногу, за ней тянется след.

Я смахнул пот предплечьем. Упер щеку в приклад, прицелился. Только шагнет к подножию лестницы – стреляю.

Вот, вот...

Рифат. Прихрамывает, опирается на винтовку. Поглядел вверх. Глаза огромные, сверху – мокрая челка. Оглянулся, что-то пробормотал. Влез на ступеньку.

Он нас не увидел, возможно, свет бил в глаза. Я опустил ствол и спросил:

– Рифат? Что там? – он вздрогнул и тут же попытался навести на меня дуло. А потом во взгляд его вернулась частичка осмысленности. Он моргнул, быстро облизал губы, язык мелькнул как у змеи. Рифат оглянулся еще раз и полез наверх.

Внизу показалась женщина, лет пятидесяти на вид. Волосы с проседью, сквозь дырки в халате видны валики жира. Она шагнула к лестнице и обхватила мясистыми пальцами ножки.

Я не мог в нее выстрелить – боялся зацепить Рифата. Он перебирал руками и ногами быстро, а толстуха поставила на первую ступеньку стопу – квадратный столб.

– Стреляй в нее! – взвизгнул Юрец. Рифат двигался медленно, как под водой и я опять вспомнил «Титаник». Показалось даже что шумит прибывающая вода, внизу. Вот-вот мы уйдем на дно.

Жирдяйка залезла выше. Лестница закачалась, затрещала.

Вот уже пальцы-сардельки вцепились Рифату в штанину. Он запыхтел, задвигал ногой.

– СТРЕЛЯЙ! – вновь проорал Юрец.

Я прицелился. Будь что будет. Нажал на спуск.

Не нажимается.

– Предохранитель! – крикнул Рифат. Я чуть не оторвал ноготь – так резко колупнул железочку, сбоку.

Потом – прицелился. Нужно ловить момент между ударами сердца, но нет, это чушь, не из снайперской винтовки ведь стреляю.

Я пальнул. Дым застлал обзор, а Рифат вскрикнул.

Когда дым чуть рассеялся, из проема выплыло безумное лицо, в крови и грязи.

Я отшатнулся назад, зацепился за что-то пяткой. Ружье выронил, плюхнулся на пятую точку.

Юрец подхватывал кирпичи и швырял вниз. Один, второй, третий.

Мир поплыл. Когда к зрению вернулся фокус, я увидел, как Рифат с Юрцом дергают лестницу вверх. Ее держали снизу, но они все-таки справились, а я продолжал сидеть как болван.

– А дядя Костя? – одними губами спросил я. – А дядя Костя как же? Лестницу...

– Да заткнись ты, – сплюнул Рифат. У него на шее дернулся кадык. Рифат прицелился из «Соболя», пальнул в дыру. Послышался грохот, у меня стрельнуло в ухе.

– С-сука, – протянул Юрец. – Вот тварь! Кажется, я ее видел. На углу Курганной живет, – он махнул рукой. Рифат провел ладонью по лицу, размазывая грязь.

– Вот чушня, – опять плюнул он. – Бред!

– И как нам теперь, без жратвы? – спросил Юрец. – И без воды хотя бы?

Рифат молча скинул мешок с плеч. Развязал шнурки, вытащил булку-плетенку, упаковку плавленых сырков. Кинул Юрцу и тот неловко поймал. Потом выудил бутылку «Кубая» и свернул крышку так, что она упала в пыль.

Рифат напился, дергая кадыком, и протянул бутылку мне. Юрец так и стоял в растерянности, прижимая плетенку к груди. Я сделал пару приличных глотков и подошел к Юрцу. Забрал сырки и передал воду. Вытащил один треугольничек, освободил от фольги – триста лет таких не ел и вот теперь самое время.

– У меня тут еще яблоки и бананы. Ну и сардельки, если кто хочет, – Рифат ворошил рукой внутренности мешка. – Шпроты еще, кукуруза, – он продемонстрировал банки. – Мы из холодильника выгребли.

– Круто. Так что с...

– Она вцепилась ему в горло. Я застрелил ее, но уже поздно. Прокусила артерию. Фонтаном брызнуло – на потолок, на стены. На пол, – взгляд Рифата подернулся дымкой. – На плиту попало. И на меня. – Он издал смешок и уселся, вертя между пальцами крышку. Юрец жадно глотал воду.

– Нам ведь нужно смотреть, как бы новые не подлезли.

– С этой стороны «козлы» еще, – заметил я. – Так что если и ожидать гостей, то оттуда.

Рифат вытащил магазин, потом вновь полез в сумку. Вытащил пару патронов. Солнце теперь заливало всю нашу дислокацию – значит, сейчас уже за полдень. Четвертая пара в универе началась.

– Там была одна, лысоватая. Я ее не смог убить. Бегала на четвереньках, лысая, – Рифат передернулся и щелкнул затвором. – Она так и осталась, внизу, мерзота.

– Черт с ней.

– Нет, серьезно, – Рифат обтер крышку о майку и закрутил бутылку с водой. – Она какая-то... Не такая. Старуха ими как будто руководила, а сама в стороне держалась. И резвая такая... Я хочу ее грохнуть.

– Успокойся. Хватило того, что дяде Косте глотку перегрызли.

– Угу, – Рифат шмыгнул носом. – Что мы теперь будем делать?

– Надо отдохнуть немного.

– А машина? – не успокаивался Рифат. – Как думаете, они ее... не тронули?

– Неизвестно, – я зевнул, так что свело челюсть. Юрец сидел тут же, на заднице и чавкал. Он всегда чавкает, причмокивает даже, притом неважно, что ест.

– Сидеть вот так – бред собачий, – пробурчал Рифат. – Нужно валить отсюда. Твари чувствуют нас и потихоньку окружают. В доме их было пятеро! Хорошо хоть всех завалили. Ну, кроме той старухи. Бр-р, как вспомню ее рожу... Ведьма!

– Немного отдохнем и пойдем. Тем более, нужен план. Куда, для чего...

– Для меня самое главное – узнать, что с дочкой.

Голова заболела еще сильнее, а еще пульсировала губа. Я то и дело тыкал шишку языком – соленая. И язык постоянно тянется к ней. Как бывало в детстве: выпадет зуб и хочется бесконечно обследовать дырку.

Мы раздербанили плетенку, съели сыр и шпроты, проглотили по банану. Самая вкусаня еда, за последнее время. А я и не чувствовал голода, но когда начал есть, то как будто бездонная дыра внутри образовалась. Рифат расхаживал вдоль стенки, попинывая кирпичное крошево и бормоча ругательства.

Только что мы убили кучу женщин, которые вчера еще готовили, нянчили детей, целовались с мужьями и парнями, смеялись, шутили, плакали над мелодрамами, меряли шмотки, занимались любовью, в конце концов. Гора трупов, за пару часов.

Несколько минут назад дядю Костю разорвали на части, и сейчас он там истекает кровью, прямо под нами. Там же где-то и его сын.

А мы сидим и жрем. Так паршиво стало на душе. Пока тебя не коснется что-то страшное, ты и не задумываешься ни о чем.

Видимо, так работает инстинкт самосохранения. Что бы ни происходило вокруг, ты думаешь только о СВОЕМ выживании. Думаешь только о том, что необходимо тебе.

Недалеко мы ушли от зверей, в самом деле.

Глава 5 ОНА

Я вытащил блокнот и стал рисовать. Сначала механически, а потом углубился в процесс, и все что меня окружало, перестало существовать. Грифельные линии, постепенно заполняли бумагу, и растворились в едином полотне. Вся сегодняшняя дрянь выплескивалась на листок.

Вчерашней ссоры с Аней могло и не быть – как обычно, слово за слово... Ее мама и бабушка (а заодно и лучшая подруга мамы) считают, что я Ане не пара. Какой-то непонятный тип, художник... Мужчина должен уметь зарабатывать деньги, а не заниматься ерундой. Уж не знаю, чем таким по их мнению я должен был заниматься в будущем, но все дело в том, что им угодить невозможно. Свои проблемы не отменяю, и рисуночками особо много денег не заработаешь в любом случае, но мне нравится художничать. А что, лучше выучиться на юриста, быть адвокатишкой или там помощником прокурора? Нет, увольте.

В школу с шести лет пошел, а в институте была ускоренная программа. Так что в этом году я бы как раз и получил бы диплом.

Может быть это разновидность шизофрении, но мне хочется рисовать, хочется связать свою жизнь только с творчеством. Точнее, хотелось. Сейчас-то уже чего говорить.

 (окна огонь окна камни разлетаются в разные стороны)

У меня есть несколько приятелей. Один все хочет покорить биржу, брокер фигов. Другой барабанит по клавишам, сочиняет романы. Вот уж кто ерундой страдает! Рисованию всегда можно найти применение, а писать сейчас умеет каждый второй.

Аня до недавнего времени была на моей стороне. Мол, да-да, нужно заниматься тем, к чему лежит душа. Хотя понятное дело, что любой женщине нужен мужик с деньгами, прежде всего. Это логично: лавэха в нашем мире имеет огромное значение. Нет средств – попробуй, поставь ребенка на ноги.

Но теперь это уже не имеет никакого значения.

Так что даже в апокалипсисе (слышал, что так говорить неправильно) можно искать положительные стороны. Если это настоящий конец света.

Я поморщился. Указательный палец затек, карандаш как будто прикипел к суставу.

Сидел я, сложив ноги по-турецки. Кинул карандаш поверх блокнота с рисунком и огляделся по сторонам. Мы все еще здесь, на крыше.

– О, ты рисуешь! – склонился надо мной Рифат. – Можно?

Я кивнул, и он взял блокнот. Нахмурил брови и присвистнул:

– Это еще что? «За миг до взрыва»?

– Что? – я потряс головой, отгоняя видения и ненужные сейчас мысли, окончательно возвращаясь в реальность. – Дай-ка.

– Ты что? Рисовал и сам не помнишь?

– Творческий транс, – подал голос Юрец. – Типа, человек находится в экстазе и ничего не помнит. Так написано большинство шедевров – литературы, музыки, живописи.

На рисунке многоэтажка в момент взрыва. Окна, карнизы, балконы. Буквально через секунду здание разлетится в пыль, но сейчас оно еще стоит. Куча трещин, и как-то удалось создать эффект «HD», что ли. Слишком живой рисунок, я как-то слишком круто для себя распорядился тенями, и запечатлел последние милисекунды жизни высотки.

 – Ну да, – улыбнулся я Рифату. – «За миг до взрыва».

Отдал ему блокнот. Рифат еще полистал немного. Конечно, сунул мне под нос «Дурунен».

– Это еще кто такая?

– Не знаю. Просто, баба.

– На актрису что ли, похожа, – Рифат вскинул на меня взгляд. – Какая-то тухлая. Будто подгнила изнутри.

Он подошел к краю стены с блокнотом, внимательно окинул взглядом окрестности. К нему подошел Юрец, и я тоже встал, отряхивая зад.

– Видите?

– Мелькнуло что-то, – подтвердил Юрец.

– Они теперь и прячутся тоже. Верно сказал этот, дядя Костя – они становятся умнее. Рифат не глядя, сунул блокнот Юрцу и вскинул винтовку.

Щелчок, выстрел.

– В шею попал. Вскользь. Думаю, кровью истечет и сдохнет. Пацаны, я так уже больше не могу, – Рифат закатил свои «насекомьи» глаза и покачал головой. Что-то прошептал не по-русски.

– О, фигасе! Приколи, Ром, мне эта баба снилась. Я вот сейчас рисунок увидел и у меня прямо дежа вю жесточайшее! Это точно она!

– Да ну?

– Точно тебе говорю! – Юрец вертел блокнот и так и эдак. Губы прыгают по всему лицу, руки дрожат. – Как это так, а? Кто это?

– Вообще не в курсе. Просто, собирательный образ, из подсознания. Никого конкретного, насколько я помню, не изображал. Точнее, я вообще плохо помню, как рисовал ее. Как и высотку.

– Творческий транс, – с торжеством добавил Юрец. – Говорю же!

– Но до гениальности явно не дотягивает, – скривился я.

– Нет, башня – круто нарисована, – вставил Рифат. – Там, в окнах, люди еще, да?

– Ага.

– Значит ли, что... – Юрец хотел завернуть очередную умную фразу, но Рифат его оборвал:

– Вы слышите?

Юрец то ли замычал, то ли вскрикнул.

Кровь тут же бросилась в голову, прилила к вискам.

– Ой, а вы... – громыхнул выстрел. Я успел разглядеть девочку, или там девушку. Бледная до синевы, а глаза... Глаза не были безумными, насколько я мог судить.

Девчонка охнула и пропала.

– Что... что, – дым клубился из дула винтовки. У Рифата посерели щеки.

– Что ты сделал?! – подскочил я к нему. – ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?

– А что? – он смотрел так, как будто уже я превращался в обезумевшую самку и пристрелить надо меня.

– Она же... она же была нормальная!

– В смысле? – у Рифата забегали глаза. – Да отпусти ты!..

Внизу послышался крик. Потом что-то лязнуло. Чавк, чавк.

Я отпустил Рифата, бестолково хлопающего ресницами, и подбежал к краю стены.

«Козлы» внизу, и на них девчонка та. Подтягивает к себе ноги, и рот зажала ладошками. К ней медленно подбираются две твари. Одна – бабка в халате, с седым пучком на голове, другая – вполне приличного вида дама. В пиджаке, в брючках-дудочках. В левом ухе болтается золотое кольцо, мочка правого разорвана. Каблуки на туфлях сломаны. Прихрамывает и рычит, показывая ряд верхних зубов – мелких, ровных.

– Эй! Быстро сюда!

Девчонка задрала голову. Лицо – бледное пятно, губы сжаты в шнурок и дрожат. Глаза как два чистейших озерца.

– БЫСТРО! – я наклонился чуть ниже. Бабка споткнулась и упала. «Импозантная дама» ковыляла к «козлам», протягивая руки. На пальцах облупившийся синий лак, а на кистях – засохшие пятна. Девчонка попробовала допрыгнуть до моей ладони и не достала.

«Козлы» накренились.

Девчонка сжала губы еще сильней. Теперь ее лицо превратилось в сплошные глазища.

Я наклонился еще дальше, ноги заболтались в воздухе и вот-вот, сейчас уже полечу вниз.

Наши пальцы встретились, ладошка у девчонки нежная. Я уже потерял равновесие и соскальзываю по стене, а кирпич царапает живот.

Кто-то вцепился мне в ноги. Девчонка повисла, а «дама» взвизгнула и рванула к нам.

В этот момент меня потянуло вверх, вместе с девчонкой.

Ноги нашарили опору, и я сам теперь тянул бедняжку наверх, а когти твари скользнули по ее икре и лодыжке. Девчонка вскрикнула, но так, больше от страха – жалобно. И захныкала.

Потом раздался выстрел.

В следующее мгновение мы лежали на «полу» крыши, в клубах взметнувшейся пыли.

– Вот болван... Вот болван! – бормотал Рифат ероша волосы. – Ты идиот, Рома!

– Почему это, – прокряхтел я. – Почему я идиот? Может, потому что спас ее?

– Спас! – фыркнул Рифат. – Ты чуть не угробил себя, герой хренов!

– Ты кусок говна, а он нормальный парень, – подал голос Юрец. – Вот и вся разница.

– Да? – скривил губы Рифат. – Скажи-ка мне, почему я кусок говна? Может, потому что поймал его за ноги, чтоб он не хренакнулся вниз, а? Может поэтому?

– Не ругайся. Ты же мусульманин, – я встал, потирая поясницу. Еще пару дней в таком темпе и тело превратится в сплошной синяк. Если раньше мне не перегрызет глотку какая-нибудь бабуля, жена алкоголика, наркоманка или там одичавшая бизнес-леди.

– Да иди ты в задницу, – с досадой махнул Рифат. – Мусульманин! Я думал, у тебя есть башка на плечах...

– Кажется, мы про кого-то забыли, – я многозначительно кивнул в сторону незнакомки, которая продолжала глотать слезы. Щеки распухли, губы тоже. Глаза-щелочки. В джинсовых шортиках и в футболке с надписью «ROCK IT’S MY LIFE»

– Как тебя зовут? – сказал я.

– Оля.

– А меня Рома. Этот рассерженный горец – Рифат. А это Юра.

– Что... моя мама!.. Что случилось? Ребята! Вы знаете, что происходит?

– Не знаем, – я покачал головой. – Ты может, голодная?

Она не ответила. Глядит перед собой и бормочет «мама, мама». Я подхватил мешок с провизией, чувствуя взгляд Рифата – как будто иголки вытанцовывают на спине. Да и в желудке тоже.

Протянул Оле банан, и она взяла, безучастно. А потом посмотрела с недоумением, как будто я дал ей пульт от телевизора.

– Кушай, – подбодрил я. – Ам-ам.

Оля улыбнулась, вытерла слезы. Стала чистить банан – лед тронулся.

Откусила, набила щеки.

– Мы тоже не знаем, что происходит... – начал я.

– Но с твоим приходом, Оля, у нас появилась дополнительная информация. – Юрец поднял указательный палец. – Весьма важная, на вес золота инфа.

– Какая же? – буркнул Рифат.

– Что не все представительницы прекрасного пола спятили! – торжествующе воскликнул Юрец. – Вот, абсолютно нормальная девушка.

– Это радует, – Рифат подошел к краю стены, глянул вниз. Прицелился, потом опустил винтовку. Выругался сквозь зубы, а после снова завел непонятную песню на басурманском языке.

– Не могу сказать, что это так уж радует, – Юрец поднял шероховатый обломок кирпича. – Теперь понять бы, ПОЧЕМУ эта девочка не поддалась общему настроению женщин. И откуда это самое настроение взялось.

– То есть, почему Оля не начала рвать окружающих в клочья?

– Почему – «окружающих»? – Юрец размахнулся, издал «й-йэх» и метнул камень. – Бабы не нападают друг на друга – только на мужчин. Это первое. Второе: среди попадавшихся женщин мы не встретили ни одного ребенка, что тоже важно. Кстати, сколько тебе лет?

– Шестнадцать будет через месяц, – пробубнила Оля. Она уже дожевала банан и теперь нервно складывала кожуру, потряхивала ей и снова складывала. Переводит взгляд с меня на Юрца, а сторону Рифата лишь косится исподтишка.

– Ого, – пробормотал Юрец.

С первоначальным определением возраста я тоже ошибся, хотя вблизи и понял, что Оля выглядит взросло. В обман ввели щечки, распухшие от слез. Спелая девица с хорошей попой, груди правда, почти нет.

Каюсь – на это я сразу обратил внимание.

Слышал всякие истории, о том, как девочки беременеют и в двенадцать, и в десять лет. А к четырнадцати годам некоторые становятся вполне себе развитыми барышнями. Не зря же на Руси отцы выдавали дочек замуж примерно в этом возрасте, если был подходящий жених?

В Средние века, и после – в эпоху Возрождения, двадцатилетняя девушка считалась чуть ли не старухой. Хотя тут дело еще и в продолжительности жизни, в ее качестве.

Видя, что Оля снова глядит перед собой, а по щекам спускаются хрустальные дорожки, я подсел к ней.

– Ну-ну... Не плачь. Все будет хорошо.

– Как... не будет! Как ты можешь так говорить! Мама... – Оля расплакалась, а я притянул ее к себе за плечи. Не люблю и не умею успокаивать девушек, да и когда футболка промокает от слез и соплей – это не очень-то приятно. Любой подтвердит.

Но сейчас я поглаживал Олю по волосам, а сам представлял, что рядом со мной – Аня. Она вот так же плакала бы, и всхлипывала...

Сквозь слезы Оля начала рассказывать. Как она проснулась, и увидела, что мама порезала ножом младшего брата, а папа – уехал рано. Он всегда встает в пять утра, делает гимнастику, а потом только завтракает и едет на работу. У них мало денег, живут не в нищете, конечно, но не хватает. Маму только недавно уволили, и она подыскивает себе новое место...

Оля так говорила, рассказывала. А я думал, что теперь эта девчонка может и не дожить до своего шестнадцатого дня рождения. Ведь никто не знает, что будет через месяц.

И отца Оли, наверное, уже нет в живых. На его работе по-любому есть женщины. Я почему-то представил, как он заходит в офис, раньше всех, и встречает на своем этаже уборщицу в синей униформе. Она в перчатках, с тряпкой и ведром и мужчина здоровается с ней. Уборщица сначала смотрит на него остановившимся взглядом, не мигая. Потом в ней что-то щелкает, и она бросается на недоумевающего беднягу и рвет его ногтями и зубами, рвет насмерть, и желтые перчатки становятся красными.

Сложновато с богатым воображением. Ведь чем больше рисуешь, тем больше появляется дополнительных «спецэффектов», и реальность становится слишком яркой.

– У меня предложение, – сказал Рифат. – Кончать базары и валить отсюда.

– К твоей дочке? – прищурился я.

– Причем тут она? Нельзя на одном месте сидеть.

– Благодаря Роме у нас есть надежда, – сказал Юрец. – А ты, если б не был таким косым, застрелил бы Олю и все. Нифига бы мы не узнали. И не свисти, я вижу, что тебя только своя шкура интересует.

Я краем глаза отметил, как сжалась Оля. Она наверно, только-только на линейке была, девятый класс, все дела. Или десятый?

Дай бог, чтоб с ума действительно сошла ЧАСТЬ людей.

Что если это лишь вопрос времени?

И что если через пару часов мы – я, Юрец, Рифат – начнем рвать друг другу глотки, как звери? Может же быть такое, что женщины просто более чувствительны, восприимчивы к... к чему?

– Ты вообще, придержи язык, – пробурчал Рифат, и скрестил руки на груди. – Вы не видите, что их становится все больше и больше? Вон там шляются, вон там стоят. В конце концов, тварей станет так много, что они...

– Сцапают нас? – вставил я и Оля прыснула.

– Сейчас самое время поржать, да, – с досадой тряхнул «Соболем» Рифат. – Мы должны слезть по канату и бежать к машине.

– Если она на месте, – сказал Юрец.

Я подошел к краю стены. Да, дядя Костя недооценивает женщин, как впрочем, и все мужики (каюсь, грешен). Их слишком много и они слишком злые, по-звериному, а патроны имеют обыкновение заканчиваться.

– Еще час-два и нам крышка! – взревел Рифат и стал палить направо и налево.

Попал в ту бабку, которая чуть не схватила Олю. Пуля вырвала из белого, как батон, плеча шмат сала. Толстуха упала на спину, навзничь. Полежала немного, потом медленно встала, буравя нас взглядом.

– Хватит. Не трать зря патроны, – я положил ладонь на цевье. Рифат опустил ствол, посмотрел на меня. Точнее, сквозь меня.

– Надо выработать план, – сказал Юрец. – Мы можем перелезть на соседнюю крышу. Колькин дом окнами на улицу выходит, так? Ну вот. И потом значит, спрыгнем, а тут уже дорога и «Шанс».

– Тут метров семь. Или ты человек-паук?

– Можно отвлечь их чем-нибудь, – предложил я. – Один маячит, остальные бегут.

– И кто будет отвлекать? – спросил Рифат и бросил недвусмысленный взгляд на Олю.

– Кто-нибудь из нас, – сказал я.

Он отвел взгляд первым. Юрец ходил вдоль стены и чесал в голове, бормотал что-то.

– Их все больше и больше! – не успокаивался Рифат. – Такое чувство, что они идут на запах. Блин, они же это... это не зомби! Я смотрел фильм. Там зомби ЖРАЛИ людей. Убивали, чтобы прокормиться, чтобы жить. А эти... Они не хавают трупы! Они только убивают. Смотрите! Вон та самая старуха, лысая.

– Я тоже заметил, – Юрец остановился, потом шагнул к Оле. Выхватил у нее банановую кожуру и зашвырнул в группировку: толстуха, с сочащейся из дыры в плече кровью и бессмысленным взглядом, «импозантная дама», лысоватая старуха – эта сидит на четвереньках. На подбородке висят слюни, ветер шевелит жиденькие седые патлы.

– Можно перекинуть канат, и перелезть по нему...

– Ты насмотрелся дешевых боевичков, Юр? – сказал я.

– Ну, нет, – Юрец поковырял в носу.

– Я бы могла спуститься и попробовать... Но они за мной не побегут, наверное...

– Вот! – Юрец поднял палец. – Я не зря ломал над этим голову. Я все думал, как, КАК у тебя получилось выжить. Так они что, не особо тебя и трогали?

– Ну... Не знаю, я убегала и пряталась. Не знаю, – повторила Оля и шмыгнула носом. Слезы уже подсохли, на щеках разводы.

– Понятно. Я с самого начала думал, что охотятся они исключительно на мужчин.

– Бред! – воскликнул я. – Они гнались за Олей!

– Можешь считать как угодно. Но пока мы не найдем хотя бы одного ПСИХА, мужика, который будет за нами бегать – я буду утверждать так.

– Да сколько вы будете базарить?!

– Мы не можем спуститься во двор, – покачал я головой. – Там узко, между забором и стенкой дома. И калитка еще... Не успеем выбежать. Значит, попробуем перелезть на крышу. Потом – отстреляться и – к машине.

Я говорил это, а внутри у меня росла ледышка. Холод в низу живота, и в груди.

Что-то и впрямь много народу во дворе. И вокруг хаты, на других участках. На улице, наверное, не меньше.

Твари уже поубивали всех своих мужчин и теперь жаждут добраться до нас.

Это даже хуже, чем зомби. Потому что те... двигаются медленно. И потому что те тупые и предсказуемые. А чего ждать от... женщин?

Еды у нас немного. Патронов, в общем-то тоже.

Плюс, мы не знаем, что там с «Шансом». Может, его уже разорвали на куски. Может быть, его угнал такой же, как мы, незадачливый парнишка. Так что если мы даже перелезем на соседнюю крышу, это только полдела.

Рифат тем временем прилаживал к канату проржавевшую скобу.

– Сейчас поиграем в Зорро, – подмигнул он. И тут же посерьезнел: – Вы следите, поглядывайте!

– Может, дашь мне винтовку? – он с неохотой вручил мне «Соболя». Промедление это меня внутренне покоробило. Он себя что, собственником возомнил?

– Просто ты ненадежно стреляешь, – Рифат как будто мысли прочитал. – Предохранитель не забудь. Сейчас стоит, если что.

Он повертел над головой канат и швырнул на крышу Колькиного дома. Метил так, чтоб зацепиться скобой за трубу.

– Может, петлю сделать? – сказал я. – Типа лассо-лассо.

– Их все больше, – заметил Юрец. Я поймал себя на мысли, что чувствую себя по-другому. Ну, как обычно бывает в присутствии малознакомой девушки. Хочешь показаться круче, чем ты есть, выпендриться.

Ребячество, в общем-то. Но происходит это на автопилоте.

– Если сделать петлю, то не хватит длины, – отозвался Рифат. И кинул снова. Крюк загремел по шиферу, покрытому бурыми пятнами и комками выгоревшего мха.

Снова мимо.

– Пальни разок, – буркнул Рифат. – Так, попугай.

Я кивнул. Ладони тут же вспотели. Я пока еще не научился воспринимать женщин как абсолютное зло. Ну вот та импозантная дама. Сегодня она должна была сесть в свою «Мазду-3» или там в «Ауди». А может она катается на бюджетном «пежошке». Эта бизнесвумен должна была доехать до офиса, скинуть пиджак и врубить сплит. Потом она пошла бы в туалет – проверить макияж. После она бы включила компьютер...

– Ты уснул что ли? – спросил Рифат. – Завали вон ту, с сережкой. Лысая свалила уже куда-то... Их в натуре, стало больше. Да стреляй уже!

Я видел глаза. Пустые? Или за пеленой безумия таилось что-то разумное?

«Импозантная дама» подняла руку и потрогала мочку уха. Уставилась на кровь, но без всякого выражения.

А потом стала лизать ладонь, как кошка лапу. И смотрит на меня, смотрит.

Я пальнул и «дама» упала. Накатила тошнота, плечо заныло из-за отдачи.

Выстрел не внес никакой сумятицы в ряды наших противников. Они так же собирались, подтягались к стенам дома и неотрывно следили за нами. Чем-то они мне напомнили пчел: та же сосредоточенность и деловитость, уверенность.

Они точно знают, что должны собрать «нектар» – неизвестно, откуда.

И пчелы эти могли хорошенько ужалить.

– ЕСТЬ! – завопил Юрец. – Зацепился?

Рифат вместо ответа натянул канат. Поискал глазами, за что бы зацепить. Я тут же отложил оружие, Юрка и Оля тоже стали помогать закрепить конец.

– Да ты смотри за этими! – прикрикнул Рифат. – А вы туда! Нет, приподнимите... Боже, Юр, ты вообще что-нибудь тяжелее члена держал в руках, а?

– Не выражайся при даме, – пропыхтел я. Конечно, винтовку отложил, не устоял на месте. Тем более, стрелять смысла нет, а бабы вроде как и не рыпаются. Только следят толпой, как с трибун Колизея, и не по себе от колючих, на первый взгляд бессмысленных взглядов.

– Кто лезет первым? – сказал Юрец. Мы как по команде поглядели на него. Веревку закрепили между лагами, уперли шершавые, сливочного цвета доски в стену, но доверия конструкция не вызывала. Хорошо ли Рифат приладил скобу? Надежно ли она зацепилась?

Я покосился на Олю.

От каждого взгляда на нее в груди ширился тепленький комочек. Я хотел прижать ее к себе, обнять посильнее, только чтоб она больше не боялась.

Эти мысли я тут же погнал прочь. У меня ведь есть девушка.

Вчера была, по крайней мере.

– Не, вы чо? Я первым не полезу.

– Вы пока решайте, – я взялся за канат. – Времени в обрез.

Рифат чертыхаясь, подхватил винтовку.

У меня тряслись поджилки, а в желудке будто кнопки появились, строительные.

Я по одной мышце перенес тяжесть тела на канат. Вроде держит. Дальше, дальше.

И вот уже вишу на шестиметровой высоте. Сорваться – не так опасно.

Опасно попасть в «женские объятия».