Текст книги "Матриархия (СИ)"

Автор книги: Павел Давыденко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Пульс тычется в затылок. Бежать, бежать... Ветки хлещут по лицу, ноги запутывают корни. Один раз я упал плашмя, и, наверное, без помощи Рифата встать бы не смог.

Но он подтянул, схватил меня. Мог бы бросить уже сколько угодно раз, и зная его... Но не бросает.

Непонятный человек, все же.

Крики стихли где-то позади. Хотя вряд ли бы я мог что-нибудь слышать: так сильно колотилась кровь в ушах.

– Отор...вались... – пропыхтел Рифат. – Бежим дальше...

Он тащит меня за собой, а автомат болтался у него на шее. Рифат на ходу закатал рукав, и я увидел крошево листиков и сухие палочки, в кровоточащей ране.

– Дерьмо... Ну ничего. Можешь идти?

– Конечно, – закашлялся я так, что на глазах выступили слезы. – Могу.

Я сплюнул, и мы побрели дальше. Рифат на ходу проверял «калаш».

– Хочешь жить – умей вертеться. Вот и получилось, а! Кайф!

– Только за нами теперь гонятся.

– И что? – он посмотрел на меня, как на несмышленого ребенка. – Гонятся – и пускай! Если делать им нечего. За нами и так охотились – в общем смысле.

– Охотились... Но не так!

– Ладно тебе! – он прочистил горло и харкнул. Потом зажал одну ноздрю, трубно высморкался, и вытер нос тыльной стороной кисти. – Расслабься. Теперь мы можем добыть себе жратвы. Жалко только, что я не успел подобрать обойму. Ну да, патроны найти проще, чем автомат с патронами, так?

– Что это за... чуваки? – мы зашагали по тропинке. Я уже абсолютно не ориентировался в пространстве. Черт знает, где теперь наша уютная нора. Теперь нам надо бежать, бежать, потому что по нашему следу могут и собак пустить.

Вспомнил Ашота и его семейку. Зайти бы сейчас к ним, только патронов побольше прихватить.

– Черт его знает, ответил Рифат, осторожно дотрагиваясь до раны.

– Болит? – спросил я.

– А ты как думаешь? – Рифат пожал плечами и поморщился. Когда играешь в футбол, бывает, так треснут – мама не горюй, ну а боль появляется только на следующий день. Всякое бывает.

И мы снова идем.

Вспоминаю об Ане. Ее образ уже несколько померк и размылся, зато Олин встает передо мной достаточно ярко, и я специально гоню его прочь. Ведь чем больше мы вспоминаем что-то, тем сильнее оно теряет связь с оригиналом.

А что же там Юрец? Где он сейчас?

Рифат что-то бормочет под нос. На этот раз я обращаю его внимание на звуки.

– Сбоку? – повторяет он. Прислушивается. – Наверное, эти, как их... ну сороки или зверьки какие-нибудь.

Но говорит неуверенно. А все потому, что я первый услышал.

– Может, мы не оторвались от этих, а?

– Тогда прибавим.

И мы прибавили. Снова забег трусцой, снова перед глазами подрагивают зеленые мушки. Колет грудь, печет в боку. В теле уже почти не осталось энергии, но надо бежать. Как марафонцы бегут по пятьдесят километров? И больше? Помню, какой-то дедок решил установить рекорд, показывали в новостях. Он бежал, бежал... как же его звали? В общем, эдакий Форрест Гамп.

Он отпраздновал половину пройденного маршрута, и у него на ходу пытались взять интервью, он лишь радостно помахал, и пропыхтел что-то неразборчивое. Это было последнее, что он сказал. Рекордсмена сбила фура, через тридцать километров.

– Передохнем, – сказал Рифат. Мы пошли шагом, но мне все равно казалось, что за нами кто-то следит, прямо точит взглядом спину между лопатками.

А потом на дорожку вышли они.

Глава 17

Я даже оторопел сперва, а Рифат завозился с «калашом». Видно, из-за бега чуть потерял координацию. Мужчина поднял руки, и на мгновение мне показалось, что я гляжу на мир глазами того парня, Хобота: точно так же перед ним выпрыгнул я.

– Не стреляйте, – сказал он. В кустах что-то зашелестело, и Рифат навел на мужичка ствол:

– Стой, где стоишь.

– Не стреляйте, – повторил мужчина. Волосы с проседью. Лицо спокойное, интеллигентного вида. Чем-то похож на актера Александра Галибина, который сыграл Мастера, в сериале по книге Булкакова. Я отметил, что ладони у него крохотные, как у ребенка, или как у человека, который не знал физического труда.

– Кто там шелестит в кустах? – спросил я. – Ты не один? Пусть выходит.

– А то я тебе башку прострелю! – гаркнул Рифат. – Эй! Вылазь тебе говорят! – он пальнул в воздух.

Позже нам не хватит одного патрона. Нам не хватит всего одного патрона.

– Выходи, Риточка. Не бойся. Дяди тебе ничего плохого не сделают, – проговорил незнакомец бархатистым голосом. Говорил так, будто для него это совершенно обычное дело – стоять под дулом автомата в лесу, перед двумя криминальными мордами (а мы так и выглядели).

Из кустов на дорожку выбралась девчушка. Она кинула на нас быстрый взгляд, побежала к мужчине и уткнулась ему личиком в коленки.

– Господа, мы вам зла не причиним.

– Вы кто такие? – спросил Рифат. – Куда следуете?

– Судя по всему, мы, как и вы – простые люди, потерпевшие беду и вынужденные сняться с места постоянного проживания, – он улыбнулся мне: – Можно, я опущу руки? Плечо болит, знаете ли.

– Сышь! Ты нас на себя не равняй! – Рифат и не думал опускать автомат. – Небось из этих, из мародеров? Комедию корчишь? Или шизик какой?

Девочка вздрагивала от каждого слова и еще сильнее вжималась в отцовские брюки. Сама в платьишке и рейтузах, на голове шапочка с двумя косицами. Все в корчинево-черных тонах.

– Опусти, – кивнул я. – И ты тоже.

– Ты спятил?! – Рифат снова попал в меня слюной. – Да почему ты такой доверчивый?!

– Мы и впрямь не причиним вам зла, – незнакомец опустил руки с явным облегчением, и с гримасой потер левое плечо. – А сами вы, наверное, какое-то время провели в лесу? А теперь хотите выйти к трассе? – теперь он улыбался, едва-едва раздвинув уголки рта.

– Какое тебе дело?!

– Да опусти ты пушку! – рявкнул я. – Он с ребенком!

– И что дальше?!

– Ребята, не стоит так громко кричать. ОНИ близко. И неважно, доверяете вы мне или нет, но сейчас лучше углубиться в чащу, о трассе даже не думайте.

– Там... В противогазах, эти? – вырвалось у меня.

– Точно так, – кивнул незнакомец. – Риточка, не бойся. Да ты с меня штаны стянешь, Ритусь!

– Ой, папочка, – прошептала девчушка. – У меня животик болит!

– Ничего милая. Мы найдем покушать что-нибудь, дадим животику. Он и перестанет болеть. А ты не бойся, главное, дяди хорошие, – он поглядел на меня исподлобья и подмигнул.

От этого я почувствовал, что мы с ним в неком сговоре, что ли. И что я ему чем-то обязан. На меня легко влиять, да...

После небольшой заминки, мы услышали отдаленный лай собак. Крики.

Рифат, наконец, сдался.

– Черт с тобой. Если он нас приведет в засаду или еще куда – мне плевать. Надоело уже.

Он пошел первым. Следом мы, втроем. Быстрым шагом сошли с тропы, и снова марш-бросок, по бездорожью. Мужчина говорил на ходу.

– Меня зовут Вениамин. Веня, стало быть. Вы не бойтесь, какие уж тут засады. Я вам расскажу сейчас, что к чему... – он тут же стал дышать с хриплой натугой, закашлялся. А я подумал, что вот, вроде бы болел тоже, а полдня уже бегаю по лесу – и хоть бы чихнул.

Вениамин же задыхался. Кашлял и кашлял, а его маленькая дочка подпрыгивала, цеплялась за его штанину.

– Надо бежать! – я схватил его за руку. Ладонь оказалась неожиданно теплой и сухой, даже уютной. Лицо у него побагровело, и Вениамин никак не мог справиться с приступом.

Собачий лай слышался уже ближе.

– Ходу! – оскалился Рифат. – Гоните, что ли?!

И мы потащили Вениамина прочь. Девчушка прыгала следом, спотыкаясь, тогда я и ее ухватил за ладошку. Губки плотно сжаты, личико посерьезнело, побледнело еще сильнее.

Бежали, бежали.

Лай то сбоку, то кажется, совсем близко. Очередь прошила небо, тоже совсем близко, но Риточка даже не взвизгнула: наверное, уже привыкла к стрельбе. Вениамин меж тем перестал задыхаться и кашлять.

Овражек. Спустились по отвесному склону, поскальзываясь, цепляясь за кустарник и корни. Рифат прыгал как горный козел, с автоматом наперевес, то и дело оборачивался, вертел башкой, поблескивая глазами.

Никого, тишина и каждый вдох обжигает нутро.

Перебежали речушку. На дне оврагов всегда журчат ручейки, а сейчас, после ливней, уровень воды явно повышен: почти по колено холодной, жгущей ледяными иглами водицы.

Едва мы успели добежать до противоположного склона, поросшего таким же чахлым кустарником, как раздалась еще одна «калашная» трель.

Мы залегли в кусты. Разом упали, как синхронистки. Я несколько раз смотрел выступления нашей женской сборной и думал: как же это у них получается? Сколько часов тренировок они проводят, оттачивая движения, заучивая новые?

И теперь мы, как единый механизм (без всяких репетиций) припали к земле.

Еще одна трель, и кажется, мы как на ладони.

Вот пули взметают камешки и брызги воды, линия огня все ближе и ближе. Надо вставать и бежать, двигаться, но тело как в киселе, и сделать хоть какое-то движение нереально.

Вокруг тишина, но у меня сильно звенит в ухе, как будто рядом треснули кувалдой по металлическому листу.

– Полежали и хватит, – Рифат размазывает по щеке грязь. У меня в груди дрожит и набухает что-то вроде огромного пузыря. – Подъем!

Рифат теперь вылитый террорист. Борода намокла, на нее налипла грязь. Я почему-то вспоминаю, как мы стояли на крыше недостроенного дома, с дядей Костей. Он бы и сейчас там «воевал», будь все по-другому. Хотя... вряд ли бы продержался так долго.

Мы встаем, Вениамин отряхивает брюки. Как будто пришел на званый ужин и так, легкими движениями освежает брюки, стирает пылинки. Хотя на самом деле, штанины мокрые и в пятнах жирной грязи. Риточку он притягивает к себе, и садится так, чтоб оказаться с девчушкой лицами на одном уровне. Малышка самая чистая из всех нас, как будто и не валялась в грязи.

Мы отходим в кусты. Напряжение хоть и спало, но все равно, упорно следует за нами по пятам. Кажется, сама роща следит за нами, и выжидает момент, чтоб напасть.

– Оторвались вроде, – говорю я. Голос хриплый, в глотке клокочет мокрота. Я сплюнул и закашлялся, а Вениамин тоже, вовсю выплевывал легкие.

– Оторвались... А толку? – Рифат выковыривает грязь из бороды. – Как же она меня достала! Все бы отдал за станок...

– Побрейся ножом, – сказал я, хватая ртом воздух.

– Да им неудобно! – Рифат тряхнул волосами. – Думаешь, не пробовал? Я и так ее подрезаю. Так бы уже целый сноп с собой таскал, – он фыркнул и вытащил из рюкзака термос.

– На черта ты это делаешь?

– А что? – Рифат поднял на меня взгляд.

– Она же грязная. Наберем где-нибудь... там! – я махнул рукой.

– Пусть будет пока грязная. Да она проточная, – Рифат глотнул из термоска – когда он только его успел добыть? – Нормальная вода. Сладковатая, а так – ничего. Лучше такая, чем вообще никакой. И бутылку наполню...

Я выхаркнул зеленоватый сгусток и почему-то вспомнил, как мы прятались в стоге сена. Я перевел взгляд на Вениамина:

– У тебя астма? – мужчина покашлял и кивнул. – Так что ты знаешь? Откуда вы бежали?

– Не думаю, что стоять тут безопасно, – вмешался Рифат. – Воды у нас теперь завались, так что предлагаю дернуть отсюда.

Мы пошли по тропинке. Снова сырость и холод, штаны мокрые, и обувь хлюпает. Лишь бы не слечь совсем. Боюсь, что корешки и травы Рифата мне больше не помогут.

– Вот почему надо ТАК? – всплескивал Рифат руками. – Почему нужно воевать? Почему... люди сразу в животных превратились – и полугода не прошло. Сразу – конец света, какие-то группировки. Нет, не верю я, что нет нормальных поселений, общин... Должны быть такие, ну хоть тресни!

– Такие есть, – отозвался Вениамин. – Ритусь, как там твой животик? Болит еще? – девочка молча покивала. – Ну, недолго уж осталось. Непослушный какой животик! Я ему наказал не огорчать Риточку, а он знай себе, болит!

Легкая улыбка тронула личико малышки, но мордочка ее осталась в целом настороженной и не по-детски хмурой.

– Есть? – переспросил я. – Интересно знать, где? И почему нам нельзя выходить на трассу?

– Где вы вообще были, в последнюю неделю? – усмехнулся Вениамин и снова закашлялся. – Полагаю, можно сбавить ход. Бежать за нами не будут, воображают небось, что со временем мы сами попадем к ним в лапы. Военные контролируют почти все мало-мальски оживленные магистрали, трассы... Много таких кочевников. А еды все меньше и меньше. Хотя, что стоит производить ее вновь? Что, в общем-то, изменилось?

– Ну, значительную часть населения выкосила другая значительная часть, – ответил я. – Кстати, каковы потери, в принципе? И если военные что-то там контролируют, то отчего не перебьют тварюг?

Веня пожевал нижнюю губу, чуть свел брови (тоже седоватые) к переносице. Странно: на вид ему не больше сорока, а уже седой.

– Прикидывал и так, и эдак. Сложно сказать. Но факт остается фактом: мужчины понесли хорошие потери. Плюс, не забывайте про пенитенциарную систему. Не забывайте про военные части, про кадетские корпуса. Там женщин нет. И все эти люди сейчас окрылены свободой. Именно вырвавшиеся из мест не столь отдаленных уголовники и собирают банды, их, конечно, никто не ловит. Потому что идет коренная смена власти, потому что рвутся, ломаются устои. Сколько людей умерло? Не знаю. Сколько сошло с ума? Много. Это похоже на внезапно вспыхнувшую войну, где каждый друг против друга. Говорите, почему нет уютных таких общин, поселений? Потому что они неконкурентоспособны. Потому что община имеет тенденцию расти.

Нас было сначала пятнадцать человек. Семья, можно сказать. Через неделю пришло еще пятеро, потом еще десять, двадцать «голов». Община разрослась, народ стал конфликтовать. Все в этом мире хорошо, только люди все портят, – он горько усмехнулся. – Да-с, портят.

Зачирикала птица. «Чиу-чиу-титити». Вот же бывают люди: слушаешь, и на душе становится спокойно, как будто все знает человек, все растолкует. А может, собственные синапсы включили обратную тягу, после пережитых стрессов, и от этого накатило спокойствие.

– Жили бы мы так, и не тужили, – Вениамин провел ладонью по волосам. – Был у нас такой, заводила. Все норовил власть взять. Дело молодое, да и возможность влиять на других всегда будоражит, тем более в такое-то время. Община росла, росла... Наш совет уже не мог ее как следует контролировать.

Представьте: еды все меньше и меньше. На поиски никто ходить не хочет, зато кушать все горазды. Беспечность, выпивка, секс... Ничего не осталось от нашего милого семейного камелька. Пару дней назад, я с удивлением обнаружил, что мы, основатели общины, стали изгоями. Теми, над кем насмехаются за спиной. И я понял, что нам нужно уходить. Но это не ускользнуло от нашего малого, возомнившего себя вождем. И нас, конечно, не захотели отпускать. Положение спасли женщины – внезапный налет, и почти все мертвы. От населения общины осталось пять человек, то есть, мы вернулись к тому, с чего начинали. Но оставаться на разоренной земле мы не захотели, потому и вышли на дорогу, захватив скудный запас провизии, и нехитрый скарб... Я вас не утомил?

– Ни грамма, – ответил я. Риточка хихикнула и зажала ладошкой рот. Веня кивнул, и пошевелил губами, собираясь с мыслями. Рифат тоже шел молча, и слушал.

– Так что было дальше? Мы пошли, вдесятером. Решили двинуть на юг, к морю, как и многие. Потому что там тепло, а зима обещала быть холодной. Впрочем, до нее еще следовало дожить. Продвигались мы медленно, находили кое-какую пищу, плюс, на центральной магистрали было опасно: такие же, как мы, «беженцы», заклевали бы нас за милую душу. Целое паломничество растянулось по трассе М-4. На этой же трассе я стоял тут в пробке, когда расширяли дорогу – ехали с моря, семьей. Помнишь, Ритусь?

– Мори, мооори! – запищала малышка.

– Ну, еще бы... как ты тогда плескалась, – Вениамин улыбнулся воспоминаниям, но его лицо тут же омрачилось: – Теперь же, мы двигались в вонючем, говорливом людском потоке, где в любую минуту, от каждого можно было ожидать каверзы.

А после... После начались налеты. Сначала – женские. Они шли прямо на нас, с другой стороны, как будто знали, откуда мы идем. Кто-то пытался драться, но большинство – убегали. Разбитые машины, разруха, голод... Отцы предлагают своих дочерей за краюху хлеба. Я не шучу!

– Мы столкнулись с частью этого, – вставил я. – После начались мародерские облавы. Так что, в становление нового мира вмешалась третья сила.

– Так вы это называете? – хмыкнул Вениамин. – А по мне, так сил две, как обычно. Ну, и если вам угодно, сейчас появилась третья сила. Они оскопляют мужчин. Тех, кто не слышит Зова. Хотя кто знает, может, они прислуживают ей.

– Какого еще зова? – спросил я.

– Рит, выброси каку. И не отбегай далеко. Вот угодишь в капкан! – Вениамин сделал страшное лицо, и девчушка снова хихикнула. Подняла веточку и что-то зашептала, поднеся ее к губам.

– Зов. С большой буквы. То, что мы слышим, даже если вокруг тишина. То, что порождает наши сны. – Мы с Рифатом переглянулись. Уже не впервые мне пришла в голову мысль, что Вениамин немного того.

А что еще ожидать от человека с таким именем?

– Вижу, не поняли. Но ведь вам снится по ночам... Ну, так скажем, кошмары? Их нельзя списать на праздное чувство вины, из-за убийств женщин. А ведь вы убивали, верно? Как и все мы теперь. Тот, кто прожил после Импульса полтора месяца, не мог не убивать, – развел руки Вениамин. – Даже дети это делали.

– Импульс? – переспросил я. – Вы тоже это так называете?

– Хм... Я же говорю, все дело в Зове. Это новая частота Земли. Вы ведь знаете, что наша планета имеет магнитное поле? А о резонансе слышали? Я сначала называл произошедшее именно так – резонанс, а потом услышал, как другие называют случившееся Импульсом. Так и прикипело. Наша планета...

– А кто ты по профессии? – перебил Рифат. – Физик?

– Я? – растерянность на лице Вениамина уступила место веселью: – Нет, что вы. Я писатель. Публицистика, современная проза. Фантастика – так, для развлечения, но издавался. Вениамин Филатов, но вы и не слышали, конечно. Сейчас и загуглить нельзя, хе-хе. О чем это я, вообще?

– Что-то там с резонансом, с магнитным полем, – подсказал я.

– Да-да, – он остановился и замер. – Послушайте... Или мне кажется?

– Идут? – прошептал Рифат. – Кто?

– Сойка, – Веня поднял палец и посмотрел как будто сквозь нас. – Сойка поет.

– Тьфу ты! – выругался Рифат. – Извините, э... Так по делу, по делу-то что?

– Если вкратце: изменилась структура магнитного поля. Соответственно, Земля стала излучать частоты, отличные от естественных, привычных нам. Вам это может показаться байкой, да, в общем-то, это только мое предположение, ни на чем не основанное. Несущая частота поля изменилась, и мозги всех людей вошли с ней в резонанс, что и дало толчок Импульсу. На женщин он подействовала... вы сами имели удовольствие наблюдать, как именно. На мужчин он тоже подействовала – а как иначе! Поэтому мы и видим эти сны. Все люди разные, все работают на разных частотах. Близких к друг другу, но все-таки отличающихся. Кто-то просто видит сны, яркие видения. У кого-то учащаются головные боли, кто-то начинает болеть. Но большая часть... – Вениамин поперхнулся и закашлялся. Я с нетерпением ждал, когда он там уже отхаркается. Снова покраснел, над верхней губой выступила цепочка капелек. Рифат постучал Вене по спине, а Риточка тут же сжала кулачки, с подозрением глядя на него.

– Нормально, нормально... Астматиком я стал в последний месяц. Хотите верьте, хотите – нет.

– Так что там, с действием на других мужчин?

– Они добровольно соглашаются на оскопление. Становятся евнухами, слугами Королевы.

– Слугами Дурунен? – вставил Рифат.

– Это та, в маске? – уточнил я, а Вениамин перевел взгляд с Рифата на меня:

– Точно так, – и утер рот тыльной стороной кисти. – Королева и ее верные подданные, различного ранга. Военные, в том числе, а как без них.

– Но действует не на всех?

– Да. Женщины сошли с ума сразу, а мы медленно заражаемся безумием, если вам так проще. Каждый день она забирает часть людей себе, вот поэтому-то до сих пор и продолжается ВСЕ ЭТО. За сутки мы теряем силшком много людей, и вместе с тем армия Королевы только увеличивается. Рит! Ну, сколько раз тебе повторять? Экая ты несносная!

– Папа! А когда мы найдем еду уже?

– Скоро... Найдем.

– В общем, вас повязали, типа? Настигли? – спросил Рифат. – Так вы и оказались в лесу?

– Да. Сегодня ночью. Поспать нам удалось недолго, а не ели мы с позавчерашнего дня и...

– Мы тоже пустые, – перебил его я, почувствовав в тоне просящие нотки. Вениамин осекся и кивнул: – Так я и думал. Вы бы, наверно, сами предложили, если б было. Будем искать, что поделать. Орехи тут должны быть, ягоды. Грибы, опять же. Найдем кой-чего. Только обсушиться бы... Рит, у тебя ножки совсем мокрые?

– Я не простыну, пап! Я здоровая. И я буду искать грибы!

– Понятное дело, – пряча улыбку ответил Вениамин. – Здоровее некуда! Красотка, – пробормотал он. – Ищи грибы, только поганки не трогай.

– Это такие, как червяки?

– Такие как червяки, да.

– Смешная она, – сказал я. – А ведь нам и впрямь не помешало бы найти хоть что-то съестное. Может, выйдем на какую-нибудь деревеньку...

– Может, – кивнул Вениамин, – только маловерятно. Сами подумайте, откуда там остаться еде? А в больших городах слишком опасно, наверное поэтому, многие пошли куда глаза глядят.

– Как в американском фильме ужасов, – кивнул Рифат. – Там у них и так все вечно куда-то едут. А когда что-то случается, ну там нашествие зомби, пришельцев или еще что – они уж в дороге. Страна на колесах.

– Очень интересная теория, – я наклонился и пощупал носок: мокро и холодно. Костер бы нам разжечь и просушиться. Перевел взгляд на скачущую по «обочине» тропинки Риточку, вот нагнулась, сорвала что-то. У нее, конечно, ножки тоже мокры – фигово.

Меж тем распогодилось. Тучки-облачка разошлись и солнце выкатилось на такой синий, с легкой дымкой небосклон. Почти летнее небо.

Воздух приятный, с кисловатым ароматом рябины. Плюс, свежесть озона, как после грозы. Лучи тут же стали ласкать лица, просушивать одежду, на душе полегчало.

Но усталость никуда не девалась. Деревья меж тем встречались все более низкие, с тонкими стволами и реденькими кронами. Я вспомнил поле, и как женщины горели, молча. Я ждал, что они проснутся и набросятся на нас, что будут визжать, а они сгорели во сне, без единого звука.

А потом – удар по ушам, рвота, чуть ли не до крови.

И оказывается, всему виной новая несущая частота. Верить в это или нет? Должно быть, я что-то пробормотал, а может, Вениамин умеет читать мысли. Потому что он спросил:

– А вы задумывались, почему на земле все происходило ТАК, а не иначе? Почему люди рождались и умирали, почему создавали семьи? Что управляло, так скажем, древними инстинктами? Природа?

– Может и природа. Я в таких делах не силен. Курс биологии, помню, еле одолел в школе.

– Хорошо. Поясняю. То, что мы зовем Зовом Природы – регулируется не только внешними механизмами, но и внутренними. Это двухстороннее взаимодействие. Человек как лампочка: горит изнутри, накаляя себя, и сам излучает свет, вкупе с другими такими же лампами.

– Слишком много примеров, – пробурчал Рифат. – Так вы писатель? Может, чересчур увлеклись своими книжонками? Фантастикой?

– Ну, книжонками... – слышно было по голосу, как оскорбился Вениамин. – Книжонки тоже, знаете, не из воздуха берутся. В каждом из нас дремлет черный омут, варево архетипов – древних представлений, опыта, накопленного предками. А наша цивилизованная, рациональная оболочка тонка, как скорлупа, по сравнению с этой необузданной, хаотичной массой. Информационное поле нашей планеты тоже хранит древние архетипы, причем не только хранит, но и управляет нами с их помощью.

– Здорово, – сказал я. – Но все равно – попробуй осмысли. И сейчас, типа, изменилась несущая частота, да?

– Ритуль... иди уж сюда. Вся в грязи перепачкалась! Да, вроде того, – Вениамин кивнул, явно потеряв суть беседы. Тут же осмысленность вернулась в его серые, тоже будто бы пепельные глаза. – Ладно. Нам сейчас главное найти еды. А вот как раз, домишко. Значит, чуть впереди будет деревенька, или даже поселок. У нас есть автомат, так что ситуация несколько облегчается. И усложняется одновременно. Рита! Сказал же.

– А чиво я? – часто заморгала девчушка. – Пап, а ты хочешь кууушать?

– Немного.

– А я сильно-сильно хочу!

– Автомат есть у нас, – подчеркнул Рифат. А я пихнул его локтем. Он окинул меня неодобрительным взглядом, а у меня в желудке снова заворочался еж, в преддверии «веселухи».

Я вспомнил Ашота, его семейку, и подвал с людьми. Я дал себе слово, что если у меня будет второй шанс, я использую его.

Кто знает, что нас ждет в этой деревушке.

По коже мурашки. А день такой легкий, теплый – уже чуть ли не летний, только душно.

Один дом, другой. Саманные хатки, с облупившейся побелкой. Чуть дальше – с камышовой крышей. Я такие видел в детстве, под Таганрогом.

И тишина. Давит на уши, давит.

Грунтовая дорога, камешки. Заборчики с двух сторон. Нет такого ощущения, что кто-то за нами наблюдает, но в груди все равно шершавая ледышка. Холодит изнутри, царапает. Рифат держит «калаш» наготове, поворачивается из стороны в сторону. Теперь уже никаких разговоров.

Может, мы встретим здесь бабку-в-ванне. Может, местного «Ашота», не обязательно кавказской национальности.

И хоть бы один пес залаял.

Свернули направо. Здесь аллейка усеяна опавшими листьями. Это орехи растеряли почти всю свою крону. Вороны каркают на голых ветвях и сбрасывают вниз орехи, чтоб расколоть.

Скри-ип. Лязг. Калитка покачивается на ветру. Я вспоминаю опять документальный фильм про Чернобыль. Наверное, так выглядят городки после эвакуации.

В окнах домов почти не осталось целых стекол, а вот, на стене, прямо на деревяшках фасада, кривые буквы:

ПОШЛИ ВСЕ НА ХРЕН

Как оберег.

– А что там написано? – потыкала Рита пальчиком. – Пэ-о-ша-эл-и... Папа! Что написано там? П-о-о-ш...

– Рит... Погоди.

Скри-и-ип. Лязг.

Я почему-то сразу решил, что мы зайдем туда.

Двор захламлен осколками шифера и кирпича, огород будто перепахал ковшом трактор. Крыльцо выкорчевано с корнем. Трудно заставить себя идти, когда не знаешь, что тебя ожидает.

Скрипят ступени. И входная дверь, щербатая, из истлевших от времени досок – тоже скрипит. Рифат дернул ручку на себя, снизу доски крыльца заскребли камни, сдвигаемые дверью.

Пахнуло сырой гнилью, камышиной.

– Крыша течет, – сказал Вениамин. – Сыро в доме-то. Что, обследуем? Вы чего такие бледные?

– Так, ничего, – ответил я.

В доме не оказалось никаких ловушек (подвала с людьми), сумасшедших хозяев. Но и продуктов тоже. На кухонных полках пыль и круги от банок, которые некогда там стояли.

Видимо, тревога меня никогда не покинет. Так и будет сидеть в груди, и подтачивать, подтачивать, как личинка древотеса.

Пару месяцев назад я мечтал о карьере художника. Радовался, если наклевывался вариант с иллюстрациями, любил свою девушку, просиживал штаны на парах, вместо лекций зарисовывая карикатуры на преподов. У меня были чаяния и надежды, как и у всех людей, желания были. А теперь моя мечта – поджарить хороший кусочек свинины, и съесть его прямо так, разрывая мясо пальцами и зубами.

– Хоть шаром покати, – пробурчал Рифат. – О-па! Перец. Еще бы картошки найти...

– Можно поглядеть в погребе.

– Нет! – воскликнули мы с Рифатом в один голос. И меня тут же стал разбирать смех. Риточка тоже захихикала, ковыряя в носу, а Вениамин переводил взгляд то на меня, то на Рифата.

– В чем, собственно, дело?

– Мы напоролись как-то на людоедов. Они держали в подвале... Ну ты понял. Отсюда такая нервозность.

– На людоедов? – переспросил Вениамин. – Шутите?

– Нет! – ответил Рифат. – Ладно, здесь больше ничего. А, вот еще хрень, сахар что ли... – он лизнул палец и сплюнул: – Фу! Лимонная кислота. О! – он подхватил коробок и потряс. Открыл, и тут же довольная улыбка пробежала по бороде. Потом он спрятал спички в карман.

– Теперь осталось найти снедь. – Я крутнул водопроводный кран и оттуда понеслось утробное шипение. Рифат изогнул бровь, глядя на меня, а я усмехнулся.

– Но как же это – людоеды? Не верится. Даже у нас в общине творилась всякая мерзость, но чтобы такое...

– У вас в общине, значит, было получше с продуктами, – сказал Рифат.

– Как вы думаете... – начал я, и у меня тут же в горле стало першить. Может и от пыли, конечно. – Они потом... все станут такими? Эта частота – она действует? Мы так прикинули, что воздействию Импульса подверглись только зрелые девушки, женщины... Ну, у тех у кого уже проходят менструации. Мы ошибаемся?

– О, интересно, – Вениамин окинул меня таким взглядом, будто увидел впервые, а в кухню внезапно проник яркий луч света.

Тревога из груди никуда не делась. Может, это лагерь женщин? Ведь должны они где-то... Где-то – что?

Чем они вообще нынче занимаются?

– Ну да, – кивнул я. – Интересно. Мы встретили девушку, шестнадцатилетнюю, – я сглотнул и сердце пощекотали мелкие иголочки, а в груди возникла теплота. – У нее еще не было менструаций, и она... была вполне адекватна. И если взять вашу дочку – то же самое.

– Да, я об этом задумывался... – Вениамин почесал в голове. – Но не так предметно.

– Больше думал о вопросах вселенского масштаба? – усмехнулся я.

– Точно так. А где сейчас эта девушка?

Теперь уже ком в горле, соленый.

– Мы как раз ее ищем. – Я больше ничего не добавил, но Веня наверно, и так все понял. А ведь я еще думал, что он какой-нибудь лазутчик, и хочет завести нас в логово мародеров. Да и с деревней я до последнего сомневался, как, наверное, и Рифат.

– Выйдете вы, наконец? Застряли в дверях... нам жратву искать надо, а они все базарят!.. Что за люди...

– Не ругайся при ребенке, – бросил я и простучал подошвами по ступенькам. Хоть и разбухли после дождей, а все равно – скрипят. Странно.

– Да я и не ругаюсь. Просто вы уже меня достали!

– Достали! – притопнула Рита ножкой.

Послышался гул. Сразу ударил по ушам так, что заболели барабанные перепонки. Рифат что-то крикнул и дернул Вениамина назад, в дом. Я подхватил Риточку. Действовал на автомате, а после над домом пролетел самолет. Низко, и с таким резким воем, что у меня заложило уши.

Мы повалились в прихожей, гурьбой. Рифат что-то кричал. Плакала Риточка.

Над нами летели самолеты.

Армия. Нас спасет армия? Пока мы друг друга грызем, нас спасают. Мимолетняя, глупая мысль, которая приходи тогда, когда сам ничего не хочешь делать, когда опускаются руки. Пусть кто-нибудь другой.

Самолеты летели один за другим, стены дрожали и вибрировали, а вместе с ними шатались и зубы, вывинчивались из десен.

В армии нет женщин именно поэтому. Кто-то предвидел.

Меня вновь начал разбирать смех, а Вениамин смотрел на меня, зажимая уши. К нему жалась плачущая Риточка, а визг самолетов постепенно скрылся где-то вдали.