Текст книги "Матриархия (СИ)"

Автор книги: Павел Давыденко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Глава 19

– Добрый вечер, – микрофон противно заскрипел и многие закрыли уши ладонями. Кто-то хмыкнул, полушутливые «здоров» и «как сам?» в ответ. Смешки, смешки.

Без гитары Айзек чувствовал себя на сцене не в своей тарелке. Что говорить? Он подготовил речь, но... это же не концерт. Это что-то вроде собрания, на котором

(решается твоя судьба и лучше бы тебе собраться с мыслями)

– Сегодня, как вы поняли, играть мы не будем. Сегодня мы обсудим организационные вопросы, все то, что касается вашего будущего.

Посмеиваются. Шум, гомон. Все громче и громче, как будто он, Айзек – новый учитель, а вся эта шушара, грязный, вонючий сброд – школьники.

– Попрошу тишины. ИЛИ ОБЯЗАТЕЛЬНО НАДО ОРАТЬ?

Поблескивающие пуговицы глаз. Некоторые смотрят с откровенным презрением, другие – со злобой.

– А ты и без гитары отлично поешь, – усмехнулся кто-то. Айзек решил, что это Устрица.

– Это касается вашего будущего. Изначально наш план состоял в том, чтобы уничтожить как можно больше женщин, и когда они наступали, и когда... ну, вы все знаете про эти шествия, про «сонные поляны».

– Знаем! Давай быстрее лупи.

Айзека передернуло. Он заставил себя говорить все тем же звучным, проникновенным голосом.

– Все люди ошибаются. И главное – уметь признавать свои ошибки. Вместе мы сможем... – Айзек кашлянул. – Сможем...

– Ты давай не запинайся! – прикрикнул тот же голос. – Говори нормально! Или речь не выучил?

– Убивать женщин – недостаточно, – Айзек протолкнул по горлу комок и дальше пошло чуть легче. – Они – возобновляемый ресурс, так скажем. Многие из вас не знают, что ваши дети – маленькие девочки – после известного события, превратятся в зверей, жаждущих убивать лиц противопоположного пола. Они будут убивать нас, мужчин, – Айзек почувствовал, что вернул контроль над аудиторией. Теперь его слушали.

– Да-да, ваши дети, – продолжил он. – Кончится это тем, что женщин вовсе не останется, а люди будут постепенно вымирать. Хотя конечно, мы можем держать рожениц, «маток», так скажем, взаперти. Оплодотворять их, и девочек убивать по достижении определенного возраста. Мы столкнулись с глобальной проблемой, ее за один вечер не решишь. До этого мы смотрели на ситуацию слишком узко. Но думаю, что многие согласятся с тем, что следует бороться с источником этой самой проблемы, а не со следствием... – Айзек взял паузу.

Тишина. Даже устрица заткнулся. Сидит с недовольным видом, скрестил руки на груди. В первом ряду сидит Сандро и Буч. Рядом – Кенни и Попс, а «технарь» Мишка, как всегда стоит у стенки, сбоку. Он почти всегда на ногах, невозможно увидеть его отдыхающим, или чтоб он ел или пил. Иногда Айзек думал, что Миша и не спит вовсе.

В зальчике, с рядами старых кресел, затхлый воздух. Грудь и без того спирает, а тут еще эта сухость, насыщенная углекислотой.

В череп ввинтилась боль, и Айзек на мгновение приложил ладонь ко лбу, будто припоминая что-то. В горле сушняк, а нужно говорить.

– Всем нам снятся сны. С оскоплением, и той женщиной – Королевой, как ее называют. Но мы ее никакой там королевой не считаем.

– Она тупая шлюшка! – выкрикнул уже другой голос, и его поддержало одобрительное ржание.

– Отнюдь. В ее руках сосредоточено множество ресурсов. Она контролирует жещин. Она внедряется в наши сны и... контролирует отдельных мужчин. Восприимчивых. Это все мои догадки, – поднял ладонь Айзек, опережая шквал вопросов. Зал загудел, люди перешептывались. Теперь уже никаких смешков.

– Так что ты будешь делать? – спросил Устрица. – Болтать, как и раньше? А всю грязную работу свалишь на плечи этих людей? Пацаны они тебе, что ли?

– Нет. Я сам стану с вами плечом к плечу. Но важно, чтоб все понимали, к чему мы идем.

Айзек вспомнил сны. Ряды мужчин, палачи со щипцами, костры...

– Плечом к плечу! – фыркнул Устрица. – Сказочник!

Атмосфера нарушилась. Устрица чуть передернул на себя одеяло, но Айзек втянул обратно чернильные завитки. Не время для эмоций. Он – само спокойствие.

Сандро исподтишка показал большой палец, и сделал такой жест, будто подкидывает на игральный столик карту.

Кенни и Попс жмутся друг к другу. Шепот, шепот в зале.

– Если у кого-то есть вопросы, вы можете задать их, – сказал Айзек. – Задавайте сейчас!

– Можно мне слово? – поднял руку Устрица.

– Конечно, почему нет, – кивнул Айзек, улыбаясь.

– Сколько ты еще будешь водить людей за нос? – Устрица тряхнул грязными, слипшимися сосульками волос. – Это первый вопрос. Второй: есть ли у тебя совесть?

– По делу вопросы будут? – сухость в горле стала еще резче, и Азек пожалел, что не захватил бутылку воды.

Или фляжку с коньяком.

При одной только мысли о выпивке, горло запершило еще сильней, как капризный ребенок, учуявший слабину родителя.

– Я прошу тишины! – крикнул Устрица. – Когда этот говорит, можете хоть на ушах стоять, а меня извольте выслушать. Как бараны!

К удивлению Айзека, «зрители» в зале притихли. Он подождал еще немного, пока не установилась полная, звенящая тишина и почесал пальцем за ухом. Айзек тут же представил шелудивого пса. Зал разносил гулкое эхо почесывания, от головы Устрицы летели чешуинки перхоти.

– Айзек пудрит нам мозги уже долго. Все время выдумывает что-то, песни эти... Сначала было весело, не спорю, а теперь это потеряло актуальность. Сейчас... изменилась ситуация. А он продолжает петь по-старому. Нам угрожает опасность, все согласны?

– Да, – отозвалось несколько человек. – Согласны!

– Во-от. Айзек сам ни черта не знает. Слепо бомбить и дальше? Да мы попросту растрачиваем свой боевой потенциал! Разве не ясно? Айзек даже не понимает принципов... войны, если хотите. Он слабак, черт возьми! Только петь умеет и брынчать на гитаре. Да, это у него выходит здорово!

Отдельные смешки в зале, хлопки. Воодушевленный Устрица полез на сцену. Он говорил без микрофона и его звучный голос без труда достигал последних рядов. Говорил, и выстукивал по сцене подошвами.

– Он – лжец. И все что он тут пел, конечно, имеет отношение к реальности. Допускаю! – Устрица повертел перед собой кистью, будто делая отмашку ресторанному халдею. – Весь вопрос в том, что Айзек не знает, что делать.

– А ты, конечно, имеешь представление? – спросил Айзек. На него сразу переметнулись пары глаз. И сразу – на Устрицу, как у зрителей на теннисном корте.

– Имею. Нужно уничтожить ту тварь, что снится нам – самую главную тварь. А мы распыляемся на шлюшек, что позают в лохмотьях по улицам, распыляемся на неорганизованные группки, которые и сами исчезнут через пару недель. Вот что делает Айзек! – воскликнул Устрица. – Он вычерпывает воду из переполняющейся ванной, вместо того чтоб выдернуть пробку слива.

Капельки пота блестят на лбу Устрицы, под носом тоже цепочка капелек, грудь вздымается и опадает. Айзек кинул быстрый взгляд на Сандро: тот сидит, как будто не при делах, и смотрит сквозь сцену. «Зрители» перешептываются.

– Ну? – Устрица развернулся к нему всем телом, как поп. – Тебе больше нечего сказать?

– Ты тоже горазд болать. И смею напомнить, ты БЫЛ в моей группе. И полностью разделял мои взгляды, мою философию. Разве нет? И чем тогда ты лучше меня? Ничего революционно нового ты не предложил. Я пять минут назад говорил о Королеве, что ее надо уничтожить. Ты давно ли чистил уши?

– Вот, – Устрица протянул пухлые ладони к залу. – Ему нечего противопоставить, кроме язвительных словечек. Значит, он чувствует свою слабость и несостоятельность, как лидера общины. Ты скажи конкретно: что мы будем делать завтра?

– Готовиться к битве. Ресурсов у нас достаточно, чтоб ты знал. Провизии, оружия. Всего этого вдоволь, и на тебя жратвы тоже хватит (отдельные смешки, гогот с галерки). Уже послезавтра мы снимемся с места, и объединимся с группами Пантелеева и Скачкова. У них минометы и ракетные установки. Еще, чтоб вы знали, у Пантелеева есть «тополек», но нам желательно обойтись без него. Королеву мы возьмем тепленькой – вот и весь расклад.

– А где... где ты ее будешь искать?

– Нам помогут, – кивнул Айзек. Теперь легкая растерянность промелькнула и в глазах устрицы. – Нам помогут наши сны...

– Ха! Да он псих, друзья!

– ... сны и мессия.

Тут же стихли смешки. Устрица поперхнулся. Потом его рот снова ощерился ухмылкой:

– Мессия? Может быть, он – это ты? Ты мессия, Айзек? Скажи-ка! Ведь у тебя и им подходящее, талантливый ты наш!

«Зрители» не отреагировали. Они ждали, отобьет ли Айзек подачу.

– Нет. Но он уже близко. Мы должны нанести удар по Королеве и тогда эта дрянь закончится. Все мы хотим прежнего мира, хотим спокойствия, хотим... Мы понимаем, что старый мир канул в Лету. Многие, если не все здесь – потеряли родных. Дочерей, жен, сестер. Мам, в конце концов. Это трагедия целого мира, и мы должны погасить пожар, не дать ему сожрать Землю с потрохами. – У Айзека чуть дрогнул голос. Он даже представил всех тех, кого потеряли эти люди, и что-то шевельнулось в груди. Вспомнил, как бомбили в первый раз, вспомнил многочисленные побоища.

Кажестя, они своими руками убивали будущее.

– Виноват в этом Импульс. А породила его та тварь, что забралась к нам всем в башку. Мы не знаем, кто она такая, да собственно, нам это и неинтересно. Мы сделаем то, что должны и видит Бог, оружия у нас для этого достаточно. Ситуация меняется каждую минуту, и вы не должны пребывать в заблуждении. Совсем скоро у нас будет один человек... Он ключ в борьбе с Королевой. Он знает, как с ней разделаться.

Недоуменный рокот в зале, шушуканье.

– Хотите – верьте, хотите – нет, но именно он и поведет нас к победе.

– Бред, – пробормотал Устрица. – А доказательства будут? Или нам опять поверить тебе на слово?

– Сейчас мир хрупок, – продолжал Айзек. – Слишком много оружия, слишком много насилия, зверств... У нас ничего не остается, кроме веры. Раньше вы могли не слышать шепот, который призывал внять Господу, но сейчас вы должны изо всех сил напрягать слух, ведь только так можно избавиться от пагубного воздействия Королевы: верить и молиться.

– ДА! – заорал хор голосов, не девая вклиниться Устрице.

– Айзек прав! – вскочил Попс, потряхивая волосами. – Мы должны верить, должны сплотиться! Он уже много сделал, мы не можем... Кто справится с его обязанностями лучше? Ты? – он ткнул наугад в бородатого мужика. – Или, может быть – ты? – он ткнул в белобрысого парня, с оспинами на лице. Тот глядел, как будто бы сквозь Попса: одурманенный, обкуренный взгляд.

– Сразу скажу, – продолжал Попс, – что Айзек – не обычный парень. Все думаю, согласятся со мной. Да, у нас у всех полно тараканов в голове, а кто не любит давать советов? Но я скажу так: дайте Айзеку время и он вытащит нас из этой жопы! Он вас никогда не обманывал. И мы вот, всегда же выступали от души, от чистого сердца. Разве можно соврать в песне? И разве можно соврать в таком деле, сейчас? Айзек вытащит нас! – с жаром повторил Попс.

– Вытащит! – подхватило уже больше голосов.

– Я С ВАМИ! – гаркнул Айзек в пористую мембрану, так что микрофон завизжал на одной ноте. – Вместе мы их порвем!

– ПОРВЕМ! – кричали «зрители». – ПОРВЕМ!

– ПОРВЕМ ШЛЮХУ! – добавил Айзек в микрофон.

Зал взвыл.

Устрица еще пытался поднять руку, призвать к вниманию. Но его никто не слушал. «Зрители» вновь превратились в толпу, как на концерте, и самозабвенно скандировали одну и ту же фразу, надрывая глотки. Айзек не мог понять, в чем успех такого на редкость, бестолкового выступления, и сиял, как кругляш полной Луны.

Садро кивал, сложив руки на груди, и на его губах плавала загадочная улыбка.

Теперь Айзек должен сделать то, что пообещал, второго шанса ему не дадут.

Как быстро летит время. Как быстро все меняется.

***

– Даже не пытайся. Зачем? Да сто-ой! Ты руку хочешь прострелить?

– Просто, подковырнуть. Там темно – ночь что ли, Риф? Я во времени потерялся, а спать не хочется.

– Риф? – переспросил Рифат. – Ты меня теперь так зовешь?

– Ну, Большой барьерный риф. Ты же слошная стена, с блоками. В плане психологии.

– Бред, – фыркнул он. – «Риф»!

– А ты и в психологии разбираешься, Ром? – подал голос Вениамин.

– Конечно. Рита спит, что ли?

– Ага.

– Ох, извини, – прошептал я.

– Да можно из пушек палить – не проснется.

– Или из «калаша», – добавил Рифат. – Жалко, что я даже лимонную кислоту не захватил. Сейчас бы сожрал, честное слово!

– Шутишь? Желудок пожечь можно, – я потер лоб. Что ж, мы по-прежнему в подвале. Я еще пару раз проваливался в черную яму кошмаров, но почти сразу же выныривал из нее, как из омута. Ничего не запоминал, слава богу.

Напряжение не уходило, они на пару с голодом подтачивали нутро. Я представил огромных желтоватых личинок, с коричневыми жвалами, которые подтачивают деревья.

– Вот, на. Голодный же?

– Рифат? – нахмурился я. – Откуда у тебя жратва? Что это?

– Попробуй. Вкусно, питательно.

– Ты же говорил, что ничего не осталось? – продолжал я. – Соврал?

– Ладно тебе, Рома, – сказал Вениамин, и я вспомнил, что надо бы говорить потише. – Может, неприкосновенный запас. Так ведь, Рифат?

– Что-то вроде того. Дары природы. – Мне в ладонь упал какой-то сухонький кусочек. Засохшая корочка хлеба?

От одной мысли во рту собралась слюна.

Я закинул эту корочку в рот.

Сухая снаружи. Куснул – в небо брызнул сладковато-приторный сок. Я жевал, жевал. Вроде бы вкусно, но не поймешь что.

– Нравится?

– Угу. Что это?

– На еще. Ешь, ешь! У меня завалялось. Наше... национальное татарское блюдо, если хочешь. Завтрак таежного охотника, – хмыкнул Рифат.

– Причем тут тайга и Татарстан? – промычал я. Отправляя в рот еще пару кусочков. Проглотил. Недурно! И как-то чувствуется, что питательно, и живот тут же забурчал, кислота накинулась на пищевой ком.

– А ты будешь? Вень?

– Не откажусь.

Так мы захрустели втроем. Как чипсы, или как воздушные подушечки с соленой начинкой.

– Сейчас бы пива еще, – пробормотал я. И так явственно представил, как янтарные пузырьки лопаются на языке, представил, как газы шибают в нос. А потом – приятная «благородная отрыжка».

– Питательно, – сказал Веня. – В жуках много белка.

– У меня и сороконожки есть. На сушеного кальмара похожи. Пауки вот, но невкусные.

– Что? – переспросил я. Ком в желудке подозрительно заворочался. – Какие жуки?

– Помню, ел в детстве, из интереса, – сказал Веня. – И в походе, как-то раз. Ну, девки плевались, конечно, а жена мне говорила, фу-фу, мол, с тобой никогда целоваться не буду. И что? Вышла потом за меня, Викуся. И ведь сколько жили, душа в душу...

– Погоди. Рифат, ты хочешь сказать... что эти сухие комочки, с начинкой – это жуки?

– А что же еще?

– ТЫ ОХРЕНЕЛ?

– Па-ап, скажи им, чтоб не крича-али... Я спатки хочу уже...

– Извини, Рит, – выдавил я. Сплюнул. На языке горечь. Желудок дрожит. Я продолжил, свистящим шепотом:

– Нахрена ты мне дал эту мерзость?!

– Не голоси. Они полезные, питательные. Белка много, Веня правильно сказал.

– К черту твой белок! Ф-фу... Блин, ну ты и козел! Не ожидал от тебя такого...

– Да ведь для тебя же лучше! – шипел в ответ Рифат. – Поел хоть немного, силы восстановил! Если бы я скзаал, что это жуки, то ты и жрать бы не стал.

– Какие в жопу силы! – ком пополз вверх по пищеводу. По телу разбегались мурашки отвращения, даже волосы на затылке встали дыбом. Я содрогнулся, но все-таки удержал жуков в себе.

Мерзость.

Веня знай, посмеивался.

А я встал и пошел вдоль стены. Я уже знал, куда ступать, чтоб не влезть ногой в труп. Я его толком не обледовал, да и был это скорее скелет, с остатками мяса на костях. Дрянной запах из погреба худо-бедно всасывала вытяжка, но воздух все равно пах тертым миндалем, и отдавал сладкой горечью.

Я дошел до стены. Дерьмовщина. Выбраться бы отсюда... Спать и не хочется совсем. И голова ватная, иголки того и гляди поползут, как у Страшилы.

– Чего ты мечешься? – спросил Рифат. По звукам я понял, что он продолжает грызть свои «сухарики».

– Тихо. Слышали? – Веню я не видел, но без труда представилего чуть нахмуренные брови и запорошенные сединой волосы.

Все замерли. Риточка сопела в темноте.

– Вроде наверху. Ходят, – прошептал Рифат.

Скрипнула доска, что-то гулко загремело. Потом фыркнуло. Я мигом представил пса. Даже нет – тираннозавра, вынюхивающего свежее мясцо.

Фырк, фырк. Звяк, бу-бух!

То, что нас ищут – возможно, целенаправленно, – меня ничуть не обрадовало. Сердце заколотилось в груди, во рту кислятина, и от жуков в том числе. И вот мы прислушиваемся, как один: кто там ходит, наверху?

С одной стороны, хочется заорать, привлечь к себе внимание. А с другой... погреб – безопасная гавань.

– Собаки, что ли, – пробормотал Рифат. – Эй, ау! – он влез на ступеньку и потыкал прикладом в крышку. – Слышите?! ЭЙ!

Сверху, в ответ на слова, потянуло сыростью. И вода закапала – р-раз! – потекла тонкой струйкой. Попала на Рифата, и он стал стряхивать капли, бурча от досады.

– Собаки? – переспросил Веня. – У нас в общине был пес. А потом Устин, был такой болван, захотел шашлыка.

– Папа, а у нас будет... собачка?.. – сонно пробормотала Риточка. И еще что-то добавила, совсем неразборчиво.

Вода полилась тонкой, непрерывной струей и заплямкала, размывая утоптанную нами землю.

– Воды у нас теперь в достатке.

В щелках сверху мелькнула белесо-синяя вспышка, как будто щелкнул кто фотоаппаратом-поляроидом. На долю секунды я увидел мертвецов. Не только того, что разлагался в углу, но и еще троих. Один – с ребенком на руках. У всех – чернота под глазами и треугольные, будто подточенные зубы.

– Гроза началась? – пробормотал Рифат. – Ч-що-орт! Божья срань...

– Эй, мусульманин!..

Рифат пропустил замечание мимо ушей, и разразился бранью.

Вода теперь лилась небольшим водопадиком, плюс потоки текли и из других щелей. Земля раскисала, пахло сырым дерном и гнилыми листьями. Я подумал о съеденных жуках, и желудок снова обиженно заворчал.

– Надо выбираться! – прохрипел Рифат. – Чертовня, е-мое!

Мы пробовали и так, и эдак, промокли. Веня все порывался присоединиться к нам, а мы ему говорили, чтоб он расслабился и сидел с Риткой. Бедняжку я не видел, но без труда представлял ее измученное личико.

Показалось вдруг, что мы сидим здесь уже дней пять, как минимум. Вот теперь еще и дождь пошел, и капли так сильно барабанят сверху, что нам показалось, будто там кто-то бродит или разговаривает. Настоящий ливень.

Своими догадками я делиться не стал, варил их внутри себя, в котелочке. А Рифат не затыкал рот ни на секунду: бурчал, бурчал.

А под ногами уже плескалась хорошая лужица.

Я залез Рифату на плечи, и мы продолжили игру с крышкой. Потом поменялись, и Рифат прыгал у меня на плечах, как на ишаке. Дурацкое ощущение, да и вид у нас был дурацкий, видимо.

Мы промокли до нитки, и, в конце концов, плюнули. Поднять крышку нереально, даже на миллиметр не сдвинули.

Веня и Риточка отсели в дальний угол. Мы с Рифатом подсели к ним.

– Не думаю, что нас затопит, – сказал Рифат.

Мы промолчали, переваривая эту мысль. Погреб в самой высшей точке – метра два с половиной. Я, в прыжке – не достаю разбухшего дерева. В щели льются потоки, как будто прямо над нами лежит шланг. Я прямо представил железный наконечник, пожарного шланга, чем-то похожий на удава из мультика «38 попугаев».

– Пап, а откуда водичка?

– Дождик пошел, – ответил Веня. – Ты хоть поспала?

– Да, – Рита сладко зевнула, и я невольно подхватил зев. За мной – Рифат, да и Веня зевнул тоже.

Вот бы стать ребенком! Только совсем младенцем, чтоб ничего не понимать. И чтоб за тебя все решали другие.

Дурацкие мысли.

***

Так мы просидели, может, час. Дождь продолжал идти, изредка полыхали молнии, глухо ворчал гром. Вода прибывала и прибывала, теперь уже по колено почти. Я вспомнил одну из частей «Пилы». Или это другой фильм? Там человек был заперт в каком-то резервуаре, вроде герметичного лифта, и со всех сторон прибывала вода.

Лето стояло засушливое. Никаких дождей с конца мая, и по конец августа, а потом, перед самым сентябрем, что-то покапало, смешное. И все, после опять засуха.

И ничего не сделаешь, не переубедишь никак стихию. Возможно ли договориться с лавиной? Или с цунами?

Так и женщины превратились в подобие слепых, карающих десниц, только Господа ли?

Когда воды стало по пояс, мы с Рифатом вновь бросились к лестнце. Очередная ступенька треснула и сломалась, и теперь мы, под ледяным водопадом, пытались приподнять-таки крышку.

А вода прибывала и прибывала. Я вспомнил тех людей, из погреба Ашота, и подумал, что это наверно, месть высших сил. Возданется каждому по заслугам его, по деяниям. Или высшие силы не мстят?

В любом случае, мне кажется, что ТАМ нас будут судить не за то, что мы совершили, а за то, чего не сделали.

Мы фыркали и кашляли в ледяной жиже. Какие-то обломки щекотали кожу, проникнув под одежду, вроде мелких рыбешек, пескариков.

И конечно, плавала всякая мерзость, как в ведьминском котле.

– Б...ь! – Рифат отплевывался от воды. С бороды течет в три ручья, глаза поблескивают. Черт его знает, от чего – темнота кромешная. Как у кошки что ли, глаза?

– Не ругайся при ребенке, – пожурил его я.

А вода прибывает и прибывает. Спички промокли, блокноту кабздец тоже. Все это время он чудом «выживал» вместе с нами, выпутывался из всяких передряг, теперь размок, разбух и, конечно, даже если его высушить – рисунки прежними не станут. И может хорошо, что Веня успел их посмотреть.

Надо же, какой-то древний язык. А может, Веня маленько поехал? Этого тоже нельзя исключать.

– Что ты там говорил про Зов? – вода журчит, чуть ли не орать заставляет.

– Чего? – переспросил Веня.

– ПРО ЗОВ! – прокричал я, перекрывая шум потоков. – Ты говорил, что он действует на мужчин!

– Да. На кого-то сильнее, на кого-то – слабее. Почему ты вспомнил?

Я пожал плечами, хотя Веня меня видеть не мог. Спросил я потому, что все обдумывал, обдумывал теорию, переваривал информацию. Есть ли тогда смысл бороться? Если в любом случае мы по щелчку Королевы, как лемминги, бросимся со скалы – если она захочет? Есть ли смысл?

То же самое, как сейчас. Воды уже чуть ли не по грудь, знай себе, хлещет, а мы все еще что-то пытаемся сделать, мечемся, как крысы на тонущем корабле.

В книгах главный герой редко умирает. А если и умирает, то в конце. Люди, главные герои своей жизни – могут умереть в любой момент, но это все равно... все равно получается в конце истории.

– Что? – прокричал мне Веня в самое ухо. Я посмотрел на него, поднял брови.

– Что – «в конце»?

– Неважно!

– Что делать, что делать, что делать... – бормотал Рифат.

Воды все больше и больше.

Но даже сейчас я не понимал, что шуточки кончились.

Нам крышка.