Текст книги "Помощник хирурга (ЛП)"

Автор книги: Патрик О'Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Глава 6

На протяжении какого-то времени, которое показалось ему весьма значительным, Джек Обри лично забирал почту для Эшгроу-коттедж. Он страшился разоблачения, и кроме регулярно приходящих пакетботов также существовал поток не поддающихся контролю писем из Галифакса, достигающих получателя с любезной помощью военных кораблей, транспортов и «купцов». Эти письма, в которых постоянно говорилось о неотвратимом приезде, постоянно держали его в напряжении.

Он никогда не строил из себя образец воздержания, но интрижки всегда выходили страстными и живыми, без обетов, торжественных заявлений, без обязательств и слегка приземленными. Интрижки с дамами, мыслящими схоже – ни намёка на обольщение, лишь самая малость романтического безумия. С такими дамами было легко проводить случайные встречи, почти столь же мимолётные, как сны, с таким же малоосязаемым результатом. В этот же раз всё вышло совершенно иначе.

Необходимость плести отговорки и скрытничать была особо ему неприятна, а перспектива приезда шумной, полной энтузиазма и истеричной мисс Смит казалась настоящим кошмаром. Однако больше всего Джека огорчала возможная перемена в отношениях с Софи. Он уже не мог разговаривать с женой со своей обычной открытостью. Обман и небольшая постыдная ложь отдалили их. Джек чувствовал себя очень одиноким, иногда даже брошенным. В любом случае, хорошо лгать он не умел никогда, делая это как-то неуклюже, что наполняло его гневом.

Иногда он размышлял о Стивене Мэтьюрине. Джек достаточно знал о тайной деятельности друга, чтобы понимать, что тому приходится вести особенно одинокую жизнь, постоянно следя за собственными действиями, ни с кем не бывая полностью искренним и откровенным. Теперь он его понимал, но поразмыслив, пришёл к выводу, что скрытность Стивена не была, по крайней мере, постыдной, а представляла затянувшуюся ruse de guerre[1] которая не роняла его в собственных глазах.

Джек читал последние излияния мисс Смит – три письма прибыли одновременно – в одном из пустующих кирпичных строений около злополучной свинцовой шахты вглубине безлюдного осквернённого леса, когда в дверном проёме вдруг мелькнула тень.

Стремительно спрятав письма в карман, он повернулся с суровой и грозной миной, которая, впрочем, моментально сменилась выражением живейшего удовольствия.

– О, это ты Стивен! – воскликнул он. – И пяти минут не прошло, как я тебя вспоминал.

Как твои дела? Как добрался? Мы тебя не ждали ещё как минимум пару недель.

– Софи сказала, что я найду тебя здесь, – ответил доктор. – Я заглянул к вам по дороге в Лондон и немного с ней побеседовал. Она тревожится о твоём самочувствии. И правда, цвет лица нездоровый. Ну-ка, покажи мне руку.

– Она знает, что я здесь? – всякое удовольствие тотчас испарилось.

– Складывается ощущение, брат, что в этом запретном жилище ты развлекаешь местных нимф, – отвесил Стивен неуместную шутку. – Давненько я не видел такого оцепенения от страха.

– Что ты, вовсе нет, – воскликнул Джек и стал расспрашивать Стивена о его поездке, Диане, о том, как он был принят в Париже и текущем положении Франции.

– Ты пойдёшь к дому? Забрав почту, я ведь шёл туда. Погостишь у нас? Ты составишь самое желанное дополнение нашему тет-а-тет, и мы сможем помузицировать.

– Увы, я очень спешу. Экипаж ожидает за порогом, вечером мне нужно быть в столице.

Я прервал свой вояж, чтобы повидаться – вернее, заехал в Портсмут только для того, чтобы узнать как твои дела.

– Я по горло в трюмной воде, Стивен. Всему виной эта тяжба, будь она проклята, хотя твой мистер Скиннер – большое утешение, и я очень ему благодарен. Адмиралтейство никак не решит насчёт выплат по «Ваакзамхейду». Есть и ещё кое-что.

– Жаль это слышать. На самом деле меня интересует, решился ли вопрос с назначением на корабль. Во время нашей последней встречи твои планы были ещё не определены.

– Как и сейчас. От «Ориона», который мне любезно предложили в качестве полуотставки, хоть и с полным жалованьем, я отказался. Так что какое-то время мне нельзя просить ничего другого, хотя дела складываются так, что я бы всё отдал за возможность служить за границей и покинуть страну.

– Это я и хотел знать. Возможно, наши цели совпадают. Есть вероятность, что мне поручат миссию в северных водах. Пока это лишь вероятность, но если меня отправят, я бы предпочёл скорее твою компанию, чем общество любого другого офицера. Мы привыкли друг к другу, в твоём обществе мне нет нужды разыгрывать эти утомительные мистификации и я знаю, что на тебя можно положиться в любой ситуации. Потому-то я и приехал: мне хотелось прощупать почву, чтобы знать, какие варианты можно предложить в Лондоне. Могу ли я считать, что ты согласен сопровождать меня в случае, если миссия состоится?

– Я буду просто счастлив. Очень счастлив, Стивен.– Должен предупредить, что данное предприятие будет связано с изрядной долей риска, не беря в расчёт капризы тамошней погоды. Ты слышал, что стало с «Дафной»?

– Кое-что слышал. Так, в общих чертах. В газетах не было ни слова, но об этом говорит каждый вернувшийся с Балтики.

– И что они говорят? Я тоже не владею подробностями.

– Детали разнятся, но все отчёты, о которых я слышал, сходятся в том, что они подошли слишком близко к острову Гропер.

– Разве не Гримсхольму?

– Это одно и то же. Мы зовём его Гропером, также как говорим Гогланд, Белт, Слив, Пэссидж или Гройн.[2] Похоже, что они подошли слишком близко, вероятно во время мёртвого штиля, а ведь в тех водах нередки прижимные течения, так что «Дафна»

оказалась на расстоянии выстрела. В другой ситуации, будь она полегче, ее бы могли отбуксировать мористее. Как бы то ни было, точно известно, что по ней открыли огонь и пустили ко дну. Там сорокадвухфунтовки, расположенные высоко на утёсе и жаровни под рукой – мы, бывало, замечали их сияние на приличном расстоянии, – вероятнее всего, стреляли раскалёнными ядрами и прямой наводкой просто разнесли корабль в щепы, ведь выживших нет, как и обломков, насколько мне известно. Одни лишь рыбацкие россказни.

– Да, наверное так всё и случилось. Что ж, нашим пунктом назначения скорее всего будет всё тот же Гримсхольм.

– Действительно, чертовски неудобный пункт назначения, – присвистнул Джек. – Мелководье, резкие короткие волны, а сможешь добраться – встречают батареи! Похоже на уменьшенную копию Гибралтара, впрочем, не слишком уменьшенную: они окопались на самой вершине и прочёсывают на удивление большой участок моря. При расторопной обслуге этими теми пушками можно бросить вызов даже целому флоту. Бортовые залпы не приносят пользы против хорошо расположенной на высоте и умело обслуживаемой артиллерии , которая способна накрыть тебя навесным огнём или раскалёнными ядрами.

Ты же знаешь, что сделала башня на Мортелле.

– Не знаю.

– Конечно, знаешь, Стивен. Башня Мортелла на Корсике – Мортелло, как говорят некоторые, – круглая башня, конструкцию которой мы многократно скопировали по всему побережью. Был приказ захватить её в девяносто третьем или девяносто четвёртом.

И хотя у них было всего два восемнадцатифунтовых орудия и одно шестифунтовое, которыми командовал всего лишь молодой лейтенант да тридцать два человека гарнизона, лорд Худ отправил на операцию «Юнону» вместе с «Фортитьюд», в то время как армейские высадили четырнадцать сотен десанта. В итоге корабли вели обстрел более двух часов кряду, и к концу этого времени на «Фортитьюд» было шестьдесят два убитыми или ранеными, выведено из строя три орудия, грот-мачта снесена напрочь, остальные повреждены, а раскалённое ядро вызвало пожар, так что им пришлось отойти от берега, и ещё чертовски повезло, что не бежать, поджав хвост. А раз одна башня Мартелло может сотворить такое с двумя военными кораблями, одновременно сдерживая натискчетырнадцати сотен солдат, подумай, что может сделать Гримсхольм, который гораздо выше и в пятьдесят раз крепче, тем более, что о солдатах беспокоиться нет нужды. Вот уж точно не прогулка на пикник!

– Я не думаю, что стоит даже пытаться осуществить захват грубой силой, скорее тут сработают ловкие и, надеюсь, бескровные меры, – ответил доктор. – По крайней мере, их стоит испытать первыми. Понимаю, что ты семейный мужчина, человек со всё возрастающей ответственностью, а это дело скорее для лишенного обязательств юного холостяка, так что всецело понимаю твои сомнения.

– Если ты хотел дать мне понять, что я вне игры... – начал Джек. – Рискну предположить, что ты говоришь это в шутку. Извини, Стивен. Обычно я сразу понимаю шутки, но в последнее время я несколько нездоров.

Друзья в молчании прошлись в тени деревьев, после чего разговор возобновился.

– Ты едешь в Лондон. Мне нужно быть в Уайтхолле послезавтра, это насчёт «Ваакзамхейда», так что позволь мне уже сейчас составить тебе компанию. Мы сможем пообщаться, ведь уже столько времени прошло с нашей последней встречи: возьмём перекусить в дорогу, остановимся в «Грейпс» и таким образом убьём двух зайцев.

С экипажем Стивену повезло – хорошие пружины обеспечивали на удивление гладкий ход, и он размеренно катился в темноте, позволив друзьям вести непринуждённую беседу.

Крытый, просторный, движущийся сквозь практически невидимый мир и отстранённый от всего экипаж идеально подходил для неспешных доверительных разговоров.

– Я очень надеюсь, что твой план будет одобрен, Стивен, – сказал Джек. – У меня несколько причин для того, чтобы подняться на борт. Ну, то есть получить корабль под командование.

Стивен задумался об этой оговорке: будучи моложе и беднее, Джек надолго покидал страну, чтобы избежать встреч с кредиторами, и опасаясь быть арестованным за долги. Но в данном случае подобное вряд ли могло быть причиной. Хотя в это было сложно поверить, капитан Обри всё ещё обладал значительной частью былого капитала. И хотя при худшем раскладе его долги бы выросли, только суд мог вынести решение по этому вопросу, проведя весьма длительный юридический процесс. В данный момент его интересы защищал весьма одарённый адвокат, который бы не допустил, чтобы его клиента внезапно схватили.

– Как я понял со слов Софи, первое, всего лишь предварительное слушание, состоится не раньше середины следующей судебной сессии, – сказал доктор.

– Дело не в процессе, – ответил Джек. – На самом деле временами я даже приветствую всю эту бесконечную бумажную волокиту. Она своего рода... Нет. Дело вот в чём. – Он вкратце описал ситуацию и продолжил. – Так что, как видишь, я надеюсь, что с моим назначением на судно, она не надумает вернуться в Англию. Или, по крайней мере, поселится не слишком близко. В последнем письме речь шла о Винчестере. Тебе стоит назвать меня ничтожным человеком, я знаю, что это так.– Не берусь давать моральную оценку, – сказал Стивен, – скорее подумаю, чем можно помочь.

На самом деле он был удивлён обнаружить столь низкое малодушие в человеке, чьё выдающееся мужество не вызывало сомнений. Но, размышлял он, он сам женат не был.

На собственном опыте ни с баталиями, происходящими в кругу семьи, ни с тем, насколько высоки ставки, он не знаком, хотя ему была понятна натура, принимающая лишь крайности – победу или поражение, и было ясно, что в игре сильные эмоции. Стивен нежно любил Софи, но знал её ревнивую, собственническую натуру и весьма сокрушался из-за этого. Экипаж мчался дальше, а мысли доктора занимали размышления о свадьбе, о том, что число известных ему успешных союзов невелико, а также о вероятном балансе между счастьем и несчастьем, о преимуществах и сопутствующих недостатках других систем.

– Моногамия, сдаётся мне, единственный приемлемый вариант, – пробурчал он себе под нос, – хотя по-своему она столь же абсурдна, как монархия: Господи избави нас совершать те же ошибки, что мусульмане и евреи.

– Всё же скажу, – промолвил Джек, прервав ход его мыслей, – хотя и знаю, что это немногого стоит. Я отправил ей столько денег, сколько мог – по крайней мере, она не без гроша в кармане. – После этих слов он выдержал значительную паузу. – Вот почему задержка с «Ваакзамхейдом» так невероятно ни к месту, ведь почти все, чем я владею, вложено. Этот вопрос касается и тебя, Стивен: ты в доле подушных и пушечных призовых. А учитывая, что ты практически единственный выживший уоррент-офицер, сумма выйдет приличная.

– Позволь поделиться несколькими выводами. – Стивен отодвинул «Ваакзамхейд» в сторону. – Скажу начистоту. Что-то покажется уместным, что-то не очень. Во-первых, тебе стоит знать, что истеричная женщина, подобная юной особе, о которой мы ведём речь, – а было бы нечестно и притворяться, что я не знаю, о ком мы говорим...

– Но я не называл имён! – воскликнул Джек. – Будь я проклят, Стивен, если по моим намёкам ты понял, что речь идёт о ней.

– Да-да-да, – Стивен махнул рукой. – Говорю тебе, у истеричных женщин ложная беременность отнюдь не редкость. Налицо все симптомы девятимесячной болезни:

увеличенный живот, исчезновение регул, даже появление молока. Словом, всё, кроме самого результата. Во-вторых, должен повторить тебе то, что не так давно сказал одному другу. Даже в случае истинной беременности что-то около двенадцати женщин из сотни переживают выкидыш. В-третьих, ты полностью отметаешь возможность того, что никакой беременности, ложной или истинной, нет и в помине. Леди может тешиться самообманом. А возможно, обманывает тебя. Ты не первый, кого надувают таким образом. Насколько я знаю, ни одной реальной попытки вернуться предпринято не было, хотя несколько пакетботов успели побывать там и тут. И нельзя отрицать, что, к сожалению, имеет место потребность в деньгах.– Перестань, Стивен, что за мерзость! Я её знаю. Возможно, очень умной её не назовёшь, но на такое она неспособна. Кроме того, это я просил её не приезжать – до поры. Говорю, Стивен, я знаю её.

– Что до понимания женской натуры... Написано «возляг с ней и познаешь её» – прекрасно, но истинное знание и более тесную связь сможешь обрести лишь после, когда пройдёт время, ведь так? Говорить так подло, признаю. Но, собственно, такова жизнь. Я был бы нем как рыба, не будь у меня подозрений, что в моих словах есть зерно истины.

Утверждать ничего не могу, Джек, но насколько мне известно, репутация леди отнюдь не идеальна, и я бы настоятельно советовал не совершать необдуманных шагов, пока ты не получишь неоспоримых доказательств её положения – пока не отделишь зёрна от плевел.

– Понимаю, что ты хотел как лучше, Стивен, – ответил Джек, – но всё же прошу не говорить подобных вещей. Я вдвойне чувствую себя ничтожеством. Не могу же я вести себя как какой-то сыщик с особой, которая... О, уже Лондонский мост, – выглянув в окно, воскликнул он.

Несколькими минутами позже друзья вошли в «Грейпс», где они останавливались много лет назад, когда Джек скрывался от кредиторов. «Грейпс» располагался в черте привилегий Савоя, настоящего убежища для беглых должников. Стивен не был богат.

Вернее, будучи умеренным в быту, обычно он жил как бедняк, позволяя себе несколько капризов, один из которых заключался в круглогодичной аренде комнаты в этой небольшой, тихой и комфортной гостинице. Персонал привык к чудачествам постояльца и ему были рады, когда бы он ни появился. Доктор вылечил миссис Броуд, домовладелицу и великолепную повариху, от кишечных колик и целой россыпи столь же страшных болезней. Он чувствовал себя в «Грейпс» как дома и не единожды анатомировал там трупы сирот, храня ткани в буфете и не получив ни единого замечания. Сейчас, когда к концу очень позднего ужина из трески и скромного пирога Стивен в столь неурочный час попросил подать экипаж, никакого удивления и тем более возражений не последовало.

– Не волнуйся, Джек. Встретимся за завтраком, если будет на то воля божья. Спокойной ночи, – сказал доктор.

Одевая тёплое пальто, Стивен с удовлетворением заметил, что как бы Джек ни защищал невинность мисс Смит, он, по крайней мере, усвоил как минимум часть из его слов, как и три четверти пирога. Теперь капитан выглядел веселее, вовсе не походил на подлеца, и с завидным аппетитом налегал на стильтонский сыр.

Вновь сэр Джозеф лично открыл дверь.

– А вот и вы наконец! Входите же, – воскликнул Блейн. – Вы слышали о бедняге Понсиче? – добавил он, провожая гостя наверх.

– По этой причине я и вернулся, – ответил Стивен.

– Я надеялся, что вы так и поступите. Жил надеждой с того самого момента, когда получил от вас весточку семафором. Входите – сядем у камина. Я уберу бумаги.

Простите за этот беспорядок – дел просто невпроворот. Американцы доставляют немало хлопот, несмотря на блестяще проделанную вами работу; половина испанцев в тылуВеллингтона сочувствует французам, так что дела нельзя назвать успешными. Теперь вот ещё эти жуткие новости с Балтики. Стоит дать императору небольшую передышку – он выскочит как черт из табакерки и всё завертится сызнова. Получив рапорт, мы с нетерпением ждали вашего возвращения.

– Вам известны подробности?

– Да. Боюсь, виной всему неосторожность. Слишком уж отчётливо я помню, что Понсич обещал взять быка за рога. Шлюп подошёл к берегу, или явно недооценивая мощь орудий, или слишком полагаясь на вывешенный датский стяг. Не успели они спустить шлюпку с белым флагом, как был открыт очень точный огонь калеными ядрами: одно попало в крюйт-камеру и корабль был полностью уничтожен. Нам следовало отправить более опытного капитана.

– Тот был молод?

– Да. Только получил чин коммандера на «Дафне», очень любезный офицер, но едва достигший двадцати двух лет. Ещё до того, как дошли первые слухи, а особенно после подтверждения трагедии, ситуация стала чрезвычайно неловкой. В один момент Пруссия провозгласила остров входящим в сферу собственных интересов, а сейчас, когда ситуация столь стремительно поменялась, он стал ещё важнее – остров может стать ключом к поражению Саксонии. Если бы мы только могли склонить на нашу сторону короля, это бы нанесло французам чрезвычайно тяжёлый удар. Но одно из главных выдвинутых им условий – для собственной защиты ему должны позволить высадиться на померанское побережье, чтобы отрезать французов от Данцига и левым флангом ударить с тыла. Это никак не сделать без Гримсхольма. Вы знакомы с Балтикой, Мэтьюрин?

– Увы, нет. – Стивен покачал головой. – Хотя давно мечтал там побывать.

– Тогда изучите эту карту. Бесконечные дюны, как видите, – указывая на восточное побережье, сказал сэр Джозеф. – Мелководье, а при господствующим западном ветре подветренный берег очень неудобный: всего несколько подходящих мест для высадки в стороне от устья реки, и лучшие из них под защитой этого чёртова острова. Совет адмиралов сошёлся во мнении, что даже без оберегающих его мелей плохое дно, где толком не держит якорь, и преобладающий ветер уже делают невозможным захват Гримсхольма с запада – то есть со стороны открытого моря. И хотя старший офицер морской пехоты предложил план атаки с востока, это потребовало бы мощной эскадры линейных кораблей для огневой поддержки, не говоря уж о бессчётных транспортах и бомбах. Его оценка вероятных потерь неприемлемо высока. Но будь потери терпимыми, а шансы на успех гораздо выше, план всё равно пришлось бы отклонить: у нас нет кораблей и транспортов. Мы просто не знаем, где их взять. Эта злосчастная американская война высасывает из нас ресурсы, а мы и так каждый день получаем жалобы от лорда Веллингтона, что не оказываем ему поддержки на северном побережье Испании, а флот не показывается там вовсе, и что французские эскадры в устье Бордо и севернее в любой момент могут атаковать опасно растянувшиеся линии коммуникации. Нам жутко не хватает кораблей, Мэтьюрин. А в этой войне именно от них всё зависит.

– Я полагаю, от наших союзников помощи не много?– Только не на море. Шведы и русские, возможно, отличные солдаты, но исход этой войны решится не на суше. Кроме того, в этом альянсе Бернадота[3] вообще вряд ли можно считать союзником. Вам прекрасно известно, что этот изворотливый тип вполне мог бы и самому Иуде дать пару советов. В данный момент его главная цель – получить наши дотации для того, чтобы завладеть безобидной Норвегией. В любом случае, у шведов мы не найдём реально боеспособного флота. Как, собственно говоря, и у русских.

То есть, они владеют какими-то кораблями, но совершенно не умеют ими управлять.

Когда эти страны стали нашими врагами и английские офицеры покинули их, всё пошло из рук вон плохо, не говоря о том, что они в принципе отчаянно тупы и неповоротливы.

На совете присутствовал русский адмирал, и он предложил уморить их голодом. Ему сообщили, что провизии на острове на полгода. Говорит, мол, уморим голодом и установим жёсткую блокаду, да ещё на отвратительном таком французском. Установить блокаду на полгода и уморить голодом, когда у нас нет для этого кораблей и промедление в несколько дней подобно смерти! Одна лишь неделя может изменить характер всей северной войны! Но всё же не все иностранцы – глупцы. Есть один блестящий юный литовец, офицер кавалерии, отправленный к нам со шведской службы и снабдивший нас большим количеством свежих разведданных, которые позволят нам совершить ещё попытку, простите мне это грубое выражение, ещё попытку с более точным видением ситуации.

– Будьте так любезны поделиться этим видением.

– Оно весьма любопытно. За последние несколько недель произошли разительные перемены, вызванные наличием разногласий между группировками на острове.

Подробности мы найдём в той жёлтой папке возле вас, если будете так любезны её передать. Да, – надев очки, воскликнул сэр Джозеф, – вот оно. Насколько я помню, когда вы в последний раз спрашивали меня об этих группах, или организациях, я не мог дать ответ. Теперь всё иначе. Каталонские силы на острове состоят из трёх частей: «Лига», «Конфедерация» и «Братство». – Стивен кивнул: он прекрасно их знал. – «Льига», «Конфедерасио» и «Эрмандат» – простите мне моё произношение, Мэтьюрин, – каждая во главе с собственным лидером, а все они – под командованием французского полковника-артиллериста. Этого самого полковника отозвали на осаду Риги, а из-за воцарившейся суматохи замену ему прислали не сразу: на острове возникло грандиозное несовпадение мнений и глава наиболее сильной группировки, пользуясь отсутствием полковника, взял командование на себя и отослал всех несогласных офицеров на материк, где их приняли в Испанский легион. Теперь он отказывается подчиняться приказам того, кем был заменён полковник, майора Лесера, ссылаясь на более низкое звание последнего и некоторый не внушающий доверия сумбур при его назначении Макдональдом. Он написал генералу Удино, утверждая, что как подполковник – я, кстати, считаю, что он сам присвоил себе звание, – он скорее умрёт, чем стерпит это оскорбление и подчинится:

мы перехватили письмо.

– Сэр Джозеф, назовите же эту доминирующую группировку, и имя ее руководителя.

– Это «Братство», – передавая письмо, ответил сэр Джозеф, – а имя вы скорее узнаете из подписи, чем из моих жалких попыток правильно его произнести. Да и пишет он как курица лапой.Стивен посмотрел на подпись: «Рамон д’Ульястрет-и-Касадемон». В какой-то мере он ожидал встретить это имя: упоминание «Братства» уже заставило его сердце трепетать, а брошенный украдкой взгляд на рукописный текст подготовил. Но даже так доктор вздрогнул при виде знакомой, но встреченной при столь невероятных обстоятельствах подписи, подписи своего крёстного, и в течение какого-то времени пытался собраться с мыслями и сделать так, чтобы иллюзии и реальность слились воедино.

– Вы знаете этого джентльмена? – спросил Блейн.

Было бы странно, если Стивен не знал. В Каталонии его детства родственные связи значили очень много, и он кучу времени провёл в доме крёстного. Эн Рамон тогда был его героем – страстный патриот, прослеживающий свою родословную по женской линии до самого Вифреда Волосатого,[4]отказывающийся говорить на испанском, если только не находился, по его выражению, за границей, то есть в Арагоне или Кастилии. Неистовый охотник, настоящий матёрый хищник, что в родных горах, что в лесах. Именно ему мальчик Стивен обязан был первым добытым волком, медведем, гнездом могильника, не говоря уж о выхухоле и виверре. Искусный наездник и неутомимый оратор. Героический оттенок его фигура получила в связи с тем, что стало известно Стивену с годами:

оказалось, что гордость Эн Рамона включала в себя изрядную долю тщеславия. Для неискушённого взгляда его страсть к превосходству, к стремлению вести, а не быть ведомым, являлась своего рода помехой в деле достижения каталанской автономии.

Присмотревшись же более пристально, в крёстном можно было обнаружить нечто большее, чем своевольное безрассудство. Но, несмотря на всё это, Стивен испытывал к нему неподдельную привязанность. Его безвредная любовь к пышным нарядам, стремление к превосходству, да и пороки посерьёзнее не стоили много, когда речь заходила о его храбрости, обостренном чувстве чести, великодушии и неизменной доброте в отношении крестника. Стивен помнил его, вышагивающего по продуваемому холодным ветром Ульястретскому холму в раскачивающемся в такт шагам мальтийском плаще, декларирующего стихи о случившейся во времена деда осаде Барселоны, когда каталонцы и англичане под командованием лорда Питерборо разбили испанцев.[5] Без сомнений, поэзия бы вышла более впечатляющей, хотя и менее трогательной, если бы имя Питерборо не рифмовалось так часто со словом «разбойник».

– Я знаю его, – улыбнулся Стивен. – Каково снабжение гарнизона?

– Иногда запасы привозят из Данцига, гораздо чаще издалека на датских судах. Мы недавно захватили одно из них – в тот самый день, когда были отправлены рапорты – но единственным грузом оказались вино и табак. Боюсь, они не нуждаются ни в амуниции, ни в пополнении своих припасов. Кладовки забиты сухарями и солониной, а свежей воды – хоть упейся (а вода не нуждается в пополнении – на острове есть пресный источник) откуда вода непонятно, если хоть упейся . При худшем раскладе можно продержаться более полугода.

– Вино и табак, возможно, не предметы первой необходимости, – заметил Стивен, – но они изумительно бодрят средиземноморский ум. А это, я полагаю, план самих укреплений?– Именно так. А вот рекогносцировка. Этими картами мы обязаны юному литовцу, о котором я говорил, очень деятельному юноше и одному из самых выдающихся лингвистов, что я встречал. Он владеет всеми балтийскими языками, хотя и признаёт, что его эстонский и финский далеки от совершенства, зато английский просто великолепен, как, насколько могу судить, и французский. Он просто очарователен и я уверен, что вы найдёте его полезным. То есть, если вы решите взяться за это дело после столь зловещего начала. Совершенно очевидно, что данная миссия вовсе не так проста, как я предполагал ранее.

– Очевидно, что это дело для меня, – ответил Стивен. – Сомнений быть не может. По правде говоря, я уже упомянул об этой возможности своему другу Обри и потому опоздал – пришлось заглянуть к нему по этой причине. Мне бы очень хотелось отплыть под его началом. Я бы предпочёл рассчитывать на его поддержку, чем какого-то незнакомца. Он весьма опытен, что, как вы изволили заметить, необходимо для подобной операции, просто Одиссей на море, каков бы ни был на суше. И он имеет желание и возможность отправиться вместе со мной.

– Разумеется, мы очень вам признательны, дорогой Мэтьюрин, – пожимая руку доктору, сказал сэр Джозеф. – Правда, очень признательны. Что до Обри – он подходит идеально, нужно лишь разрешить сложности, связанные с рангом. Морские офицеры, знаете ли, удивительным образом щепетильны, когда речь заходит о положенных им привилегиях, а единственное судно, которым мы располагаем – всего лишь шлюп, – но это, конечно же, лишь частности. Уверен, судно подойдёт.

– Скажите, – сказал Стивен после минутного молчания. – Понсич ставил какие-то условия, отправляясь на Гримсхольм?

– Да.

– Интересно, совпадут ли они с моими? Необходимы гарантии, что в случае успешного окончания моих переговоров каталонские солдаты не должны считаться военнопленными, их должны доставить в Испанию свободными людьми с оружием и имуществом и обращаться с соответствующим уважением. В любом случае, я должен иметь возможность предоставить такие условия, и мне бы очень не хотелось отречься от своих обещаний. На самом деле, я настаиваю, чтобы эти условия были твёрдо гарантированы.

– Прекрасно вас понимаю. Конечно, гарантий я дать не могу – такие гарантии дают наверху. Но так как Понсич высказал практически аналогичные пожелания, не сомневаюсь, что и в этот раз их предоставят.

– Хорошо. Просто прекрасно. Есть ли ещё какие-то документы, которые мне стоит увидеть?

– Схемы, планы с оценкой военных позиций: на самом деле, ничего интересного для нас с вами. Вероятно, стоит оставить их на завтра, когда юноша, о котором я упоминал, сможет дать свои пояснения: он располагает многими талантами, но разборчивый почерк в их число не входит. Сейчас же давайте выпьем кофе: мне не терпится услышать о Париже и о том, как вас приняли.Пока хозяин отлучился, Стивен окинул комнату взглядом. Произошли какие-то перемены, и через несколько секунд он понял, что эротического характера бронзовые статуэтки и картинки исчезли, а тут и там появились вазы с цветами. «Пробило три часа ночи, вероятно, надвигается гроза», – прокричал караульный на улице, когда вернулся Блейн.

Они выпили по чашке. Почти опустошили бутылку старого светлого бренди, разговаривая о Париже. Стивен передал наилучшие пожелания от друзей и подарки. Сэр Джозеф весьма учтиво поинтересовался успехами юридических тяжб капитана Обри и был рад слышать, что его помощь оказалась полезна. Затем, когда Стивен собрался было уходить, сказал:

– Скажите, Мэтьюрин, могу ли я обратиться к вам как к доктору?

Стивен кивнул, вновь сел в кресло, и ответил, что будет счастлив.

– В последнее время, – уставившись на кофейную чашку, произнёс сэр Джозеф, – я подумываю о женитьбе.

– Речь о браке? – отстранённым тоном произнёс Стивен, ведь, казалось, пациент не намерен продолжать рассказ, решив, что сказанное уже в полной мере описывает характер болезни.

– Да, – наконец очнулся Блэйн. – Брак. Любовная связь – это прекрасно, временами весьма приятно, но существуют определённые, позвольте так выразиться, тревожные опасения о возможности её возникновения в данном случае, ведь дама, о которой я веду речь, крайне целомудренна. Хотя, возможно, я слишком запустил болезнь. Вот уже несколько месяцев я мучительно испытываю определённого рода... Как лучше это назвать? Определённого рода нехватку силы, какое-то бессилие, хотя мне ещё стоило бы распевать «vixi puellis nuper idoneus».[6] Может ли в данном случае врач что-то сделать или такие проблемы неизбежны в моём возрасте? Я уже преодолел lustra